Мой дед был вишней

Илона Муравскене

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 10015 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Г. А посвящается...

И я догадывалась об этом, когда приезжала сюда, чтобы замкнуться в себе или спрятаться от себя самой; странно , но пила на брудершафт со своей тенью и не пьянела, а так и сидела впотьмах потом, прижимаясь спиной к стволу дерева, обхватив колени руками, не боясь испачкать брюки.
Намного ли хватало меня, когда , срываясь с насиженного места, я неслась куда- то, наскоро побросав в дорожную сумку свитера и джинсы, второпях не запирала дверь и ... возвращалась, ошарашенная вокзальной жизнью, тем особым запахом поездов и людей, почти раздавленная очередью у касс и оскорбленная кем- то у ларьков с пивом.
Я ныряла в прохладную постель- обнимала подушку – засыпала сразу, потому что была уверена: мне приснишься Ты...
Пишущий фривольности с ночного дежурства, пьющий кофе по вечерам на моей кухне. Мой правильный и неправильный герой, выписанный, идентичный кому- то образ, топорная работа, но именно та, моя родная и чужая половина, когда стотысячное « почему» перекликается еще с чем- то, ведь....
Когда- то, еще в моем детстве, мой дед посадил вишню.
Он привез ее откуда- то издалека- особенный ранний сорт- и мы вместе копали яму, чтобы посадить эту тоненькую веточку с едва прорезавшимися первыми, еще клейкими листочками.
И уже следующей весной она расцвела- точно залила весь сад белым, ослепительным блеском.
А дед все гладил ее по шелковистому стволу и шептал:
- Красавица! Паненка!
Клал свою большую мозолистую ладонь мне на голову, говорил тихо:
- Вместе вырастете! ... Вот и будет тебе кому свои беды рассказать, когда меня не станет....
И я слушала ветер, звенящий в ее листве, ловила каждое слово, осыпанное вместе с белыми цветами, стояла почти, как в снегу- в юности.
И смешивала боль с чувством предательства, может быть, даже не своего, а книжного, потому что кто- то уже написал и издал те извечные вопросы деяний и расплаты, как в другой жизни, в которой все было по другому.

***
Моя подруга старше меня на четыре года. И я смотрю, как она кружит у зеркала, примеряя подвенечное платье, пританцовывая и смеясь. Легкая и непринужденная.
- Оль,- говорю вдруг,- не выходи за него.
- С чего это? – она с удивлением оборачивается. – Ёлька, он же польский шляхтич, представляешь? .... Я и он...., добрый, особенный, манерный.
- Оль!
- Не мути воду! Свадьба через неделю.
Она усаживается ко мне на диван, аккуратненько расправляя белоснежные цветы на свадебном атласе.
Наверное, она так и останется во мне такой, в этих белых кружевах, танцующая перед зеркалом, смешная с колечками модной прически.
Потому что потом она кинется мне навстречу, лихо опрокидывающая стакан водки- не морщась и совсем не по- женски, закусив только хлебом.
- Проклятые пшеки!- проговорит в самое ухо. – Лощеная Европа. Да никакие вы не европейцы, так, отребье грязное... Где она ваша хваленая польская католическая набожность? Грош ей цена...
И тяжело блюет в туалете, выходит, держась рукой за стенку, хрипит совсем глухо, не глядя на меня:
- Гнилая страна! И европейцы вы поддельные. Соскобли с вас лоск, колхоз начнется.....

- Она просто разочаровалась,- скажу вишне поздно ночью. – Разочаровалась. Ведь правду сказать всегда труднее, чем соврать что- то мудрое.

И ловя перестук колес, высовываюсь в окно по пояс- Небо и ветер, звучащий в ушах с самого детства: родной, далекий, мой....

