Глава первая

Анатолий Шеин

Форма: Роман
Жанр: Мистика
Объём: 27408 знаков с пробелами
Раздел: "Адвокат (главы из романа)"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Плацкартный вагон пассажирского поезда. Идут рядами спальные места, на которых лежат матрасы, торчащие своими концами в проходе. Сверху они покрыты застиранным постельным бельем, отдающим желтизной. Стены отсвечивают белым пластиком. Хлопает в конце вагона дверь, ведущая в тамбур. Тускло горят дежурные ночные лампы.
Только у купе проводников ярко горит свет. Дородная, полная женщина в железнодорожной униформе – серая рубаха с расстегнутыми пуговицами на большой груди и такого же цвета юбка. Не спеша, молча, управляется со своими делами. Гремит стеклянными стаканами и железными подстаканниками в мойки у себя в купе, то подходит к печурке, находящейся в проходе у окна, для того, что бы заглянуть в нее и подбросить угольные брикеты, если это необходимо.
В ближайшем от нее купе слышатся приглушенные голоса и, иногда, громкий смех. С левой стороны от столика сидят две, совсем еще юные девушки. Обе одеты в легкие блузки и темные джинсы. С правой стороны два парня. Ближе к проходу сидит долговязый верзила с большими сильными руками, которыми часто машет в воздухе, что-то изображая. Волосы соломенного цвета, белая в полоску рубаха на выпуск. По его говору можно безошибочно определить деревенского паренька привыкшего больше к работе, чем к разговорам. Ближе к окну, рядом с ним, находится еще один молодой человек. Он, совершенная противоположность соседу. Чистое, выхоленное лицо, одежда на нем свежа и аккуратна, речь полна изящества и артистизма. В данный момент – душа всей компании. Он рассказывает анекдоты. Притом делает это искусно – его не громкая речь, мимика и жесты с полным изяществом передают смысл и комичность излагаемого сюжета, так что даже старые, много раз слышимые анекдоты, звучат по-новому, и каждый раз вызывают волну безудержного смеха у слушателей. Юные его спутницы, приоткрыв рты в улыбке, слушают, не сводя с него глаз, очередную байку, периодически оглушая вагон своим хохотом. Затем, смутясь, одна из них, прикрывает рот ладонью и опускает глаза в стол, вторая прячет лицо за занавеской, весящей на окне. Долговязый верзила то же, басовито смеется, пытается перебить словоохотливого рассказчика и вставить свой вспомнившийся анекдот. Остальные, из вежливости, слушают его. Он рассказывает не интересно, вяло и больше сам смеется над своими историями, чем все остальные.
- Эх, вспомнился еще один анекдот, но рассказать его не могу – говорит словоохотливый весельчак.
- Почему, Алексей? – наивно удивляется одна из девушек.
- Ну, потому что не могу – жмется парень, - он матершинный
- Да, ладно, Леха, давай – толкает его в бок долговязый.
- Ну, что ты, Саша, как я могу при дамах и матом – обращается Алексей к своему соседу, при этом искоса, с улыбкой на губах, поглядывая на девушек.
- А вы мат пропускайте и без него расскажите – советует другая девушка.
- Да ты что, - машет на нее рукой Алексей, все так же улыбаясь – там без этого и рассказывать нечего будет, да и смысла никакого не останется.
- Ну, вы тогда замените его чем-нибудь, например ля-ля-ля.
Алексей на минуту задумался:
- Ну, хорошо – наконец соглашается – попробую. Значит так – собрался слет ля-ля-ля…
И он рассказывает анекдот, сплошь состоящий из одних ля-ля-ля, но при этом, его интонация и его мимика столь комичны, что вся компания буквально покатывается со смеху.
- Ой, Алексей, - говорит одна из девушек, продолжая, давится от смеха – вы так смешно все изображаете, что и смысла никакого не надо. Ничего не понятно, но все равно смешно – и она снова залилась смехом, смущенно прикрывая рот ладонью.
