Бог знает лучше
Azad ...
|
Форма: Повесть
Жанр: Фантастика Объём: 738458 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Нет дома, нет биографии, нет имени, нет в базах данных. И открытые лица только у мёртвых. Такая реальность и такая война. Для одних террорист и боевик, для других доброволец, ополченец, партизан, gerilla. Попаданец, ушедший в другую реальность чтобы спасти маленькую девочку... и мир. Работа такая-спасать. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СМЕРТЬ. «Ребёнок не знает смерти И потому он бессмертен. Где ты детство моё...» ПРОШЛОЕ. Осень, ранний вечер, провинциальный восточный город. Точнее то что от него осталось. А осталось немного. Где-то американская авиация поработала, где-то смертники, где-то артой подшлифовали... Пыль, дыры в уцелевших стенах, запах разложения и отзвуки далёкой перестрелки. Через развалины домов с трудом пробираются двое. По крайней мере пытаются. Один, припадая на раненную ногу тащит второго. Длинные седые волосы, правая сторона лица залита кровью. Грёбанная мина. Но можно сказать повезло. В руке автомат. Пригодится...: – Брат, оставь. Вдвоём пропадём. – Молчи, береги силы. Я обещал бабушке присмотреть за тобой. Лечь бы прямо на камни и не вставать. Отдохнуть хоть немного. Размечтался. Совсем рядом голоса – Ищите этих неверных. Один из них русский. – Что тот самый «Ангел Смерти»? Я сам отрежу ему голову. – Они ранены и не могли далеко уйти. Вот и всё. Время жить и время умирать. Хорошо хоть граната есть. Или... В кончиках пальцев знакомое покалывание. Тот, кто во мне. Маг, жрец, волхв. Какая разница. Откуда? А это пацаны уже другая история. Три года назад... Село под Горловкой помню. Про донецкий госпиталь потом рассказали. Несколько суток мёртвым был, да видать отмолил кто-то. Знать бы ещё кто. Батюшка потом сказал, что теперь во мне трое. Тот, кто этот мир знает, воин-зверь и тот кто может и реальность менять, и... Характерник я, да. – Сейчас брат. – хриплю я. Сука, боль такая как будто через тебя электрический разряд пропустили. У всего своя цена есть. Но оно того стоит. Всё заволакивает черно-красная пелена, гортанные голоса растворяются в ней как и эта долбанная реальность. На востоке темнеет быстро, а настоящее исчезает ещё быстрее... С трудом приоткрываю левый глаз (правый похоже всё). Надо мной стоит бородатый мужик с СВД. Рядом кто-то удивляется, похоже на арамейском. Слышно только – Откуда вы, товарищи? – Как вы здесь оказались? Мужик, обернувшись, – Помогите им, быстрее. Говорит вроде на английском. Потом замечаю нашивку на его рубашке «MFS» ("Military Forses Sutoro" христианское ополчение Федерации Народов Северной Сирии или Рожавы) и татуировку на руке в виде распятия. Свои. Осталось последнее. – Хамид, где Хамид... Бородатый наклоняется ко мне – Он здесь. С ним всё в порядке. И в сторону кому-то невидимому – Несите обезболивающие и сообщите товарищам в штаб. Вот теперь можно и вырубиться. Всё сделал правильно. НАСТОЯЩЕЕ. Опять вечер и город. Только без перестрелок и прочего говна. Уже хорошо. Что ещё надо? Жильё есть. Пенсия по инвалидности и субсидия. Спасибо мужикам из РСВА. Потребности? Пожрать в холодильнике. Кофе, табак. К алкоголю равнодушен, да и врачи запрещают злоупотреблять. Короче, оторвись от монитора и посмотри, что за окном. А там середина июня, только что дождь прошёл. Тихо, спокойно. Если не считать, конечно, шансона из открытого окна напротив и пьяных криков во дворе. Плевать. Я в домике. Сижу на подоконнике и разговариваю сейчас по телефону. А что ещё делать? – Как ты Хамид? Как наши, все живы? Хорошо. В табуре (аналог батальона в курдском ополчении) потерь нет. – Да, я бабушке вчера звонил. У неё все в порядке. Ахмад в отпуск приходил. – А как твой сын, уже ходит? Совсем большой. Время летит, как паровоз под парами. – Как Алия? Больше на меня не сердится? Кстати, я собираюсь возвращаться. Брат, да плевать на врачей, стрелять я ещё могу. – Да через пару месяцев, если всё нормально пойдёт, буду в Сулеймании. (Город в Иракском Курдистане. Своеобразная перевалочная база для добровольцев в Рожаву.) Конечно позвоню. – Что, тревога? Брат береги себя. Чуть не забыл, Чечек привет передавай. Xwezî. (Хотел бы я... (курманджи) Ну теперь можно выкурить сигарету, закрыть окно и лечь спать. И видеть те же самые сны. Снова, опять... – Братка, уходи, меняй позицию. Уходи. УХОДИ, БЛЯДЬ! – Сколько тебе лет, котёнок? – Тринадцать. Они... Они изнасиловали меня, а потом продали на невольничьем рынке в Ракке. – Wan bikujin! (Убивай их. (курманджи) Вали их на хер! Во имя Бога и Милосердия! Что не нравится? Пацаны, а давайте вы три года на Ближнем Востоке повоюете, а потом расскажите, что вам снится. Если честно, я уже привык. Как кино смотришь. Откричался давно, да и поседел ещё раньше. Только уже несколько ночей подряд другое снится. Всё не как обычно. Странно и непонятно... Горящий лес, тропинка по которой меня пытается тащить какая-то рыжеволосая девчонка. В руке у неё автомат. Похоже у меня справа рёбра задеты и на ноге рваная рана. Плохо, далеко не уйдём. Поворачиваю голову... Ещё такая же девочка поменьше, раскинув руки, плача, что-то кричит на непонятном языке. Или понятном? – НЕ СМЕЙ! ПРОЧЬ! НЕ ТРОГАЙ ИХ! Где это, кто они? Развалины, запах гари и огонь с неба. Потом внезапно темнота вокруг и в ней детский плач. Похоже та же девочка плачет. И тот же голос. – Дядя, дядя помоги. Эй, ты где там? Не плачь, погоди... – Дяденька, помоги нам. Просыпаешься и... Ощущение вины утром и пустота внутри днём. Как будто пропустил что-то очень важное. Единственно правильное. Больно. Как рана в сердце. И водка не поможет. Как же больно... «Ах, не спетая моя песенка, Ветреное красное солнышко, Скользкая крутая в небо лесенка, Розовое крашеное стёклышко. Приходили по ночам гости дальние, Мне сулили чудеса несказанные, Только где же их весна долгожданная И как верить поутру обещаниям? С пауками по углам да с чертями по дверям, Вечно душно и тепло, свечку сажей замело, Свидpигайловская банька от земли до звёзд... Как могли встречали, славили песнями. Деньги, пряники совали да почести. А лицо у Христа было детское, Но морщинкой по лицу - одиночество. А лицо у Христа было детское, Но морщинкой сквозь лицо - одиночество. И пол пяди не хватило до мудрости, И пол вдоха не хватило до радости, И пол чуда не хватило до вечности. Сказки, слёзки лишь, и прочие сладости. С пауками по углам, да с чертями по дверям, Если пусто - засыпай. Чего хочешь выбирай. Свидригайловская банька от земли до звёзд.» Вот и опять. Всё, мне это надоело. Я пошёл. Стоп, ты помнишь кто на земле мёртвый лежит? И девушку в испачканной пионерской форме, плачущую над тобой на коленях? Помню. И? ...Слушай я ведь уже давно в долг живу, а долги отдавать надо. Жалко только Хамида обломаю. Не позвоню я ему похоже из Сулеймании. Прости, брат. Да хотя он поймёт, не обидится. Сам же такой. Ладно, работаем. Эй, иду я, иду, только не реви. Я сейчас. Только не спрашивайте. – На хрена это тебе надо? Плач, дети, сны непонятные. Блядь, не люблю бессмысленных вопросов. От них голова болеть начинает. Сказал же, что НАДОЕЛО. Не знаю сколько времени я иду и иду ли. Может стою на месте. К плачу добавляется женский голос. – Пожалуйста, помоги им. Да что же... Но вот впереди загорается свет. Плач и голоса слышатся оттуда. Ала, хоть какая-то определённость. Понятно куда идти. Свет приближается, всё ярче и ближе. А вот сейчас, похоже, будет очень больно. Вашу же мать. Снова та же кроваво-чёрная пелена в глазах... На последнем усилии проваливаюсь в Нечто. И? Да всё собственно говоря... Где-то посредине. Глава первая. День первый. «Старшая, он пришёл...». Ощущение похлопывания по щекам, резкий запах нашатыря и ещё чего-то цветочного. Ну и какого хрена, кто там? Открываю глаз... Оппаньки. Молодая, симпатичная, белый халат, разноцветные глаза. Врач похоже. Ну хоть не небритый мужик с автоматом уже лучше. – Очнулись? Вот и хорошо. Слышно, как сквозь вату. Что-то ещё говорит, косясь в сторону. А, понял. Спрашивает – Вы головой не ударялись? Б**, спрашивать такое у человека с четырьмя контузиями. Ладно. – Сейчас нет. – Вы сесть можете? – Могу попробовать. Поддерживаемый сзади сажусь на асфальт. Где я и что вокруг? Я попытался оглядеться. А вокруг похоже тоже лето. Трава зелёная, небо синее, птички где-то щебечут. Под головой была куртка, рядом рюкзак. Напротив, металлические ворота, скульптуры какие-то. Что за? Неподалёку две девчушки в пионерской форме. Смотрят испуганно. Понимаю, я тоже иногда своего отражения в зеркале боюсь. Подальше девушка постарше в такой же форме и белой панамке ругается с каким-то мужиком в клетчатой рубашке и трениках – Иваныч. Ты что не мог его в кабину посадить? – Ольга Дмитриевна, вы же знаете, со мной же экспедитор ехала. Её же в кузов нельзя, перегруз был бы. – Ты не ёрничай, а объяснительную пиши. Стоп. Мужика этого припоминаю. И бабу объёмную с ним. Они меня в каком-то райцентре подобрали что-ли. Ехал в кузове полуторки, там ещё какие-то ящики с мешками были. Но куда ехал и зачем? И почему девушка в панамке кажется мне знакомой? И рыжая пионерка у ворот с испуганными глазами? Где-то я их видел. Но где? Чёрт, не помню. Ладно это потом. Сейчас бы хоть немного оклематься. Заметив, что я уже сижу, девушка в панамке оставила в покое шофёра подошла и... – Товарищ Азад, как вам не стыдно. Что за самодеятельность? Мы бы завтра машину за вами прислали. Потом, обернувшись к врачу. – Виола, как он? Та пожала плечами. – Да вроде нормально. Может перегрелся просто? – Что значит ВРОДЕ НОРМАЛЬНО! Ты понимаешь, что говоришь! Похоже назревает скандал с занесением в личное дело. Я решил вмешаться: – Ольга (имя вроде правильно назвал?) да я уже в порядке. Всё хорошо. – Вы уверены? Вожатая (она же вожатая вроде) недоверчиво посмотрела на меня. – Конечно. Я даже попытался встать. Блин как с перепоя. Но встал, морщась от боли. Картинка начала обретать резкость. На металлических воротах советский герб. Скульптуры — это фигуры пионеров. Лагерь поди какой-нибудь. Опять же вожатая и форма... Логику включи. Трудно знаю, а кому легко. – Славя. – Вожатая тем временем подозвала вторую девочку с шикарной русой косой. – Поможешь товарищу Азаду дойти до его домика. Ключи взяла? Славя, взялась было за рюкзак. Это ты зря, я сам уж как-нибудь. Только помоги его одеть и куртку подай. Ну что, пошли до дому красавица. Мы уже были за воротами и шли по кирпичной дорожке мимо деревянных домиков. Здание побольше и вывеска «Клубы». Интересно, конечно, но сейчас неважно. Другой вопрос важнее. – Славя, а что это вообще за место? Девочка с испугом посмотрела на меня. – Слушайте, может быть вам лучше в медпункт?. – Да не надо. Не соображу просто сразу куда попал. – Это пионерский лагерь «Совёнок». Мы вас завтра ждали, запланировали почётную линейку, приём в пионеры. Всё как полагается, а вы. Ну прости, милая, у меня всё даже война на импровизации. От мыслей о... высоком меня отвлекла Славя. Похоже мы пришли. Такой же деревянный домик, как и остальные, открытое окно, крылечко и красивые кустики. – Это ваш дом. Располагайтесь, отдыхайте. Скоро обед. Ой, у меня ещё дел много... – это Славя крикнула уже убегая. Я ухмыльнулся. Правильно, тобой только детей пугать. И зашёл внутрь. Внутри оказалось довольно уютно. Две аккуратно застеленные кровати (интересно, зачем вторая?), стол, шкафчик и два стула. На стене плакат с олимпийским мишкой. «Готовимся к Олимпиаде!». Деревянный пол блестит. Недавно наверно убирались. Я поставил рюкзак на стул и сел на кровать. Надо привести себя хотя бы в относительный порядок. Несколько минут акупунктуры дало результат. Я начал немного приходить в себя. Потом встал. Нормально, только голова немного кружится, но должно пройти. А теперь посмотрим, что у меня из вещей. С чем прибыл. Сначала, что у него в карманцах. Ничего необычного. Пачка табака, зиппо и телефон. Теперь бэг. Зарядка, кипятильник, ещё две пачки табака, разумеется чай с сахаром и складной стаканчик. Кофе? Жаль. Что ещё? О, «Социология свободы» и... Боевой нож? Хорошо хоть не автомат. Братка, это вообще-то пионерский лагерь, если ты ещё не понял. Ладно. Буду с пацанами в ножички играть. Куча вещей на столе росла. Полотенце, мыло и прочее, шемаг, чёрный берет. Что-то завёрнутое в белую чистую тряпицу. Посмотрим. Блядь, я же это дома хотел оставить. Два Георгия и медаль «За отвагу». Какой идиот вообще это положил в рюкзак?????? Я? Мм-да. Завёрнутыми в какую-то старую газету обнаружились кроссовки. Вот это хорошо, а то в берцах по жаре. Ну дальше не очень интересно. Ещё рубашка, джинсы, пара маек. Сменка, мелочь вроде носков и платков. Уф, вроде всё. Бритву, конечно, забыл. Надеюсь, не сильно зарасту. Я переобулся, сменил рубашку на майку. Подошёл к шкафчику, открыл дверцу и посмотрел в зеркальце. Кто тама? Я здеся. Пятьдесят лет, позывной Азад. Под левым глазом синяк, шрамы, татуировки. Всё на месте. А твоё настоящие имя? Я его уже давно забыл. От него только могила на донецком кладбище осталась. Такие дела, брат. Разложив одежду в шкафчике, я стал решать, что делать дальше. Вариантов два. Либо отдохнуть, либо прогуляться. Ну поспать мы ещё успеем, а осмотреться надо. Короче... Берет на голову, телефон по привычке в набедренный карман. Я вышел на улицу и закрыл дверь. В лагере было тихо, пустынно и жарко. Куда все подевались? На речке наверное или что водное есть. Прикинув, я решил вернуться к воротам. Вдруг там какие-нибудь дневальные или дежурные. Однако ушёл недалеко. Неожиданно с правой стороны я уловил шевеление в кустах. Рука инстинктивно дёрнулась к плечу. Ты чо охерел? Какие тебе здесь инстинкты? Осторожно подкравшись к кустам, я громко сказал. – Стрелять буду! В ответ раздался детский вопль. – АААААААААААА! Кричала явно девочка. – Выходи, ты обнаружена! Вот это я чего и зачем? Точно перегрелся. – Нет, ты же стрелять будешь! – Да не буду я стрелять? Не из чего. – Не врёшь? – Выходи уж. Из кустов вылезла рыжеволосая девочка лет 12-13 в майке с гордой надписью СССР и потёртых шортах. Она, насупившись смотрела на меня – Ты чего тут пугаешь? Ой, а ты вообще-то кто? Хороший вопрос. – Ну я вроде как ваш почётный гость. Сегодня приехал. – Вот приехал и пугает. – она обижено засопела. – Прости пожалуйста, я больше не буду. – Вот и не надо тут. Девочка уже похоже была готова убежать, но неожиданно повернулась ко мне – Хм... А ты как это меня вообще вычислил? Я хорошо спряталась. А? Пришлось признаваться – Я же разведчик. – Ух ты. – ее глаза загорелись. – А не врёшь? – Честное слово. Я постарался не улыбнуться. – Разведчик. Настоящий. Здорово! Она потянула меня вниз, и я присел. Девочка осторожно коснулась моего лица. – А ты чего такой страшный? Ужас. И глаза нет. – Война. Её голос казался мне знакомым. Наверно казался. Услышав слово, «война» она вздрогнула и отдёрнула пальцы. – Не хочу война, не надо. Я решил, что она сейчас заплачет, но вместо этого девочка, немного помолчав, спросила – А тебя дядька хоть как зовут? – Азад. – Что за имя такое странное? – Обычное, там откуда я приехал. – Это где? – Далеко отсюда, кстати, а тебя как зовут? – Ульяна, а ты чего от меня хотел? Напугал ещё и вообще страшный. – Хотел, чтобы ты мне тут всё показала. Где и чего. Или вот. Куда все делись, не знаешь? Она засмеялась. Колокольчик. – Конечно знаю. На пляже, в такую жару-то. – А ты почему не пошла? – Тебя увидела. Решила проследить что за дядька... Мало ли, вдруг ты шпион, а ты, оказывается, наш разведчик. А ещё у меня дело важное. Неожиданно Ульяна замахала руками. – АЙ! Я же опаздываю из-за тебя! Она рванула меня за собой – Давай побежали быстрее! Дядька, давай, а то опоздаем! – Куда, зачем?? – Оторопело спросил я. – НАДО! И мы побежали... Домики, площадь с каким-то памятником, опять домики. Налево, направо, налево. Она что специально? Внезапно Ульяна остановилась, причём настолько резко, что я чуть не вписался в неё. К счастью, обошлось без жертв. Мы стояли перед большим домом с верандой. – Это что? – Музыкальный клуб. Пошли давай. Я только вздохнул. Внутри это действительно оказался музыкальный клуб. Портреты композиторов на стенах, пюпитры, инструменты, груды матрасов у стены и рояль посредине. И никого. Ульяна недоуменно огляделась. – Мику ты где! Из-под рояля неожиданно раздался девичий голос. – Я здесь. – Ты чего там? Вылазь давай. Послышалось сопение, кряхтение и из-под инструмента пятясь вылезла девочка на вид лет шестнадцати. Пионерская форма, восточный тип, раскосые глаза и длинные волосы...зеленоватого оттенка. Ну всё бывает. В руках она держала губную гармошку. – Вот нашла. А вы кто? – Да это наш почётный гость. Ну не только наш, а всехний. Он сегодня приехал, сказал, что его Азад зовут. Ты его не бойся. Зеленоволосая поклонилась. – Конничи-ва. А я Мику. Я из Японии, правда-правда. У меня мама японка, а папа советский инженер. Он в Японии электростанцию строил. Ой, то есть не строил, а проектировал. Он же инженер, а не строитель. А вы чай будете? В Японии гостей принято чаем угощать. А вы какой любите, зелёный или чёрный? Ой, у нас зелёного нет, только чёрный, со слоником. Зато лимон есть. Он хоть и подсох, но всё равно вкусный... Она проговорила это на одном дыхании, не сбивая темпа и не собираясь останавливаться. Девочка-«Печенег». Спасла меня Ульяна. Аккуратно зажав Мику рот, она вежливо спросила: – Микуся, а где у нас эта рыжая... ходит? Освободившись, Мику удивлённо посмотрела на неё. – Не знаю. Давно уже должна быть здесь. Ульяна похоже рассвирепела. – Чего! Нет, ну чего! Я даже на пляж не пошла!! Ты представляешь! А она? Я невольно отодвинулся. Неожиданно дверь распахнулась и к нам влетела та самая рыжеволосая пионерка, которую я видел у ворот. Ну что пипл. Пионерский галстук вместо фенечки это... круто. Я с грустью посмотрел на бисерный браслет на правом запястье. Отстой чувак. Смирись. Прямо с порога рыжеволосая закричала. – Девчонки! Тут такое. К нам... – увидев меня она осеклась и удивлённо показала на меня пальцем. – Вот он приехал. Ульяна была сама вежливость. – Алисонька, мы это уже знаем. Ты лучше скажи. У НАС РЕПА ИЛИ ЗАЧЕМ! Я ЖЕ НА ПЛЯЖ НЕ ПОШЛА! Она топнула ногой. Алиса на мгновение застыла, потом... – Улька! Ты чего разоралась! Стукну! – Чего... – Ульяна засопела. – Я тебя сама стукну! Вот. – Не достанешь. – Алиса показала ей язык. – Тогда, тогда... – Ульянка натурально зарычала. – УКУШУ! Я на всякий случай отодвинулся ещё дальше. – Девочки не ссорьтесь. – попыталась успокоить их Мику. – Перед гостем неудобно же. Давайте лучше чаю попьём. С лимончиком и печеньками. С печеньками? – Ульяна шмыгнула носом и улыбнулась. –Давай. А ей, – она показала на Алису. – нет. Толстая будет. Бееее! – – Улька! Неожиданно обе переглянулись и отвернувшись друг от друга, тяжело вздохнули. Кажется успокоились. – Вы не обращайте внимания. – улыбнулась Мику, подавая мне чай. – У них это часто. Ну главное все живы. – А что у вас группа? – Ой... – Мику махнула рукой. – Пытаемся. Мы с Алисой на гитарах, а Ульянка... Та услышав, гордо продолжила: – Я ударница! – Коммунистического труда? Алиса довольно хмыкнула: – Ага. Ульяна снова засопела и отставила чашку: – Я на барабанах. – И как успехи? Мику только вздохнула. Во время разговора я, протянув руку, наткнулся на гитару и машинально взял её. – Хороший инструмент. И настроен правильно. – А вы играете? – Мику с интересом посмотрела на меня. Если честно с автоматом или пулемётом я обращаюсь, конечно, лучше. Не ну... Работа такая была. Вслух я, конечно, этого не сказал, а просто кивнул. – Ой, а сыграйте что-нибудь. Алиса ухмыльнулась. – Ага. «Поспели вишни в саду у дяди Вани». Я внимательно посмотрел на неё. – Лиска. Это тебе. Тронул струны. «Рука на плече-печать на крыле. В казарме проблем - банный день. Промокла тетрадь. Ты знаешь, зачем идёшь по земле. Мне будет легко улетать. Без трех минут бал восковых фигур. Без четверти смерть. С семи драных шкур - да хоть шерсти клок. Но как хочется жить - не меньше, чем спеть. Свяжи мою нить в узелок. Холодный апрель. Горячие сны. И вирусы новых нот в крови. И каждая цель ближайшей войны Смеется и ждет, ждёт любви. Наш лечащий врач согреет солнечный шприц. И иглы лучей опять найдут нашу кровь. Не надо, не плачь. Лежи и смотри, Как горлом идет любовь. Лови ее ртом - стаканы тесны. Торпедный аккорд до дна! Рекламный плакат последней весны Качает квадрат окна. Эй, дырявый висок, слепая орда, Пойми, никогда не поздно снимать броню. Целуя кусок трофейного льда, Я молча иду к огню. И мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц. И каждый на треть - патрон. Лежи и смотри, как ядерный принц Несет свою плеть на трон. Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть? Ведь ты, как и я, сирота. Ну, что ты, смелей! Нам нужно лететь! А ну от винта! Все от винта!» Алиса вздрогнула. – Ты, откуда знаешь? Кто тебе это рассказал? Улька! Она дёрнула щекой и стиснула два обручальных кольца, висевших на шее на цепочке. Я покачал головой – Никто. В твоих глазах увидел. Прости, если... Она закрыла лицо руками. Повисла неловкое молчание. Ты что наделал, скотина. Видел же, всё видел. Пепел в глазах её. Выручила меня снова Ульяна – Дядька... А это... Про меня песня есть? – Конечно есть, Рыжик. – Ух ты, а спой. Пожалуйста... Жалобно проканючила она. Даже Алиса улыбнулась. Ладно попробуем, но, если сука опять облажаешься. – Слушай. «В поле вишенка одна ветерку кивает. Ходит юная княжна, тихо напевает: - Что-то князя не видать, песенки не слышно. Я его устала ждать, замерзает вишня. В поле снег да тишина. Сказку прячет книжка. Веселей гляди, княжна! Да не будь трусишкой. Тёмной ночью до утра Звезды светят ясно. Жизнь - весёлая игра, А игра прекрасна. Будь смела и будь нежна Даже с волком в поле. Только радуйся, княжна, Солнышку и воле. Будь свободна и люби Все, что сердцу мило. Только вишню не руби - В ней святая сила. Пусть весна нарядит двор В яркие одежды. Все, что греет до тех пор, Назовём надеждой. Нам ли плакать и скучать, Открывая двери? Свету тёплого луча Верят даже звери. Всех на свете обними И осилишь стужу. Люди станут добрыми, Слыша твою душу. И войдёт в твой терем князь, Сядет к изголовью... Все, что будет всякий раз, Назовёшь любовью. Всем даётся по душе, Всем на белом свете. В каждом добром мальчише, В женщинах и в детях Эта песенка слышна, И поёт Всевышний... Начинается весна, Расцветает вишня.» – УРА! – Ульянка захлопала в ладоши. – Я КНЯЖНА. УУУУУ! Алиса саркастически хмыкнула – ПРЫНЦЕССА ТЫ НАША. – Чего, не завидуй. Алиса только пожала плечами – Было бы чему. – Интересно. – Мику дотронулась до моего плеча – Получается про всех есть песни? – Наверное. – А про вас тоже есть? А можно послушать? А... Ну попробовать, конечно, можно. Вряд ли, конечно, поймут. И что петь будешь? Это? Ты чо, охренел? Это же дети. Да знаю я. «Ночь перед атакой безмолвна как труп, Лишь молитвы шепот с запекшихся губ Небо храмом станет, а вместо икон – На одном гайтане – крест да жетон. Ничего не бойся, да с верою – в бой, Верь, и вражья пуля пройдет стороной, Верь – от тяжкой раны да будешь спасен, На одном гайтане – крест да жетон. А коль Бог промедлит беду отвести, То за смерть мою врагам легко отомстить, Без вести не стану добычей ворон – На одном гайтане – крест да жетон. По броне скрежещут осколки гранат, Без патронов сдох давно мой автомат, В землю траком вдавлен, печатью времен, На одном гайтане – крест да жетон. Ветер с гор развеет соляровый дым, Засияет небо опять голубым, А жетон навеки останется здесь - Наспех приколочен на свежий твой крест.» Стало очень тихо. Ульянка сидела, уткнувшись лицом в коленки. Её спина вздрагивала. – Улечка... – Алиса погладила её по голове. – Старшая, зачем он? – Ты ведь знаешь кто он и почему здесь? – Да знаю... – Тогда помогите ему. Пусть он почувствует себя живым. Неожиданно Мику подошла ко мне и, встав на колени, поклонилась – Домо аригато газаимас. Примите моё почтение, Воин Божественного Ветра. – Мы лишь делаем то, для чего были предназначены. Мику молча кивнула в ответ. Потом, подойдя к девочкам, я дотронулся до плеча Ульяны. – Уля... Подняв голову она неожиданно обняла меня. Я почувствовал биение её сердца. – Дядька... Заплаканные глаза. – Зачем война? Не надо, не хочу. – Прости солнышко, прости, я не знаю. К реальности нас вернул звук горна. Отпустив меня, Ульяна всхлипнула и ткнула в меня кулачком. – Это на обед. Пошли давай, я есть хочу, от нервов. Я только вздохнул. Лучше молчи, а то опять ляпнешь чего... Мы вчетвером вышли на веранду. – Девочки, а где у вас столовая-то? Алиса тут же изобразила негодование – Улька... Ты что не показала ему, где столовая!!!!!! Ульяна недоуменно посмотрела на Алису – Нет. Мы сразу сюда. Репе... – Ты понимаешь, что его одного отпускать нельзя? Он же почётный гость, а не... Если он заблудится, потеряется и пропадётся ты отвечать будешь. – Чего я... Ты.... – Короче. – Алиса уже держала меня за левую руку. – Мику, давай справа. Улька, ты сзади. Я уже хотел спросить – Чего.... Но тут в спину, в район поясницы мне упёрлось что-то твёрдое и кто-то знакомый грозно произнёс. – СТРЕЛЯТЬ БУДУ! – Уля, – как можно более жалостливо попросил я – может не надо? – НАДО! Пугал, да. БУУУУ! Всё, это залёт, боец. И по полной. Сейчас тебя отведут к ближайшему оврагу и в штаб к Духонину. ААААААА! Короче до столовой меня довели под конвоем. По бокам смеющиеся Алиса с Мику, а позади грозная Ульянка с ружьём. Дойдя до столовой, она аккуратно спрятала палку в кустах. – Пригодится ещё. Мы уже подходили к входу, когда сзади услышали. – Советова! Двачевская! Вы почему... Про Ольгу я и забыл. Похоже зря. – АЙ! – хором сказали Алиса с Ульяной. – Что случилось? – Я не в форме. – Ульянка натурально всхлипнула. – А Алиска вообще неформалка. Хиппует она, видите ли. А нас теперь в столовую не пустят. – Спокойно. Обернувшись, я вежливо спросил вожатую. – А я тоже не в форме. Мне нельзя? Пока она соображала, что ответить я подтолкнул девочек в дверь. – Пошли, жрать хочу. Сев за столик, Алиса, улыбнувшись, сказала – Спасибо что-ли. – Да делов-то. И часто вас? – Часто-часто. – засмеялась Мику. – Они же хулиганки. – Неправда. – тут же засопела Ульянка. – Мы хорошие. Только... – Местами? – Какими ещё местами, дядька? Ешь давай, не отвлекайся. После обеда, идя к выходу, я заметил, как Ольга, сидящая за отдельным столиком, недовольно посмотрела на нас, а потом махнула рукой. Намёк понял, уходим. Из столовой я шёл с Алисой. Мику убежала в клуб, а Ульянка умчалась на спортплощадку, заявив, что сончас не для неё. – Азад, – Алиса посмотрела на меня. – слушай, ты песни сам сочиняешь? – Да нет, а что? – Хорошие они. Только... Только больно от них. И не лыбься, ну не знаю я как правильно сказать, понимаешь? Короче, дашь слова переписать? – Конечно. – Хорошо. А я Мику попрошу, она табы набросает. А то я с нотами не очень. Мы прошли ещё немного. – Алис, а можно я спрошу? Про Ульяну? Она остановилась. – А, ты про... Слушай не знаю. Хотя вроде подруги, в одной школе учимся, в одном подъезде даже живём. Никто не знает. Только она даже кино про войну смотреть не может, сразу реветь начинает. – Я, грешным делом, про Афган подумал. – Да нет, мимо. У неё брательник в погранцах на Камчатке. Недавно письмо прислал, она ещё бегала, хвасталась. Она попыталась улыбнуться. – Брат. Ты что делать будешь? Я пожал плечами. – Не знаю. Посплю, наверное. А ты? – От тебя отдохну. Столько всего сразу. И это, ты потом в клуб приходи чаю попить. – Договорились. Зайдя в домик, я не раздеваясь лёг на кровать и зажмурился... Вокруг меня было бескрайнее поле. Только как на негативе. Почерневшая неподвижная трава, обугленное небо и мёртвая тишина. Сверху беззвучно падает то ли пепел, то ли чёрный снег. Я поёжился, прошёл немного и увидел ЕГО. Огромный зверь. Пёс с седой шерстью. На месте правого глаза безобразный шрам. Я машинально дотронулся до лица. Пёс сидел неподвижно, а из левого глаза у него текли слёзы. Я не понял сначала в чём неправильность, потом дошло. Второй глаз был человеческий. Я подошёл ближе, присел и погладил его по голове. – Что брат? Плохо без них? И крылья сломаны, летать не можешь. Пойдём, что одному-то. Пёс не пошевелился, не знаю, слышал ли он меня. Я вздохнул. Мы просто сидели рядом. Сколько прошло времени? Вечность, наверное. Я снова зажмурился и неожиданно почувствовал, как кто-то осторожно толкает меня в бок. Когда я открыл глаз. то...... Надо мной склонилась Ульянка, с сомнением глядя на меня. – Дядька, ты спишь? Я помотал головой. – Уже нет. А ты как тут оказалась? Она засмеялась и показала на дверь. – – Открыто было. А я стучала, честно. – И чего теперь? Я сел на кровать. Ульянка на мгновение задумалась, потом дёрнула меня за руку. – А пошли в футбол играть. Давай дядька, вставай. Ну футбол, значит футбол. Не порть карму и не спорь. Я потянулся за беретом, лежащим на столе. – Дядька, а почему звезда неправильная какая-то? Трёхконечная. Это что значит? – Ну... Трёхконечная звезда это символ интербригад в Испании. Ульянка просияла: – А знаю. Они против фашистов были. Да ведь? – Правильно. – А поносить можно? Пожалуйста. Берет уже был у неё на голове. –Конечно можно. Сейчас, я его только тебе поправлю. – Ура! – закричала она и потянула меня к двери. На улице, как всегда, было тихо и жарко. – Уля, и где все опять? – Ай, по домам сидят. Надоела жара уже. А вот кто-то... – Чего кто-то? – Роботов делает. Представляешь, дядька? Настоящих. – Наверно интересно. – Неа, совсем неинтересно и скучно. А можно я тебя за руку возьму? – Давай. Наконец мы пришли на спортплощадку и начался Большой Футбол. Нет, ну играла-то в основном Ульянка. Я лишь изображал старшего тренера сборной и типа указания давал. Правда в конце мне всё же разрешили ударить по мячу, но предупредили, что если я его куда запну сдуру, то доставать буду сам. Ну и ладно, зато наши победили. Откричавшись, – УРА! – Ульянка снова потянула меня за собой. – А теперь куда? Слушайте, она вообще устаёт когда-нибудь? Не девочка, а... – Чай пить в клуб. Я вспомнил про приглашение Алисы. – Ладно пойдём. А печеньки будут? Ульяна заулыбалась. – Будут-будут. Специально для тебя. На полдороге ко мне неожиданно прилетела мысль. – Уля. – Чего? – Да я вот подумал. А почему бы тебе не переодеться в пионерскую форму? – Дядька, а зачем? Она недоуменно посмотрела на меня. – Ну смотри. – Куда? – На меня. – И что? УФ... – Уля, после чая мы пойдём на ужин. Правильно? Подумав, Ульяна кивнула: – Наверно да. – Наверно. Пойдём на ужин, а ты не в форме. Тебя опять в столовую не пустят. – А ты зачем? – Уля. Я что обязан тебя от вожатой каждый раз отмазывать? Она было засопела, но неожиданно согласилась: – Ладно, пошли. Раз такое дело. Свернув в сторону, мы вышли к домику с пиратским флагом на двери. Ульянка заулыбалась – Это Алиска придумала. Здорово, да? – Ну да. Давай, только быстрее. – Я сейчас. Ты только не подглядывай. С этими словами она скрылась за дверью. И что это было? Я сел на крыльцо и улыбнулся. Женщины... – Ой, здравствуйте, товарищ Азад. Неожиданно послышался знакомый голос. Славя. – Rozh bâsh. (Добрый день (курманджи) – Что простите? – Извини, добрый день. – Добрый. А вы что тут делаете? – Да вот, уговорил Ульянку переодеться в пионерскую форму. Славя, улыбнулась. – Это правильно. А то она каждый раз забывает. А потом... Неожиданно из-за двери раздалось. – АЙ! Чего ты... – Что случилось? – спросили мы. – Кто там? – Да я Славя. - Ой, помоги. – Что у тебя случилось? – Замок не хочет. – Опять? Подожди, сейчас помогу. – Давай, заходи, а ты дядька не смотри. И смех, и грех... Через несколько минут на пороге появились Ульяна со Славей. В пионерской форме Ульянка выглядела пай-девочкой. – Ульяна, ты когда у Ольги Дмитриевны новую юбку попросишь? Каждый раз ведь мучаешься. – Да ну вас, – Ульянка поджала губы. – юбка как юбка. И вообще она мне нравится. Замок только. Подойдя ко мне, она снова взяла меня за руку. – Пошли что-ли, а то чай остынет. – Ну пойдём, раз ты готова. Славя, счастливо. – До свидания. Всю дорогу до клуба Ульяна рассказывала мне про свою школу, про какого-то мальчика, который носил ей портфель... Я только улыбался и иногда поддакивал. Наконец-то пришли. Все были в сборе. Алиса наигрывала на гитаре, а Мику что-то сосредоточенно записывала в тетрадке. Увидев нас, она встала и поклонилась – Учитель, хорошо что вы пришли. Чай уже остывает. Гордись, сэнсей. И к чему это? Алиса просто помахала мне рукой. – Привет, как оно? – Да нормально, вроде. – Ну тогда падай куда-нибудь. Мику, куда печенье спрятала? – Какое печенье? – Микуся... – Ой, я и забыла. Простите, учитель. – она откуда-то вытащила открытую пачку – И сахар вот. Я печенье от Ульянки спрятала. Она у нас сладкое любит. А много сладкого говорят есть вредно. От него зубы портятся и толстеют. А она нет и зубы у неё....... ОЙ! Уля ты чего? – Печеньки давай. Алиса тем временем протянула мне чашку – Пей быстрее. – Почему? – Играть будем. Конкретней ты будешь. Сольник, да? Ладно. – Дяфка. – Ульяна что-то попыталась сказать с набитым ртом. – Чего дяфка? – Ай, не цепляйся, дядька, про войну не надо только. Как скажешь, княжна. – Ну и, – Алиса ткнула в меня половинкой печенья. – долго ещё? – Хорошо, – я взял гитару. – работаем. «Эх, дороги вы мои неуемные, Ожидания любви, ночи темные, Эх, сожженные мосты, эх, лихая блажь, Не обнять бы пустоты, а поймать кураж, А за воротами беда стережет давно, Не откроют ворота - убегу в окно, Убегу куда глаза поглядят навзрыд, Мне укажет путь гроза, небо приютит. А на реке да на Оби лёд застыл стеной, Да погоди ты, не беги, посиди со мной. А я хороший, я плохой, я такой как есть, Будем песни петь с тобой, будем пить да есть, А на Оби да на реке льдины тронулись, Твоя рука в моей руке - все, оторвались, И не догонят нас ни боль, ни молва, ни стыд, А что грешили мы с тобой - так, может, бог простит... Эх, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край, Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай... А я пошел, ну я пошел, ветер ноздри жжет, А все, что было, хорошо - а что же там еще, Ты, родная, не серчай, собери в дорогу, Ничего не обещай - лишь любовь до гроба, А я вернусь, нет, я вернусь, мне без вас никак, Будет радость, будет грусть - все сожму в кулак, И в день, когда без удержу захочу домой - Принесу и покажу - видишь, не пустой, Вот, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край, Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай... А мы уходим налегке, мол, туда-обратно, Возвращаемся не те, что ушли когда-то, Порой не все и не туда возвращаемся, На всякий случай, навсегда попрощаемся, А ну дороги, да вы куда, милые мои?! А ты гори, гори, моя звезда, ярче всех гори, А ну подпой мне, ну подпой, я опомнился, Я вернусь, и мы с тобой познакомимся... Эх раз, да еще раз, да еще много, много, много, много... Эх раз, да вот те раз - еще одна дорога... Эх раз, да еще раз, да еще много, много, много, много... Эх раз, да вот те раз - еще одна дорога... Эх, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край, Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай… Эх, мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, да за порог, да через край, Мама, тысяча дорог, мама, тысяча дорог, Мама, тысяча дорог, какую хочешь выбирай...» Алиса улыбнулась. – Типа цыганочка с выходом. Сам придумал? – Один хороший человек. Только он ушёл. – Куда? – недоуменно поинтересовалась Ульяна. – Куда ушёл-то? И, зачем? – Далеко. Очень далеко. – Учитель, а как узнать какая дорога твоя? – неожиданно спросила Мику. – Прочувствуй путь сердцем, потом примерь по по себе. Плата может несоизмеримой. – Вы позволите потом поговорить с вами? Я хотела спросить... Она посмотрела на девочек. – И это очень важно. Для меня и для вас. О выборе пути и о цене выбора. – Да, конечно. – Микуся, ты чего? – Ничего, Уля, это только меня касается. Мда... Ощущение такое, что за няшкой с зелёными волосами проглядывается что-то серьёзное, взрослое. Настолько, что становится не по себе. Беспощадность клинка. Я потряс головой. Что за на фиг. К действительности меня вернула Алиса – Ты что? Спой ещё. ...Эй,ты помнишь, что здесь будет? Автомат в её руке, её слова и то что было потом? И что теперь, назад уйти? Не получится, уже поздно. Ладно, что там? Ещё песню. Да... «Эх, налей посошок, Да зашей мой мешок- На строку- по стежку, а на слова - по два шва. И пусть сырая метель Мелко вьет канитель И пеньковую пряжу плетет в кружева. Отпевайте немых! А я уж сам отпою. А ты меня не щади - срежь ударом копья. Но гляди- на груди повело полынью. Расцарапав края, бьется в ране ладья. И запел алый ключ. Закипел, забурлил. Завертело ладью на веселом ручье. А я еще посолил. Рюмкой водки долил. Размешал и поплыл в преисподним белье. Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки. Покрути языком- оторвут с головой. У последней заставы блеснут огоньки, И дорогу штыком преградит часовой. - Отпусти мне грехи! Я не помню молитв. Если хочешь - стихами грехи замолю, Но объясни - я люблю оттого, что болит, Или это болит оттого, что люблю? Ни узды, ни седла. Всех в расход. Все дотла. Но кое-как запрягла. И вон - пошла на рысях! Эх, не беда, что пока не нашлось мужика. Одинокая баба всегда на сносях. И наша правда проста, Но ей не хватит креста Из соломенной веры в "Спаси-сохрани". Ведь святых на Руси - только знай выноси! В этом высшая мера. Скоси-схорони. Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури! Да постой-ка, сдается и ты мне знаком... Часовой всех времен улыбнется: - Смотри! - И подымет мне веки горячим штыком. Так зашивай мой мешок, Да наливай посошок! На строку - по глотку, а на слова - и все два. И пусть сырая метель все кроит белый шелк, Мелко вьет канитель да плетет кружева.» Вот и всё, брат. Ты сам выбрал. - Господи... Азад, прости меня дуру. – Алиса дотронулась до моей руки. – Не надо. Не пой. Тебе же больно. Ты же поёшь как кровью харкаешь. Зачем? Я пожал плечами: – Кто-то же должен? – Но почему именно ты? Кто-нибудь знает ответ на простой вопрос? Я нет. Да и не надо... Потом мы просто сидели, пили чай и разговаривали о каких-то пустяках. Потом опять был звук горна. Пора на ужин. – Лиска. – Что? – В порядок себя приведи и галстук повяжи как надо. – Вот ещё. Ты... – С Ульяны пример бери. Алиса недоуменно заморгала глазами, только сейчас заметила что-ли. – Уля, ты это чего? Снег же пойдёт или землетрясение... Мику хихикнула. – Алиска, ну побудь ты хоть немного примерной пионеркой, раз тебя просят. – Ну если только один раз. – Молодец. И Уля... Давай без ружья, ладно? – Испугался? Смотри мне. Она потащила меня к двери. – Пойдёмте. Печеньки хорошо, а ужин лучше. Уля кушать хочет. Алиса с Мику засмеялись... У столовой мы опять наткнулись на Ольгу. Мельком взглянув на нас, она уже было открыла рот, но... – Девочки, вы... Вы не заболели случайно? Ульянка гордо вышла вперёд. – Мы теперь хорошие. Вот. Вожатая сглотнула и посмотрела на меня. – Товарищ Азад, это вы на них повлияли? Я изобразил смущение: – Ну... Она улыбнулась. – Ну хоть что-то хорошее за сегодня. Давайте проходите быстрее. За стол мы сели вместе с незнакомой темноволосой девочкой в очках. – Приятного аппетита. Она только ойкнула: – А вы тот самый гость? – Да, меня Азад зовут. Извини если напугал. Алиса заулыбалась. – Нет что вы. А меня Женя. Я здесь библиотекой заведую. – Библиотека? Мне как раз одна книга нужна. После ужина уделишь мне немного времени? – Дядька, что за книга? – Уля. – Чего? – Ничего, кушай. Поев и выйдя на крыльцо, я подошёл к Жене. – Ну что? Она замялась, потом неожиданно сказала – Пойдёмте. Идя по дорожке, она с интересом глядела на меня. – Имя у вас необычное, извините. – Какое есть. – А вы издалека наверно приехали? – Угадала. Ближний Восток. Она смущённо замолчала, потом виновата добавила. – Вы ещё раз извините. Вам, наверное, такие вопросы задавать нельзя? – Нет, такие можно. Стеллажи, книги. Библиотека и библиотека. Что хотел увидеть, Ленинку? – Простите, а что за книгу вы хотели? – Ленин, «Государство и революция». – Ой, а зачем? – удивлённо спросила Женя и осеклась. – Понимаю. Сейчас, я посмотрю в брошюрах. – Тебе помочь? – Вот эту полку подвиньте пожалуйста, если не трудно. Да не проблема, конечно. – Вот, возьмите пожалуйста. – Я записывать не буду, только потом верните. Хорошо? – Конечно, спасибо большое. Придя в домик, я сел за стол и свернул самокрутку. За пепельницу тарелка сойдёт. Открыл брошюру... Ты чо? Сюда Ленина читать пришёл? Нет, конечно. Но... Ай, брат, отстань. Помню я, помню. И что здесь будет тоже. Я затянулся и выпустил клуб дыма. Один хрен уже уйти не получится. Неожиданно в дверь осторожно постучались. – Кто там, открыто... Угадайте с трёх раз кого я увидел. – Дядька, можно я у тебя посижу? – Уля, конечно, можно. Забравшись с ногами на кровать, Ульянка честно пыталась хоть немного побыть примерным ребёнком. Получилось у неё плохо. Кончилось это тем, что она слезла с кровати, натянула сандалии и подойдя к столу, подёргала меня за руку. – Кончай дымить, пойдём погуляем. –Уля, а спать? – Не хочу, пойдём. – Ну хорошо, только рубашку надену. Вообще тебя же на свидание пригласили. Ну тупой... Выйдя из домика, я остановился. – Ну и куда гулять будем? Туда? Я показал в сторону леса. – Дядька, ты что? Там страшно и я темноты боюсь. – А что там страшного, в лесу-то? Волки что-ли? – Какие волки? – Ульянка вздрогнула. – Там этот... старый лагерь. Там говорят привидения водятся. Представляешь? – Честно? Нет. Я улыбнулся. – Чего... – Ульянка обиженно засопела. – Тебе хорошо, ты взрослый и здоровый какой. А я маленькая девочка. – Уговорила. Я тоже боятся буду. Теперь заулыбалась Ульянка. – Не надо. Пойдём лучше на речку. А в лес завтра сходим. Я там тебе покажу что-то. Дом, вот. – Чей дом, Уля? – Мой. Я его сама сделала и бываю там. Я в нём... А ты некому не скажешь? – Нет. Честное слово. Ульянка немного помолчала. – Я там плачу. Я тебе потом скажу. Я только вздохнул. Место, где можно поплакать маленькой девочке. Дом. Твою мать да перемать. Она тем временем взяла меня за руку. – Пойдём на речку. – Ну пойдём. Показывай дорогу. Мы шли мимо мигающих фонарей, мимо домиков в которых гасли окошки... – Уля, а можно спросить? – Про что? – Да про старый лагерь. Откуда там привидения-то? – Ой, дядька не знаю. Только Ольга Дмитриевна запрещает. Даже днём. Вот. А кто-то бегает. Не буду говорить кто. Я не ябеда. – Ну и ладно. А зачем туда бегать-то? Ульяна недоуменно посмотрела на меня. – Не знаю. Детали какие-то для своих роботов ищут. Делать им больше нечего. Ну будем считать, что это не мои проблемы. Привидений не разу не встречал, а что пионеры где-то бегают... Я не мент, и не вожатый. Тем временем неожиданно пахнуло сыростью, я увидел лунные блики на воде. Услышал, как где-то бултыхнулась рыба. – Пришли что-ли? – Ага. Смотри как красиво. И правда ведь красиво. – Уля, а что за здание? – Там лодки. - Понятно. А там? Я показал на тёмное пятно на воде. – Остров. Там тоже красиво. – А привидений там нет? Ульянка замахала руками. – Конечно нет. Там земляника. Я притормозил. – Чего встал? – Земляника, это хорошо. Ульяна засмеялась. – Конечно. Только лодку... – Уля, не волнуйся. Сплаваем. Днём, конечно. – Ура! Она потащила меня куда-то наверх. Мы выбрались на пригорок. – Садись, звёзды смотреть будем. – Подожди, я тебе рубашку постелю, а то юбку промочишь по росе. – Дядька, смотри как здорово! Звёзды. Тебе нравится? – А тебе? – Очень. – Ну значит и мне нравится. – Тогда давай смотреть. Она прижалась ко мне. – Ты что замёрзла? Вот ведь растяпа, куртку забыл. – Просто ты домашний. Ульянка вздохнула. Ладно, пусть буду домашний. Чёрт, я даже расслабился немного. Звёзды, река, тёплый ветерок... Я представил, как мы завтра возьмём лодку и сплаваем за земляникой. И как принесём её в клуб... И никакой тебе войны. А то что ты видел? Мало ли что я видел. Если всё вспоминать. Меня отвлекла Ульяна. – Дядька. – Чего? – А звёзды они какие? – Уля, ты не знаешь? Она удивилась. – Нет, мы это ещё в школе не проходили. – Ну тогда. Звёзды это... Это души тех, кто ушёл на небо. – Как это? – Ну вот. Они приглядывают за тобой. Чтобы тебе сны хорошие снились, чтобы ты не плакала. – Я не буду плакать, потому что ты... Неожиданно она обмякла и уткнулась мне в бок. – Уля, ты чего?! – Уля спать хочет. – сонным голосом пробормотала она и... Захрапела. Похоже, что у неё батарейка наконец разрядилась. И что? Как что, неси ребёнка до дому, тупень. Я аккуратно завернул Ульянку в рубашку и взял на руки. Пошли спать, однако. Я шёл, стараясь ступать осторожней. Ульянка, обняв меня за шею, мирно сопела в ухо. Неожиданно она всхлипнула и не открывая глаз пробормотала. – Ты хороший. Папа, я тебя люблю. Я сглотнул комок и... Вот только ещё колыбельные никому не пел. А просто некому было. Теперь есть. Всё, не обсуждается. «Как по синей по степи Да из звездного ковша Да на лоб тебе да... Спи, Синь подушками глуша. Дыши да не дунь, Гляди да не глянь. Волынь-криволунь, Хвалынь-колывань. Как по льстивой по трости Росным бисером плеща Заработают персты... Шаг - подушками глуша Лежи - да не двинь, Дрожи - да не грянь. Волынь-перелынь, Хвалынь-завирань. Как из моря из Каспийского - синего плаща, Стрела свистнула да... Спи, Смерть подушками глуша. Лови - да не тронь, Тони - да не кань. Волынь-перезвонь, Хвалынь-целовань...» Вскоре на меня пахнуло запахом жилья и столовой. Почти пришли. Вот и пиратский флаг. На крыльце сидит Алиса и похоже она дремлет. – Эй, мы пришли! Она встрепенулась. – И где вы были? Я уже волноваться начала. – Да на речке. Звёзды смотрели. А... Алиса махнула рукой. – Да она мне все уши прожужжала про гуляние. Просто долго вы что-то. Я уж подумала ты заблудился. – А чего блуждать-то? Не тайга чай. – Тайга какая-то. В кровать её неси. – Как-то неожиданно она... Алиса негромко засмеялась. – С ней это бывает. Она один раз умудрилась на уроке физкультуры заснуть. Ой что было... Зайдя в комнату я положил Ульянку в кровать и сел рядом. – Чего лыбишься-то? Лучше помоги. – Чего помоги? – Тупишь что-ли? Юбку помоги снять. Помнётся за ночь, Ольга ругаться будет. А оно нам надо? Вдвоём мы привели Ульянку в надлежащий вид спящей хорошей девочки. – Слушай ты... Алиса только махнула рукой. Потом поманила меня на улицу. – Пошли, пусть спит. Сев на крыльцо, Алиса вздохнула. – Я ей как сестра. Тяжело ей. – Что случилось? Алиса снова вздохнула. – С отцом у неё плохо. Брат в армии, а мать не управится. Вот мне и пришлось. – А отец что пьёт? – Если бы... Не любит он её. Она... Как это у вас, у взрослых... Нежелательный ребёнок. ...Сука. Видишь, как оно? Нежелательный, да? Ульянка, Улечка... – Она меня папой во сне называла. У Алисы по губам скользнула горькая улыбка. – Папа. Значит теперь им и будешь. Попробуй только откажись. – Не, ну просто... Отцом я ещё не был. Алиса удивлённо помотала головой. – У тебя что семьи нет? – С моей-то работой. – Какой ещё работой? Я показал на пустую глазницу. Алиса махнула рукой. – Не оправдывайся. И вообще... Давай спать. – Ладно, я пошёл. Спокойной ночи. Я уже повернулся, когда услышал сзади негромкий алисин голос: – Спасибо тебе. За Ульяну. Подойдя к своему домику, я устало опустился на крыльцо. Стар я уже для подобного. И что дальше? Ну как что. Теперь это мой мир, а что я делаю в своём мире? Живу. Как получается. Как Бог даст... Иди-ка спать, брат, завтра будет другой день. Разберёмся. Зайдя в комнату, я прикрыл окно, разделся, лёг и... Спокойной ночи. Глава вторая. День второй. Проснулся я как обычно рано. Странно, но... Даже сны другие были. Война куда-то ушла. Надолго ли? Снился лес, смеющаяся Ульянка и белый голубь у неё на плече. По привычке я потянулся было за телефоном на столе чтобы узнать время. Чёрт, забыл на зарядку поставить. Ну и... с ним. Звонить-то всё равно некому. Оделся и зевая вышел на улицу. Что у нас? Утро в пионерском лагере «Совёнок». Кругом тихо и спокойно. Опять же пока все спят, потому что. Блядь, что у тебя за привычка сам с собой разговаривать? Стареешь. И не говори...... Ладно, что у нас по графику? Умывальники с душевыми я вроде в той стороне видел, но сначала размяться надо. А то потом вроде бы торжественная линейка, в пионеры принимать будут. Или уже нет? В любом случае дел будет много. О, и земляника. Самое главное ведь. Всё это я уже додумывал, идя быстрым шагом и помахивая полотенцем к спортплощадке. Хорошо никого нет. Мешать не будут. Разминка, турник, покувыркались... Теперь танла́нцюань. Забыл уже, обленился? Я выполнял очередное упражнение, когда сзади раздалось восторженное – УУУУУУУ! И кто там подглядывает? Как ты думаешь? Ульянка конечно. Выспалась, батарейка зарядилась. Рядом зевающая Алиса со Славей. – Это карате, да? Я помахал руками. – Нет, но типа того. – Здорово. – А то. Тут мне в голову опять стукнула мысль. Почему нет? Если выкладываться, то по полной. – Уля, ты сколько весишь? Ульянка отреагировала на этот простой вопрос как-то странно. Она обиженно засопела и нахмурилась. – Чего... Я нормально вешу, не то что некоторые толстые. Объедятся булками. – УЛЬКА! Хором сказали Алиса со Славей. – Минутку. Уля, сколько конкретно ты весишь? Сколько килограммов в тебе есть? – Ну, – честно ответила Ульянка. – двадцать пять. Наверное. Самое то. – Улечка, хочешь сделать доброе дело? – Не знаю. А какое? Я лёг ничком. – Ложись мне на спину. От возмущения Ульянка аж подпрыгнула. – Ты чего, дядька! буду я на тебя ложиться! Пусть вон Алиска или Славя. Они... А я... Я улыбнулся, стараясь не рассмеяться. – Уля, они тяжёлые. Будь хорошей девочкой. – Не буду. А зачем ложиться-то? – Спорим тебе понравится. Ульянка недоверчиво посмотрела на меня. – Не знаю... Девчонки, вы это спасайте меня, если что. Дядька, я кричать буду. – Конечно будешь, давай. Девочки смотрели на меня со смесью удивления и ужаса. Алиса схватилась за голову. Потом вдруг неожиданно прыснула в кулак – Уля, я тебя спасу. – Спасибо. – Давай, решайся. Взгромоздившись на спину, Ульянка схватила меня за горло. – Уля не души. Дыхалку собьёшь и всё удовольствие испортишь. Расслабься. Ну что начали? Обычные отжимания, кулаки, теперь пальчики, «лапа леопарда» ... 