Авторы онлайн:
Виктор Лановенко
Юрий Тубольцев

Глава 1. "Красные кхмеры

Виктор Горловец

Форма: Роман
Жанр: Приключения
Объём: 34758 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова" полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/ либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/

Политический роман с фантастикой и исторической прозой. Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских "ястребов" во главе с Бжезинским, намеренных сорвать "разрядку" и вернуться к "холодной войне": они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.

Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая "дубль-два" в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.

Когда колонне беженцев дали приказ остановиться для недолгого отдыха, Цанг все же набрался решимости и подошел к недавно назначенному председателю их новоявленной коммуны.
- Товарищ Чол, я могу обратиться с просьбой?
- Какая еще просьба? – с раздражением спросил Чол.
Юноша собрался с духом и выпалил:
- Когда всех распределяли по коммунам, мои родители получили назначение в сельскохозяйственную коммуну к товарищу Ляну. Мы просили, чтобы они оказались вместе со мной, но никто не стал слушать, была спешка, наверное, все боялись бомбежки. Но сейчас-то все в порядке. Как можно сделать так, чтобы мы с ними могли оказаться в одной коммуне? Они уже не молоды, им может понадобиться моя помощь.
Товарищ Чол раскурил сигарету, внимательно посмотрел на Цанга и холодно ответил:
- Молодой человек, ты считаешь себя умнее представителей партийного руководства? Если вас распределили именно таким образом, значит, на то были свои соображения. Ты решил тут покомандовать и всех перетасовать? Твоим родителям при необходимости помогут другие члены их коммуны. Иди на свое место и постарайся, чтобы я тебя не запомнил.
Ошарашенный Цанг быстро отошел и присел на землю рядом с Яни. Меньше всего он ожидал такого ответа.
Между тем, беженцы наслаждались отдыхом. Кто-то лег прямо на землю, вытянув ноги, другие рылись в своих сумках и чемоданах, доставая оттуда еду и воду. Молодые матери подносили небольшие бутылочки к губам маленьких детей, и те с жадностью припадали к горлышку. Некоторые мужчины закурили.
Прошло меньше суток с того момента, когда 17 апреля 1975-го года по радио было передано сообщение об угрозе бомбежки столицы и проведении срочной эвакуации населения. Выступил даже сам Пол Пот, и его речь была довольно короткой. Новый глава Кампучии – так стала теперь именоваться Камбоджа – заявил о необходимости выполнить все предписания революционных властей по порядку проведения этой эвакуации. В первый момент жители Пномпеня удивились. Ведь гражданская война фактически закончилась, Лон Нол сбежал из страны, Пол Пот и Йенг Сари получили всю полноту власти. Кто же сейчас будет бомбить Пномпень?
Но вскоре эти размышления отошли на второй план, когда было объявлено, что выводимое население столицы распределяется по коммунам, во главе которых будут находиться назначенные председатели. Через пять часов все жители должны были выйти из своих домов, и на улицах будет происходить формирование этих коммун. За уклонение от эвакуации были обещаны суровые кары, особенно тем, кто попытается скрыться.
Люди недоумевали, но начали послушно собирать вещи. У всех было ощущение, что имеет место какое-то недоразумение, и после нескольких дней этой странной сумятицы все вернутся в свои дома, а жизнь потечет своим чередом.
В назначенный час все улицы Пномпеня были заполнены народом. Там же оказалось множество солдат Народной Армии, многим из которых не было и восемнадцати лет. Повсюду сновали «уполномоченные», которые и распределяли людей по этим самым коммунам, заодно рассказывая и о назначении этих новых образований. Жители столицы поняли, что на время эвакуации их собрались задействовать на каких-то работах. Почти все успокаивали себя мыслью, что эти странные события продлятся все же недолго. Никто еще не знал, что в это же время то же самое происходило сейчас и в других городах небольшой страны.
Цангу и его родителям не повезло: их распределили по разным коммунам. Цанга – в «мастеровую», отца и мать – в «сельскохозяйственную». Но в тот момент юноша надеялся, что причиной такой неразберихи была спешка, а позже проблему удастся как-то урегулировать. Но сейчас, после разговора с товарищем Чолом, он начал понимать, что мнимая «неразбериха» была намеренной, потому что коснулась многих семей, разграничив их по линии «родители-дети».
Путь к месту эвакуации предстояло преодолевать пешком по грунтовой дороге, проходящей через джунгли. Поначалу все старались идти бодро, хотя и несли в руках скарб. Постепенно начала наваливаться усталость, да еще насекомые жалили людей немилосердно, тяжелее же всего переносилась жара. Воды же у людей было не очень много, а о централизованном обеспечении ею никто из начальства не позаботился.