Алексей сам смеется, зараженный реакцией всей компании. Затем, машет рукой, пытаясь немного успокоить слушателей:
- Тихо, тихо, ребята – продолжает он, понизив голос – люди уже спят, а вы так разошлись – смех не прекращается, но становится глуше. – Вот еще один анекдот – продолжает Алексей – правда, он беспантовый, но все равно расскажу. Сидит рыбак на берегу, рыбу ловит. Вдруг как что-то клюнет. – Рассказывая, он живо изображает рыбака и все что происходит. – Вытаскивает, смотрит – корова. Он ей – «Корова ты чо?» Она, оглядевшись по сторонам – «И вправду, чо это я?» И уплыла.
Компания снова заливается истеричным хохотом, скорее не от смысла рассказанного, а от того, как все это преподнес им рассказчик. Алексей с улыбкой наблюдает за смеющимися попутчиками и, прислушавшись, даже слышит приглушенный смех за стенкой.
А за стенкой смеется уже не молодой мужчина. Он сидит на расправленной постели поверх одеяла. На нем толстая рубашка в серую клетку и вылинявшее старое трико с пузырями на коленях. Щеки и подбородок его покрыты седой щетиной. Он тихо смеется, прижавшись затылком к стенке.
Напротив него пожилая женщина в халате. Она занимается тем, что вытаскивает шпильки, расплетая свои волосы, до этого уложенные в калач на затылке.
- Ну и, что ты смеешься – полушепотом говорит она мужчине, не прекращая своего занятия.
- Да вон, молодежь, анекдоты смешные рассказывает – так же полушепотом отвечает он ей.
- Молодежь, разошлась не вовремя – раздраженным голосом говорит женщина – поспать видимо всю ночь не дадут.
- Не дадут, - соглашается с ней мужчина – да и не только они, вон там – он тычет подбородком в противоположную стенку – тоже разошлись не на шутку.
- Ох, - вздыхает женщина – не говори, поскорей бы домой приехать.
А в соседнем купе, действительно разошлись не на шутку. Там сидела веселая компания. Стол был весь заставлен бутылками и закуской. Несколько видов салатов в маленьких пластикатовых баночках, порезанная кружечками колбаса на одной тарелки с огурцами. За столом сидели с одной стороны три женщины примерно одного возраста – лет так сорока, но абсолютно разных размеров. У окна примостилась худенькая невысокая женщина, с короткой стрижкой волос и в светлом спортивном костюме, больше похожем на пижаму. Ее прижимала с боку толстая тетка, у нее было багровое лицо - видимо последствия обильной выпивки. Голос ее, грубый и властный, звучал без умолка, перекрывая другие голоса. Рядом с ней, чуть поодаль от стола, сидела еще одна. Примерно одного возраста со своими соседками, но внешне сильно отличалась от них. Она была хорошо одета – белая блузка, и короткая светлая юбка, на ногах туфли на высоком каблуке. Все это как-то не вязалось с вечерней вагонной обстановкой. При каждом новом предложении выпить, она брала свой стакан, легонько касалась его края своими накрашенными губами и ставила его обратно на стол, чем вызывала каждый раз бурное негодование всех остальных. На что она робко отвечала, что ей скоро сходить и все потихоньку успокаивались.
На противоположной стороне стола, расположился мужчина средних лет, с небольшой бородкой на вытянутом лице. Он водимо отвечал за полноту налитых стаканов в данной компании и рьяно выполнял свои обязанности. Как только стаканы опустошались, он, быстренько хватался за бутылку и не жалея наполнял их очередной порцией алкоголя. Рядом с ним сидели мужчина и женщина в спортивных одинаковых костюмах, по лицам которых можно было распознать уроженцев азиатских стран.
Компания действительно разошлась, и прекращать веселье в ближайшее время не собиралась. Басила на весь вагон толстая тетка, бородатый мужчина подливал в стаканы все новые и новые порции, мило улыбались азиаты.
Толстушка с трудом попыталась вытиснуться из-за стола отодвигая в сторону свою, хорошо одетую соседку.
- Пойду, покурю – бросила она остальным и направилась в сторону тамбура в конце вагона, ели протискивая свое массивное тело между свисающими в проход матрацами и торчащими ногами спящих пассажиров.
Через одно купе она остановилась. Внимание ее привлекли два паренька, они были одеты в парадную солдатскую форму, на столе стояла бутылка водки, на половину опорожненная, рядом копченая курица, разломанная на куски и разложенная на газетке.