***
- Ёлькин отец прие-ехал! – Мишка пронесся по всему переулку на велосипеде, лихо тормознув у самой калитки. - Ёлькин отец!
И, опередив деда, вышедшего на крыльцо, я бегу через огороды к обрыву, скатываюсь по крутому склону, больно царапая коленки и локти, ныряю в заросли шиповника у самой воды, обрывая оборки на платье, и слышу, как бешено, точно загнанное, колотится в груди сердце.
- Не найдет, – говорю тихо.- Ни за что не найдет!
И слышу, как зовут меня с берега, но еще ниже наклоняю голову к коленям, чувствуя где- то в горле ком слез от обиды и боли.
- А я не заплачу! Не заплачу!
И не плакала больше . Разучилась в один миг , именно в тот час, там внизу обрыва, измазанная песком и глиной, один на один с собой.

- Не хочу с ним ехать! Не хочу от тебя уезжать,- объясняла деду. – Не хочу к нему.
- Старый я, Ёля, помирать скоро, - дед любовно провел рукой по посаженной вишне. – Ты все- таки приезжай сюда, когда вырастешь. .... К вишенке нашей приезжай!

И я приезжала.
Уже с самых ворот видела ее растрепанную зеленую голову на ветру.
- Здравствуй, вишня! – кричала от ворот. – Ждала?

А еще я хотела, чтобы он ждал. Чтобы ждал всегда, как в сказках, когда скачут на лихих конях на самый край света только ради того, чтоб смахнуть небрежным поцелуем чары вечного сна избалованной принцессы.

***
- Добро пожаловать в ад! – засмеется рядом Гудвин, пропуская меня вперед.
Он щелкнет выключателем где- то в темном коридоре, поведет по ступенькам вверх, затянет что- то пошленькое и, распахнув, наконец, дверь в комнату, объявит:
- Трям! Те же и мадам!
И Димка, развалившийся в кресле, среди мусора, блевотины и кучи каких – то бесформенных тел, улыбнется мне, протянув обе руки:
- Ёлька! .... Спаса-ать пришла!?
Позади что- то пробубнит хмурый Борис, сбросит рюкзак на пол, потащит Димку под мышки через тот же коридор, а Гудвин , наклонившись к лицу, прошепчет:
- Была одна и опять не дала, да?!
А я буду до утра отпаивать Димку чаем, гладить вспотевший лоб, смахивать с глаз отросшую челку и молчать. И , возможно, рыдать и кричать где- то внутри себя, потому что Борис, отвернувшись к окну, спросит:
- И он нужен тебе такой? Прости, мудила- наркоман? Невероятно. Достоевский отдыхает....
- Он мой друг,- скажу тихо. – Даже если это и невероятно.
- Тогда Гудвин прав,- Борис обернется. – Добро пожаловать в ад, дорогая!

- Он просто слабый,- прошепчу вишне, прижимаясь щекой к шероховатому стволу. – Но он справится. Он сможет... Вот увидишь.

Но сначала только наблюдала , как рано утром Димка, едва выбравшись из постели, пьет воду прямо из крана, давясь и кашляя, оборачивается на меня:
- Притащила все- таки? Борька стуканул , где искать... Падла!

А потом еще год- из клиники в клинику .
Как одна семья.
Мне всегда была нужна семья. Пусть не своя , чужая, но обязательно с горячими котлетами к обеду, с пирогами к празднику, с песнями за столом и гостями, которые остаются ночевать, и их ловко укладывают спать в комнате и на кухне. А утром общий завтрак- веселый смех и топот детских ног по лестнице и обратно.
- У меня никогда не будет детей! – Димка засмеется, вальяжно развалившись на диване. - Понимаешь? В моем доме никогда не заплачут дети.... Я счастлив, Ёлька! Ты не представляешь, как я счастлив...
- Ты бредишь, Дим!
- Да нет, в этот раз я даже не ширнулся.

И я зарываюсь в подушки, в одеяло, как в кокон.
Это мечта.
Когда человек счастлив, он мечтает. Но стоит только появиться беде- он начинает вспоминать. Ведь мечта, на самом деле, это стремление погубить счастье.