10, 15, 17, 20... – ААААААААААААААА! Восторженный вопль Ульянки был слышен наверно на другом конце лагеря. УФФФФ... Я сел и потянулся за полотенцем. – Дядька, давай ещё! – Пока хватит. Хорошего помаленьку. Алиса протянула мне полотенце. – Ну ты даёшь. Я только вздохнул. – Старею, теряю форму. Кстати, пробежаться никто не хочет? Славя, помялась. – Я люблю бегать. А вы не устали? – Да не особо. Алиса? Та махнула рукой. – Не, давайте без меня. Я здесь посижу. – Уля? – Ай, ну не знаю... – Устала что-ли? Ульянка насупилась. – Чего, дядька... А давай. Добежав до реки, мы со Славей начали восстанавливать дыхание. Ульянка, тем временем, присев, старательно изучала берег. – Ух ты. Дядька, смотри. Я подошёл к ней. – Что там? – Камень. С дыркой. – Это называется куриный бог. – сказала Славя, подходя к нам. – А почему куриный? – Не знаю, назвали просто. – А можно его взять? – Конечно, ты же его нашла. Ульяна довольная засунула камушек в карман шорт. Славя, уже приготовилась бежать обратно. – Уля. Хочешь побыть полной боевой выкладкой? Ну типа... – КЕМ? Я присел на корточки. – Залезай. – Лошадка!! Вот только я маленьких девочек ещё не катал. Однако, надо же когда-то начинать. Короче обратно мы добежали уже веселее. Крики Ульянки были слышны поди на другом берегу реки. Когда мы добежали до скамеек, Ульянка неожиданно прошептала мне в ухо – Папа сильный. Гордись. Скатившись с меня, Ульяна подбежала к Алисе. – Смотри что у меня! Куриный бог! – Ух ты, говорят он удачу приносит. Только не потеряй. – Чего ещё, не потеряю. Ульянка зажала камень в кулачке. Хм, где-то я у себя кожаный шнурок видел. Надо будет поискать. – А теперь что? – спросила меня Алиса. – Я в душ, а потом... – А потом у нас будет торжественная линейка. – обрадовала нас Славя. – И приём в почётные пионеры. – добавила она. – Зачем? – удивился я. Славя пожала плечами – Традиция. – Ладно, тогда увидимся. – Уля, – я погрозил пальцем. – про форму не забудь. Та только отмахнулась. – Уля. Будь хорошей девочкой. – Ага, если ты меня ещё покатаешь. Шантажистка. Короче, ты попал, брат. После душа я одел чистую рубашку, сунул в карман найденный шнурок и пошёл на площадь. Ещё опоздать не хватало, но успел. Там уже все были в сборе. – ПОСТРОЕНИЕ. Ольга и ещё один парень (тоже наверно вожатый) вышли вперёд. – Ребята, как вы знаете, вчера к нам в «Совёнок» прибыл почётный гость. Его зовут Азад. Он приехал к нам издалека, с Ближнего Востока, где принимал участие в вооружённой борьбе за освобождение трудящихся. Поприветствуйте его. Блин, красиво сказала. Мне даже понравилось. После аплодисментов Ольга продолжила – А теперь я, как старшая пионервожатая и исполняющая обязанность директора лагеря хочу предложить товарищу Азаду стать почётным пионером «Совёнка». Сергей... Парень, стоящий рядом с ней, вышел вперёд. В руках у него был пионерский галстук. Я шагнул навстречу. Вожатый повязал мне галстук и... К борьбе за дело Ленина будьте готовы! Я поднял руку в салюте. Всегда готов! Барабанная дробь. Я ЭТО ПОМНЮ. – Теперь на завтрак, а потом на пляж. И не забудьте, что после ужина танцы. РАЗОЙДИСЬ. – Ольга Дмитриевна, а можно вопрос? – к ней подошёл высокий пацан в очках. – Да, конечно, Саша. – А товарищ Азад знает русский? Ольга строго посмотрела на него. – Саша. Он очень хорошо говорит по русски. Это всё что я могу тебе сказать. – Извините, Ольга Дмитриевна. – Ничего. Ступай на завтрак и забудь о чём мы говорили. Ты всё понял? В следующий раз постарайся не задавать ненужных вопросов. Я подошёл к девочкам. – А это кто? – я показал на уходящего пацана. – Это Сашка. – начала объяснять мне Ульянка. – Мы его кибернетиком зовём. Это он роботов делает. И за деталями тоже он. Я пожал плечами. Пока неинтересно. – Подожди, Уля. – Чего? Я присел. – Куриный бог у тебя? Не потеряла ещё? – НЕЕЕТ! Вот он. Ульяна показала мне камушек. – Сейчас. – я достал приготовленный шнурок и продел его в дырку. – Давай теперь завяжу. Ульянка смущенно заулыбалась – Спасибо, дядька. – Эй, вы есть идёте или как? – позвала нас Алиса. – Идём-идём. После завтрака я хотел. Ну впрочем неважно, что я хотел, потому что... – Учитель, вы идёте на пляж? – Да, сейчас только переоденусь. – Микуся, а почему ты его учителем зовешь? – Он учит. – Он? Чему он научит? – Алиса, тебя не знаю, а меня... Вас это не касается. Лучше... Ой, мне же ещё купальник взять надо. И бутылку с водой. Или не надо? Она же степлится и невкусная будет. А без воды как? – Микуся,ты же идти собралась, давай быстрее. Мы тебя подождём... На пляже похоже собрался весь лагерь. Бедные вожатые. Бегать по жаре, следить чтобы не заплывали за буйки, одевали панамки и не хулиганили... Я бы не выдержал. Кто-то (не будем говорить кто.) толкнул меня в бок. – Дядька, ты чего задумался? Пошли плавать. Ну да, конечно. На пляж же пришли. Я стянул майку. – Ай... – Лиска, ты чего? – У тебя шрам на сердце прямо. – Бывает. – Вообще сильно круто выглядишь. Шрамы... И татуировки ещё... – Хочешь такие же? – Да ну тебя. Я же девчонка. Ещё на шею себе бы не колола. – Как хочешь. Тем временем Ульянка бесцеремонно ткнула пальчиком в крест. – Ты в Бога что ли веришь? – Да. Она удивлённо посмотрела на меня. – Его же нет. – Откуда ты знаешь? – В школе говорили. – Ну если в школе... – Ай, дядька, не будь занудой, пошли. Она потянула меня к воде. – Да подожди, дай я хоть штаны сниму. Зайдя в воду по... пояс я остановился. На мелководье плескалась малышня, кто постарше нарезали круги на огороженном участке. – Что встали? Пошли... – Алис, вы идите, я тут окупнусь и загорать. – Подожди... Алиса глянула на меня как на... – Ты что, плавать не умеешь? – Не умею. – честно признался я. – Совсем что-ли? - Да. – Дядька, ты... Вот даёшь, даже я умею. Я сделал виноватое выражение лица. Неожиданно девочки переглянулись и... заулыбались. – – Лиска, он же тут плавать не умеет. – Ага и ещё боится. – Ну и... Я напрягся. – ЭЭЭЭЭЭЭЭ... Вы чего тут удумывайте? Неожиданно кто-то резко дёрнул меня под водой за ноги. От неожиданности я, потеряв равновесие, плюхнулся в воду. Вынырнул и... – АЛИСКА! ВЫПОРЮ! – ДВАЧЕВСКАЯ! Ольга уже бежала ко мне, оставляя за собой пенный след. – Ты на международный скандал нарываешься! Всё, считай, что в лагере тебя уже нет. – Ольга, прекратите. – сказал я, выходя на берег. – чего случилось-то эдакого? – Но ведь... – Всё. Иди лучше за младшими присмотри. Поняла? – Азад, но... Я улыбнулся. Это почему-то подействовало. – Лиска... Я подошёл к присмиревшей Алисе. – Оно тебе надо было? Ой, где у меня ремень был? – В штанах? – Уля, не подсказывай. А то я его возьму ведь, обеим влетит. Алиса только вздохнула – А ты правда плавать не умеешь? – Нет. – А давай мы тебя научим? – Спасибо. Идите лучше сами... А я хоть от вас отдохну. Алиса смущенно тронула меня за руку. – Ты точно не сердишься? – Давайте бегом... Я развернул их к реке и подтолкнул в спины. Обтеревшись и переодевшись я выбрал местечко в тени, лёг и зажмурился. Детские крики, плеск воды... Внезапно. ШЛЁП, БУМ, ШЛЁП, БУМ... Ощущение такое как будто по тебе прыгает слоник. Ладно. Приоткрыв глаз, я протянул руку и осторожно поймал слонятку за пяточку. – Улечка, слезь с меня пожалуйста. – Неа, на тебе прыгать удобно. Ты широкий. Шлёп, бум... – Уля... – Чего? Она села на мне, скрестив ноги. – Ты сюда спать приехал? – Точно ещё не знаю. Что? Ульянка ткнула в меня пальчиком. – Кто-то землянику обещал. Нехорошо детей обманывать. Да действительно ведь, было такое. – Уля, я помню. Честное пионерское. Давай, ты с меня слезешь, я одену майку, и мы пойдём... Где у вас лодки? – Ладно, давай только быстрее. – Не терпится всю землянику съесть? – Дядька, нас ждут. – Кто ждёт? – Ну... – Ульянка замялась. – Ждут. Побежали. На пристани нас уже действительно ждали. – Учитель, где вы ходите? Алиска уже соскучилась. – МИКУ, ПРЕКРАТИ. НИЧЕГО Я НЕ... – Ты сама сказала. Ой, ну ладно-ладно, не обижайся. Я перевёл взгляд с девочек на Ульянку, потом обратно. – Ну что, за земляникой? – ДА! – закричали все трое. Мику показала плетённую корзинку. – Ольга Дмитриевна под ягоды дала. Сказала, чтобы в лагерь полную принесли. – Ну раз начальство сказало, надо выполнять. А где лодка-то? – Сейчас будет. – Алиса повернулась в сторону – Дядя Петя! Со стороны здания к нам подошёл мужик примерно моего возраста в майке и мешковатых штанах. – Чего раскричалась-то? – Да вот. – она показала на меня. – Лодку. Мужик посмотрел, покачал головой... – Ты что-ли гость будешь? – Ну да. Он протянул мне руку. – Слышал о тебе. Ну давай знакомиться. Пётр. – Азад. – Имя у тебя... Нерусский что-ли? – Русский. – Ну мне это по х... всё равно. Хотя хочешь честно? Вид у тебя... В темноте увидишь, точно обос... испугаешься. Девчонки захихикали. – Смешинки в рот попали? – нахмурился Пётр. – Идите, вон в ту лодку садитесь. А мы перекурим. Не против? – Если угостишь. Он достал пачку болгарских сигарет. – Держи. Сели на лавочку, прикурили от одной спички. Пётр выпустил клуб дыма. – Я слышал ты с ними везде бываешь... – Не понял? – Ну это конечно дело не моё... Ты их в лес только не води. – Снова не понял. Ты Пётр о чём сейчас? Тот смутился. – Азад, да я... Я просто сказать хотел, что лес у нас дурной. Не надо туда ходить. Не тебе, не им. Я и Ольге вашей уже говорил. Да что молодые понимают. Он махнул рукой. – Ты-то я вижу мужик жизнью битый. – А что с лесом? Звери что ли? – Если бы... Я же говорю дурной. Вон пару недель назад приехали из города... Мы их предупреждали. Да городские разве слушают! Ну и всё. Все четверо и сгинули. Только машину их нашли. Да ещё следы странные... На меня пахнуло холодком. – Следы говоришь. Сам их видел? Он затянулся. – Сам. Поболе медвежьих будут. Да и не звериные они. Понимаешь? – А чьи? – Ты дурачком не прикидывайся. Про старый лагерь уже слышал поди? – Про привидения что-ли? – А ты не смейся. Привидения. Тут бывает, что люди вечерами из изб боятся высунуться. Такой страх из леса идёт. – И давно такое? Пётр показал на девчонок, сидевших в лодке. – Да вон, как они приехали. И какой мудак сюда детей... Бошку бы оторвал. Он стукнул кулаком по скамейке. – А на остров как? Успокоившись, он прикурил новую сигарету. – Туда можно. Место хорошее и ягоды много. Только на холм не ходи. – А там что? Пётр улыбнулся – Да по-разному. Кому сны снятся странные, а кто и умом трогается... – Блядь, мужик, да у вас тут аномалия какая-то. А власти-то что? – А ничего. Вон после того, как городские пропали пара ментов приехали, с участковым нашим поговорили да на опушке покрутились. И обратно укатили. Больно им надо было. Искать кого-то, разбираться. Кому мы нужны. Короче, вёсла там возьмёшь... Клава! По дороге шла дородная женщина, ведя в поводу коня с телегой на которой стояли бидоны. – Жена моя, молоко в лагерь привезла. Давай, бывай. Взяв вёсла, я подошёл к лодке. – Дядька, сколько курить можно? Бери пример с Алиски, она бросила. – Улька! – Чего, нет что ли? – УЛЬКА! – Прекратите вы... Рассаживайтесь да поплыли. Сначала было неинтересно и даже скучно. Я гребу, девочки болтают о своём. Остров всё ближе... – А кто-нибудь раньше на острове бывал? – Нет. Нас же одних туда не пускали. Внезапно... – Ой, Мику, ты чего? – Дядька, что с ней? Я перестал грести. Мику сидела бледная с расширенными глазами. – Что случилось? – Учитель, вы разве не чувствуйте? Там... Там что-то есть. Минутку, а и точно. Просто раньше внимания не обращал. – Мику, успокойся, что ты чувствуешь? – Алиса помотала головой – Это что было? – Лиска, тебя это не касается. Пока не касается. – – Да что вообще... – Тихо, я же сказала. Учитель. Я сосредоточился, чтобы понять, что впереди. Понял. Спящая Сила, которая ждёт избранного. Того кто сможет. Мику? Эта кавайная девочка? А ты-то сам кем был до... Ладно, поплыли. На берегу разберёмся. Причалив к берегу, я привязал лодку к вбитому колышку. – Мику, ты как? – Всё хорошо. Давайте сначала землянику, а потом... – Дядька, а чего вообще тут такое? – Уля, давай ягоды собирать. Она пожала плечами – А давай. Кто больше соберёт. На спор. – Как скажешь. На что спорим? – На печеньки. – Договорились. Вскоре корзинка была полной, а Ульянка выдохнув, села на траву. – Уф, я победила, давай печеньки. – Где я тебе их здесь возьму? – Не знаю. Ладно, тогда я в клубе у тебя их заберу. Тем временем на поляну выползла Алиса – Объелась, блин. Сейчас из жо.. ушей полезет. – Лиска, ты чего такая грубая? Та лишь пожала плечами. – Да обычная я. – А Мику где? Алиса махнула рукой: – Там. Тебя ждёт, говорит, чтобы мы не ходили. Чего- то странное увидела. Что вообще тут происходит? – Сейчас посмотрим, чего... – Ага, а мы тут отдохнём. Улька, пошли купаться. – Сейчас, отдышусь только. Он меня загонял вообще. А зато я у него печеньки от спорила, вот. Оставив девочек, я продрался через кусты на полянку и увидел Мику. Она стояла перед... Нечто похожее на марево от жары. Она была сосредоточена и... Как будто бы готовая принять непростое решение. Я окликнул её. – Это вы учитель? – не оборачиваясь, ответила она. – Что это? – Я не знаю, но надо идти туда. Она уже хотела шагнуть, но я остановил её. – Подожди. Я подобрал с земли ветку, кинул. Ничего не произошло. Подошёл поближе, протянул руку... В висках застучало. – Что с вами? – Подожди не ходи. Я сделал ещё несколько шагов. Боль стихла, словно кто-то убрал её, разрешая пройти. – Мику, только осторожней. – Я знаю, знаю... Она взяла меня за руку. Ещё несколько метров и ничего. – Учитель, пойдёмте. – Куда? – Туда, на холм. Только на холм не ходи. А там что? Да по-разному. Кому сны снятся странные, а кто и умом трогается. Посмотрим. Пологий недолгий подъём и мы вышли на вершину. С неё открывался изумительный вид на реку. На другом берегу бескрайний лес. – Ой, как красиво. Сев на траву, Мику провела по ней рукой. – Учитель, это там внизу. Как будто огонь. Я уже и сам почувствовал. Сила, бывшая ещё до начала мира, вставала из-под земли. Знакомое покалывание в кончиках пальцев... – Учитель! Мику беспомощно осела на землю, я едва успел подхватить её. – Мику! Она лишь виновато улыбнулась и закрыла глаза. – ААААААА! Её просто корёжило, как в припадке. – БОЛЬНО! Я мог только удерживать её, прижимая к себе. Сука. Но ты же знаешь, что происходит, знаешь, что по-другому не бывает. Наконец это закончилось. Я бережно положил девочку на траву. Не знаю сколько прошло времени, но наконец она открыла глаза и села, машинально одёрнув юбку. – Что это было? – Как ты? Её ещё потряхивало, но она уже приходила в себя. – Не знаю. Она вытянула руку перед собой, по кончикам пальцев пробежали язычки пламени. – Осторожней. Она помотала головой. – Я знаю. Мне просто страшно. Почему это со мной? Я вздохнул. – Учитель, что это было? Что произошло? – Это место силы. На земле встречаются такие места. Редко, но встречаются. Сосредоточия древних сил. Сила огня, воды, земли... Люди называют это магией, но обычно не могут чувствовать этого. Поэтому для большинства это лишь детские сказки или легенды. Для большинства, но не для избранных. – Мне дедушка рассказывал. В нашем роду были те, кто мог... Я действительно думала, что это сказки. Теперь знаю, что нет. Учитель, а вы такой же, да? Скажите честно. Я мог только кивнуть. – Я чувствовала это. Спасибо вам. – За что? Мику улыбнулась. – За то, что я стала такой какой должна быть. Неожиданно она всхлипнула и уткнулась мне в плечо. – Но... Избранная... Как мне теперь жить с этим? Я не знаю. Алиса, Ульяна, семья... Что теперь? – Мику, теперь ты воин. Это твой путь. Пройди по нему с честью. Что я несу? Растерянная девчонка, получившая силу равной которой нет в этом мире, даже не осознающая кто она. Воин? Чтоб вас. Мику кивнула, потом встала и подошла к обрыву. Раскинула руки – Я, Мику Токугава, Воин Священного Пламени принимаю своё предназначение. Она обернулась с виноватой улыбкой – Я правильно сказала? Потом продолжила – Теперь я не буду спрашивать вас про цену выбора. Я знаю её. Она села рядом, уткнулась лицом в коленки. – Учитель я сейчас чувствую внутри себя только одиночество. Как же мне тяжело. Это тоже плата? – Да. Придётся привыкнуть. – Я попробую. Мы встали. – Ой, я наверно ужасно выгляжу? – Ну есть немного. Ничего, у реки умоешься. – Девчонок напугаю. Подумают ещё невесть что. Мы уже спускались вниз, когда она внезапно оглянулась. – Учитель. – Что? – Это место. Вам надо привести сюда их. Не сейчас, попозже. – Подожди, но зачем? – Я не знаю. Это как внутренний голос, он... Неожиданно она снова побледнела и уткнулась в меня. – МИКУ! ТЫ ЧТО? – Я увидела сейчас. Кто вы и зачем вы здесь. – Это лишь видения. Это бывает. – Нет, это было как наяву. Огонь и смерть. И... – Мику, это мой выбор. Давай пока оставим это. Она кивнула. – Я не скажу им. Выйдя из леса, мы наткнулись на Алису с Ульяной. Завидев нас, Ульянка накинулась на меня. – Ты..., ты... Ты чего с Микусей сотворил! Признавайся! Микуся, он тебя не... Мику похоже рассердилась. – Улька, помолчи лучше. – Чего! Ульянка не унималась. – Алиса скажи. Мы же волновались или как? – Уля, подожди. Алиса посмотрела на нас. – Вы вообще где были? Мы уже хотели обратно плыть, на на помощь звать. – На холме. – ответил я. – Там вид красивый, посидели, отдохнули и обратно. Мику, скажи. – Да. Я только юбку немного испачкала. А что? Алиса побагровела. – Посидели значит. Юбку, да. Ладно. А почему мы туда пройти не могли? Крик слышали. Улька, подтверди. И чего мы подумать должны были, а? Ульяна топнула ногой. – Не могли, точно и крик был. Я пожал плечами. – Откуда я знаю? Хотите сейчас сходим. А чего вам там ещё послышалось... – Не хотим. – Ваше дело. Не хотите не надо. Мы с Мику переглянулись... Алиса вроде успокоилась. – Значит послышалось. Ну бывает, что. И раз Мику говорит. Ну вот, подняли кипеш, блин. Улька всё ты. Делать тебе нечего, ерунду выдумываешь. А вот Ульяна... – Мику, а точно ничего такого...? – УЛЬКА! НИЧЕГО НЕ БЫЛО! ВООБЩЕ! – Микуся, а чего ты раскричалась-то? Я же... – Ульяна, ты лучше давай извиняйся перед Азадом. А то гадостей наговорила. Ульяна тяжело вздохнула, посмотрела на Алису. Та только развела руками. – Да давай уж. Проси прощения. А то действительно некрасиво получилось. Помявшись, Ульянка подошла ко мне. – Дядька, прости меня. Пожалуйста. Ты же не сердишься? Я погладил её по голове. – Уля, разве на тебя можно сердиться? – Нет. – честно ответила она. – Ну вот. Короче, где корзинка с ягодой и давайте в лагерь возвращаться. А то нас уже, наверное, потеряли. Обратно мы доплыли без приключений. Правда у Ульянки пришлось отбивать корзинку с земляникой иначе точно бы не довезли. На пристани нас встретил Пётр. – Вернулись? И с ягодой. – Всё что удалось у Ульяны отобрать. – ДЯДЬКА! НЕПРАВДА! – Сердишься? Алиса, корзинку Ольге отнеси и давайте в столовую на обед. Я догоню. Пётр равнодушно проводил взглядом уходящих девчонок, повернулся ко мне. – Что сказать-то хотел? Я пожал плечами. – Да, это... Я лодку потом ещё возьму? Тот только зевнул – Не, да бери, конечно. Жалко что-ли для хорошего человека. Вёсла знаешь где. Я протянул ему руку. – Ну тогда давай, бывай. В спину донеслось. – Поморочило вас там похоже. Хорошо хоть что те же вернулись. Если бы... Ладно, пойду-ка я жрать. Режим нарушать нехорошо. У столовой я наткнулся на Ольгу. – Вернулись наконец. Столько времени ягоду собирали?» – – Ну, Ульянка и земляника... Ольга улыбнулась. – Это точно. А с Мику что случилось? Блин. – А что с ней? – Да вернулась на себя не похожая. Молчит, на обед не пошла. Лене, это соседка её, сказала, что не хочет. Ничего не понимаю. Я пожал плечами. – Не знаю, честно. Ничего особенного не произошло. Ягоду собирали, потом девочки в речку полезли. Перекупалась может? Бывает такое. Их попробуй из воды выгони. Не рассказывать же ей про то что на холме было. Не поверит ведь, да и Мику лишние проблемы сейчас не нужны. Ольга только вздохнула. – Ну давайте я ей покушать отнесу. Уговорю. А потом пусть к врачу. – Да Виола говорит, что с ней всё в порядке. Ох, принесло же вас на мою голову... Ладно идите обедайте. В столовой было непривычно тихо. Наверно все уже поели. – Эй, давай сюда. – позвала меня Алиса. – Давай ешь, уже остыло. Ну мне главное, чтобы посолено было. – А где Ульяна? – Да убежала куда-то. На спортплощадку поди как обычно. Она неожиданно ткнула в меня пальцем. – А вот что с Мику? Молчит, на обед не пришла... А? – Слушай, не смотри на меня как на... Сейчас поем, ей отнесу. Она где кстати? – Да у себя, где ещё. Учти она моя подруга, между прочим. – Лиска ты меня пугаешь. – Ага, испугался как же. Да ладно, я же волнуюсь. Ты пойми. Давай займись. – Ну подожди, дай хоть прожую. Поев, я зашёл на кухню. – Ой, девочки, мужик. – Да это Азад. Люся, не узнала что-ли? Одна из поварих подошла ко мне. – Азад, чего хотел? – Да с собой второе взять. Женщины засмеялись. – Не наелся? – Да нет, не себе. Девочка одна на обед не пришла. Отнести надо. – А кто? – спросила старшая. – Мику. – А, это японка, которая говорливая? Ну сейчас. Татьяна, выдай порцию. Поднос только потом верни. Подхватив поднос, я пошёл к выходу. – Смотрите бабы какой мужик один пропадает. Заботливый. – Рожа у него больно страшная. – Чтобы ты понимала. Мужика шрамы украшают. Смотри, Люська, уведут. Похоже меня уже женить хотят. Нет ну, повариха, это хорошо. Откормит. Тьфу, ты о чём вообще... Алиса ждала меня у входа. – Давай, пошли. У нужного нам домика мы наткнулись на какую-то девочку, которая недоуменно оглядывалась по сторонам, явно не понимая, что происходит. – Лена, что случилось? – Алис, представляешь, она меня выгнала. Сказала, что никого видеть не хочет. Что делать? Алиса помотала головой. – Мику? Ничего себе... Ну-ка пошли, разберёмся. Я едва успел остановить её. – Стоять. Я сам. А вы тут. Алиса зашипела – Ты... Объясни, что происходит вообще! – Долго объяснять. И вообще, доверься мне. Будет тебе прежняя Мику, в лучшем виде. – Ты... Ты... Но смотри мне. Если что я тебе последний глаз выцарапаю. – Договорились. А теперь постучи в дверь, а то у меня руки заняты. Алиса постучалась. Через минуты две из домика послышалось – Уходите все отсюда. Я никого не хочу видеть. Уйдите! – Мику, это я. Молчание, потом... – Учитель, вы? Заходите. Дверь приоткрылась, и я протиснулся с подносом внутрь. Мику, всхлипывая, села на кровать. – Зачем вы все пришли? Не хочу. Я же опасна, я же... Я же не человек! Поставив поднос на стол, я сел рядом. – Девочка моя, что ты... Успокойся. Ты Мику. Ты... – Нет! – закричала она – Ты не понимаешь. Откуда тебе знать. – Успокойся. Думаешь у меня было по-другому? Ещё хуже. Она, плача уткнулась мне в плечо. – Простите учитель. Но я не могу. То, что внутри. Это страшно. Как будто бы внутри две меня. И вторая... – Ничего, маленькая. Через это надо пройти. Надо стать одним целым. Мику только всхлипнула. – КАК! Я не могу. Я же с ума сойду. А если та выйдет, я же... Я же могу убить всех. Понимаете? – Успокойся, пожалуйста. Я приложил руки к её вискам и сосредоточился. Ала.... – Мику. Та вторая, как ты её называешь, не хочет ничьей смерти. Она не убийца, она защитница. – Кого? – Людей, всего этого мира. Она не зло. Мику потихоньку начала успокаиваться. – Простите, я просто перепугалась, когда... – она посмотрела на меня – И что теперь? – Ну для начала ты покушаешь, – я показал на поднос – а то остынет. Потом приведёшь себя в порядок, помиришься с Леной... Умоешься. Сделай пожалуйста, а то я без глаза останусь. Алиска обещала выцарапать. Мику улыбнулась. – Она может, запросто. Я уже повернулся к двери. – Учитель, а у вас это как? – Во мне трое. Алиса с Леной стояли у крыльца. – Ну что, где Мику?.. – грозно начала было Алиса. – Ой, девочки, да заходите. Что вы на улице торчите? Мику вышла на улицу. – Лена, прости меня пожалуйста. Я на тебя накричала, сорвалась. Не знаю почему, честно не знаю. Но я больше не буду. Наверно это возрастное, переходной возраст... Я в каком-то журнале читала, что это как-то с гормонами связано. Ужас, да? Представляете. Алиса сменила гнев на милость. – Узнаю Мику. Ты как, в порядке? Мику развела руками. – Ой, Алиса, конечно. Только я сейчас покушаю пока не остыло, а потом умыться надо. А то мешки под глазами будут. А это же некрасиво, фи... Я слышала, что можно кремом смазать, а у меня крема такого нет. Алиса, может у тебя есть? Ответом был только тяжёлый вздох – Азад, ладно, это Микуся. Уговорил. Походи пока с глазом. Вот спасибо. Ну что, выдыхай. Подойдя ко мне Мику, неожиданно шепнула – Учитель, я хорошо притворяюсь? – Вполне. Всё нормально. – тихо ответил я. УФ... А кто говорил, что будет легко? – Ну я пойду? Лиска, поднос потом в столовую занеси. – А ты куда? – Лиска, пожалей мою старость, дай отдохнуть. Алиса только махнула рукой. – Да иди уж... Устал он. Подойдя к своему домику, я сел на крыльцо, машинально достал табак... Стоп, что-то упустил важное. Но что? С Мику всё в порядке, а.... ЧТО? Ну, вспоминай быстрее. Что там мужик, который при лодках, про лес говорил? Ну лес и... Люди пропавшие, следы... А вчера ведь Ульянка обещала мне домик показать. В лесу.... В ЛЕСУ? Вот чёрт, учитывая, что этот лес не лес, а бермудский треугольник какой-то. Иди искать Ульяну, идиот, ты чо отдыхать сюда пришёл и землянику собирать... Только сначала надо Славю найти. Дело к ней есть. Она здесь похоже хозяйством заведует. Я встал и... – Добрый день товарищ Азад. Легка на помине. – Добрый. А я тебя уже искать хотел. – Что-то случилось? – Да нет, просто... Скажи пожалуйста, у тебя дубликаты ключей есть? – Да. У меня все ключи. Ольга Дмитриевна выдала, я... – Славя, от моего дома дай второй. – А вы что, ключ потеряли? – удивилась она. – Да нет. Просто нужно. Очень. Прямо сейчас... Ну хорошо, второй ключ у нас есть. Сейчас надо найти Ульяну. И где её искать? Надо подумать. Внезапно... – АЙ! Кто-то с разбега врезался в меня и отскочил, потирая голову. – Дядька, ты почему такой твёрдый! Специально, да! Ну вот, ребёнка травмировал. – Уля, ты не ушиблась? – Ушиблась –. она насупясь смотрела на меня. – Прости пожалуйста. Ты же сама. – Чего сама? Я бежала просто, а ты... Я присел. – Улечка, иди сюда я тебя пожалею. Она наклонила голову. – Жалей давай, а то шишка будет. – Не будет. Кстати, я же тебя искал. Ульянка искренне удивилась. – А зачем? – Ну кто-то вчера обещал показать мне свой дом в лесу. Помнишь? – Что правда обещала? – Да. Она потупилась, поковыряла носочком в кирпиче. – Ну не знаю... А ты смеяться не будешь? – УЛЯ. Ульяна ещё повздыхала немного и потянула меня за руку. – Ладно, тогда пойдём. – Далеко? – Да нет. Когда мы вышли к забору, она прошла немного вдоль него и остановилась. – Здесь. – Что здесь? – не понял я. – Ой какой ты глупый. Дырка же. Она аккуратно отвела в сторону две доски и шмыгнула в отверстие. – Давай лезь за мной. Легко сказать. Для маленькой девочки может и нормально, а для меня. Рубашку бы не порвать. С трудом протиснувшись в дыру я оказался в... В лесу, а где ещё. Сосны, хвоя под ногами и аромат смолы. Трава, цветы и едва заметная тропинка в комплекте. Ульяна помахала мне рукой – Иди сюда. Это здесь. Я вышел на полянку в стороне от тропинки и увидел небольшой, аккуратно сложенный шалашик. Кстати, пока близко подойдёшь и не заметишь. – Вот. Это мой дом. Заходи в гости. Я заглянул внутрь. Пол, покрытый сорванной травой, самодельные лежанка и столик. На столике куклы, на лежанку посажен плюшевый медведь. Ульяна вытащила его и протянула мне. – Мишка, познакомься это Азад. Он хороший. Не бойся. Я пожал медвежью лапу. – Привет, мишка. Как дела? Потом сел у входа. – Уля, а давай здесь посидим. Боюсь сломаю внутри всё. Ульяна улыбнулась. – Ну я же не знала, что ты вообще в гости придёшь. Давай здесь тогда. Я постелил ей рубашку, она села, не выпуская медведя из рук. – Вот, это мой домик. Я его сама сделала. Я сюда прихожу, когда мне одиноко. Поплакать. – Ну что ты солнышко. Я погладил её по голове, она доверчиво прижалась ко мне. – Уля, а кто-нибудь знает о домике? Она пожала плечами. – Лиска. И Лёшка ещё. Но он далеко сейчас. Он в армии, вот. А я ему написала. Я вспомнил что говорила Алиса. – Он твой брат? – Да. Он хороший, он меня защищал. А сейчас... Только Ольга Дмитриевна. Она тяжело вздохнула, но тут же заулыбалась. – Она хоть и ругается, но всё равно хорошая. А теперь ещё ты есть. Мы ещё немного посидели молча. – Уля. – Чего? – Знаешь, это хороший домик, но... Есть получше. Ульянка встрепенулась – Ой, а где, а какой? Я показал ей ключ на длинной верёвочке. – А чего это? – Ключ от дома. – ответил я. – Какого дома ещё? – Теперь твоего. Личного. – Это здесь в лагере что-ли? Догадалась ведь. Смышлёная у меня доча будет. ЭЭЭЭЭЭЭ... Ты сейчас чего подумал? Что хотел, то и подумал. Проехали. – Уля, если вдруг тебе захочется побыть одной... Вдруг. Ты просто придёшь и откроешь дверь. В любое время. Договорились? – Нууууу... А ты? – А я буду сидеть тихонько, чтобы тебе не мешать. И ещё, котёнок. Давай ты больше не будешь плакать. Хорошо? Она помолчала. – Азад. Дядька... Это ведь здесь только. Ненадолго. А потом ты уедишь, а я... Я не хочу к нему. Он плохой. Я его боюсь. Я погладил её по голове – Всё будет хорошо. Обещаю. Тебе не надо будет никого бояться. Она только всхлипнула. Я повесил ей ключ на шею. – Уля. Знаешь мне надо сделать одно важное дело. – Какое? – Важное. Давай в лагерь вернёмся. – Ой, а можно я кукол заберу и мишку? – Конечно можно. Теперь они у меня будут жить. – Здорово! – обрадовалась Ульянка. – Я сейчас, я быстро. Она залезла в шалаш и через несколько минут вернулась с пластиковой прозрачной сумкой, в которой лежали куклы, игрушечная мебель и посуда. – И мишку возьмём. – Обязательно. Ему же без тебя скучно будет. В доме Ульянка тут же начала рассаживать кукол на столе что-то рассказывая им. Медведь уже сидел на моей кровати. Я тем временем, порывшись в шкафчике, достал нож. Пригодится. В старый лагерь похоже ведет тропинка, которую я видел около шалаша. Повернулся... – Дядька, ты чего! – закричала Ульяна, опрокинув стул. – Зачем нож! Не надо! Она вытянула вперед руки словно защищаясь. – Мамочка! – Уля, что с тобой? Она всхлипнула. – Ты чего с ножом? Я испугалась. Я положил нож на стол, поставил упавший стул на место. – Уля, я в старый лагерь хочу сходить, посмотреть, что там. А нож просто на всякий случай. Успокоившись, Ульяна села на стул и посмотрела на меня как на полного идиота. – Дядька, там же привидения. Они его не испугаются. – А вдруг? Девочка только тяжело вздохнула. Мол, что тебе дураку объяснять. Действительно. Ох уж эти взрослые. Элементарных вещей не понимают. – Слушай, а в старый лагерь та тропинка ведёт что около твоего дома? – Не скажу. – Почему? Она помолчала. – Я не хочу, чтобы ты туда ходил. Ты что не понимаешь? Я боюсь. Теперь вздохнул я. – Уля, мне надо это сделать. Надо выяснить, что там такое чего боятся люди. – Правда очень надо? Я кивнул. Снова неловкое молчание. – Ладно. Если надо, то... Она встала, улыбнулась. – По той тропинке иди... Азад, можно я тебя обниму? Не зазорно тому, кто на колени только перед Богом встаёт, преклонить их перед ребёнком. Ульянка прижалась ко мне. – Ты только возвращайся, а то я плакать буду. Она шмыгнула носом и неожиданно чмокнула меня в небритую щёку. – Вот. Вернись пожалуйста. – Улечка, солнышко... Конечно вернусь, честное слово. Отстранившись, Ульяна повернулась к двери. – Иди, а я ждать буду. Забор, лес, тропинка... Вроде ничего необычного. Только вот постоянное ощущение что кто-то наблюдает за тобой из чащи. Ещё один поворот и... Внешне ничего страшного или опасного. Заброшенное здание с выбитыми окнами, заросшее крапивой и какими-то кустами. Нечто, напоминающее заброшенную детскую площадку. Старый лагерь, да. Только тихо почему-то. Я цапнул рукоять ножа. Не человеческим взглядом глядеть надо. А вот уже что-то поинтересней. Что там? Примятая пожухлая трава, чернота какая-то. Я присел, дотронулся до земли. Обычный человек ничего бы не понял и не увидел. Даже опытный охотник. Я посмотрел внимательней. Вроде никаких видимых следов, потом по волчьи втянул воздух. Слабый запах, от которого у меня зашевелились волосы. Запах смерти, неживого. Я подошёл к засохшим кустам. Да вон там... Что-то похожее на клочок шерсти. Только зверей с такой шерстью не бывает. Кто-то или что-то было здесь недавно и ушло во тьму, прячась от солнца. Вот значит с кем схлестнутся придётся. И давно такое? Да вон, как они приехали. За детьми значит пришёл? Сначала через меня пройди, а там посмотрим. Стоп, а кто у нас сюда бегает? Пацаны какие-то? Ай, б**дь... Нехорошо это. Надо обратно идти. Тем более дело к вечеру идёт. Всё, уходим... Дойдя до забора я оглянулся. А ты всё смотришь? Ну смотри, сука. Подходя к домику, я увидел на крыльце, ну кого же ещё, Алису с Ульянкой. Ждали меня похоже. – Ой, ты вернулся! – Ну, я же обещал. Алиса с интересом посмотрела на меня. – Чего надыбал в лесу? – Да ничего. Прогулялся просто. Сейчас Ольгу надо бы увидеть. – Понятно. – Алиса показала рукой. – Вон её домик. У себя должна быть. Ульяна же, похоже, решила устроить допрос с пристрастием. – А ты привидение видел? А какое оно? А сильно страшно? А чего ещё было? – Да никого я не видел. Честно. И не страшно ничуть было. – Тогда неинтересно. Я уже заходил в дверь. – Рубашку сними. – Зачем? – Затем что порвал. Я зашью. – Лиска, ты уж... Я сам как-нибудь. – Да не выкобенивайся ты, снимай давай, тоже мне. Переодевшись, я, спрятав нож, ибо нехрен детей пугать, направился к домику Ольги. «Тук-тук». – Кто там, Славя ты? Входи открыто. Ольга сидела за столом и что-то записывала в тетрадь. «План лагерных мероприятий». Увидев меня, она удивленно подняла брови. – Товарищ Азад. Проходите, чаю хотите? Я сел на стул. – Слушай, мы с тобой не на партактиве. Давай на ты. Проще будет. Ольга только пожала плечами. – Хорошо. Просто зашел или по делу? – Вообще-то по делу. – Давай, выкладывай быстрее. Мне ещё план на неделю составлять. Я пересказал ей разговор у лодок, добавив про старый лагерь. Она лишь хмыкнула: – Ну ты даёшь... Про лес сказки я и раньше слышала. То же мне. И вообще, у нас на завтра поход общелагерный в лес. Это меня больше волнует. – Ты, б**дь, охренела? Какой поход? Вожатая нахмурилась. – Ты за языком-то следи. А то ведь... – А ты... Я что непонятно сказал. Нельзя в лес. Опасно там. – И что там опасного-то? Мы же недалеко. Мда, она ведь действительно не понимает. Я достал клочок шерсти, который нашёл в старом лагере, положил перед ней. – А далеко и не надо. Уже рядом. Ольга показала пальцем на находку. – И что это? Волчья что-ли? Или собака бродячая оставила? – Был бы живой зверь, я бы не сильно волновался. Ольга только поморгала глазами. – Ничего не понимаю. Чья эта шерсть тогда? – Порождения тьмы. – Какой ещё тьмы? Ты что... – неожиданно она замолчала. Внимательно посмотрела на меня, потом продолжила. – Предположим. Ты вроде трезвый сейчас. Считай, что я в этот бред верю. Дальше-то что? – В город сообщить, детей вывезти, лагерь закрыть. И деревня ещё... Она покрутила пальцем у виска. – Ты в своём уме? Летний сезон только начался, по плану ещё две смены. А что я в облоно скажу? Что почётному гостю чертовщина померещилась? – А что ты родителям будешь говорить, если с их детьми что-нибудь случится? Подумай. Ольга вздохнула – Ну да... Лучше, конечно, перебдеть, тут ты прав. Всё не вовремя. – Что ещё-то? – Да директора прямо перед твоим приездом с аппендицитом в город увезли. Из начальства я да ещё вожатые. А тут... Вот это я прекрасно понимаю. Кому охота лишнюю ответственность на себя брать. – И что решила? Ольга опять вздохнула. – Ладно. Лес будет под запретом, до выяснения. Чёрт. весь план отдыха к такой-то матери... Хорошо хоть проверочные комиссии у нас раз в пятилетку бывают. – Подожди. – спохватилась она – Если это уже в старом лагере, то почему у нас тихо? А? Действительно, почему? Минутку... – Что здесь раньше было? – Не знаю. – ЧТО. ЗДЕСЬ. БЫЛО РАНЬШЕ. – Что разорался тут? Ну слышала я что тут раньше монастырь стоял. Сожгли его, ещё до войны, в двадцать девятом что-ли. А монахов... Догадываешься. Вот теперь понятно. – Монастырь... Поэтому вы ещё и живы. Место святое, намоленное. – Черти что и сбоку хвостик. Ладно. Ты никому больше об этом не говори, а то паника начнётся. – Разумеется. Ну я пойду тогда? Она махнула рукой. – Иди, ужин скоро. Ужин — это само собой, но надо ещё кое-что сделать. Мне вроде сюда. «Клубы», а ниже вывеска поменьше. «Кружок научно-технического творчества». Роботов они тут делают. Я постучался. – Кто там, входите. Меня встретил тот самый пацан в очках. Как там его... Саша, вроде. Рядом второй. Светловолосый, в руке паяльник. – Здравствуйте, товарищ Азад. Проходите пожалуйста. Мы тут... Ну что вы тут понятно. Вон на столе нечто разобранное роботообразное стоит. Кибернетики... Вундеркинды. А скоро ведь ужин. – Я ненадолго. Короче пацаны. Объясню по-простому. Если узнаю, что кто-то ещё в старый лагерь зачем-то бегает... Яйца оторву. Я понятно сказал? Пока они соображали над моими словами я вышел, аккуратно закрыв дверь. Вот теперь ужин. У входа в столовую я наткнулся на Алису с Мику. Та, хлюпая носом, что-то рассказывала Алисе. – Вот ведь скотина... – Что ещё случилось? Алиса отмахнулась. – Да к Микусе пацан какой-то пристаёт. Новенький, воображает из себя... – Мне поговорить с ним? – Ой, учитель, не надо. Я сама. – Ну хорошо. Только не убивай его, пожалуйста. Алиса хмыкнула – А зачем убивать-то? Микуся, ты вот что. Если он к тебе ещё полезет, бей сразу по... Она что-то зашептала на ухо Мику. Та покраснела. – Ты что, Алиска такое говоришь. Фу, это же неприлично. – Зато практично. Сразу отстанет. – Ну не знаю. Учитель, вот как... Она советует его по... Я даже повторять не хочу. – Может лучше ужинать пойдём? – Да, конечно. Столовая, как обычно, встретила нас детским гамом и криком – Вы где ходите! Я вам место забила! Ну кто ещё кроме Ульянки способен на такие добрые дела? – Чтобы мы без тебя делали? – Голодными бы ходили. После ужина я вышел на улицу, раздумывая что делать дальше. Оптимальный вариант прийти домой, почитать и лечь. Что-то я вымотался. Ага, вот прямо сейчас. К действительности меня вернула Ульяна. – Ты на танцы пойдёшь? Давай, соглашайся. Нехорошо, конечно, отказываться, но придётся. – Не, Уля. Не получится. Стар я уже для танцев. – Ну какой ты... И за что я тебя только... Ой. – За красоту, наверное. Нет? – Да ну тебя. – обиженно сказала Ульянка и растворилась в вечернем сумраке. Как она это делает? Раз и здесь. Два и нету. Три – по новой. Уникальный ребёнок. В разведке ей бы цены не было. Тут меня вежливо пихнули в плечо. – А на эстраду придёшь? Теперь Алиса. – А зачем на эстраду какую-то? – Разговор есть. А эстрада вон там, не заблудишься. Давай через часок, когда все на танцульках будут. И как там ты сказал? НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ. Свободен. Вот это сейчас что было? Опять приглашение на свидание? Ладно, придётся идти. А то ведь некрасиво получится, да и последний глаз жалко. Нет, ну как без глаза? Куда я попал... Короче через полчаса я подходил к нужному месту ориентируясь по звукам. Типа «Deep Purple». Алиска сидела, свесив ноги, на сцене и немилосердно терзала электрогитару. – Эй,прекрати над инструментом издеваться. – Ой ну можно подумать ты тут Джимми Хендрикс, блин, пришёл. Логично. И ведь не поспоришь. – Ну ладно, а дальше что? Алиса на минуту задумалась, потом показала лежащую рядом акустику. – Можно тебя попросить? Спой пожалуйста. А потом... Потом будет. Почему нет? Забравшись на сцену, я сел рядом, взял гитару. – Слушай, а Мику где? – Да на танцах. Сказала, что ей развеется надо. А что, заскучал уже? Оппаньки, ёлы-палы, меня уже ревнуют что-ли? Только этого не хватало. Я сделал виноватое лицо. – Да нет, просто... – А просто спой. Только... – Алиса пошевелила в воздухе пальцами. – Вот без этих... Ну ты понял? Не надо. Ну попробуем. «Оставь меня дома, захлопни дверь, Отключи телефон, выключи свет... С утра есть иллюзии, что все не так уж плохо, С утра есть сказка со счастливым концом. Иду в поход - два ангела вперед, Один душу спасает, другой тело бережет. Иду в поход - два ангела вперед, Один душу спасает, другой тело бережет. Собака выла всю ночь под окном. Мы все прекрасно знаем, что случается потом, А она, закончив дело под чужое окно Развенчивает сказку со счастливым концом. Иду в поход - два ангела вперед, Один душу спасает, другой тело бережет. Иду в поход два ангела вперед, Один душу спасает, другой тело бережет. Но вера осталась, и надежда живет. Я знаю, что любовь никогда не умрет. Лишь дай мне иллюзию, что все не так уж плохо, И расскажи мне сказку со счастливым концом. Пойду в поход два ангела вперед, Один душу спасает, другой тело бережет. Последний поход два ангела вперед, Один душу спасает, другой тело бережет...» Алиса заулыбалась. – Ангелы... Их же не бывает. А песня хорошая. Я сделал вид что возмутился. – Как это не бывает! Один вон рядом сидит и сам себя отрицает. – Я? Ну ты скажешь тоже. Из меня ангел как из... – Спорить будешь? – Нет, не хочу. – она помолчала. – А вторая кто? Ну другой ангел там? Ну кто же ещё. – Маленькая, рыжая, с шилом в попе. Алиса вздохнула и положила голову мне на плечо. – Это да... Что есть, то есть. И именно там. Вечно она... Спой ещё. Давай. Сейчас сделаем. – Только повеселее можешь? Ещё и спрашивает. – Готова? – К ЧЕМУ? Поехали. «Вот пуля просвистела, в грудь попала мне. Спасся я в степи на лихом коне. Но шашкою меня комиссар достал, Покачнулся я и с коня упал. Хей, да только конь мой вороной, Хей, да обрез стальной. Хей, да ты густой туман, Хей, да только батька-атаман. Да батька-атаман! Меченый свинцом я пришёл с войны. Привязал коня, сел возле жены. Но часу не прошло, комиссар пришёл. Отвязал коня и жену увёл. Хей, да только конь мой вороной, Хей, да обрез стальной. Хей, да ты густой туман, Хей, да только батька-атаман. Спаса со стены под рубаху снял, Хату подпалил да обрез достал. А при Советах жить – продавать свой крест, Сколько нас таких уходило в лес. Хей, да только мой конь вороной, Хей, да обрез стальной. Хей, да ты густой туман, Хей, да только батька-атаман. Как возьму обрез Да пойду я в лес. Буду там гулять, Буду власть стрелять. Сила у обреза на куске свинца, Раз нажал курок вот и нету молодца. Хей, да только мой конь вороной, Хей, да обрез стальной. Хей, да ты густой туман, Хей, да только батька-атаман.» Алиса даже отодвинулась от меня. – Ты, бля, совсем охренел? Это же антисоветчина голимая! Тебя же посадят! Ну ты точно безбашенный... – Не понравилось? Она махнула рукой. – Да ну тебя... А слова перепишешь? Я погрозил ей пальцем. – Неа, тебя же посадят. Передачи ещё носить придётся. – Да ладно, не ссы ты. Среди моих знакомых стукачей нет. Хотя... Она что-то сказала? Алиса удивленно посмотрела на меня. – Ты чего задумался-то? – Да вспомнил кое-что. Про эту песню. Как нас называли? Русский батальон. Боевики говорят кирпичами срались когда нас слышали. Хорошо мы гуляли, душевно, как полагается. – Что вспомнил хоть? Хорошее или... – Всякое. Тем временем отзвуки музыки с площади стихли. Танцы похоже закончились. Алиса зябко повела плечами. – Прохладно что-то. – Сейчас. – я снял рубашку, накинул на неё. – Спасибо. А ещё споешь? – И спать. Я отложил гитару. – Ты же петь хотел? «Как на грозный Терек, на высокий берег, Бросили казаки сорок тысяч лошадей. И покрылся берег, и покрылся Терек Сотнями порубанных, пострелянных людей. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! А первая пуля, а первая пуля, А первая пуля в ногу ранила коня. А вторая пуля, а вторая пуля, А вторая пуля в сердце ранила меня. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!» Неожиданно меня поддержал девичий голос. Алиса... «Атаман наш знает кого выбирает, Эскадрон пополнят да умчатся без меня, Им досталась воля, да казачья доля, Мне ж досталась пыльная, холодная земля. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!» Она пела, запрокинув голову и прикрыв глаза. «А в станице жинка выйдет за другого, За мово товарища, забудет про меня. Жалко только волю во широком поле, Жалко мать-старушку да буланого коня. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Будет дождь холодный, будет дождь холодный, Будет дождь холодный мои кости обмывать. Будет ворон чёрный, ой будет ворон чёрный, Очи, мои очи соколиные клевать. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить! Как на грозный Терек, на высокий берег, Бросили казаки сорок тысяч лошадей. И покрылся берег, и покрылся Терек Сотнями порубанных, пострелянных людей...» Хорошо спели. И какой у неё красивый голос, оказывается. – Слушай, ты откуда эту песню знаешь? – спросил я. – Да у нас во дворе её мужики поют часто, когда выпьют. Я запомнила. – Ну пошли спать что-ли? Она неожиданно остановила меня. – Подожди, я... Послушай, я знаю, что я дура, но пообещай мне... – Ты о чём? Мне показалось что где-то высоко-высоко зазвенела натянутая струна. Она помолчала... – Азад, пообещай мне, что ты не умрёшь. Понимаешь? И неожиданно вдруг плача уткнулась в меня. – Я... Я не знаю, не знаю. Ты пойми. Витька скололся, дурак... Леньку в прошлом году в драке зарезали. Понимаешь какая жопа... А я гуляла с ними. Ты только не думай, что я какая-нибудь там... Честно, ничего такого не было. А теперь вот их нет. Всё что я смог, это погладить её по голове. Она всхлипнула. – Видишь, как у нас весело. А ты... Ты приехал, как из другого мира, где всё... По-другому наверно. Гавна этого нет. И люди другие, и всё другое. Понимаешь? Чёрт, ну не могу, не умею я как правильно сказать надо. Не научилась. И ты... Ты как брат. Легко с тобой, хорошо. Даже ругаться как игра. Понарошку как-бы. Только я не хочу брат. Я... Разберусь и скажу. Ладно? Просто время немножко мне надо. А вот это, учитывая лес, уже проблема. Вслух же я сказал другое. – Лиска, да я не умру. Честно. Некогда умирать, дел ещё много. Она только вздохнула. – Врёшь ведь, поди. – Нет, правда. Давай, вытри слёзы, да я тебя провожу. Я подал ей платок. – А то, что ты рассказала... Жизнь по-всякому бывает. Вот, возьми. – Спасибо. Поплакалась я тебе. Больше просто некому. Ты только не говори никому. Пересуды пойдут. – Да плевать. Гитару взять? – Положь вон там, я завтра заберу. До домика с флагом мы дошли в тишине. Никого не встретили, лагерь уже спал. Это и к лучшему. Только сплетен Алисе ещё не хватало. На пороге она, улыбнувшись, помахала мне рукой, зашла внутрь... И тут же выбежала обратно. – Азад!!!! – Что случилось? – Ульянки нет. Ой, мамочка... – Как это нет? – Молча, б**. Зайди сам, посмотри. Действительно, Ульяны не было и постель не тронута. Алиса схватилась за голову. – Господи, где её сейчас искать-то? Ольгу будить придётся. Вот ведь... Я попытался успокоить её – Лиска, не нервничай ты зря... – Да пошёл ты... Стоп, минутку... Я хлопнул себя по лбу. Ну конечно же. – Лиска, я знаю где она. Пошли. – Куда ещё? – Рядом. Да с ней всё нормально, пошли. Алиса непонимающе смотрела на меня. – Да куда идти-то? Схватив её за руку, я вытянул её на улицу и потащил к своему домику. Похоже Алиса была... ммм... в растерянности и даже не отбивалась. Зайдя на крыльцо, толкнул дверь. – Ой, а почему у тебя открыто? – Увидишь. Заходи, только громко не кричи. Зайдя в комнату, Алиса, выдохнув, села прямо на пол. – Улька! Ульянка мирно посапывала на моей кровати, обняв медведя. – И что она тут, у тебя делает? – Спит, как видишь. – Я вижу. – Алиса пришла в себя. – Как она сюда попала? Ты дверь не закрыл, что-ли? – Да я ей просто второй ключ отдал. – А я ещё думала, что ещё за ключ у неё болтается? Решила, что нашла где-то. Я присел на кровать. – Просто это лучше, чем шалаш, да и присмотреть проще. Лиска погрозила мне пальцем. – Вот ты хитрожопый... Ладно. Нашлась, хорошо. Она встала и, отряхнувшись, направилась к двери. – Подожди, а... – А это уже твои проблемы. Ты папа или кто? А я пошла, а то прямо здесь вырублюсь. Будешь тогда двоим колыбельные петь. Только утром не забудь её домой привести. А то узнают ещё. – Да я встаю рано. – успокоил я её. – Ну тогда спокойной ночи, отец – молодец. Я сама дойду. – она зевнула. – Ладно, до завтра. Закрыв дверь, я было повернулся ко второй кровати чтобы лечь, когда услышал сзади всхлипывания. Что ещё такое? Подошёл к Ульянке, наклонился. Та, не открывая глаз, пробормотала. – Папа, ты где? Приходи давай. Погладив её по голове, я сел на пол рядом с кроватью. – Я здесь, Рыжик, здесь. С тобой. Всхлипывания сменились довольным сопением. – Папа... Я откинул голову назад и устроился поудобней. – Спи маленькая, всё хорошо. Теперь ты понял, зачем ты здесь. Да. Чтобы одна маленькая девочка не плакала от одиночества и обиды. Остальное всё будет завтра. Или не будет. Неважно. Я улыбнулся, чувствуя ульянкино дыхание. Спим. Всё. Глава третья. День третий. «На двоих один берег, На двоих один лес. На двоих одно лето, На двоих один крест...» ( Чиж. "На двоих.". Утро началось с крика. – АЙ! Дядька, ты зачем у нас и на полу! А куда ты Алису дел? А... Ульянка, закутавшись в одеяло, сидела на кровати и смотрела на меня с ужасом. Я сел рядом с ней. – Уля, ты чего? – ОЙ! Это не у нас? А где я? – Ты что, ещё не проснулась? Она недоуменно помотала головой. – Нет. А... Я же у тебя!! А почему ты полу сидел? Хороший ведь вопрос, однако. Я почесал в затылке. – Ну просто ты немножко плакала ночью, поэтому я посидел рядом... Ульяна нахмурилась. – Ага, а потому что тебя не было. Ты где был вообще? Тоже хороший вопрос. Давай колись, блин. – С Алисой. На эстраде сидели... Она только всплеснула руками. – А у вас что свидание было? Целовались, да? А... – УЛЯ! Лучше слезай с кровати, я заправлю. – Да ну тебя, я сама. Ты не умеешь. Пересев на стул, я смотрел как она быстро и аккуратно заправляет постель. Хозяюшка. Закончив, она подошла ко мне и ткнула в меня пальчиком. – УЧИСЬ! – СЛУШАЮСЬ! Ульянка засмеялась. – Я начальница, вот. А чего сейчас делать-то? – Умываться пойдём. Ульянка посмотрела на меня и, помолчав, спросила – А ты почему не спрашиваешь, что на танцах было? Неинтересно, да? Я изобразил заинтересованность. – И что там было? Она замахала руками. – Ой, там такое было... Ужас. – И что за ужас-то? Сейчас всё выясним. Что там могло произойти-то? Ульяна начала рассказывать – Там какой-то дурак к Микуси приставал. И лапал её. Представляешь? Прямо при всех. А она закричала. Хорошо конечно, что меня там не было. – А дальше что? Она даже зажмурилась. – А Микуся его как пнёт по.... Ой! Не буду говорить куда, я приличная девочка. Туда, вот. А потом она ему как в глаз даст... Вот что было. А он убежал потом. Ну хоть хорошо, что не убила. Я попытался представить себе оскорбленную вторую... Лучше не надо. – Уля, пошли умываться. – Ага, пошли. Утренняя прохлада, пение просыпающихся пташек и ощущение покоя – то, что нужно для хорошего настроения. Мы уже подходили к умывальникам, когда Ульянка вдруг остановилась и выпустила мою руку. – Что случилось? – Я... – она замялась – А ты ругаться не будешь? – За что? Признавайся, чего вчера натворила? Ульянка только потупилась. – Не скажу. Я присел перед ней. – Слушай, ты сама же спросила не буду ли я ругаться. А я даже не знаю за что. Расскажи, пожалуйста. Она помялась, заложив руки за спину. – Ну я... Я с мальчиком была. Вот. – И всё? – я улыбнулся. – А как его зовут? – Данька. Он из пятого отряда. Он... Хороший, вот. Я продолжил расспросы: – Вы танцевали? Ульянка заулыбалась. – Немножко. – А он не приставал к тебе? – НЕТ! – закричала она. – Целовались? – Ты что, нет, конечно. Мы погуляли, а потом вожатый сказал, что надо спать. Он к себе пошёл, а я к тебе. Она вздохнула – Не ругайся только. Ну... Дочка пользуется успехом у парней. Не загордись. Опять проехали. – Я не буду ругаться. Не за что ведь. Снова тяжелый вздох. – А он бы ругался. И кричал, и слова плохие бы про меня говорил. Теперь уже вздохнул я. – Уля, я же не он. – Я знаю. Пошли умоемся. Подойдя к умывальнику, я снял майку. – Подержи пожалуйста. – Закаляешься, да... – А то. Давай приступай. Ульяна осторожно потрогала струю воды. – Холодная. – Ну что теперь. Давай умывайся. Она со вздохом потянулась за мылом. – Ладно, чего... После водных процедур мы направились к домику с флагом. Лагерь тем временем уже начал просыпаться. На улице начали появляться ещё сонные пионеры и пионерки... Мы подошли к домику, поднялись на крыльцо. Я постучал. Через пару минут из-за двери раздалось – Кого несёт в такую рань? Дайте поспать. – Открывай, медведь пришёл. – Какой ещё нахрен медведь... Вот кто-то по башке точно сейчас получит. – Алисонька, это я, Ульяна. Не надо по башке. – Подождите, дайте хоть одеться. Ещё через пару минут дверь открылась и на крыльцо вышла Алиса, запахивая халат. – Ну что... – она недовольно посмотрела на Ульянку. – Пришла пропажа. Скажи спасибо Азаду. Я тебя... Ойкнув, та спряталась за меня. – Не надо. Алиса улыбнулась – Уля, иди ко мне, я тебя... обниму. А из неё ведь хорошая мама выйдет. Словно прочитав мои мысли, Алиса только фыркнула – Да ну тебя, придумываешь тоже. Лучше вон, рубашку забери. Я её починила. – Спасибо. – Да делов-то... Уля подожди, я только полотенце захвачу. – Лиска, а я уже умытая. – А я-то нет. Пошли, будешь за компанию. Она помахала мне рукой. – Давай, на линейке увидимся. Вернувшись в домик, я несколько минут пытался завязать галстук к линейке, потом плюнул и сунул его в нагрудный карман. Вырос я уже из этого. Обойдутся... Уже подходя к площади, я услышал. – СТОЙ! Ну стою и что? – Дядька, ты почему без галстука! Не стыдно? Ну вот, неудобно получилось. Ульяну заставляешь в форме ходить, а сам? Я изобразил виноватое лицо. – Он не завязывается. Ульянка всплеснула руками. – Горе ты моё. Не постель заправить, не галстук завязать. А Ольга Дмитриевна ругаться будет. Садись. Усадив меня на скамейку, она профессионально повязала мне галстук и потянула за собой. – Вот теперь пошли. ПОСТРОЕНИЕ... Ольга вышла вперёд и начала – Доброе утро, дети. Сначала, – она нахмурилась – о неприятном. Все знают, что произошло вчера на танцах. Семён, выйти из строя. На середину, прихрамывая и закрывая лицо, вышел незнакомый пацан. Ульянка откровенно захохотала, показывая на него пальцем –Это он к Микусе лез. – Советова, прекрати. Дело серьёзное. А ты руки опусти, пусть все на тебя посмотрят. Синяк под глазом, расцарапанная щека и похоже с носом проблемы. Легко отделался. Стоящая рядом со мной Алиса, показала большой палец. – Молодец Микуся. Моя школа. Но мало ещё... – Прекратить разговоры. А ты... Запомни, ещё подобное повторится и вылетишь из лагеря. Ольга ухмыльнулась: – Между ног не болит больше? Пацан только скривился. – А теперь, в столовую картошку чистить. До конца смены. И сделайся пожалуйста незаметным. Давай, постарайся. Мику смущенно улыбнулась – Учитель, я честно не хотела. – Ты ему нос сломала что-ли? Она пожала плечами. – Да вроде нет. Просто дедушка у меня... Он кудо преподаёт и немного научил. Ну вот и... Ольга тем временем продолжила – Сегодня у нас по плану должен быть общелагерный поход в лес. Но... Из лесничества сообщили что рядом с лагерем видели волков. Поэтому поход отменяется. И это, кстати, означает что самовольные отлучки в лес будут расцениваться как злостное нарушение режима. Со всеми вытекающими... Она поискала взглядом в строю кибернетиков. – К вам это в первую очередь относится. – А вместо похода у нас будет спортивный день. После завтрака старшим отрядов получить инвентарь у вожатых. Шахматы, настольный теннис, футбол, волейбол, бадминтон... Короче общелагерные соревнования. Получается такая мини-олимпиада. С победителями и сладкими призами. Тем более, что, как вы помните, в следующем году в Москве пройдут настоящие Олимпийские Игры. Ну все всё поняли? РАЗОЙДИСЬ. После завтрака меня сразу же попытались привлечь к спорту. Сначала Мику, потом Ольга... – Азад, давай к нам в волейбольную команду. Тут ещё подоспела Ульянка. – Дядька, пошли в футбол... – Уля, ты и без меня справишься. Я в тебя верю. Та только хмыкнула – А поболеть за меня? – Я буду мысленно с тобой. – Фу, какой ты скучный. – огорчилась Ульянка и исчезла... Как она это делает? Как, Карл? Кое-как отбившись, я уже хотел идти подремать, но... Меня перехватила Алиса. – Пошли, разговор есть. Я что зря ночь не спала? Куда, зачем? – Увидишь. И разговор серьёзный. За мной. Мы прошли вдоль забора, потом свернули к реке и вышли на большую поляну. Посредине рос большой дуб. Откуда он здесь? На ветках повязанные ленточки. – Что это за место? Алиса улыбнулась. – Ещё здесь не был? Сюда обычно приходят после отбоя чтобы сказать друг другу... Самое важное, самое сокровенное. Говорят, что если повязать ленточку, то всё сбудется. Этот дуб... Он был здесь всегда и будет всегда. Он слышал и запомнил многое. Сейчас он услышит меня. Она достала из кармана ленточку и повязала её. – Встань там – она показала на дуб. – и помолчи. Я хочу сказать... Словно собравшись с силами, она продолжила – Мне плевать на возраст, на твою жену, на... На всё. Потому что я... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Вас никогда не били прикладом по голове? Типа этого, да... Она всхлипнула? – Ты здесь? Почему ты молчишь? Сука, да скажи же ты ей. Скажи это. Как? Обыкновенно. Но ей же только шестнадцать лет. Вспомни... Той девочки с её глазами было семнадцать. Не надо об этом. А ты скажи то что не сказал тогда. Тоже ведь думал, что потом, а потом не было. Ладно... «Думы окаянные, Мысли потаенные. Бестолковая любовь, Головка забубенная...» – Лиска... Я ведь тоже люблю тебя. Ответом был саркастический смешок. – Да? Как маленькую глупую девчонку? Да пошёл ты... Не нужна мне такая твоя любовь. Я не... – Нет. Я люблю тебя как женщину. Самую красивую на свете. Клянусь Богом. Ты сказал это? Да, я сказал это. Она вышла из-за дерева. – Ты на самом деле? Я... Она подошла и неловко, стесняясь обняла меня... – Тогда... Тогда поцелуй меня как женщину. Я хочу узнать каково это... Что ты делаешь? Целую любимую... Что же ты делаешь? Целую любимую... Что же ты делаешь...? «И не догонят нас не боль, Не молва, не стыд. А что грешили мы с тобой. Так может Бог простит...» Застонав, она опустилась на землю. – Как же сладко... Ещё... Её пальцы начали расстегивать пуговицы на рубашке. Я остановил её. – Не надо. Не спеши. Всё будет... Она встряхнулась. – Ой, Азад, я... Я же не хотела, чтобы... Ты не думай, я же не какая-нибудь. – Всё хорошо... Она отодвинулась. – Ты сейчас сказал... Авеста? Это имя, кто она? Ты не думай, я не ревную, просто... На меня смотрела кто? Я опустил голову. Брат, я думал, что ты разучился плакать. – У нас там не было имён, только позывные. Ей было семнадцать лет и у неё были твои глаза. – Что с ней стало? Не хочешь, не говори, конечно. – Она погибла. Я не смог её спасти... Алиса вдруг приложила палец к моим губам – Нет, молчи. Этого не было. Я вернулась. Я Авеста и я больше тебя не отпущу. Bijare... (Любимый (курманджи) Что она сказала? Ты слышал. Ты понял... «Все вы, думы, помните, Все вы, думы, знаете, До чего ж вы мое сердце Этим огорчаете. Позову я голубя, Позову я сизого. Пошлю дролечке письмо, И мы начнем все сызнова...» Я положил голову ей на колени. Она взъерошила мои волосы. – Какой ты красивый. И как же я тебя люблю. Она посмотрела наверх. – Странно, как будто бы... – Что? Алиса пожала плечами. – Не знаю. Кажется, что кто-то смотрит сверху на нас и... улыбается. По-доброму. Она помолчала. – И пусть смотрит. Мы же ничего плохого не делаем. Да ну... Пусть завидуют. – Лиска, можно тебя спросить? – Рискни, а о чём? – Кольца на цепочке... Алиса только вздохнула – Это память о моих родителях. – А что случилось? Не говори, если не хочешь. – Ох... Я никогда их не видела. Но эти кольца всегда были у меня на шее. С самого рождения, понимаешь? Что же непонятного. Ну и нахрена ты это начал, дурак любопытный. Алиса покачала головой. – Говорят я в папу, такая же рыжая. А ещё говорят, что... Говорят мама у меня ведуньей, была, ведьмой что-ли... – Ты не искала их? – Нет. Они же всегда рядом. Вот смотри, – она показала мне кольца – на одном женское имя. Зара. А на другом мужское. Иван. Видишь? Когда придёт время это будут наши обручальные кольца. Не обсуждается, да? – Как скажешь. Она только засмеялась. – Ну ещё бы... Алиса откинула голову назад и зажмурилась. – Как же хорошо. Только... Азад не бросай меня, пожалуйста. Я с тобой куда угодно поеду. Честно... Ну и... Как ты ей правду скажешь. О том что... А ведь придётся говорить, иначе неправильно будет. Как будто бы я солгу ей. Не хочу врать. Я сел. – Алиса, помнишь ты сказала, что я из другого мира. – Ну я же в переносном смысле это сказала. – она недоуменно посмотрела на меня. – Просто я имела в виду, что ты как-бы в этот мир не вписываешься. Как инопланетянин какой-нибудь. А что? – Да я ведь правда из другого мира пришёл. Она нахмурилась и шлёпнула меня по голове. – Прекрати прикалываться, а то получишь. – Лиска, это правда. Вот смотри. – я показал ей татуировку на левом плече. Странно, она что, не замечала? – Ну и что там у тебя? Донбасс – Новороссия... Что ещё за Новороссия такая? А Донбасс — это же Украина. Я географию СССР знаю. Ерунда какая-то. – Да нет не ерунда. У нас там война идёт. Понимаешь? Она только ойкнула. – Ты что... Мама... А как это? – Как... Война. – Подожди. – она вздрогнула. – И ты там воевал? Господи... – Ну воевал это громко будет сказано. Я вообще – то журналист. Но немного пришлось. Алиса коснулась моего лица. – Ты это немножко называешь? – Это позже. Я в командировку уехал. В Сирию. – Тоже на войну что ли? Охренеть... – Ну работа такая у меня. – Хреновая у тебя работа... Глаз там потерял? Я вздохнул. – Освобождали город. С оператором на мину наткнулись. Его в ногу ранило, а меня... Алиса по бабьи подперла щёку. – Ох мужики... Вечно вы приключений себе на жопу находите. С кем хоть воевал-то? Чёрт... Теперь попробуйте объяснить шестнадцатилетней девочки из альтернативного СССР образца одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года кто такие ПСы или что такое ДАЕШ. Вот и я о том же... – С фашистами. – Да ну тебя. – удивилась она. – Их же уже давно победили. В каком там году? В сорок пятом же. – Ну да. Только не всех. Повылазили. Алиса удивилась ещё больше. – Странно. А я почему-то подумала, что у вас там коммунизм уже. – Да какое там. – я махнул рукой. – Просрали всё к ебеням. – Плохо. – она на минуту задумалась. – Подожди, а как ты вообще к нам попал? Действительно, как? Надеюсь, с самого начала рассказывать не надо будет. – Я между мирами могу ходить. Есть у меня такое. Она почему-то восприняла это как должное. – А зачем пришел? Нет ну здорово, конечно, что ты здесь, но... – Просто одна маленькая девочка позвала на помощь. Вот и пришёл. Младшая, ты понимаешь, что натворила? – Да я... – Ты понимаешь на что его обрекла? – Я плакала... – Плакала она... Вот отшлепать бы тебя как следует. – Отшлепай. – Знаешь же, что поздно. Ладно, не реви. Может всё ещё обойдется. Мы ещё посидели немного, помолчали. Всё ведь уже было сказано, зачем повторяться. Неожиданно Алиса спохватилась – Слушай, обед же скоро. Да и потерять могут, наверное, а втык получать неохота. Пошли обратно. Она встала, отряхнулась. – Не знаю, что будет дальше, но... У нас есть этот лагерь и это лето на двоих. Мне достаточно. – Мне тоже. А что дальше... Бог знает лучше. Алиса хмыкнула: – Да ну тебя... Его же нет. – Ага, а кто сверху смотрел? Алиса подняла голову. – Ой, а он не обиделся? А вдруг и правда... Я засмеялся. – Не знаю. Мы вроде ничего плохого не делали. Она только вздохнула и снова подняла голову. – Не обижайся, пожалуйста и не наказывай нас. Мы хорошие. Только... – она помолчала. – Дурные как... Ладно пойдем. Лагерь нас встретил восторженным гулом и обсуждением итогов соревнований. Ко мне подбежала Мику. – Учитель, поздравьте меня. Я победила в бадминтоне и в настольном теннисе. – Поздравляю, ты молодец. – А меня поздравить? – Ульяна подёргала меня за руку. – Я тоже молодец, смотри... – она показала мне шоколадную медаль. Достав шоколадку, Ульянка отломила кусочек и протянула мне. – Держи. А вообще, ты где был? АААААА! Ты же с Алисой был, ну-ка рассказывай давай быстрее. Мы сели с ней на лавочку. – Признавайся, целовались, да? – УЛЯ... – Ага, засмущался он тут. – она нахмурилась. – Всё, я на тебя обиделась, вот. – За что? – это я сказал уже лавочке. Ну вот и что теперь делать? На обед идти наверно, а потом Ульянку опять находить и за что-то прощения просить. Ну не умею я с детьми... В столовой я заметил Ульяну и хотел уже подойти, но она демонстративно показала мне язык. После чего села за стол рядом с каким-то вихрастым мальчишкой и начала ему что-то рассказывать. Слушал он её внимательно. Данька наверно из пятого отряда. Заметив, что я смотрю на них. она погрозила мне кулачком. Блин... Брат, если ты ещё не знал, женская ревность страшная вещь. Плохо кончишь. Сидевшая рядом Алиса, улыбнулась и наклонившись ко мне прошептала на ухо – Всё ты попал. Смотри, точно без глаза останешься. Ужас. Хоть сейчас беги, только куда... После обеда я хотел уже идти в свой домик и хоть полежать немного. Не получилось. – Азад... Ольга? – Надо поговорить. Это не только тебя касается. Да они что сговорились? Ладно, пойдём поговорим. Зайдя в дом, Ольга подвинула мне стул, а сама села рядом. – Ты что творишь? Ты хоть понимаешь... – Подожди, ты сейчас хоть о чём? Она даже стукнула кулаком по столу. – О том самом. Думаешь я не знаю, что ты с Алисой на Поляне признаний был, что Ульянка у тебя ночует... Я уже про музыкальный клуб и эстраду промолчу. – Но... – Запомни, от них у меня секретов нет. Я только выдохнул – Ольга ты меня за кого принимаешь? Она махнула рукой. – Да не за кого я тебя не принимаю. Принимала, уже бы давно сообщила куда следует. – помолчав она продолжила. – Просто... Ты же всего не знаешь. – Чего не знаю? Что Алиса сирота? Она сама об этом сказала. Что у Ульянки с отцом проблемы тоже знаю. – Знает он... А что над Алиской срок висит уже за её болтовню знаешь? А если она ещё твои песни перепоёт... А она может. Про Ульянку... – Про проблемы с отцом? Ольга замолчала и... – Ты же не знаешь кто он. Подонок с партбилетом, а она... Его карьере мешает, города ему мало. Он и Марию, жену свою, чуть в могилу не свёл. Брат их защищал, он его подальше в армию отправил. Хорошо хоть до Афгана это было, понимаешь? – Алиса говорила... – Говорила? Как он хотел её в интернат для умственно отсталых сдать... Как она ко мне по морозу прибегала в одном халатике и тапочках, как с синяками ходила... – она вздрогнула. – Азад, ты что? Ты... Я улыбался: – Убью, суку... – Не надо... Господи. Ты не понимаешь? И менты, и... все под ним. Его все боятся. Он же тебя посадит, а то и хуже... Да не скалься ты. Ты же на зверя похож. – РАЗБЕРЕМСЯ. - НЕ НАДО, СЕБЕ ХУЖЕ ТОЛЬКО СДЕЛАЕШЬ. – Аргх... Не по людски живете, не по-божески... Ольга только вздохнула – Ты-то сам кто? Приехал, лезешь куда-то, помогать рвёшься... Справедливости ещё хочешь. Нету её нигде. Взрослый мужик вроде, а... – Кто я? Я, Оля, русский волкодав. Из тех что матёрого волка в одиночку берут. Когда кому-то плохо я прихожу. Она снова вздохнула: – Волкодав... Скажи ещё спецназовец какой-нибудь. Ты на себя хоть раз в зеркало посмотри. Я удивился: – А что в зеркале? Ольга внезапно рассмеялась. – Ну ты даешь... Хайр ниже плеч, прикид «милитари», фенька вон на руке... Олдовый, да? Оппаньки, как оно выходит. Забавно, однако. Я показал на неё пальцем. – А вот что интересно. Откуда примерная комсомолка и старшая пионервожатая Ольга Дмитриевна... Фамилия как твоя? Ольга застыла. – Семенова, начальник. – Вот... Откуда советская гражданка Семенова нахваталась таких словечек? Олдовый, хайр, фенька... А? Она закрыла лицо руками, потом... – Дай закурить. – Сейчас. – я свернул ей самокрутку, поднёс зажигалку. – Держи. Её пальцы дрожали, она неловко затянулась. Выдохнула, словно бросаясь в омут. – Я ведь не всегда такой была. – Прости, не понял. – Чего не понял-то... Строишь из себя... Смотри. – она показала мне руки. – Видишь? Ну а что не видеть... Вены коцаные все. Она опустила голову. – Сломали они меня. Сначала на иглу, а потом... За что спросишь? За многое. Они ведь любого могут, понимаешь? Да что я тебе рассказываю... Восемь лет назад я должна была сдохнуть. Спасибо Линде, подруге моей... Вытащила. А эти... Документы новые, из Москвы увезли, забыть себя заставили. Нового человека из меня сделали. Да ещё говорили, что государство обо мне позаботилось. Она застонала. – А я... Я даже Линде позвонить не могу, боюсь. И да... Меня Дженис звали. Ой я мудак... А что ты хотел здесь увидеть? Счастливое будущее... – Ладно, ты иди. Мне, наверное, поплакать надо после таких разговоров. Что сейчас делать будешь. Я пожал плечами. – В музыкальный клуб... – Давай, я попозже подойду. Подойдя к двери, я обернулся. – Девчонки знают о твоём прошлом? – Нет. Зачем... В клубе было тихо и похоже никого. Я сел на крыльцо. Занесло же тебя... Эх, наш табур бы сюда... Но мечтать не вредно. Неожиданно я почувствовал, как кто-то наваливается на меня, закрывая ладошками лицо. – Попался, да! – Слушай, я с тобой заикой стану. – Ага! – Ульянка засмеялась. – Испугался? Будешь знать! – Уля, ты же вроде обиженная? Она села рядом и нахмурилась. – Конечно я обиделась. И даже сейчас, вот. А ты почему внутрь не заходишь? – Да вроде там никого нет. – Это кого тут нет? – сказала Алиса, выглядывая из-за двери. – Улька, ты репетировать пришла или почему? Давайте заходите. В комнате приятно пахло свежезаваренным чаем, лимоном и ещё чем-то сладким. Ульянка тут же заволновалась. – А это вы чего тут? И без нас? Мику засмеялась. – А мы пирожные кушаем. – А где вы их взяли? – Меня за победу в соревнованиях наградили. Забыла? Алиса потрепала Ульянку по голове. – Мы вам оставили. Две штуки. Давай жуй и за барабаны. Поиграем хоть... На удивление быстро проглотив своё пирожное и половинку моего, Ульяна вытерла руки, села за установку и выдала дробь. – Давайте, играйте. Чего там... Примерно полчаса я слушал современные обработки эстрадных песен... Потом Алиса отложила гитару. – Хватит. Надоела на... эта попса. И многозначительно посмотрела на меня. Мол, всё понял? Ульянка уже перебралась на матрасы и с интересом глядела на меня. Мику села рядом с ней. Я только вздохнул. Интересно, за что ей срок грозит? Я тронул струны... – Ой, Ольга Дмитриевна... – Уля, да сиди, я просто зашла посмотреть, что вы тут делаете, послушать... Я кивнул. Ну да, послушать говоришь... Ольга Дмитриевна Семенова, которую раньше звали Дженис. Примерная комсомолка... Только следы от уколов? Ладно... Не очень я люблю, когда сразу в воду макают, да придется. Просто времени у меня мало. «Мой дед был врагом народа, А отец офицером внутренних дел, Ну а я уцелел, Хоть и долго болел, Но мать меня просит, чтоб я песен не пел. Я ее конечно не виню, Но, что осталось мне еще - только вены на руках, А в ее сухих глазах - безысходность, боль и страх, Так и не поняв, как надо было жить и кто же враг. Эй, ей-ей-ей! Черный ворон над домами все наглей и злей.» Ольга опустилась рядом со мной. В её взгляде читался немой вопрос – Что же ты делаешь? Вспомни кем ты была, Дженис... «Наша жизнь сквозь ментовский прицел, Поэтапно в приказах стоять и ложись, Коммунизм иль фашизм, что же дальше, окстись, Это даже не смерть, но смертельная жизнь. Дети трасс и железных дорог, Что же держит вас здесь, ведь больше нет лагерей, Не осталось корней, а на гадов камней, Только водка и боль, да могилы друзей.» Мельком я заметил, как Алиса сжала кулаки... «Эй, ей-ей-ей! Черный ворон над домами все наглей и злей. Эй, ей-ей-ей! Черный ворон над домами все наглей и злей Мой дед был врагом народа, А отец офицером внутренних дел, Ну а я уцелел, хоть и долго болел, Но мать меня просит, чтоб я песен не пел.» В глазах Мику удивление мешалось с ужасом. Разве такое можно петь? Нельзя конечно-ответил я ей взглядом. Ульянка только ойкнула – Тебя же посадят. Ты чего... Ну пока же не посадили... «Наша Вольница без одежд пришла В край, где верили, где варили власть Скорые до рук, до расправ-услад Локти выголив, порезвившись всласть. Наша Вольница болью корчилась Шарил грудь свинец, шею сук искал Выкормыши бед тенью Кормчего Шабаш правили в долгих сумерках. Нашу Вольницу ветер выплюнул, Отрыгнул огонь прелым порохом, Выструнили псов, гимны выть в плену Не изранить жуть нервным сполохом.» – Не хочу... Ольга закрыла лицо руками. Знаю, что очень больно, а по-другому никак. Ты уж прости... «Наша Вольница бьет поклоны лбом, Догмы рабские вбиты молотом. Крылья дерзкие срезаны серпом, Горло стянуто тесным воротом. Наша Вольница зарешечена, Меченых аркан в темноте настиг Кость щербатая, кнут-пощечина Стражи верные безмятежности. Нашу Вольницу ливень выхлестал, Отрезвила хмарь теплой водкою, Выцвели шелка хором выкрестов, Вехи топлены липкой рвотою. Наша Вольница, без одежд пришла Наша Вольница, болью корчилась Наша Вольница, бьет поклоны лбом Наша Вольница, зарешечена... ...Ястребы арканов Холод ятаганов.» Наступила неловкая тишина, которую нарушила Ольга. – Лиска, не вздумай это петь. – А что сразу я? Ольга Дмитри... – Алиса... – в ольгином голосе зазвенел металл. – Ты меня знаешь, ты меня поняла. – Я вас очень хорошо поняла. – ответила Алиса тоном послушной девочки. – Мику, Ульяна... Вы ничего не слышали. – Ольга внимательно посмотрела на них. – И вообще... Шли бы вы все... погуляли хоть. А то торчите тут в духоте. Давайте... Только в лес не уходите. На речку или... Если что, скажите я разрешила. – Ольга Дмитриевна, – подозрительно вежливо спросила Алиса. – а можно с собой гитару взять? – Ты без неё куда-нибудь ходишь? – Ага, посрать... Ольга схватилась за голову. – Лиска, свободна. ИСЧЕЗНИ, ПОЖАЛУЙСТА, ДО УЖИНА! Алиса только хмыкнула, выходя: – Вот спасибо... Ольга повернулась ко мне. – А ты... Ты... Лекарство у тебя очень горькое. – Ну конфетками тебя уже досыта накормили... И ещё, напряг я тебя, Дженис, извини. Больше не буду. Пока хватит. Она только покачала головой. – Ты сам-то не боишься? – За себя нет. Боялся, когда живой был. – А за них? За ту что стала мне дочерью? За ту что вернула мне любовь? За Мику? А как ты думаешь? Ольга отвела глаза. – Давай иди, присмотри за ними, а я здесь посижу... Девочки, перешептываясь, ждали меня на улице. – Ну что, куда пойдем? – Ой, а давайте на наше место, раз в лес нельзя. Мику кивнула, соглашаясь. Краем уха я услышал. – Уля, никому не рассказывай о том, что в клубе было. Хорошо? Та лишь по-взрослому вздохнула – Да я чего, не понимаю... Ох, вас же всех посадят. И меня тоже. Мамочка... – Поэтому и молчи. Алиса пихнула меня в спину, потом дёрнула за руку. – Подожди, стоять... Совсем е**нулся? Такое петь, да ещё при Ольге. Кстати, что с ней было? Первый раз её такой видела. – Сама расскажет, когда время придёт. Ты лучше колись, за что тебе срок нарисовался? – Что, Ольга тебе нашептала? – Не стесняйся давай. А то может я в уголовницу влюбился. – Да ну... – она махнула рукой. – Скажешь тоже. Ну сидели, болтали... Алиса понизила голос. – Знаешь, как бывает... Слово за слово, х**м по столу. Ну и... Нашёлся один умный, просигнализировал, б**дь. Хотели сначала по пятьдесят восьмой... Да тот мудак ещё в больницу нечаянно попал... А потом. – Что потом? Она лишь хмыкнула – Да ничего. На условное и вот Ольге на поруки спихнули. Она же общественница, трудными подростками занимается. Таких как я перевоспитывает. Да ладно, спецшкола всё одно висит... Да по херу, только Ульянку жалко. Пропадёт она без меня. А ты уголовница... Получишь ведь. Я изобразил раскаяние. – Всё понял, молчу. Алиса засмеялась. – Вот и молчи... Инопланетянин, б**. Ладно, давай девчонок догонять, а то упрутся ещё куда... Догнали мы их уже около забора. Опять забор... Значит где-то обязательно должен быть лаз. Похоже это уже традиция. И точно, вон отодвинутые доски. – Эй, вы чего там застряли? – услышали мы Мику. – Давайте сюда лезьте. – продолжила она. Я только почесал в затылке. – У вас тут что, тайные ходы кругом? А забор тогда зачем? Мику расхохоталась, видя моё недоумение и нагнувшись полезла в дыру. При этом она ещё умудрялась рассуждать – Наверно для красоты. Нет ну по какой-нибудь там инструкции он, конечно, обязан быть. Только мы же не знаем, что это за инструкция. Нам же не сказали. И Ольга Дмитриевна ничего про дырку в заборе и что в неё нельзя лазить не говорила. Хотя может быть и говорила, но я честно не помню... Алиса вздохнула и шлёпнула Мику пониже спины. – Микуся, хватит, он всё понял. А ты давай осторожней, а то майку порвёшь. Учти, я зашивать не буду. Будешь голый ходить. Это да... Здешние дыры в заборе для взрослых не предназначены. Осторожно протискиваясь в дыру, я сначала почувствовал, как кто-то тыкает кулаком мне в спину, потом услышал Ульянку. – Ну вы где там? Я тут что одна буду? – Да у нас проблема. Один большой и толстый застрял. ЧЕГО... КТО ТОЛСТЫЙ? КТО ГДЕ-ТО ЗАСТРЯЛ? ДА Я ВАМ ЧТО ВИННИ-ПУХ В НОРЕ У КРОЛИКА? – КТО? – недоуменно спросили Алиса и Мику вместе. Проехали... Я стоял на бескрайнем лугу. Неподалёку несколько берёзок, просёлочная дорога, уходящая куда-то вдаль за горизонт, запахи нагревшейся на солнце травы и полевых цветов, лес вдалеке. Алиска, Мику, а Ульяна где? – Смотри чего у меня. Нашлась, однако. На ладошке у неё сидела божья коровка. – Здорово, да? Божья коровка улетай на небо. Здесь дают котлетки только тем кто в клетке... – Давай её отпустим. Если крылья держат, да несут... Будут вербовать тебя в гербарий, ты не соглашайся. У тебя же детки. Улетай... Авось не донесут. Улетай навсегда и я помолюсь за тебя... – А зачем за неё ещё молиться? – Она же живая. Создание Божье... Ульянка только махнула на меня рукой. – Ладно, я поняла. Микуся пойдём цветов нарвём. Я повернулся. Мику стояла на пригорке, раскинув руки. – Почему у меня нет крыльев? Я хочу взлететь... Высоко, как птица. Ульяна закрыла лицо ладошками. – Лиска, что с ними? Один за божью коровку молиться хочет, другая улететь... Чего это? Та лишь пожала плечами. – Не знаю, перегрелись наверно. Короче, девчонки, пошли за цветами. А ты, сиди тут и гитару охраняй. Понял? – Ага. Вы только далеко не уходите, чтобы вас не искать потом. А то ведь меня Ольга прибьёт... ...Из благостного состояния дремоты меня вывели как обычно. – Лиска, он опять дрыхнет как медведь в берлоге. – А гитара где? – Да вот она, ничего с ней не случилось. – Тогда пусть спит. Главное, чтобы не храпел. – Нет, давайте его разбудим. – кто-то осторожно потрогал меня за плечо. – Учитель, просыпайтесь. Пришлось проснуться и сесть. Вокруг вроде ничего не изменилось. Луг, разнотравье, жара и всё остальное. И тут... – Это вам. – Мику одела мне венок на голову, немного отошла, посмотрела оценивающе. – Красиво. – А я кузнечика поймала. – похвасталась Ульянка. – Только я его отпустила, вот. А ещё чего интересного произошло пока я дремал? – А ничего. Набегались, цветов набрали, позагорали немножко... – Лиска показала на два огромных букета. Ну программа выполнена. Я уже хотел встать, когда меня дернули обратно. – Сидеть. Я что зря гитару с собой таскала? Микуся тебе венок плела... Ульянка тут же скорчила испуганную рожицу. – Ой, он же опять свои страшные песни петь будет. Может не надо? Я потрепал её по голове. – Неа... Всему своё время и место. – И что, гитару взял... – Лиска, тебе только прапором быть? – Нарываешься? – Да прапорщиком же. – Каким ещё прапорщиком? Мозги не пудри мне, да. Мику прыснула со смеху, слушая нашу перепалку. – И причем тут место и время? Сейчас... «Волос пахнет костром, Небо греет шатром. Волос пахнет костром, Небо греет шатром. Это было тогда, когда мы уходили из дома. Времена, когда мы навсегда уходили из дома. Теплота твоих рук - Обещаньем разлук. Теплота твоих рук - Обещаньем разлук. Это было весной, когда мы уходили из дома. Времена, когда мы навсегда уходили из дома. Это было тогда, когда мы уходили из дома. Времена, когда мы навсегда уходили из дома.» Неожиданно Ульянка, подойдя сзади, обняла меня за шею. Алиса откинулась назад и засмеялась. Мику улыбаясь, отбивала ритм на коленках... И неплохо кстати. «Не ищи меня мать, Ушел день обнимать. Ты прости меня мать - Пропал ночь обнимать. Чья беда, что мы все навсегда уходили из дома. Времена, когда мы навсегда уходили из дома. Это было тогда, когда мы уходили из дома. Времена, когда мы навсегда уходили из дома. Волос пахнет костром, Небо греет шатром. Теплота твоих рук - Обещаньем разлук. Волос пахнет костром...» – Ну... Можешь же когда захочешь. – Алиса ткнула меня в плечо. – Ой здорово. – Ульянка захлопала в ладоши. – Микуся, ты чего скуксилась? – Уходить навсегда из дома..., да я поняла, придётся даже если этого не хочешь. Она подсела поближе. – Мику, как у тебя... – Всё хорошо. Я с ней поладила. – Эй, это вы о чём? Мику только улыбнулась. – Не о чём? – А с кем поладила-то? – Алиса, ты её не знаешь. И хорошо... – Ой, да прекратите вы. – Ульянка обиженно посмотрела на нас. – Микуся потом расскажет. А он пусть споёт лучше. Давай, вот. Ну раз просят. «Coming in from London from over the pole Flyin; in a big airliner Chickens flyin; everywhere around the plane Could we ever feel much finer? Comin; into Los Angeles Bringin; in a couple of keys Don;t touch my bags if you please mister customs man There;s a guy with a ticket to Mexico No, he couldn;t look much stranger Walkin; in the hall with his things and all Smilin, said he was the lone ranger Comin; into Los Angeles Bringin; in a couple of keys Don;t touch my bags if you please mister customs man Hip woman walkin; on the movin' floor Trippin; on the escalator There;s a man in the line and she's blowin' his mind Thinkin; that he's already made her Comin; into Los Angeles Bringin; in a couple of keys Don;t touch my bags if you please mister customs man» Ульянка взъерошила мне волосы, уронив венок. – Давай ещё! – Уля, ты хоть знаешь, о чём он пел? – Нет, конечно, а о чём? Алиса, нагнувшись, что-то прошептала ей на ушко. Ульянка в ответ замахала руками. – Ой... Это про то, что вы в папиросы совали что-ли? – УЛЬКА! – Чего... Я сама видела, как вы с Микусей за гаражами... А вас потом участковый, дядя Гриша, гонял. Мику только смущенно улыбнулась. – Ну пробовали... Пару раз. Неважно короче. – И где вы это взяли? В ответ Мику только ехидно улыбнулась, показав язык. – Места надо знать. – А результат? – спросил я у Алисы. – Да не вставило ни х... Только на «хи-хи» пробило, ржали как... А Микуся дома ночью весь холодильник опустошила. Прикинь, да. Мику снова засмущалась. – Лиска, прекрати рассказывать всякую... А то Азад подумает про нас невесть что. Хватит. Мда... Молодежь. А чего хотел-то от обычных подростков? Не пороть же по субботам после бани. Кстати... – Мику, я тут про тебя песню вспомнил. – Ой, правда? Спойте пожалуйста. Про меня ещё никто не пел, даже... – «Девочка летом Слушала гром, В станове молний Писала альбом. Огненный берег, Заспанный плёс, Скрип акварели, Шелест берёз.» Поднявшись, Мику раскинула руки и смеясь закружилась... – Это же точно про меня! «Синие джинсы, Трепет шелков, Вкус поцелуя, Запах духов. Девочка верит - С ним хоть куда, Лютые планы, На двоих тридцать два.» Она танцевала в траве и её волосы развевались на ветру... Похоже она шептала чье-то имя. Время приспело, В глазах испуг - Его отправляют Солдатом на юг. Страшно подумать: Придёт - не придёт, Девочка любит, Девочка ждёт...» – Спасибо вам за песню. И почему его нет рядом. Только я не хочу, чтобы он... – Мику ты о нем? Ульяна тут же радостно пояснила мне. – Его Костян зовут. Он тоже в музыкалку ходит. А Микуся его японскому учит, представляешь? – Уля прекрати... Это неважно. Та пожала плечами. – А я чего? Я ничего... – Вот и хватит. – Да ладно, я дальше не буду... Я вдруг представил как Мику учит этого Костю японскому, а ещё если и письменному... Мне почему-то стало его жалко. Только чуть – чуть... Внезапно Алиса показала пальцем в сторону леса. – ЧТО ЭТО? Я оглянулся. Вдалеке над самым краем леса вилось большое чёрное облако. Ульянка испуганно ойкнула. – Это чего ещё там? Похоже на стаю воронов. Кто-то спугнул их. Или что-то... А мы тут у всех на виду торчим. Да ещё в конце дня. И это внезапное чувство, как будто-бы по тебе лазерным целеуказателем водят. Всё, хватит на сегодня прогулок, веночков, песен и прочего. Отступаем, чо... Организованно и без паники. – Девочки, уходим в лагерь. Достаточно. Как не странно, но они не протестовали. Алиса подхватила гитару. – Уля, Мику хватайте цветы... Ульяна начала торопить нас. – Давайте быстрее, я боюсь. Вообще-то я думал, что придётся опять лезть через дырку в заборе и уже мысленно распрощался с майкой... Да хрен с ней, порву и ладно. Но... Пробежав несколько сот метров по дороге, мы упёрлись в лагерные ворота. Рядом с ними стояли два испуганных пионера и парень постарше. Он буквально впихнул нас за ворота. – Давайте быстрее. – потом к пацанам. – А вы чего ждёте? Я закрою. В лагере мы тут же столкнулись с Ольгой. – Вы где ходите? Что за... Взрослые девки уже, а как дети... Ну Ульянку я ещё понять могу. А вы? Мику, Алиса... Детство в одном месте играет? – А чего сразу я? – Ой, да не орите вы, дайте хоть отдышаться. – Алиса присела на корточки. – Ольга Дмитриевна, вы же нас сами отпустили. Мику удивленно посмотрела на неё. – Сказали, чтоб погуляли. Мы рядом с лагерем были, в лес не ходили. Честно-честно. – Ну да, действительно. Девочки, извините меня, я... Давайте, идите на ужин. И цветы, да... Возьмите себе. Я уже хотел было тоже идти в столовую, но она остановила меня. – Азад, прости меня. – За что? Она вздохнула. – Не поверила я тебе, помнишь? А ты прав оказался. Ольга как-то странно посмотрела на меня. В её взгляде удивление мешалось с испугом. – Ты разве не чувствовал? Ну да... Тревога за девочек была и ощущение как-будто кто-то их высматривает. Короче больше без ножа не шагу и девчонок одних не оставлять... – Ты что-то сказала, извини... – Я же говорю, из леса как накатило. Страх... А потом... вдруг закончилось. Да ещё из лесничества сообщили... – Что сообщили? Она опустила голову. – Пару дней назад в лесу трое пропали. Один из посёлка в нашем пригороде. Родственники у него тут... Были. Он к ним приезжал. Вроде за грибами они пошли. Его и нашли. По остаткам одежды опознали. И следы какие-то видели. Толком ничего не объяснили. Что делать-то? – Походы в лес устраивать. – Прекрати, я же серьёзно. – А серьёзно... Я говорил тебе что делать, забыла? – Да помню я. Будь моя воля, я бы сегодня уже всех под охраной... Только ведь... – Я понял. Короче, я жрать пошёл. Если что, кричи громче... В столовой было многолюдно и удивительно тихо. Похоже дети ещё от страха не отошли. – Давай сюда. – позвала меня Алиса. Когда я сел, она, помолчав, спросила – Что это было вообще? – Да действительно. – подхватила Ульянка, тыкая в меня вилкой. – Чего это такое? Мне страшно вдруг стало... Я лишь пожал плечами. – Просто стая ворон. – Какие ещё вороны... – рассердилась Алиса. – У меня по спине мурашки как майские жуки бегали. Рассказать? Не, лучше не надо. Тогда переводи стрелки. – Вороны, мурашки... Слушайте, вы мне лучше объясните... За каким этим мы через дырку в заборе лезли, если можно было от ворот спокойно дойти? Я чуть майку не порвал. Вроде получилось. Мику, сидевшая рядом, даже уткнулась в тарелку от смеха. – Азад, ну через ворота неинтересно же. Что тут непонятного? Алиска с Ульяной смотрели на меня как на идиота. Мне даже показалось, что дети, сидевшие за соседними столами, показывают на меня пальцами. Мол, он не понимает... Таких простых вещей, что с взрослого возьмёшь. Правильно ведь? Хорошо, уговорили, побуду немножко идиотом. Ну хорошо. Детей я успокоил, отвлёк, настроение им поднял, даже поужинал. Можно отдыхать. На сегодня всё. Прожевав, я встал из-за стола. – И какие у нас планы на вечер? – подозрительно вежливо поинтересовалась Алиса. Я сделал вид что зарычал. – Планы кончились. Никаких концертов, никаких... – Мы всё поняли. Правильно девочки? Пусть отдохнёт. – Лиска... – Да иди уж... – Алиса помахала мне вслед рукой. – Уработался он. Зайдя в комнату, я включил свет и приоткрыл окно. Сел на стул... И что делать будем? С тем что в лесу? С ножичком, даже с моим... Посерьёзней что-то надо, а где это взять? Может... Неожиданно в дверь осторожно постучались. – Входи, открыто. Ульянка бочком протиснулась в приоткрытую дверь. – Ой, можно? Ты не спишь ещё? – С вами уснёшь... А что это у тебя? Под мышкой у неё был зажат школьный альбом для рисования, в руке коробка карандашей. – Я порисовать хотела. А то Алиска ушла, а мне одной скучно. И вообще... – Конечно можно. Хоть ты и обиженная... – Чего... – она шмыгнула носом. – Я может правда обиделась, вот. Я вздохнул. Знать бы ещё за что она обиделась. – Уля, а помириться? Она потупилась. – Ну давай, что-ли. Мириться будем. – подняв голову, она протянула мне ладошку. – Мирись-мирись... Только я потом опять на тебя наверно обижусь. – Ну это же потом будет, когда – нибудь. – Ага... – она открыла коробку и нахмурилась. – Два карандаша сломались. Я достал нож. – Сейчас заточу. Вот, хорошо. – Спасибо. – Давай рисуй, потом покажешь. Пока я открывал окно и сворачивал самокрутку, Ульянка, забравшись с ногами на стул, начала творить, бормоча под нос: – Тут дым, а это я... И ещё, вот. Через несколько минут она довольная слезла со стула и подошла ко мне. – Раскурился тут... Смотри лучше. Я взял альбом в руки. На детском рисунке домик с трубой... А ещё трава, солнце и три человечка. В руках у них цветы. И автобус рядом. Ульянка начала рассказывать: – Это наш дом, а это... Рыжая девочка в пионерской форме. – Это я, вот. Такая же девочка только побольше. – А это Алиска. А третий человечек? – Это ты, а Микуся с Ольгой Дмитриевной к нам в автобусе едут. Чай пить. А мы их встречаем. Тебе нравится? Я с трудом заставил себя улыбнуться и проглотил комок, застрявший в горле. – Конечно. Я зажмурился. А что... Заберу их, папашку трогать не буду, уговорили... Уедим, документы выправлю, на работу устроюсь. Руки-ноги, голова на месте, значит не пропадём. Алиске школу закончить надо будет... По вечерам уроки будем делать, телевизор смотреть, по выходным в парке гулять. Потом внуков нянчить. Никакой войны, никаких... Неожиданно заныло сердце. «...Только грай вороний, только волчий вой. Пуля ты лихая отпусти домой. В тихое селенье отпусти к родным. Там над ветхой крышей вьётся горький дым.» – Ой, а каких ещё внуков? – удивилась Ульянка. – Ну, ты же вырастишь и выйдешь замуж. За Даньку... – А это что обязательно? И целоваться по-настоящему придется? А если не хочу? Она махнула рукой. – Да ну тебя, придумаешь... «Дома успокоюсь, позабуду степь, На хмельную свадьбу созову гостей. Заведу хозяйство, наживу добра, Со спокойным сердцем лягу помирать...» Прекрати ты... Я опустил голову. Сам себе хоть не лги. Ничего ведь не будет. Не в этой жизни, не в этом мире... Словно что-то почувствовав, Ульянка обняла меня. – Папа, не плачь, не надо. Я тебя спасу. Я один раз уже спасла и снова... Не думай, я сильная, я смогу. Я неожиданно вздрогнул, осознавая её слова. ...Село под Горловкой помню. Про донецкий госпиталь потом рассказали. Несколько суток мёртвым был, да видать отмолил кто-то. Знать бы ещё кто... Теперь знаю. Я оторопело посмотрел на неё. – Ты... Ты кто? Её детскими глазами на меня смотрела та, кому я молился перед боем. Та, что сильнее смерти. СВЕТ ПРЕДВЕЧНЫЙ... Ульянка лишь шмыгнула носом. – Я Уля, вот. А ты давай не плачь, а то я тоже плакать буду. Я смахнул слезу. – Больше не буду. А можно рисунок на стену повесить? Она заулыбалась. – Можно, потому что я сама хотела. Давай его сюда, сейчас... Забравшись на кровать, Ульяна прикрепила рисунок на какой-то гвоздик. Откуда только он взялся? Потом слезла и отойдя, одобрительно сказала: – Вот, смотри как красиво. – Здорово. А теперь давай домой, а то ты уже зеваешь. Я думал, что Ульянка начнет вредничать, но она согласно кивнула головой. – Давай, я уже спать начинаю хотеть, вот. Прихватив полотенце, я направился к двери. – А ты спать не будешь что – ли? – Я потом на речку схожу. Мне же можно? Она вдруг хитро улыбнулась и подмигнула мне. – На речку значит... Это вот что было? Неважно. Главное нож не забыть. Ульянка посмотрела, как я прилаживаю ножны и неожиданно тяжело вздохнула – Ну да, возьми его. А то вдруг ещё кто-нибудь выскочит. Мы шли по освещенной и пустынной аллее. Зачем фонари-то жечь, никого ведь нет? – А Ольга Дмитриевна велела не выключать. Правильно, а то в темноте страшно. Логично ведь... В домике с флагом было тихо и пусто. – Уля, а где Лиска? В ответ снова хитрющая улыбка. – Не знаю. Ну то есть... Не скажу. – Договорились. Тогда раздевайся и ложись. Я свет выключу. Через пару минут из кровати раздалось – Поворачивайся и спокойной ночи желай. Посплю хоть немножко... А потом наверно опять обижусь. Только свет не надо выключать. Я поправил на ней простыню. Спи и ничего не бойся... И вышел на улицу. Река встретила меня прохладой, кваканьем лягушек и... блин комарами. Отмахиваясь полотенцем и матерясь вполголоса, я прошел по берегу. Вот вроде хорошее место. Пологий спуск и песок... Неожиданно я услышал плеск, в воде мелькнуло белое пятно. Кто-то уже тут купается похоже. – Эй, кто там? Ответом мне был истошный девичий крик. – АААААААААААА! АЗАД! – Лиска, ты что-ли? – Я! ОТВЕРНИСЬ ДАВАЙ, Я ГОЛАЯ! – Что ты орешь как... – Я отвернулся и отошел от берега. – Сейчас же весь лагерь соберётся. Сев спиной к реке я достал табак. Алиса не унималась. – Ты какого хера сюда припёрся! – Освежится, б**... Похоже, что от неё можно было уже прикуривать. – Не звезди мне! Ты же плавать не умеешь. – Я сказал плавать? Окунуться просто. И прекрати кричать, сейчас из деревни прибегут. – Это мое место! Я здесь всегда купаюсь! – Извини, именную табличку с твоим именем не разглядел. – Короче! Не вздумай повернуться! Попытаешься подглядывать, пришибу, б**дь! Вскоре бултыхание стихло и я поинтересовался, гася окурок – Ты ещё там? – А где ещё-то? – Как водичка? – Прохладно что-то... – Тогда вылазь давай. Или ты русалкой решила стать? – Да иди ты... Ладно. Не поворачивайся. – Плеск воды, шлёпанье босых ног по песку потом смущённый голос – Азад, можно у тебя полотенце взять? – Да бери, конечно, зачем спрашиваешь. – Неудобно как-то... – Лиска, неудобно штаны через голову одевать. Знаешь? – Ой, вот только на мозги не капай. Ещё через несколько минут шуршание одежды... – Можешь повернуться. Алиса сидела на песке и виновато смотрела на меня. – Ты извини, я на тебя наорала. Сам виноват. Я здесь всегда купаюсь, а ты тут... Другого места не нашел? – Спасибо что не убила. – Да пожалуйста. Она встала потянулась и отряхнула от песка юбку. – Ну что, тогда обратно в лагерь пойдем? Мне тебя ждать неохота. Да и... – Подожди. – спустившись к воде я умылся и намочил волосы. – Вот теперь пошли. Мы шли по тропинке, воюя с комарами. Благо тропка была ровной и под ноги можно было не смотреть. Неожиданно присмиревшая Алиса жалась ко мне, стараясь идти рядом. – Ты чего? Она поежилась. – Не знаю. Просто не по себе как-то. Слушай, а ты зачем с ножом? Я пожал плечами. – А вдруг медведь... Лиска покрутила пальцем у виска. – Какой ещё медведь? – Белый. – Издеваешься? Кстати, а Ульянка...? – Спит, дома. Внезапно я услышал чьи-то шаги и увидел впереди светлое пятно. Кто-то похоже шел к нам с фонариком. Недолго думая, я толкнул Алису в кусты. – Прячься давай. И шагнул вперед. – Со светом ко мне, быстро. На меня вышли двое. Девушка и парень, явно вожатые. Похоже я их напугал. Девушка, ойкнув, спряталась за своего напарника. – Извините товарищ Азад. Неожиданно как-то... Парень опустил фонарик к земле. – А вы, простите, что тут делаете? – На речку ходил, освежиться. А что? – я показал мокрое полотенце. – Да нет, всё в порядке. А вы никого там не видели? Я изобразил удивление. Главное, чтобы Алиска в кустах сидела тихо, но она похоже решила притворится мышкой. – А кого там надо было увидеть? – Да... – девушка похоже пришла в себя и вспомнила кто она и зачем. – Есть тут несознательные пионерки. После отбоя бегают купаться, дня им мало. Да ещё иногда голышом, представляете? К удивлению, я добавил немного негодования. – Да что ты говоришь, безобразие какое. Пороть таких надо, распустили понимаешь. Девушка только огорченно вздохнула. – Непедагогично, к сожалению. Значит никого не видели. – Никого. Подождите, а комары считаются? Парень лишь раздраженно хлопнул себя по щеке. – Нет. Наташа, слушай идем спать, надоело. Кого тут искать... Та похоже хотела, что - то возразить, но лишь кивнула. – Ладно, действительно, пошли. Игорь, проводи меня пожалуйста. До свидания, спокойной ночи. Я подождал пока они скроются из виду, потом подошел к кустам. – Лиска, ты там как? Всё нормально? В ответ раздалось нечто похожее на шипение разъярённой кошки – Ты... Ты специально что-ли?! Что это с ней? Алиса вылезла из кустов красная как рак, прикрывая себя сзади. Поворачиваться почему-то не хочет. – Чего случилось? – Там колючки... Я юбку сзади порвала. Ты, скотина, нарочно это... Я примиряющие поднял руки. – Я же не знал про колючки. А тут вожатые, надо было тебя куда-нибудь девать. – А я должна с голой жопой теперь ходить? Как я сейчас пойду? И не лыбься мне тут! Действительно, проблема. Ладно... Я снял с себя майку, протянул ей. – Вот, завяжи на поясе, прикройся. – И почему я тебя ещё не убила? Лучше сейчас тактично и сочувственно промолчать, а то ведь действительно... До домика с флагом мы добрались без приключений. Алиса устало плюхнулась на крыльцо. – Что за день... А что, день как день. Бывает и похуже. – Куда ещё-то? То пугают, то подглядывают... Ещё и юбка. Кто подглядывает? Я, вообще отвернувшись, сидел, кстати. Алиса примирительно погладила меня по плечу. – Извини, это нервное. Ладно, пойду я, наверное, спать. Ага, вот прямо сейчас, да. Дверь открылась и на крыльце возникло маленькое, симпатичное, заспанное привидение в виде Ульянки, закутанной в простыню. Она стояла и смотрела на нас полузакрытыми глазами. – Лиска, ты где была? – Купалась... Ульянка взмахнула руками, едва успев подхватить падающую простыню. – ГОЛАЯ! С ним! А он тоже голый был? Ух ты... – УЛЬКА! – закричала сразу покрасневшая Алиса. – Чего орешь? Ты свой купальник забыла. Специально, да? – Я ОДНА КУПАЛАСЬ!!!! Ульяна не унималась. – А он подглядывал, да... Фу... Я почувствовал, что тоже краснею. – УЛЯ! Где мой ремень? Она лишь пожала плечиками. – А я почем знаю? Я за ним не смотрю. И вообще, давайте спать уже. А вот это уже хорошая идея. Давно пора. Мы одновременно встали с крыльца. – Давай иди уж... Майку я тебе с утра занесу. Я уже повернулся, когда услышал из комнаты. – Ой, а ты зачем себе юбку порвала? Или это он тебе... Вы чего там делали? – Улька... Ты лучше заткнись и спи, а то получишь. Я нервная. – Ой, ладно, нервная она. Ну хорошо, я сплю, все. Только свет не выключай. Придя домой, я упал на кровать. Что за день? Нельзя же настолько издеваться над человеком и его терпение испытывать. Это я подумал уже засыпая. А ещё, что окно забыл закрыть. И хрен с ним. ВСЁ, СПАТЬ. Глава четвертая. День четвёртый. «Думал птицей Лететь над водой, В зов проститься, Молиться о той, Что сберегла крыла...» (Д. Ревякин. "Сберегла." Утром я внезапно услышал хриплое карканье и хлопанье крыльев. Посмотрел на открытое окно... На подоконнике гордо сидел огромный ворон и с интересом смотрел на меня. – Брысь. – сказал я ему. В ответ он покачал головой и направился в мою сторону. Пришлось кинуть в него подушкой. Подействовало. Каркнув на прощание, он развернулся и исчез в предрассветной дымке. Приснится же такое. Потом я окончательно проснулся. Подушка лежала на столе. А я подойдя к окну обнаружил там большое черное перо. Сон, да? Я положил подушку на место, поднял с пола упавший стакан. Сел на стул. А вот нарочно не испугаюсь. Чо я, блин, воронов не видел... Давай, брат, день уже начинается, дела всякие ждут. Начинались дела как обычно. Зарядка, линейка, столовая... Кстати. Если мимо со скоростью гоночного болида промчится Ульянка, успев показать вам язык, то это к чему? Кто в курсе? После завтрака я вернулся домой и стал думать, чем заняться. На пляж сходить или до деревни прогуляться, или как обычно в клуб? Тут в дверь внезапно постучали. – Уля входи. Однако вместо Ульяны на пороге стояла Алиса. Растерянная и смущённая. Что это с ней интересно. – Я это... Майку твою постирала. Высохнет, занесу. – Ну вот зачем? В ответ она опустила голову. – Не в этом дело. Азад, мне в лес надо. Очень... – Ничего лучше ты придумать не могла? На хрена тебе в лес? Она по-детски поковыряла носком в полу. – Не знаю. Надо. Нет ну сказать я, конечно, мог, но материться при девочке даже если она Алиса мне совесть не позволила. Вместо этого я показал ей на стул. – Садись, рассказывай. Что случилось? – Понимаешь, я ночью голос слышала. Он меня звал на моё место. Говорил, что... Я не поняла толком, мол что-то меня там ждёт. Она схватилась за голову. – Ой... Он опять говорит. – Успокойся, пожалуйста. – я налил в стакан воды. – Вот выпей. Сделав несколько глотков, Алиса всхлипнула – Я с ума схожу, да? Азад, я е**нулась. – Даже не надейся. А теперь внятно и логично. Что за твое место? – Ну... Я его в прошлом году нашла. Там еще большой камень стоит, словно вкопал его кто – то. Я там играла или просто сидела... Там мне спокойно было, понимаешь? Ну вот и занятие нашлось, а ты переживал. Алиса положила ладонь на мою руку. ‒ Азад, миленький... Отведи меня туда, пожалуйста. Я одна боюсь. И она заревела. Ну что? Сидеть и смотреть спокойно на плачущую Алиску... Придется идти. Куда деваться. ‒ Пойдем посмотрим кто тебя и зачем зовет. …Похоже это уже надолго. Забор, отодвинутые доски и тропинка в лес. Только вот сам лес уже становился другим. Засыхающие деревья, колючки, паутина и снова тот же запах. Я обернулся к Алисе. ‒ Слушай, если что, то беги в лагерь и не оборачивайся. Ясно? ‒ А ты? ‒ Я что-то непонятно сказал? ‒ Нет. ‒ ответила она и подобрала с земли палку. Ну вот что с ней делать? Ладно, куда хоть идти-то? ‒ Вон туда. ‒ Алиса показала палкой на просвет между деревьями. Мы продрались через кусты. – Вашу мать, я же новую юбку одела! И оказались на поляне. Зеленая трава, сосны, журчание ручья, пение птиц и небольшой прудик... Это настолько отличалось от умирающего леса, что я просто остановился в недоумении. Алиса толкнула меня в спину. ‒ Кончать спать, вон камень, видишь? Действительно огромный валун, вросший в землю. Не мхов, не лишайника как-будто кто-то очистил его поверхность. Лиска подошла к нему поближе и тут же, ойкнув, отскочила назад. ‒ Азад! На нем знаки. Посмотри. На камне вспыхнули какие-то письмена, напоминающие руны. Я протянул руку. Черт, словно слабый электрический разряд. Похоже на предупреждение. ‒ Ой, Азад... Он сказал, – Алиса помотала головой – чтобы я положила руки на него. Что это за хрень еще? ‒ Сейчас объясню. Выслушав мой рассказ про Силу, магию и прочее, Алиса почесала затылок. ‒ Ну не х*я себе телега... Долго придумывал? ‒ она покосилась на валун. ‒ Но, с другой стороны, я это вижу и голос... Неожиданно в ее глазах появился страх. ‒ Подожди, ты про холм сказал, где вы с Мику были. Что ты с ней там сделал? ‒ Ничего. Она сама это почувствовала. Сама привела меня туда и то что там было вошло в нее. Вот и все. ‒ Ага и сейчас она уже типа не человек, а хз... Да? И я такая же буду? ‒ Нет. Она человек, и ты останешься человеком. Просто пойми, я сам не хотел и не хочу этого. Не для нее, не для тебя. Это даже для взрослых тяжело. ‒ Что тяжело? Что будет, если я положу руки на камень? Я лишь вздохнул. ‒ Боль, страх, одиночество на грани безумия... Это плата. ‒ Понятно... То-то Микуся не в себе была, когда вы вернулись. Подожди, ‒ она, прищурясь, внимательно посмотрела на меня. ‒ а откуда ты это знаешь? ‒ Я прошел через это. Думаешь почему я могу ходить между мирами и... много еще чего. Того что тебе лучше не знать. Алиса в растерянности села на траву. Ну да, была одна реальность, а стала другая. ‒ Почему это вообще происходит? Не врубаюсь. Я присел рядом. ‒ Ты пойми, с вашем миром что-то не то. Обычно Силы никак себя проявляют, а тут... И лес еще этот. Словно что-то нарушилось. Или... Кто-то формирует новый мир, разрушая ваш. ‒ Ты меня слушаешь? Она встала. Выдохнула. ‒ Не отвлекай меня. Ладно, значит надо руки на этот камень, да? Хорошо, хоть в голове тихо будет, наверно. Камень? Я внезапно почувствовал, как крест на груди стал теплым и засветился белым. ‒ Подожди. Это не камень, это Алтарь. ‒ Какой алтарь, ты о чем? ‒ Это не просто поляна. Это Святилище. ‒ Ты о чем, я не понимаю... ‒ Святилище Бога. ‒ Кого-кого? ‒ Ты помнишь кто смотрел на нас? Его. Алиса вздрогнула и остановилась. ‒ Т-ты... Ты с-серьёзно? Ой... Что-то мне ссыкотно. Ты же рядом будешь? ‒ Рядом. ‒ Тогда ладно. Попробую. Она подошла к алтарю, я встал около нее. Положила руки. Сначала ничего, потом... ‒ АЗАД, БОЛЬНО! Я подхватил ее. Хрен знает каким зрением, увидел, как Алису уносит в Свет, за предел. ‒ Держись, не уходи! Сука да делай же что-нибудь. Она же уйдет. Лиска, тебе рано за Кромку. РАНО!!! Я зарычал, чувствуя как рот заполняется кровью. Знакомая черно-красная пелена. Не отдам! В последнем усилии я выдернул ее обратно... Потом я почувствовал, как кто-то как будто брызгает на меня водой. Кто, что? Оказалось, что я лежу на траве. Алиса сидела рядом и плакала навзрыд. Заметив, что я очнулся, она наклонилась ко мне. ‒ Ты живой? Скажи, что-нибудь. ‒ Сама-то как? ‒ Не знаю, вроде нормально? А что это было? Меня словно тащило куда-то... Я сел, потер виски. Понимаешь, что ты сделал? ‒ Тебя за Край уносило. Туда, где живым нет места. Стала бы кромешнецей. ‒ Я чуть не померла получается? Я усмехнулся. ‒ А ты как хотела? Получит Силу, да еще в таком месте, это не два пальца обоссать. Она только всхлипнула. ‒ У тебя кровь из рта и из носа... ‒ Да ладно... Алиса достала платок. ‒ Сейчас оботру, подожди. Слушай, как ты меня смог вытащить? ‒ На самом деле это можно... Я... ‒ сказал А, говори Б. ‒ Я... Тебе себя отдал, чтобы удержать. Часть жизни, наверное. Получилось, да? Она ткнула меня кулаком в грудь. ‒ Ты что сделал? Из-за меня? ‒ Лиска, но ведь я же люблю тебя. Она вздохнула. И обернувшись, внезапно закричала ‒ Смотри, что это! На алтаре горел огонь. Я встал, шатаясь, подошел к нему. Нечто подобное, да... ‒ Это наш огонь. В нем ты и я. Подойди, не бойся. Я провел рукой сквозь пламя. Ощущение как от теплого ветерка. Алиса встала рядом. ‒ Как это сделал? - Там же часть меня. Попробуй ты. Она повторила за мной, улыбнулась. ‒ Тепло. ‒ потом недоуменно посмотрела на меня. ‒ А что хоть за Сила во мне? Я вообще, чего обрела-то особенного? Я ничего такого не чувствую. Ерунда какая-то... Сейчас, подожди... Я положил ей ладонь на лоб. Ала... Магия Слова и магия Ветра. Дар Предвидения и Пророчества. Тяжелая ноша для шестнадцатилетней девочки. Выдох... ‒ Тебя будут слушать и слышать все. Одни проклянут тебя, другие назовут святой. За твоими песнями люди пойдут даже на смерть. Тебе дано видеть грядущее и помнить прошлое. «И дана тебе будет власть над градом идти И дано тебе будет белый камень найти Над запретной зоной пролететь, Сквозь колючую проволоку пройти. И дана тебе будет скорбь на все времена За отпавших, упавших и без вести павших, За ненужную смерть добровольно принявших И дана тебе будет скорбь на все времена.» Алиса отшатнулась в ужасе. ‒ Ты что... Я же обычная девчонка, пацанка. Я даже говорить правильно не умею, а ты такое... Я не хочу, я не смогу... Верните меня обратно, суки!!! Сможешь, ты сильная. А я помогу. - Азад, не бросай меня, я одна ведь облажаюсь, сам знаешь. Наворочу тут... - Я с тобой буду. - Тогда... Я попробую. Она подошла к огню, протянула руки и внезапно закричала, заваливаясь назад - НЕТ! Я едва успел подхватить ее. - Ты что! Она выпрямилась. Повернулась ко мне. Это была уже не Алиса. Словно Сила которая была в ней посмотрела на меня ее глазами. - Я ВИДЕЛА, Я ЗНАЮ... ЗНАЮ КТО ТЫ, ОТКУДА И ЗАЧЕМ ПРИШЕЛ. СМЕРТЬ ТВОЮ ВИДЕЛА. Слова падали как камни. - И БЫЛО СКАЗАНО В НАЧАЛЕ ВРЕМЕН. СОЛНЦЕ И ЗВЕЗДЫ ПОГАСНУТ И ДЕНЬ СТАНЕТ ЧЕРНЕЕ НОЧИ. И ТЬМА ПРИДЕТ НА ЗЕМЛЮ. И ИЗ БЕЗДНЫ ВСТАНЕТ ЗВЕРЬ, ТОТ ЧЬЕ ИСТИННОЕ ИМЯ ПОД ЗАПРЕТОМ, ЧТОБЫ УНИЧТОЖИТЬ ЭТОТ МИР. И ТОГДА ПРИДЕТ БЕЗЫМЯННЫЙ ВОИН, КОТОРЫЙ УБЬЕТ ЗВЕРЯ И ПРИНЕСЕТ СВЕТ. НО САМ ОН ПОГИБНЕТ. Побледнев, она упала на колени, закрывая лицо ладонями. - НЕТ! ЭТО НЕПРАВДА! НЕ ВЕРЬ! - СТАРШАЯ, НЕ МОЛЧИ! СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ! - ПРОРОЧЕСТВО ИСПОЛНИТСЯ... Я подошел к алтарю. Алиса встала рядом. Что ж теперь ты знаешь зачем ты пришел в этот мир. В чем твое предназначение. «Ледяной водой разбуди меня – Время уходить, Зреет урожай. Батя, дай совет, опоясай в путь, Мать, не провожай...» Она обняла меня. ‒ Я не отдам тебя! Никому! «На семи ветрах кто тебе помог? Может кто помог? На семи холмах кто тебя согрел? Кто тебя любил, не до любил? Вместе мы с тобой, родная – Плуг да борона Из конца в конец без края Крохи собираем.» ‒ Прости... «Рядом ты была, берегла крыла, Было невдомёк Я не доглядел. Косы расплела, По воду ушла. Стынет поцелуй.» ‒ НЕТ! Она плачет? ‒ Не надо, любимая. Мы всегда будем вместе. «У семи ключей кто тебя учил, Кто чего сказал? У семи дорог кто тебя женил, С кем тебя венчал? Вместе мы с тобой, родная – Пепел да зола Из конца в конец без края Носимся молвою.» Два языка пламени, две души. Одно целое... ‒ Не бросай меня. ‒ Никогда. «Вместе мы с тобой, родная Вместе помирать. Кто поставит крест на могилы нам? Инок да шаман.» Время остановилось... Сквозь нас мерцали звезды, бесконечный полет, можете называть это невесомостью, сквозь нереальность. Никто из людей не был там где были мы. И не будет. «Лаяли собаки во дворах, квакали лягушки во прудах. Взгляды, удивленные вослед, а мы летели да все вдаль. Из четырех голых стен да на вольный на простор. Да на вольный на простор, подставляя лицо дождю...» Мы снова стояли, обнявшись, на земле, около алтаря на котором горел огонь. Алиса помотала головой. ‒ Что это было? Мы были... где? Она смотрела на меня с испугом. ‒ В вечности. ‒ Это где? Я показал наверх. ‒ Ой, ‒ она подвигала плечами ‒ у меня что-то на спине, посмотри. Я развернул ее. ‒ Лиска, просто у тебя крылья растут. ‒ Это как? ‒ она вдруг вздрогнула и показала на меня пальцем ‒У тебя самого крылья, белые. Твоя любовь дала их. И где-то далеко-далеко огромный пес с седой шерстью поднял голову в черное небо. ‒ Что же теперь, что мне делать? ‒ Гори в огне, Лиска. Живи да гори... За всех. Она помолчала. ‒ Слушай, давай, пошли обратно, а то нас потеряли уже поди. Я кивнул и... Сука, не вовремя. Ноги стали ватными. ‒ Ты что? ‒ Идти не могу. ‒ Ну да... Ты же, подожди, сейчас. Алиса подхватила меня. ‒ Ну-ка давай потихоньку. ‒ Да я... Она лишь цыкнула на меня. ‒ Да ты, б**... Пошли, что я пьяных мужиков не таскала. Продравшись через кусты, мы выбрались на тропинку. До забора было уже недалеко, когда из зарослей раздалось довольное урчание. ‒ Что это? ‒ Лиска, беги... ‒ Дырлыно, я не могу, ты же тяжёлый. ‒ Одна беги... ‒ Ага, б**дь, сейчас... Давай, миленький, поднатужься. Урчание стало громче, кусты раздвинулись и из них высунулось нечто из ночного кошмара, похожее на крысу-переростка. Размером с волка, жёлтая слюна с клыков и горящие уголья вместо глаз. Лиска только взвизгнула. Я оскалился и взялся за рукоятку ножа. Нечто, обиженно рявкнув, исчезло в кустах. Я уже хотел было загордиться собой, но внезапно стукнулся лбом об забор. Алиса, застонав от напряжения, впихнула меня в дыру, влезла сама и обессиленная плюхнулась на траву. ‒ Блядь, это что вообще было, нах**? Я чуть не обосралась. Встав, она пощупала юбку. ‒ Сука, я же мокрая. Е**ть, б**дь... Не вздумай вякнуть кому. Ты понял? ‒ Да понял я. ‒ Смотри мне... А что за х**ня-то была? ‒ Порождение Тьмы. Понимаешь теперь почему в лесу опасно? ‒ Ну теперь да, понимаю. Сама видела. Подожди, надо же Ольге сказать. ‒ Она знает. Алиса наморщила лоб. ‒ Ну и за каким хером это сюда припёрлось? Тьма... ‒ Могу только догадываться. За кем-то из вас. Она снова села. ‒ Господи... Мы-то чего? ‒ Пока не знаю, а догадки строить пустое. Помоги встать. Вдвоём мы кое-как поставили меня на ноги. ‒ Идти можешь? ‒ Не хватало ещё чтобы ты меня по лагерю таскала. Лучше скажи, на каком языке ты меня обозвала? – На цыганском. Я же ромна, по маме. Не сообразил? Выбравшись на дорожку, мы чуть не столкнулись с каким-то мелким, радостно бежавшим по своим пионерским делам. Алиса едва успела перехватить его. ‒ Стоять. Обед был? ‒ Нет. Рано ещё. А... ‒ Скажешь кому о нас... Пацан вернул челюсть на место. ‒ Алиса, да я никому не скажу... ‒ Тогда свободен. Я посмотрел вслед убегающему пионеру. ‒ Лиска, ты... Она тяжело вздохнула. ‒ Знаю, я сама себя боюсь ‒ снова пощупала юбку. ‒ Ну сука... Давай к себе да полежи хоть. ‒ А ты? ‒ А я переоденусь. Главное, чтобы Ульянки дома не было. Проводив её взглядом, я поплёлся по дорожке к себе домой. Но тут... ‒ Дядька, можно тебя? Я повертел головой, вроде никого. Уже мерещится началось. ‒ Уля, ты где? ‒ Здесь я. ‒ послышалось из кустов. ‒ Прячусь, вот. ‒ Зачем? ‒ Надо. Лезь ко мне, дело есть. Надеюсь ей не в лес. Убедившись, что поблизости никого нет, я забрался в кусты. Увидев меня, Ульянка ойкнула. – Это чего с тобой? – Да всё нормально. Чего хотела-то? Она замялась. – Я это... Я тут... В общем, вот... – А конкретней? - Ну... Я из лагеря хочу убежать. Я уже хотел было спросить ЗАЧЕМ, но вовремя одумался. – Ты это... поможешь? Как там говорят? Не можешь остановить, возглавь. Как раз тот случай. Я помолчал, потом выдал. – Идея конечно хорошая. Но просто убегать скучно и неинтересно. Что я несу??? Ульянка удивлённо посмотрела на меня. – А как тогда интересно, ну-ка рассказывай. Давай, придумай, что-нибудь. Тут мне вспомнились слова Мику, сказанные ей когда мы спускались с холма. Почему нет? – Уля, скажи честно... Ты рассвет когда-нибудь встречала? – Это когда солнышко приходит? – она помотала головой. – Нет, а чего? Уже легче. – Того. Значит тогда, после отбоя приходишь ко мне. Берём лодку, плывём на остров и идём на холм, где мы были с Мику, помнишь? – Это где ты с ней... ой. И что? – Костёр, печёная картошка... Её глаза загорелись. – ХОЧУ! – Тихо ты, а то весь лагерь услышит. Значит договорились. И никому... – Ой, честное пионерское! – Хорошо. Я тогда пошёл? – В медпункт давай иди. До медпункта я не дошёл. До дома тоже. Когда красный туман перед глазами немного рассеялся, я обнаружил, что стою на пригорке около реки. Место где мы с Ульянкой смотрели звёзды. Очень давно. Я сел... Поднял голову вверх. За что мне это? Я ведь сюда пришёл... Зачем? Я уходил-то на войну, а попал куда? Я вздохнул. Был бы этот мир враждебным, чужим было бы легче. Понятней. «Вёрсты в чистом поле зимой Под ветрами гнулись Ехали казаки домой, А куда вернулись? Ехали казаки домой, А куда вернулись? К полынье губами прильнув, Пьёт конек из Дону. Ехали они на войну, А вернулись к дому. Ехали они на войну, А вернулись к дому. Войско полегло за село, Выпал день ненастный. Ой, да то не ворон крылом - Дымом небо застит. Ой, да то не ворон крылом - Дымом небо застит. Кто-то положил мне руку на плечо. Я повернул голову, Алиса. С другой стороны Мику. Сосредоточенная, губы дрожат. Поздно сыновьям отдаёшь Шашку боевую. За одной бедою пойдёшь, А найдёшь другую. За одной бедою пойдёшь - Приведёшь другую. Вёрсты в чистом поле зимой Под ветрами гнулись. Ехали казаки домой, А куда вернулись? Ехали казаки домой, На войну вернулись.» – Ты чего тут? Зачем? Уйдите вы... – Ага, разбежались. – она шмыгнула носом. – Тебя одного сейчас оставлять нельзя. Ты же... В гроб краше кладут, да Микуся? – Точно, сестрёнка. Сестрёнка? Мику улыбнулась. – Я обо всём знаю. И об алтаре, и... – она расправила отливающие алым крылья. – И о пророчестве тоже. Мы тебя не оставим, брат. Брат? – Это вторая мне сказала. Мне вообще-то это было... неинтересно. – Ох, – Алиса вздохнула. – видела я уже подобное. Водки ему надо выпить. Полегчает. – Ой, а где мы ему водки возьмём? Это же в деревню бежать надо. А у нас и денег таких нету. А даже и были бы... Нам же её не продадут, мы же несовершеннолетние? – Микуся, помолчи пожалуйста. Алиса присев, погладила меня по плечу. – Азад, миленький, пойдём домой. Мы тебя отведём. ДОМОЙ? Ну пойдёмте, чего уж там... В лагере Алиса свернула к столовой. －Тебе поесть надо. －А что обед был? －Давно уже. В столовой Мику посадила меня за стол, а Алиса сбегала на кухню за едой. －Немного остыло, но нормально. Есть, если честно не хотелось. Я поковырял вилкой в картофельном пюре. －Это обязательно? Алиса ткнула меня в бок. －Ешь давай... －Не выё*ывайся, нах**. Продолжила Мику и с улыбкой пояснила. －Я много слов знаю. Лучше кушай. Пришлось пообедать. После добровольно-принудительного кормления мы вышли на улицу, где нас уже ждали. －Азад, что случилось? Мне сказали, что ты заболел, то ли... Ольга с, как её... Виола вроде? －Да нормально, просто последствие контузии. Лучше пойдём поговорим. Покалякаем о делах насущных. －Микуся, он притворялся. Та хотела было что-то сказать, но Алиса потянула её за руку. －Микуся... Ольга Дмитриевна, нас уже нет. Ольга повернулась к Виоле. －И что с ними делать? －Не знаю. Ольга, я тоже пойду наверное, у меня в медпункте ещё дела... －Ну хорошо. Что опять плохого случилось? Я пожал плечами. －Да всё нормально. Потом хлопнул себя по лбу. Чёрт, забыл совсем. －Знаешь, подожди минутку, мне надо на кухне кое-что взять. Кое-что это бумажный пакет с картошкой и соль. Вроде всё. －И что это? －Ну... Это имеет прямое отношение к разговору. Пойдём. После моего пересказа разговора с Ульянкой Ольга, выйдя из ступора, с интересом посмотрела на меня. – Слушай, ты реально контуженный? Ты хоть понимаешь, что... – А ты хочешь что-бы она убежала? Ты ее лучше знаешь. – Знаю. И очень хорошо. Если она надумала, то даже к кровати привязывать бесполезно. Ну... Ладно. Что вы там делать-то будете до рассвета? Я почесал лоб. – Ну не знаю. Костер, печеная картошка... Вон уже всё приготовил. А, ну и к завтраку вернемся. Ольга заглянула в пакет. – Предусмотрительный какой, а... Слушай, а мне можно с вами? Я тоже хочу. Ммм... печеная картошечка... Она закатила глаза. – Извини, никак. Ольга только вздохнула. – Жаль. Потом внезапно выдала. – Азад, у тебя ведь педагогический талант пропадает. Подумай об этом. – Оля, не провоцируй меня. Я старый, больной и контуженный. – Ой, ладно... – А раз ладно, то я отдыхать пошел. Перед бессонной ночью... Кстати, у тебя фонарик есть? Она удивилась. – Зачем тебе фонарик? – Ночью же темно. – Ну да точно. Порывшись в шкафчике, она протянула мне фонарик. – Держи, батарейки вроде недавно меняли. Работает. Наконец-то я дошел до дому и буквально упал на кровать. Зажмурился и провалился в нереальность... Не знаю сколько это продолжалось, но обратно меня вернуло ощущение, что рядом кто-то есть. Я приоткрыл глаз. Помереть спокойно не дадут. На кровати сидела Ульянка и гладила мою руку. ‒ Больной совсем... ‒ Ты чего? Она всхлипнула. ‒ Того. Ты же заболел. Не надо. Я попытался сесть. Получилось со второй попытки. Огляделся... На столе, банка с цветами и... дымящийся стакан с чаем? ‒ Уля это что? ‒ Это лечение, вот. Она потрогала мой лоб. ‒ Горячий. Сейчас чай пить будешь, с малиной. Действительно, рядом со стаканом чашка с вареньем. ‒ Уля, откуда это? ‒ Не скажу, наверное. Давай пей. Пока я пересаживался на стул, она открыла шкафчик и по хозяйски заглянула в него. – Это постирать надо, а тут чего... – Не надо. – НАДО. И вообще... Пей свой чай давай. И это... Солнышко уже не будем встречать? – Почему? Ты что? Я что зря картошку в столовой выпрашивал? Вот я сейчас чаю с твоей малиной напьюсь и буду здоровым. Кстати, ты что варенье не будешь? Она немного постояла, потом, вздохнув, подошла к столу и взгромоздилась на стул. – Ну если ты настаиваешь... – Уля... Она засопела. – Пользуешься моей слабостью, да? – Ну извини, давай я его уберу подальше, чтобы не соблазнять. – Чего? Зачерпнув полную ложку варенья, она задумчиво посмотрела на нее. – Оставлять жалко. Ладно уж, съем. После того, как с вареньем и чаем было покончено, Ульянка слезла со стула и потянула меня за руку. – Пойдем, погуляем немножко. Пусть проветрится, а то накурил тут. – Согласен. Только сначала к умывальнику. Тебя от варенья отмыть надо. И признавайся, где его... взяла? Она виновато улыбнулась. – Его Ольга Дмитриевна дала. Она его сама варила, вот. А ты не сердишься, что я его съела? – Уля, на тебя же сердится невозможно даже теоретически. Пошли гулять. Говорят для здоровья полезно. Кое-как отмыв Ульянку от варенья, мы шли по лагерю, шли-шли... и вышли к какому-то дому. ‒ Уля, а это чего? Она лишь пожала плечиками ‒ Не знаю. Склад наверное, а что? Действительно, какая разница. Подойдя к стене я сел и откинул голову, чувствуя тепло нагревшихся за день досок. Ульянка присела рядом. – Устал, да? – Немного. Что за е**нутый день. Проще два раза подряд на зачистку сходить, нахер. – Ты чего? Не матерись, не надо. Фу... Я что, это вслух сказал? – Прости, доча, я больше не буду. – Лучше облака смотри. Вон... Она ткнула пальчиком вверх. Ну да... – Время придет, ты меня там увидишь. – Не надо там, я здесь хочу. Я погладил ее по голове. «Над землей бушуют травы, Облака плывут, как павы. А одно, вон то, что справа,- Это я,это я,это я... И мне не надо славы. Ничего уже не надо Мне и тем, плывущим рядом. Нам бы жить - и вся награда. Нам бы жить,нам бы жить,нам бы жить - А мы плывем по небу.» – Слушай, хочешь полетать? Вот правильно говорят про дурную голову. – Ой, а как? Люди же летать не умеют. – Просто. Я встал, подхватил ее на руки. – Я тебя покатаю. Только не пугайся. Расправил крылья, теплый ветер ударил в лицо. – ААААААА! Летим, ура! Папа мы летим же! Правда же летим! Ой... – Не бойся, я держу тебя. Нравится? – А ТО! Обняв меня за шею, она радостно засмеялась. Потом посмотрела вниз. – Ой... Высоко. – Не бойся. – А почему у меня волосы мокрые? – Мы облачко задели. – Облачко, прости нас, мы нечаянно. – Голова не кружится? – НЕТ! ЗДОРОВО! Я глянул вниз. Представляю что там творится. Ну что теперь, дочку