- А че так скромно отдыхаем? – пьяным голосом обратилась она к ним – может, солдатики к нам присоединитесь, у нас весело и закуски побольше.
Ребята, в раз, повернули свои лица в сторону басистой тетки, приветливо улыбнулись ей:
- Нет, спасибо, - ответил один из них – мы как-нибудь так, потихонечку, вдвоем.
- Ну, как хотите – сказала она и, повернувшись, направилась в сторону тамбура.
Ребята остались сидеть за столом.
- Ну, что, Женька, давай еще по одной – сказал один из них, приподнимая белый пластиковый стаканчик на четверть заполненный водкой.
- Давай, Санек, - поддержал его второй, поднимая в воздух свой стаканчик, - давай выпьем за то, что бы поскорей забылись эти два года и за то, что бы у нас на гражданке было все хорошо.
Выпили не чокаясь.
Эти двое молодых ребят в начищенной парадной солдатской форме ехали домой. Ехали, после двух лет тяжелой армейской жизни. Двух лет, полтора из которых провели они на северном Кавказе. Опаленные войной, выглядевшие молодо, но прошедшие столько всего, что хватило бы на несколько жизней. И на молодых загорелых лицах, усталые глаза, полные житейской мудрости. Глаза, видевшие такое, что и не захочешь увидеть даже в страшном сне.
А теперь они ехали домой. Столь долгожданный, вспоминавшийся почти каждую ночь, проведенную в душной армейской палатке, родной дом был уже близок. Верилось и не верилось. Сколько раз за последнее время, судьба ставила их на грань того, что уже никогда они не смогут увидеть родного дома, встретится со своими близкими. Но им видимо повезло. В отличие от многих своих товарищей, которым суждено было остаться на склонах кровожадных гор, они дошли, дожили до того дня, когда наконец-то надели парадную форму и, собрав свои скудные пожитки в спортивные сумки, сели в вагон поезда. Поезда, который и мчал их сейчас в направлении родных краев.
Сашка, оторвав кусочек мякоти от курицы и забросив его себе в рот, принялся наполнять, стаканы по новой.
- Так ты все-таки решил, домой не едешь? – спросил он у Женьки, продолжая жевать свой кусочек курицы.
Женька задумался:
- Нет, домой я точно не вернусь. Да и что мне там делать. На его пьяную рожу смотреть. Вспомню о похоронах матери, убить его хочется. А ведь не выдержу когда-нибудь и точно прибью. Зачем мне это? - он снова задумался, потом продолжил – говорят в деревне вообще делать нечего. Работы нет, мужики от безделья спились почти все. Нет, туда я точно не вернусь.
- А куда подашься?
- Не знаю. Вот приедем в районный город там и решу.
Они оба надолго замолчали.
Родом Женька был из небольшой деревушки примостившейся на склоне уральских гор. Обычная деревня, каких тысячи встретишь на бескрайних просторах нашей страны. Несколько улиц с деревянными домами, расположились на склоне холма, подпертыми сверху лесом, спускающимся к самым огородам. Деревенская площадь, на которой находилось кирпичное здание администрации и рядом, почти такое же - магазин, вмещающий в себя и промышленные товары, и продукты. Немного в стороне, дом культуры – желтое здание с белыми колонами у входа, и за ним небольшой парк. В этом парке любила собираться молодежь, ютились на скамейках небольшие кучки, звучала музыка из магнитофонов, принесенных с собой, звякали бутылки пива в руках и нестройные ряды пустой тары стояли рядом на асфальте.
Молодежи в деревне было мало. Торопились побыстрей закончить школу, а кто и, не дождавшись этого момента, бросали все и уезжали. Кто в районный центр, а кто и в областной, лишь бы подальше от этого захолустья, подальше от безнадежности и неизвестности в завтрашнем дне. Кому боле менее везло – поступали учиться. Таких, было мало. Слабое деревенское образование не давало базовых знаний, так что вступительные экзамены осиливали не многие. А большинство, после попыток в учебе, либо сразу, устраивались на хоть какую-нибудь работу. Лишь бы хватало на оплату съемного жилья и на маломальскую жизнь с мечтой о том, что когда-то все-таки повезет и все изменится. Кому-то действительно везло, но большая часть так и прозябали всю жизнь по съемным квартирам, увеличивая из года в год армию приезжих работников в ближайших городах.