Яни, девушка-соседка, которая Цангу в последнее время очень симпатизировала, как и он ей, негромко сказала ему:
- Цанг, мне все это не нравится.
- Ты обратил внимание, что солдаты охраняют нас, словно каких-то заключенных?
- Я вижу, - сдержанно ответил парень. – Они просто глаз с нас не сводят, словно боятся, чтобы никто не убежал.
И он рассказал Яни о своем разговоре с товарищем Чолом, а под конец добавил:
- Сейчас о чем-то гадать не имеет смысла. Придем на место, тогда и узнаем, чего от нас хотят.
Цанг подметил еще одну странность ситуации. Если бы столицу бомбили, над ними во время пути пролетали бы самолеты, а сзади слышались бы взрывы. Но и сверху, и сзади все было тихо.
Идти пришлось еще два дня. Ночевали беженцы прямо на земле, постелив на нее запасную одежду и завернувшись кто во что мог.
Но наконец-то наступил момент, когда впереди показался просвет, и колонна беженцев вышла на небольшую красивую равнину. Первым, что бросилось в глаза, было несколько длинных одноэтажных бараков. Очевидно, во время последней гражданской войны здесь размещалась какая-то военная часть.
- Похоже, это наши временные убежища, - шепнул Цанг на ухо Яни.
Товарищ Чол вышел на видное место перед колонной и крикнул в мегафон:
- Всем внимание! Сейчас все расходятся по жилым помещениям: мужчины – в мужские, женщины – в женские. Обозначения везде есть. Пока можете заниматься обустройством. Завтра в шесть утра подъем, утреннее построение, политзанятие и общее собрание коммуны по главным организационным вопросам. Разрешаю разойтись.
Некоторое время все стояли на месте, бурно обсуждая ситуацию. В принципе, все было логично. Заниматься расселением по семьям, видимо, начальству сегодня некогда. Тем более, что уже наступил вечер, и быстро темнело. Вероятно, завтра все проблемы и получится решить, тем более, что товарищ Чол пообещал организационное собрание.
Люди бросились занимать помещения, и Цанг вошел в одно из зданий вместе с другими мужчинами. Длинная комната мало чем отличалась от казармы. Двухъярусные кровати, тумбочки, общий туалет. Умывальной комнаты не обнаружилось, впрочем, она могла быть одна на несколько зданий.
- Что-то не понятно, как они потом нас смогут расселить по семьям, - с сомнением в голосе сказал сосед Цанга, успевший занять нижнюю койку. Самому Цангу досталась верхняя.
Юноша пожал плечами.
Понемногу разобрав свой багаж и перекусив тем, что было с собой, некоторые новые переселенцы стали потягиваться на улицу. Но неожиданно выяснилось, что экскурсия по территории поселения невозможна: солдаты отгоняли коммунаров обратно к их баракам. Кто-то из солдат даже пригрозил стрельбой. Испуганные жители столицы собрались у входа в свой барак и обсуждали неожиданный поворот в привычном течении своей жизни. Слушать их Цангу было не особо интересно. Он лишь подумал об еще одной странности. Тогда в Пномпене совсем уж пожилых людей собрали отдельно: было ясно, что путь пешком им не осилить. Может, их повезли в автобусах и грузовиках? Но где тогда они все?
Парень вернулся на свою койку и сам не заметил, как отключился.
В шесть утра всех разбудил рев репродуктора. Вскоре по бараку прошел солдат, выкрикивая, что беженцы должны выходить на площадку в центре поселения на утреннее построение.
Цанг пришел туда одним из первых. За ним вяло тянулся народ, на ходу что-то недовольно бурча. Сзади солдаты подгоняли отстающих.
На площадке уже стоял товарищ Чол. Он терпеливо дожидался, пока весь состав коммуны окажется на месте построения.
За его спиной несколько солдат совершали какие-то непонятные манипуляции. Они положили плашмя на землю плотный железный лист, а рядом с ним – еще такой же. Еще они подтащили два больших мешка, а что в них лежало – распознать было невозможно.
- Прошу тишины, - обратился к собравшимся председатель коммуны, и те, кто до этого вполголоса переговаривался, мгновенно замолчали.
- Товарищи коммунары, - продолжил Чол. – Я решил начать наше сегодняшнее общение с небольшого политзанятия, после которого мы перейдем ко всем остальным вопросам нашей новой жизни. Задаю всем вопрос. Вы знаете, что Лон Нол бежал из страны. Кто теперь является главными врагами кампучийского народа и нашей коммуны в частности?