И ты впадаешь в меня по капле- растворяешься где- то внутри горьковато- сладким привкусом разлуки, доводя ло истомы и забытья, как чужую.
Но я и есть чужая. Чужая жена. Мать. Сестра.
И никто не знает,что справедливо, а что нет.
Когда целую от губ до колен, слизываю каждую каплю утреннего дождя с твоего плеча.
И раздирая плоть, не входим в друг друга, оставаясь все теми же кораблями в бескрайнем океане.

- А что для тебя любовь? – спрошу обернувшись и все еще не захлопывая дверцу машины.
- Получать авансы,- ответишь как всегда небрежно.

- Всего лишь авансы, - присяду рядом с вишней на корточки, закурю, как- то нехотя затягиваясь. – Всего лишь авансы, понимаешь? И мне не хочется перерезать вены, засунуть голову в петлю или сигануть в окно: время прошло. Понимаешь, то время, когда поступают так плохо, уже прошло. Просто сейчас я уже не хочу быть сильной. ...

***
Ольга наливает только себе и, как всегда, пьянеет сразу же, затягивает « Ах, миленький ты мой..», а потом, уронив голову на руки, рыдает, проклиная непутевого Вацека, ругает грязно, ждет поддержки и, не дождавшись, стучит кулаком по столу:
- Пшечка, курва мать! Пся крев, да? Где же ваша искренность, а? Для ксенжничек своих берегут. А нам русским- во!
Она тычет мне кукиш, как бы не замечая, разливает налитый стакан, размазывает по лицу дешевенькую тушь и, наконец, скулит тонко, по- бабьи, пока я не обнимаю ее за эту трясущуюся голову и не ору прямо в распахнутые невидящие глаза:
- Кончай жрать водку, Оля! Ты же картины писала... у тебя же выставки были. Ты же гений, Оля! Ты же сильная...
- Сильная? – она всхлипывает, как ребенок, отодвигается от меня, тянется к сигаретам. – Была когда- то, Ёля, была! ...

Но будто совсем недавно, когда дед посадил вишню. И я ездила к ней каждое лето, собирала крупные красные вишни и допоздна варила варенье, осторожно помешивая его деревянной ложкой.
И Ты ничего не знаешь о том далеком времени, о том детстве среди парка, среди руин крепости, среди озер. И даже не знаешь, как меня учили плавать, сбросив с лодки на середине озера, а я барахталась, как щенок, и даже не визжала от страха.
Ты не знаешь, как дед учил читать меня по газете « Труд», посадив на колени и водя по строчкам пальцем. Ты не знаешь, как мы растили зимой ягненка на кухне и поили его молоком через марлевую соску, а он захлебывался и едва держался на своих тоненьких ножках.
Ты не знаешь......

- Потому что знаю тебя другой,- точно оправдываясь, виновато посмотришь на меня.
- А какой, Саша? Какой ты меня знаешь?
- Я знаю тебя слабой, Иоланта... И я знаю, когда ты плачешь по ночам и пишешь всякую дрянь.... Я знаю, когда ты глотаешь таблетки и ждешь отлета на Луну. Я знаю тебя той, которая боится... Я знаю тебя настоящей.

А потом должно наступить утро. Летнее , яркое, когда потянувшись, я, накинув майку, босиком пройдусь по уже теплому солнечному полу и сварю Тебе кофе. Настоящий турецкий кофе с ванилью- в постель. В постель Тебе.
Запомнишь ли Ты это утро?....

И я покажу Тебе мою вишню.
Я просто расскажу Тебе о ней... Хочешь? ..........

© Илона Муравскене, 2009
Дата публикации: 28.01.2009 19:51:53
Просмотров: 3417

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Инна Кайлин [2009-01-29 09:50:31]

Человек пускает корни не только в земле, но и в других людях...
Можно не знать о судьбе сада, озера, дома, но помнить и видеть всегда, в памяти.
Каждый эпизод - ветка вишни.

Ответить