Оставшаяся в деревне молодежь слонялась вечерами по парку. Работать, по большому счету, в деревни было негде, так что занимались своим приусадебным хозяйством, да нанимались на любую подвернувшуюся временную работу, лишь бы заработать хоть какую-нибудь копейку. Парни, глядя на своих отцов, спивались потихоньку, а девчата, чаще всего, не уехавшие из деревни из-за ранней беременности, так и вынуждены были всю жизнь волочить на себе домашнее хозяйство, воспитывать детей и следить за своим, вечно пьяным мужем.
Женька после школы остался в родной деревне. И не из-за того, что уезжать не хотел. Нет. Его тоже тянул к себе город. Тянул своей возможностью зарабатывать получше, тянул тем, что можно было увидеть другую жизнь. Жизнь, где после работы можно было сходить в кино, в театр, посидеть в кафе. Ему надоело смотреть на раскисшие от грязи деревенские улицы, на вечно пьяных мужиков и уставших от тяжелой жизни, злых на весь белый свет, деревенских баб. Но дома было большое хозяйство, отец много пил и почти ничего не делал, мать с маленькой сестренкой на руках из последних сил выбивалась, пытаясь справиться со всем этим. И Женьки пришлось оставить мечты о большом городе и помогать матери управляться со скотиной и выращивать овощи на их необъятном огороде. Жили на то, что удавалось продать с выращенного урожая, да сдавали на убой свиней и телят заезжим скупщикам.
Отца своего Женька трезвым никогда и не видел. Сколько себя помнил, с раннего детства, отец был вечно пьян. Были времена, когда отцу удавалось еще и ходить на работу. С утра он уходил очень рано и Женька его не видел, а возвращался он уже неуверенной походкой и с заплетающимся языком. Несмотря на это, он умудрялся управляться с хозяйством, а вечером, добавив еще самогона своего приготовления, падал замертво на кровать от усталости и количества выпитого, иногда даже не в состоянии самостоятельно раздеться. Со временем с работы его выгнали за вечные пьянки, взяли другого, пока еще пьющего поменьше, пройдет время, сопьется, и другой работник и его заменят следующим. Так здесь решался вопрос с рабочей силой. Другую работу отец не нашел, начал пить еще больше, правда, продолжая управляться с большим хозяйством и пока еще считался среди местных, крепким хозяином. Но прошло еще какое-то время, и он запил по черному совершенно забросив дом и семью. Вся работа легла на плечи матери и Женьки. Отец же проводил время с такими же горькими пьяницами, как и он, либо на скамейки у дома за очередной бутылкой, либо на площади у магазина, где и было место сбора местных алкашей.
Когда-то у Женьки был старший брат. Но судьба распорядилась так, что его не стало. Нелепая случайность, он погиб от удара током. Это было давно, очень давно, когда Женька был еще пацаном. Пять лет назад мать, вдруг забеременела и родила дочку. У него появилась сестренка. Женька, тогда уже понимавший какая нелегкая жизнь выдалась на их долю, недоумевал, зачем мать и так вечно больная, решила родить, да еще и от алкаша не способного содержать семью.
А мать действительно вечно болела. Правда в больницу она никогда не обращалась, все переносила на ногах. Говорила, что болеть некогда, а поход к врачу считала вообще пустой тратой времени. С утра она со стонами вставала с кровати и бралась за бесконечную работу по дому. Так кряхтя и постанывая, возилась она, целый день не разгибая спины и только вечером, уморенная, жалуясь на плохое самочувствие, мать ложилась на свою кровать и почти сразу засыпала, продолжая стонать даже во сне.
Год назад Женька получил страшную весть. Мать умерла. При том узнал он об этом из письма бабы Кати – соседки. Письмо пришло поздно – мать уже похоронили. Баба Катя писала, что мать надорвалась, поднимая что-то тяжелое. Две недели лежала дома не в силах подняться. Соседи как могли, помогали – кормили скотину, доили коров. Отец все это время продолжал пить и даже с похоронами мало, чем помог. Хоронили всем миром. Баба Катя раскаивается, что дала отцу денег для того, что бы отправил сыну телеграмму, лучше бы сама отправила. Деньги он, конечно, пропил, а сына даже не предупредил. Когда все интересовались у него, почему сын не приехал, он разводил плечами и врал, что телеграмму отправил, а почему Женька не приехал ему неизвестно. Только на девятый день на поминках в пьяном угаре он признался, что деньги те пропил. Вот и решила баба Катя написать письмо Женьки, что бы поведать ему страшную весть, хоть и запоздалую.