В первый момент возникла пауза. Потом кто-то из задних рядов неуверенно произнес:
- Наверно, американцы?
- Нет, - сказал товарищ Чол. – С американцами на нашей земле мы покончили, изгнав их ставленника и его клику. Сейчас наши главные враги – Вьетнам и стоящий за ним Советский Союз. Эти предатели социализма готовят агрессию против Кампучии с целью ее порабощения, и мы должны быть готовы эту агрессию отразить. Поэтому и возникла необходимость полного переустройства нашего общества.
Чол помолчал несколько мгновений и продолжил:
- Города, в которых вы жили раньше, превратились в рассадники буржуазной псевдоморали и столь же буржуазного образа жизни, несовместимого с нашими революционными идеями. Они должны быть разрушены, а все граждане ныне свободной Кампучии должны пройти трудовое перевоспитание для своего переосмысления действительности и отказа от чуждых классовых установок. Поэтому структурной единицей каждого общества становятся коммуны, в одну из которых вы сегодня объединены.
Товарищ Чол замолчал, вглядываясь в лица коммунаров. По толпе прошел гул.
- А домой мы когда вернемся? – крикнул один из мужчин.
- Вы, товарищ, плохо меня слушали, - с раздражением ответил Чол. – Вы все остаетесь здесь, чтобы с нуля строить новое общество и новую жизнь.
- Я не понимаю, что это за дурацкий розыгрыш! – не унимался мужчина.
- Не понимаете? Тогда я вам объясню, да и всем тоже – на вашем примере.
По знаку председателя солдаты выдернули спорщика из толпы и швырнули на железный лист, пинками не давая ему встать. Четверо солдат прижали его к этому листу, двое быстро накрыли сверху другим листом, а еще двое быстро достали из мешков их содержимое.
Это оказались две кувалды.
Все дальнейшее произошло за считанные секунды. Размахнувшись, солдаты обрушили кувалды на верхний лист, закрывавший тело лежавшего. Из-под железного листа брызнула кровь.
Крик ужаса множества людей ударил Цангу по ушам. Некоторые женщины упали в обморок, другие бились в истерике, а некоторые – те, что были с детьми – пытались закрыть детям глаза ладонями или развернуть их спиной к месту, где произошла казнь. Мужчины в большинстве своем угрюмо молчали.
- Тишина! – крикнул товарищ Чол. – То, что вы сейчас видели – урок для всех сомневающихся и паникеров. Надеюсь, таковых среди вас больше не найдется. Поэтому прошу слушать меня дальше.
Прошло немало времени, прежде чем восстановилось молчание. Но стоять уже были способны не все, некоторые присели на корточки. Лица людей отражали целую гамму чувств: ужас, растерянность, непонимание смысла происходящего. Впрочем, нет. Понимание постепенно приходило. Каждому становилось ясно, что произошедшее только что здесь четко разделило его жизнь на «до» и «после».
Чол развивал свою мысль дальше:
- Отныне все ваши действия подчинены распорядку трудовой коммуны. Он включает труд, политзанятия, сон и личное время. Последние два – в пределах минимальной необходимости, новый уклад жизни не терпит расслабленности. Теперь о семьях. Мужья и жены будут жить по отдельности в мужских и женских помещениях, но раз в неделю каждой паре на ограниченное время будет выделяться отдельная комната. Еще раз повторяю – ненадолго, потому что это нужно не для удовлетворения ваших скотских прихотей, а для воспроизводства населения. Если беременность наступать не будет, я как председатель коммуны буду расторгать этот брак. Всем понятно?
Люди молчали.
- Теперь о детях. В ближайшее время мы решим, с какого возраста они будут переводиться в отдельное помещение в коллектив своих сверстников, где их дальнейшая жизнь будет проходить под контролем воспитателя. Возможно, мы будем переводить кого-то из них в другие коммуны. Теперь самое важное – о дисциплине. Новый уклад жизни требует, чтобы она была строжайшей. Поэтому небольшая провинность будет караться лишением дневного рациона питания, а более серьезные или повторные нарушения повлекут за собой более строгие меры. Самыми преступными действиями являются контрреволюционные разговоры или дезертирство. Я имею в виду попытку побега из коммуны. О наказании вы, надеюсь, уже догадались сами. А сейчас вас будут разбивать на трудовые отряды и объяснять каждому отряду его задачу. Собрание закончено.
Товарищ Чол ушел в свое помещение, а коммунары продолжали стоять. Шок от увиденного и услышанного, казалось, обездвижил их и лишил дара речи.
Кто-то сзади дернул Цанга за рукав. Он обернулся.
Яни было не узнать. На ногах она держалась, но в лице – ни кровинки.