покатать нельзя? Если каждый раз оглядываться да под ноги смотреть... – Славяна, ты что тут на коленях-то стоишь? Молится что-ли собралась или потеряла чего? – Ольга Дмитриевна... Посмотрите сами. Она показала наверх. – Господи... Ольга зажала ладонями рот. – Господи... Он же. Она опустилась рядом со Славей на колени. Стоящая неподалеку кастелянша только перекрестилась. – Олька, мы что это все видим? А кого видим-то, Олечка? КОГО ВИДИМ, СКАЖИ... – Сама знаешь. У молоденькой вожатой, смотревшей в небо, неожиданно задергались губы, она молча уткнулась в плечо стоявшего рядом парня. – Лиска, ты ведь видишь? – Вижу Микуся. Скоро уже. – Я готова. Он же брат мой. – Тогда... Две девичьи фигуры взмыли вверх. – Мику! – Лиска, глупая, ты вниз не гляди. Ты в свет смотри. – Ладно, не учи. –Девочки... Как же это? А мы летели. И белый голубь сидел у меня на плече. А второй на плече моей дочери. – Батюшка, батюшка! Люди такое в небе видят, говорят знамение. – Что там, Степановна, никак самолета испугались? Пожилой священник вышел из храма, взглянул наверх и схватился за сердце. – Господи... Да как... Это же... – Смотрите, девочка у него на руках, крылья белые, ружье... – Михалыч, ты же разбираешься. – Сейчас в бинокль дай гляну. Ну точно и оружие. АК-47 называется. И сапоги солдатские... – Ой лихо идет... Война будет, бабоньки, как в священных книгах все написано. Мне прабабка еще говорила. Страшней она будет той что была, самая последняя. – Ты что Агафья... Спаси и сохрани. – Смотрите, люди, трое их стало. Ангелов-то. – К добру или худу такое чудо узреть. – Дура ты Катька. Не понимаешь? То знамение. Бог нам Защитников своих послал, рази не видишь сама? – Батюшка, что же теперь? – Молиться будем. Михалыч... Ты хоть и участковый, власть... Дородный мужик в милицейской форме неуклюже плюхнулся на колени. – Сам, батюшка, всё вижу. А мы летели. Все трое. И венки были у нас на головах. И дочь улыбалась. Ветер развевал наши волосы. И смерти не было. Не для кого. В небе начало уже темнеть. – Ну что дочка, возвращаемся? Девочки, чего людей-то пугать? – Давайте. Ой, а Ольга Дмитриевна же ругаться будет. Пионерам по небу нельзя же летать. Я лишь засмеялся. – Ну если только немножко. – Ой... Вечно с тобой, вот. Ну и ладно, зато весело было. А ты как, больше уже не болеешь? – Нет. Все хорошо... Мы опустились на землю там же у склада. Нас уже ждали. Ольга, подойдя к нам, неожиданно уткнулась мне в плечо. – Азад... Ты... Вы... Ее голос дрожал. Алиса дотронулась до ее руки. – Оля, ты что? Не плачь. – Ольга Дмитриевна, не ругайте вы нас, пожалуйста. – Мику у тебя волосы темнеют. – Я знаю. Она встряхнула головой. – Как-то непривычно собой становится. – Старшая... – Видно, неправильно пророчество-то. Не один он будет. Трое, из Света, пришли. – И чего теперь-то? – Этого даже ОН не знает, младшая. Когда мы вышли в центр лагеря Ульянка спряталась за мою спину. Ну да... Когда на тебя пальцами показывают, кому понравится. – Ой, Лиска, а давай улетим. Чего они ко мне пристают? – Уля, терпи. А когда ещё в бок тыкают, типа, кто-ты... Сам виноват. К девочкам-то особо не лезли и то хорошо. Меня кто-то подергал за руку. Два пацаненка. – Дядя, а покатай нас. Ольга тщетно пыталась навести какое-то подобие порядка. – Отстаньте от них!!!! Азад, девчонки... Мать вашу, не при детях будет сказано. Вы хоть в столовую идите, что-ли... И где вожатые? Перестаньте пялится, ничего не случилось, никто не летал. День жаркий, головы всем напекло. ВСЕ, ВСЁ ПОНЯЛИ ИЛИ ПО ДРУГОМУ ОБЪЯСНИТЬ? Как это не странно, но подействовало. По крайней мере, мы хоть действительно смогли дойти до столовой и типа поужинать. После ужина, Мику убежала в клуб, как она выразилась баррикадироваться и обороняться, Алиса с Ульянкой короткими перебежками в свой домик... А я к себе. Уф... Зато полетали. Все равно бы узнали. Рано или поздно. В дверь постучали. - Кто там еще? – Да я. Пустишь? – Заходи, Оля. Садись. Она прошла, осторожно присела на стул. – Ну вы, ангелы... – Ты что? – Вас в лагере иначе как ангелами теперь никто не называет. Закурить дашь? Я протянул ей пачку табака и бумагу. – Сверни сама, я что-то не в форме. Как там? – Да успокоились. Мику в клубе закрылась, Алиса с Ульяной у себя в домике. Она выпустила клуб дыма и показала на меня пальцем. – Вот теперь мне понятно. А я всё думала, что неправильного. – Что понятно-то? – Да в сопроводительных документах на тебя всё под грифом «Совершенно Секретно». Прикинь, даже имени нет. Написано лишь, что выполнял особые задания где-то на востоке, был ранен, после госпиталя... Всё удивлялась, как тебя к нам занесло. Я понимаю, там «Артек» какой-нибудь... Герой. А мы-то, захолустье. Провинция. Думала ещё, может «наверху» перепутали. Ольга показала пальцем на потолок, помолчала... – Только одного понять не могу... И это пугает. Азад, кто ты? Только не говори, что этому в каком-нибудь спецназе учат. И девочки... Ладно, Микуся два года назад приехала, особо не рассказывала. Но Алиску с Ульянкой я же как себя знаю. Какого... – Люди мы, Оля. Как и вы, только... – Давай рассказывай... Она вздохнула. – Своих детей у меня уже не будет. А девчонки мне как родные, понимаешь? Или это тоже секретно? Я сделал вид, что улыбнулся. – Нет, тебе можно. Просто вы те кто есть, а мы те кто будем. Она отпрянула. – Это как? Мутанты какие-нибудь? – Да тихо ты, разбудишь всех. Какие ещё тебе мутанты? Фантастики начиталась? – А как? – Обыкновенно. Вы такие какие есть. По земле ходите, неба не видите, властью живёте. А мы... Свободные, вольные, крылатые. Azadi... Она вздрогнула. – И что дальше? Стоп. Мику, Алиса... А Ульянка? Я снова сделал вид, что улыбнулся. – Она ещё маленькая, у неё крылья только растут. – Господи... – Помнишь двух мальчишек что ко мне подходили? – Пашку с Данькой? Из моей школы. Обычные мальчишки... – Если бы... Я могу это чувствовать. Ольга смотрела на меня с о смесью удивления и ужаса. – ОНИ... Я только вздохнул. – Оля, пойми. У ваших детей крылья растут, они не смогут как вы жить. ВСЁ. Что с ними делать будете? Убьёте, в тюрьму посадите, в резервацию? Она опустила голову. – Прекрати, не надо. Думаешь я за них не боюсь? Потом неожиданно улыбнулась... – Как там, в небе вашем? – Хорошо. – Хотела бы я... Она замялась. – Полетаешь ещё. Мы посидели, помолчали. Она потушила сигарету. – Правильно старики говорили, всё правильно. – Ты о чём? – Когда придёт подобный тебе, мир изменится. К добру или к худу... И ещё.. По её губам скользнула ухмылка. – Понимаешь, секретность в документах, не потому что... Особые задания... Просто не знают они о тебе ничего. И пусть не знают. Нежданчик... Она вдруг схватилась за голову. – Мать-перемать... Вас же в деревне видели... Ладно, там участковый власть, а он мужик нормальный. Председатель-то... Ольга махнула рукой. – Что сейчас делать-то будешь? Я показал на пакет, лежащий на столе. – Планы не поменялись. – Ну да... Я и забыла. И это... Вы хоть как-то летайте поменьше. – Постараемся. – Тогда всё, спокойной ночи... Ну то есть, к завтраку вернитесь. – Оля, ну куда мы денемся-то с подводной лодки? Она повздыхала. – Да куда угодно. Что я их не знаю? А мне потом объяснительные писать и протоколы подписывать. – Конечно. Но это же потом будет. – Да ну тебя нахрен, ангел, блин... Ладно, пойду я. Уже у двери она обернулась. – Кстати, чуть не забыла. Я же вожатым сказала чтобы они вас не видели. Но могут и увидеть. И учти, патроны боевые. Я только помотал головой, пытаясь сообразить и понять. – Оля, какие ещё нах патроны? Ты... Она лишь пожала плечами. – Всё должно быть реально. И... неожиданно показала мне язык. – Понял? И зевнув продолжила. – Всё, я сейчас самоликвидируюсь до утра. А ты, сильно не увлекайся. Спокойной ночи. Это я себе. После её ухода я ещё посидел, взявшись за голову. Господи, во что я ввязался? «Зарница» какая-то. Операция «Печёная картошка». Или лучше «Рассвет»? Ну Уля... Однако сиди, не сиди, а собираться надо. Пакет, фляжка, шемаг не забыть. И переобуться. Всё? Попрыгали... тьфу. На выход. ... Повязав на голову платок и прихватив пакет, я вышел на улицу и сел на крыльцо. Тихо, спокойно даже комары куда-то улетели. Сейчас вот Ульянка придёт и к лодкам. А кстати что-то долго её нет. Забыла что-ли или спит? И зачем я картошку только в столовой выпрашивал. Чо с ней делать-то теперь? Ладно подожду ещё немножко... И ещё немножко... Тут я почувствовал как меня толкают в плечо. – Лиска, а чего это он на улице спит? – Не знаю. Пьяный может? – Ой, а где он взял? У Виолы спирт украл? Ужас... – Улька, ты же знаешь, что мужики всегда найдут. Может в деревню за самогонкой слетал. Хотя вроде не пахнет. – Ой, Лиска, а потыкай его вон палочкой. Я что-то... Пришлось проснуться. – Не надо меня тыкать. Что за... – ААААА! – И орать не надо. Лагерь разбудишь. Лиска, ты чего тут? Спать надо. Алиса ухмыльнулась. – Ага... Без меня, да? Костёр, картошка печёная... Обломись давай. Я встал, потянулся. – Уговорила. Пакет взяла, а гитару мне. – А там что? – Картофан, блин. – Да поняла я. – Уля, давай короткими перебежками. Пробираясь мимо горящего фонаря я неожиданно увидел впереди две фигуры. Мужик вроде и женщина. Вот только этого и не хватало. Я толкнул девчонок в кусты. Алиса зашипела. – Чего ещё... – Тихо и приткнулись. Вожатые. Я присел, аккуратно положив гитару, стараясь оставаться в тени. Детство какое-то. Женщина обернулась и посмотрела в нашу сторону. – Что там? Послышался мужской голос. – Да ничего, показалось. Пошли спать. Подождав их ухода, я помахал рукой. Мол, можно выходить. Идём дальше. У столовой я остановился. Типа контрольная точка. Я чо х**нёй маюсь? Точно уже... – Чего опять? – Да забыл кое- что, из головы вылетело. Лиска, постой на стрёме. – Чего? Совсем охренел? – Я сейчас. Вот и окно незакрытое. Осторожно откинув противокомаринную сетку я залез вовнутрь и огляделся. Вон бак стоит. «Чай». Я постучал по металлу. Вроде не пустой. На фляжку хватит и даже ещё тёплый... – Ты чего творишь? – Чаю набрал, вот. – Мы это, на Северный Полюс идём или куда? – Уля, всё, больше остановок не будет. До лодочной станции мы добрались без приключений, благо фонари горели. И никого больше не встретили. Ну никого кроме комаров разумеется. – Лиска, шлепни меня, ай, больно же! – Прекратите орать, это лишь комар. – Да чтобы я еще раз... – Сама ведь напросилась. Хорошо хоть вожатые спать пошли. Наконец пришли. Тихо и спокойно. Над одиноким фонарем витает какая-то мошкара, окно в сторожке не горит... Зато на причале мерцает огонек сигареты. Ну перед сном покурить это обязательно. Вот человек повернулся к нам и в воду полетел окурок. Потом дверь в сторожке хлопнула и... Спокойной ночи Петр, как там тебя по отчеству-то? Единственно. А чего это он улыбался глядя на нас? Неважно. Подойдя к причалу я осмотрел лодки. Одна готовая. Веревка отвязана и уключины на месте. Садись да плыви. Спасибо, Петя, помог. – Алиса, весла подай. Да вон же они, не видишь что-ли? – НЕТ! – Короче, блин, вещи в лодку, сами туда же и поплыли. А то до утра возиться будем. – А ты чего разругался тут? – Ну прости, Уля. И определитесь вы уж. Вам плыть надо или спать здесь? В общем народ выбрал плыть. Зачем только спрашивал. А тем временем ночь вступала в свои права. Вот в воздухе мелькнула пара летучих мышей, лодка беззвучно пересекла лунную дорожку. Белесый туман плыл над водой. Остров медленно приближался. Тень на воде становилась все гуще, темнее. Неожиданно появилось ощущение того, что мы над водой. Туман раздвинулся. Ночное небо стало ближе, звезды ярче. Ветерок стих, даже кожаны исчезли... – Эй, вы там не спите? – Греби давай. Не отвлекайся. Неожиданно Ульянка ойкнула. – Вон, смотрите чего! Алиса лишь вздрогнула. Из глубины к нам поднималось нечто. Не меньше лодки, огромная округлая башка. То ли борода, то ли побуревшие водоросли. По бокам нечто похожее на плавники. Неподвижные глаза как тарелки. Выдох. Все как и должно быть. Время. Я остановился, сложил весла. – Девочки, не бойтесь. Это... Алиса лишь пожала плечами. – Да знаем мы. Лодку ощутимо качнуло. Ульянка вопросительно посмотрела на меня. Я достал нож. – Речной Конь, Батюшка Водяной, переведи нас через Черту. Помоги. Проведя лезвием по ладони, я опустил руку к воде и сжал кулак. Закапала кровь. – Вот плата. Прими. Лодку снова качнуло. Когтистая лапа махнула в сторону острова. Жертва принята. Я моргнул и заметил лишь исчезающую в темной воде черную тень. Через минуту днище лодки чиркнуло по гальке. Алиса подала мне платок. – Перехвати. Перевязав ладонь, я вылез, и привязал лодку к колышку на берегу. – Не испугались? – Хозяина? Нет. ... – Микуся, ты же в клубе хотела остаться? – Ой, Лена тут... Они же на остров поплыли, Черту прошли... Девочка с темными, почти синими волосами вздохнула. – Сам их пропустил. Значит принял жертву. Хотела бы я с ними... – Ты же знаешь. Нельзя тебе туда, рано еще. Лена снова вздохнула. – Знаю. Ты спать будешь? – Нет посижу просто. Мику присела на кровать потом опустилась на пол. – Удобней, вот. Лена села рядом. – Можно я тоже? – Давай. Девочки устроились поудобней. – Подождем... ... – А куда теперь-то? Алиса было шагнула в ночной сумрак. Я остановил ее. – Стоять... Фонарик взяла, включила, гитару забрала. Уля... Я присел. – Залезай и картошку прихвати. Ну вроде все, разобрались и пошли. – А ты по темноте не наеб... да еще с ней на спине? – Не волнуйся, я в тьме как днем вижу. – Ух ты... Пап, ну ты даешь. – А то. Короче, Лиска. Рядом иди и свети себе. Ночной лес был полон шорохов и запахов. Я шел, поддерживая двумя руками Ульянку, рядом Алиса. Вроде это здесь. Втянув по звериному прохладный воздух я остановился. Вот и место где должны быть Врата. Неожиданно где-то в зарослях ухнуло. Потом в кустах зашумело, послышался шум крыльев. Нечто темное промелькнуло в небе. Алиса посмотрела наверх и только плюнула, чуть не попав мне на ботинок. – Заибали пугать. Потом махнула рукой с фонариком. – Пошли давай, а то Ульянка уже храпит. Прямо в ухо послышалось полусонное. – Лиска не матерись. А я не сплю, почти, вот. А это мы где теперь? Действительно, где? Вон там же три березы росли когда мы с Мику здесь стояли и елей справа вроде не было. Запутывает кто или... Ночь, как помню, непростая пришла. И луна куда-то делась. Ну и чо ты как маленький, не понял что-ли? – Чего встал? Заблудился что-ли? Лиска удивлено взглянула на меня. – Лес другой стал. Не разберу сразу. Хмыкнув, она хлопнула меня по плечу. – СЛЕДОПЫТ... Только сейчас заметил. Водят нас. Подожди я попробую... Она выключила фонарик и присев, едва слышно зарычала... Потом встала и вздохнув, посветила вокруг. – Пока не могу. Не получается. Чего делать-то? Придется... Покачав головой, снова плюнула в траву. – Ох, ты нас видишь, Лешачка? Помоги, сочтемся. ... Прикрыв глаза, Лена едва заметно улыбнулась. – Сочтемся, Волчица. Сейчас помогу, выведу. Она нахмурила брови. – Что морочить их вздумали? При мне? Да еще в такую Ночь? Ну ладно, вот я вас, ужо... – ОООООООО... Затянула она внезапно на одной низкой ноте, отбивая странный ритм ладонями. – УУУУУУУУУУ... Она запрокинула голову, в белесом лунном свете блеснули белки ее глаз. – ООООООО... Если бы в комнате были взрослые, они сказали бы что девочка точно в трансе. И это надо немедленно прекратить. Но их ведь не было. – ААААААААА... Звуки постепенно стали складываться в слова на странном языке. Был он древнем как сама Сущность, как само Бытие. Только вот не для людей он был создан и не человеком. И не один смертный никогда не знал и не слышал его. И никогда не узнает, и не услышит. Мику подхватила ритм. То ли молитва, то ли песнопения, то ли заклятия звучали в комнате. ... – Мы чего, потерялись? Ульяна постучала меня по голове. – Нельзя здесь теряться. Давай находиться будем. Да сам знаю. Тихо. Успокойся, сосредоточься. Сосредоточишься тут, однако. Совсем рядом, как показалось, сверкнули чьи-то глаза. Что-то прокатилось в траве. Я оскалился. Брысь, сука, не до тебя. Странные, непривычные запахи лезли в ноздри, сбивая с толку. Неожиданно Алиса показала фонариком на кусты. – Вон смотри, туда надо. Видишь? В кустах показался огромный зверь. Медведь. Низкий рык, зверь качнул головой, словно указывая дорогу и исчез в зарослях. – За мишкой надо. – радостно закричала Ульянка. – Пошли! Проломившись на прогалину мы остановились отдышаться. Лес постепенно начал приобретать привычные очертания. Появившаяся луна осветила знакомые деревья. Я выдохнул. Рядом на траве высветился круг света от фонарика, Ульянка уткнулась мне в платок. – Вышли, вот. Мы отошли подальше от леса. Я огляделся. Ничего чужого или странного. Прошли ведь. С чужой помощью, но прошли. Самое страшное впереди будет. А пока... Можно отдохнуть. Алиса подошла ко мне и задумчиво похлопала Ульянку по спине. – И долго ты на отце висеть будешь? Ставь ее на место. Я спустил Ульяну на траву. Она потянулась и по хозяйски осмотрелась. – А чего это тут у вас? – Уля, ты хоть знаешь где мы? Она кивнула. Алиска захохотала, присев и уткнувшись головой в колени. – Конечно знает. Посредине. Это ты у нас то ли контуженный, то ли о елку стукнутый. Беда с тобой. Ладно, Улька пошли хоть дров наберем для костра. Та почесала в затылке потом ткнула пальчиком в темноту. – А вон чего там лежит? Действительно, в траве лежала куча хвороста. Словно приготовленная для нас. – Побудьте тут, только не уходите никуда. Я сейчас. Выйдя обратно на опушку, я огляделся и подобрал две коряги побольше. На всякий случай, для полной уверенности постучал по ним кулаком. Вроде точно коряги. Я чо, я ничо... Мне костер надо. Вернувшись к девочкам, я быстро соорудил подобие нодьи. На ночь должно хватить. Достал было из кармана зажигалку... Ты чо совсем? Точно головой ударился. Присев, я провел ладонью над хворостом, чувствуя как кровь бьет в виски. Алиса одобрительно кивнула, мол догадался ведь что не просто огонь творю. Ульянка молча села у разгорающегося костра. Теперь только ждать, чо еще осталось. ... В дверь заколотили. – Батюшка открой! Тут... – Что случилось? Пожар где? – Выйди да глянь сам. Чо за хрень посреди ночи. Пожилой священник, зевая, выглянул из избы. У крыльца столпилась почти вся деревня. – Вон смотри чего? Несколько человек сразу показали в сторону реки. – На Чертовом Холме огонь загорелся. Костер что-ли? – Да кто там будет с огнем баловаться? В проклятом месте-то? Священник зажмурился, постоял молча, потом вздохнул. – То не просто костер. Не надо того людям видеть. А раз горит, значит Бог допустил, а остальное не нашего ума дело. Вперед вышел участковый. – Сергей Николаевич... Ты конечно это... Он помялся. – Чего делать-то? Батюшка снова вздохнул и перекрестился. – Спать идти. А больше ничего. Я же сказал, что не людское это дело. И видеть не надо того. Мужик в милицейской рубашке почесал лоб и повернулся к толпе. – Твою же Бога Душу и... Извини батюшка. Давайте спать. Ночь же на дворе. Всполошились б**дь... Завтра вон и разбираться будем, засветло. Расходимся е**ть-колотить... Зевая, толкаясь и матерясь народ стал расходиться. Священник неожиданно задержал милиционера. – Михалыч, ты завтра гостей жди. И я ждать буду... А пока спать. ... В огне потрескивал хворост. По полю стлалась дымка, было тихо, только треск пламени. Если долго смотреть в огонь, узришь Будущее. Кто сказал не помню уже. Может и я... Пересыпается время в песочных часах. Скоро... Вы меня простите только. «Говорил пел говорил ветер Об одной свободе об одном рассвете Об одной свободе об одной воле Об одной воле вдаль идти по полю Говорил пел говорил в листьях Об одной любви из последних истин Что из-под земли серебром по бронзе Что из-под воды босиком по звездам Говорил пел говорил ветер О последней вспышке об одном рассвете О последней вспышке о последней боли О последней боли за которой воля» Ульянка показала пальцем в ночную дымку. – Там... – Что? Я вгляделся. – Лошадки и шатер, и люди какие-то, костер. Чего это? Они нас почему не видят?. Алиса даже не повернув головы, горько усмехнулась. – Это не шатер. Кибитка таборная. Она устало прикрыла глаза. – Это знак. Не будет нам не места, не покоя на этой земле. Не в жизни, не после смерти. Вечные странники. То ли ветер, то ли цыгане... Помолчала. – Зато жить и умирать свободными будем. Ульяна кивнула, пошмыгала. – Ага. Пламя костра неожиданно опадает вниз. Словно съеживается от боли и холода. Началось. Сам ведь хотел, сам сюда пришел. А теперь просто сиди и смотри. ...На меня внезапно пахнуло морозным воздухом. В лицо ударили хлопья снега... Потрескавшийся бетон, мешки какие-то, ящики... Крыша заброшенной многоэтажки. Бывает. Сквозь густо летящий снег еле проглядывают звезды. Четверо... Ты помнишь кто это? Знаешь. Сзади них темные бесформенные тени. Даже не разберешь чьи. Может и человеческие. Попробуй пойми в снежном мареве. Лучше смотри. Все равно ничего больше не сделаешь. ...Рука в черной перчатке толкнула в спину рыжую девушку в разорванном платье. – Пошли. Полетаете, сучки. Она повернула лицо в кровоподтеках, прижала к себе рыжеволосую девочку поменьше. – Иди ты... В ответ странный лающий смех. – Помочь? БОЛЬНО? Она шагнула вперед,ведя за руку младшую. Босые ноги не чувствуют холода, на заснеженном бетоне кровавые следы. Рядом девушка с неровно обрезанными поседевшими волосами и шрамами на лице в черном поддерживает за плечи голого по пояс черноволосого окровавленного парня... Поворачивается. – Я найду вас и убью. В ответ тот же смех. – Смотрите, макака узкоглазая еще угрожает. – Я. НАЙДУ. ВАС. КЛЯНУСЬ БОГОМ. И замолкает издевательский смех. Страшно наверно стало... Да твой настоящий отец и твой дед были бы тобой довольны. Как он учил тебя? Путь самурая–путь смерти. ПРОСТИ. Бетон уходит из-под ног и звёзды оказываются совсем рядом. Папа, а звезды они какие? Протяни руку и узнаешь. Возьмешь в ладошку, согреешься, даже желание сможешь загадать. - Мику!!! - Лиска, глупая, ты вниз не гляди. Ты в свет смотри. - Ладно, не учи… КОСТЯ!!! - ПАПА!!! Я ЖЕ ЛЕЧУ!!! Я ВЗАПРАВДУ ЛЕЧУ!!! ЗДО… Глаза слезятся. Наверное от ледяного ветра. Звезды гаснут. И пламя снова поднимается вверх. И жалобный волчий вой в лесу. Как плач. Осталась еще одна. Смотри... Разлетаются искры от костра, медленно падают песчинки. Идет время. Рядом опрокинулась на траву Алиса. Глаза закрыты, на груди и животе расползаются кровавые пятна. Ульянка, скорчившись, упала рядом. ... – Микуся, ты что? Не надо! – Как больно! Мама, больно же! Лена прижала Мику к себе. – Потерпи Неожиданно она упала на пол и застонала. – Помоги, огонь! Горю! Не надо! Девочки с трудом доползли друг до друга. И замерли уткнувшись головами. – Леночка прости меня. Я не хотела, я не знала что это настолько больно. – Потерпи, Микуся, недолго осталось. Недолго... Огонь костра взметнулся вверх, взревев в бессильной ярости. Но не ты решаешь. Ты лишь смотришь. ...К березе прикручена проволокой девушка с темными, почти синими волосами. Разорванная до пояса рубаха, округлившийся живот. По ногам течет кровь. Рядом... Не разберешь кто такие, пятеро, может больше. Сука, глаза опять слезятся. Дым от факела мешает разобрать. – ОООООО... – Слышь, она что, молится? Тот кто с факелом подходит ближе. – Может, ты дура, еще и за нас помолишься? Девушка с трудом разлепляет разбитые губы. – Помолюсь. Прости им Господи ибо не ведают они что творят... – Лешаки, мать их... Папаша ее скольких наших завалил пока со спины не зашли. Поджигай давай. В город к вечеру вернуться надо. – А приказ... Живой ведь велено было взять. Доставить... – Да плевать. Жги. «Не к лицу нам покаянье, Не пугает нас огонь. Мы бессмертны, до свидания...» Факел летит в кучу хвороста. Дерево, застонав, вспыхивает сразу, все целиком. От земли до кроны. Это последнее что лес может сделать для Хранительницы. Чтобы без мучений... «Оказалось небо сирым потолком, Повязалась нитка строгим узелком. Кто-то плакал — только стены да кресты Быстрой спичкой посредине темноты. Без рубашки, вдаль, студеною рекой, Из всех тяжких, — дремлет ангел-часовой; Век, что ль, грязью — глупо, видно, сгоряча Убежала непослушная душа. Убежала, и погоня не нужна — Всем отмерит леденелая вода, Всех согреет леденелая вода, Поцелует цепко гордые уста. А над полем бледной тенью слепнет снег, Сладко-сладко убаюкивает снег: Спите-спите, тают хлопья по воде; Спите-спите — все сбывается во сне. Скрипнет-скрипнет ключ в неведомой двери. Боль снаружи. Веселее там, внутри! Страшной песней, небывалою весной, Интересно не вернувшимся домой. На открытке мятой — детское лицо. Белый саван. Белый — снегу все равно. Доски — крылья… Хватит — некуда летать. Снилось — были, а приснилось — умирать. Оказалось небо сирым потолком, Повязалась нитка строгим узелком. Кто-то плакал — только стены да кресты Быстрой спичкой посредине темноты.» ... Алиса, застонав, приподнялась с травы и села, уткнувшись мне в плечо. Кровь с ее одежды исчезла. – Сволочи... – Прости меня. – Тебя то за что? Не ты нас убил. Где Ульянка? Повернувшись, я поднял Ульянку и обняв, погладил ее по голове. – Улечка, солнышко... Я... Она подняла голову. Заплаканные глаза. – Папа... Почему? За что они... Мы плохие, да? Мы же ничего такого, мы же жить хотели. Жить... Любить... Алиса лишь попыталась улыбнуться. Получилось плохо, больше было похоже на судорогу. – За прогулки по трамвайным рельсам. Я покрепче прижал ее к се6е. – Доченька... Она всхлипнула и... – Папа, я прошу, я... Неожиданно она отстранилась. – Пообещай, пообещай мне... Что не убьешь их. Не надо, пожалуйста. Не мсти им, я же простила их, понимаешь? Простила же я им. Я ведь... Не надо. Что ответите? Сможете? Нет, доча, никак не смогу я выполнить этого обещания. Никак. Я прикрыл глаз. Не смогу. По другому будет. Надолго они запомнят мои поминки по вам, донечка, когда я вернусь. Надолго. Навеки. «... И войдут волки в города. И спустятся с пылающих небес крылатые всадники. И земля пропитается кровью по конскую сбрую...» Ты уж не сердись. Алиса, подняв голову, тяжело вздохнула и внезапно ощерилась, ее глаза в свете костра блеснули по волчьи, она рыкнула. – А то... Погуляем уж. За все. Чтоб... «Эх правда-матка, Грязная тряпка, Режь ее напополам...» Я посмотрел наверх. Где-то над ночным небом словно звенела натянутая струна, отзвук волчьего воя... Как это будет... Когда придет Время... Черные одежды, расправленные крылья... Осененные огнем и несущие огонь. Как вы нас назовете? Кем мы будем для вас? И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? Я Алиса Двачевская, вернувшаяся из Мира Мёртвых. Воин Слова, Надежда. Да пожнут они бурю. Я Мария Токугава, вернувшаяся из Мира Мёртвых. Воин Огня, Вера. Да обрушится на них Гнев Господень и да содрогнутся они. И не будет им жалости. Я Азад, вернувшийся из Мира Мёртвых. Справедливость. Да воздастся каждому по слову и делу его. Полной мерой. Я Костя Михайлов, вернувшийся из Мира Мёртвых. Воин Света, Правосудие. Да очистятся они железом и кровью и да будет смерть им милосердием. Я Лена Сазонова, вернувшаяся из Мира Мёртвых. Сострадание. Не услышу я их хоть и кричать они будут. Я Уля Советова, вернувшаяся из Мира Мёртвых. Любовь. Да свершится сказанное. Ульянка уткнулась в меня, всхлипывая. – Ну вы... Ты... И я тоже? Мама... Не надо, не хочу. Я снова погладил Ульянку по голове. – Улечка, все ведь по справедливости будет. Сама знаешь. – Знаю, пап... Все равно жалко. – Ничего, ничего маленькая... По другому не получится. Не мы это начнем... Алиса неожиданно задумчиво огляделась вокруг. – А вот интересно. Это что только мы такие или как? Я лишь пожал плечами. – Мир везде меняется. Просто вы первые, наверно. – Здорово же. – Ульянка радостно захлопала в ладоши. – А давайте тогда всех соберем и хоть этим ну... объясним, что мы же не хотим... Она помолчала. – Воевать там или... Вот. Мы же не... Лиска вздохнула. – Не получится. Они ведь не поймут. Как там, не получилось по хорошему, придется по... А может не придется. Люди ведь они. Наверно. ... – Лена, ты его слышала? – Слышала. – Суд, да и приговор? Или как? Война? Я же никогда не... Смогу? – Знаешь сама. Людей убивать нельзя. Грех это. Зверя по необходимости... А они... Их можно. Лена села у кровати, откинула голову. – Да и... с ними. Ох, ведь и Костя. Его ведь тоже. Мику, кое-как добравшись до нее, простонала. – Зачем он, не надо, не хочу чтобы... – Не ты ведь выбираешь. Мику помолчала. Потом вдруг спросила. – Лена, а кто? Ну это... Она показала на ленин живот. Та смущенно опустила голову. – Микуся, ты как скажешь. Он... – Крылатый? Лена вздохнула. – Нет. Он не успел. Поэтому вы его и не видели. Я... Я говорила ему чтобы он уходил когда... А он... – А что с ним будет? – Плохо, очень плохо. – Его убили? – Нет. Но лучше бы... ... Из истории болезни. » Петров Александр Николаевич. 22 года. Поступил после событий в Заказнике Сосновский... При поступлении зафиксирована травма головы в виде сквозного пулевого ранения... Диагноз ярко выраженная шизофрения с парафреническим бредом, отягощенным галлюцинаторными явлениями... На внешние раздражители не реагирует. Все время говорит о некой девушке по имени Елена, о своем ребенке которого якобы убили... При этом плачет... На спине, в районе лопаток имеются два глубоких шрама странной формы. Происхождение неизвестно. ( Фотография прилагается.). Примечание. 20. 02. 1985 года больной скончался. (Свидетельство о смерти прилагается.). Похоронен в общей могиле на больничном кладбище. История болезни сдана в архив... – Я его там встречу. – Лена показала наверх. – Вместе с сыном. Мы еще посидели молча. Вот и все, вот и... Что-то делать наверно надо. Девочки вопросительно посмотрели на меня. Я хотел было уже встать, но неожиданно тело пронзила острая боль, в голове зашумело. Я упал на траву. Больно... Почему? Заныло сердце. Что за... Где-то далеко раздался детские голоса. Вроде знакомые. – Лиска, чего это с ним? Помоги, я же не удержу его... – Тяжелый ведь. Я держу. Воды бы... – У него кровь идет. Вот хоть платок возьми. Я кое-как приоткрыл глаз и сквозь кровавую пелену смутно увидел... ЧТО? ЧТО ТЫ ВИДИШЬ? ...Мотолыгу с красным крестом на борту тряхнуло на повороте. Сидевший парень в «горке» с перевязанной ногой, упал на тело седовласого мужчины до пояса укрытое брезентом. – Сука, Седой, братка не умирай, не смей! Повернул искаженное болью лицо. – Док, сделай же что-нибудь. Ты же можешь. Мужик с белой марлевой повязкой на рукаве покачал головой. – Витька, да успокойся ты. Мертвый он, рана в сердце... Скрипнув зубами, парень кое-как дополз до водителя. – Сармат, б**дь, давай гони в город быстрее. В больницу. Там... Там врачи, а не этот лепила. ГОНИ НАХУЙ! Водитель, не оборачиваясь, стряхнул с плеча руку. – Ты чо совсем охерел? Шых ка ма да бык! ( буквально Заткнись (Осетинский.) Нельзя быстрее, мины кругом. Да вы уберите его, а то ведь все не доедим. Два мужика рванули парня назад. – Держите крепче его. Я успокоительное вколю. Врач держал шприц. После укола парень еще было дернулся и обмяк рядом с мертвым. – Он же нас всех вытащил... Седовласому лежащему на узкой раскладном сиденье было уже все равно... Помнишь? Нет, а кто это? Ты. Да нет, не может быть. А откуда у тебя татуировка на левом плече? «Донбасс-Новороссия». Откуда? Я ведь знал это. Или не я? Чью смерть я видел... Кого... Застонав, я попытался приоткрыть глаз. Солнце мешает. Какое, б**дь, солнце? Ночь же. Хорошо е**нуло тебя, но можно сказать повезло раз пока жив. Пока... Где это пока? Кто...? ...Осень, ранний вечер, провинциальный восточный город... Как он называется? Неважно. Важнее, что заходящее солнце слепит левый глаз. На месте правого кровавая каша. Седовласый, сидящий у стены, с трудом повернул голову. Рядом под уткнувшимся в камни человеком медленно расползается кровь. Скоро увидимся, брат. Автоматная очередь выбивает бетонную крошку над головой. – Русский, сдавайся! Ага... Что у нас? Обойма к пистолету и граната. Сойдет. – Сдавайся! Выстрел, еще, еще... Да подойди ты ближе, я же них*я ведь не вижу. Не понял что-ли... Щелчок... Всё? Значит... Седой зажал в кулаке «лимонку» и устроился удобней. Не люблю прощаться. Проще ведь все. Идите нах**... «Ой, мороз, мороз, Не морозь меня. Не морозь меня, Моего коня. Не морозь меня, Моего коня, Моего коня Белогривого. Моего коня Белогривого... У меня жена, Ох, ревнивая.» – Шишани, что это он? Молится перед... – Он поет. Боевик удивленно помотал головой. – Значит то, что рассказывали о нем правда... Он сумашедший. Он... – Он русский. Игиловец осклабился. – Ну... Ты же их лучше знаешь. Тот кого он назвал Шишани передернул затвор. – Заткнись... Лучше подымай своих, у него кончились патроны. И помни, он нужен мне живым. Это приказ. Хочу посмотреть в его глаза. Боевик только пожал плечами. – Ты командир, тебе виднее... «У меня жена, Ох, красавица, Ждет меня домой, Ждет, печалится. Я приду домой На закате дня. Обниму жену, Напою коня.» Седой поднял голову. В вечернем сумеречном небе виднелись две девичьи фигуры. Одна побольше, другая поменьше. Обе рыжие. В белом, за спинами крылья. Та что поменьше... – Папа... Мужчина с трудом улыбнулся. – Я сейчас, дела доделаю и приду. Потерпите. Я быстро. «Ой, мороз, мороз, Не морозь меня. Не морозь меня, Моего коня...» С десяток боевиков осторожно подходили к седому человеку, сидевшему у стены. Один пнул тело убитого, другой ногой откинул в сторону автоматы. Двое подошли к седому, присели перед ним. Седовласый поднял голову. Он... улыбался. Исмаила передернуло. Этот русский с залитым кровью лицом был похож на смертельно раненого зверя. Он вспомнил что рассказывали про это человека. Ангел Смерти. – Вагиф, что там? Что с кяфиром? Не оборачиваясь тот махнул рукой. – Слава Аллаху он жив. Передай Шишани, что его приказ выполнен. Он будет доволен... Первый ткнул дулом автомата в седого. – Эй ты, покажи руки и вставай. Медленно. Седой, продолжая улыбаться, разжал кулак. На камни упала граната. АЛА... «Это конец войны. Несколько лет в аду. Только дождись меня, Я по воде приду... Как велика земля!.. Где-то цветут сады, Мне бы дойти туда, Мне бы глоток воды...» ... Я почувствовал как по лицу что-то стекает... Сладкое? Какого... Я открыл глаз. Надо мной сидела Ульянка и брызгала на меня из фляжки. – Эй, ты чего? Откуда... Я повернул голову. Рядом Алиса. Она хмыкнула. – Во, блин... Сам ведь чай коммуниздил, и еще спрашивает. Вот и пригодился. Ты хоть сесть можешь? Напугал ты нас. Она помогла мне сесть. – А что... Лиска только вздохнула, помотав головой. – Ты похоже встать хотел, а вдруг завалился как убитый. Мы тебя еле удержали. Весь в крови, бледный, холодный... Мертвец настоящий, блин... Свое видел? Лучше тогда не рассказывай, не надо. Не хотим знать. Война ведь, да? Там или...? Неважно. Я смог только кивнуть, с трудом не застонав от боли. Ульянка подлезла ближе. – Пап, ты живой? Скажи что да... – Вроде да, наверно. Она приложила ладошку к моей груди. – Бьется. Дышишь? Ну-ка... – Да дышу, дышу... Я дыхнул, Ульянка демонстративно зажала носик и скорчила недовольную гримасу. – Фу... Табаком воняет. Все равно,главное дышишь, вот. Боль постепенно отступала, затаиваясь где-то. Вернется. Теперь знать буду. – Ты видела, да? – Видела, Микуся, все видела... Страшно. Как же ему тяжело и больно. Он... Он же... Лена закрыла лицо руками. – Всю нашу боль на себя взял. Всю... Мою и твою, и... Ту что была, есть и будет. За нас всех. Тех кто сейчас и тех потом придет. Она опустила руки и вздохнув, неожиданно улыбнулась. – А знаешь, он дверь открыл для нас. Туда. Мику удивленно поморгала. – Это как? Разве такое можно? – Ему можно. Он же через смерть прошел. – Тогда... Туда надо идти, наверное ведь... Раз... Подожди, я тогда Костю подберу. Он хоть и в городе, но попробую... А ты его не возьмешь? – Нет. Я не хочу его обрекать на... Не хочу. Пусть жив будет. – Тогда... Девочки взялись за руки. – Костя, сынок ты чего кричал-то? Парень с копной длинных черных волос, стоявший у открытого окна, оглянулся на мужчину в пижаме, пряча сигарету в кулаке. – Извини батя, приснилось что-то... Из-за плеча мужчины выглянула женщина в ночной сорочке. – И курить сразу... – Мама... Парень выкинул сигарету в окно. Женщина недовольно посмотрела на него. – Ну и чего раскидался? Пепельницы нет? – Мам... Ну не ругайся, ложусь я уже. Может мне сон присниться? – Сон... Взрослый же уже, выше отца, а все ему сны. И тебе же завтра вставать рано. Парень только вздохнул. – Ага, на практику. Зевая, мужчина и женщина вышли из комнаты. Если бы они оглянулись, то возможно заметили бы мелькнувшую тень за окном. Пятый этаж, кстати. А потом увидели бы как их сын раскинул бы руки и исчез в ночном небе. Только шелест крыльев да отзвук воя. – ИДУ! Только они не оглянулись. ... На острове, на холме, прозванном Чертовым, на который местные боялись заходить даже днем, горел костер. У огня сидели шестеро. Молча смотрели в огонь. Дым стлался, смешиваясь с туманом, потрескивал хворост. «Вот дети твои, Господи, Прими же их жертву. Чистые они и нет на них греха...» А над ними раскинулась ночь. Странная, колдовская, страшная. Пропитанная древним страхом и наполненная такой же древней неизбывной тоской от которой щемит в груди. И ворочались люди в постелям, слыша вой под окнами, и горел свет в домах и кабинетах. И крестились старики, шепча молитвы, и зажигались лампадки перед иконостасами. « Может Бог, а может просто эта ночь пахнет ладаном. А кругом высокий лес, темен и замшел. То ли это благодать, то ли это засада нам; Весело на ощупь, да сквозняк на душе.» ...И тихо плакала, привалившись к дверному косяку, молодая женщина которую давно, в прошлой жизни звали Дженис. И стоял на коленях, на мокрых досках лодочной станции мужик, подняв голову в ночное небо, шепча – Прости мне, Боже, за то что не остановил их. Я ЖЕ НЕ ЗНАЛ! » Вот идут с образами - с образами незнакомыми, Да светят им лампады из-под темной воды; Я не помню, как мы встали, как мы вышли из комнаты, Только помню, что идти нам до теплой звезды... Вот стоит храм высок, да тьма под куполом. Проглядели все глаза, да ни хрена не видать. Я поставил бы свечу, да все свечи куплены. Зажег бы спирт на руке - да где ж его взять?» ...– Гриша, Гриш... Да не рви ты себя. Ты что? Прекрати. Участковый, сидевший на крыльце, поднял заплаканное лицо к подошедшей жене. – Галинка, но ведь дети же наши. Дети... » А кругом лежат снега на все четыре стороны; Легко по снегу босиком, если души чисты. А мы пропали бы совсем, когда б не волки да вороны; Они спросили: "Вы куда? Небось до теплой звезды?.."» ...– Ванька, ты что тут? Стонешь, случилось чего? Кудлатый мужик со свежим синяком под глазом и заштопанной майке посмотрел на простоволосую старуху в грубой рубахе и виновато улыбнулся. – Стара... – он потер грудь. – ноет. Сердце что-ли, али... Старуха, присев на кровать, прижала голову мужика к себе. – Ох и непутевый ты мой... Совсем глупый. Ну да что с тобой поделаешь? Таким уродился уж. Слушай. То ведь душа у тебя Ванечка болит. Душа, понимаешь? – Баб, а что делать? Старуха погладила мужика по спутанным волосам. – А ты бы поплакал. Поплачь, Ванечка, оно и легче будет. Она незаметно смахнула слезу... » Назолотили крестов, навтыкали, где ни попадя; Да променяли на вино один, который был дан. А поутру с похмелья пошли к реке по воду, А там вместо воды - Монгол Шуудан. А мы хотели дать веселый знак ангелам, Да потеряли их из виду, заметая следы; Вот и вышло бы каждому по делам его, Если бы не свет этой чистой звезды.» ...Сельский священник открыл глаза и удивленно встряхнул головой. Почему он в церкве, на коленях в рясе перед иконостасом стоит? Или это сон такой? Странно. Вроде из избы не уходил, точно сон. Пахло ладаном, треск горящих свеч. Или не сон. Затмение нашло что-ли ночью в храм прийти? Да и то сказать, вся деревня ведь почитай не спит. Неожиданно он почувствовал, что сзади кто-то есть. Оглянулся. И удивился еще больше. Перед ним была... Девочка. Рыжая, лет двенадцати, в пионерской форме. Откуда она здесь? Из лагеря похоже. Да как она по ночи-то одна пришла? Батюшка, не вставая с колен, осторожно чтобы не напугать ее протянул девочке руку. – Ты кто? Ты из «Совенка», не бойся. Она смущенно улыбнулась. – Я Уля. Дядь, а это чего? Она обвела руками вокруг себя. А что хотел? Отвечай теперь раз на то пошло. – То церковь, Храм Божий. А я батюшка сельский. Девочка снова улыбнулась и священник почувствовал как от ее улыбки защемило сердце. – Красиво, а для чего? – Ну... Тут люди Богу молятся... Она пожала плечами. – А зачем? Дяденька, вы же Его все равно не слышите, не понимаете того что Он вам говорит... Зачем тогда? Ее вид изменился. Белая рубашка до пят, крылья за спиной, венчик на голове. Батюшка даже отпрянул назад. То ж тебе ангел явился, а ты и не понял. Что же теперь... Девочка, подойдя ближе, подергала его за рукав рясы. – Дядь, а ангелы это кто? Священник чуть не сел на пол. – Ты не знаешь? Не знаешь кто ты? Девочка шмыгнула носом. – Нет. В школе не рассказывали. Дяденька... Скажи, а когда меня убьют ты помолишься? О нас о всех тех кто...? Батюшка закрыл лицо руками, чувствуя как текут слезы по бороде. Да за что же такое мне? Не хочу... Она дотронулась до его плеча. – Не плачь, чего, не надо. Девочка неожиданно подняла его голову, в руке откуда-то платочек. Она провела им по лицу священника, вытирая ему слезы. – Вот, возьми сам. – она вздохнула. – А мне пора. До свидания. Я еще приду, можно? Она отступила в тень. Батюшка остался стоять на коленях, упираясь одной рукой в пол. Неожиданно он содрогнулся, чувствуя как по спине пробегает холодок. Как он мог забыть? То ж она в небе была на руках у... Он зажмурился... Снова открыл глаза и сел на кровать. Огляделся. В комнате пахло ладаном и миррой. У иконы Богоматери горела свечка. Кто ее зажег? Он протянул руку. Что? Детский мокрый платочек. Значит не сон. Вздохнув батюшка, отер ладонью лицо и взяв платочек, и как был вышел из избы. На реке был виден отблеск будто от костра... ... Алиса нарушила молчание, застонав как от боли. – Ты кто видит нас сейчас. Скажи нам только одно. Только одно. Сколько у нас времени? Мы успеем хотя бы крикнуть им? Успеем хоть попыться? Она подняла голову к сверкающим звездам. – Молчишь? Ладно, мы попробуем. Ты только уж сильно не сердись, если что... Мы же дети. » Так что нам делать, как нам петь, как не ради пустой руки? А если нам не петь, то сгореть в пустоте; А петь и не допеть - то за мной придут орлики; С белыми глазами, да по мутной воде. Только пусть они идут - я и сам птица черная, Смотри, мне некуда бежать: еще метр - и льды; Так я прикрою вас, а вы меня, волки да вороны, Чтобы кто-нибудь дошел до этой чистой звезды... Так что теперь с того, что тьма под куполом, Что теперь с того, что ни хрена не видать? Что теперь с того, что все свечи куплены, Ведь если нет огня, мы знаем, где его взять; Может правда, что нет путей, кроме торного, И нет рук для чудес, кроме тех, что чисты, А все равно нас грели только волки да вороны, И благословили нас до чистой звезды.» Мику негромко рассмеялась. – Лиска, ну ты... Все тебе расскажи, покажи и дай потрогать. Сами узнаем в свое время. Она положила голову на плечо черноволосому парню. – Костя, ты как? – Вроде нормально. Вы все рядом. – он посмотрел на меня. – Тебя помню. Ты... Лена неожиданно прервала его. – Ребята... Вы про ребеночка только никому не говорите. А то сплетни гадкие всякие пойдут. Она смущенно потупилась. Алиса погрозила кулаком. – Улька! Та пожала плечами. – А чего я сразу? Никому я не скажу. Честное пионерское! Мику встала. – Лена, давай вернемся. И Костя, тебя родители же потерять могут. Не спят наверное. Нехорошо ведь получается. – Ну да... Это они могут. И вставать завтра рано. Лена отряхнулась. – Тогда мы пойдем? В лагере увидимся. ... Я поправил полусгоревшие коряги в костре и неожиданно уловил движение в темноте. Кто-то шел к костру. Девочки возвращаются что-ли, зачем? А кто там тогда? Туман всколыхнулся... К нам вышли двое. Цыганка средних лет и рыжий бородатый мужик. Увидев их, Алиса внезапно побледнела, а потом бросилась к ним, раскинув руки. – Дае, дадо... Вы, вы... Цыганка прижала ее к себе. – Ружичка, чая моя... Алиса повернулась к нам. По ее лицу текли слезы. – Вот... Это мои мама и папа. Они нашли меня и пришли. Мужчина обнял ее, погладил по голове. – Дочка, мы же... Ты уж нас прости, что... Алиса всхлипнула и снова прижалась к нему. – Пап, не надо, я же вас люблю. И всегда любила. Вот. – Ну подожди обниматься пока, дай хоть поздороваться, а то нехорошо выходит. Отстранив ее мужик, подошел к нам с Ульянкой и прищурился. Потом, виновато вздохнув, протянул мне руку. – Дубридин кало баро. Здравствуй черный баро, несущий свет. Прости, что не признал сразу. Женщина лишь махнула на него рукой. – Ай, да не сердись ты на него баро. Дырлыно он. Ульянка тем временем, подойдя, смущенно улыбаясь, взяла его за полу пиджака. – Деда... Тот потрепал ее по голове, обернулся. – Зара, смотри какая внучка у нас гожа растет. Цыганка только цокнула языком. – Ну... В нашем роду все такие, Иван. Ты прабабку хоть вспомни... Мужик почему то смутился. – Нашла время когда вспоминать... Не за этим пришли ведь. Ружа, дочка подойди. Лиска, вытерев слезы, подошла, взяла меня за руку, посмотрела на отца. И неожиданно потянула меня вниз. Мы встали на колени. – Даю я вам свое отцовское благословение. Любите друг друга... Иван вздохнул. – Люби ее баро, сколько бы вам отпущено не было. Люби... И помните, что на вашей любви мир держится. – Ай, Иван, – сказала Зара, подходя к нам. – а про подарки то как? Да вы бы уже встали. А целоваться это потом, без нас уж будете. – МАМА! Та усмехнулась. Лиска даже отодвинулась от меня. Иван лишь покачал головой. – Будут вам подарки. Тебе дочка я кобылицу приведу, клянусь в том. Черную как ночь и быструю как ветер. Что волков не боится. Как раз для тебя будет. Зара подошла ближе и завела руки за шею. Щелкнула застежка. – А это от меня. Она засмеялась. – Какая же ты ромна без монисто. Ай, красиво. Как влитое. – Мам, а ты как же? Ой... Зара лишь повела плечами. Раздался легкий звон. – А меня есть. – А ты баро... Я приложил ладонь к сердцу. – Вы мне самое дорогое, что у вас есть отдали. Что я еще вправе просить? Ничего. Иван одобрительно кивнул мне. – Хорошо сказал, баро. Все это запомнят. Он повернулся к Заре. – Пойдем. В табор пора возвращаться. Теперь мы дочка всегда с тобой будем, раз друг друга нашли. – Иван посмотрел на Ульянку – И с тобой. Та попыталась обнять их сразу двоих. – Баба, деда... Я вас люблю. Они уже уходили когда Зара вдруг, охнув, остановилась. – Иван, мы же забыли... Тот, повернувшись, хлопнул себя по лбу. – И точно. – Ай, ты глупый. Такое забыть. – Помолчи, уж. Подойдя к нам он позвал Лиску. – Дочка, подойди. Я тебе скажу важное. А он знает. Наклонившись, Иван что-то зашептал ей. Потом выпрямился. – Все поняла, запомнила? Лиска покачала головой. Обернувшись, показала на меня пальцем. – И он тоже? Дад, он же ушибленный. – РУЖКА! Он влепил ей подзатыльник. Лиска лишь почесала голову. – Дад, ну чего ты сразу? Поняла я. Все поняла. Иван вернулся к ждущей его Заре. Повернувшись, они помахали нам руками. – Счастья вам! И ушли в ночь. Я подошел к Лиске. Она стояла, хлюпая носом. – Видишь как. Нашли они меня, а я дура... Я обнял ее. – Ну что ты... Все хорошо. – Ага. Я теперь с ними...– она погладила кольца, висящие на шее. – И теперь ты Ружа? – Ну да, выходит. Только можно я еще Алисой побуду. Мне привыкнуть надо. – Слушай, а чего отец важного на прощание сказал, что я знаю? – Ну... Где наш табор стоит. И что мы все туда прийти можем. Она хмыкнула. – Ну и ты конечно. – И где это? Алиса даже отодвинулась от меня. – Ты что издеваешься? Вот... – Подожди. Я зажмурился, сосредоточился и вдруг явственно ощутил речную свежесть, почувствовал дым костров, услышал перезвон гитар, обрывки разговоров и ржание лошадей. Дети бегают, женщины еду готовят... Я открыл глаз. – Не сердись. Я знаю где это. Мы туда придем. Лиска кивнула, потом всплеснула руками. – Подожди... Это же что получается? Там три свадьбы у нас сразу будет. Прикинь? Ой загуляем... Тем временем, подойдя к нам, Ульянка покачала задумчиво головой, вздохнула и, ткнув меня кулачком в бок, неожиданно выдала. - Нанэ цоха, нанэ гад, Мэ кинэл мангэ ё дад! Сыр выджява палором, Мэ кинэл мангэ ё ром! Это что было сейчас? Она снова вздохнула. - Дад, я бусики хотю. И туфельки, вот. И хитро улыбнулась. Я помотал головой и проморгался. - Ружка! Лиска недоуменно посмотрела на меня. - Чего? Миро дэвэл! - Ты ее научила? Она лишь пожала плечами. - Чему? - Ты же слышала. Лиска посмотрела на меня как на... полного идиота. - И что? - Ничего просто... Тяжело вздохнув, она подошла, наклонила мою голову и аккуратно постучала кулаком мне по лбу. - Специально для контуженных. Я цыганка. - Ну? - Гну, б**дь... Я ЦЫГАНКА. ПОНЯЛ? ТЕБЯ БАРО НАЗВАЛИ, ЗАБЫЛ? Ты хочешь чтобы наша дочка по цыгански не говорила? Совсем оху... Она покосилась на Ульянку и замолчала. Та сердито посмотрела на нас. - ПАПА! Я туфельки хочу! Я присел перед ней. – Уля,и где я тебе здесь туфельки найду? – Не знаю я, вот. УФ... – Хорошо. Давай договоримся. Вернемся в город и я тебе их куплю. И бусы. Самые красивые, чтобы все завидовали... Подойдя к нам, Алиса обняла Ульянку, прижала к себе. – Улечка, солнышко... Ее голос задрожал. – Ты же знаешь, что не будет этого? Что он... Знаешь ведь. Ульяна всхлипнула. – Знаю, все знаю. Но могу я хотя бы хотеть? Можно? Алиса смахнула слезу, подняла голову. – Можно! Все можно. Слышите вы все? Не знаем сколько вы нам дали, но все наше до конца будет. А значит жить будем, гулять будем, любить будем. И даже туфельки хотеть будем. Она отстранила Ульянку и показала на брошенную в траву гитару. – БАРО... Спой. Спой, чтобы кровь во мне заговорила, позвала. Чтобы стала я такой какой должна быть. Вольной таборной цыганкой, а не уличной... Я взял гитару. Ульянка устроилась рядом. – Тебе шувани... «Ой да не будите то мэн ман молодого Ой да пока солнышко ромалэ не взойдет О-о-о люба тэй люли ча чоданэ Ой пока солнышко ромалэ не взойдет Ой дэнти дэнти сыво нэске воля е вылыджян Пэ бахт, пэ доля. Оой-ой люба тэй люли ча чоданэ Е вылыджян Пэ бахт, пэ доля. И Любовь танцевала под звездами при свете костра, не касаясь земли. И монисто звенели в такт струнам... И Смерть, где твое жало и где твоя победа... Ай за хачки дэнти ю скриеягало яга Со вэница пачка чавэс дэтэ ранга Оой-ой люба тэй люли ча чоданэ Со вэница пачка чавэс дэтэ ранга О-о-о люба тэй люли ча чоданэ Ай пока солнышко ромалэ ай да не взойдет» ... – Мику, ты их видишь? Та прикрыла глаза и засмеялась. – Они там с комарами воюют. – Отобьются поди. – Уж наверно. Хорошо что мы дверь не открывали, ни окно. Она зевнула. – А теперь спать хочу, вот. А до кровати в лом. Лена только покачала головой. – Микуся, ну ты даешь стране угля. Кровать же у тебя за спиной. – Знаю. Все равно лень. Я тогда здесь спать буду. С этими словами Мику легла на пол у кровати, подложив ладонь под щеку. Вздохнув, Лена сняла с кровати подушку и покрывало, кое-как устроила подругу, потом посмотрела на нее. – Да ну вас. И легла рядом. – Микуся, двигайся давай, я тоже подушку хочу. ... – Ай... – Ульянка хлопнула себя по носу. – Откуда здесь комары? Я огляделся. Мир приобрел привычные очертания. Лес, поле... Знакомые запахи. – Мы просто в наш мир вернулись. – Ага, блин... К комарам. Да сделай что-нибудь! Я накинул рубашку на Ульянку, потом снял шемаг и протянул Алисе. – Вот укройся. – А ты? Я только махнул рукой. – Уля, ты что спишь? Она встрепенулась. – Немножко. – Тогда давайте поспим, до рассвета время еще есть. Алиса с сомнением посмотрела на меня. – Мы же столько уже сидим? Долго. – Там время по другому идет. Точно никто не знает. Я лег навзничь, чувствуя как трава приятно холодит спину. Ульянка тут же пристроилась рядом и уткнувшись в меня захрапела. Я повернул голову. Алиса отошла к потухающему костру и теперь сидела около него, кутаясь в платок. Я негромко позвал ее. – Лиска. Она в ответ буркнула, не оборачиваясь. – Чего тебе? – Ты там до утра сидеть собралась? – А тебе то что? Чего это с ней? – Ложись рядом, да поспи хоть. Она повернулась ко мне. Сердитая, красная... Что я сказал? – Ты... Ты, скотина! Чтобы я с мужиком, даже с тобой, до свадьбы легла... Я тебе кто, сука, шалава какая-нибудь? – Что ты кричишь? Улю разбудишь. – Как же... Разбудишь ее. – Да успокойся ты. Я же ничего такого, просто ляг и спи... Алиса только вздохнула. – Да знаю я, что ты... Просто... Я ведь, я же... Шмыгнув носом, она поежилась и встала. – Ладно, только смотри мне. Она погрозила мне кулаком, потом подошла и легла, свернувшись котенком у меня на груди. – Как хорошо. Только руки не распускай, понял... Я убрал руку с ее плеча. Лиска только вздохнула. – Вот дурак. Я же не про это, обратно положь. ... – Почему ты не идешь? Я жду. Знакомый ведь голос. Я повертел головой. С одного бока Ульянка храпит, с другого посапывающая Алиска. Кто еще тут? Неожиданно на меня навалилась усталость, тело стало как будто ватным. Я чувствовал как проваливаюсь в сон. ПРИИИДИИИИИ... Странно, почему я земли не чувствую? И девчонки куда-то пропали? Я открыл глаз и обнаружил, что стою. Просто стою. Посредине луга. Напоминает место куда мы уходили из лагеря. И что это? Сон? Я выдохнул и неожиданно услышал сзади. – Пришел наконец-то. Я обернулся. Передо мной стояла... Алиса? Не шестнадцатилетняя девочка в помятой пионерской форме. Молодая женщина в длинном платье с глазами волчицы. Распущенные волосы, кожаный ремешок, на шее оберег из волчьих клыков и когтей. Широкий наборный пояс стягивает талию. На поясе висят... Человеческие черепа и обсидиановый нож. – Ты? Кто ты? Ты Алиса? Она чуть заметно улыбнулась. – Сам знаешь. У нас было много имен. Но для тебя я буду Алиса. Она протянула ко мне руки. – Вспомни, ведь мы должны стать теми кто мы есть. Вспомни же. Сейчас ведь все как тогда, как в первый раз. Я танцевала здесь в такую же ночь, а ты увидел меня. И Любовь вошла в нас. И пусть же повторится та ночь, когда я узнала тебя. Она расстегнула пояс, потом повела плечами, сбрасывая платье. – Иди ко мне, любимый. И она назвала мое настоящее имя. То которое я сам уже давно забыл. И только крест на кладбище еще помнит его. В другой жизни. В другом мире. Я обнял ее, ту которую любил всегда. Вкус ее губ... Вспомни... «Только я и ты, Да только я и ты, да ты и я Только мы с тобой, Да только мы с тобой, да мы с тобой Было так всегда, Будет так всегда Все в мире - любовь, Да лишь она, да лишь она Пусть плывут века, Словно облака Любви не будет конца, Во все времена...» Обнявшись, мы взлетели в ночное небо. Ее глаза совсем рядом и крест путается с языческим оберегом. Она раскинула руки. ЛЮБИ... Сладостный стон... «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви...» ... Проснувшись, я несколько минут лежал, смотря в начавшее уже бледнеть ночное небо. Что это было? Кто та что... Выдох. Потом узнаем. Я потормошил Алису. – Подъем. Пора вставать. – Отвали, сигнала еще не было. Улька, дай поспать, пока подушкой не прилетело. – Да просыпайся давай. Она села, протерла глаза. – Это что? Где? – То и там. Хватит спать, рассвет скоро. Лиска тяжело вздохнула, протирая глаза. – Вот ввязалась ведь. Ладно, уговорил. Встав, она потянулась, приподнявшись на цыпочках. – Ульянку буди. Та уже сидела на мне. – Вы чего? Дрыхните, а тут солнышко сейчас... – Уля, если ты слезешь с меня, я встану. Все проснулись, все готовы. Я взял Ульянку за руку. – Пошли. Мы вышли на край обрыва, поеживаясь от утреннего холодка. Вдалеке небо уже начало розоветь... Ульянка радостно закричала. – УРА! Солнышко приходит. Вот же, видите. » Но солнце всходило, чтобы спасти наши души. Солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь. Сторожа продолжают спать, но сон их явно нарушен, Сторожам все еще невдомек...» Алиса вскинула руки к небу. Она словно молилась. – Солнце мое! Подари нам надежду, укрепи нас в решимости, дай нам силы! Неожиданно она взлетела ввысь. – ОООООУУУУУУУ! За ее спиной медленно проплывали то ли утренние облака, то ли фигуры вооруженных всадников. Она запела, раскинув руки. ««Ты взойди, взойди солнце красное Над горою, над высокою, Над горою да высокою, Да над Волгою широкою.» В деревне женщины, что зевая выходили с подойниками из калиток остановились и посмотрели наверх. – Это что? Бабы, смотрите! Снова ангел. Или кто там? Одна испуганно показала пальцем в сторону леса. – Слышали? Волки провыли. – Слышали. Господи, что за напасть? Старуха в чёрном, стоявшая у изгороди, подняла голову и неожиданно усмехнулась. – Солнце в крови встает, волки воют, ночь та самая... Все совпало, как старые и говорили. Это бабы знак всем нам. Всей Руси. То сама Алёна Арзамасская возвращается. Я же вам говорила, а вы не верили. Теперь увидели. Значит срок подошёл ей вернуться. Сама слышите поёт. «Обогрей ты нас красно солнышко Сирот бедных, людей беглых. Да не воры мы не разбойнички, Стеньки Разина мы работнички...» – Давно у нас таких песен слыхать не было. Да видать время пришло. Бабы дружно охнули. – Лихо идёт... Старуха поправила платок и вздохнула. – Видать время подошло мужикам обрезы по погребам доставать. «Наша Вольница, без одежд пришла Наша Вольница, болью корчилась Наша Вольница, бьет поклоны лбом Наша Вольница, зарешечена...» Алиса спустившись на землю, подошла к нам. – Чего рты разинули? Ворона залетит. – Лиска, блин, ты... Она только засмеялась, потрепав Ульянку по голове. – Знаете