Несколько дней Женька ходил от горя сам не свой. Сходил с письмом к командиру части. Тот позволил съездить домой в отпуск на поминки, хотя бы на сорок дней. На отца Женька был зол. Зол до такой степени, что когда вспоминал о его непростительном поступке, сжимал в бессильной ярости кулаки до боли в руках. Вот потому и решил домой не ездить. Боялся, что не сдержит себя, прибьет отца, не простив ему ни смерть матери, ни постоянных пьянок из-за которых он позабыл даже о собственном сыне.
Так и остался Женька дослуживать, не побывав дома. Баба Катя писала ему иногда. Сестренку его младшую она забрала к себе, они с дедом еще крепкие, сил воспитать, дай бог, хватит. Скотину после похорон всю распродали, что ушло за уплату долгов, что на организацию поминок. Двор опустел. Отец продолжал пить, распродавая из дома что возможно.
Вот потому Женька и решил в родную деревню не возвращаться. С отцом он встречаться не хотел, а больше ему там делать было нечего. Лучше приткнутся где-нибудь в городе, и помогать по мере возможности деньгами бабе Кати на воспитание сестренки.
- Ты, что, уснул – раздался Сашкин голос.
Женька очнулся от тяжелых воспоминаний:
- Извини, задумался.
- Давай лучше выпьем, что бы поменьше думать – предложил Сашка.
- Давай – Женька поднял свой стаканчик.
- Солдатики ну, вы не передумали? – в проходе снова стояла толстая тетка с багровым лицом – если надумаете, милости просим, мы рядом – и она удалилась.
Ребята переглянулись и рассмеялись.
- Во, дает тетка – весело сказал Сашка – и что она нас так зазывает? У них, похоже, и без нас весело – прислушался он к шумной компании.
Женька плеснул еще водки в стаканчики, взял свой в руку:
- Слушай, - обратился он к Сашке – давай ребят помянем, Серегу, Олега, да и всех остальных. Помнишь, как мечтали, что все вместе в дембельском поезде поедем. А вот, только мы с тобой, вдвоем и сидим здесь.
- Давай – Сашка сделался серьезным и хмурым.
Молча выпили, снова призадумались, вспоминая своих товарищей.
- Женька, - обратился после долгой паузы Сашка к другу – а может, ко мне махнем вместе. Дом у нас большой, места хватит, да и родители возражать не будут. Отдохнем немного, там глядишь и работу, какую подыщем. Вдвоем все веселей.
Женька с благодарностью посмотрел на него:
- Спасибо, Саш, только знаешь, наверное, так не получится. Мне все равно в райцентре задержатся, придется. В военкомате на учет встать, да паспорт получить. Да и от сестренки слишком далеко уезжать не хочется.
- Понятно, дело житейское, но если что надумаешь, приезжай, адрес мой у тебя есть, всегда буду рад. Пойдем, покурим – предложил, вставая и доставая пачку сигарет из кармана, Сашка.
В тамбуре было темно и прокурено. Надрывно стучали колеса об рельсы, белой пеленой клубился табачный дым над потолком, сквозь который тускло, пробивался свет матовой лампочки. В углу, у двери, стояла парочка. Парень – балагур и весельчак из первого купе прижимал к себе одну из девушек ехавшую вместе с ним. Одна его рука находилась у нее под блузкой и судорожно бродила по девичьему телу. Другой рукой, держась ниже талии, он крепче прижимал ее к себе. Девушка, согнув руки и приподняв их вверх, упиралась локтями ему в грудь, вяло сопротивляясь. Парень, покрывая поцелуями ее лицо и шею, нашептывал что-то соблазнительное в пылу страсти.