- Цанг, что это? – прошептала она.
- Спокойно, Яни, спокойно, - тихо сказал юноша. – Давай отойдем.
Он отошел чуть в сторону от толпы, а девушка последовала за ним.
- Яни, соберись, - сказал Цанг. – Мы убежим. Но не сразу, сейчас не получится, они начеку и тут же нас убьют. Надо подождать, присмотреться, на это нужно время. Поняла?
- Поняла, - Яни сглотнула слюну.
«Что будет с родителями? – с ужасом думал Цанг. – А я-то – далеко от них. Ну ладно, об этом пока лучше не думать, мне теперь самому нужно собраться, а не только одной Яни!»
В тот же день солдаты огородили территорию коммуны колючей проволокой. Для переселенцев началась новая жизнь.
Хотя коммуна называлась «мастеровой», никакого оборудования, инструментов и материалов сюда пока не завезли, а несколько грузовиков неподвижно стояло у помещения Чола. Цанг как-то услышал, что председатель коммуны громко кричал в трубку телефона, который ему вынесли на улицу. Прислушавшись, парень разобрал отдельные фразы: «Опять не подготовили? Разгильдяйство! Расстрелять вас надо!»
Но сидеть без дела мужчинам не дали. Их заставили ползать по траве и ее выдергивать – непонятно зачем. А еще занимались строевой подготовкой. Маршировать молча было нельзя, надо было хором выкрикивать лозунги в поддержку Пол Пота и Йенг Сари. Позже под бдительным конвоем солдат их начали выводить на вырубку джунглей.
Для женщин работа нашлась быстрее. На одном из грузовиков привезли множество рулонов темно-синей ткани. Из нее женщины должны были шить для коммунаров новую форму. Как объяснил Чол, вскоре все будут ходить в одинаковой униформе. Часть женщин была отправлена на кухонные работы.
Еда была скудной и состояла из вареных овощей, превращенных в похлебку, куда добавлялось еще какое-то подозрительное растительное масло с неприятным запахом. Хлеб пока давали, но количество его было строго ограничено и постепенно урезалось.
Товарищ Чол и солдаты питались отдельно. У них с этим все обстояло намного лучше – об этом успели прошептать остальным те женщины-коммунарки, которые для них готовили. Там даже иногда на столах появлялась рисовая водка. В казарме солдат были матрасы и постельное белье, чего остальные были лишены.
Цанг присмотрелся к солдатам. Все они были молодыми парнями, в основном – от четырнадцати до восемнадцати лет. Было совершенно ясно, что их родители были намеренно направлены в другие коммуны, где их охраняли такие же молодые солдаты, как эти. С этими парнями товарищ Чол проводил отдельные беседы, одну из которых Цангу урывками удалось подслушать. Начинались они с выкрика Чола "Слава Кампучии!", на что солдаты хором отвечали: "Героям слава!", потом эта перекличка повторялась еще несколько раз. А уже после этого ритуала начиналась политработа.
- Старшее и среднее поколения – это балласт для нового общества, - вещал председатель. – Они насквозь пропитаны буржуазным индивидуализмом, склонны к ревизионистским настроениям, нам с ними не по пути…
Эти рассуждения вскоре начали воплощаться в жизнь.
Среди вынужденных переселенцев была интеллигентная пожилая пара: жена-врач и муж-бухгалтер. Разумеется, они оказались в разных бараках и общаться могли урывками, во время перерывов в работе. Бухгалтер занимался тем же, что и остальные мужчины, а жена его заикнулась было товарищу Чолу о своей профессии и предложила использовать ее по специальности, но получила резкую отповедь. Тогда еще мало кто знал, что Пол Пот объявил интеллигенцию «враждебной средой», а необходимость во врачах по мере эволюции нового общества через естественный отбор неизбежно должна отпасть. Председатель коммуны распорядился отправить женщину на пошив униформы. Среди девушек-швей она выделялась своим возрастом,в силу которого была вынуждена для работы надевать очки.
Ношение очков не приветствовалось «красными кхмерами». В их представлении оно сразу относило человека к «враждебной среде». Об этом женщине-врачу сказали сразу же.
Но работать без очков у нее не получалось. Почти сразу она исколола себе пальцы до крови, но так и не смогла сшить вместе даже пару кусков ткани. Швейных машинок, естественно, не было, работать надо было на сто процентов вручную. Поначалу девушки ей помогали, сообща кое-как выполняя и ее норму, но долго это продлиться не могло: все-таки у каждой из них эта норма выработки была и собственная (в первую очередь), невыполнение же ничего хорошего не обещало. Поэтому женщина-врач стала украдкой надевать очки.