же, что на Руси много песен поют. Всему просто свой час.. Поёжившись продолжила, махнув рукой. – Пошли что-ли, прохладно. Хватит на сегодня знамений и прочего. Глава пятая. День пятый. …Я повернулся и внезапно услышал сзади ульянкин вскрик. — Ай! — Ты чего? — Того. У тебя же вся спина исцарапана. До крови… Это кто тебя? Ну… Алиса, подойдя ко мне, покачала головой. — Тоже можно сказать боевые шрамы. Потом погладила меня по плечу. — Ты уж извини, я увлеклась немножко. Она вздохнула. — А ты думал, что это сон был? Ну вот… Ульянка же похоже рассердилась не на шутку. — Вы… Вы чем там занимались? ВСЕ, Я ВЗАПРАВДУ ОБИДЕЛАСЬ И РАССЕРДИЛАСЬ! — Уля, подожди. — Не буду. Одна улечу, вот. Алиса едва успела перехватить ее за руку. — Да подожди ты. Ульянка сердито посмотрела на нее. — Не подожду. Ты… А я… И он тут… Вот. Она повернулась и… Поймай ветер. Вернувшись бегом на кострище, я подхватил гитару и брошенную рубашку. Алиса подобрала неиспользованный пакет с картошкой, бросив на ходу. — Не оставлять же! Продравшись через заросли и выбравшись на берег, мы увидели Ульянку. Она сидела и шмыгая носом кидала в воду камушки. — Бульк, вот. Хорошо им. А я… Бульк. — увидев нас она нахмурилась. — Где вы там ходите? ОПЯТЬ? Садитесь да поплыли уже. Что еще делать? Сели в лодку, поплыли. До лагеря добрались без проишествий. Если не считать того, что девчонки пару раз чуть не опрокинули лодку, отсаживаясь друг от друга. — Кончайте, я плавать не умею. Алиса взглядом прожгла во мне дыру. — Не звезди нам тут. Кто с Хмурым реку на спор переплывал? — С КЕМ? — Дурак контуженный. … Причалив к пристани я привязал лодку. Алиса с Улей тут же рванули в сторону столовой. Похоже придется мне с вещами разбираться. Я подошел к Петру, вышедшему из сторожки. — Утро доброе, типа. — Здорово. — он внимательно посмотрел на меня, покачал головой. — Прости за то что отпустил вас. Я не знал… — Да ладно. Слушай, картошку возьмешь, осталась? — Возьму, приготовлю потом. Спасибо. Отдав ему пакет, я накинул рубашку и прихватив гитару направился в лагерь. … — Микуся, просыпайся. — Лена потормошила подругу за плечо. Та, открыв глаза, села на пол. — Утро уже что-ли? — потянулась… — Ага, оно самое. Пошли хоть умоемся пока никто не видит. А то ужас. Как две алкашки с похмелюжки. Не поймут ведь. И Ольга ругаться будет. У умывальников их окликнули. — Доброе утро. Саша с полотенцем через плечо. Явно невыспавшийся. Лена удивленно посмотрела на него. Мол, что с тобой? Тот только махнул рукой. — Спал плохо и всякая… снилась. — подошел ближе. — А сама то… Плакала? Она потупилась. — Немного. Саша осторожно коснулся ее лица. — Не надо, Леночка. Все хорошо. Я… Лена внезапно покраснела. — Ну ты прямо… а вдруг увидят? — ПУСТЬ ВИДЯТ. — Саша… А можно я к вам в клуб зайду? — она застенчево улыбнулась. — Конечно. — он запнулся. — Люби…мая. — После завтрака, тогда. Ты иди, а то увидят же и линейка скоро. Когда Саша ушел, Мику обняла Лену. — Наконец-то решились, а на свадьбу пригласите? Та прикрыла глаза и покачала головой. — Нет. не будет у нас свадьбы, не успеем. — И у нас не будет. Ничего не будет. Слушай, Лешачка, а те кто тебя… Что с ними будет? — Никто из них в город не вернется, сгинут. Лес их покарает, всех… Знаешь, пошли умываться… … После завтрака я попытался найти Алису с Ульянкой, но встретившаяся Славя, только погрозила мне пальцем. Мол, не лезь лучше. Ладно, я тогда спать пошел. Придя домой, разделся, лег… Внезапно в дверь постучали. Кто там? — СВОИ. — Ольга… Подожди я хоть штаны одену. В ответ она, открыв дверь, только засмеялась. — Что я у тебя еще не видела… Это что сейчас было? То Алиска с каким-то Хмурым, то Ольга… Зайдя в комнату, она бросила на стол папку. — Ну-ка повернись. — присвистнула. — Ну Лиска… зверюга. Волчица. Хоть майку одень, пионерок не смущай. Я затянул ремень на джинсах. — Чего хотела-то. — Ты в деревню не хочешь сходить? — Зачем? Она показала на папку. — Понимаешь… Нам молоко оттуда привозят. Жена сторожа, Клавдия. Надо ей договор на вторую смену отнести. Чтобы печать, подпись… Как полагается. Сделай, пожалуйста. Ее там все знают, найдешь. — Ладно. Кстати… Ты Алиску с Ульянкой не видела? Ольга вздохнула. — Видела. И это еще одна причина по которой тебе из лагеря свалить надо. Короче, Седой, одевай рубашку и галстук повяжи, а то в деревне подумают, что ты с трассы вылез. И еще… — она помолчала. — Ты только к Михалычу не заходи. Пожалуйста. — А кто это еще? Она снова вздохнула. — Да есть такой. Вот к нему не надо, даже если приспичит. Договорились? Я ушла. … Выйдя из домика я направился к воротам. Помахал рукой дежурным, мол все нормально и неожиданно услышал. — Где ты, бля, ходишь? Мне ждать уже надоело. Мику. Встав со скамейки она перекинула за спину холщовую сумку, повернулась к воротам. — Ольга Дмитриевна разрешила. Пошли. В папке что? Давай в сумку, целее будет. Мы вышли на дорогу. — А ты как узнала, что я в деревню пойду? — Уметь надо. — А что тебе в деревне делать? — Ну… — она помялась. — во-первых, ты в сельпо сигарет возьмешь, а то Лиска озверела без курева. А во-вторых… Понимаешь, мне вторая сказала, чтобы я шла туда, где люди молятся. Церковь наверное. — А в деревне есть храм? — Да. … Идя по дороге, я начал насвистывать одну мелодию. Послушав, Мику толкнула меня в плечо. — Фальшивишь, ведь. Вот как правильно надо. » Нас генералами песков зовут, Здесь наша жизнь, здесь наш приют…» — Хороший фильм. Раз десять ведь смотрели, с уроков сбегали… Ладно мы ревели, пацаны ведь плакали… — она помолчала. — Помнишь как там в конце. Выслушайте нас. А их расстреляли… — махнула рукой. — Ну нахер… Тут мне кое-что вспомнилось из вчерашнего. — Слушай, помнишь что ты мне вчера в столовой сказала? Она замедлила шаг. — Когда, намекни. А со всей этой байдой… — Ты с Лиской меня кормила. Пожала плечами. — Это когда ты с хавчиком вые*ывался? И что? — Да нет… Просто такое и от тебя. Она внезапно остановившись, как-то странно посмотрела на меня. — Совсем уже? Думаешь, если я в престижной музыкалке учусь, а дед нам шмотки подкидывает… я в другом мире живу? Я мажорка, б**дь? Да я их п**дила… Да х** вам всем в… Подожди, стоять. Что еще за… Ты что, все забыл? Как мы встретились, как… Ты же с нами у Апача, у Кости, парня моего вписывался. Я, ты, Лиска, Уля… У тебя опять контузия? Давай-ка отойдем да сядем. Поговорим. Что за расклады… Мы сели на краю пшеничного поля. … — Ничего себе… Это выходит мы все в какой-то другой реальности? Поэтому и не узнали тебя, и… Что происходит? — Конец Света идет. Вселенная исказилась, понимаешь? По другому объяснить не могу. И в этих мирах запутаться уже можно. Я сам ведь помню то чего не было. Или было? Но где, с кем? — Стоп. Это чего получается… Я что, какая-то другая, не настоящая. Да в жопу вас, с вашими заморочками. Минутку… А какая я? Сейчас вспомню. Подожди. Отвернувшись, она задрала подол рубашки, облегченно вздохнула. — Что там у тебя? — Татуировки. Да ты их видел. И на спине еще. Ты когда их увидел, про якудзу сказал. — она помолчала. — И правильно срисовал. Да не смотри ты как… Это дед все. Мой клан Токугава старейший в Японии. — А он у тебя… — Ну да. Там у нас такая семейная история… Шекспир ваш не при делах. Короче… Поняв, что история будет длинной я устроился поудобней и достал табак. Все равно торопиться некуда. — По мужской линии у нас в роду кроме него никого нет. Поэтому и наследнецей мама должна была стать. Но она отказалась, типа… С дедом поссорилась, чуть до крови не дошло, но помирились. И я родилась. Уже после смерти отца. — Ты же говорила, что он у тебя инженер, живой вроде. Знакомились же. Как его зовут… Мику только покачала головой. — Нет. Моего настоящего отца звали Изаму. Он был бойцом клана. На наш дом напали. Кто. мама не говорила. Его застрелили в спину. А мама второй раз беременная замуж вышла. Видишь как… Нет, ты не думай, я его, ну этого второго, люблю и он меня любит. Он хороший отец. Но… Гайджин, не японец. Даже не в курсе про нас. Короче воспитали меня… В одной руке гитара, в другой катана. Прикинь, да… Она почесала лоб. — Подожди… А что я у вас делаю? Ну да, вспомнила, ведь… Слушай у тебя голова не болит? — Есть немного, в виски бьет. — И у меня. Типа отходняк, да… Ну вообщем у нас из-за меня война началась. Могли кончить, поэтому пришлось нам в СССР валить. А теперь представь. Советская школьница, без пяти минут, сука, комсомолка, отличница… ладно хорошистка и якудза. На родителей уже наезжали… Короче я решила, что ну вас нахер, буду такой вот дурочкой с переулочка. А думаешь легко? Дома одна, в школе другая, на улице третья. Надоело. Седой, прикол рассказать? Реально хохма. — Какой еще прикол? — Прикинь, мы когда с Лиской пересеклись… я ей фингал залепила. Я и ей. — Не понял. Вы же подруги. — АГА. Лучшие. Мы когда к вам приехали… Я во двор вышла и… Ничего и никого не знаю, по русски с акцентом… Ну и пошла, типа. Слышу, гитара, вроде. Интересно стало. Вышла к гаражам, а там… Сигареты, три топора по кругу. И какая-то рыжая на гитаре. Вроде она Роллингов пыталась лабать. Лажала, не по детски, конечно. А у меня привычка. Если кто-то чего неправильно делает, то показать надо как правильно. Короче, Лиска об меня чуть эту гитару не разбила… Ты думаешь откуда у нее под глазом шрам появился. — она виновато улыбнулась. — Ну потом помирились, подружились. Костя опять же… И понеслась по кочкам великая русская… Детская комната милиции, приводы и прочие приключения на… Как там Ольга говорит? Самурайка и Лиска два сапога пара. Сапоги какие-то… — Детская комната милиции… Мику, это уже беспредел какой-то. По тебе и не скажешь. Она замахала руками и почему-то покраснела. — ОЙ… Там такая… получилась. Год назад. Я с Ульянкой из школы пораньше ушла, а по дороге… Налетели на троих фраеров бухих. Не наши. Приставать стали, козлы. Лезть под… Ладно бы ко мне, а то к Ульянке. Блин, да я бы ладно, может быть даже на узкоглазую макаку не сильно обиделась бы… Но ты же знаешь, за Улю у нас любого на нож поставят. Пришлось кое-что вспомнить… … Пятнадцатилетняя девочка в школьной форме перехватила за волосы голову мужика и улыбаясь впечатала того лицом в стену. По бетону стекала кровь. Сзади стонали, пытаясь встать, еще двое. — Что, сука, больно? Хочешь меня еще — она мотнула головой. — А ее? За ее спиной послышался испуганный детский вскрик. — Микуся, не надо. Ты же его убьешь… Потом мужской голос. — Самурайка, прекращай. Успокойся. Девочка обернулась. Два милиционера. Вокруг уже собралась толпа. Вперед вылезла какая-то женщина с продуктовыми сумками. — Я же все видела! Эти к ним лезли, они их изнасиловать хотели, точно вам говорю! Один из милиционеров махнул рукой. — Успокойтесь, гражданка. Мы уже здесь, все нормально. — повернулся к напарнику. — Вызывай наряд. И «Скорую» наверно. Пусть пакуют. А мы в отделение. Посидим, поговорим, чаю попьем. Девчонки, пошли. … В кабинете милиционер налил по стаканам чай. — Уля, печенье бери. — показал на женщину в форме, сидящую рядом. — А это Светлана Николаевна, из детской комнаты. У нее к тебе дело. Женщина строго посмотрела на Мику. — Доигралась? Все, будем тебя на учет ставить. — ЗА ЧТО? — За все хорошее. Драки, фарцовка, приводы… От участкового сигналы были. Мужчина тем временем сел за стол, достал бланк, взял ручку. — Тебя как писать? Токугава или Токарева? По отцу или по матери? — ТОКУГАВА, БЛЯ… — Ты только не нервничай, ладно. … В кабинет зашел еще один милиционер, подошел к столу, что-то шопотом сказал сидевшему. Тот отшатнулся. — Совсем уже… — Точно тебе говорю. Из Управления позвонили, а им… — Вот ведь… — отложил бланк. — Мику, смотри, что получается. Вроде правильно ты все сделала. Наказала и вообще. А с другой стороны. Москвичи они какие-то… привыкли у себя. У того кого ты об стену постучала покровители нашлись. Короче, не будет дела. Спишем все на… найдем уж. Сука, да не смотри ты на меня как… Скажи спасибо, что против тебя дела не будет, понимаешь? Женщина в форме кивнула головой. — Вот, скажи спасибо. А то надолго бы за попытку убийства села. Мику, улыбнувшись, встала. — Уля, кончай чаи с ментами гонять, пошли домой. Нам еще уроки делать. — Ага, пойдем. Спасибо за чай, дяденьки… Сидевший за столом вздохнул. — Самурайка, а протокол? Закончить надо, подписать… Мику, уже выходящая в дверь, обернулась и показала средний палец. — Да подотрись ты им… Женщина только схватилась за голову. — Что это за… Почему не задержали?.. Один из милиционеров оборвал ее. — Слушай сюда, Светлана… Ты здесь чужая, всех наших дел не знаешь. Поэтому лучше помолчи и не лезь. Поняла? Тебе же спокойней будет… … — Ты хоть помнишь как наш город называется? — Зареченск, вроде. — Уже хорошо. Прогресс. А Женьку помнишь? Смуглого? — Юджи? Вроде вспоминаю. А Смуглый это парень ее вроде. — Слушай… Может ты тут прикалываешься со своей контузией? Помнишь хоть что ты пел? У нас же группа была. Как ты ее назвал? «Azadi». А на тусовке? Как там… Я Лиске показывала как ее играть. Длинная… » Нас учили всю жизнь Кричи, не кричи. Но мы знаем два слова Ползи и молчи… Нам никогда не увидеть рассвета над водами Ганга… … Кто молился за нас, тот давно среди нас, Так что некому, братцы, молиться за нас. Нам никогда не увидеть рассвета над водами Ганга… … Так наливай посошок, и зашей мне мешок, Вот тебе гвозди, вот тебе молоток, Вот две доски для креста, вот и Бог, и порог, И скатертью любая из закрытых дорог! Нам никогда не увидеть рассвета над водами Ганга… … Сколько времени ждем, чтобы вспыхнул огонь! Положи свою ладонь на мою ладонь! Ведь, как только мы разойдемся одни — Отберут даже память про светлые дни! Нам никогда не увидеть рассвета над водами Ганга… …Выйти в путь молодым, а в пути стать седым — Никто из нас не уйдет отсюда живым. Нам никогда не увидеть рассвета над водами Ганга… …Горячий дождь по холодной спине. Мы одни в этой проклятой Богом стране. Нам никогда не увидеть рассвета над водами Ганга… … Ложь стекает травой с городов и морей. Мы устали, мой друг, отпусти нас скорей… Сколько времени здесь нами прожито зря — Но ни тут и ни там нас не примет земля!..» Я потушил окурок. — Подожди… Я попробую. Голова конечно болеть будет, да ладно. Рискнем. Мику положила руку мне на плечо. — Давай. А я наших позову. Надо же тебя вытаскивать. — Позовешь? — Мы же друг друга чувствовать можем. Прекращай давай. Ложись лучше, удобней будет. Я лег и зажмурился… Реальность завертелась вокруг меня… КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРУГОЙ МИР. (НЕИСКАЖЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ). «ПО УЛИЦАМ ПРОВИНЦИИ МЕТЕТ СУХОВЕЙ, МОЯ РОДИНА КАК СВИНЬЯ ЖРЕТ СВОИХ СЫНОВЕЙ…» Б. ГРЕБЕНЩИКОВ.» 500.» «…ЭТО ВЫ СДЕЛАЛИ ИХ ТЕМ, ЧТО ОНИ ЕСТЬ. ДЕТИ, ЧТО ИДУТ НА ВАС С НОЖАМИ, — ЭТО ВАШИ ДЕТИ. ВЫ НАУЧИЛИ ИХ ВСЕМУ, ЧТО ОНИ ЗНАЮТ. Я НЕ ОБУЧАЛ ИХ.». ЧАРЛЬЗ МЭНСОН. ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗНАКОМСТВА. ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТОЙ ГОД. МАРТ. Тринадцатилетний мальчик, которого звали Костя, слез с кровати и подошел к окну. За окном было темно и страшновато. На улице то ли дождь, то ли мокрый снег. Мальчик непроизвольно поежился и вгляделся в вечерний сумрак. Во дворе, под грибком в песочнице виднелись две фигурки. Похоже девчонки. — Сидят ведь… — Костя нахмурился. — Шли бы уж куда-нибудь. Все давно по домам сидят. А может им и идти некуда. Выйти, что ли… Он еще немного постоял у окна, потом вздохнув, пошел одеваться. Не оставлять же их. Мало ли… В песочнице действительно сидели две девочки. Обе рыжие. Та, что поменьше хлюпнула носом. — Лиска, я есть хочу. — Слушай, где сейчас чего возьмешь? Закрыто все. Да и денег у меня нет. Потерпи, сейчас Ольга Дмитриевна придет. Костя, ежась от холодного ветра, подошел к ним. — Не придет. Она в командировку уехала. Старшая сердито взглянула на него. — А ты откуда знаешь? И вообще. Ты еще кто такой? Вали отсюда. Он пожал плечами. — Я из того дома, вон окна. А вам поди и жить негде… Правильно ведь? Рыжая постарше не унималась. — Слышь, а тебя ебет кто чего и зачем? Иди давай. Мальчик укоризненно посмотрел на нее. — Чего ругаешься- то? Тоже мне. И да, меня Костя зовут. А вас? — Ну предположим Алиса и что? Младшая всхлипнула. — А я Уля, вот. — Вот и познакомились. Пойдемте. Старшая недоуменно помотала головой. — Куда еще идти-то? е**нулся? — Домой, блин. Короче, решайте уже. Я тут с вами по холоду до утра не собираюсь стоять нафиг. По грибку стучали капли дождя. Алиса постояла, поджав губы, потом махнула рукой. — Ладно, уговорил. Но если что… Смотри. Она подхватила сумку и взяла за руку младшую. — Пойдем посмотрим, чего там. — Ой, а покушать у тебя есть? — Есть. Давайте быстрее, а то я уже промок. … Зайдя в квартиру, мальчик обернулся. — Разувайтесь, а верхнее туда. И в зал проходите. Сушить вас буду. Вот. Алиса удивленно огляделась, заглянула в комнату, обернулась. — А взрослые где? Ну родители… Мальчик вздохнул. — Я один тут живу. Совсем. — В трехкомнатной квартире? Охренеть… А родные? — Мама с папой у меня геологи. Они в экспедиции. Полгода наверно. Обычно больше. Как получится у них. — В командировке что- ли? Не поняла. — В экспедиции. На севере. Ископаемые всякие ищут. — И ты один? — Сейчас да, неважно короче. Вы это… Снимайте с себя все. Потом повешу чтобы высохло. А пока вот. Он порылся в шкафу и протянул девочкам джемпер и свитер. Уже выходя из комнаты, обернулся. — Это… А у вас никаких насекомых нет? Только честно. Ульянка поморгала. — Каких еще насекомых? Никого у нас нет. Алиса от возмущения даже покраснела. — Ты, пацан, охерел? Мы тебе что, с теплотрассы вылезли? Да мы, если хочешь знать позавчера в ванной мылись. — С шампунем. — гордо добавила Ульянка. Костя лишь пожал плечами и вышел. Вернулся он с двумя махровыми полотенцами. Алиса недовольно посмотрела на него. — Мог и постучать. Мы тут раздетые. Он махнул рукой. — Вытирайтесь давайте, умывайтесь и на кухню идите. Есть будем. На кухне он снял с плиты сковородку. — Еще теплая. Макароны с тушенкой. Накладывайте давайте. — А сам? — Да я уже два раза ел. Наконец Ульянка откинулась на спинку стула и вздохнула. — Уф… Наелась, вот. Потом зевнула. — И спать хочу. — А спасибо кто говорить будет? — Наверно я. СПАСИБО! — Вот то-то. Алиса, встав из-за стола, начала собирать тарелки. — Давай хоть уберемся, посуду помоем, а то неудобно. — Да ладно, это завтра можно. Алиса лишь недовольно взглянула на Костю. — Ох, мужики… Улька, что сидишь, помогай. Она брезгливо потрогала стопку грязных тарелок в мойке. — С вчерашнего дня что-ли еще осталось. Костя замялся. — Забыл. Алиса только тяжело вздохнула. — Опять и снова. За что? Наконец с посудой было покончено. — А теперь Уля спать хочет. Можно? Алиса, вытерев руки об полотенце, обернулась. — Вот кстати да. Вопрос. Где мы спать будем? — В зале. Алиса подхватила Ульяну. — Уля, а вот здесь спать не надо. Потерпи. В комнате Костя, кряхтя раздвинул диван, потом достал из напольного ящика постельное белье. — Ну вот. Готово. Спокойной ночи тогда. — А тебе завтра во сколько вставать? Рано? Разбужу. — Зачем? В школу не надо, каникулы же… Алиса повернулась. — Уля ты… Та с видимым трудом приоткрыла глаза. — Сплю. И упала на диван. Алиса, вздохнув, уложила ее на подушку и укрыла одеялом. — Ну ладно. Вроде ничего. — А чего ничего то? — поинтересовался Костя. — Потом. А теперь спать. … В своей комнате мальчик, раздевшись, сел на кровать и потер лоб. — Хорошо. Хоть не один. А то ведь… — он вздрогнул. — Ладно спи давай. Он откинулся навзничь и, улыбнувшись, закрыл глаза. … Мальчик проснулся как от толчка. Кто, что, где… Он встал и прислушался. В зале отчетливо послышался храп. Ничего себе, это девчонки храпят? Костя тихонько засмеялся и нашарил тапочки. Вышел в коридор и… Похоже на кухне кто-то есть. Кому не спится? — Кто там? Алиса испуганно оглянулась. — Я. Извини пожалуйста. Я вот… — А чего в темноте сидишь? — Не знаю. Просто… Костя щелкнул выключателем потом пододвинул табуретку и сел. — Чаю хочешь? — Хочу. — Тогда чайник включи. Воды хватит? — Ага. Алиса поставила на стол две чашки. — А сахар где? — Буфет открой, увидишь. Просвистел чайник. Алиса засыпала в чашки заварки. — Я себе покрепче, можно? Привыкла просто. Сахару тебе сколько? Отпив, она задумчиво взглянула на Костю. — Странный ты все-таки. — Это почему еще? — Один без взрослых. Квартира вон приличная. Как-то… Костя только опустил голову. — Я с бабушкой раньше жил. У нас все хорошо было. Жили-были… Школа, секция, дом… А потом все. — Что все? Он простонал, не поднимая головы. — Два месяца назад бабушка умерла, понимаешь. Похоронил я ее и… Его плечи затряслись. Алиса погладила Костю по спине. — Один ведь… Я… Я уже наверно с ума сходить стал. Днем еще ладно, а по ночам… Зажгу свет везде, даже в кладовке и сижу на кровати, пялюсь как дурак. Жду, когда бабушка придет или родители… Совсем уже. А еще у меня квартиру хотели отобрать. Представляешь? — Кто? — Из облоно вроде. Пришли тут, удостоверениями под нос тыкали. Мол, почему ребенок один без родителей живет. Неправильно, не по закону. Я им попробовал объяснить, а они… В интернат меня хотели отправить. Хорошо, что хоть Ольга Дмитриевна вмешалась, а то даже не знаю, что со мной было бы. — Вот сволочи… — Ага. Вздохнув, он выпрямился и вытер слезы. — Ты нас поэтому и позвал к себе? Ну ты точно дурной… — Чего дурной то сразу? Алиса только покачала головой. — Ну смотри. Ты незнакомых людей к себе приводишь. А ты ведь меня не знаешь. А между прочим, я с ворами жила, понял? Может я сама воровка. Обкраду тебя и… Костя только хмыкнул. — Ты дура, блин. Она тяжело вздохнула и шмыгнула носом. — Сама знаю. Забудь. — И вообще надо вам ключи от квартиры сделать. — Какие еще ключи? — Обычные. Как вы домой будете попадать? А Ольга Дмитриевна из командировки приедет и в школу вас… Алиса снова покачала головой. Потом почесала лоб. — То есть типа ты за нас решил, что мы тут жить останемся? — А что плохо, да? Не нравится? Она с интересом посмотрела на мальчика. — Ну ты точно… У нас же документов нет. Какая школа? И потом, что твои родители скажут когда вернутся? Приедут, а в квартире две девки живут… Костя нахмурился. — Не переживай. Сделаем документы. И за родителей тоже. Все нормально будет. Тоже мне… Алиса примирительно погладила его по плечу. — Ну не сердись, пожалуйста. А ты это все только сейчас придумал? — Нет, давно уже. Я вас раньше еще видел, просто не знал, как подойти. Ладно. Пошли спать. Алиса уже встала из-за стола и неожиданно ойкнув, села обратно. — Я же про Ульянку совсем забыла. Дурочка хуже тебя. — А что с ней такого? Спит, храпит… — Только не смейся, хорошо. И не ругайся, пожалуйста, если что… Я постираю. — Ты вообще о чем? Не понимаю. — удивился Костя. Она помолчала. — Ну она… Она… Писается. У нее это нервы, типа. Сейчас получше, а раньше совсем плохо было. И кричала во сне, и… Незнакомых взрослых до сих пор боится. Только не спрашивай почему. Страшно все. Врачи говорят, что должно с возрастом пройти… — А что тут смешного? И ругаться я не буду. Просто… Сказала бы раньше, я бы ей клеенку постелил. У девочки внезапно задрожали губы, она уткнулась ему в плечо. — Спасибо тебе… Ты… ты… — Не плачь, что теперь. Пойдем спать лучше. — Только чашки вымою. — А я пошел тогда. Спокойной ночи. … Рыжеволосая девочка, стоящая в комнате перед бородатым мужчиной, упрямо мотнула головой. — Если я чужая, скажите сразу. Я уйду и ничего мне от вас мне не надо. Только Ульянку не прогоняйте, пропадет она без дома. Нахмурившись, мужчина влепил ей пощечину. — Не смей больше такого говорить. Слышишь, никогда. Он обнял девочку, погладил ее по голове. — Прости меня, пожалуйста. Ну… Ты ведь нам не чужая и Уля… Вы ведь наши, свои, родные… Из кухни вышла женщина средних лет в переднике, удивлено посмотрела на них. — Николай, вы тут чего? Что за шум? Чего случилось? Рыжеволосая оглянулась, потирая щеку. — Ой… Мы ничего тут. Я просто споткнулась и ударилась немножко. — Ну это ладно. Не сильно ушиблась? — Нет, немножко. — Кстати, Лиска, дома хлеба нет. Сходишь? — Конечно, Мама-Катя. Я сейчас, быстро. Я… — Хоть переоденься, не в халате же в магазин бежать. А на обратном пути со двора Ульянку прихвати. Обедать будем. — А Костя? — Да он из музыкальной школы придет и поест. ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ ГОД. …Утреннее осеннее солнце ворвалось в класс, рассыпавшись солнечными зайчиками в вымытых окнах и заставляя школьников жмурится. — Здравствуйте, ребята, садитесь. Перед началом урока, у меня для вас новость. У нас новая ученица. Ее родители недавно приехали в наш город. Из-за спины учительницы вышла невысокая девочка с длинными волосами странного зеленоватого оттенка. — Представься, пожалуйста. Девочка кивнула. — Меня зовут Мику. Я из Японии. Правда, у меня мама японка. Я очень рада, что буду учиться в вашем классе. Сидевшая за первой партой рыжеволосая, толкнула соседа в бок. — Костя, нет ты врубился? Это она… Точно тебе говорю. Тот пожал плечами. — Лиска, вроде она. Я вообще-то помню плохо. Пусть она. И что с того? — Да потому что ты… Ты вообще обдолбанный был. А я ее по хайру узнала. Алиса повысила голос. На задних партах переглянулись. — Это что? Эта узкоглазая… в нашем классе учится будет? Вы издеваетесь? Учительница нахмурилась. — Двачевская, что ты раскричалась на всю школу? — Ой… Извините, Анна Ивановна, я больше не буду. — И кстати, что у тебя под глазом? Опять синяк? Алиса, покраснев, смущенно опустила голову. — Упала невзначай. Вы же знаете… Я такая неуклюжая. — Верю. Мику, садись на свободное место и начнем урок. Подхватив холщовую сумку, Мику пошла по ряду. Алиса зашипела ей в спину. — Я с тобой еще на перемене побазарю… В ответ та, обернувшись, показала Алисе язык и провела кончиком пальца под глазом. — Ну что, все успокоились… Тема урока… Двачевская к доске. — А чего сразу я? За что? — За красивые глаза. Бери мел, пиши… … На перемене Алиса вышла из класса и начала оглядываться. — Ну и где она? — Да вон же, у окна стоит. — подсказал ей Костя. — Пошли. Подойдя, Алиса вежливо пихнула зеленоволосую в спину. — Слышь ты… Поговорим? Та, обернувшись, лишь повела плечами. — Опять ты? Тебе одного синяка мало? Могу для симметрии еще один поставить. — Давай за котельную отойдем. Новенькая тяжело вздохнула. — Нахер? Алиса удивленно посмотрела на нее. — Чего ты сказала? Мику снова вздохнула. — Что слышала. Иди в жопу. — она хлопнула себя пониже спины. — Туда. Все равно ты играть не умеешь. — Я играть не умею? Да я тебя здесь… Костя встал между ними. — Брэк, девки. Прекращайте. Вокруг них уже начали толпиться ученики. Послышались взволнованные голоса. — Драться будут. — Ой, директора надо звать. Алиса повернулась к собравшимся. — Вам тут цирк, что-ли? Валите отсюда. НУ… Считаю до одного, шантрапа. Мику засмеялась. — Грозная. Ну что, неумеха, драться будем или как? Алиса махнула рукой и повздыхала. — Не будем. Может просто мне обидно стало, типа я играть не умею. Костя вмешался. — Лиска, ну ты же правда… Больше трех аккордов запомнить не можешь. Я тебе сколько раз показывал? Без толку все. Тебе только блатняк играть. Типа… » Мама, мама, мама дорогая, Прости, что воровку на свет родила. С вором я ходила, вора я любила, Вор воровал, воровала и я.» Пропел он. — И то, пока никто не слышит. — Слушай и ты тоже? Обижусь ведь… — На обиженных воду возят. Знаешь? — Подожди… — Мику заинтересованно посмотрела на него. — Ты играешь? Мальчик замялся. — Ну… Классическая гитара, типа. Почти три года. — Неплохо. Где учился? — Учусь. В музыкальной школе, в «десятке». — Стоп. Это которая на Вернадского? — Ага. А ты откуда… — Я там тоже учится буду. Мама записала. Сказала, что мне классику надо подтянуть. Ужас… А тебя кстати, как зовут? — Костя. — Мику. Она протянула руку. Алиса тут же отодвинула Костю в сторону. — Потом… С тобой надо закончить. — Чего тебе еще? — Того и этого. Короче. Если ты такая крутая, то покажешь, как правильно играть? — Paint it black что ли? — Хотя бы. Мику задумалась. — Ну и смысл, если ты аккорды не запоминаешь? Ладно, блин, я тебе тогда табы распишу. Знаешь хоть что это? — Знаю. Ты дуру из меня уж не делай. Костя тем временем оглянулся вокруг и охнул. — Еба, бля… Урок то уже начался. Девки бегом, а то… … — Саш, Женя вы куда двигать хотите? — Погуляем, а потом… — Понятно. Тогда встречаемся как обычно. Давайте. Рыжеволосая девочка подергала Мику за руку. — А это ты Алиске синяк поставила ведь. А как тебя зовут? — А меня Уля. А вы больше драться не будете? Не люблю когда дерутся. — Да нет, не будем. — Тогда пойдем. — Куда? — В гости к нам. Алиса, можно. — Можно. Как раз и пообедаем… … Прошло полгода. — Лиска, а можно тебя спросить? Алиса повернула голову, не переставая помешивать что-то поварешкой в кастрюле. — О чем, Мику? Та замялась. — Ну… Это… В общем… — Микуся… Или спрашивай, или не отвлекай меня. Я вобще-то жрать готовлю. Рожай быстрее. — Ладно… Костя тебе кто? — В смысле? Не поняла. — Ну, ты с ним живешь… — Микуся, ты ох*ела? Поварешку видишь, в лобешник ведь прилетит. Та отодвинулась подальше. — Прости, пожалуйста. Алиса сделала вид, что плюнула на пол. — Мать, я же тебе говорила, что он мне брат. Практически родной. А фамилии разные, потому что родители никак не могут документы на удочерение подать из-за работы. Официально оформят и фамилии одинаковые тогда будут. Говорила? Мику вздохнула. — Может я забыла. А просто он мне… — она шмыгнула носом. — нравится. А тут… Алиса хмыкнула в кулак. — Опаньки… Запала да? Ну это нормально, к нему вечно девчонки клеются. Как успехи? Мику покраснела. — Алиска, тебе не стыдно? Такое спрашивать? — А что такого? Что естественно… — она приняла задумчивый вид. — Вопрос. Когда вы меня с Ульянкой на улицу гоните… Вы чем тут занимаетесь? Лицо Мику приобрело свекольный оттенок. — Ничем мы тут таким не занимаемся. Прекрати пошлить. — Да ладно… Вы, главное, предохраняться не забывайтесь. — ЗАТКНИСЬ! На кухню вышли Костя и Ульянка. — А вы чего тут орете, интересно? Костя принюхался. — Мне кажется или что-то подгорает? Алиса замахала руками и бросилась к плите. — Да чтоб вас. Это же жрать! Мику, помогай обед спасти. Ульяна удивленно огляделась вокруг. — Это чего, мы кушать не будем? — Будем. Но попозже. Ну Микуся… Помогла называется. Спасибо. — Пожалуйста. … — Ой, кто-то в дверь звонит. Алиса, сидевшая в кресле у торшера, положила шитье на журнальный столик. — Костя, ты слышишь? Тот снял наушники и отложил электрогитару. — Теперь слышу. — Тогда открой. Только спроси сначала. Кого принесло на ночь глядя… — Кто там? Подожди, сейчас открою. За дверью стояла Мику. В мокрой куртке, в руках гитара в чехле, рядом большая сумка. — К вам можно? — Проходи, конечно. Раздевшись Мику аккуратно смела мокрый снег с сапожек, сняла шапку, встряхнула волосы и, поставив гитарный чехол у стены, прошла в комнату. — А ты чего это с сумкой? — Там вещи. Ну одежда и… Я это… Я у вас поживу? — Ой, а что случилось-то? Алиса удивленно посмотрела на гостью. — Не поняла, ты что с родителями поссорилась? Та, уронив сумку на пол, замахала руками. — ДА НЕТ! Просто… А можно позвонить? — Звони конечно. Зачем спрашиваешь? И тапочки одень, нечего в носках… Мику набрала номер и покосилась на Костю. — Мам… Ага дошла и даже не замерзла. Ну короче я ему сейчас все скажу и обрадую. Как договорились. А ты завтра зайдешь? Как папа? Невозмутимый? Ну и хорошо. Ладно, спокойной ночи. Все заинтересованно посмотрели на нее. Первой не выдержала Ульянка. — А чего ты рассказывать будешь? — Давай колись, мать. — Что-то у меня плохое предчувствие… — А я предупреждала тебя о последствиях… — Лиска, ты лучше молчи. Самурайка… Мику смущенно потупилась. — Костя… Вобщем… Есть обычай. Традиция. Чтобы суженные перед свадьбой пожили вместе. Ну там узнать получше друг друга, привыкнуть… Хозяйство общее. Короче вот. К счастью Алиса успела пододвинуть Косте стул. — Микуся… Ты охренела? Нет ну я все понимаю, но… КАКАЯ НАФИГ СВАДЬБА! Нам же пятнадцать лет. Три года до… до совершенолетия. Ты хоть врубаешься? — Ух ты! — обрадовалась Ульянка. — Свадьба! Ура! Чур я фату буду нести. — Уля… Какого… Алиса, подперев ладонью щеку, покачала головой. — Микусенька, ты гениальна в своей простоте. В этом ведь что-то есть, Костя. — ХВАТИТ! Ничего в этом нет. И вобще… Это хрень какая-то. Мику неожиданно захлюпала носом, потом закрыла лицо руками и сев на пол, заревела. — Значит ты меня разлюбишь… Ты уже меня не любишь. Ты меня… А я… Ты… Женская логика, однако. Ульянка нахмурившись, стукнула Костю по спине. — Ты дурак совсем. Ты зачем Микусю обидел? Она же плачет. Алиса присела рядом, утишая подругу. — Мику… Ну все мужики сволочи. Знаешь же. Та всхлипнула. — Нет! Костя… Он… Хороший, только… Алиса повернулась к парню. — Чего сидишь скотина бесчувственная! Тут твоя… можно сказать будущая жена рыдает, а ты… — Короче. — она встала. — Давайте миритесь, а мы пойдем чайник включим. Уля, за мной. … Алиса осторожно заглянула в комнату. Костя с Мику сидели обнявшись на диване. — Самурайка… Прости меня, дурака. Пожалуйста. Просто неожиданно как-то. — Прощу, если поцелуешь. — Можно? — ОЙ! Алиса выйди, мы… — Да ладно, пойдемте чай пить. — А сумка, там же… — Потом разберем. С кухни раздался ульянкин голос. — Где вы там, тут чай стынет. … — Улька. Вздумаешь проболтаться кому-нибудь… Я тебя сама… — Да не скажу я никому ничего. Честное слово. … — Ну Катерина, что с этим безобразием делать будем? — Коля, какое безобразие? У Мику семья приличная. Мама детский врач. Отец инженер. И сама она девочка серьезная, воспитанная, хозяйственная. Чем не пара? Любят они ведь друг друга. — Да ведь рано им еще об этом думать. Школу еще не закончили, а… — Закончат. Три года быстро пролетят. И… Вспомни какими мы были в их годы. Что творили. Как вместе из дома убегали, как… — Ну не знаю. Нет, ты права конечно. Влезать в это танком, запрещать, давить… Не дело. Короче. Сын, иди сюда. Значит, Костя. Мешать мы вам и запрещать не будем. Да и… Но запомни. Внуков нам еще рано. Понял? — Пап, ну ты скажешь… Мы ничего такого… — Ладно-ладно… Теперь давай зови свою невесту. Хоть познакомимся поближе что-ли. ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОЙ ГОД. ВСТРЕЧА. Уже не лето, но еще не осень. Межсезонье. Еще по прежнему тепло и прогретый на солнце асфальт, и рано снимать летнее. Но в воздухе уже чувствуется слабый запах палой листвы, а по ночам стелется осенняя дымка. По улице, пробираясь через толпу и весело переговариваясь идут две девчонки. Одна рыжая, в джинсовом сарафане, другая прячет под потрепанной курткой длинные волосы цвета аквамарина. За спиной у нее, расшитая цветами холщовая сумка. — И вот откуда они все взялись? Не пройти же… Чего толкаетесь? Извините… — Суббота же, гуляют типа… Ты лучше скажи, тетя Рая точно сегодня работает? — По графику вроде должна. — А если… — Никаких если. На крайняк мужиков попросим. Не ссы. Первый раз что-ли… Лучше дай подумать сколько брать будем, чтобы денег хватило. Стой. Да подожди ты. Рыжая остановилась, побледнев. — Ты чего? Привидение увидела? — Смотри. — рыжая показала пальцем. У стены, опустив голову сидел мужчина. Странная, похожая на военную форму, одежда, длинные седые волосы. Между ног рюкзак. Люди, проходившие мимо лишь отворачивались от него, бросая брезгливые взгляды. Пьяный поди… Милицию позвать, да связываться неохота. — И что? — удивилась зеленоволосая. — сидит и пусть себе. Рыжая лишь помотала головой. — Да нет… Ну не может же быть. Он… — Кто он? Лиска, у тебя крыша едет от снов. Кончай… Та лишь отмахнулась. Потом, подойдя к человеку у стены, присела перед ним на корточки и потрепала его за плечо. — Эй… Что с тобой? Тебе плохо? Ты хоть живой? Мужчина поднял голову. — Какого хера? Что нужно, б**дь? Рыжая отшатнулась, сев на тротуар. — Господи, ты… Страшно изуродованное лицо. Ощущение такое, как будто его изрезали ножами, а потом сшили на скорую руку. На месте правого глаза шрам. — Лиска, это же… Он что-ли? Слышь, ты вобще кто и чего? Мы на районе всех знаем? Рыжая только поморщилась. — Самурайка, да прекрати ты х**ней страдать. Тем временем человек, прищурясь внимательно посмотрел на девчонок, и неожиданно, застонав, схватился за голову. — Сука, больно… — Ты что? — Я вспомнил. Я же вас во сне видел. Двоих. И там вроде еще помладше рыжая была, и парень какой-то… — Слушай, это он про… — Черт… Понимаешь тут какая фигня… Мы же тебя тоже во сне видели. Все одновременно, прикинь. Слушай, а имя у тебя хоть есть? — Азад. Вроде бы. — Это что имя у тебя такое странное? — Нет. Позывной. — Ну допустим. А меня Алиса зовут. Лиска. Ее Мику или Самурайка. Знаешь, давай мы тебя Седой будем звать, не обидишься? Слушай, а ты вообще как здесь оказался? Откуда? Седой зажмурился, потом выдохнул. — Из «Лесного». Помню ведь. Алиса снова отшатнулась. — Во бля… Ну… Мику ты слышала? Та пожала плечами. — И что такого особенного в этом? — Ты совсем что-ли? Не знаешь что такое «Лесной»? Мику почесала лоб. — Вроде слышала от родителей, что это санаторий какой-то. Алиса в ответ покрутила пальцем у виска. — Микуся, ты дура. Знаешь? В этот санаторий путевки в профкоме не дают. Это… Как я слышала. Закрытый военный госпиталь. Вроде бы. Точно никто не знает. Охраняемая зона. И говорят о нем только шепотом, на кухнях. Понимаешь или нет, какая хрень. Мужчина тем временем порылся во внутренних карманах куртки. С удивлением посмотрел на вытащенную пачку денег. Мол, откуда взялись? Потом достал потрепанный листок бумаги. — Это что? Дай глянуть. Алиса повертела в руках листок. — Не хрена не поняла. Не по русски написано. Не по английски. Женьку бы сюда, она языки знает. — Дай сюда. — Да не на японском. — Да давай я посмотрю. — Это латынь. Похоже типа выписка из истории болезни. Вон видишь, печать и подпись, только неразборчиво. — И что там ему написали? — Ну, как я поняла… После тяжелого ранения и контузии страдает частичной амнезией. Вроде как потерей памяти. — А дом то у тебя есть? Ну… Мужчина сделал вид, что улыбнулся. — Наверно, только… Потом, хмыкнув, посмотрел на свои руки и снова улыбнулся. Мику, присевшая рядом, вгляделась в него и, неожиданно ойкнув, потянула подругу назад. — Ты чего? — удивилась Алиса. — Того, б**. Слушай, может пойдем? Мне что-то с ним стремно стало. Без памяти, без… Крезанутый какой-то. Ты руки его видишь? — Вроде костяшки на кулаках сбитые и… И, черт, кровь? Слышь, Седой, ты помахался с кем-то недавно? А кровь? Мочканул что-ли кого? Только честно давай. Тот лишь пожал плечами. — Не помню, наверно нет. Только откуда деньги? Раньше вроде не было. Знаете что, девчонки, вы идите куда шли. Поговорили и ладно. А я посижу, да может вспомню. Седой прикрыл глаз и простонал, обхватив голову. — Вот только башка болеть начинает когда вспомнить пытаюсь. — он махнул рукой. — А вы идите. Зачем я вам сдался? Алиса только помотала головой. — Вот еще. Мику, его же оставлять нельзя. Та почесала лоб. — Нельзя. Точно менты загребут. И сны опять же эти… Ох… — она, выдохнула, закусив губу. — И что же они с тобой сделали? Что они сделали с тобой, ронин. Они ведь отобрали у тебя все. Все… Имя, прошлое, память… Отдав взамен только боль. Мику тяжело вздохнула. — А ведь они наверно думают, что сломали тебя как ломали других. Да? — Нет. Алиса погладила Седого по руке, потом дотронулась до его изуродованной щеки. В ее глазах неожиданно блеснули слезинки. — Где же ты был, чтобы вот так? Где? — В аду. « Не отправленные письма, как испуганные птицы в силках Ломали крылья, пропадая в почерневших лесах, Старуха выносила мертвых на костлявых руках, Живые теряли разум, заглянув ей в глаза. Мы стояли по горло в трясине, улыбаясь весне, Мы глохли от взрывов, мы видели вещие сны, Мы сжигали деревни, и плавилось солнце в огне, Мы знали слишком много такого, чего знать не должны.» — Вот что. Пойдем домой. Давай. Это неправильно, плохо когда человек без дома, без… Я знаю. Знаю. Микуся что скажешь? — А Костя? — Разберемся. — Тогда… Слушай Седой. Тут вот такой расклад. Может мы под это дело вина возьмем? Типа за знакомство и все такое. — Микуся, ты… Ты совсем е**нулась? Та пожала плечами. — А что? Нет, ты не думай, это не развод какой. У нас тоже прайсы есть, если Лиска их не посеяла. Скооперируемся, типа. И да… Впишем, не волнуйся. Седой прищурился. — Уговорили. Сколько нас там будет? Ну то есть сколько вина брать? — Пьющих, с тобой, четверо. Тот достал деньги, пересчитал. — Нормально, должно хватить. — встал, закинул рюзак за спину. — Пошли. А то сидеть надоело. А мимо проходили люди, не обращая на них никакого внимания. Лишь немногие оборачивались, презрительно косясь на странного мужика в застиранной «горке», идущего с двумя девчонками. «Но мы отравлены дурью, мы чужие на этом пиру. Эти марши оркестров, фейерверки помпезных ракет, Эти флаги с гербами, реющие на ветру, Это наша страна, которой до нас дела нет.» …– Сигарет надо еще взять. И папирос пачку. — Зачем? — Ну, видишь ли. Микуся у нас папиросы курит. — Да не курю я. А что, осталось думаешь? — А то. — АААААААА! — Блин, Самурайка, ты еще громче ори. Чтобы ментов кто-нибудь догадался позвать. — Да ладно. В вино-водочном отделе Алиса протиснулась к прилавку и помахала рукой продавщице. — Тетя Рая! По другую сторону прилавка, женщина средних лет раздраженно посмотрела на нее. — Лиска! Не дам. Сколько можно. — Да не мне. — Алиса показала на Седого. — Ему. — Ему? Слышь, что-то я тебя покарябанного раньше не видела. Вы где его нашли? Ладно, не мое дело. Мужик, в очередь вставай. — Что брать будешь? Седой ненадолго задумался. — Давай шесть «Массандры», гуляем. Блок «Интера» и пачку «Казбека». Сколько с меня? Девчонки, принимайте, у меня две руки. Наконец купленное было аккуратно упаковано в сумку и рюкзак. — Все? Алиса приложила палец ко лбу. — Нет конечно. Самое главное чуть не забыли. Где тут… — Дайте пожалуйста две бутылки лимонада, вот те пирожные и пачку чая. Спасибо. Перехватив недоуменный взгляд Седого, Алиса с Мику одновременно пожали плечами. — Да это… Сам увидишь. Пошли. … Обычная пятиэтажка. Дворик с песочницей, качелями, играющими детьми и бабушками, сидящими на скамейке у подъезда. Проходя мимо, Мику вежливо поздоровалась. — Добрый день. Старухи подозрительно покосились на мужчину. — Вы кто? — Да это дальний родственник костин. Вот приехал. — Здравствуйте. — А зовут вас хоть как? — Азад. — Здравствуйте. Родственник, значит. Ну это ладно. Может быть хоть за вами присмотрит. А то… — Ох, а что же с лицом у вас? Смотреть страшно. — Да… Несчастный случай на работе. Авария… — И надолго вы к нам? — Как получится. Лиска потянула его за собой. — Пошли. Извините, дома ждут. … Алиса открыла дверь квартиры на пятом этаже. — Мы дома. Их встретил высокий парень с длинными черными волосами, одетый в темную спортивную майку и такие же мешковатые штаны. — Девки… Вас только за смертью посылать. — он перевел взгляд на Седого. — А это кто? — Да вот, как-то получилось, что… Короче он… Запахло скандалом. — Я что-то не въехал. — парень недобро сощурился. — Слышь мужик, ты какого хера сюда приперся? Я тебя не знаю. Ты зачем пришел? Что тут потерял? И на девок не вали… А вы? Делать вам нечего, только с улицы всяких приводит? Что еще за… Мужик, ты все понял? Седой равнодушно посмотрел на парня, пожал плечами и хотел уже было повернуться к входной двери чтобы выйти. Алиса остановила его. — Стоять. — она толкнула черноволосого к стене. — Ах ты ж, сука… Не знает он. Не знает. Братик, тебе напомнить как ты кричал когда его во сне увидел? Напомнить? Мику… — А я чего? Может он мозги посеял, ох**вший наш… Может он е**нулся нечаянно, может подкурить успел… Я же не в курсе, что он без нас тут делал. Тоже мне, на измену сел. Тем временем из комнаты в коридор вышла рыжая девочка лет двенадцати. — А вы чего тут кричите и ругаетесь еще? Да еще с матерками. Фу… Она перевела взгляд на Седого. — Ой, дядька. Я тебя знаю, ты же из сна пришел. Точно ведь. А как это? И страшный еще… — Прости, что напугал. Девочка только шмыгнула носом. — Да я может и не сильно напугалась. Просто неожиданно, вот. А тебя как хоть тогда зовут? — Азад. — А меня Уля. А ты как нас нашел? А они, что на тебя ругались? А зачем? Парень тем временем отстранил Алису в сторону и вздохнул. — Прекрати, давай. Черт… И не на измене я. Ну да, он это. Помню я. Просто… Сама ведь знаешь. — Ты мне стрелки не переводи и заканчивай тут. Борзеть, ты, перед другими будешь, понял? Все, проехали. — она повернулась к Седому. — Ты его извини уж… Черноволосый снова вздохнул. — Действительно, некрасиво получилось, ведь. Дурак я, что не допер сразу-то. — он протянул мужчине руку. — Наехал не по делу. Прости и давай знакомиться что-ли. Меня Костя зовут, можно Апач. Мику, облегченно выдохнув, сняла с Азада рюкзак и, отдуваясь понесла его на кухню. — Тяжелый, сука, ведь. Ты чего туда напихал? Костя, помоги разобрать. Алиса тем временем повернулась к Ульяне. — Спасибо, выручила. А ты есть хочешь? Та помотала головой. — Нет. Я уже хорошо кушала. — Вот и ладно. Можешь пирожное взять и… Ульянка только зашмыгала носом. — Знаю. Я пошла. Микуся! Где мои пирожные? — Контрольная у нее в понедельник. По математике. А она ее не очень. Седой, повесив куртку, удивленно осмотрелся. — А взрослые где? Алиса хмыкнула. — А вот нету. И ведь почему-то все поначалу удивляются. Ну то есть… В геологической экспедиции они. Мы тут типа сами управляемся. Нет ну Микусина мама иногда заходит. Ольга… И короче, ты на бразера не обижайся. Не со зла он. — Да нормально все. Руки можно помыть? — Конечно. Вот как Ульянка только кровь у тебя не заметила? Крику бы было… — А полотенце? — Возьми мое, там буква А вышита. Умывшись, Седой вышел на кухню. — Слушай, извини, что в твоем бэге пошарились. Там вещи какие-то были. Завтра уже определим, а сейчас давай за стол. Стынет все. Костя задумчиво посмотрел на Азада. — Да, а что там у тебя за найф? Охотничий что-ли? — Боевой. — Круто, блин. Мику недовольно махнула рукой. — Прекращайте. А ты… Еще бы автомат с собой прихватил. — Извини, в другой раз обязательно. Наконец сели, разлили вино. Алиса подняла стакан. — Ну, типа, за встречу и за все хорошее. Седой, ты хавать наверно хочешь? Мику, подложи ему. И хлеба. Повторили. Еще… Покурили… Когда пустая бутылка отправилась под мойку, Мику с интересом посмотрела на Костю. — Апач… Кстати о птичках, а ты заметил, что у нас есть папиросы? Только не говори, что не осталось. — А птички тут причем? — Для красоты, б**. — Да понял я. Подвинься, дай пройти. На кухню он вернулся с целлофановым пакетиком. — Вот. А кто сделает? Азад протянул руку. — Дай-ка… Если конечно не забыл как это делается. Пододвинув пепельницу, он вытряс в нее табак из папиросы и забил косяк. — Кто взрывать будет? — Ты мастырил, ты и взрывай. — Форточку только откройте, а то весь флэт провоняет. «Твоя мать отдает мне свой сладкий чай, Но отвечает всегда о другом, А отец считает свои ордена И считает меня врагом. И в доме твоем слишком мало дверей и все зеркала кривы. Так не плачь обо мне когда я уйду стучаться в двери травы.» Седой щелкнул зажигалкой и, улыбнувшись, выпустил клуб дыма. — Хорошая дурь. Затянулся еще раз и протянул косяк парню. — Возьми. — Костя, а вдуй мне. — Сейчас, сделаю. И паровозик пых-пых-пых… — Лиска, держи. — Азад, тебе паровоз пустить? — Спрашиваешь… Тем временем на кухню вышла Ульянка и сердито оглядела компанию. — Сидите, да… — Ты чего? — Того. Вы тут опять обдолбанные, а у меня задачка не решается. А в понедельник контрольная. А вам пофиг. Вот. — Улька… Ты где таких слов нахваталась? — От вас конечно. Тоже мне. Азад повернулся к девочке. — А что за задачка, пойдем посмотрим? Та лишь вздохнула. — Она сложная. Про два поезда. Ну… ладно, пошли. Может поможешь. Когда они ушли, Алиса удивленно заметила. — Странно это. Ульянка же обычно кроме… короче к взрослым не идет. А тут… Как будто бы… Посидели еще. Открыли вторую бутылку. — Что-то долго они там. Неожиданно из комнаты раздался восторженный детский крик. — ААААА! ЗДОРОВО! — Понравилось? — А ТО! ДАВАЙ ЕЩЕ! — Хватит на сегодня. Остальное завтра. Алиса обеспокоенно посмотрела на Мику. — Слушай, это что сейчас было? Костя, глянь, чего они там. Тот уже начал было вставать из-за стола, когда на кухню вышла довольная Ульянка, таща за руку Азада. — Уля, ты чего кричала на весь подъезд? — Мы задачку решили. Там надо было разделить… и игрек еще. вот. Седой сел на свой стул, Ульяна тут же залезла к нему на колени. — Чай хочу. И кушать. Мику сделала ей бутерброды, протянула тарелку. — Лиска, а чего тебя на стремаки пробило? — Не знаю, забудь. Давайте лучше еще выпьем. За математику, блин. За окнами начало уже темнеть… Слово за слово, стакан за стаканом и третья бутылка отправилась под мойку. Ульянка внезапно откинулась на Азада и захрапела. — Ты чего? — Уля спать хочет. Алиса, глядя на нее, зевнула. — Может и правильно. Мику ты… Та лишь помотала головой. — Точно. Что-то я тоже вырубаюсь. Хорошая дрянь была. Да и вайн… — Короче. — Алиса встала из-за стола. — Азад, неси Улю в зал. Уложите ее спать, а мы тут приберемся немножко. В зале Костя раздвинул диван, застелил постельное белье. — Давай, укладывай. Да халат с нее сними. Он посмотрел на мужчину и хмыкнул. — Ты что, не разу детей спать не укладывал? Привыкнешь, однако. Потом повернулся к вошедшим в комнату девчонкам. — Убрались уже? Алиса прожевав, кивнула. — Ага. — Тогда давайте спать. И это, ночью к холодильнику не бегать. Самурайка, бля… К тебе относится. Твои пробивки на хавчик… В дверь скоро пролазить не будешь. Мику только обиженно засопела. — Да ты… Ты… А… — и неожиданно кивнула. — Ладно, попробую. — Тогда пошли ложиться. Костя с Седым повернулись уже к двери, когда Ульянка, не просыпаясь, приподнялась с дивана. — Дядька, ты здесь? Азад подошел к дивану, уложил ее обратно, укрыл одеялом. — Здесь я, рядом. — Ты только не девайся никуда. Седой улыбнулся. — Никуда я не денусь, спи, маленькая. Ульянка довольная легла, подложив ладошки под щеку. — Хорошо. Тогда спать буду, вот. Мужчина, неожиданно опустив голову, вышел из комнаты. Алиса проводила его взглядом и почесала в затылке. — Не хрена себе. Ощущение такое, словно… Они друг друга знают давно. Как будто… Ладно, давайте спать, завтра хоть выспимся. Когда Костя зашел в свою комнату, Седой стоял в темноте у окна. Повернулся… В глазу у него блеснула слеза. — Видишь как оно… Тяжело возвращаться, никогда не думал что настолько. Где мне лечь можно? — Подожди, я сейчас. — парень, включив свет, открыл шкаф и вытащил раскладушку. Потом достал свернутый в рулон матрас с простыней и прочим. — У нас тут ночуют иногда. Закончив с постелью, он выпрямился. — Вроде все. Я свет выключу. Спокойной ночи. ВОСКРЕСЕНЬЕ. «НАС ГЕНЕРАЛАМИ ПЕСКОВ ЗОВУТ…» Седой проснулся от ощущения, что рядом кто-то есть. Он повернул голову. Около раскладушки стояла Ульянка и с интересом глядела на него. — Спишь. — Наверно нет. — Тогда вставай. — она потрепала его за руку. — Утро же. На кровати заворочился Костя. Сел, протер глаза. — Уля… Ты хоть знаешь сколько времени сейчас? — Конечно нет. Но утро. Парень, вздохнув, дотянулся до будильника на столе. — Ух ты… Десять часов? Встаем. Да, а ты почему раздетая и босиком? Где тапочки? Девочка только ойкнула и выбежала из комнаты. — ТАПОЧКИ! Из зала послышался недовольный, заспаный голос. — Улька, не ори под ухом. — Вставать! Утро! — А который час? — Костя сказал, что на будильнике десять, вот. — Ну хорошо. Микуся, просыпайся. — Зачем? — Надо, мать. Сама знаешь. Где у нас сигареты были? На кухне, что-ли остались? Еще минут через сорок все собрались на кухне. — А еда где? — Нехрен привередничать. Что есть, то и… Микуся, голова как? — Нормально. — Вот и хорошо. Значит вино убираем, пьем чай. — КУДА УБИРАЕМ? — В холодильник. В ответ только тяжелый вздох. — Микусенька, не вздыхай. Знаешь же, что первым делом, первым делом самолеты… И вообще. Кто тебя заставлял в школу идти? — Мама, блин. — Опять отмазки. … Покончив с тем, что обычно называется завтраком, вышли в зал. — Седой, помоги стол на середину выдвинуть. Девочки тем временем начали выкладывать на стол учебники, тетради… Алиса принесла несколько логарифмических линеек. Подумав, она добавила к ним калькулятор. Ульянка задумчиво поглядев на это великолепие, убежала на кухню. Вернулась с тарелкой на которой лежали остатки бутербродов и печенье. Поставила ее на середину. — ВСЕ. Садимся, давайте. До обеда успеть надо. Алиса обернулась к мужчине. — Седой, а ты займись чем-нибудь. Только тихо. Не шуми, пожалуйста. Ну что? Понеслась по кочкам… — Кто мои конспекты по истории видел? — Где химия? — В рифму сказать? — Не надо. — Улька, кончай чавкать. Азад постоял, молча глядя на сидевших за столом, потом, улыбнувшись вышел в коридор. … Прошло наверное часа три, может больше. Наконец Алиса, потягиваясь, встала, хрустнула пальцами. — УФ… Мы писали, мы писали и… немножко заибались. Она втянула носом воздух. — А чем с кухни пахнет? Вкусным. — Чего? — Вы закончили? — спросил Седой, заходя в комнату и вытирая руки полотенцем. — Вообще-то да. — Тогда пошли обедать. Все переглянулись. — Куда? Мужчина пожал плечами. — Кушать. Но, если вы не хотите… — Чего это мы не хотим… — возмутилась Ульянка. — Мы может очень даже хотим. — Тогда мойте руки и на кухню. На кухне Мику только тихонько ойкнула. Алиса, закрыв рот, приподняла крышку кастрюли, стоявшей на плитке. — Ты… ты… Суп сварил что-ли? Из чего? — Ну, у вас тут курица консервированная была, лапша какая-то в пакете… — КУШАТЬ! — Костя… Холодильник. — Вот это правильно, мать. Имеем право. Парень, вздохнув, открыл холодильник. — Одну для них оставим. Ну а вторую за хорошую учебу. Сели, разлили. Суп по тарелкам, вино по стаканам. Выпили… — Курицу еще хочу. — Возьми мою порцию. — А сам? — Я жидкого посербаю, нормально. Ульянка нахмурилась. — Нет, вот еще. — она разделила кусок почти пополам. — Это тебе. Кушай давай. — Спасибо. Пообедав и помыв посуду, поставили в зале стол на место, разложили все по сумкам. — Уля, ничего не забыла? — Никак нет. Мику посмотрела на телефон. — Костя… Тот набрал номер. — Здорово, наука. Как оно? Ну значит мы сейчас подтянемся. Что? Ну ладно. Придумаем чего-нибудь. Положил трубку. — Просили бутербродов. Пойду сделаю. Пока Костя возился на кухне, а девчонки одевались, Седой сменил военные брюки на джинсы, достал с полки для обуви кроссовки. — Собрались? Мику, тебе ответственное задание. Государственной важности, блин. Пакет с бутербродами. Не издумай Ульянке отдать. Это для Юджи. Перевел взгляд на Алису. — Лиска, а вот на хрена тебе гитара? — Ты что… Вещь полезная. — Да бля… Это уже третья гитара которую ты расколотила. — Не ври вот, всего лишь вторая. — Тогда отдай ее Седому, у него целее будет. … Вышли из подъезда. Ульянка тут же, улыбнувшись, взяла Азада за руку. Пересекли двор. Мимо бабушек, сидящих на скамейке. Одна оторвалась от вязания, огляделась внимательно вокруг. — Петька, ты где? Со двора не убегай. — Здравствуйте. Мимо детей, играющих в песочнице и качающихся на качелях, мимо мужиков за столиком, азартно стучащих костяшками домино. Свернули налево, потом направо. И наконец вышли к каким-то старым гаражам с потрескавшими стенами. Вдалеке кто-то возился с «Запорожцем». Увидев компанию, помахали руками. То ли здоровались, то ли типа идите мимо. Продрались через кусты. Дворовый шум почти стих, зато рядом похоже оживленная улица. У одного из гаражей сидели двое. Парень и девушка. Обоим лет по шестнадцать и он, и она в очках. — Здорово. А мы вас ждем. Парень показал на стоявшую рядом с ним трехлитровую банку разливного пива и какую-то вяленую рыбу, лежащую на газете рядом. Девушка подняла голову от книги, и пригладив непослушный хохолок, махнула рукой. — Привет. Пожрать принесли? — А то. — Мику достала из холщовой сумки пакет. — Совсем не ела? — Да ну… Мама на работе, срочный заказ у них типа… Будет только вечером. А дома почти ничего и денег нет, как обычно. Хорошо Сашка выручил, принес. Я ей оставила, сама у него перехватила. Не помню чего, но неважно. Она перевела взгляд на Седого. — А ты… Алиса тем временем сняла с кустов три граненых стакана, ополоснула их под уличным краном. — Ну да, знакомьтесь. Это Седой. Парень протянул руку. — Саша. — Он у нас кибернетик. Роботов делает, представляешь. — влезла Ульяна. Саша шутливо погрозил ей пальцем. — Прекрати. — вздохнул. — Отец, помнится, во Дворец Пионеров записал. Робототехника, сынок, бля, это наше будущее. Как-то вот. — А я Женя. — девушка снова поправила хохолок. — Можно Юджи. А пиво нальет кто-нибудь? — Костя, а где сюрприз? Доставай. Лиска неожиданно поманила Азада. — Пошли, отойдем. Можно сказать введу тебя в курс дел наших. Короче Женька… Она ведь без отца растет. А мать… На двух работах, да… И вообще. — Алиса хмыкнула. — Нормальная семья тут только у Сашки. Повезло, типа… Ну и Микуся еще. Такая х**ня, вот у нас. А ну да… Короче Женька с Сашкой вместе гуляли. На почве любви к науке, типа. А потом это чудо в «Совенке», это лагерь пионерский, Ленку встретило. И втрескалось по самые ухи. Ну Женька у нас поплакала, погоревала и в Смуглого влюбилась. Там свои проблемы, но всем похеру. А с чудом она просто дружит. — Алиса… — послышалось со стороны гаража. — мы все слышем. — Лиска, сука… Уебу ведь. — Да молчу я. Кстати, Юджи, а Смуглый где? — В Караганде. Сказал, что до вечера занят будет. Азад подошел к Жене. — А что читаем? Та, заложив пальцем страницу, показала обложку с библиотечным штампом. Владислав Крапивин. «Голубятня на желтой поляне». — И как? Она махнула рукой. — Да фигня какая-то. Сказка детская. Это я чисто по приколу. … Тем временем к гаражу подошли еще трое. Чуть помладше. Поздоровались. Костя показал на пиво. — Будете? Самурайка, стакан освободи. — Спасибо, не откажемся. Можно пару бутербродов взять? С утра не жрали. — Бери конечно, что спрашивать. Посидели, покурили. Один из подошедших встал. — Ладно, пойдем мы. Дела… — В сад придете? — Не знаем еще. Если у Федоса батя протрезвеет, может и филки будут. А нет, шмонать придется. Тот, кого он назвал Федосом сплюнул. — Заибал он со своим бухлом. Пришью я его когда-нибудь. Дождется. Когда ребята ушли, Мику вздохнула. — Хорошие мальчики, добрые. Только по темноте с ними не встречайся. А то не узнают еще, на гоп-стоп возьмут. Потом может и извинятся. И всем, заметь, пох**. Кроме Ольги. А что она одна… Седой взял лежащую рядом гитару, прикрыл глаз… Что ты сделаешь, что скажешь? «Над небом голубым есть город золотой С прозрачными воротами и ясною звездой, А в городе том сад, все травы да цветы, Гуляют там животные невиданной красы: Одно, как желтый огнегривый лев, Другое вол, исполненный очей, С ними золотой орел небесный, Чей так светел взор незабываемый. Алиса простонала, закрывшись руками… — Прекрати, больно же… Не надо. » А в небе голубом горит одна звезда. Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда. Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят, Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад. Тебя там встретит огнегривый лев, И синий вол, исполненный очей, С ними золотой орел небесный, Чей так светел взор незабываемый.» Алиса повернула к мужчине заплаканное лицо. — Где он! Где твой город в котором люди живут, а не… В котором у Федоса отец трезвый, в котором на кухнях не шепчутся. Посмотри вокруг. Да посмотри ты! Грязь, битые бутылки, обоссанные стены и косые взгляды прохожих как на врагов народа. Как… Она откинулась к стене гаража. — Запомни. Это наш мир. А теперь и твой. Привыкай, другого не будет. Уля, не плачь. — Я и не плачу. Просто соринка в глаз. Мику неожиданно со злостью зашвырнула бутылку с вином в кусты. Послышался звон. — Нах** все это. Затрахало. «Кругом одни менты, кругом одни мудаки. Шпана помыкает шпаной И это ли наш кайф? Поневоле будешь курить и пить, Поневоле будешь стучать и бить. Поневоле насрешь ближнему в рот, Горько усмехнувшись, вытирая нож…» — Успокойся, пожалуйста. — Я спокойна. Даже не начинала нервничать. Алиса вытерла слезы. — Костя, слушай, а кто сегодня в саду играть должен? Тот посчитал что-то на пальцах, посмотрел наверх. — Вроде «Странники» лабать будут, если не путаю конечно. — Круто. Сходим? Уля, а ты чего? Ульянка нахмурилась. — Ага… Знаю я как вы на танцы ходите. — Слушай, ну… Мы себя хорошо вести будем. Честно. — Поверила я вам, как же. Она шмыгнула носом. — Все равно ведь пойдете. — Вот и собираемся, давайте. Микуся ты чего приуныла? Не нагоняй тоску. — Да я это… Короче, отойду посру, хоть от нервов. Без меня только не уходите, я наверно быстро. Она скрылась за гаражами. Переглянувшись, все дружно пожали плечами. Мол, что теперь, бывает. Мику вернулась через несколько минут, поправляя ремень на джинсах и вытирая руки каким-то лопухом. — С облегчением, мать. Как оно? — Да заибись и ну тебя… Сама знаешь куда. Пошли что-ли? … Прошли вдоль гаражей и наконец вышли на улицу. Мимо них прогрохотал старенький трамвай. Магазины, кафе, здания в стиле ампир, кинотеатр с колоннами и афишей… «Версия полковника Зорина». — Это типа у нас старый центр. — Алиса похоже взяла на себя роль экскурсовода. — Короче, налево-направо фигня всякая. Кстати… Она покачала головой. — И ведь считается благополучным районом, но по ночам гулять не рекомендую. Нам то похрену конечно. Ну а что хотел? Рядом две зоны, химия… Вот такой городок у нас, Зареченск, веселый. Пройдя еще немного вышли к тому, что обычно называется городским садом. У входа какие-то скульптуры, похоже местные рабочий с колхозницей, запыленный и обвисший красный транспорант наверху металлических ворот. Явно что-то о победе коммунизма. Вдалеке медленно проворачивается колесо обозрения, неизменные качели. На аллеях полно народу. Откуда-то слышались звуки вальса. — Нам не туда. — И что они сюда все приперлись? Гуляли бы в другом месте. Периодически навстречу попадались товарищи с красными повязками на рукавах. На компанию оглядывались с подозрением. Мику, не выдержав, показала в спину прошедшим дружинникам язык. — Ходют тут всякие с повязками, а потом галоши пропадают. — Мать, это ты о чем? — Ну вот смотри. У тебя галоши есть? — Нет, минутку, подожди… Какие еще галоши? — Обычные. И у меня нет. Скоммуниздили, вот такие суки. Поняла? — Микуся, твои приколы… Ульянка подергала Седого за рукав рубашки. — Пить хочу. — Туда… Подошли к лотку с газированной водой и соками. — Тебе что? — Сладенькую хотю, вот. — Давайте на всех. Клубничный, апельсин, лимон… А мне томатного сока налейте, пожалуйста. — Вот это хорошо. А то в горле пересохло… Отошли в сторону, чтобы не мешать другим страждущим. Выпив, Женя огляделась и неожиданно сунула пустой стакан в сумку. — Ты чего? — Пригодится. — Хозяйственная. Сашка, кого ты потерял… — Лиска, я этот стакан тебе сейчас знаешь куда засуну. Не было бы Ульянки сказала. — Да молчу я, молчу. Аккуратно составив стаканы один в один, Женя, вежливо улыбнувшись, поставила их перед продавщицей. — Спасибо, тетенька. До свидания. Тем временем за поворотом послышались звуки настраиваемой электрогитары. — К началу успели, ништяк. Костя пошел было к окошку с табличкой «Касса», но неожиданно остановился и вздохнул. — Ты чего задумался? — Блин, я деньги дома забыл. — А больше ты ничего не забыл? Саш… Тот помотал головой. — Хавчик Женьке, пиво… Я пустой. Седой похлопал себя по нагрудному карману. — Почем билеты? Ага… Шестеро значит. А Уля? Тогда пошли. Алиса потянула его в сторону. — Слушай, ты уже столько уже тратил… Мужчина чуть заметно улыбнулся. — А бабки все равно скорее всего не мои были. Пох**. Женщина у входа оторвала корешки билетов и, нахмурившись, покосилась на девчонок. — Опять вы. Ну хоть в этот раз чтобы без сюрпризов. Алиска, ну пожалей ты меня. — Тетя Таня… Обижаете вы нас и напрасно говорите. Мы тихие и спокойные. Мику, скажи. — Точно. Билетерша повернулась к Азаду. — А ты с ними значит. Присмотри уж… А то мне наряд каждый раз вызывать надоело. Танцплощадка заполнялась. Джинсы клеш, пестрые рубашки, короткие юбки… — Пошли, сядем, где обычно. Сидевшие на скамейки, напротив динамиков парни, помахали руками. — Здорово. Мальчишки, толкущиеся рядом, тут же освободили место. — И вам тоже. Валек, двигайся, а то я уставшая, а все только начинается. — Смуглого никто не видел? — А что, должен быть? Он и здесь? — Да я просто спросила. — Нет, не видели. Один из парней о чем-то тихо спросил Костю, показав на Седого. Костя в ответ покачал пальцем и тоже шепотом что-то ответил ему. Тот пожал плечами. — Ладно. Будем знать. Потом, подойдя, протянул руку. — Я Гриша. Познакомимся. — Азад. Парень, улыбнувшись, хлопнул его по плечу и отошел к своим. Алиса хмыкнула, пихнув мужчину в бок. — Считай прописался. Почти свой. Эй, начинайте уже, кончай кота за яйца дергать. К микрофону вышел солист, оглядел площадку. — Добрый вечер. С вами сегодня группа «Странники». И мы начинаем. Поехали. «Однажды, однажды девчонку невесту Король издалека привез в королевство. Лайди-лайди, лайди-лайдай, Музыка громче, громче играй. Алиса потянула Седого за руки. — Пошли давай, что как квашня. Тоже мне, старик нашелся. Улька, за гитарой смотри, она денег стоит. Ульянка только вздохнула. — Да знаю я, идите уж. Она повернулась к сидевшим рядом мальчишкам. — Ну вот чего, нафиг, спрашивается я сюда приперлась. «Как прекрасна невеста на троне, В парчовой одежде, в алмазной короне Лайди-лайди, лайди-лайдай, Музыка громче, громче играй. Парча и корона тяжелая ноша, Бегать королева теперь уж не может. Лайди-лайди, лайди-лайдай, Музыка громче, громче играй. На утро девчонка умчится на волю, В густые дубравы широкое поле. Лайди-лайди, лайди-лайдай, Музыка громче, громче играй. Там стоит простая мельница в долине, Там тоскует парень у речки синей. Лайди-лайди, лайди-лайдай, Музыка громче, громче играй. И он улыбнется как солнце весною, Скажет, стань моею моею женою Лайди-лайди, лайди-лайдай, Музыка громче, громче играй. Парча и корона невесте не пара, Ей король не дорог, а дорог ей парень. Будет жить девчонка в долине, в долине Словно королева у речки синей.» После последнего аккорда Мику вскинула руки. — Эй, вы лучшие! По танцплощадке пронеся восторженный гул. Солист посмотрел в толпу и махнул в ответ рукой. — Здесь наши друзья. Самурайке, Апачу, Лиске и остальным привет! И Ульянке! Для них звучит медленный танец. Это для вас! » On a dark desert highway Cool wind in my hair Warm smell of colitas Rising up through the air Up ahead in the distance Алиса взяла Седого за руки. — Иди ко мне… Она внезапно запнулась и обняла его. — Давай. Пусть позавидуют. Приподнявшись Лиска поцеловала его. — Ты ведь сам знаешь… … Вокруг них танцевали пары, а эти двое просто стояли посредине танцплощадки, прижавшись друг к другу. — Мику, что с ними? — Лучше помолчи. «I saw a shimmering light My head grew heavy and my sight grew dim I had to stop for the night There she stood in the doorway I heard the mission bell And I was thinking to myself «This could be heaven or this could be hell» Then she lit up a candle And she showed me the way There were voices down the corridor I thought I heard them say… Welcome to the Hotel California Such a lovely place (Such a lovely place) Such a lovely face Plenty of room at the Hotel California Any time of year (Any time of year) You can find it here» Какая-то девчонка, прекратив танцевать, внезапно остановилась как вкопанная. — Катька, ты что? — Смотри. — она округлила глаза. — От них… свет идет. — Точно ведь. Во, нахрен… Свет. Постепенно вокруг Седого с Алисой образовался круг. Билетерша у входа удивленно толкнула в плечо, подошедшего милиционера. — Слышь, сержант, это еще что? — Не пойму. Стоявший рядом, обнявшись с девушкой парень повернулся к нему. — Дурак ты, мент. Это любовь… Милиционер было напрягся, но неожиданно только качнул головой. — Ну да… Прав ты, наверное. «Her mind is Tiffany twisted She got a Mercedes Benz She got a lot of pretty, pretty boys That she calls friends How they dance in the courtyard Sweet summer sweat Some dance to remember Some dance to forget So I called up the Captain «Please bring me my wine» He said: «We haven’t had that spirit here Since nineteen sixty nine» And still those voices are calling from far away Wake you up in the middle of the night Just to hear them say… — Ой, мама… Со стороны было видно как двое поднимаются над полом. Welcome to the Hotel California Such a lovely place (Such a lovely place) Such a lovely face They livin’ it up at the Hotel California What a nice surprise (What a nice surprise) Bring your alibis Mirrors on the ceiling The pink champagne on ice And she said: «We are all just prisoners here Of our own device» And in the master’s chambers They gathered for the feast They stab it with their steely knives But they just can’t kill the beast Last thing I remember I was running for the door I had to find the passage back To the place I was before «Relax» said the night man «We are programmed to receive You can check out any time you like But you can never leave!» « Когда музыка смолкла, по толпе пронеслось. — Это что было сейчас? — Ты видел? — Да, бля, все видели… Самый смелый, подойдя к Азаду, дотронулся до него. — Вы чего? Слышь… Седой, улыбнувшись, слегка отстранил Алису. — Эй, возвращайся. Людей пугаешь. Она встряхнулась. — Ой… Это мы где? — В реальности. Пойдем, посидишь. Мику помогла довести Алису до скамейки. Та шла как во сне. — Лиска, да что с тобой, ты как не своя. Ладно, потом. Сядь давай. Слышь, что уставились, кино вам? — Седой, ты чего с ней сделал, что это вобще было? … Тем временем на сцене солист немного пришел в себя. — Народ, тут какая-то хрень конечно была… Но давайте продолжим. Надеюсь с Лиской все нормально. А следующую песню мы хотели бы исполнить для Ульянки. Начали. «Ничего на свете лучше нету, Чем бродить друзьям по белу свету. Тем, кто дружен, не страшны тревоги, Нам любые дороги дороги, Нам любые дороги дороги. Ла-ла-ла-ла-ла-ла ла-ла-ла-ла-ла Ла-ла-ла-е е-е е-е Мику только махнула рукой. — Вы идите, а я с ней посижу. Мы своё призванье не забудем — Смех и радость мы приносим людям. Нам Кремля заманчивые своды Не заменят никогда свободы, Не заменят никогда свободы. Ла-ла-ла-ла-ла-лала-ла-ла-ла-ла Ла-ла-ла-е е-е е-е Седой, остановившись, удивлено помотал головой. Мол, чо это сейчас я слышал? Женя, танцующая рядом засмеялась. — То и слышал. Не заменят никогда свободы! Наш ковёр — цветочная поляна, Наши стены — сосны-великаны. Наша крыша — небо голубое, Наше счастье — жить такой судьбою, Наше счастье — жить такой судьбою.» Снова пошел «медляк». Вставшую было Алису опередила Мику. — Отдохни. Я за тебя. Азад… «All my troubles seemed so far away Now it looks as though they're here to stay Oh, I believe in yesterday Suddenly, I'm not half the man I used to be There's a shadow hanging over me Oh, yesterday came suddenly — Слушай, ты бы хоть поменьше прижималась, что-ли… — Испугался? — Вдруг Костя заревнует? Мику только прыснула со смеху и танцуя подвела его к скамейке. — Апач! Тут Седой боится, что ты ревновать будешь. Парни с которыми разговаривал Костя захохотали. Сам он лишь поднял вверх большой палец. Типа юмор оценил. Хорошая шутка. Тут кто-то аккуратно отстранил Мику в сторону. — Самурайка… Освободись. — Юджи… — Чего? У тебя тут Костя, а я одна. — А Сашка? Женя показала пальцем на танцующего с какой-то девушкой Сашу. — Занят. Все, подруга, как ты сказала? Отдохни. Она положила руки на плечи Седому. Они успели сделать один круг когда рядом раздался недовольный детский голос. — Женька… Та остановилась и отстранившись от мужчины присела. — Уля, ты чего? Та топнула ножкой. — Того. Я тоже хочу, вот. Женя, пожав плечами, встала и отошла в сторону. — Давай. Ульянка задумчиво посмотрела на Седого. — А чего дальше делать? Вокруг раздался смех. Ульянка нахмурилась. — Что смешного? Я маленькая, а он большой. Вот что за нафиг? Мужчина присел перед ней. — Иди на руки. И они закружились по площадке… «Why she had to go I don't know, She wouldn't say I said something wrong, Now I long for yesterday Yesterday, Love was such an easy game to play Now I need a place to hide away Oh, I believe in yesterday Why she had to go I don't know, She wouldn't say I said something wrong, Now I long for yesterday Yesterday, Love was such an easy game to play Now I need a place to hide away Oh, I believe in yesterday» Танцы продолжались. Уже зажигались фонари, когда солист объявил. — Это последняя. Музыка смолкла. Но никто не расходился. Из толпы раздалось. — Эй, «Шизгару» давай! — ШИЗГАРУ! На сцене о чем-то поговорили и солиста сменила девушка, игравшая до этого на «Ионике». Она подошла к микрофону. — Уговорили. Типа, по просьбе трудящихся. Ответом был дружный рев. «A godness on a mountain top Was burning like a silver flame The summit of beauty and love And Venus was her name She's got it Yeah, baby, she's got it Well, I'm your Venus I'm your fire, at your desire Well, I'm your Venus I'm your fire, at your desire Her weapons were her crystal eyes Making every man mad Black as the dark night she was Got what no-one else had WoW! Неожиданно отплясывающая Мику чуть не отлетела в сторону от толчка в спину. — Сдристни, нах** отсюда, мешаешь. Та недоуменно обернулась. — Тебе места мало или повые*ываться хочешь? Толкнувший ее усмехнулся. — Вали в зоопарк узкоглазая. — Самурайка, я сейчас подойду. — крикнул ей Костя, но его опередила, протиснувшаяся сквозь толпу Алиса. Похоже она уже пришла в себя. — Что тут за х**ня? Кто тут борзый? Ты что ли? — Слышь ты дура, иди нахер, б**дь… Алиса даже зарычала. — Я не поняла. — она обернулась к столпившимся рядом. — Слышали? Он меня при всех б**дью назвал? Да я тебя, падаль, сейчас здесь закопаю за гнилой базар. — Тихо, сеструха, успокойся. — подошедший Костя, обнял ее за плечи. — Ты, сука, страх потерял? Не видишь на кого прыгаешь? Седой, стоявший рядом и сдерживающий Мику, Женю и Сашку, примиряюще поднял руку. — Слышь, пацан, ты не прав. Все, отвали. — Сам отвали. Я тебя не знаю. — Хочешь познакомиться? — Да пошел ты. Обидчика Мику оттащили в сторону двое. — Не здесь. Мы их потом уроем. Обернувшись тот крикнул. — Еще встретимся. — Да без проблем. «She's got it Yeah, baby, she's got it Well, I'm your Venus I'm your fire, at your desire Well, I'm your Venus I'm your fire, at your desire Ah-ah-ah-ah-ah-ah-ah! Ah-ah-ah-ah-ah-ah-ah! She's got it Yeah, baby, she's got it Well, I'm your Venus I'm your fire, at your desire Well, I'm your Venus I'm your fire, at your desire» … Танцы кончились. Народ начал потихоньку расходится, на сцене музыканты сворачивали провода и упаковывали инструменты. — Костя, а где сейчас «Странники» сидят? — Да где всегда были. У них же на «Коммунарке» точка. — Зайти как-нибудь, что-ли… Лениво переговариваясь, вышли на центральную аллею, под фонари. — Странно. — Алиса задумчиво проводила взглядом парочку которая при их приближении быстро свернула в сторону. — Чего они испугались? — Х*лиганов боятся наверное. — А мы причем? Мы вообще-то домой идем. Кстати гитара где? — У Седого. » Как погаснут огни И зажгут фонари По тропинкам туристы спускаются. Они горькую пьют И на Бога плюют, И еще кое-чем занимаются…» Неожиданно Ульянка остановилась и показала пальчиком. — Вон там… В полумраке у кустов вырисовывались тени. Человек десять. — Вот, б**дь… — поморщилась Алиса. — А как хорошо день начинался… — Отойдем? — предложила Мику. — Куда собрались? — послышалось в ответ. — Стоять. Седой снял гитару, протянул Ульяне. — Возьми. — Да знаю я. Сейчас. — та уже держала в руках костину куртку и сумки. Отбежав в сторону, она выгрузила все на траву. Вернувшись с гитарой, положила ее рядом и, насупившись, присела на корточки. — Вот какого… Алиса достала из кармана кастет. — Всегда ведь пригодится. Мику, заведя руку за спину, вытащила нунчаки, прокрутила ими. — Пацаны, а глянь что у меня есть. Какая цаца… Сашка вздохнул и вынул из пояса солдатский ремень. Намотал на кулак. В свете фонаря блеснула отточенная бляха. — Сука, видела бы меня мама… Женька похлопала его по плечу. — Мы ей не скажем. — Ой, вы только не убейте никого — крикнула Ульянка. — Вот еще. — не оборачиваясь, ответила Женя. — Из-за каких-то мудаков в тюрьму… Слышь, разговаривать будем или мы уходим. Нападающие подошли ближе и… ПОНЕСЛАСЬ. — Мелкую не трогать, а остальных мочите… Седой перехватил летящую на него цепь и аккуратно отмахнулся. Главное никого не убить невзначай. Отбросил еще одного, оглянулся. — Сашка, Юджи прикрой! — Не мешай, блин… — ответила она, впечатывая в лицо своего противника колено. Взмахнула ногой. Что-то похожее на маваше-гери. — Сука, надо было платье длиннее одеть. Х*ли зенки вылупил, трусов не видел? На… Неподалеку буквально танцевала Мику. Рядом с ней по асфальту ползали двое, держась за разбитые головы. Еще один жалобно стонал, придерживая, сломанную ударом солдатского ремня, руку. — Не бей, не надо! — Почему? — послышался удивленный алисин голос. — С чего вдруг? — Не надо! — Хер с тобой, ползи отсюда. Драка стала затихать. — Все целы? — спросил Седой. — КОСТЯ! — ЧТО? — Мику бросилась к нему. Тот сидел, зажимая правый бок. Между пальцами показалась кровь. На дорожке лежал окровавленный нож. — Самурайка, ты извини. Зацепило немножко. Алиса подошла к парню, который, побледнев, попытался попятиться от нее. Сашка придержал его за шиворот. Это был тот, кто на танцах лез к Мику. — Ты… ты, сука… — Ай… — тот скорчился от пинка в пах. Алиса приподняла его за волосы. — Ты, козел, моего брата порезал, меня оскорбил. П**да тебе. Удар и хруст… Лиска подбежала к Косте. — Ты как? Костя уже стоял, поддерживаемый Сашкой. — Да нормально. — он скривился. — Ты что тому дятлу челюсть сломала? Озверела совсем. — Тебя перевязать же надо. — Позже. — вмешался Седой. — Сейчас уходим. Вдалеке раздался звук милицейского свистка. — Уля, вещи не забудь, быстрее пока ментов нет. Проломившись через кусты, остановились у каких-то деревьев. — Чем мы его перевяжем? — Микуся, не ной. — оборвала ее Женя. — Сейчас. Она порылась в сумке и достала… бинт, вату и что-то похожее на йод. — Я вот как чувствовала. Интуиция, блин. Самурайка, держи. Посмотрела на Азада. — У нее мазер врач. Ну и насобачилась. Мужчина присел рядом с Мику. — Дай гляну. Рана неглубокая, вскользь прошло. Дома лучше обработаем. Накладывай повязку потуже. Та только отмахнулась. — Не мешай, отьебись, пожалуйста. — Уля, не реви. Сказали же что все хорошо. — Не буду. После перевязки Костя встал, держась за ствол дерева. — Ты хоть идти можешь? — Могу конечно. Или вы меня по улице нести будете? Алиса вздохнула. — Все, б**. Хватит приключений себе на жопу искать. Домой пошли. Седой, Ульянку подхвати, а то она вырубится сейчас. Нервы. Костя, дай я тебе кровь вытру. Вернувшись на центральную аллею, аккуратно прошли к выходу. По дороге Алиса удивленно посмотрела в сторону собравшейся толпы, двух машин «Скорой помощи» и милицейского газика. — Это из-за нас что-ли? Ой… Что-то стремно, валим быстрее. … Когда отошли от входа в сад Женя неожиданно остановилась. — Ты чего? — А сколько времени сейчас? Алиса только пожала плечами. — Без понятия. А вон люди идут, спроси. Женя подошла к припозднившейся парочке. — Извините, а вы время не подскажите? Мужчина только раздраженно отмахнулся от нее. — Иди отсюда, время ей… — он покосился на остальных. — Ходят тут. Милицию позову. — Извините, пожалуйста. — Шантрапа подзаборная. — прошипела ей вслед женщина. Когда парочка скрылась, Алиса только горько усмехнулась. — Седой, ты понял? Кстати, Юджи, а зачем тебе время? — Мама с работы должна уже прийти. Ладно, все равно звонить. Две копейки есть у кого? Вон и телефон. Зайдя в будку, она набрала номер. — Мам, привет. Давно пришла? Ты поела? Нет, мне не надо оставлять, я не голодная. Да все хорошо, я скоро дома буду. Спокойной ночи. Свернули в какой-то двор. Типа тут покороче. Алиса неожиданно остановилась, вгляделась в темноту… — Опаньки… Ну-ка, ну-ка, чего там. Подождите я сейчас, быстро. Вернувшись, она что-то прошептала Мику. Та недовольно посмотрела на нее и, махнув рукой, показала на Костю. — Что там увидела-то? — поинтересовался Седой. — Да ладно… И хрен с этим. Как Ульянка? — Храпит. Внезапно, когда уже выходили на улицу, из-за угла вывернула какая-то компания. Седой вгляделся. Явно не подростки. Мужики от сорока до пятидесяти, костюмы, белые рубашки, короткие стрижки. Один из них крикнул. — Эй, кого там носит? Кому не спится в ночь глухую? — Да это же… Здорово, шпана! — Вечер в хату! — Какая еще хата? Подошли ближе. — Здорово, Апач. Гуляем? — Наука, дай прикурить. Женька, ойкнув, неожиданно бросилась на шею парню помоложе, одетому в джинсу, чьи волосы были длиннее чем у остальных. — ЛЕШКА! Алиса пихнула Азада в плечо. — Вот и Смуглый нашелся. Азад посмотрел на пальцы парня. — Деловой? Лиска только засмеялась. — Догадливый же… От шума проснулась Ульянка. Помотав головой, протерла глаза и… заулыбалась. — Здрасте, вот. Блатные заулыбались ей в ответ. — Уля, со всем почтением. Извини, что разбудили. Девочка только шмыгнула носом. — Да я может и не спала совсем. Немножко только. Один, подойдя, осторожно пожал ее ладошку. — Со всем уважением, Улечка. Иди ко мне. Он взял ее на руки, потом повернулся к Азаду. — Мужик, а тебя я не знаю. Уля, это кто? — Дядька. Он хороший. — Он с тобой? — Ага. Со мной, вот. Ульянка, смеясь, ерошила мужчине волосы. — Витя… Тот подошел поближе, протянул руку. — Ну раз такой расклад… Давай знакомится. Конь. — Седой. — Уля. — спросил он. — Как оно вообще? Как дела у нас. Ульянка неожиданно скорчила недовольную гримаску и засопела. — Плохо. Они опять дрались и Костю ножом ранили. Ужас, вот. Алиса показала ей кулак. — Ябеда. Конь передал Ульянку одному из своих и подошел к Алисе. Та, опустив голову, внезапно превратилась в провинившуюся школьницу. — Конь, не надо. — Лиска, сука, я предупреждал, что когда-нибудь тебе глаз на жопу натяну за все художества? Где? — Да в саду, где еще. — А мы как раз туда погулять шли. А теперь… Врезал бы я тебе… Он было замахнулся, потом опустил руку. — Бесполезно. Алиса пошмыгала носом. — Слушай. Ну они первые начали. На Самурайку наехали… — Правда. — подтвердила Мику. — Кто они? — Забродские. Вообще, блин, рамсы попутали. Да нормально же все. Конь нахмурился. — Ты… Апача подрезали, это нормально? Приличным людям теперь не пройти, чтобы на легавых не наткнуться. Хмурый, глянь что с ним. Тот подошел к Косте. — Дай посмотрю, что ты как девка застеснялся… Задрал ему майку и только удивленно присвистнул. — Б**, вы аптеку гробанули что-ли? — Да нет. У Женьки чуйка сработала. Та, оторвавшись от Смуглого, пожала плечами. — Ну да, а что? — Вот хоть одна умная среди вас нашлась. Да Сашка хорошо еще. — А перевязывал кто? — Самурайка. Алиса тем временем перестала ковырять носочком асфальт. — Конь, вот ты лаешься, а не по делу. — Поговори мне… — А чего? Смотри — она показала во двор. — там карась отдыхает. — Кто? — Глухой что-ли? Фраер какой-то бухой. Прикид приличный, котлы, рыжье на шее болтается и бабки поди есть. А мы мимо идем, потому что в лом. Мужчина только вздохнул. — Лиска… Я что тебе говорил, забыла? Ты не блатная. Поэтому скажи нормальным языком, без музыки. Здесь дураков нет, мы поймем. — Ну я же говорю. Пьяный в жопу. Одет хорошо, часы дорогие, цепочка на шее и явно при деньгах. А мы… Лень нам. Мы может устали. И Костя еще. Двое, переглянувшись растворились в вечернем сумраке. — Вы куда? — Глянем. Вернулись через несколько минут. Один показал Коню золотые часы и цепочку, другой пачку денег. — Блин, у Лиски глаз алмаз. Все видит, все замечает. Ей бы наводчицей быть, цены бы не было. Тот пожал плечами. — Как маленькие. Детство играет? И куда это девать? — Хромому сдадим. Опять же повод чтобы зайти. Конь повернулся. — Апач, деньги возьмешь? Считай ваша доля. — Спасибо, не пустые. Юджи, тебе же нужны? Женя замахала руками. — Ты что, не надо. Леша, не смотри на меня как… Спасибо. — Ладно. Будем считать, что это на сберкнижку пойдет. — Витя… — Алиска, ты лучше заткнись, не зли меня больше. — Не буду. — Куда сейчас? — Домой, куда еще. Завтра вставать рано. Конь одобрительно кивнул. — Это правильно. Давайте. — А вы? — А мы погуляем еще. Отдохнем. Один из блатных передал Ульянку Седому. Она вздохнула. — Наверно дальше спать буду. До свидания, тогда. Женя с сожалением оторвалась от Смуглого. — Завтра как обычно. — Встретишь? — Конечно. Куда я денусь. …Помахав на прощание мужчины скрылись в темноте. Пошли дальше. Мимо домов в которых одно за другим гасли окна. Седой с посапывающей на руках Ульянкой подошел к Жене. — Можно спросить? — О чем? — Да интересно просто, где ты научилась ногами работать? Та пожала плечами. — Я же народница. Ну народными танцами занималась. На шпагат легко сажусь. Не веришь? Она почесала затылок. — Только показывать не буду. Прикид не тот. А остальное… Лешка поднатаскал. Сказал, мол моя девушка должна уметь постоять за себя. Помогает. — она ушла вперед. — Мику… Алиса, догнав Азада, улыбаясь ткнула того в спину. — С пропиской тебя, бродяга. — То есть? — Ну ты теперь, типа, окончательно свой. Никто не тронет. И Ульянке спасибо скажи. — За что? — За тебя слово свое веское сказала. И учти, что за нее сразу на нож поставят. Любого. Я серьезно. И вообще… Они ведь шутить не любят и шуток не понимают. И чужих не привечают. Вот только про дела их не спрашивай. — Оно мне надо? Ты лучше скажи. Конь в законе? Алиса замедлила шаг. — Считай, что да. — И откуда ты его знаешь? — Давно уже дело было. Он меня вытащил… Мы с Ульянкой у него жили. — она горько усмехнулась. — Две соплюхи на блат-хате… — А когда он тебя ругал… — Да это он постоянно. — Алиса неожиданно остановилась. — Хочешь лучше сказочку расскажу. Раз уж разговор зашел. — Давай, попробуй. — Как там в сказках начинают? Мол, жили-были. Вот и жил-был Витька Конев. Обычный пацан, да. И был у него старший брат. Он в милиции работал. Да ничего в этом особенного, надо же кому-то и там работать. И вообще… Это присказка была. А сказка… Витька как-то в драке, защищая брата, человека убил. Брат ведь. Он ему вместо отца был.Как иначе-то? А тот его посадил. Хороший мент, да? Правильный. Ну и посадили-то Витьку Конева. Пацана зеленого. А вышел Конь. Вор со звездами на коленях. А тут… Дальше рассказывать? — Продолжай. — Мать их… Болела она, рак. А Конь на зоне чалился. Передали ему, мол матушка у тебя помирает… Он прошение написал буграм, чтобы отпустили его попрощаться. Под охраной, как полагается. Отказали. Он тогда в побег ушел. Успел мать похоронить… Все как надо сделал, а потом сдался. Мол, больше ему на воле делать нечего. А брат его… Не было его на похоронах. Понимаешь? Да и… Вздернулся он потом. То ли по пьяни, то ли совесть замучила. Кто ж теперь знает… » Мало-помалу, но чем дальше в лес, Тем громче плач. Шли по земле, не касаясь небес, Вор да палач. Каждому с рожденья было ровно дано Смеха да слез, Ты только знай, выбирай по себе ремесло, Как повелось…» Остальных догнали уже в своем дворе. — Вы где там застряли? Мы вас ждем. — Ну что домой? Женя обернулась к Саше. — Проводишь меня? Тот кивнул. — Конечно. — До завтра. Не проспите. Сашка… Тот почему-то засмущался. — Подумаешь один раз опоздал. Спокойной ночи. … Зайдя в квартиру и включив свет, Алиса вздохнула. — Дом, милый дом. Дошли. — Седой, неси Ульянку в зал, укладывай ее. Да потом разуешься. Костя, диван разложишь или помочь? Когда диван был разложен и застелен, а Ульянка похрапывала, сбив ногами одеяло, Мику повернулась к Косте. — А теперь тобой займемся. Пошли, Лиска, где у нас аптечка была? В своей комнате Костя снял майку, повернулся. Седой покачал головой. — Ну… Похоже залетаешь не впервой. Там что было, сломанные ребра? Парень махнул рукой, мол ерунда. — Давайте уж, латайте, да спать пора. Девчонки нахмурились. — Руками не махай, только. Сколько в прошлом году в больнице пролежал? Два месяца… — А на спине, под лопаткой, шрам откуда? — Заточка. Сами то… Алиса пожала плечами. — А мы что? Подумаешь нос пару раз… Да Микусе по голове прилетало. Все равно там кость. — Лиска, сука… — Извини, молчу. Седой только вздохнул. — Кончайте… Дети. Лучше гляньте, что там в аптечке есть. Мику, повязку сними. Алиса, порывшись в коробке, достала какой-то тюбик. — Вот смотри, пойдет? — Что это? — Клей. Медицинский. БФ-6 называется. И йод с зеленкой есть. — Это то, что нужно. Костя, давай-ка… Теперь бинтуйте. Только аккуратней. … Когда с перевязкой было закончено, Мику вздохнув, зевнула. — А теперь спать. Костя, будильник заведи. — На сколько поставить? — Как обычно. Лиска пошли, а то я здесь усну. Расставив и застелив раскладушку, мужчина лег. Прикрыл глаз. Это типа у тебя выходные веселые были. Ладно, спим… ПОНЕДЕЛЬНИК. «ДЕТИ, В ШКОЛУ СОБИРАЙТЕСЬ, ПЕТУШОК ПРОПЕЛ ДАВНО…» Л. Н. МОДЗАЛЕВСКИЙ. «ПРИГЛАШЕНИЕ В ШКОЛУ». … Утро началось со звонка будильника и костиного крика, сопровождаемого ударом кулака в стену. — ГЕРЛЫ, МАТЬ ВАШУ, ПОДЪЕМ! Седой, сделал вид, что он проснулся и как был в трусах вышел в коридор. Что за шум? В коридоре его чуть не сбила с ног раздетая Ульянка. — ГДЕ МОЯ ФОРМА! Мимо нее в ванную пробежала Алиса. Из-за двери в зал высунулась еще не проснувшаяся Мику. — Люди, а лифчик никто не видел? Алиса в ответ крикнула из ванной. — У Кости в комнате посмотри. — Лиска, с… иди в жопу, нету его у нас. Мику, ты сама поди его куда-нибудь закинула когда спать ложилась. Алиса… Ты бы лучше ванную быстрее освободила и чайник хотя бы поставила. Через пару минут из зала раздался удивленный голос Мику. — А кто лифчик за кресло бросил? Я что-ли Да ну, бля… Седой только тяжело вздохнул и пошел на кухню. Кому легко? Вскоре туда подтянулись остальные. — А чем тут пахнет? Мику посмотрела на сковородку, стоящую на столе. — Яичница. С колбасой. — ХОЧУ! Когда сковородка опустела, Алиса удивленно взглянула на Азада. — А ты чего тут голый-то торчишь? Одевайся, тоже пойдешь. Да… Форму свою одень. Ну для солидности, типа. — Куда? Алиса, хмыкнув, повертела пальцем у виска. — Не проснулся еще что-ли? В школу. — Зачем? — Надо. Дело на миллион. Давай быстрее. А посуду потом помоем. Микуся, ты когда-нибудь расчесываться будешь? … Наконец позавтракав, одевшись и собравшись, вышли во двор, влившись в толпу школьников с портфелями и ранцами. На улице им помахали Саша с Женей. — Привет! — Здорово! Жень, чего вздыхаешь? — Да ну. Если бы я его не разбудила, до сих пор бы дрых… Сонька. Пройдя по улице, мимо торопящихся на работу прохожих, вышли к кирпичному трехэтажному зданию, еще похоже довоенной постройки. Вместе с детским потоком прошли внутрь. В рекреации, изучив расписание, Алиса повернулась. — Ладно. Время еще есть. Мику, хватай Седого, пошли к директору. Уля, я на перемене к тебе зайду. Костя, сумки наши захвати пожалуйста. Вперед. — Подожди, а мне зачем к директору? — Не бойся, больно не будет. … Мужчина, сидевший за столом и читающий какие-то бумаги, поднял голову на аккуратный стук в дверь. — Кто там? Входите. В дверной проем просунулись две девичьи головы. — Можно, Сергей Борисович? — Двачевская, Токугава… Что же вы прямо с утра-то. Ну что опять плохого случилось? — А, ну тут это. — девчонки протолкнули в дверь Седого. — Мы вам кочегара привели, вот. — Кого? — Кочегара. Вам, нам, короче школе же нужен. Директор удивленно посмотрел на вошедшего мужчину. — Вообще-то нужен. А вы, простите, кто? Алиса переглянулась с Мику. — Да это дальний родственник костин. Берете? — Двачевская, ты сейчас где? На базаре? Что за выражения? Не стыдно? А теперь давайте бегом в класс, а мы… разберемся. — Ага. Нас уже нет. Микуся, за мной. — Алиса махнула рукой. — Увидимся. Директор повернулся к Седому. — Родственник значит. Дальний. А зовут вас… — Азад. — А меня Сергей Борисович. Давайте я вам поясню. Нам действительно нужен кочегар. Прежний знаете-ли… Запил, мерзавец, чуть аварию не устроил. Пришлось уволить. А тот кто остался один зимой не справится. А можно узнать, что у вас с лицом, извините, конечно за нескромный вопрос. — Авария на производстве. — А кем вы работали? Впрочем неважно. Документы у вас конечно с собой? — У меня их нет. — Как это нет? Не понял? Седой вздохнул. — Украли, скорее всего. В поезде. Знаете как бывает. Лег спать, проснулся, а в карманах… Директор сочувственно покачал головой. — Понимаю… В милицию обращались? — Да пока нет. — Вот это вы зря. Ну хорошо. По всякому конечно бывает. А вот скажите, только честно, пьете? Чтобы неожиданностей потом не было. — Да нет, не особо. Сергей Борисович постоял еще немного с задумчивым видом, потом повернулся к секретарше. — Светочка, если кто будет меня спрашивать, я в отделе кадров. Пойдемте. Поднявшись на третий этаж и подойдя к кабинету директор открыл дверь. — Вера Николаевна… Пожилая женщина, сидевшая за столом, подняла голову. — Я здесь. Что случилось7 — Вера Николаевна, дорогая, вот это — директор показал на Седого — наш новый кочегар. Оформите, как полагается. Есть правда проблема, но… В общем, я пошел. Дела, отчеты… Женщина пожала плечами, потом показала на стул. — Садитесь. — Спасибо. — Как вас величать-то? Ох, а лицо-то… Простите конечно. — Ничего, я привык. А зовут Азад. — Паспорт, трудовая у вас с собой? — У меня их нет. Женщина удивленно посмотрела на Седого, встала, опять села. — Минутку, подождите… Без документов и на работу? — Украли в поезде. — он встал. — Я понимаю. Вы извините, я пойду. До свидания. Кадровичка нахмурилась. — Мужчина… Сядьте. Пожалуйста. Я с вами еще не закончила. Для начала напишите заявление на имя директора. Школа номер восемь… Директор Платонов Сергей Борисович… Написали? Давайте. Русов. Азад Русинович. Непривычно звучит конечно. Она придвинула к себе бланк, взяла ручку. — Ну Сергей… Ну смотри… Вместе отвечать ведь будем, если что. Ладно. — Год рождения? — Тысяча девятьсот двадцать девятый. — Место проживания? — Остановился пока у родственников. Улица Советская, дом тринадцать, квартира пятьдесят. Закончив писать женщина пододвинула заполненный бланк. — Распишитесь. Где галочка. Достав из ящика стола трудовую книжку, заполнила. Потом посидев, вздохнула и поставила печать. — Дам совет. Обязательно заявление в милицию напишите. Ладно у нас форс-мажорные обстоятельства, но без документов ведь нельзя. — Спасибо, что помогли. Я обязательно сделаю как вы сказали. — А сейчас, зайдите-ка в котельную. Знаете где это? Нет конечно, ну пойдемте. Вышли в коридор. Женщина ловко выхватила за рукав из школьной массы ученика. — Подожди-ка. — Ой, здравствуйте. Я… — Ты. Отведешь его в котельную. Понял? Федору Ивановичу передашь, что это новый напарник его. Пусть в курс дела введет. Давай. — Сейчас урок… — Скажешь, директор просил. До свидания. … Пожилой учитель повернулся к классу. — Все записали? Хорошо. А теперь… Токугава к доске. Возьми мел и попробуй решить. Мику потянулась было наверх, но неожиданно ойкнула и покраснев, повернулась к классу, одернув форму. — Извините. В классе раздалось хихиканье. Костя обернулся, показывая кулак. — Кому здесь смешно стало? Учитель вздохнул. — Михайлов… Успокоились все. Мику? У той на глазах появились слезы. — Я… я… — Спокойно. Давай вот что. Дай мне мел. Учитель повернулся к доске. — Что ты хотела здесь написать? Мику всхлипнула. — Я уже не знаю, не помню. — Давай успокойся и соберись. Что ты хотела написать? Молодец. Дальше? Замечательно. А результат? Учитель отошел от доски, посмотрел, склонив голову. — Мику, ты умница. Все правильно. Садись, «пять». И дневник мне принеси. — ЗАЧЕМ? НЕ НАДО. — Что ты кричишь? Я же должен поставить тебе оценку… А теперь запишите домашнее задание. … На перемене Костя, подойдя и поморщившись, взял за лацканы пиджака одного из одноклассников, придвинул ближе. — Тебе, падла, смешно было? Зубы лишние? Быстро перед Мику извинился, пока я сердиться не начал. — Апач, только отпусти, я сейчас. Пацан подошел к группе девчонок. — Мику… Та перестав что-то рассказывать подругам, обернулась. — Что тебе надо? — Извини меня… Я… — Слышь ты, конченый, вали отсюда. Извинятся он будет. Сходи вон в туалет подрочи лучше, только не перепутай. Мику повернулась было обратно, но тут ее толкнули в спину. — Пошли отойдем. — Лиска, ты чего? Отошли. — Микусенька. — ласково начала Алиса. — Напомни мне сколько раз я тебе говорила чтобы ты форму удлинила. Мику было пожала плечами. Алиса нахмурилась. — Нас краснеть заставляешь, учителей смущаешь, самой не стыдно? Кто когда по лестницам поднимается жопу сумкой прикрывает. Короче… Сегодня не сделаешь, завтра в одном фартуке пойдешь. Все равно все видно. Почти. Поняла? — Да поняла я. Что ты в самом деле. Совсем уже… — Ладно пошли. Кстати, что сейчас? Биология? … — Ну что разобрался? Сложного особо ничего нет. — Вполне. Это когда же тут все ставили? — Да после войны, немцы пленные. Качество… Значит договорились. Завтра утром подойдешь, поможешь с разгрузкой. — Само собой. Пойду посмотрю как там мои, да может перекушу чего. — Конечно. Давай. … Алиса спустилась на первый этаж. Повернула в правое крыло, лавируя между детьми и… — АЙ! Ей в живот врезался мальчишка с растрепанными волосами и сбитым набок пионерским галстуком. — ДАНЬКА! СОВСЕМ УЖЕ! Она аккуратно придержала мальчика. Он проморгал. — Лиска? Привет. — Сначала чуть не убил, а потом привет. Уля где? Мальчик показал пальцем в другой конец коридора. — Там была. — Понятно. УЛЯ! За алисиной спиной раздался недовольный детский голос. — Чего? Алиска… А ты зачем тут? — В гости пришла. Татьяна Ильинична у себя? Алиса пригладила вихры мальчишке, поправила ему галстук. — И что вы тут делали? Тот замялся. — Бежали. — Куда и зачем? — Не знаю. Она сказала, что надо. Алиса только вздохнула. — Ну ладно. Только не убейтесь, пожалуйста. Ульянка подергала Даньку за рукав. — БЕЖИМ! — ЛИСКА!.. — послышалось уже в другом конце коридора. — ПОКА! — Здравствуйте. — Алиса, здравствуй. — женщина средних лет в строгом платье, проверяющая тетради за столом, поздоровалась в ответ. — Присядь пока, я сейчас. Она отложила тетрадку. — Вот контрольные смотрю. — улыбнулась. — Ульяна молодец. Одна из первых справилась. Грубых ошибок у нее вроде бы нет. Дома еще погляжу. — Не спала? А то… — Да нет. Все нормально. Алиса встала. — Я тогда пойду, не буду вам мешать. — Подожди. Сегодня в шесть часов вечера родительское собрание. — Понятно. Явка обязательна. — Как обычно. … Школа встретила Седого гулом большой перемены. Он перехватил бегущего паренька. — Слушай, а где у вас столовая? Понял, беги дальше. Шум, гам, очередь у раздаточной. И тут рядом послышался знакомый голос. — ВОТ ОН! ПОПАЛСЯ! Седой обернулся. Вся компания в сборе. — Как оно? На работу взяли? — С завтрашнего дня. А вы как? Мику почему-то засмущалась. — Хорошо. Я пятерку получила. Алиса подергала ее за подол. — Ага. Женя с Сашей, стоявшие рядом засмеялись. — Лиска, прекрати. Я все поняла. И ничего смешного тут нет. — нахмурилась Мику и покраснела. — Ой… — влезла в разговор Ульянка. — А мы кушать будем? — Конечно. Костя, подносы. За мной! Пропустите голодающих Поволжья. С этими словами Алиса влезла в очередь, не обращая внимания на протестующие крики. Набрали три подноса. Костя только вздохнул. — Куда в вас только влазеет? Растолстеете ведь как… Алиса только отмахнулась. — У кого деньги? Седой молча полез во внутренний карман куртки. Наконец сели за свободный стол. Ульянка неожиданно обернулась. — ДАНЬКА! САДИСЬ! КУШАТЬ БУДЕМ! — Чего раскричалась-то? Даня, давай к нам. Двигайтесь. … Несколько минут ели молча. Потом Данька, не выдержав, покосился на Седого. — Уля, а этот дядька кто? Та, наклонившись ближе, зашептала что-то ему на ухо. — Ух ты… — мальчик выдохнул. — Настоящий? — Да. Он из сна пришел и нашелся. Вот. … — Уля, ты как? — Уф… Наетая вся. — Тогда помогай подносы отнести. А потом в класс. Костя подошел к Седому. — У нас еще два урока. А ты вроде свободен? — А что? — Короче, вот. — он вытащил из кармана ключ с брелком в виде сердечка. — Держи. Выйдешь из школы, пойдешь налево. Через пару домов свернешь увидишь мастерскую. — А ключ… — Ну да. От квартиры. Сделаешь себе. Не потеряй только… — Ладно. Сделаю. Ты давай иди, а то что-то мне подсказывает что сейчас урок начнется. … Оторвавшись от книги, Азад обратился к библиотекарше. — Скажите, а это звонок был… — Да, первая смена кончилась же. — Тогда я пошел. Спасибо, что разрешили посидеть у вас. До свидания. … Вся компания ждала уже на улице. Ульянка, держа за рукав Даньку, что-то объясняла ему. — Я уроки сделаю и выйду. Вот. — Ну и где он? — Да вон идет. Эй, мы здесь? Ты куда девался? — В библиотеке был. Алиса недоверчиво посмотрела на Седого. — Смотри-ка, умный что-ли? А по виду не скажешь. Ладно пошли. — Куда еще? Костя, ключ возьми. — На место встречи которое изменить нельзя. Отойдя от школы, зашли в старый заброшенный скверик. Рядом с пустой аллеей, деревянный столик и две скамейки. С одной поднялся молодой мужчина в джинсах и такой же рубашке, отбросил окурок сигареты. — Юджи. — Леха! — Да подожди, дай хоть с людьми поздороваюсь. Седой, Апач… Уля, привет. Он хлопнул Костю по плечу. — Как бок? — А вы как вчера догуляли? — Нормально. К Хромому вписались, посидели. Кстати, часики ваши хорошо ушли. Алиса повернулась к Азаду. — Видишь как сложно все? Что смотришь, как… Ты представь, что будет, если их вместе около школы увидят. Такие дела. — Жень, какие планы? — Знаешь что. В магазин бы надо зайти. А то дома пусто. — А деньги? Женя помялась. — Ну… Должно хватить. Слушай, у мамы зарплата только через неделю. И то… Смуглый, вздохнув, пошарил в нагрудном кармане рубашки и махнул рукой. — Забудь про свою мелочь. Сашка, тебе куда? Вроде по пути. Пошли. Они скрылись за кустами. — Теперь и мы домой. Мику? Та сделала вид, что обиделась. — К себе, за формой. А то Алиска меня голую на улицу выгонит. Беспредел какой-то… — Сама виновата. Кстати учти, что у Ули в шесть родительское собрание. Ужин тебе готовить. — Уговорила, мамочка, блин. Ладно, я побежала. Вышли из сквера на улицу. Теплый ветерок взъерошил волосы. Ульянка поправила ранец и вопросительно посмотрела на остальных. — А можно мороженку? Я контрольную ведь хорошо написала. Меня поощрить надо. — Вымогательница. Седой, слушай, неудобно конечно… — Ну а что? Заслужила. Вон и ларек… ГЛАВА ВТОРАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ. «…НЕТ МИРА КРОМЕ ТЕХ К КОМУ Я ПРИВЫК И С КЕМ НЕ НАДО НАГРУЖАТЬ ЯЗЫК, А ПРОСТО ЖИТЬ РЯДОМ И ЧУВСТВОВАТЬ ЧТО ЖИВ.» ДИАНА АРБЕНИНА. «РУБЕЖ». … — Ну и где она? — Костя, сидевший на лавочке около подъезда, нервно выбил пальцами дробь — Вот постоянно, ведь. Сколько раз ей говорил. Состриги свои хвосты, а то пока расчешет… — Да успеете. — успокоил его Седой. — Знаю. Дай сигарету. Седой, не обращая внимания на недовольных старух, достал из кармана куртки пачку, щелкнул зиппо. Потом прикурил сам. — Слушай, Апач, я давно спросить хотел. Про Лиску. Ты в теме, что с ней было до того как она тебя встретила? Костя, пожав плечами, выдохнул дым. — Ну вроде да. Там расклад примерно такой был. Ее ведь в одиннадцать лет приемная семья из детдома взяла. Скажешь заи… — он покосился на бабушек. — хорошо. Усмехнулся. — Они ведь ее к себе взяли, чтобы квартиру получить. Типа за помощь детям-сиротам. Ну и получили. И зачем им эта девчонка тогда нужна стала… понимаешь фигня какая… Лиска когда в это врубилась, послала их прямым текстом и ушла. Потом Ульянку встретила. Что там с Улей было не знаю. Алиса до сих пор не рассказывает. Говорит только, что страшно. Что-то с ульянкиным папашей связано. А он… — Костя понизил голос. — Еще тот подонок. Если столкнешься, поосторожней. Ублюдок он. И власть при том. В обкоме сидит. А ну и… Алиса с Ульянкой хлебнули конечно. У Коня вписывались, потом у Ольги. — Эта которая вожатая у вас? — Она. — А что за кольца у нее на шее? — Да это типа ее родителей. Обручальные. Говорит, что они всегда у нее были, с младенчества, вроде как. Странная конечно у меня сестренка. Рассказывала как-то, что она цыганка. Прикинь, да… Правда это по пьяни было. Верить, не верить… Костя махнул рукой и повернулся. — Улька, ты куда со двора собралась? Места мало? Данька, Пашка… Я вам сейчас такую стройку покажу… К ним подошла Мику с гитарой в чехле. — Чего разорался? — Наконец-то. Сколько можно ждать? — Да ладно. Пойдем. Седой, мы в музыкалку. Да… Лиска там что-то про сончас говорила. Короче, мы ушли. Костя только выдохнул. Хотел было выкинуть окурок, но взглянув на бабушек, аккуратно опустил его в урну. Когда они ушли, мужчина посидел еще немного, докурил. — Уля, иди ко мне. — Чего? — Значит… Ты покушала, уроки сделала… — Ты же сам проверил. — Погуляла. Поспать. Ульянка ненадолго задумалась. — Наверно. А то уже зеваю. — Тогда пошли домой… Девочка взяв мужчину за руку, обернулась. — Данька, до завтра! … Алиса закрыла дверь холодильника, вздохнула. — Пусто ведь… Одна картошка осталась. Все подъели. Азад, слышишь? Из соседней комнаты послышался мужской голос. — Слышу. Я в курсе, уже одеваюсь. Лиска задумчиво огляделась. — Вот интересно. Кто же у нас много кушает? Ульянка, сидящая за столом и грызущая морковку, пожала плечиками. — Это не я. А кто у нас толстый и в халат не влезает? Алиса снова вздохнула. — Не будем о грустном. Азад… — Да здесь я. — Тогда подожди, сейчас. Уля, а ты куда намыливаешься? — Я тоже хочу в магазин. — Там же дождь. Ульянка засопела. — И что? Теперь в магазин не идти. — Хорошо, уговорила. Одевайся. Седой, а это тебе. Держи. Тот повертел в руках листки бумаги. — Это чего? — Список, блин. Самое необходимое. — На два листа? — ДА! И подожди, деньги дам. Улька, ты где там? Ульянка заглянула на кухню. Желтый прорезиненный плащ с капюшоном, такие же сапожки. В руке зонтик. — Да я уже давно уже одетая. Жду. — Ладно, на месте разберемся. — проворчал Седой, натягивая берцы. — сумку давай. И авоську тоже… Вышли из подъезда. Под козырьком Ульянка развернула зонтик и взяла Азада за руку. — Я иду в магазин, вместе с папой в магазин… — проговорила она, внезапно запнулась и вопросительно посмотрела на мужчину. Тот подмигнул ей. — И дождик идет в магазин, вместе с нами… Дождик, дождик, дождик! Все идем по улице в магазин. Ура! — распевала Ульянка, весело шлепая по лужам. В гастрономе народу было немного. Заглянули в подсобку мясного отдела. — Николай. Мужчина в грязно-белом фартуке отложил топор и обернулся. — Азад, здорово. Уля… — он вытер руки об фартук. — Давно не заходил. Тебе же как обычно? Сейчас сделаю. Выйдя, подошли к прилавку. Скучающая продавщица оживилась. — Смотри-ка кто пришел. Ульянка, привет. Мужчина протянул ей листы бумаги, мол все по списку. — Что там? Подожди. Нинка, блин… Да проснись ты. В соседнем рыбном отделе женщина, дремавшая за прилавком, встрепенулась. — Ой, Азад. Сколько лет… А у нас завоз с утра был. Все свежее. … Разложив все покупки, вышли на улицу. Ульянка вцепилась в ручку сумки. — Помогаю, вот. — Молодец. — Седой закинул набитую авоську на плечо. … — Эй, хватит фигней страдать. — крикнула Алиса, открыв входную дверь. — Жрать принесли. Заносите. Азад, снимай куртку, сушить повешу. Вышедший из комнаты Костя, подхватил сумку. — Тяжелая. Там что? — Кушать. — пояснила Ульянка, снимая сапожки, и гордо продолжила. — Мы с папой в магазин ходили и все купили. А я помогала. — Самурайка, чего застыла? — Да вот думаю. И куда это все складывать? Холодильник не резиновый. Алиса посмотрела на заваленный свертками стол. — Это оставь. И это тоже. Ну, короче… Я думаю, что на ужин у нас будет жареная рыба с рисом. Как оно? — Пойдет. — Тогда, Микуся, за тобой рис. Покажи на что ты способна. Только, мать, не как в прошлый раз. Сама есть будешь. — Не начинай… Я может тогда просто рецепт немножко забыла. … — Ну как там наша больная? Алиса, вышедшая из комнаты, только махнула рукой и пошла обуваться. Из комнаты послышался кашель и громкое апчихи. — Температура тридцать восемь… Уля ты чего грустная? — Того. Микуся заболела же. — Ну да. Кто ее заставлял мороженое на улице… есть. Ладно, я в поликлинику. Азад, слушай, поставь ей горчичники. Уля, ты поменьше к ней бегай. Не хватало еще тебе заразится. Все я ушла. Седой вошел в комнату. Мику лежала, укрывшись одеялом, шмыгая носом и покашливала. — Как ты? — спросил он, щупая ей лоб. — Горячий. Мику вздохнула. — Плохо. Голова болит и горло. А Костя где? — В музыкальной школе. Ладно, будем тебя лечить. — Седой обернулся к двери. — Уля, принеси, пожалуйста, миску с теплой водой и полотенце. — Это зачем? — Надо. В комнату заглянула Ульянка, придерживая полотенцем миску с водой. — Можно войти, да? — Слышала, что Алиса сказала? — Седой забрал у нее воду, полотенце, поставил миску на стул рядом с кроватью и показал на дверь. Девочка обиженно посмотрела на него. — Да ну тебя. — Договорились. Мику, с интересом наблюдающая за происходящим, спросила. — Ты что собрался со мной делать? — Горчичники ставить. А ты что подумала? — Может не надо? — Не вредничай. Ложись на пузо и майку подверни. — Ты что… Я же раздетая. Совсем уже? — она вздохнула. — Я стесняюсь. Пусть Алиса поставит когда придет. — Самурайка… Не заставляй меня матом говорить. Будь послушной девочкой. Мику снова вздохнула и перевернулась на живот. — Ну хорошо. Только ты внимание не обращай на… Мужчина аккуратно подвернул ей майку, отодвинув волосы. — Опа… Это дракон у тебя? Где делали? — Еще в Японии, давно уже. Давай ставь уж… Седой пододвинул поближе миску с водой и занялся художественной наклейкой горчичников. — Теперь ложись на спину. Майку… — Ой! Я без лифчика. Совсем охренел? — Микуся… — Только не заглядывайся мне. — Не буду. Налепив горчичник, Седой с интересом посмотрел на Мику. — Чего застыл? — Карпы на животе… — И что? Вобще-то символ богатства. Лепи давай. Засмотрелся тут. Закончив, Азад укрыл Мику одеялом и почесал лоб. — Слушай, а я подобное ведь где-то видел. — И где ты это мог видеть? Ты же в Японии не был. Мику поерзала — Жжется. — Потерпи. А видел я это в журнале «Вокруг света». Там статья была интересная про японскую братву. Как они… сейчас вспомню. Як… Мику тяжело вздохнула. — Якудза, блин. — А ты тоже из них? Девушка попыталась отмахнуться. — Ну тебя. Пристал. Это все дед. Да неважно, ты лучше горчичники снимай. … Тем временем хлопнула входная дверь. Послышался алисин голос. — Костя, ты хоть разуйся. Я полы недавно мыла. Потом женский голос. — И где она? — В той комнате. Проходите тетя Мицуи. Мику попыталась спрятаться под одеялом. — МАМА… Ой, б**. В комнату вошла японка лет сорока в белом халате с медицинским саквояжем. Она сердито посмотрела на Мику. — Лежишь, болеешь? — Ага. — пискнула та. Женщина нахмурилась. — Тебе не стыдно? Знаешь ведь, что у тебя горло слабое. Нет мороженое надо жрать на улице. Ты специально людям проблемы создаешь из вредности или думаешь, что все тебя все всегда жалеть будут? Бедную Микусеньку… — Мама, не начинай. — Я и не начинаю. Японка вздохнула. — Ладно. Что у тебя? — Горчичники. — Я не про это. Кстати, надо бы снять, мешать осмотру будут. … — Горло конечно красное, кашель, насморк. Мику, платок возьми, свинюшка. Короче, обычная простуда. Ну освобождение на неделю я тебе выпишу. Лекарства оставлю. И чтобы это в последний раз было. Поняла. Японка повернулась к Алисе. — Свари ей бульон, пожалуйста. Пусть хоть поест. Можно кашу, манную. — Не хочу манную! — А ты помолчи. Тебя не спрашивают. Потом женщина неожиданно поклонилась Седому. — Аригато гозаимас, сумимасэн. Спасибо вам за то, что заботитесь о моей дочери. Тот поклонился в ответ. — Тетя Мицуи, может быть чаю попьете? — Нет, Алиса, спасибо. Времени нет. Когда мама Мику ушла, Седой заглянул в комнату. Больная и несчастная полусидела, оперевшись на подушку и что-то рассказывала Косте. — Самурайка, ну у тебя матушка… Суровая конечно. Мику удивленно вскинула брови. — Дурак что-ли? Она меня любит. — Пошли обедать. — позвала Костю Алиса. — А то Ульянка все съест. — А я? — А больные отдельно. И вообще, мать, ты бы хоть свою простуду изобразила. А то как от школы освободили сразу радостная, и довольная стала… … Маленькая рыжеволосая девочка, пятившаяся к кустам, споткнувшись села на мерзлую землю. — Не надо! Нет! Черная «Волга» с мигалкой, четверо гогочущих мужчин. — Что маленькая тварь, забыла уже? Иди ко мне, иди к папочке. — Спасите меня! — Давай еще громче визжи. Все равно никто не услышит, не поможет. Проходящие мимо люди делали вид, что ничего не происходит. Себе дороже… — Тащите ее сюда. — СТОЯТЬ, СУКИ. — послышался спокойный мужской голос. Высокий, широкоплечий мужчина с длинными седыми волосами и изуродованным лицом. Военная куртка, такой же свитер, потертые джинсы. — Уля, сюда. Девочка, дрожа, спряталась за его спину. — Кто это? Ты их знаешь? — Это папашка… Он… Седой, улыбнувшись, рыкнул. — Свиделись значит, падла. Уж не надеялся. Один из четверки в дорогом плаще удивленно посмотрел на седого. — Ты тут куда лезешь? Хоть знаешь кто я? — Знаю. Мразь. Его собеседник, нахмурившись, небрежно мотнул головой. — Вы… Поучите его, чтобы знал на кого голос повышать, кому хамить. Только аккуратно, сильно не калечьте. Парень помоложе, ухмыльнувшись, достал из машины монтировку, передал другому, а сам взял тяжелый гаечный ключ. — Ой… Только не убивай их. Хорошо? Седой кивнул головой. — Как скажешь. — ОООООУУУУУУУУРРРРРГХ! — над опустевшей внезапно улицей пронесся вой. Седой оскалился по волчьи, обнажая клыки. Пальцы стали похожи на когти. Он шагнул вперед. — АРРРРГХХХ! Первым не выдержал парень. Побледнев, он бросил гаечный ключ и примиряюще поднял руки. — Мужик… мы ничего, мы… Остальные отступили к машине. — Какого… Что это? Он кто? Седовласый, подойдя, взял ульянкиного отца за горло, слегка сжал. — Ты… — проговорил хрипло, перемешивая слова с рычанием. — За нее я бы вырвал тебе сердце. Но она добрая, пожалела тебя. Поэтому поживи еще, я тебя потом найду и убью. А пока исчезни. Седой отшвырнул мужчину в сторону как грязную тряпку, повернулся к девочке. — Пойдем домой. Та лишь кивнула, беря его за руку. Папаша ползал в грязи, пытаясь подняться. По штанинам текли струйки. — Помогите встать. Двое, подбежав, с трудом поставили его на ноги. — Ты… — крикнул он, визгливо. — Ты кто такой вообще? Седой обернулся. — Запомни. Сунешься еще к моей семье, порву… … — Ты не сердишься? — Нет. Ты только не убегай от меня больше. Хорошо. Азад, присев перед Ульянкой, обнял ее… … — Виктор Палыч, вы как? Отошли? Мужчина, сидевший в кресле за столом под портретом на стене, только выдохнул. Брезгливо потрогал штанины. Посмотрел на помощника. — Ты узнал, что я просил? Кто этот седой, откуда вылез? Кто он? Помощник лишь покачал головой. — Никак нет, Виктор Палыч… — Да ты… — мужчина стукнул кулаком по столу. — Я тебе за что доплачиваю? Или ты обратно в говно захотел? — Виноват, но… — Что но? — Я уже и контору подключил, все бесполезно. — Шутишь? Лучше не надо. Собеседник тяжело вздохнул. — Какие шутки. Вся информация о нем засекречена. Вообще вся. Даже имя. Известно лишь, что он из «Лесного». Понимаете? — «Лесной» говоришь? Хочешь сказать, что этот хиппарь волосатый из… Да нет, не может быть. Это все? — Никак