Женька посмотрел на парочку. Ему стало неловко оттого, что они вошло в тамбур в такой момент, но отступать было поздно и он, продвинувшись к противоположной двери, достал сигарету и закурил. Парень с девушкой даже не сразу заметили присутствие двух ребят. Первая очнулась она, заметив посторонних, сильней оттолкнула соблазнителя, отодвинулась от него и потупила глаза в пол. Балагур посмотрел на вошедших солдат, его, видимо, это совсем не смутило, он улыбнулся девушке и подошел к ним.
- Что, ребята, дембеля? Домой едите? – весело спросил он.
- Да, вроде бы – в тон ему, так же весело ответил Сашка.
Парень засыпал Сашку вопросами. Узнав, что они служили на Кавказе, он расспрашивал, как там, тяжело ли на войне. Сашка отвечал ему, рассказывал всякие эпизоды. Женька в разговоре не участвовал, он смотрел на этого гладко выбритого и щегольски одетого парня и думал. Думал о том, что вот она долгожданная гражданка. Скоро он так же как этот парень приоденется, так же будет кадрить девчонок и все у него в жизни будет хорошо. В мечтах о будущем он не заметил, как к ним присоединился еще один попутчик – небритый мужчина в клетчатой рубахи. Он очнулся только тогда, когда Сашка толкнул его в плече:
- Ну, что, так и будешь стоять – выходя из тамбура, растормошил от нахлынувших мыслей он Женьку – пойдем.
Женька поплелся вслед за ними. Впереди шел пожилой мужчина, за ним Сашка. Перед купе, где сидели ребята они все втроем остановились. Сашка взял мужчину за плечи:
- Пойдем, отец, выпьем с нами.
Мужчина тяжко вздохнул, покосившись в сторону своего купе:
- Пойдем, только побыстрей, а то моя, ни дай бог, увидит.
- Сейчас по быстрому – продолжал тянуть его Сашка, он взял в руки бутылку, налил больше половины стакана и протянул его мужчине, плеснул немного в другой.
Мужчина взял стакан в руки, обратился к ним обоим:
- Значит, ребята с войны едете, ну что ж, давайте за вас, что бы все у вас было хорошо – и он залпом выпел содержимое. Прижав рукав рубахи к губам, он занюхал им обжигающую жидкость и заторопился, махая руками – пойду, пойду, все спасибо, а то там жена забеспокоится, что долго курю – и он скрылся в направлении своего купе.
Сашка посмотрел ему вслед и улыбнулся:
- Забавный мужик, видишь, как беспокоится, что бы жена ни узнала. Подкаблучник. Гляди, Женька, вот так вот захомутает какая-нибудь, и будешь всю жизнь, потом мучится, ни с друзьями посидеть, ни выпить другой раз.
Женька согласился.
Шло время, все так же стучат колеса, внизу под полом. За окном непроглядная мгла и только иногда промелькнут огни какого-нибудь полустанка, высветив небольшие домишки и деревья, игравшие молодой листвой, вдоль железной дороги.
Женька с Сашкой все так же сидели за столиком. Время уже было далеко за полночь, а они все говорили и говорили, вспоминали прошлое, мечтали о будущем. Даже шумная компания, гулявшая через одно купе от них, притихла. Видимо, сморенные количеством выпитого, они тихо расползлись по своим местам и мирно уснули. Было слышно только пару пьяных голосов, приглушенно бубнивших что-то. Один голос явно принадлежал толстой тетке, а второй непонятно кому.
Хлопнула дверь вагона у купе проводника и за этим, раздался недовольный голос проводницы, пытающейся прогнать кого-то из вагона. Ей отвечал еле слышный спокойный голос и по проходу, раздавались шаги ног. В какой-то момент свет, падающий из прохода на стол купе, загородила фигура. Ребята дружно повернули головы. В проходе стояла цыганка. На ней было длинное цветастое платье – вылинялое и грязное, да так, что все цвета слились в одну массу. На голове такой же непонятный платок. Сама она была старая, и все ее темное лицо покрывало множество морщин.
- Ой, ребятки, солдатушки, а что сидите, пригорюнившись, а дайте я вам погадаю – у нее был низкий, но довольно приятный голос.
- Иди от сюда, старая – незлобно отвечал ей Сашка – денег у нас все равно нет, так что ничего не выгадаешь.