Но рано или неизбежно должен был наступить момент, когда ее за этим поймают. Когда это случилось, солдаты вытащили женщину на улицу и, входя в раж все больше, насмерть забили ее лопатами.
Когда муж-бухгалтер вместе с другими мужчинами вернулся с работы по выкорчевки деревьев в джунглях, он услышал страшную новость, а потом увидел окровавленный труп своей жены: его еще не успели убрать. Бухгалтер вцепился в топор и побежал искать Чола, чтобы его убить.
Выстрелом в руку его лишили такой возможности, топор упал на землю. Провинившегося связали. Судьбу его Чол решил в своей обычной манере – не повторяться.
Охрана наскоро сколотила нехитрое орудие истязания, известное со времен средневековья, которое называлось «испанским сапогом».
На просмотр экзекуции согнали все население коммуны. От криков пытаемого кровь в жилах людей просто застывала, но их заставляли не только слушать, но и смотреть. Отворачиваться было нельзя и влекло за собой неприятности.
Своей цели товарищ Чол уже достиг: страх стал для коммунаров чувством номер один, и о побеге или мятеже никто не смел и помышлять.
Когда бухгалтер от болевого шока потерял сознание, его добивать не стали, а бросили умирать в специально вырытую глубокую яму. В какой-то момент его стоны прекратились, и все вздохнули с облегчением.
Обещанные Чолом политзанятия проводились регулярно. Особым разнообразием они не отличались. Коммунарам вменялось в обязанность хором выкрикивать проклятия в адрес «советских и вьетнамских предателей социализма» и здравицы в честь товарищей Пол Пота и Йенг Сари, иногда – Мао Цзедуна. На земле расстелили государственные флаги Вьетнама и СССР, и на них надо было сообща плевать и топтать их ногами. Поначалу Чол даже подумывал о том, чтобы заставить всех справлять на них нужду, но все же отказался от этой затеи: так флаги быстро пришли бы в негодность, а других в коммуне не было.
Вскоре на утреннем построении председатель коммуны громко задал вопрос:
- Есть среди вас вьетнамцы, лаосцы, бирманцы, малайцы, мусульмане и буддийские монахи?
Никто не отозвался. Чол усмехнулся и подал знак солдатам, которые выдернули из толпы одного из мужчин. Председатель обратился к нему:
- Что же ты молчишь? Ты же вьетнамец! Придется мне на твоем примере показать всем товарищам коммунарам, что меня нельзя обманывать и от меня ничего невозможно скрыть.
Вьетнамца подтащили к вырытой ночью яме и сдернули закрывавший ее брезент. Чол жестом приказал коммунарам подойти к краю этой ямы.
Некоторые нехотя заглянули туда и тут же попятились назад: там торчали вкопанные в землю колья с заостренными концами.
Солдаты подхватили сопротивляющегося вьетнамца и швырнули его вниз – прямо на острия этих кольев.
На этот раз уже никто не отворачивался. К убийствам стали уже привыкать, и каждый думал лишь об одном - чтобы следующей жертвой стал не он и не кто-то из его близких.
Товарищ Чол напоследок поведал, что мусульмане и буддийские монахи при новой власти будут истреблены полностью. А Цанг после этого сказал Яни:
- Ты видишь? Это никакие не коммунисты. Это националисты с коммунистической фразеологией. А националисты во всем мире одинаковы: сначала избавляются от «чужих», а потом не могут остановиться и начинают истреблять уже всех подряд. Вот и товарищ Чол говорит, что кхмерская нация – высшая в мире, только в нашей коммуне принадлежность к этой нации вряд ли кого-нибудь спасет.
Теперь казни в коммуне под тем или иным предлогом происходили почти каждый день. Понимая, что с запасами продуктов будет все хуже и хуже, Чол сознательно уменьшал количество едоков. Начали появляться и заболевшие – климат джунглей давал о себе знать. Рассчитывать на медицинскую помощь было бесполезно: врачей уже истребили, а лекарства, найденные у людей при обысках, сожгли. Совсем уже сильно больных солдаты добивали, а иногда ленились это делать и закапывали еще живыми.
Сексуальное насилие стало обычным явлением. Время от времени солдаты выдергивали кого-то из девушек и женщин и утаскивали в свои помещения. Яни понимала, что когда-нибудь очередь дойдет и до нее. Пока что ее не трогали. А вот другой молодой женщине, муж которой был убит раньше, и которая даже при порядках в коммуне умудрялась почти не расставаться со своим грудным ребенком, повезло меньше. Когда солдаты вырвали у нее ребенка и потащили ее в сторону своей казармы, она начала оказывать бешеное сопротивление, надрывно выкрикивая проклятия.