нет. Там… — помощник показал на потолок. — Мне посоветовали забыть про это и не лезть. Ни к нему, ни к детям. И спросили… — Что? — Спросили хотите ли вы, Виктор Палыч, жить. А еще намекнули, что знают. И про вас, и про нее. Понимаешь как оно выходит? Тот откинулся в кресле. — Коньяку налей. Помощник, кивнув, открыл дверцу настенного бара, достал бутылку, рюмку и блюдечко с нарезанным лимоном. Поставил на стол, налил коньяк. — Крепко ведь он вас за кадык взял, Виктор Палыч… — Заткнись. Ты ведь у меня дома был когда… Забыл? Чистеньким хочешь остаться, не выйдет… — мужчина выпил и потянулся за лимоном. — Ладно, я подожду… Подожду… … — Азад, ты чего? — Алиса удивленно посмотрела на мужчину. — Дрожишь весь. Не заболел? Прекрати, сейчас нас позовут. — Да что-то, как первый раз перед выходом… — Ой, можно подумать, что ты паспорт никогда не получал. Нам волноваться надо. Но мы спокойны… не волнуемся, блин. — Следующие. Русов, Двачевская, Токугава, Михайлов. … — Дай хоть взглянуть. — Уля… Ты паспорта не видела, что-ли? — Твоего нет. Ух ты… Ты что теперь у нас совсем жить будешь? — Ну… Выходит буду. Апач, что твои родители скажут, когда вернутся? Костя, хмыкнув хлопнул Седого по плечу. — Все нормально. Им самим спокойней за нас будет. Типа мы под присмотром. Да и не чужой ты. Понимаешь? … — Здравствуйте. Можно? Не помешал? Молодая женщина, сидящая за столом в пионерской комнате, подняла голову. — А, это ты. Проходи. Ищешь кого-то? Мужчина, заглянувший в дверь, виновато улыбнулся. — Да своих смотрю. Не видели? Женщина улыбнулась в ответ. — Алиску и остальных? Видела. Ушли, вроде домой. Уроки ведь давно кончились. — Ну… тогда извините, что помешал. — Подожди. Зайди, сядь. Поговорить надо. Кстати, тебя как зовут? А то вместе работаем, а незнакомы толком. — Азад. — А меня Ольга… — Дмитриевна. Она шутливо погрозила ему пальцем. — Прекрати. Не на собрании. — Хорошо. А о чем поговорить-то? Ольга со вздохом показала на бумаги. — Да вот. Составляю план по внеклассной работе на полугодие. А там… Военно-патриотическое воспитание. Может поможешь? Ты же военный. Ну там урок или классный час провести. Мужчина только покачал головой. — Нет. Не надо того детям знать. Даже не проси. — Понимаю. Ладно тогда. Придумаю что-нибудь. — она встала из-за стола, потянулась. — Ты домой? Пошли. Ох, тут еще ведь завтра заседание комиссии. Ну по делам несовершеннолетних. Пристегнули ведь… … — Тебя проводить? Ольга неожиданно махнула рукой. — А давай. Меня уже давно никто до дому не провожал. Она взяла Азада под руку. — Хорошо с тобой… … — Останешься? Ольга взглянула на мужчину. Он кивнул. — Останусь. Только позвоню. Чтобы не волновались. А то… — Лиска, это я. Слушай, я сегодня не приду. У знакомой. Понятливая она… Спокойной ночи, завтра я на смену… … — Слушай, подай мне пепельницу. — Ольга потянулась к столику у кровати. Седой протянул руку. — Возьми. Потушив сигарету она вздохнула, устраиваясь поудобней на его груди. — Спасибо тебе. Я хоть вспомнила, что я женщина, а не нечто в платье. Тебе во сколько вставать? В шесть… … — Нина Яковлевна, что вы несете тут всякую… Какой еще разврат вам? — Сергей Борисович… — пожилая женщина обиженно посмотрела на директора. — Школа же, а тут такое. Слухи знаете-ли. Тот нахмурился. — Уважаемая… Ольга Дмитриевна уже не девочка, а взрослая, самостоятельная, одинокая женщина. Азад Русинович тоже не мальчик. Что же вы в постель к ним лезете? Не стыдно? Или предлагаете партсобрание провести? И кстати я что-то не замечал чтобы они в стенах школы… Короче, идите, займитесь выполнением своих прямых обязанностей и чтобы я больше подобного не слышал. Вы меня поняли?.. … — Лиска, ты куда? — Поговорить надо кое с кем, о кое-ком. — С Ольгой что-ли? Охренеть… Ревнуешь? — Микуся, ты лучше заткнись и отвали нахер. Поняла? Алиса заглянула в пионерскую комнату. — Ты здесь? Кончай х**ней заниматься, пошли поговорим. О… делах любовных. — Двачевская… — Ольга, подперев кулаком щеку, покачала головой. — А ты не ох*ела немного? Ладно… Куда пойдем? — В курилку. В закутке рядом с открытой форточкой сидели уже двое старшеклассников. — Брысь отсюда. — рявкнула на них Алиса, присаживаясь на трубу. Ольга села рядом, вытянув ноги. — Сигарету дай, я свои наверху оставила. Алиса достала из кармана пачку «Родопи», пододвинула ближе консервную банку, служившую пепельницей. Прикурили. — И что ты сказать мне хотела? — спросила Ольга, выдыхая дым. Алиса пожала плечами. — Честно? Не знаю. А что обычно в таких случаях говорят? — Понятно. Ты его любишь? Лиска покраснела. — Я… я… Просто первый раз такое. Как в тумане, сука, все. И что теперь делать? И ты еще для полноты картины влезла. Как в индийском кино, блин. Ольга вздохнула. — Прости меня… Алиса в ответ ухмыльнулась. — Да я ведь все понимаю. Не со мной же ему е**ться. Пусть… Я ему не слова не скажу. Только запомни. Все равно он мой. И не вздумай ребенка от него заводить. Ольга лишь горько улыбнулась. — Не волнуйся, этого не будет. Покурила? — В смысле? — Звонок сейчас будет. И да… Жвачку возьми, зажуешь. Вышли на лестницу. — Ты к нам зайдешь? — Да наверное послезавтра забегу. — Хорошо, а то Ульянка уже про тебя спрашивала… «Еще никто и никогда не возвращался живым с войны, чтобы рассказать о ней все… Никто и никогда.» … Ночную тишину разорвал истошный крик. — Девки, сюда, быстрее! — Что случилось? Апач, что у вас происходит? В комнату вбежали полураздетые девочки. Седовласого мужчину на раскладушке било в судорогах. Открытый в беззвучном крике рот, раскинутые руки, тело выгнулось дугой. — Костя, ноги ему держи. Что с ним такое? Самурайка, сука, помогай… — Он умирает. Господи… — Скорую вызывай! — Бесполезно… Он холодной уже. Не дышит. … А ты думал убежать от прошлого? От того, что ты сделал тогда? Или это был не ты? НЕЕЕТ! А кто? … — Командир, посмотри. — боец протянул тому бинокль. — Что там, Кава? По полю на позицию от полуразрушенной деревне, занятой боевиками, шли двое мальчишек лет тринадцати. Молча, не смотря по сторонам. Командир вгляделся и закричал, схватившись, за автомат. — Убейте их! Это смертники. — Что… — седой мужчина перехватил бинокль. У одного из мальчишек кунбаз (традиционная арабская длинная рубаха) на животе оттопыривался. Он улыбался. До траншеи оставалось метров пятьдесят. Все ближе, ближе. — Да снимите же их… — Teqe nekin… Ez bixwe. (Не стрелять… Я сам. (курманджи). Дай винтовку. — седой выхватил у одного из бойцов СВД. Пристроил ее на бруствер. Приподнял голову. — СТОЙТЕ! НЕ НАДО! НЕ НАДО… Мальчики продолжали идти, словно не слыша. — Азад, да стреляй же. Седовласый поймал в прицел голову одного из пацанов. Прошептал. — Прости меня Господи… Два выстрела слились в один. … Мужчина на раскладушке словно пытался что-то сказать кому-то, объяснить… … — Товарищ Ари, это Бархудан. — командир поднес рацию ближе. — Ты слышишь? Противник пытался контратаковать, да смертники. Передай, что нужен авиаудар. Координаты… Потом мы войдем в деревню. До связи. — Они же… Они… СУКА! ЧТО Я СДЕЛАЛ, ЧТО… — Они скорее всего из «Львят Халифата». (Дети, прошедшие идеологическую обработку в ДАЕШ. Двенадцать- пятнадцать лет. Используются как палачи, бойцы, смертники.) — командир помолчал. — Успокойся, товарищ. Ты не виноват. Это война, это такая война… Я вызову саперов, они их разминируют… … Ты надеялся это забыть? Не надо, я не хочу… Прекратите! — Улька, ты чего? Что она делает? — Вы что не понимаете, ему же больно. Очень больно. Я сейчас. — девочка неожиданно оттолкнула Алису в сторону и подойдя к раскладушке, легла рядом с мужчиной. — Подожди, не уходи… Она обняла его, пытаясь согреть, подышала ему в лицо. — Улька… — Мику стой. — Алиса перехватила ее за руку. — Не уходи, не надо… Вернись. Чистый ты, нет на тебе греха и кровь смыта. Останься, пожалуйста… Все хорошо, слышишь. Все хорошо. Потому что я здесь, с тобой и я люблю тебя. Слышишь, люблю… Тело мужчины обмякло. Вдох-выдох, из груди вырвался слабый стон. Мику только помотала головой, приходя в себя. — Это что было? Улечка… Та повернулась и шмыгнула носом. — Ничего. А теперь мы спать будем, вот. И вы тоже спите, а то столпились тут… Кино вам, да? Алиса молча укрыла их одеялом, тронула за плечо Костю. — Присмотри за ними. Хорошо? Ульянка поворочалась на раскладушке. — Вы только ему не рассказывайте про… Не надо. … Подходя к подъезду Седой поздоровался с бабушками, сидящими на лавочке. Те закивали в ответ. — Азад Русинович, посидите с нами, отдохните. А то устали поди. Все бегом, то в магазин, то с Ульянкой… — Ну а что не посидеть. Можно. Одна из старух, продолжая разговор, повернулась к соседке. –… Вот погода. Сырость эта. Каждую осень радикулит обостряется. Что делать? — А ты, Марья, компрессы из овечьей шерсти попробуй. Вон, Мотя, из первого подъезда тоже мучилась, а потом, вроде как в «Здоровье» про это прочитала. И помогло ведь. А ты, Азад, как? Тот пожал плечами. — Вроде не жалуюсь. — Ну ты молодой еще. Посидели, обсудили снова погоду, молодежь… Азад уже собрался было идти домой, тут к ним подошел участковый. — День добрый. — А, Васильич, садись покурим. Как дела, мои не хулиганят? Участковый сел, прикурил и только отмахнулся, выдохнув сигаретный дым. — Да ну… В соседнем дворе пацаны окно разбили из рогатки. Вот куда родители их смотрят? А твои? Вроде не шумят. С тобой-то не забалуешь. Хотя конечно… Тяжело тебе с ними. Они же… Хлебнули по полной горя. — он помолчал. — Да и странные. — В смысле? — А ты что, не видел? Присмотрись внимательней. Вот японка та же. Мику эта. Нет ну… Девчонка как девчонка, ну выкинет чего… Не в этом дело. Участковый покачал головой. — Сколько раз замечал. Веселая, смеется, а в глаза глянешь и оторопь берет. До озноба. Что у нее, что у остальных. Тоска у них, у всех, в глазах смертная, как перед расстрелом. Понимаешь? Даже у Ульянки такое. Вот с чего это? Наверно, я думаю, знают они что-то. Страшное, такое что людям знать и нельзя. Не положено нам этого. А они знают. Может поэтому и живут как будто каждый день для них последний. Видишь как оно… … — А вы что без света? В темноте? — спросил Седой, заходя из кухни в зал. — Сейчас. — Алиса встала и зажгла торшер. Отошла к балкону. За стеклом сгущались вечерние сумерки, расплывчатые отражения окон дома напротив. По дороге промелькнули огни от фар, проезжающей машины, прочерки дождя на оконных стеклах. Она помолчала. — Я что-то сказать тебе хочу. Только… ты… Не смейся. Это важно. Уля? Та только вздохнула. — Лиска, да скажи ты ему наконец. Не изводи не себя, не нас. Подойдя к Азаду, Алиса внезапно обняла его и поцеловала. — Я люблю тебя. Слышишь? — Слышу. Я… Она приложила палец к его губам. — Молчи. Я ведь всегда любила только тебя. Тебя. Искала… как же долго я тебя искала. И нашла. И не отпущу. Вот. Смешно? Седой только крепче прижал ее к себе. — Лиска… Я ведь тоже люблю тебя. Просто боялся сказать. — Дурак ты. — Знаю, милая. Ульянка, подойдя к ним, уткнулась мужчине в бок. — Папа… И я тебя люблю. Можно? — Доченька… Алиса подняла голову. — Вот теперь ты все знаешь. Только… — в глазах слезы. Она повернулась к балкону. Далекий жалобный вой, словно очертания черных крыльев мелькнули на стенах комнаты. — То волки плачут… Вороны слетаются. И не быть, не быть нам вместе в жизни… Судьба такая. Ты сам ведаешь про то. «Я несла свою Беду По весеннему по льду. Надломился лед — душа оборвалася, Камнем под воду пошла, А Беда, хоть тяжела, — А за острые края задержалася. И Беда с того вот дня Ищет по свету меня. Слухи ходят вместе с ней с Кривотолками. А что я не умерла, Знала голая ветла Да еще перепела с перепелками. Кто ж из них сказал ему, Господину моему, — Только выдали меня, проболталися. И от страсти сам не свой, Он отправился за мной, А за ним — Беда с Молвой увязалися. Он настиг меня, догнал, Обнял, на руки поднял, Рядом с ним в седле Беда ухмылялася… Но остаться он не мог — Был всего один денек, А Беда на вечный срок задержалася.» — А ты подожди нас Там, у Врат. Хорошо? — Подожду. — Сказала? — неожиданно послышалось сзади знакомый голос. Алиса улыбнулась. — Ага. Больше стремалась. А теперь все на своих местах и не страшно… Костя с Мику подошли ближе. — Смотрите. — Мику показала в сторону балкона. Отражения в стекле. Неясные крылатые тени, осененные светом. Шестеро. Кто еще? Узнаешь когда придет время. Поздняя осень, вечерние сумерки… … — Чего читаешь опять? Покажи. Ульянка подлезла к Азаду. Тот заложил страницу. — Книгу. Ульянка обиженно засопела. — Я вижу. Совсем уже… А какую? А интересная? Она схватила с журнального столика книгу. — Ой, а тут не по русски. Тогда неинтересно. А она как хоть называется? — «Социология свободы». Вмешалась Алиса. — Ну что ты к отцу пристала? А о чем хоть книга? — О воле. О том, что каждый человек несет ответственность только перед Богом и обществом. Без государства. Как-то так. Костя с Мику, сидевшие на диване, отложили гитары и переглянулись. — О, как. Это уже какая-то анархия получается. Где ты ее взял? — В рюкзаке была. Видать с собой привез. — А в блокнот чего пишешь? — Всякое. Это еще с гор привычка осталась. — Интересно. А расскажи еще про… «Песни нелюбимых. Песни выброшенных прочь. Похороненных без имени. Замурованных в ночь. Песни вычеркнутых из списков. Песни сброшенных на лед. Песня больше не нужных Звучит, не перестает.» Б. Гребенщиков. «Песни нелюбимых.» … В дверь позвонили. — Кто там? Костя подошел к двери, щелкнул замок. — Ну и где вы ходите? В комнату вошли Саша с Женей. В руках у Саши сумка с чем-то тяжелым. Ульянка сердито глянула на них. — Мы вас уже заждались. А вы… Ладно, проходите. Седой удивленно посмотрел на гостей. Потом на Костю, Алису… — А что вообще происходит? Алиса помялась. — Мы тут авантюру одну затеяли… — Не понял. Поподробней. — Ну… Короче мы записаться хотим. Точнее попробовать. Сначала думали у «Странников», но решили, что это стремно. — А в сумке что? — Сашка, давай. Тот достал из сумки усилитель, посмотрел на Женю. Та пожав плечами, вытащила из своей сумки бутылку вина. — Куда подключать? — Пошли в мою комнату… — Значит есть три гитары, Апач вот из музыкалки даже бонги скоммуниздил. — Мику, прекрати. Ничего я не… Просто взял на время. В понедельник вернуть надо будет. Вы лучше матрасы несите. Для звукоизоляции, а то еще соседи услышат. — А петь кто будет? Понял, мог бы и не спрашивать. Дисседенты, б**дь… Наконец все было готово. Костя вставил кассету в магнитофон, придвинул микрофон к Седому. Ульянка, забравшая бонги себе, простучала по ним пальчиками. — Все готовы? Сашка, ты? Поехали. Что будет, то и будет. Остальное потом… А видно на то, ты и пришел. Чтобы сказать. «Как у города на окраине. На окраине у самих ворот. Собрался народ, не за говором. Не за руганью. не за торгами. Собрался народ, да все слушали. Пел юродивый скоморошину. Песню давнюю позабытую. Позабытую песню сказывал. Шел дорогою долей долгою. Проклятой скоморох струны горькие. Возвращался он до родной земли. Не здоров душой. да не болен совестью. Да к любимой с песней ласковой.» Мику с Костей подхватили мелодию… «Ты прости, прости любимая. Пред тобой упаду на колени я. Ты усталость сними поцелуями. Отдохни от разлук на моей груди. Ты прости, прости любимая. Что поделил любовь твою нежную Пополам с дорогою пыльною. По бокам с полынею горькою.» В гитарный перезвон вплелся перестук барабанов… Как стук сердца. «Снова ворон могучими крыльями Небо скрыл погонами синими. Огражденная Русь мундирами. Ты разомкни через боль веки вспухшие. Да похмелись с рассвета свежей кровушкой. А сколько песен уносит ветрами. Сколько слов написано кровию Что же это земля родимая. Разве некому о тебе пропеть. Эй, вы братия, что глаза ножи. Да что слово плеть, а то ли наш черед. Вы поднимайтеся из глухой распутицы. Вы ударите по струнам да по совести. Нам бы идти от церкви загаженной. До великих стен, до великих стен белокаменных. Ты прости, прости любимая. Пред тобой упаду на колени я. Снова влажный платок прижимай к груди. Снова ветер поет нам прощальную. Дай мне силушки в путь поцелуями. Ты прости, прости любимая. Что поделил любовь твою нежную Пополам с болью великою. За больную землю родимую.» Саша молча показал большой палец, мол все нормально, дальше. Работаем… Дальше… «Если б не терпели — по сей день бы пели. А сидели тихо — разбудили Лихо. Вьюга продувает белые палаты. Головой кивает хвост из-под заплаты. Клевер да березы. Полевое племя. Север да морозы. Золотое стремя. Серебро и слезы в азиатской вазе. Потом — юродивые князи нашей всепогодной грязи. Босиком гуляли по алмазной жиле. Многих постреляли. Прочих сторожили. Траурные ленты. Бархатные шторы. Брань, аплодисменты да сталинные шпоры. Корчились от боли без огня и хлеба. Вытоптали поле, засевая небо. Хоровод приказов. Петли на осинах. А поверх алмазов — зыбкая трясина. Позабыв откуда, скачем кто куда. Ставили на чудо — выпала беда. По оврагу рыщет бедовая шайка — Батька-топорище да мать моя нагайка. Ставили артелью — замело метелью. Водки на неделю, да на год похмелья. Штопали на теле. К ребрам пришивали. Ровно год потели да ровно час жевали. Пососали лапу — поскрипим лаптями. К свету — по этапу. К счастью — под плетями. Веселей, вагоны! Пляс да перезвоны. Кто услышит стоны краденой иконы? Вдоль стены бетонной — ветерки степные. Мы тоске зеленой — племяши родные. Нищие гурманы. Лживые сироты. Да горе-атаманы из сопливой роты. А мертвякам припарки — как живым медали. Только и подарков — то, что не отняли. Нашим или вашим липкие стаканы? Вслед крестами машут сонные курганы.» Пауза. Алиса плеснула в стакан вина, протянула Седому. — Горло промочи. Женька, ты чего? Та дрожала как от озноба. — Страшно ведь это… Господи, на что я подписалась… Алиса только усмехнулась. — А как ты хотела? … «Приляг ко мне, к сырой стене. А что спою, все на краю. А что пришлось, под головой, А что протерлось, под иглой. Да не заштопать битый лоб, Что в лихорадке не сберег. А что ни песня, то озноб. А что ни в лоб, все поперек Да вдоль повальной Колымы, Да на Руси обычай крепок: Что ни в законе, то воры, А что ни лес, все больше щепок. Поменьше знать, да знать признать. Поменьше дать, побольше взять. Башку оттяпать, да отнять. А что ни снова, то опять. Как век сбивали на гвоздях, Да шпалы клали на костях. Да жен любили впопыхах, А как ни ухни, да все не «ах». Что Русь от аза и до ятя, Что от хрущевки до Кремля. Что от поденщика до знати, Всё вера в доброго царя. Была бы азбука проста, Да золотыми запятыми. Хранят под шпалами уста, Истоки, истиной густые. Приляг ко мне, к сырой стене. А что спою, все на краю. А что пришлось, под головой, А что протёрлось, под иглой. Да нитью рельса в узелок, Обратным швом по шпалам штопай. Да через край пришитый срок, Да на краю болотной топи. Как правду ни копай во лжи, А что ни яма, то могила. Как всех царей не пережить, Что от Петра до Михаила. А коль для рая не спасен, Отведай вдоволь вольной воли. А что ни шаг, то на поклон, А что ни хлеб, все больше соли. А коль судьба горька, как водка, То у порога выдыхай. Да перемать твоя селедка, Да от версты граненый край.» …«Под Кремлёвской звездой Да под Спасскою башнею Под Кремлёвской стеной Да под Красной площадью. Есть что-то нечто, чего не понять Есть что-то нечто, чего не потрогать Есть что-то страшное, чего не унять Было что-то славное, чего не припомнить. Под красным солнышком Под старой сосной Под местным кладбищем Под мёрзлой землёй. Есть что-то нечто, чего не увидишь Есть что-то страшное, чего не понять Есть что-то странное, чего не услышишь Есть что-то горькое, чего не захочешь. Над жёлтой простынею Над красной рекой Лёгкой поступью Над грешной землёй. Ходит Некто, кого не увидишь Бродит эхо крикливых вождей. Говорит кто-то тихо, кого не услышишь Смотрит кто-то, кто света светлей. За безразличными лицами Под разноцветными флагами Под маской добра За непонятными знаками. Таится что-то мудрое, чего не узнаешь Будет что-то страшное, чего опять не унять. Есть что-то глупое, чего не осудишь Будет снова что-то, чего не остановишь.» … — Все. Первая сторона есть. Перерыв. — Да уж… Когда кассета уже была вставлена, Алиса потянулась за гитарой. — Можно я спою? Все переглянулись. — Попробуй. Саша, готов? Лиска… «А мы пойдем с тобою погуляем по трамвайным рельсам, Посидим на трубах у начала кольцевой дороги. Нашим теплым ветром будет черный дым с трубы завода, Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора. Если нам удастся мы до ночи не вернемся в клетку. Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю, Чтоб остаться там лежать когда по нам поедут серые машины, Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам, Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах. Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся, Если нас не встретят на пороге синие фуражки. Если встретят, ты молчи что мы гуляли по трамвайным рельсам Это первый признак преступленья или шизофрении. А с портрета будет улыбаться нам «Железный Феликс» Это будет очень точным, это будет очень справедливым. Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам, Справедливым наказанием за прогулки по трамвайным рельсам. Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсами, Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам.» — Костя только выдохнул вполголоса, покосившись на микрофон. — Сука… Сестренка, ты… «Не догонишь — не поймаешь, не догнал — не воровали, Без труда не выбьешь зубы, не продашь, не наебёшь… Этy песню не задушишь, не убьёшь, Этy песню не задушишь, не убьёшь. Дом горит — козел не видит, Дом горит — козел не знает, Что козлом на свет родился За козла и отвечать. Гори-гори ясно, чтобы не погасло, Гори-гори ясно, чтобы не погасло! На дороге я валялась, грязь слезами разбавляла: Разорвали новy юбкy да заткнули ею рот. Славься великий рабочий народ, Непобедимый, могучий народ! Дом горит — козёл не видит, Он напился и подрался, Он не помнит, кто кого Козлом впервые обозвал. Гори-гори ясно, чтобы не погасло, Гори-гори ясно, чтобы не погасло! Лейся, песня, на просторе, залетай в печные трубы, Рожки-ножки чёрным дымом по красавице-земле. Солнышко смеется громким красным смехом, Гори-гори ясно, чтобы не погасло!»… Немного разбавим. Извини, Лиска, что влез. «У меня был друг, его звали Фома Он забыл все слова, кроме слова «чума». Вчера было лето, а теперь зима Наверное, мой ревер сошел с ума. Я устал пить чай, устал пить вино, Зажег весь свет, но стало темно. Десять лет я озвучивал фильм, Но это было немое кино. Панки любят грязь, а хиппи цветы И тех, и других берут менты. Ты можешь жить любя, ты можешь жить грубя, Но если ты не мент — возьмут и тебя. Я устал пить чай, устал пить вино, Зажег весь свет, но стало темно. Десять лет я озвучивал фильм, Но это было немое кино. И я видел чудеса обеих столиц Святых без рук и женщин без лиц. Все ангелы в запое, я не помню кто где. У рокеров рак мозга, а джазмены в п**де.» Алиса сделала усилие, чтобы не засмеяться. «Я устал пить чай, устал пить вино, Зажег весь свет, но стало темно. Десять лет я озвучивал фильм, Но это было немое кино. Я устал пить чай, устал пить вино, Забыл все слова, кроме слова «говно» Десять лет я озвучивал фильм, Но это было немое кино.»… … «От большого ума лишь сума да тюрьма. От лихой головы лишь канавы и рвы. От красивой души только струпья и вши. От вселенской любви только морды в крови. В простыне на ветpy, по росе поутpy. От бесплодных идей до бесплотных гостей, От накрытых столов до пробитых голов, От закрытых дверей до зарытых зверей. Ульянка, прикрыв глаза, сосредоточено отбивала ритм. Параллельно пути чёрный спутник летит. Он утешит, спасёт, он нам покой принесёт. Под шершавым крылом ночь за круглым столом. Красно-белый плакат — «Эх, заводи самокат!» Собирайся, народ, на бессмысленный сход, На всемирный совет — как обставить нам наш бред? Вклинить волю свою в идиотском краю, Посидеть, помолчать да по столy постучать. Ведь от большого ума лишь сума да тюрьма, От лихой головы лишь канавы и рвы…» Неожиданно Азад сделал знак, мол стоп. — Ты чего? — Лиска… Ты откуда эти песни знаешь? Она, улыбнувшись, пожала плечами. — Во сне видела и пела. Только их другая я пела, но тоже рыжая. Что? «Я неуклонно стервенею, с каждым смехом, С каждой ночью, с каждым выпитым стаканом. Я заколачиваю двери. Отпускаю злых, голодных псов с цепей на волю. Некуда деваться — нам остались только сбитые коленки. Я неуклонно стервенею с каждым разом! Я обучаюсь быть железным продолжением Ствола, началом у плеча приклада. Сядь, если хочешь — посиди со мною Рядышком на лавочке — покурим, глядя в землю. Некуда деваться — нам достались только грязные дороги. Я неуклонно стервенею с каждым часом! Я неуклонно стервенею, с каждой шапкой милицейской, С каждой норковою шапкой. Здесь: не кончается война, Не начинается весна, не продолжается детство. Некуда деваться — нам остались только сны и разговоры. Я неуклонно стервенею с каждым часом. Я неуклонно стервенею с каждым шагом. Я неуклонно стервенею с каждым разом.» …Щелчок. Кассета кончилась… «Из порожнего не пьют, не едят Плесневеет тиной дно. Ищет выводок гадких утят Золотое толокно. А вокруг притворно воет меч Мох болотный да лишай. Путь целебный прописала смерть: Поскорей решай И наградой неба щедрого сказ: Лечь на сильное крыло Где то прошлое в пыльных костях Ядовито режет хлор. Солнце юное детей зовет Перья правдой заблестят. И дарует тайну древний свод Чистотой листа. Тем, кто пестует сердечный костер Холод поиска путей. Всем покров непременно простерт Стаей белых лебедей. Пусть опять в соленый плен слезы Дней разодрано сукно. Ищут чада не жалея сил Золотое толокно.» … Мику отложила гитару, стиснула дрожащие пальцы. — Вы… Хоть понимаете, что мы сделали? Это же даже не «десятка», нас же всех… — она выдохнула. — Да пошло оно. Надоело бояться да шепотом. Хватит. Алиса прижала к себе Ульянку. — Не вздумай кому-нибудь… Та отстранилась и обиженно засопела. — Я что дура. — она на мгновение задумалась. — Нет, ну дура конечно, но не настолько же. Что я не понимаю. Да ну их вообще. Пофиг-нафиг. Вот. — Уля, а где ты на барабанах научилась? Она пожала плечиками. — Не знаю. Я может, это, юное дарование тут у вас. — Только не загордись. — Стоп. Подождите. — Костя потянулся за стаканом. — Вино где? Короче. Есть кассета с акустикой. И что с ней делать? Вмешалась Женя. — Давайте мне. Я ее кому надо скину. Ну да, ему, что уставились? Да не ссыте вы, все нормально будет. Только… Как вас назвать? — Azadi. Свободные. Алиса хмыкнула. — А что, пойдет. Ох, бля, что будет… … «Дети непутёвые, пьяные родители Да не по закону хочется Прошлое оскоминой на зубах налипло А что впереди то сзади колется Приучались жмурится с сапогами спорили Потом разбросало да вдаль унесло По головкам гладили приучали заново А после подчистую под конвой свело» … — Кто там? — мужчина в сером костюме, сидящий за столом, поднял голову. — А, ты. Заходи покурим. Ты что такой смурной? Вошедший только махнул рукой. — Да ну, устал. Все с этими, как их там… «Azadi». Начальство требует пресечь, а как? Тут хоть землю рой, если по всему союзу. От Бреста до Владика… Всех ведь не арестуешь. И откуда только они взялись. А ты как? — Честно? В жопе. Я же такую кассету… У сына на полке обнаружил. Представляешь. Сопляку пятнадцать, а он уже это слушает. И ведь я его по хорошему. Мол, скажи, где взял. А он… Только в лицо ухмыляется. На улице говорит, папуля, нашел… « Дети непокорные, выб**дки да нехристи За отцов расплата, за общий мор Наши тризны страшны как праздники Страстные пятницы забытый спор А за грехи тяжкие кому там каятся Одним судьба другим молитва Третьим вдоль да поперек Канавы торные да мхи болотные Ищи за пазухой что не сберег Колки гитарные да пальцы все в крови Холодный ветер пылью по глазам Все годы мутные как не зови Но не молчи узнай цену слезам Дети непослушные, чада окаянные Ушедшие за песнями мертвецов будить Дальше будет весело Замешано тесто Кому прятаться кому хоронить Кому ночью умирать Кому рано вставать А кому расти До новой зари…» И покатился камушек с горы. Лавина потом пойдет. А пока… — Мы у вас впишемся? — Конечно. Давайте, матрасы на место, раскладушку в зал. Седой, вам с Сашкой на полу придется. … Утро, выходной… — Вставай! — Что случилось? Рядом на кровати заворочался Костя. — Уля, может не надо? — За окном же. Костя, потягиваясь, поднялся и зевая подошел к окну. — Во блин. Седой, вставай. — Что там? — Зима. — Серьезно? — Посмотри сам. Мужчина встал с раскладушки. За окном действительно была зима. Еще вчера сырость, подмерзшая грязь и голые ветки деревьев. А сейчас белая пелена и скрежет лопаты дворничихи. — Ну снег еще вечером пролетал. Из соседней комнаты донесся алисин голос. — Улька, имей совесть, дай поспать. Подушкой получишь. — Вставайте, там… — Ну что еще? Ох… Микуся, у нас проблема. — Идите нахрен. И одеяло отдайте. А это что на балконе, снег? Круто. Через несколько минут девчонки уже собрались в комнате Кости. «Мама, мама, что мы будем делать когда наступят зимние холода?..» — И что же делать будем? — спросила Алиса, запахивая халат. И сама же ответила. — Костя неси стремянку. Тот задумчиво посмотрел вокруг и только вздохнул. — А может мы сначала оденемся, умоемся и позавтракаем. В конце концов. В дверях ойкнула закутанная в одеяло Мику… После завтрака квартира наполнилась шумом. — МИКУ, УЛЯ… ШКАФЫ! СТРЕМЯНКУ! СЕДОЙ, ПРИНИМАЙ С АНТРЕСОЛЕЙ! — Алиса, а ты чего раскомандовалась? — На всякий случай. Из шкафов появились теплые куртки, пальто и женские шубки. С антресолей ботинки, сапожки, валенки и даже унты. — А моли нет? — Улька, сплюнь три раза через левое плечо. — Ты что… Я же в Микусю попаду. — Зря что-ли нафталин тратили? Нету там никого и ничего… Даже денег в карманах. Жаль… Наконец все, успокоившись, сели на диван. — А чего сидим? Пошли на улицу. — Минутку. Седой, у тебя зимнего-то нет. Сейчас, разберемся. Лиска… Алиса ткнула в Азада пальцем. — Точно. Сидеть. Она вылезла из кладовки с зимней мужской курткой, ботинками и шапкой. — Держи, меряй. Костя достал из шкафа свитер. — Это что? — Отцовское. Вы по комплекции примерно одинаковы. — Неудобно же… Костя только махнул рукой. — Да он все равно это почти не носит. Давай. … Двор уже был полон играющей ребятней. — Ну и чего тут… — начала было Алиса когда мимо ее плеча пролетел снежок. — Давайте короткими перебежками. — ДАНЬКА! ВЫ ЧТО ТУТ ДЕЛАЕТЕ! — Кончай орать. — Снеговика лепим. Не видишь. Лиска задумчиво огляделась. — Хм… Если они могут. То мы… Апач, Седой давайте сделаем… НАЧАЛИ! — Командный голос вырабатываешь? — Не отвлекайтесь. Когда снеговик был готов, Мику внимательно посмотрела на него, обошла вокруг… — Насколько я помню, у всех нормальных снеговиков есть нос. Морковка. А у нас этот… получилась какая-то жертва сифилиса, блин. Может домой сбегать? За носом. Алиса сдвинула шапку на затылок. — А ты думаешь осталась? Ну, теоретически… Если Ульянка ее не загрызла. — А что сразу я? — Ты же у нас зайчик. Тем временем к ним подошел Данька и протянул… морковку. — Уля, вот, возьми. — Ой, а откуда она у тебя? — А я у мамы две взял. Еще подумал, что пригодится. — Спасибо. Данька, ты у нас хозяйственный… мужик. — Да ну вас. Мику еще раз внимательно посмотрела на готовое снежное произведение искусства. — Лиска… А вот за каким фигом ты ему грудь прилепила? Что за извращение? Алиса пожала плечами, выбивая снег из варежек. — Мать, все же просто. Это баба. В смысле снежная. Что непонятного? — Ну да, баба. А размер не большой? — Что ты все недовольная? То нос, то… Нормальный у нее размер. Она обернулась на стоящих поодаль Костю с Седым. — Микуся, а вот чего они тут без дела стоят? — Не знаю, а что? Алиса слепила снежок… И неожиданно кинула его в Седого. — Лови. Тот было увернулся, но тут в него прилетел еще один. От Мику. — Самурайка, ты чего?.. — УРА! — закричала Ульянка. — ДАНЬКА, ПОМОГАЙ! Под градом «снарядов» Костя с Азадом начали медленно отступать. — Блин, нечестно же… Наконец Костя изобразил злость. — Ну все, погодите. Он повалил Алису в сугроб. Рядом Седой аккуратно положил Мику. — Помогите! И через пару минут в снегу барахталась куча мала. — Ай! Откапывайте меня! — крикнула Ульянка. Азад, смеясь, вытащил ее из снега и попытался отряхнуть. — Ну что? Довольны? — А то. — гордо заявила Алиса. — Костя, Мику вы как? — Живы. — Ой, а Даньку куда дели? Тот, стоя в стороне, только покачал головой. — Ну вы даете. Как маленькие. Алиса, закончив отряхиваться, вздохнула. — Есть немного. Ладно. Снеговика слепили, даже с носом. В снегу извалялись как… А теперь пойдемте домой. — Зачем? — удивилась Ульянка. — Давайте еще… — Хватит. Надо обсушиться, пообедать, попить чаю с сухариками… — ХОЧУ! Мику вздохнула. — Уроки делать… — НЕ ХОЧУ! — Уля, надо. Есть такое слово. — А что у нас на обед? — Придем и узнаем. … — Сергей Борисович, вызывали? — спросил Седой, заходя в кабинет. Директор, оторвавшись от бумаг, недовольно взглянул на него. — Вызывал, Азад Русинович. Вам не стыдно. — Простите, не понял? За что? Директор показал на стул, мол садись и нахмурился. — Вы когда в бухгалтерию зайдете? — Зачем? Директор покосился на секретаршу. Та лишь вздохнула и встав направилась к двери. Мол я ушла, можете разбираться. Проводив ее взглядом, Сергей Борисович повернулся к Седому. — Азад Русинович… Как вы думаете зачем нужны талоны на обеды? Я подскажу. Чтобы получать по ним полноценное горячее питание в нашей столовой. Это понятно? Азад только почесал затылок. — Понятно. — А раз поняли… Тогда зайдите в бухгалтерию. Это на втором этаже. Номер кабинета двадцать пять, к Светлане Владимировне и получите их наконец. На себя и на своих детей. — Своих? — А чьих? — директор укоризненно покачал головой. — Слушай, ты ведь нам всю отчетность портишь. Нехорошо ведь. Поэтому, сделай уж, пожалуйста. — Все сделаю. Директор облегченно вздохнул. — Вот и хорошо. Азад встал со стула. — А можно спросить? — О чем? — Как мои? Все нормально? Сергей Борисович только пожал плечами. — Да вроде ничего особенного. Учатся хорошо, ведут себя… Жалоб особых нет. Единственное… Он снова показал на стул. — Хорошо что одни. Присядь. Раз уж разговор такой пошел… — помолчал. — Ты в курсе, что Алиса… — Что еще? — Тебе никто не говорил? Она же на условном. Что смотришь? Срок у нее. Седой только вполголоса выматерился. — Да нет, не то что ты подумал. Язык у нее длинный. Лишнее сболтнула, понимаешь? То о чем обычно молчат. Ну и… — директор только махнул рукой. — А в результате… Жизнь девчонке поломали. Она же вполне на золотую медаль вытягивала, в педагогический хотела. А теперь… И учти. Разговора этого не было. Забудь. Все, давай в бухгалтерию иди. … — Лиска, отвлекись пожалуйста. — Чего? — Алиса отложила книгу. — Уля, подожди. Что случилось? — Случилось. Пока вопрос есть. Почему я про твое условное не знаю? Что за дела? Что еще за… — Азад покосился на Ульяну. Алиса хмыкнула. — Ольга в постели нашептала? Законница, бля… — Не угадала. Директор ваш намекнул. Что хоть было? — Да ничего особенного. Ну правда. Сидели… Год назад. Костя, ты помнишь у кого? Тот вышел из своей комнаты с Мику. — Нет. Самурайка, а ты? Та лишь помотала головой. — Ну да. — Алиса вздохнула. — Как обычно. Веселые все были. Сидели, базлали о том, о сем… Ну и, короче, сказала наверное что-то не то. Нашелся один, самый умный. Просигнализировал типа, сука. — Кстати… Все хотела узнать. — она задумчиво посмотрела в потолок. — Кто же тогда этого умничка в больничку-то отправил? Просто интересно. Я в КПЗ парилась… У кого не спрашивала, никто не знает. Костя с Мику изобразили недоумение. — Сам наверное. — Ага… Три раза нечаянно на нож напоролся. Как еще живой остался, повезло. Ульянка ойкнула и неожиданно прыснула от смеха, закрыв ладошкой рот. — Вот дурак… Ну правда же. Лиска развела руками. — Вот такая фигня вышла, короче… Ну и тут у нас Ольга подсуетилась слегка. Она же такими как мы занимается на общественных типа началах. На поруки меня взяла. Ну и… В общем кончилось условным. Делов-то. — Алиса… — Чего? — Того, блин… — Седой снова покосился на Ульянку. — Ладно, займусь этим. Попозже. Все четверо удивленно переглянулись. Лиска почесала затылок. — Не поняла. В каком смысле займешься? — В прямом. Снимут с тебя эту судимость. Алиса только хмыкнула. — И как интересно ты это сделаешь? Совсем уже? Кто ты и кто… Азад пожал плечами. — А это мои проблемы. А ваши… Чтобы никаких залетов больше. Поняли? Тогда я спать пошел, завтра на работу. … Седой, стоящий перед полкой со стопкой магнитофонных кассет, повернулся к Ольге. — Слушай, откуда взяла? Группа «Azadi», акустический концерт… — Какая разница. — подойдя, Ольга забрала кассету. — Лучше скажи. Нахрена ты… вы… Только не смотри на меня как… Что я твой или алискин голос не узнала. Это же антисоветчина, вас же… Седой только тяжело вздохнул. — Да нету там никакой антисоветчины, б**дь. И вообще… Я же за советскую власть. Воевал за нее. Женщина недоверчиво хмыкнула. — Ну ты… Прямо вот даже и… Седой закурил, сел к столу, придвинул пепельницу. — А вот представь. — он помолчал. — Только скажи, честно, где здесь она у вас. Нету. — В смысле? Ты к чему это… — Может ульянкин папаша, эта мразь, советская власть? Или те кто пятнадцатилетнюю девчонку за анекдот судил? Или может советская власть те кто тебя сломали? Ольга, охнув, опустилась на стул, пытаясь унять дрожь в руках. — ТЫ… СУКА, ТЫ ОТКУДА ЗНАЕШЬ? — Я твое дело читал. Дженис, да? Так тебя звали? — НЕ НАДО! ЗАМОЛЧИ! Мужчина завернул ей рукав халата. — Восемь лет прошло, а следы от уколов остались. Я знаю, даже то, что тебе приказали забыть. Что ты пела, помнишь, что говорила? Центр реабилитации как они это называют? А Линду? — Прекрати… — Ольга смотрела на него с ужасом. — Ты из конторы? Зачем? Зачем мучаешь? Я не хочу. — Успокойся. Я не из конторы. Просто… Ты вспомни, Вспомни какой ты была. И… Прости. Это очень больно, знаю, а по другому никак. … Седой положил женщину на кровать, укрыл одеялом. — Давай. Тебе надо отдохнуть. — Не уходи, мне страшно. — Не бойся. Она ведь сказала, что все будет хорошо. Значит… Ольга приподнялась на локте. — Кто она? — Ты же знаешь. Ольга улыбнулась. — Ну да… А… ты? — Я здесь буду. Можно? Азад лег поверх одеяла, закинул руки за голову. — Спрашивает еще… — Тогда спи… … — Кто там? — Седой обернулся к входной двери. — Заходи. — Свои. — в котельную вошли трое. Конь, Смуглый и еще один мужик. — Вечер в хату, не помешали? Азад подбросил угля в топку, вытер грязным полотенцем пот с лица, поставил лопату в угол. — По делу или чисто в гости? Конь огляделся. Обшарпанный стол, кровать с откинутым солдатским одеялом и гитарой, капающий кран в мойке, закуток в углу, огороженный занавеской… — Да вот поговорить хотели. О тебе, за жизнь нашу, за Лиску… — он достал из кармана пальто бутылку водки, поставил ее на стол. — Будешь? — Извини, я на работе. Давай-ка тогда уж лучше чифирнем. Ночь длинная похоже будет. Блатные переглянулись. — А что с хорошим человеком не посидеть. Не в падлу будет. Конь взглянул на третьего. Тот, пожав плечами, протянул руку. — Медведь я. Это… Ну короче… — Мишаня у нас неразговорчивый. … Заварив чифирь, Седой разлил его в кружку, в стакан, достал из настенного шкафчика открытую пачку соли, поставил ее на стол. Потом подкинул еще угля. Хватит. — Садитесь. Сели. Сделали по глотку. Закурили. — Хорошо пошел. Выдохнув дым, Конь, прищурившись посмотрел на Азада. — Знаешь, вот без обид, да… Что ты по понятиям видно, а вот какой ты масти, вопрос. Ты не жиган, не красный, не бродяга, и не из мужиков. Но есть в тебе что-то такое… Звериное, что-ли. Пугаешь ты. Слышали, как ты с ульянкиным папашкой схлестнулся. Как его заставил бояться. Честно скажу. Ты словно огромный волк, что забежал случайно к нам в город. Смотришь на нас, на людей и думаешь. То ли на приплод оставить, то ли на добычу пустить. Ну да ладно, время покажет. Он вздохнул, показал на гитару. –Слушай. Спой. А то муторно чего-то на душе. — Что спеть? — А что хочешь. Здесь все свои. Чужим не уйдет. « Что-то солнышко не светит, Над головушкой туман, Ай уж пуля в сердце метит, Ай уж близок трибунал. Где-то черный ворон вьется, Где-то совушки кричат. Не хотелось, а придется Землю кровью орошать!.. Эх, доля-неволя, Глухая тюрьма! Долина, осина, Могила темна. Конь опустил голову, закрыв лицо рукой. Поведут нас всех под стражей, Коммунист, взводи курок, На тропинке, на овражьей Укокошат под шумок. Поведут нас всех огулом, Отдадут команду «Пли!» Чур, не плакать перед дулом, Не лизать у ног земли!.. Эх, доля-неволя, Глухая тюрьма! Долина, осина, Могила темна. Мы не пивом и не водкой В наш последний вечерок Самогоном зальем глотку И подохнем под шумок! Не к лицу нам покаянье, Не пугает нас огонь!.. Мы бессмертны! До свиданья, Трупом пахнет самогон!.. Эх, доля-неволя, Глухая тюрьма! Долина, осина, Могила темна.» Медведь потянулся за кружкой с чифирем. — Вот как оно. Как мойкой по венам. Да, Смуглый? Тот криво улыбнулся. — Теперь понятно почему конторские злятся. Что смотришь? Я ведь сначала, когда Женька кассету сбросила, думал просто песенки под гитару, по приколу, типа самодеятельность. А оказалось… Вы же, сука, всю страну на дыбы подняли. Вить, а ты что скажешь? Конь поднял голову. — А что тут скажешь? Седой… Заварили вы… Твои ведь песни слушают, поют… На зону за них идут, а все равно поют. Ну а вам ходить теперь, как по первому льду, аккуратно надо. — он отхлебнул из кружки, махнул рукой. — Что ж, время такое, все по краешку гуляем. Только, Апач, пацан правильный. Лиска с Самурайкой да Женькой девки тертые, на понт да на арапа их не возьмешь. Бог не выдаст, свинья не съест, как говорят. Посмотрим. Ты, кстати, скажи лучше. Как у тебя с Алисой? Седой искренне удивился. — А что с ней? Конь в ответ засмеялся. — Ну ты дурачка то не изображай, слепых нет. Все знают какая она счастливая стала. — Ну может… А тебе какой интерес с этого? Смуглый, встав с табуретки, потянул Медведя за рукав. — Мишаня, отойдем. Не будем мешать людям. — Ну да, правильно. Конь, перестав смеяться, серьезно посмотрел на Седого. — Да есть… Люблю я ее. Ну что уставился. Я же Лиску еще с детдома знаю, когда она с голодухи на базаре воровать пыталась. Видишь как оно… Седой отпил из стакана. — Она говорила, что с Ульянкой у тебя жила. — Было такое. Я ведь их практически из спецприемника вытащил. Только ушла она потом. Не вышло из меня… — Конь вздохнул. — Обидно даже было. Ты не думай, ничего такого… Я ей и денег дал и вещи собрал. Просто потом уже понял. Ей ведь дом был нужен, семья… И Уле тоже. По настоящему чтобы. А я кто… Вор. Мне… не положено, сам знаешь. Они вот к Ольге прибились, потом к Апачу… … Однокомнатная стандартная холостяцкая квартира. На кухне за столом сидят две рыжеволосые девочки. Одна, помладше, с цветными карандашами склонилась над альбомом. Другая, лет двенадцати, читает журнал… — Лиска! — из комнаты послышался мужской голос. — Иди сюда побазарить надо. — Конь, что хотел? — рыжая постарше зашла в комнату. Мужчина в майке, весь в татуировках показал ей на диван. — Садись. Скажу кое-что. — Ульянку позвать? — Нет, не надо. Ты же старшая, с тебя и спрос будет. А теперь слушай сюда. Мужчина закурил, выдохнул дым. — Вы в моем доме живете, с моей руки едите. Поэтому… Уля маленькая еще, а ты запомни. Главное. Ты не блатная и ей не будешь. Поняла? Никакой фени, никакого криминала. Не строй из себя воровайку, под ногами не мельтеши и ментов зря не нервируй. — он вздохнул. — Не лезь туда. Не надо. Пойми, там кроме кровавого гавна ничего нет. Запомнила? Девочка только молча кивнула. — Еще запомни. Пепельницу подай. Короче… Скромнее будь, без дешевых понтов. За базаром следи, за слова свои отвечай, веди себя соответственно… — Витя… Я поняла, а тут… Можно сказать? — Алиса пошмыгала носом. — А у нас хавчик кончается, прикинь. Купить бы… Тот погасил сигарету, поставил пепельницу на стол. — Буфет открой. Видишь коробку? Что там? Алиса, подойдя к буфету, посмотрела и ойкнула. — Бабки… И много ведь. — Если нужны… Продукты купить или вам в кино сходить, мороженое там… Возьмешь сколько надо, я спрашивать не буду. Но, сука, чтобы никакого бухла, никаких карт, никакой наркоты. Узнаю на помойке прикопаю. Живьем. Поняла? — Ага. А книжки можно? — Какие книжки еще? Алиса помялась. — Ну… Художественные типа. Мужчина недоуменно пожал плечами. — Конечно можно. Что спрашивать. — он почесал затылок. — Да, чуть не забыл. Если что из вещей понадобится, скажи мне или кому-нибудь из моих, купим. В обносках ходить не будете. Все вроде сказал. Подойдя к нему, девочка неожиданно выдала. — Конь, это… А научи воровать. ХРЯСЬ! Она отлетела к дивану. — Блядь… Ты же мне чуть зуб ведь не выбил. Совсем уже… — Скажи спасибо, что не кулаком. Еще раз ляпнешь подобное все углы в хате пересчитаешь своей дурной башкой. И не вздумай реветь. Алиса вытерла кровь, текущую из носа, потрогала пальцем челюсть. — Все поняла. Спасибо за науку. Витя… — Ну что еще? — мужчина покосился на вышедшую из кухни Ульянку которая с опаской смотрела на него. — А драться научишь? — А ты не умеешь. — Ну, по настоящему, по взрослому. Мужчина только пожал плечами. — Это можно. Хмурому скажу, он вас в спортзал пристроит. Только помни… Не все кулаками решается. Но… — он помолчал. — За свою честь, за Ульянку, за дом, семью любого можешь убить. Это правильно будет. По понятиям. Он снова вздохнул. — Вот по хорошему вас в школу бы надо… Да у вас и документов никаких. Только справка… Ладно, разберемся. … Ранним утром хлопнула входная дверь. — Конь, ты что-ли… — в коридор вышла полуодетая Алиса. — А кто еще может быть? — мужчина стянул и бросил на пол плащ, пиджак, выдохнув, расстегнул рубашку, отбросил ее к ногам девочки. — Застирай. Та подхватила рубашку с пола. — Кровь? Завалили кого, что-ли? — Не твое дело. Не отстирается, сожги. Неаккуратно было. Ах да… Будут спрашивать, я дома ночевал. Поняла? Алиса закивала. — Да не дура. А ты… Мужчина прошел в комнату, мельком взглянул на сидевшую на кровати Ульянку. — Спать буду. Устал что-то. Кто позвонит, скажи, что все вечером. Он как был лег на тахту и повернувшись на бок захрапел. — Улька иди сюда. — Чего? — Того. Что он одетый спать будет. Помоги… И одеяло давай. Алиса укрыла мужчину, аккуратно повесила одежду, принесла и поставила около тахты тапочки. Потом накинула халат. — Пошли в ванную. Стирать будем. Где у нас порошок был… … — Конь, можно тебя спросить? — Лиска, я вообще-то футбол смотрю. Лучше пивка бы принесла из холодильника. — Я серьёзно. Вот… Ты мне кто? Не отец, не хахаль… — Алиска, ты за базаром-то следи… По губам ведь бить буду. А кто я… Смотрящий наверно. Ну да, на то и выходит. Вот только знать бы еще кто мне это велел… … Однокомнатная квартира наполненная звоном стаканов, шумом и табачным дымом. Гуляем… — За успех, братва, чтоб всегда такой фарт был. Конь… — Да потише, соседи же… Двое, обнявшись, пытаются запеть. — По тундре, по железной дороге… — Лиска, сука, жрать неси! Замерзла что-ли… В уголке тахты на все это испуганно смотрит маленькая рыжеволосая девочка. Один из блатных, громила с куполами на груди, пьяно икнув, посмотрел на нее мутными глазами. Протянул руку. — Кто тут у нас? Иди сюда. — НЕТ! — девочка, внезапно закричав, бросилась под стол. — ЛИСКА, СПАСИ МЕНЯ! НЕ НАДО, НЕ ХОЧУ! Собравшиеся удивлено переглянулись. Один, отогнув край клеенки, посмотрел под стол. — Ты чего? Вылазь. — Медведь… Ты совсем уже. Ульку напугал. Перепил? Громила недоуменно помотал головой. — А я ничего же… Я… — Ты, блин. Э… Да она лужу пустила что-ли… — Слышь, что за дела вообще? — Конь… — Алиса придвинулась к нему ближе. — Скажу что-то, только не сердись. Она зашептала ему на ухо, косясь на стол. Мужчина внезапно отшатнулся от нее. — Дура, ты что тут гонишь. Совсем уже? Алиса только мотнула головой. — Не гоню я. И за базар отвечаю. Советова она, понимаешь, и все правда. Хочешь кровью своей поклянусь. — Сука… Значит вот как оно. Такой расклад. Ладно, вот что… Для начала вытаскивай ее из-под стола… Подожди. Раздвинулись давайте. Он присел. — Уля, это я… Не бойся, вылезай. Все хорошо, никто не обидит. Девочка вылезла и, подбежав к Алисе, дрожа, спряталась за нее. — А теперь давайте на кухню и дверь закройте. Нам поговорить надо. Вернувшись в комнату, он подошел к столу, плеснул в стакан водки, выпил… — Конь, объясни давай, что случилось? Чего тебе Лиска сказала, что ты побледнел? Тот опустился на стул. — Сигарету дай. Короче… Ульянка дочь Советова, ну того самого. Один из блатных удивлено хмыкнул. — Тот что из обкома типа? Я вроде в газете помнится о нем читал… А что за байда, бля… — Год назад он Улю на улицу выгнал, дочку свою… Типа мешала она ему. И это еще не все. Налей. Говорить? — Говори. — Изнасиловал он ее. И выкинул как… Понимаете? Поэтому и ссытся она, и взрослых шугается… И сейчас испугалась. Медведь, стоп, не надо. Слышишь… Громила, зарычав, грохнул кулаками по столу. — Убью тварь. — Тихо Мишаня, успокойся. Держите вы его. — Она же ребенок еще, братва… Да что же… Один из блатных поднял руку. — Вопросы есть. — Говори, Крест. — Что с этой мразью сейчас? Присел он, где, как, что? Если еще живой, то почему? Может люди просто не знают, не в курсе? Все бывает. Конь только скривился. — Присел. В своем кабинете, в теплом кресле. Не поняли? Власть он… Власть. Из тех кому все можно. ВСЕ МОЖНО. Ничего ему не было, да и кто узнал бы. А узнали бы… Кто девчонке-малолетке что на улице живет поверит. Такой вот расклад. — Подожди, а что делать-то? Ульянка нам ведь не чужая, знаешь. — Да не в этом суть. Такой беспредел… Конь, что думаешь? Тот посидел, прикрыв глаза, выдохнул. — А вот что я думаю. Если это государство не хочет или не может эту сволочь за жопу взять и наказать по своему закону… — он помолчал. — Значит тогда мы его судить будем. И за Ульянку, и за все. По нашим законам, по понятиям. А теперь, братва, скажите, что полагается за подобное? Хмурый? — Сам знаешь ведь, смерть. Что спрашивать? Конь обвел взглядом, сидевших за столом. — Адвокаты будут? Значит решили. — Подожди. Это понятно. Правильно конечно. Только как ты его кончать будешь. У него же охрана поди, бля… Он же кум. — Ну, давайте вот что. Зарубочку сделаем себе. А как случай представится, кому масть пойдет, тот его и пришьет. А конвой дело десятое. Тихий, ты сказать хотел? — Я думаю, что братве надо маляву послать. Чтобы люди знали и чтобы непоняток потом не было. Дело ведь серьезное. — Конечно. Хмурый, займись. Объясни что, как и за что. Ну раз решили… Встав, Конь подошел к кухне, открыл дверь. — Выходите давайте. И за стол. Есть поди хотите. Пустите девчонок. Ульянка испуганно выглянула из-за спины Алисы. — Ой… Один из блатных хлопнул Медведя по плечу. — Слышь, извинись перед Улей раз накосячил. Нехорошо, да… — Давай… Громила только кивнул. Потом подошел к девочкам, сел. — Уля… Прости меня. Не хотел я тебя пугать и ничего плохого не хотел. Прости. Он улыбнулся. Ульянка пошмыгала, вытерла слезы и, подойдя к Медведю, неожиданно обняла его. — Мишаня… Я ведь знаю, ты хороший, добрый. Я тебя люблю, вот. … Медведь? Мокрушник он, убийца. Для него человека пришить что плюнуть. По крови ходит. … Племянница у него была. Одних лет с Ульянкой. Валечка, Валюшка… Любил он ее. Хоть что-то светлое, чистое у него было, понимаешь? Почему была? Погибла она в автоаварии вместе с родителями. С дачи возвращались, дождь. Дорога скользкая и козел какой-то пьяный на встречку. Ну и… Машина в кювет, перевернулась… Выгорела вся… Вот такая история. — Алиска… Пожрать давай. Конь укоризненно покачал головой. — Хан… А ты ведь не в кабаке. Официанток тут нет. Сходи сам да принеси. Проблема что-ли? Забыл где у меня кухня? — Слышь и мне тоже. И хлеба еще. Алиса, вздохнув, встала из-за стола. — Пошли, помогу… … Алиса подошла к входной двери, прислушалась. Снова звонок. — Кто там, чего надо? За дверью послышался мужской голос. — Коня надо. — Нет его. А ты кто? — От Каина. Весточку передать надо. Открой. Не бойся, не со злом пришли. Алиса ненадолго задумалась. — Сколько вас? — Трое. — Ладно. От двери отошли. Щелкнул замок. На площадке стояли трое мужчин. Девочка отступила назад. — Проходите, пока соседи не увидели. Хату не палите. Гости вошли, огляделись. Из комнаты выглянула испуганная Ульянка. — Ой, кто это? Один из вошедших примиряюще поднял руки, мол не пугайтесь. — А хозяин где? Алиса только пожала плечами. — По делам ушел. Когда будет не сказал. А что… — Весточку мы ему принесли. Но раз… — Подожди. — Алиса протянула руку. — Дай мне пожалуйста. Мужчина вытащил и подал ей конверт. — Смотри, я на буфет кладу. Трогать не буду. Конь придет, прочитает. На словах что передать? Ответ нужен? Блатные одобрительно переглянулись. — Молодец, все правильно сделала. А ответ, если только он сам захочет. Мы теперь пойдем. Они уже были около двери, когда один повернулся с виноватой улыбкой. — Извини, забыли совсем, вот держи. — он достал из кармана пиджака кулек. — Конфетки тут. Показал на Ульянку. — Пусть с чаем сладенького покушает. И ты тоже. Давай, закрывайся. До свидания. … — Конь, тут к тебе приходили. — Кто? — Сказали от Каина. Маляву принесли, вон на буфете лежит. Тот, не разуваясь, подошел к буфету, взял конверт, вытащил лист, прочитал. — Сама смотрела? — Нет. Не мне же. Мужчина повернулся. — Это Ульянки касается. — ЧТО? — Да не ори ты. Одобрила братва наше решение, поддержала… Мол правильно все. А за Улю… «… И учти, что за нее сразу на нож поставят. Любого…» … — Конь, слышь, ты чего? Что с тобой? Стонешь… Алиса, ежась от ночной прохлады, подошла к тахте, потрепала того по плечу. Мужчина сел, взъерошил волосы. — Не знаю. Давит что-то. — потер грудь. — уснуть не могу. Тяжело ведь, а почему… Извини, разбудил. Девочка понимающе кивнула, отступила. Улыбнулась. — Слушай, а давай я тебе колыбельную спою, хочешь? Я умею… Легче будет. — она опустилась на пол. — Ты чего? Ты… — Спою… Сердце успокоится. Подойди… Подойдя к ней мужчина сел рядом. — Лиска… Ты что еще придумала? Она неожиданно прижала его голову к себе. «На улице дождь, дождь С ведра поливает, С ведра поливает, Землю прибивает. Землю прибивает, Брат сестру качает, Ой люшеньки, люли, Брат сестру качает. Брат сестру качает, Ещё величает, Сестрица родная, Расти поскорее, Расти поскорее, Да будь поумнее, Ой, люшеньки, люли, Да будь поумнее.» Ее голос задрожал. «Вырастешь большая, Отдадут тя замуж. Ой, люшеньки, люли, Отдадут тя замуж. Отдадут тя замуж Во чужу деревню, Во чужу деревню, В семью несогласну. Ой, люшеньки, люли, В семью несогласну.» Ульянка слезла с кровати, подошла, молча встала рядом. «А мужики там все злые, Топорами секутся. И по будням там дождь, дождь. И по праздникам дождь, дождь. На улице дождь, дождь С ведра поливает, С ведра поливает, Землю прибивает. Землю прибивает, Брат сестру качает…» — Витя… Он поднял заплаканное лицо. — Лиска… Зачем? — Все хорошо ведь. — повернулась. — Уля… Ты что тут? Та уселась на палас. Вздохнула по взрослому. — Вы не плакайтесь только. А то мне плохо. Не надо. Витя… Мужчина взял ее на руки, уложил в кровать. — Спи. Сел на пол рядом с кроватью. Алиса примостилась около него. — Ты чего плачешь то? — Вспомнил я… Эту песню ведь мама покойная пела, понимаешь. Я уже боялся, что совсем забуду. Да ты напомнила. Сама то чего ревела? — Не знаю. Наверно потому что дура. Мне еще в детдоме говорили, мол, Двачевская дурочка блаженная. Ругались да? Мужчина погладил ее по голове. Алиса прижалась к его плечу. — Забудь про них. Что эти понимают. Не в теме они. Блаженные… Они ведь те кто к бугру, ну к Богу ближе. Типа как святые. Девочка только хмыкнула. — Конь, ну ты совсем… Скажешь тоже. Из меня ведь святая как… Из твоего молот. Я же в Бога не верю. И матом говорю еще. — А ты не говори. — А как? Я по другому и не умею. Слушай, а откуда ты вообще про это знаешь? Ну святые там, Бог… Конь пожал плечами. — Да как-то на одной пересылке… Дед какой-то рассказывал. Красиво говорил, все слушали. Все… Хотел я с ним еще побазарить, получше расспросить. Да видать не судьба была. — Почему? — Охрана его на следующий день насмерть забила. Не понравился видно чем-то. А я… Уже в карцере очнулся. Потом в больничку… Может ты спать будешь? Алиса вздохнула. — Вить… Я знаешь что тебе сказать хотела… Раз разговор у нас. Мы от тебя уйдем наверное. Только ты не думай. Мы от тебя ничего плохого не видели, не слышали. И за Улю спасибо. Что принял ее такую. Просто… Всем наверно легче будет. Кстати… Тебе еще за нас не предъявляли? — Да ну… — Конь махнул рукой. — Я что тебе перволеток залетный? Кто мне что предъявить может… Ладно. Переубеждать тебя ведь бесполезно наверно будет. Ты твердо решила? И когда? — Послезавтра. — И куда пойдете? Думала или наобум? Алиса почесала голову. — А какие варианты? — Ну… А давай-ка я вас к человеку отведу. Ее Ольга зовут. Плохого не думай. Законница она типа, но правильная. Стольких пацанов с зоны вытащила. Пересекались мы с ней пару раз. Должна меня помнить. — Ты адрес только дай. Я уж сама. А пока давай спать. — Ложись. Я здесь посижу. … Мужчина, сидящий у кровати, поднял голову. Мерное детское дыхание. Он откинулся назад, простонал сквозь стиснутые зубы. — Что же вы делаете со мной, девки? Что? Я же… я же вор, я… Почему же? Может и правду тот дед говорил. Как там про душу-то? Мол или спит она, или болит… И что делать теперь? У кого спросить-то? Никто ведь не скажет, не ответит… Он закрыл лицо ладонями… » А я б… запел. Да, только хрип. Да, только стон! А я б… запил. Да, поминальным вышел стол. А я б… кружил. Да, в том кругу одни углы. А я б … плясал. Да, душу тянут кандалы. А я б… дарил. Да, продаётся всё вокруг. А я б… взлетел. Да, вместо крыльев пара рук. А я бы… обнял. Да, схоронена вся родня. А я бы… крикнул. Да, не услышите меня. А я б… забыл. Да, выплывает все со дна. А я б… любил. Да, вот любовь… была одна. А я б… завыл. Да, тучи застили луну. А я б… уехал. Только знаю, что вернусь. А мне б… коня. Да, без седла, да, без вожжи… А мне б… простить. Да, наизнанку сшита жизнь. А мне б… ума. Да, свыкся с долей дурака. А мне б… молится. Но не поднимется рука. А ты гляди. Да, дым не совесть, ест глаза. А ты посмейся. Да, больно солона слеза. А, ты, надейся. Да, видать… не суждено. А, ты, отдай. Да, всё уж отнято давно. А я б… солгал. Да, мне уж ложь не по-летам. А я бы…помнил. Да, всё осталось где-то там. А б бежал… Да, всё одно — вся жизнь тюрьма. Ой, мама, мама. Мама. Ой, ма…!» Знакомый голос. » А ты ляг да поспи-отдохни, сынок. Все и хорошо будет…» … — Вот такие дела у нас. — Конь прикурил, потянулся за кружкой. — Теперь ты в курсе. — И что с этим, Вить, делать будем? Тот пожал плечами. — Ну… Мы же с тобой не шпана дворовая, что малолетку поделить не могут. Люди взрослые, серьезные. Пусть уж идет как шло. Только запомни. Хорошо запомни. — он ткнул пальцем в собеседника. — Обманешь ее или обидешь… Убью. Понял? Седой кивнул. — Договорились. Погасив сигарету, Конь встал из-за стола, выдохнул. — Вот и ладно. Пойдем мы тогда. Мишаня… Не будем человеку мешать, он делом занят. Да, за чай спасибо, уважил. Подогреем потом. Одевшись, блатные пошли к выходу. У самой двери Смуглый неожиданно оглянулся. — Седой, извини, забыл совсем. Тебе просили передать, чтобы ты на «Коммунарку» подъехал. — А что там… — Да там эти… как их… «Странники» репетируют типа. Должен их помнить. У них дело какое-то к вам есть. Ну бывай. … Хлопнула входная дверь. — Я дома. В живот Седому с разбега уткнулась Ульянка. — Папа пришел! — Ага. Ты вот почему опять босиком? Шлепну. — НЕ НАДО! — Чего орем? — вежливо поинтересовалась, вышедшая из кухни, Алиса. — Привет. Не замерз? Как отработалось? — Да нет. Нормально. — Ну тогда… Раздевайся, умывайся. Костя! — позвала она. — Разбуди ты наконец Микусю. Она что в спячку залегла? Завтракать пора. — А это чего тут? — Ульянка ткнула пальчиком в бумажную кипу, лежащую на стиральной машине. — Почта. Вам же в лом спуститься, ящик проверить. Неси в зал. «Пионерская правда», «Вокруг света», «Мурзилка», «Пионер»… Зачитаемся. Кстати, Уля, пляши. Девочка удивлено посмотрела на мужчину. — ЗАЧЕМ? — Ну тут тебе письмо. Вроде как с Камчатки. — АААААААА! ЭТО ЖЕ ОТ АЛЕШКИ! — она быстренько изобразила несколько танцевальных па. — ДАВАЙ! — Держи. Схватив конверт, Ульянка побежала в зал. — КОСТЯ! МИКУСЯ! МНЕ ПИСЬМО! Бедные соседи, хотя они наверно уже привыкли. — Это от ее брата. — Алиса тяжело вздохнула. — Папаша его на Камчатку отправил. Типа в армию, а возвращаться, сука, запретил. Прикинь. Такая вот… — Папа, смотри. Вот, это Леша. — прибежавшая из комнаты Ульянка, показала фотографию. Статный парень в форме пограничника. Рядом молодая женщина. — Это тетя Таня. У них свадьба будет. — пояснила Ульянка. — Папа, а можно твое фото им послать? — Конечно. Давай завтра я тебя после школы заберу и мы пойдем сфотографируемся. А пока завтракать… … Коридор поликлиники был заполнен детьми и взрослыми. Как это называется? Вакцинация что ли… — Данька… А очень больно было. — Уля, я же тебе уже говорил. Не больно. Не бойся. Ульянка тяжело вздохнула. — Тебе хорошо. Ты же мальчик. А я… — она всхлипнула и подергала за рукав, сидящего рядом Седого. — Ты будешь со мной? — Следующий. Ульянка осторожно заглянула в кабинет. — Ой, а можно, да? А, здравствуйте, тетя Виола. Женщина в белом халате покачала головой. — Уля, да входи уж, не бойся. — она посмотрела на вошедшего следом мужчину. — Вас ведь Азад зовут. Вот ведь она у вас какая трусишка. Каждый раз ведь такое. В прошлом году всей поликлиникой ловили. Ульянка насупилась. — Неправда. Наговаривайте вы, тетя Виола. Я только немножко убежала. — Уля, садись, готовь руку. Седой сел рядом на кушетку. — Я рядом. Хочешь меня тоже уколят? Сестра протерла место укола ваткой… — АЙ! Все что-ли уже? — Все. А ты боялась. — Значит, в течении нескольких дней понаблюдайте. Может быть небольшое повышение температуры, покраснение на месте укола, но это нормальная реакция. Зато никакого гриппа. Ульяна радостная выбежала из кабинета. — ДАНЬКА! И правда не больно было. Мужчина, встав с кушетки, удивлено взглянул на врача. — Простите, а откуда вы… — Оля рассказывала. Мы же с ней подруги. И да… Меня Виолетта зовут. Но можно Виола… … Комната, забитая музыкальными инструментами, примочками вперемешку с разбросанными нотами и пустыми сигаретными пачками. В углу тихонько посвистывает электрочайник. — Ну что, писаться будем или как? Алиса, оторвавшись от настройки «Фендера», пожала плечами. — Будем. Уля? Та выдала дробь, чуть не уронив барабан. — Давайте. Сколько можно сидеть, курить тут. — Ладно. — Седой надел гитару. — Джордж, Сашка, вы как? — Сейчас… Готово, можно работать. Пишем пару песен, посмотрим что выйдет. Мику, Костя давайте. Запись. » Ой, над полями да над лесами русскими Несется песня вольных пацанов, Ее проводят девки — очи грустные, Ой, нависает тень от батогов. За что ж кровинушки не жалели силушки, За что же прадеды билися с врагом, А мы опять не разгибаем спинушки, Да толстозады ездят все верхом. Эй, браток, пособи! Да плечом, да затянем песню грустную, Эй, браток, пособи! Еще разок за землю нашу русскую. Эй! А ну, давай! Мы перебитые да ко всему привыкшие, Да похлебавшие горюшка сполна, Да наши матери культ не позабывшие Не закрывают на ночь погреба. Но наша вера — вера не напрасная, Уж как крепились пасмурные дни, Ой, не к добру, уж слишком много красного, А то что золотом, то давно в крови. Эй, браток, пособи! Да плечом, да затянем песню грустную, Эй, браток, пособи! Еще разок за землю нашу русскую. Эй! Когда ходили по деревням сироты, Когда склоняли мы к убитым головы, В высоких, тихих кабинетах Ироды Тебя продали босую и голую. Эх, мать честная, больше нету волюшки! Эй, в колокола ударь, да посильней! Чтоб не рыдали на парадах наши женушки, Да чтоб детишкам жилось повольней. Эй, браток, пособи! Да плечом, да затянем песню грустную, Эй, браток, пособи! Еще разок за землю нашу русскую. Эй, браток, пособи! Да плечом, да затянем песню грустную, Эй, браток, пособи! Еще разок за землю нашу русскую. Эй, браток, пособи! Да плечом, да затянем песню грустную, Эй, браток, пособи! Еще разок за землю нашу русскую.» Светловолосый парень, сидевший за пультом, только закрыл рот и сглотнул. — Маза фака, чувак… Ох*еть. Давай дальше. » Мне страна ворковала о сыновней любви, Вытирая платочком сухие глаза, Сморкаясь в кровавое вымя зари, Поминая героические имена, Прикрепляя медаль на дырявую грудь, Намечая ударный трудовой путь, В райкомовском рае подливая чаёк: «Всё хорошо! Всё нормалёк!» А я всё ползу, ползу, ползу, Ползу по песку, по невскому, Ползу по степи Красной площади, Между черных парадных визжащих колес, Ползу по глазам обесточенных дам, Я не человек, я — бешеный пес, Ползу по столбам безразличных вождей, Ползу, разгребая говно их идей, Ползу по тоске ночного метро, Ползу по пивным, ползу по кино. Похороните Федьку в кремлевской стене, Дайте ему то, что не дали мне, Замуруйте правду вместе с ним, Он умел стрелять в государственный гимн. Он долг свой исполнил, он был на войне, Он за Родину бился в чужой стороне. Не пыль — народ, не народ — слова, Слова — не мир, мир — не звездочки, Не гладь кругом — водоворот, Я — не бревно, я — рыба здесь. Мне не нравиться жизнь, я её хочу, Ненавижу ваше я, как свое, Не трагичен мир — печален я, А сердце моё, а сердце мое!»