- Ой, родненькие, а мне денег ваших и не надо и так вижу, домой едите – продолжала она, подходя к столику и присаживаясь. Голос, тихий и спокойный так и стекал с ее губ, - а дай мне твою руку – обратилась к Женьке – все скажу, и что было и что будет – она не сводила с него глаз. Женька молча протянул ей свою ладонь.
- Ох, родимый, - продолжала она, глядя ему больше в глаза, чем на руку – вижу много крови на твоих руках. Много горя ты видел последнее время, очень много. Многое пережил ты, многих друзей потерял. – Ее вкрадчивый голос и пристальный взгляд, завораживали. Женька слушал цыганку и внутри его сжимался холодный тревожный комок. – Вижу много жестокости, было в тебе, но ты человек добрый и жестокость твоя была не от злобы твоей, а так надо было, так жизнь заставила. Вижу радость у тебя на душе, радость и тревога. Радость оттого что жив, остался, оттого что домой едешь. А тревога твоя за кого-то близкого, родного. Вижу, многое ждет тебя впереди и хорошее и плохое. Много хороших дел сделаешь ты, по доброте твоей душевной, - она на несколько секунд замолчала, продолжая держать раскрытую Женькину ладонь в своих руках. Потом цыганка вздрогнула, да так, что заставила Женьку поежиться – ох, родненький, беда тебя большая ждет впереди. Трудный твой будет путь. Трудный и страшный. Встретишь ты на своем пути очень много зла, но держись парень. Дай бог тебе силы пройти все это, выдержать.
Она замолчала. Женька, как завороженный, продолжал, не отрываясь смотреть в ее черные бездонные, наполненные каким-то оттенком безумия глаза. Сердце бешено колотилось в груди, ледяной ком сжимал горло, не давая дышать.
- Ну, а дальше то что? Как я выберусь из этой беды – с трудом вытянул он из себя. Теперь он сжимал ладонь цыганки. Она сморщила лицо, пытаясь вырвать свою руку.
- Не знаю, милый. Не знаю. – Голос ее оставался таким же ровным и мягким, не смотря на то, что Женька с силой сжимал ее ладонь и цыганка, дергала ею, корчась от боли, пытаясь освободиться. – Если сил хватит, и духом не упадешь, не испугаешься, то все выдержишь, все пройдешь. – Наконец ей удалось вырвать свою руку из цепких Женькиных пальцев. – Больше ничего я сказать тебе не смогу. Пойду я родненькие, дай бог вам здоровья – и она спешно заторопилась встать.
- Подожди, - Женька снова взял ее за руку, пытаясь удержать. Но порыв его быстро стих, и он сник, отпуская ее. – Спасибо хоть на том, что сказала. – Он поднял на нее свои глаза. – У меня ничего нет и денег немного, не знаю, что тебе и дать.
- Ох, родненькие, ничего мне от вас и не надо, вот яблочко возьму, и хватит – старая цыганка протянула свою руку и, уже вставая, взяла яблоко, лежащее на столе. Затем, попрощалась с ними, пробормотав что-то себе под нос, то ли молитву, то ли какое-то заклинание и пошла прочь, дальше по проходу.
Женька с Сашкой сидели молча, переваривая в своих головах все, что произошло за последние пол часа.
- Во, наговорила – нарушил молчание Сашка.
- Не говори, – Женька все еще находился под гипнозом ее бездонных глаз, и мрачные мысли не покидали его головы. То ли слова старой цыганки так задели его, то ли какой-то не веданный страх, но все внутри его сжималось от страшного предчувствия. Он и сам не понимал этого состояния, но было не по себе. – О чем это она говорила? О какой беде? А, Саш.
- Да не бери в голову. Старуха наговорила всякую чушь, а ты и уши развесил – Сашка, то же находился в мрачном настроении – давай спать, а то поздно уже – и он улегся прямо на одеяло сверху.
Женька долго еще лежал, упершись глазами в верхнюю полку. Мысленно проплывал образ старой цыганки, слышался ее мягкий пугающий голос, и совсем не радовало. А колеса все беспрестанно стучали под полом и проплывали за окном картина за картиной, а на востоке, между землей и невысокой пеленой облаков, в узкой полосе, становилось все светлей и светлей, предвещая скорое наступление следующего дня.

© Анатолий Шеин, 2009
Дата публикации: 19.08.2009 21:29:29
Просмотров: 2743

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.