Внезапно появился Чол, который показал на нее и громко крикнул:
- Она – бирманка!
Молодая женщина бирманкой не была, но это уже никого не интересовало. Ее изрубили топорами. Убивали солдаты с удовольствием. Чол выдавал им какие-то смеси, которые они смешивали с табаком, выкуривали, после чего становились почти невменяемыми. Их глаза давно уже утратили более-менее человеческое выражение. По заказу председателя в коммуну привезли перфоратор и отбойный молоток, которые стали использовать как орудия казни.
Наконец случилось то, о чем Яни со страхом думала все последние недели – ближе к ночи ей было велено идти в комнату самого товарища Чола. Якобы «убирать помещение». И идти пришлось.
Сразу на входе она чуть не задохнулась от густого запаха перегара. Стол в комнате был уставлен такими деликатесами, которые не всегда можно было увидеть и до гражданской войны. Над всем этим возвышалась огромная бутыль с рисовой водкой, которой Чол уже успел отдать должное. Сам он сидел на кровати и что-то бормотал, тараща мутные глаза на стену.
- Вы меня звали, товарищ Чол? – робко спросила девушка.
- Какой я тебе «товарищ»?! - вдруг яростно взревел председатель коммуны. – Я Тилли Нкоан, ты поняла, туземная сучка?!
Во взгляде его плескалось безумие. Схватив Яни в охапку, он швырнул ее на кровать, а сам бухнулся рядом.
Девушка с омерзением отодвинулась, но сопротивляться или убежать не пыталась, понимая, к чему это приведет.
Но случилось невероятное: Чол заснул. Яни лежала рядом неподвижно, боясь даже шевельнуться и этим его разбудить. Но тот не просыпался, лошадиная доза рисовой водки вместе с какими-то принятыми дополнительно веществами сделала свое дело.
Вдруг Чол во сне что-то забормотал. Девушка прислушалась и оторопела от неожиданности – это была английская речь! Вплоть до самой «эвакуации» она работала горничной в одном из пномпеньских отелей и поэтому знала английский довольно прилично.
Она прислушалась. Председатель коммуны с трудом связывал слова, поэтому разобрать его бормотание было очень сложно. Все же несколько фраз он произнес достаточно внятно: «камбоджийский компромисс» и «китайские жулики».
Взгляд Яни упал на стол с едой, и она сглотнула слюну, испытав огромное желание вскочить, броситься туда, и начать набивать рот всеми этими вкусностями. Но – нельзя. От ее движения Чол мог проснуться. Хорошо, если только изнасилует, но ведь может и убить.
Всю ночь девушка так и пролежала, не сомкнув глаз. К счастью, председатель коммуны проснулся только под утро. Он скользнул по Яни безразличным взглядом и коротко бросил ей:
- Проваливай. Если понадобишься, то еще позову.
Уговаривать Яни было не надо. Она вскочила и мгновенно выскользнула из комнаты.
Когда появилась возможность переброситься несколькими словами с Цангом, она рассказала ему о случившемся.
- «Камбоджийский компромисс»… Что бы это значило? – вслух размышлял Цанг. – Товарищ Чол, конечно, камбоджиец, но что мешает ему быть при этом гражданином США?
Он всерьез задумался. Ведь Штаты – это сплав иммигрантов всех наций. За всеми этими выкриками в пьяном, а отчасти, наркотическом, бреду, может стоять большая политика. Все похоже на то, что США и Китай, по сути, объединились против Советского Союза, и будут дальше действовать, чтобы объединить против него побольше стран. СССР стремятся окружить. И какой-то периферийный «камбоджийский компромисс» - всего лишь часть этой большой игры, за которую камбоджийцы сейчас платят своими жизнями.
- Цанг, но ведь есть еще Западная Европа, - вдруг сказала Яни. – Европейцы люди гуманнные, цивилизованные и культурные. Почему они не могут повлиять, чтобы как-то прекратились эти бесчинства? Или они не знают?
В отличие от Яни, Цанг до взятия Пномпеня «красными кхмерами» не только прочитал немало книг, но и следил за мировыми новостями, регулярно посвящая время газетам и радиопередачам. Он даже начал было учиться в университете.
- Понимаешь, Яни, Западная Европа уже несколько веков всегда против России, и неважно, как Россия будет называться: «СССР» или как-то по-другому. Социализм там или капитализм – без разницы. Если где-то какие-то дикари-националисты, вроде этих, будут против России, то твои гуманные, культурные и цивилизованные европейцы, в первую очередь - британцы... Они всегда найдут для себя тысячу причин, чтобы быть на стороне дикарей. Может не явно, а скрыто, но всегда.
На этом их разговор оборвался. А на следующий день для парня произошло самое страшное. Улучив момент, Яни подошла к нему и шепнула:
- У нас в бараке новенькая. Ее зовут Май, и ее перевели сюда из сельскохозяйственной коммуны товарища Ляна. Я ее расспросила.
Такое было не редкостью. Между председателями коммун начала потихоньку процветать работорговля. Допустим, в какой-то из них по причине «естественной убыли» (убийств) начинало не хватать работников-мужчин, а в другой, наоборот, требовалось побольше девушек и женщин для удовлетворения потребностей председателя и солдат, тут и начинал осуществляться эквивалентный обмен.
Сердце Цанга в этот момент готово было выскочить из груди.
- Мои родители?!
- Крепись, Цанг. Их убили.
Юноша сжал кулаки. И тут же он поймал себя на мысли, что вряд ли эта весть была для него столь неожиданной. Ведь то, что произошло, находилось вполне в соответствии с логикой происходящих событий.
- Яни, для нас пришло время бежать. Сегодня ночью. Ждать дальше уже нельзя, каждый день может стать для любого из нас последним. Если нас не убьют, мы рано или поздно умрем от болезни или тогда, когда здесь начнется настоящий голод.
- А колючая проволока? А солдаты?
- Я нашел место, где под проволокой можно пролезть. Солдаты охраняют периметр чисто для вида, они уверены, что никто не решится бежать, поэтому ночью если иногда кто-то из них пройдется вдоль проволоки, то зевнет и пойдет отдыхать и курить свои смеси.
- Цанг, а что дальше? Куда мы пойдем по джунглям? У тебя ведь и компаса нет. И потом ведь днем они увидят, что двоих не хватает, и начнут погоню.
- Когда они хватятся, мы будем уже далеко. В джунглях хватает просек. Ночью я могу по звездам ориентироваться, а днем по солнцу, дождей сейчас нет. Мы пойдем на восток к вьетнамской границе. С нашей стороны ее наверняка охраняют плохо, мы там тихо проползем и сдадимся вьетнамским пограничникам. Потом в той стране нам будет, что рассказать.
Яни долго не могла решиться. Лишь тогда, когда Цанг, устав ее уговаривать, разозлился и назвал «дурой безмозглой», она все же согласилась на побег.
- Нам терять нечего, - объяснил ей парень. – Нас тут все равно убьют. Так лучше умереть в джунглях, но свободными людьми.
Как только южная ночь вступила в свои права, и к большинству коммунаров пришел тяжелый тревожный сон, иногда прерываемый стонами больных и выкриками сошедших с ума, Яни тихонько соскочила со своей койки, быстро оделась и выскочила из женского барака.
Цанг с сумкой в руке ждал ее, спрятавшись за углом. Он выбрал место, где его не смогли бы заметить солдаты, если бы случайно прошли мимо.
- Я взял для нас немного лишней одежды, чтобы на ней спать в лесу, - шепотом сказал он. – А что тебе удалось с едой? Воды у меня на первое время хватит.
- Вечером мне удалось пробраться на кухню, так что прихватила все, что только можно, - так же шепотом ответила девушка, показав на свою сумку.
- Тогда вперед!
Стараясь передвигаться бесшумно, они перебегали с места на место, приседая и непрерывно оглядываясь по сторонам, каждую секунду ожидая окрика конвоиров, а то и автоматной очереди.
Но было тихо. Миновав все опасные места, где они могли оказаться на виду, парень и девушка подбежали к проволочному ограждению.
- Я первый, ты за мной, - скомандовал Цанг. – Смотри, как я делаю, и делай то же самое. Только будь осторожна.
Юноша пролез под проволокой и дал Яни знак рукой. Через половину минуты, отряхиваясь, вылезла на свободу и она.
- Теперь переходим на бег, - сказал Цанг.
Они побежали под тень деревьев и, оказавшись там, перевели дух.
- А если они найдут где-нибудь собак и пустят за нами? – с тревогой спросила девушка.
Цанг рассмеялся:
- В нашей стране при доблестном правлении Пол Пота и Йенг Сари все собаки и кошки давно уже съедены. Яни, похоже, нам удалось уйти не замеченными. Мы на свободе! А ведь еще пятнадцать минут назад…
От волнения он даже не смог договорить. Какое-то время беглецы шли по просеке в полном молчании. Иногда Цанг бросал взгляд на небо, которое, к счастью, было ясным, и что-то мысленно высчитывал. Звезды служили ему хорошим ориентиром, а еще, что не менее важно, тусклый свет звездного неба позволял ему угадывать впереди себя очертания просеки и ни разу даже не споткнуться. Яни шла за ним почти нога в ногу, стараясь не отставать.
Несмотря на частые в это время года дожди, именно эти дни оказались исключением, что оказалось для них настоящим спасением. Хотя, в том, что рано или поздно их хватятся и начнут преследовать, Цанг не сомневался.
- Я хочу отдохнуть! И когда мы хоть немного поспим? – через несколько часов простонала Яни. Силы ее уже были на исходе.
Цанг сжалился над ней:
- Хорошо, минут десять посидим. Только не ложись! Спать нам еще рано. Сейчас нам надо уйти от поселения как можно дальше.
Они немного посидели, а Яни еще и потребовала воды. Цанг разрешил ей сделать только один глоток, а сам лишь чуть-чуть пригубил.
Беглецы шли всю ночь, иногда делая короткие привалы. К утру девушка совсем обессилела и едва держалась на ногах.
- Все, Яни, кончились твои мучения, - сказал Цанг. – Устраиваем себе большой отдых. Мы успели уйти далеко.
Цанг достал из сумки и бросил на землю груду тряпок, на которые тут же рухнула Яни. Он лишь успел ей сказать:
- Засыпай, все худшее позади. Теперь все будет хорошо.
Девушка не услышала его – она уже спала. Вслед за ней упал на подстилку и Цанг, мгновенно провалившись в сон.
Разбудил его насмешливый голос:
- Молодой человек, земля-то сырая. Простудиться можно.
Парень открыл глаза и оторопел. Над ними стоял улыбающийся Чол. А чуть поодаль за сценой наблюдали его солдаты, направившие автоматы на беглецов.
Проснувшаяся Яни вдруг резво вскочила на ноги и бросилась в сторону зарослей. Но отбежать она успела всего на несколько шагов. Один из солдат вскинул автомат и прошил ее очередью. Девушка рухнула на землю и больше не шевельнулась.
По знаку Чола солдаты бросились на Цанга, прижали его к земле и скрутили. Юноша бешено сопротивлялся, но силы были неравны. За несколько минут его просто обкрутили веревками, превратив в обездвиженный кокон.
Товарищ Чол махнул рукой вперед, и солдаты потащили Цанга к зарослям.
У подножья одного из деревьев располагался огромный муравейник. К нему и подтащили парня, прислонив к дереву и поставив ногами прямо в скопище тревожно забегавших муравьев.
Солдаты деловито привязали Цанга к дереву, не обращая внимания на его истошные крики. Потом Чол озабоченно взглянул на наручные часы, бросил солдатам несколько слов, и все они быстро побежали к стоящему неподалеку легкому грузовику.
Через несколько дней случайно оказавшиеся в этом месте крестьяне наткнулись на привязанный к дереву скелет, обглоданный муравьями, к которым присоединились и другие обитатели джунглей. Они особо не удивились: теперь подобное можно было встретить в Кампучии на каждом шагу.
Вскоре в коммуне Чол, собрав солдат, обратился к ним с проникновенной речью:
- Жесткость, с которой мы действуем сегодня, оправдана исторической логикой. Население страны должно наконец-то понять, что наша власть пришла насовсем. И ваша задача – это до него доносить. Большинству из вас от четырнадцати до восемнадцати лет, вы не просто новое поколение, вы – поколение протеста. Да! Именно протест против застарелой и заскорузлой буржуазной псевдоморали должен стать лозунгом, написанным на нашем знамени. Те, кто в силу своего возраста и устарелого воспитания являются носителями предрассудков прошлого, должны будут либо перековаться под новые реалии, либо исчезнуть с лица земли. Таков закон обновления общества.
Чол сделал небольшую паузу и продолжил:
- Как поколение протеста, вы обязаны быть готовы к тяготам и лишениям и стойко их переносить. Вы солдаты, и мне надоело ваше нытье о том, что вас стали плохо кормить и вы уже давно не получали мяса. А ведь я знаю, что вы убили Кшора, своего товарища, потому что сочли его слишком толстым. И я знаю, что вы сделали с его телом. Впредь я за такое буду расстреливать. Вся страна сейчас голодает, она в трудном положении, поэтому вы обязаны каждую минуту помнить слова нашего вождя товарища Пол Пота, что наступит светлое время, когда в будущем обществе, которое мы сейчас строим, каждый будет получать столько еды, сколько он захочет. Поразмышляйте об этом на досуге и помните, что для любого из вас путь из солдата в рядовые коммунары очень быстрый, а вот обратного пути уже не будет.

© Виктор Горловец, 2024
Дата публикации: 23.08.2024 11:37:56
Просмотров: 653

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.