… — Стоп, пока. Черт… Катя… — Сейчас. Подойдя к Седому та подала ему стакан. — Возьми, чаю выпей горячего. А то ведь горло посадишь, вон уже хрипишь. Алиса с интересом посмотрела на парня за пультом. — Майк, как оно? Тот откинулся на спинку стула. — Да нормально. Если это нормальным конечно можно назвать. Отдохнем и начисто? Алиса только вздохнула. — Куда уж лучше. А отдыхать, Мишенька, ты теперь только в ментовке будешь. Если повезет. — Типун тебе на язык. Ну что, дальше? — Уля, ты как? Ульянка, отложив палочки, с хрустом размяла пальчики и посмотрела в потолок. — Не устала еще, вот. Поехали. «Я сижу в клоаке, Я сижу в клоаке, Меня туда загнали красные собаки, Как я их боюсь! Жалят клочья шерсти, Жалят клочья шерсти, И зрачки шальные отливают жестью, Как я их боюсь! В пору удавиться, Или застрелиться, Но не простят измены траурные лица, Как я не прощал, И вот так на сраке, Все торчим в клоаке, Нас туда загнали красные собаки, Бросить бы им кость, но как, ведь я сижу в клоаке! Я сижу в клоаке… Все торчим в клоаке…» «Нас сомненья грызут. Я сомнениям этим не рад. Эта мерзкая тяжесть в груди разбивает любовь. А пока мы сидим и страдаем, скулим у захлопнутых врат, Нас колотит уже чем попало, да в глаз или в бровь. Вот хитрейшие просто давно положили на все. Налепив быстро мягкий мирок на привычных их телу костях, Лишь смеются над нами, погрязшими в глупых страстях. Им давно наплевать на любое, твое и мое. Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет. Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет. Вопрошаем отцов, но не легче от стройных речей. Не собрать и частичный ответ из подержанных фраз. Их тяжелая юность прошла вдалеке от вещей, Тех, которые так переполнили доверху нас. И когда нам так хочется громко и долго кричать, Вся огромная наша родня умоляет молчать. И частенько, не веря уже в одряхлевших богов, Сыновья пропивают награды примерных отцов. В суете наступает совсем одинокая ночь. Лезут мысли о третьем конце, и уже не до сна. Но на следующий вечер приводим мы ту, что не прочь. И тихонько сползая с постели отступает война. Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет. Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет. Эфемерное счастье, заполнило медом эфир. Славим радость большого труда, непонятного смыслом своим. Славим радость побед, по малейшему поводу — пир. И уж лучше не думать, что завтра настанет за ним. Безразличные грезы, прощаясь одна за другой, Улетают, навечно покинув еще одного. Он лежит и гниет, что-то желтое льет изо рта. Это просто неизрасходованная слюна. Сладость тело питала, но скоро закончился срок. Он подъехал незримо к черте, где все рвется за миг. И в застывших глазах, обращенных к началу дорог, Затвердел и остался навек не родившийся крик. Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет. Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет…»… — Перерыв небольшой. Самурайка? — Чего, бля… Мы играем или как? — Подожди. — Михаил почесал в затылке. — Идея есть. Надо бы разбавить чем-то. Ну… акустикой, типа. А то по мозгам реально бьет. Как? Костя взглянул на Алису. — Сестренка, это к тебе. А мы покурим. Алиса сделала вид, что задумалась. — А давайте. Колян, неси табуретку, хоть посижу. И где у вас тут акустика была? Она тронула струны. — Седой, поможешь? — А что петь хочешь? — «Деклассированным элементам» и… «На черный день» наверно. Знаешь такие. — Знаю. Во сне видела? Все, кроме Кости, Мику и Ульянки, недоуменно переглянулись. Сашка с Женей пожали плечами. — В каком еще сне? Охренели… — Джордж, блин, ты работать будешь или вопросы задавать? Следак, б**. Поехали. » Деклассированных элементов в первый ряд Им по первому по классу надо выдать все Первым классом школы жизни будет им тюрьма А к восьмому их посмертно примут в комсомол В десяти шагах отсюда светофор мигал Желтым светом две минуты на конец дождям А в подземном переходе влево поворот А в подземном коридоре гаснут фонари Коридором меж заборов через трупы веков Через годы и бурьяны, через труд отцов Через выстрелы и взрывы, через пустоту В две минуты изловчиться — проскочить версту По колючему пунктиру, по глазам вождей Там, снаружи, мертвой стужей по слезам дождей По приказу бить заразу из подземных дыр По великому навету строить старый мир Деклассированных элементов в первый ряд Им по первому по классу надо выдать все Первым классом школы жизни будет им тюрьма А к восьмому их посмертно примут в комсомол»…»… » На черный день усталый танец пьяных глаз, дырявых рук Второй упал, четвертый сел, восьмого вывели на круг. На провода из-под колес да на три буквы из-под асфальта В тихий омут буйной головой Холодный пот расходятся круги Железный конь. Защитный цвет. Резные гусеницы в ряд Аттракцион для новичков — по кругy лошади летят, А заводной калейдоскоп гремит кривыми зеркалами. Колесо вращается быстрей, Под звуки марша головы долой. Поела моль цветную шаль. На картах тройка и семерка Бык, хвостом сгоняя мух, с тяжелым сердцем лезет в горкy Лбов бильярдные шары от столкновенья раскатились пополам По обе стороны, Да по углам просторов и широт. А за осколками витрин — обрывки праздничных нарядов, Под полозьями саней — живая плоть чужих раскладов. За прилавком попугай из шапки достает билеты на трамвай До ближнего моста, На вертолет без окон и дверей, В тихий омут буйной головой, Колесо вращается быстрей.»… — Хватит вам. Где чай? Майк, ты что на меня смотришь как на… Тот проморгал. — Лиска, ты кто? Ты что… Алиса только покрутила пальцем у виска. — Ты головой об пульт стукнулся? — Я же… сколько тебя знаю. Ты же такого раньше не пела… Ты… — А теперь пою. И? — А что за сны еще у тебя? — Неважно. Лучше не знать. Азад… Спой свое. Седой кивнул, мол не проблема. — Готовы? Работаем. » Уберите медные трубы! Натяните струны стальные! А не то сломаете зубы Об широты наши смурные. Искры наших искренних песен Полетят как пепел на плесень. Вы все между ложкой и ложью, А мы все между волком и вошью. Время на другой параллели, Сквозняками рвется сквозь щели. Ледяные черные дыры — Окна параллельного мира. Вы нам то да се, трали-вали. Мы даем ответ тили-тили. Вы через пень колоду сдавали Да окно решеткой крестили. Вы для нас подковы ковали, Мы большую цену платили. Вы снимали с дерева стружку. Мы пускали корни по новой. Вы швыряли медну полушку Мимо нашей шапки терновой. А наши беды вам и не снились. Наши думы вам не икнулись. Вы б наверняка подавились. Мы же — ничего, облизнулись. Лишь печаль-тоска облаками Над седой лесною страною. Города цветут синяками Да деревни — сыпью чумною. Кругом — бездорожья траншеи. Что, к реке торопимся, братцы? Стопудовый камень на шее. Рановато, парни, купаться! Хороша студена водица, Да глубокий омут таится — Не напиться нам, не умыться, Не продрать колтун на ресницах. Вот тебе обратно тропинка И петляй в родную землянку. А крестины там иль поминки — Все одно там пьянка-гулянка. Если забредет кто нездешний — Поразится живности бедной, Нашей редкой силе сердешной Да дури нашей злой-заповедной. Выкатим кадушку капусты. Выпечем ватрушку без теста. Что, снаружи — все еще пусто? А внутри по-прежнему тесно… Вот тебе медовая брага — Ягодка-злодейка-отрава. Вот тебе, приятель, и Прага. Вот тебе, дружок, и Варшава. Вот и посмеемся простуженно, А об чем смеяться — не важно. Если по утрам очень скучно, То по вечерам очень страшно. Всемером ютимся на стуле. Всем миром — на нары-полати. Спи, дитя мое, люли-люли! Некому березу заломати.»… «Очи в землю — Значит, смерть для тебя близка. А ремень рук Не дает небо расплескать. И короткий Крик расколет шлем головы. Яме-глотке Загорелось умы словить. Кони ржали, Холодел от обид кулак. Где пожары Освещали пути гуляк. И свободу По станицам несли гонцы. Кровью-потом Лобызали судьбы концы. Под копыта Пали в грязь у седой реки. И забыто Имя, чьим горе нарекли. Испугаться — Да нет сил больше ворожить. Дикой кастой Опереться о красный щит. Добры молодцы Тихо молятся: — К стенке! Правда — голытьбе, Чубами петь Стеньке. Заблудиться, Растерять по камням грехи. Серой птицей Улететь в облака с руки. И надежду Унести под рубахой в бой. Братцы, тешьтесь! Кто схоронит ее с собой. Заручиться Светом солнца, душой мытар. И ключицы Удивить, кто петли не ждал. И ни стона: Всем в ответ — умирать с крестом. Пеплом тонет И немеет печалью стол. Перво-наперво Смолы заперли В горле. Бравой вотчиной Заточены Колья… Уходить молвой, порыжелым рассветом. Возвращаться вновь родниками и ветром…». Щелчок тумблера на пульте… — Уля, отдохнула? — АГА! — Чего кричишь? Ну что, закончим? Костя, Мику… Что там? … » Когда ты стоишь у голодной стены, Когда вместо солнца сверкает петля, Когда ты увидишь в глазах своих ночь, Когда твои руки готовы к беде, Когда режутся птицы ранней весной, Когда над душой вскипает гроза, Когда о предательстве каркает ложь, Когда о любви визжат тормоза. А те, в кого верил, ушли далеко, И движения их не видны. И в промозглую рань подзаборная дрянь Вырезает тебе на груди Предчувствие Гражданской войны. Когда облака ниже колен, Когда на зубах куски языка, Когда национальность голосует за кровь, Когда одиночество выжжет до тла, Когда слово Вера похоже на нож, Когда плавятся книги на колокола, Когда самоубийство честнее всего, Когда вместо ритма нервная дрожь. А в сияющем храме лики святых Тебе говорят, что церковь — не ты. Что ты поешь когда у тебя Вместо смерти похабные сны? Предчувствие Гражданской войны! Когда черный ветер рвет паруса, Свет в прожекторах плюётся болью в лицо. Революция без жертв — ничтожная ложь. Слышишь, блеют сердца у тех, кто вошь. Когда лопнет природа и кипящая сталь Зажжет небеса, летящие вниз. Антиутопия на красном коне Вскроет могилы уставших ждать. Когда слово музыка это…»… … Мику поставила гитару. — Все что-ли? Но вот… Только разыгрались. — Хорошего помаленьку. Уля, ты где? Та вылезла из-под ударной установки. — Здесь я. УФ… Немножко уставшая. А чай будет? И кушать хотю. — Ничего не меняется. Лиска, где пакет? … Несколько минут было слышно только звяканье стаканов и чье-то чавканье. Первой не выдержала Алиса. — Улька, кончай. Майк… Ты чего смурной весь такой? Парень помотал головой, почесал затылок. — Не пойму, б**. Смотри, вы же пришли, почти без репетиций, без… И сыграли как, ну короче… идеально практически. Первый раз такое вижу. — И что теперь? — Лиска… Ты не врубаешься. Люди… Между вами ведь какая-то духовная связь есть… на уровне космоса что-ли. — Чувак… Ты гонишь. — Я гоню? А сама как объяснишь? А Ульянка? Вот где она могла на барабанах научится? А твои песни? — Слушай, кончай… Седой потянулся за сигаретами. — Скажи, а вы зачем в это влезли? Интересно просто. Михаил серьезно посмотрел на него. — Честно? Вот вы… вы же и за нас сказали, за всех. Смогли, слова нашли. А мы? Только залитованные тексты петь, да за счастливое детство благодарить, чтобы на сцену выпустили… — Подождите. — вмешалась Женя. — А как альбом назовете-то? — «Предчувствие.» Кассету снова Смуглому? Женя только хмыкнула. — Да он же охренеет от такого. С другой стороны ему такое нравится. — Правда что-ли? Никогда бы не подумал…– — Ага. Он у меня парень рисковый, любит чтоб по лезвию… Да и власть не очень. Для него, что менты, что контора одна… — она покосилась на Ульянку. — фигня. «Топоры врассыпную вороны Новый час прошел да на четыре стороны Что ж вы суки невмоготу Страшно стало за подаренный миг да за немоту? Смотри как на шеях камни трещат Вас потом полюбят нас потом простят Нам аккордом по струнам влет Отец не купит майор не возьмет Перышком по буковкам скрип да скрип Кровью запекается родной язык Что ж вы это сволочи сделали Черны волосы стали белыми Отпущение вам дадут да после праздника Но не бывает пусто место лобное Упокой детей своих заживо Верещит-скулит толпа новая А если правда она свободная То и ложь сойдет за народную Успокойтесь где вы там мы еще идем За спиною волчий вой как еще живем Горящий частокол на прибитых на зубах Да шальные пули в дурных головах Птицы вольные над злым городом В затяжной полет с колоколенки Да вниз, да головой…» … Мику подошла к окну. Постояла, опустив голову, повернулась. — Темно и метет. И холодно наверно. Интересно, а сколько времени сейчас? — Да поздно уже. Женя, Саша вас дома не потеряют? — Нет. Мы же предупредили. — А мы спать вообще будем сегодня? — поинтересовалась, зевая, Ульянка. — Здесь? — Седой с сомнением посмотрел на творческий беспорядок вокруг. Хозяева переглянулись. — Спокойно. Все предусмотрено. Ну… Мы сами тут иногда остаемся. Поэтому… У нас даже плед есть. — МНЕ! Потому что лучшее детям, вот. — Уля, кто бы спорил. Давайте место освобождайте. На пол были постелены старые пальто, два мата… Наконец все разобрались с местами и улеглись, укрывшись куртками. — Черт, от окна дует… — Да ладно, а свет кто-нибудь выключит? … Ульянка прижалась к Седому. — Ты теплый, давай грей меня. Пристроившаяся с другого боку Алиса, положила голову ему на грудь. — И меня тоже. Только руки не распускай. А то укушу. — Не буду. А поцеловать можно? Алиса подняла голову, подумала. — Можно, но осторожно. Сбоку послышался детский голос. — Я не сплю. Тяжелый вздох. — Улька, а ты спи. — Как? — возмущенным шопотом ответила Ульянка. — Тут такое. Катька с Женькой в ухо сопят. Кто-то на всю комнату носом шмыгает, храпят. И вы еще целоваться. До дома потерпеть не можете? Ну ладно. Попро… бую. Сплю. …На меня внезапно пахнуло морозным воздухом. В лицо ударили хлопья снега… Потрескавшийся бетон, мешки какие-то, ящики… Крыша заброшенной многоэтажки. Бывает. Сквозь густо летящий снег еле проглядывают звезды. Четверо… Ты помнишь кто это? Знаешь. Сзади них темные бесформенные тени. Даже не разберешь чьи. Может и человеческие. Попробуй пойми в снежном мареве… … — Пошли. Полетаете, сучки… «Дай нам силы подняться с колен Дай нам силы увидеть в себе людей Дай нам силы переждать этот день Чтоб ночью сбросить шкуры свиней Дай нам силы открыть глаза Дай нам силы губы разжать Мы были на грани, а теперь будем за И это за то, что мы хотели дышать Господи, дай нам силы подняться на эшафот Господи, дай нам силы. Ты, что не слышишь Господи, еще один шаг Еще один вдох Еще чуть-чуть и мы Станем выше Выше Выше Выше Дай нам силы поднять выше головы Когда они соизволят начать Разодрав на куски наши души голые Дай нам силы не закричать Дай нам силы не опуститься Дай нам силы это стерпеть Потом нам даже не прикроют ресницы И это то, что посмели петь Господи, дай нам силы подняться на эшафот Господи, дай нам силы. Ты, что не слышишь Господи, еще один шаг Еще один вдох Еще чуть-чуть и мы Станем выше Выше Выше Выше…». … Седой вышел из котельной и поеживаясь от холода, достал сигареты. Посмотрел в ночное небо. Хорошо. Тихо, снежок, в домах напротив гаснут окна… — Эй ты, закурить есть? — послышался грубый голос. Кого там еще принесло? Человек пять… Незнакомые. Седой не торопясь прикурил, выдохнул дым. — Нет. Вы кто такие? Что у школы делаете? — Сюда иди, поговорим. — Вам надо, вы и подойдете. Подошли. Четверо молодых, один постарше. — Что сказать хотели? Старший ухмыльнулся. — Один человек просил тебе передать, чтобы ты из города убирался. Пока по хорошему. Все понял? Седой зевнул, поправил накинутую на плечи куртку. — Нет, не понял. А теперь пошли нах**. Территорию школы покинули. Один из парней сунул руку в карман пальто. — Ты что, борзеешь, сука? Старший остановил его. — Подожди, рано. Мужик, ты пойми. Тебя пока ведь вежливо просят. Вали отсюда. ты лишний, большому человеку мешаешь. — он помедлил. — Прикинь. Тебе даже проезд оплатят куда захочешь. Деньги будут хорошие, работа нормальная. Все будет… Ну как? Азад, поведя плечами, сбросил на снег куртку, выдохнул. — А по плохому что?.. …К котельной подъехал милицейский газик, остановился. Из машины вылезли трое. Седой бросил в снег окурок, вгляделся. — Здорово, Петро. Что-то вы долго ехали. Рядом с ним виднелось пять стонущих тел. На снегу пятна крови. Милиционер в форменном полушубке с капитанскими погонами подошел, протянул руку. — Здорово. Что у тебя тут? Он наклонился, перевернул лежащее, в красной луже, ничком тело. Отшатнулся. — Блядь… У лежащего половина лица была буквально сорвана как от удара когтями. Покосился на нож в снегу. Встал, обернулся. — «Скорую» вызывайте. А кто хоть такие были? Седой пожал плечами. — А хер его знает. Под блатных косили. Петр вздохнул. — Чтобы на тебя кто наехал… Да еще серьезно. Все знают, что с местной братвой у тебя нормально. Лейтенант, подойди, глянь, никого не узнаешь? Тот подошел, покачал головой. — Да нет, точно не наши. Может залетные какие? Подожди, я не понял? А что они вообще ночью, возле школы делали? Забрели не туда? Хрень какая-то. Документы глянуть надо. Минутку. Что-то здесь не то, неправильное… — он присел, завернул рукав куртки у одного из лежащих, потом расстегнул пальто у другого, задрал ему свитер. Усмехнулся. — Какие, на хрен, они блатные? Не одной наколки. Он приподнял третьего за волосы. — Слышь, ты еще кто такой? Тот лишь простонал, закатив глаза. — Да оставь их, пусть отдыхают. Тем временем подъехала «Скорая помощь». — Что тут? Грязи-то… Потом салон отмывать. Ладно, грузите красавцев. Женщина в белом халате поверх пальто, подойдя к машине, взяла рацию. — Диспетчер. Не спи. У нас пятеро тяжелых. Готовьте бригаду. Седой тем временем отозвал Петра. — Слушай, давай отойдем. Скажу что-то. И учти, только тебе. Отошли за угол. — Что еще? — Я у них в карманах пошарил. Интересно получается. Смотри. Азад достал из внутреннего кармана куртки, завернутый в носовой платок, пистолет. «ТТ»… Аккуратно, держа пальцами за дуло, протянул милиционеру. — Держи. Тот принял оружие. — Крутые были, однако. Ничего, пробъем по отпечаткам. Седой покачал головой. — Не надо. Шум будет. — Не понял? Ты что? Азад достал удостоверение с красными корочками. Раскрыл. — Узнаешь? … Управление МВД города Зареченска. Фото парня в форме. — ОТКУДА! — Да тихо ты. Сказал же в карманах нашел. Наверно вытащить забыл. Петр, выдохнув, взял горсть снега, протер лицо. — Наши значит. Слышал я о таком. Слухи у нас давно ходят. О тех кто любые приказы выполнят, только плати. Люди пропадали, да всякое было. Валят на уголовников. Понимаешь? Подожди. Они что-то тебе говорили, прежде чем ты их поломал? — Ну типа… Мешаю кому-то. Кто-то важный, наверху. — Я понял. Ты вот что… Молчи об этом. Те уже не проговорятся, а мы придумаем как их списать. Не волнуйся об этом. Вот и зачем ты мне только это рассказал? — А ты свой, хоть и мент. Твои дети с моими в одном классе учатся. Живем рядом. Мои от тебя зла не видели. Только не обижайся. Его собеседник только махнул рукой. — А что обижаться. Ты правильно сказал. Я и есть мент. Только… «Шестеркой» я не у кого не был и не буду. Это все знают. Поэтому я и до сих пор капитан. Ладно. — он обернулся. — Что там, закончили? Лейтенант, поехали. Давай, Ульянки привет. … Мужчина, сидящий в кабинете за полированным столом, запустил в стоявшего перед ним кипу бумаг. — Ты что, сука? Хочешь сказать, что пятеро не могли с каким-то волосатым справится? Совсем уже? Ты же говорил, что мол они профессионалы, а облажались как шпана. Слышал, один даже свое удостоверение в кармане забыл. — Виктор Павлович… Я же предупреждал вас кто он и откуда. А ксива да… Косяк. Мужчина за столом, потер лоб. — Что с ними? Живы? — В больнице. Жестко он их конечно. Что интересно… Врач сказал, что первый раз такие ранения видел. Как от когтей. Сидевший скривился. — Какие еще там когти? Помощник подошел ближе. — Палыч… Что теперь? Если всплывет, ведь… — А это уже твои проблемы. Не знаешь что делать? Этих… Наградим потом… посмертно. Ладно, пусть пока тихо будет. Пусть уляжется все, а там посмотрим. И прибери тут. Что-то еще? — Извините, вам пора на телевидение. Машину я вызвал. … Прохожие, идущие по своим делам по заснеженной улице, с улыбками оглядывались на бегущую маленькую рыжеволосую девочку, тянувшую за собой мужчину. Сзади за ними торопились еще две девушки и парень. — С ДОРОГИ! ПАПА! Давайте быстрее, а то опоздаем же… Из-под пальто у девочки выглядывал кружевной подол платья. — Да стой ты. — Уля, подожди ты. Не беги. Успеем. Девочка, прокатившись по ледяной дорожке, неожиданно остановилась. — Точно? — Конечно. Вон школа. А до начала еще минут сорок. … Отдышавшись, вошли в двери и кое-как протиснувшись сквозь толпу в рекреации, прошли в переполненный класс. — Давай раздевайся, где твоя парта? — Ух ты! — раздался сзади восхищенный голос. — ДАНЬКА! Алиса вздохнула. — А орать обязательно? — Не знаю. А чего? Данька осторожно потрогал Ульянку за рукав. — Уля… Ты такая красивая. Она только горделиво вскинула голову. — А ТО. Я всегда такая, вот. Ой, Данечка, а ты сейчас кто? Мальчик поправил шляпу с пером и похлопал по деревянной шпаге на поясе. — Мушкетер. — Здорово. А можно я с тобой буду? — Здравствуйте Валерий Павлович, Маргарита Ивановна… — Азад тем временем поздоровался с родителями Даньки. — Здравствуйте. — женщина улыбнулась. — Вы что такие… запыхавшиеся? — Да бежали, опоздать боялись. Ай. Подойдя к Седому, Ульянка ткнула его кулачком в бок. — ПАПА! ГДЕ МОЯ КОРОНА? — она нахмурилась. — Как я без нее? Я же принцесса или как? — Мику, доставай корону из сумки. Зеркальце… Красота ты наша, неописуемая. Туфельки не забудь. … Обычный детский утренник. Физрук в роли Деда Мороза, елка с картонными игрушками. Снегурочка конечно Ольга… » Елочка, зажгись!», небольшой импровизированный концерт. А сейчас Уля Советова из пятого Б расскажет нам стихотворение. Ульянка вышла к елке, ненадолго задумалась. — Ой… А можно песенку спеть? — она что-то зашептала учителю пения, сидевшему на стуле с аккордеономЭлементы оглавления не найдены. Тот кивнул. — Азад Русинович, а вы что напряглись-то? — Не знаю. На всякий случай. Петь она будет. Лиска… Стоящий рядом Костя хлопнул Седого по плечу. — Это типа импровизация. Пошла музыка. Ульянка уперла руки в бока и пританцовывая запела. « Белые, белые в декабре, в декабре, Елочки, елочки во дворе, во дворе. Кружится, кружится и поет, и поет Праздничный, праздничный хоровод, хоровод! Скользкие, скользкие в декабре, в декабре, Горочки, горочки во дворе, во дворе Кружится, кружится и поет, и поет Праздничный, праздничный хоровод, хоровод! Звонкие, звонкие в декабре, в декабре, Песенки, песенки во дворе, во дворе. Кружится, кружится и поет, и поет Праздничный, праздничный хоровод, хоровод!» В зале раздались аплодисменты. Алиса, довольно хмыкнув, пихнула Седого в спину. — Как сюрприз? Три дня репетировали. — Я с вами второй раз поседею. Ульянка подбежала к мужчине. — Тебе понравилось? — Конечно. … Утренник заканчивался. — Папа, смотри, что у меня. Подарок, вот. А можно мне конфету? — Уля, оставь до дома, к чаю. Ульянка сунула бумажный пакет мужчине. — Ладно. Тогда держи, под твою ответственность, вот. Никому не давай и сам до дома не ешь. Она повернулась, поправила сбившуюся корону, крикнув уже на бегу. — ДАНЬКА, ПАШКА! ВЫ ГДЕ! … Седой поставил лопату, присел к столу. Тридцать первое декабря, однако. Новый Год называется. Интересно, что дома? Его мысли прервал телефонный звонок. Он снял телефонную трубку… — Костя. Здорово. Как вы там? ЧТО? Как ушла, куда? С Ульянкой? Подожди, какой еще дебош? Совсем там охерели? Ладно. Коню звонил? Дома нет, понятно. И Ольги тоже. Короче, звони быстро в милицию… Подожди, трубку не бросай. У входной двери внезапно послышался знакомый детский голос. — АЙ! ПОМОГИТЕ, Я ЖЕ ЕЕ УРОНЮ! Седой бросился к двери. Там, прислонившись к дверному косяку, стояла Ульянка, с трудом удерживая на себе Алису. — Взял, держу. Ввалившись вовнутрь, Ульянка плюхнулась на пол, засыпав его снегом. — Тяжелая. Толстая и пьяная еще в… — Подожди. — Азад довел Алису до кровати. — Сидеть. Уля… Та встала, сняла куртку, вздохнула. — Уставшая я. — махнула рукой. — Хотя… Первый раз что-ли ее таскать. А чай есть? Азад взял трубку. — Костя, слушаешь? Никуда звонить не надо, они у меня. Да, Ульянка дотащила. Хорошо рядом. Короче, ложитесь спать. Завтра дома разберемся. И это… С Новым Годом. — Уля садись за стол. Там чай и печенье еще. А я сейчас ее уложу. — Седой снял с Алисы куртку, сапоги, стянул с нее джинсы. Положил, укрыл одеялом. Она приоткрыла глаза. — Мы где, ты кто еще? Седой принюхался и, скривившись, шлепнул ее по голове. — Спи давай. И чтоб я тебя не слышал. Вернувшись к столу, сел, закурил. — Что у вас там случилось? Ульянка прожевала печенюшку и тяжело вздохнула. — УЖАС. Она чуть елку не уронила и вообще. И меня зачем-то утащила, а на улице вырубилась. Нафиг это. Хорошо хоть милиции не было. Вот. — Бывает. Знаешь что… Ты согрелась? Не голодная? Тогда раздевайся и ложись спать. Завтра рано вставать придется. — Ладно. А ты? — А я работать буду. Ульянка бочком, осторожно залезла под одеяло, толкнула Алису. — Спать будем. — и захрапела. Азад только вздохнул, встал из-за стола, подошел к топкам и взял лопату. Ну что, типа, с Новым Годом тебя… ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ И ПРОЧИЕ. ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЫЙ ГОД. … — Русиныч, подъем. Седой оторвал голову от столешницы и, протерев глаз, посмотрел на вошедшего в котельную. — Здорово Федор. С наступившим. Тот повесил пальто на гвоздь и сел на стул, кинув на стол шапку. — Не люблю праздники. — Кстати, пиво будешь. Я тут тебе оставил. — Да потом. Как тут у нас? — он перевел взгляд на кровать. — А там кто? Тут из-под одеяла вылезла Ульянка, огляделась. — Ой, здрасте, дядя Федя. — Уля? Ты… Алиса, подняла нечесанную голову, села на кровать и мутным взглядом посмотрела на мужчину. — Федор… Иванович… А вы чего тут? Улька, мы где? — Алиска? Ульянка только схватилась за голову. Федор удивленно почесал затылок. — Азад… Я не понял. А что они тут делают? Тот вздохнул. — Да, понимаешь… Ну семейные дела, типа. Я тебе потом расскажу. — он повернулся к девчонкам. — Одевайтесь быстрее и домой. — Ну чего не бывает… А пиво-то где? А то с утра да после новогодней ночи… Алиса откинула одеяло и тут же накрылась снова. — ОЙ! Отвернитесь, блин. Улька, где джинсы? — Костя, вы как, спите еще? Мы сейчас придем. … Наконец одевшись и попрощавшись с Федором, вышли на пустынную улицу. Седой вдохнул морозный воздух. — Пошли. Лиска, готовься к худшему. Ульянка, склонив голову, недоуменно посмотрела на него. — Это к чему? — В угол поставлю. И выпорю. — ОЙ! Алиса только тяжело вздохнула. … Дома их уже ждали. — Явилась. Подошедший Костя аккуратно постучал Алисе по лбу. — ДУРА! Что на тебя нашло? Алиса, опустив голову, всхлипнула и сев на пол заревела. — Только не гоните, я… Я больше не буду. — Совсем уже… черт. Кто тебя гонит… Зевающая Мику присела перед Алисой и ткнула в нее пальцем. — Ты… е**нутое создание, б**. Знаешь об этом? — Знаю… Мику обняв, погладила ее по голове. — Ну что ты… Лиска, ты не плачь только. Мы же тебя любим. Седой тем временем заглянул на кухню, потом в зал, где стоял неубранный стол и наряженная елка. Повернулся. — Не понял. Апач, ты про дебош говорил. Квартира целая… Костя пожал плечами. — Ну… тарелку с салатом на ковер кинула, бокал чуть не разбила… — На пятнадцать суток это не тянет. Явно. Ладно. Лиска раздевайся, умойся. Уля… Самурайка, шампанское из сумки достань. Сели за стол. Алиса потянулась было за закуской, отдернула руку. — Можно? Костя только хмыкнул. — Поближе пододвинь да накладывай. Хлопнула пробка. Азад оглядел стол. — Бокалы давайте. Ульянка нахмурилась. — Лиске не наливай, а то опять… — Уля, прекрати. Пусть хоть похмелится. Ну… С Новым Годом. Мику, а горячее будет? Неожиданно раздался звонок в дверь. Костя поставил бокал. — Кого там принесло? Вроде вчера сильно не шумели… — Открой лучше. Костя вышел в коридор, щелкнул замок. Потом раздалось «БУМ» и знакомые голоса. — С НОВЫМ ГОДОМ! — Юджи, блин, вот обязательно хлопушку надо было? Весь пол засыпала. — Да ладно, подметем потом. В комнату заглянул Саша. — Здорово. что-ли. — Привет. А ты чего такой мрачный? Сашка только махнул рукой. — Да ну… Это Женька все. Приперлась с утра пораньше, разбудила всех. Говорит, типа, нечего дома сидеть, пошли в гости. Пришлось идти. Он достал из сумки бутылку вина. — А это вам, ну то есть… Короче пришлось у родителей взять. Не с пустыми же руками в гости идти. Посмотрел на стол. — Хотя… Мог бы и не стараться. — Костя, неси табуретки с кухни, Лиска, давай тарелки и остальное. Праздник же… … — Что у нас сейчас? — Каникулы вроде бы с утра были. — Правильно. А что делают нормальные дети в зимние каникулы? — Отдыхают, вообще-то… — А что делаем мы? — РЕМОНТ! — И кто мы? — Самурайка, заканчивай давай. Лучше ведро неси и кисть. Костя, стремянку. Я наверх полезла… И Ульянку кто-нибудь уберите от греха подальше. … Седой поморщился, закрыв входную дверь. В квартире стоял запах краски и свежей известки, неубранные грязные газеты, в углу ведро с торчащими из него кистями. — Хоть бы форточки открыли. Угореть же можно. — Да открыли уже. — Костя вышел из комнаты. — Сутки проветриваться будет. — А девчонки где? — В ванной. Ульянку отмывают. Оттуда послышался сердитый алисин голос. — УЛЬКА! Объясни, откуда у тебя на попе известка? — ГДЕ? Дай посмотреть. — Не вертись. — И краска. — добавила Мику. — И трусики… Проще выкинуть, не отстираешь уже. Как вляпалась? — Чего… Я же помогала… Седой, подойдя к двери, постучал. — Как вы там, как успехи? — АЙ! Не заходи, я голая! Алиса высунулась из ванной. — Здорово. И лучше не спрашивай. Азад почесал лоб, типа подумал. — Есть идея. — Какая еще идея? Мы уже все попробовали. — Можно, например, наждачкой оттереть. Проморгав, Алиса вздохнула. — А что еще остается? Придется. Костя, где у нас наждачная бумага? Тот прыснул со смеху. — Сейчас принесу, подожди. — ААААА! — раздалось из ванной. — Не надо! Это же попе больно будет. И мне тоже. Вы что, совсем уже? — Потерпишь. В другой раз не будешь лезть куда не надо. — Я больше не буду! Алиса подумала. — Ладно, поверим. Тогда наждачку на крайняк оставь. А теперь… Не мешай. … — Уля, сиди спокойно я тебе сейчас волосы высушу. И колготки одену со свитером. А то еще продует. Еще через несколько минут Ульянка насупившись вышла из ванной. — Дурак, вот. Придумал тут. — она покачала головой. — Ты же не взаправду это сказал? Седой погладил ее по голове. — Ну я же в шутку сказал. Прости. Девочка было нахмурилась, но тут же обняла его. — Да знаю. Я тогда, наверное, и не сильно обиделась, вот. — Самурайка, звонят. Открой. Щелкнул замок. Послышался удивленный голос Мику. — Ой… Мама, папа, здрасте. А вы чего? В комнату вошли Мицуи и мужчина. Он снял полушубок, оставшись в джемпере с оленями. — Седой, познакомся. Это мой папа. Мужчины пожали друг другу руки. — Виталий. — Азад. Мику недоуменно посмотрела на родителей. — Мам, а вы в гости что-ли? Женщина нахмурилась. — Мику, ты как с родителями разговариваешь? Мы вообще-то помочь пришли. Вам же все убирать надо. Мебель… Где моя сумка? — она достала и одела черный рабочий халат. — Начали. — Алиса газеты собери. Мужики шкаф осторожней… — Улька, под ногами не путайся. Лучше Мику помоги стулья таскать. Примерно через час все, отдышавшись, сели на диван. — Мам, могла бы уж и похвалить нас. — Ну молодцы конечно. А теперь одевайтесь. — Зачем? — К нам пойдем. На пару дней, а у вас пусть проветрится. Кстати, Микусенька, дома полы бы помыть надо и в своей комнате прибраться. Мику только вздохнула. — Мама… — Собирайтесь давайте. У нас чаю попьем с тортиком. После того как Микуся уборку сделает. — МАМА… … — Что там? Алиса подышала на замерзшее окно, вгляделась. — Вроде тридцать пять в минусе. Ой, б**. — Ну говорили же, что типа арктический фронт. — Хорошо хоть окна успели осенью заклеить. Ульянка, подойдя к окну, подергала Алису за халат. — А папа? Та лишь вздохнула. — На работе. Морозы эти, а Федор приболел. Короче… Жо… аврал у него. Думаешь почему ты по дому раздетая носишься? Ладно, что делать будем? Костя только пожал плечами. — Мы в школу, Уля дома. А ты… — Чего я? Мику, склонив голову набок, официальным скучным голосом проговорила. — Ученица девятого А класса Алиса Двачевская решением школьного педсовета на период морозов освобождается от занятий по уходу за младшей сестрой. Приказ, печать, подпись. Как обычно. — Короче, я одеваться пошел. — Куда, стоять. Кальсоны не забудь. Не заставляй, сука, проверять. Хуже будет. — Лиска, ты совсем уже? Скажите вы ей. Самурайка? Мику задумчиво посмотрела на него. — Костик… Если ты не подденешь эти… каждый раз забываю, кальсоны… Ты же себе яйца отморозишь. Прикинь. И что тогда, а? И ведь каждую зиму, блин, такая байда происходит. — Ты бы хоть Ульянку постеснялась. — Ой, да ладно тебе. Слушай ну… Мы ведь никому не скажем. Честное слово. — Хватит трепаться. Давайте собирайтесь уж, а то еще опоздаете. И… Микуся… Теплые колготки быстренько нацепила. Тебе, мать, еще рожать. — Да поняла я. … Седой отставил лопату. Подошел к столу, плеснул в кружку чифиря. Уф… Главное, чтобы угля в кочегарке хватило. Не хватало еще его на улице мерзлым колоть. Заибешься же… Тут внезапно дверь в котельную распахнулась и в помещение буквально вкатился некто похожий на Колобка. — Ты кто? В ответ раздался знакомый голос. — ЛИСКА! Он меня уже не узнает! Следом в облаке морозного пара вошла Алиса с термосумкой в руках. — Конечно. В таком виде. — Тогда… Раскутывайте меня скорее. — Подожди. Она поставила сумку на пол, сняла куртку с шапкой. — Помоги ее раздеть. Когда на кровати образовалась небольшая кучка одежды, Ульянка обняла Седого. — Здравствуй, что-ли. — Здравствуй. Ты поосторожней обнимайся, а то испачкаешься. И… вы же замерзли поди. Сейчас. — он налил в стаканы чай, достал с полки пачку печенья, сахар. — Давайте. Ульянка вцепилась в стакан. — Горячинький… Вкусненький. — Как дома? Алиса только сделала вид, что отерла пот со лба. — Если коротко, то курорт. Спасибо. — Еда-то хоть есть какая? — Конечно. Полный холодильник. На месяц хватит… ну если Ульянку не подпускать близко. Кстати, хорошо напомнил. Вот. — она показала на сумку. — И откуда это чудо прогресса? — Микусе дед прислал. Еще год назад. Пригодилась. — А что там? Алиса достала из сумки кастрюлю с завязанной крышкой и гордо поставила ее на стол. — СУП! Сама варила… с Улей конечно. Это тебе. — Ну вы… Мне же из школы приносят. Алиса, нахмурившись, погрозила ему пальцем. — Совсем уже? То столовское, а это домашнее. Чтобы все съел. А посуду потом принесешь. Подхватив кастрюлю она перенесла ее к плитке, по хозяйски оглядела полки. — Я смотрю ты вообще богато живешь. Чай, сигареты… — подошла к окошку. — А там что за форточкой? Колбаска, сальце что ли… Откуда? Седой пожал плечами. — Да… Хмурый с Крестом вчера забегали. Алиса засмеялась. — Подогрели типа… Ну ты же сейчас самый нужный человек. Весь микрорайон на тебе. — Кстати, что там говорят. Надолго этот Рагнарек? А то радио включить некогда. — По телевизору сказали не меньше недели. Ничего, терпи скоро лето наверное… Ладно, мы обратно. Обед надо еще готовить. Ульянка, отставив стакан, всплеснула руками. — АЙ! Укутывайте меня обратно. Там же холодно. Снова превратившись в Колобка в двух свитерах, меховом жилете, пальто, платке, завязанном на животе и прочим, она пошмыгала носом. — До свидания наверно. А ты давай домой приходи, вот. Мы уже соскучились. … — Федор, ты как? — Да нормально. Температуры уже нет. Сам-то… Когда последний раз спал? — А черт его знает. Неважно. — Слушай, ты же на ногах еле стоишь. До дома-то дойдешь? А то давай Петру позвоню. Он отвезет. — Обойдусь. Тут идти-то… Сейчас только домой звякну, скажу. Опаньки, чуть кастрюлю ведь не забыл, взять надо, а то Алиска пришибет. Бывай… … Седой буквально ввалился в квартиру и остановился на пороге. — Есть кто дома? Из комнаты выскочила Ульянка. — ПАПА! Квартирира сразу же наполнилась шумом. — Седой, раздевайся. Да на пол бросай, потом… Костя, неси скамеечку. Давай садись. Ульянка, присев перед мужчиной, расшнуровала ему ботинки. — Сейчас помогу. — Самурайка, бля, ванну готовь давай. Наконец раздевшись и разувшись, держась за стенку, Седой направился в ванную. — Мыло, шампунь на полке. Дверь только не закрывай. … Лежа в бело-серой пене, Седой прикрыл глаз. Хорошо… Я дома. Я ведь дома… Из состояния дремоты его вывел знакомый голос. — Кончай спать. — перед ванной стояла Алиса. Она покачала головой. — Давай мыться будем. Она окатила Седого из ковшика, намылила руки. — Сначала голову. Вот… Теперь шампунем. Шею давай… Охренеть, ты в том угле спал что-ли? Зря спросила. Руки давай. Где мочалка?.. Теперь посиди, я воды заново наберу. Она показала на левое плечо мужчины. — Слушай, а я все спросить хотела за твои наколки. Можно? — она дотронулась до своей шеи. — Ну там круто конечно выглядит, а что еще за Донбасс -Новороссия? Азад только пожал плечами. — Понятно. Не помнишь. Тогда извини и забудь, что спрашивала. Потом задумчиво посмотрев на Седого, Алиса вздохнула. — После тебя ведь ванную не очистишь. Вот не подумали. Надо было работу почище какую-нибудь найти. Бухгалтером каким-нибудь например… Хотя какой из тебя бухгалтер? Ладно, проехали. Теперь вставай, повернись, я тебе спину потру. Передом давай. Да руки опусти. Стеснительный он, б**дь. Что у тебя там такого чего я не видела и не знаю? — она шмыгнула носом и слегка покраснела. — И вообще. Могу я хоть на своего любимого мужчину в натуральном виде посмотреть? Имею право? И нечего тут… Закончив она отступила назад, покачала головой. — Вот это другое дело. Чистенький, розовенький поросе… Неважно. Вылезай, держи полотенце. Давай помогу. Теперь и одеваться можно. — А чистое откуда? — Да Костя у отца взял. Садись на табуретку, я тебе хайр расчешу… Когда они вышли из ванной, Алиса гордо посмотрела на Мику с Костей и Ульянку. — НУ КАК? ОТМЫЛИСЬ? — ЗДОРОВО. — ответили все трое вместе. — А то… Теперь на кухню. Посадив Азада за стол перед тарелкой с исходящем паром супом, Алиса вопросительно посмотрела на Костю. — Апач, чего встал? — А ну да. — открыв холодильник, тот достал с полки бутылку водки. — Где рюмка? Налил. Алиса села рядом, по бабьи подперла щеку. — Кушай. Еще второе будет. Микуся… Седой, выдохнув, откинулся на табуретке. — Может не надо? — Надо. Костя, налей ему еще рюмку. … Наконец Азад отложил вилку и поднял руки. Мол все, хватит. Перекусил, типа. Встав из-за стола, прошел в комнату и сел на раскладушку. Спать. Он кое-как разделся, лег и, закрыв глаз, провалился в сон. — Улька, ты… Не вздумай шуметь, больно будет. — Я тихонько посижу. Честно. — она забралась с ногами в кресло-качалку и, улыбнувшись, посмотрела на спящего мужчину. — Спи, вот. — Микуся, пошли в ванную. Убраться надо, грязное замочить. — Слушай, а ты его про татуировку спрашивала? — Ага. Только он не помнит откуда она у него. — Ну и ладно. Стирать завтра уж будем… «Перегудом-перебором Да я за разговорами Не разберу, где Русь, Где грусть. Нас забудут да не скоро, А когда забудут Я опять вернусь… (А. Башлачев. «Сядем рядом» .) … С наступлением темноты к котельной, стоящей у старой школы потихоньку начинал подтягиваться народ. Подростки и молодежь постарше. Из летящих мокрых снежных хлопьев возникали человеческие фигуры. Подходили по двое, по трое. Оглядывались словно ища кого-то, здоровались. Кто-то проходил вовнутрь, кто-то оставался покурить у входа. — Эй, куда прешь? Я тебя не знаю. — Смуглый, ты что, это же Валек. Свои. — Извини. — Здорово Федос… Как оно? Алиса, помахав рукой, протиснулась сквозь толпу собравшихся. — Славка, привет. Баська и ты тоже? Вы то как тут? Та кого она назвала Славкой отряхнула налипший снег с длинной русой косы. — Лиска, привет. Да вот, Бася, кассету покажи. Ну а Темку с Тошкой помнишь? — Еще бы. Тех кто меня на коняшке катал. — Алиса, улыбнулась и потрепала по голове тринадцетилетнюю девочку, стоявшую рядом с парнем и испуганно оглядывающуюся вокруг. — Здравствуй, Нюрыч. Проходите. Неожиданно послышался возмущенный крик Мику. — Вы… Какого хера? Апач, смотри кто, сука, приперся? — Чего орешь? Опаньки… Чего забыли тут, давно не получали? Невысокий парень ткнул в спины пришедших с ним. — Да тихо ты, не шуми, мы уже уходим. И не бойтесь, не заложим. Подошедшая к ним Алиса, прищурясь посмотрела и только хмыкнула. — Как челюсть, не болит? — Нормально, б**дь… — парень сунул руку за отворот куртки. — Лучше не надо. Не уйдете ведь живыми. Тот вытащил из-за пазухи кассету. — Вот. А ты что подумала? — Неважно. Ладно, пусть проходят. И учти Лерочка, я лично за вами пригляжу. — Ольга… Дмитриевна… Ты-то чего тут забыла? С пионерской комнатой перепутала? — Не Ольга я. Дженис меня зовут. Пустишь? — Не хрена не понятно, но заходи раз в гости пришла… Дженис? Слушайте, а Седой ведь что-то говорил про это. Помните? … Помещение тем временем заполнялось. — Окошко откройте. — Осторожней, провода не зацепи. Джордж, куда микрофон? Раз, раз, раз… Проверка… Нормально. Седой сел на табуретку, огляделся. — Все собрались вроде? Ну вообщем мы тут попоем немного. Не филармония конечно. Курить можно, но лучше на улице. Кому приспичит, вон, типа, удобства или за угол… Неожиданно дверь открылась. Раздался чей-то испуганный вскрик. На пороге стоял мужик в милицейской куртке и недоуменно смотрел на собравшихся. Один из подростков вскочил с места. — Народ… Я… Папа! Ты чего тут? — Чего? Это я тебя спросить должен. Значит это ты на дне рождения, да? И младший с тобой? — мужик глянул поверх голов. — Азад… Что тут происходит? А микрофон зачем? Концерт устроили что-ли? — Типа того. Ты один пришел? Просто для спокойствия. Мужчина только пожал плечами, мол, а кого ты еще хотел увидеть? — Ну это ладно. Слушайте… А домой бы позвонить, сказать, что все нормально. Можно, разрешите? — Конечно. Телефон на столе. Пропустите человека. И тихо там. Протиснувшись к столу, мужчина снял трубку, набрал номер. — Таня… Это я. Они тут на дне рождении. Да из другого района пацан. Ты не волнуйся, я с ними буду, прослежу, чтобы… Слушай, ты же меня знаешь. Поэтому ложись спать спокойно. Посидим да придем. Отбой. Он повернулся. — Где мне сесть можно? Смуглый, подвинься. Тот было напрягся, но только махнул рукой. … — Ну что начнем? «Я потом расскажу тебе, Родина. Я потом расскажу тебе все, Родина. А сейчас я попою лучше, Родина, — Мне честнее так по жизни танцуется. Я потом расскажу тебе, Родина, Как плясал, как летал над ромашками, Как свисал над березовой пропастью, Как любил за окном ночкой до зари. Я потом расскажу тебе, Родина. Я потом расскажу тебе все, Родина. А сейчас я попою лучше, Родина, — Мне честнее так верить тебе, милая. Я потом расскажу тебе, Родина, — И не надо меня исповедовать, И не надо меня излечивать, И не надо, уймись — покалечишь ведь. Не уроды мы, просто все разные, Звери, птицы, и лес у нас сказочный, А кто полезет со всеобщею правдою Просвещать, так нарвется ж, бедный, на обрез. И полетят клочки по закоулочкам, И запылают ограды и маковки, И в книгах всех вавилонских библиотек Не найдут вороны умные про нас ничего. Так и уйдем в лес никем не опознанными, И зарастут буреломом тропинки все, А вы останетесь… И только бабочки Будут плясать да летать над ромашками Ты прости меня, глупая Родина, Я потом расскажу тебе все, Родина. А сейчас я попою лучше, Родина, Про то, как пляшут над пропастью бабочки. Ниже ада, выше рая бабочки, Ниже рая, выше ада бабочки.» — Смуглый… Это что сейчас было? — Слышь мент… Ты помолчи лучше и сигарету дай. И молчи… … «Говорила мне звезда про любовь Да про острый серп, что сердцу беда Да про белый неземной огонек Да про выбор мой, что был навсегда Ох, не виновен я, я участвовал в войне, я был телом для штыка Ох, да не легче мне, если тает в синем небе затаенная река Да напомнит мне о снеге из иного далека Стая воронов, стая воронов тучка черная Стая воронов, стая воронов тучка черная Ох, невиновен я, ох, да не легче мне Говорила мне звезда про войну Да про черный луч, что сердце кольнет Да про бедную родную страну, Что победа за ненастьем грядет О, не виновен я, я участвовал в войне, я был телом для штыка Ох, да не легче мне, если тает в синем небе затаенная река Да напомнит мне о снеге из иного далека Стая воронов, стая воронов — тучка черная Стая воронов, стая воронов — тучка черная Ох, невиновен я, ох, да не легче мне…» Седой выдохнул. — Сейчас песня длинная будет. Отвлекусь немного. — он встал, перешагивая через чьи-то ноги, подошел к топкам, взял лопату. Закончив кидать уголь, вернулся к табурету, взял гитару. «Как горят костры у Шексны — реки Как стоят шатры бойкой ярмарки Дуга цыганская да ничего не жаль Отдаю свою расписную шаль А цены ей нет — четвертной билет Жалко четвертак — ну давай пятак Пожалел пятак — забирай за так расписную шаль Все, как есть, на ней гладко вышито, гладко вышито мелким крестиком. Как сидит Егор в светлом тереме В светлом тереме с занавесками С яркой люстрою электрической На скамеечке, крытой серебром, шитой войлоком Рядом с печкою белой, каменной, важно жмурится, Ловит жар рукой. На печи его рвань-фуфаечка Приспособилась Да приладилась дрань-ушаночка Да пристроились вонь-портяночки в светлом тереме С занавесками да с достоинством Ждет гостей Егор. А гостей к нему — ровным счетом двор. Ровным счетом — двор да три улицы. — С превеликим Вас Вашим праздничком И желаем Вам самочувствия, Дорогой Егор Ермолаевич, Гладко вышитый мелким крестиком Улыбается государственно, выпивает он да закусывает А с одной руки ест соленый гриб, А с другой руки — маринованный А вишневый крем только слизывает, Только слизывает сажу горькую, сажу липкую. мажет калачи — биты кирпичи. Прозвенит стекло на сквозном ветру Да прокиснет звон в вязкой копоти Да подернется молодым ледком Проплывет луна в черном маслице В зимних сумерках В волчьих праздниках Темной гибелью Сгинет всякое Дело Божие. Там, где без суда все наказаны Там, где все одним жиром мазаны Там, где все одним миром травлены. Да какой там мир — сплошь окраина Где густую грязь запасают впрок Набивают в рот Где дымится вязь беспокойных строк Как святой помет Где японский бог с нашей матерью Повенчалися общей папертью. Образа кнутом перекрещены — Эх, Егорка ты, сын затрещины! Эх, Егор, дитя подзатыльника, Вошь из-под ногтя — в собутыльники. В кройке кумача с паутиною Догорай, свеча! Догорай, свеча — х** с полтиною! Обколотится сыпь-испарина, И опять Егор чистым барином в светлом тереме, с занавесками Все беседует с космонавтами, А целуется — с Терешковою, с популярными да с актрисами — Все с амбарными злыми крысами. — То не просто рвань, не фуфаечка, то душа моя несуразная Понапрасну вся прокопченная, Нараспашку вся заключенная… — То не просто дрань, не ушаночка, то судьба моя лопоухая Вон — дырявая, болью трачена, По чужим горбам разбатрачена… — То не просто вонь — вонь кромешная То грехи мои, драки-пьяночки… Говорил Егор, брал портяночки. Тут и вышел хор да с цыганкою, Знаменитый хор Дома Радио И Центрального телевидения, Под гуманным встал управлением. — Вы сыграйте мне песню звонкую! Разверните марш минометчиков! Погадай ты мне, тварь певучая, Очи черные, очи жгучие, Погадай ты мне по пустой руке, По пустой руке да по ссадинам, По мозолям да по живым рубцам… — Дорогой Егор Ермолаевич, Зимогор ты наш Охламонович, Износил ты душу Да до полных дыр, Так возьмешь за то дорогой мундир Генеральский чин, ватой стеганый, С честной звездочкой да с медалями… Изодрал судьбу, сгрыз завязочки, Так возьмешь за то дорогой картуз С модным козырем лакированным, С мехом нутрянным да с кокардою… А за то, что грех стер портяночки, Завернешь свои пятки босые В расписную шаль с моего плеча Всю расшитую мелким крестиком… Поглядел Егор на свое рванье И надел обмундирование… Заплясали вдруг тени легкие, Заскрипели вдруг петли ржавые, Отворив замки Громом-посохом, В белом саване Снежна Бабушка… — Ты, Егорушка, дурень ласковый, Собери-ка ты мне ледяным ковшом Да с сырой стены, да с сырой спины Капли звонкие да холодные… — Ты подуй, Егор, в печку темную, Пусть летит зола, пепел кружится, В ледяном ковше, в сладкой лужице, Замешай живой рукой кашицу Да накорми меня — Снежну Бабушку, Да накорми меня — свою Снежну Бабушку… Оборвал Егор каплю-ягоду, Через силу дул в печь угарную. Дунул в первый раз — и исчез мундир, Генеральский чин, ватой стеганый. И летит зола серой мошкою да на пол-топтун да на стол-шатун, На горячий лоб да на сосновый гроб. Дунул во второй — и исчез картуз С модным козырем лакированным… Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош, не впервой ломать. Что ж, в чем родила мать, в том и помирать? Дунул в третий раз — как умел, как мог, И воскрес один яркий уголек, И прожег насквозь расписную шаль, Всю расшитую мелким крестиком. И пропало все. Не горят костры, Не стоят шатры у Шексны-реки Нету ярмарки. Только черный дым тлеет ватою. Только мы сидим виноватые. И Егорка здесь — он как раз в тот миг Папиросочку и прикуривал, Опалил всю бровь спичкой серною. Он, собака, пьет год без месяца, Утром мается, к ночи бесится, Да не впервой ему — оклемается, Перемается, перебесится, Перебесится и повесится… Распустила ночь черны волосы. Голосит беда бабьим голосом. Голосит беда бестолковая. В небесах — звезда участковая. Мы одни не спим. Пьем шампанское. Пьем мы за любовь За гражданскую. Пьем мы за любовь, А еще за гражданскую… “ … В котельной стояла мертвая тишина. — Валерка, что с тобой? Парень, что сцепился с Алисой, потряс головой. — Как он такое петь может? Такую боль в себе… Сидящая рядом Ольга только вздохнула. — Они ведь живут с этим. — Кто они тогда? … — А следующая песня для моей дочери, моей донечки. Я люблю тебя. » Как ветра осенние подметали плаху Солнце шло сторонкою да время — стороной И хотел я жить, и умирал — да сослепу, со страху Потому, что я не знал, что ты со мной Как ветра осенние заметали небо Плакали, тревожили облака Я не знал, как жить — ведь я еще не выпек хлеба А на губах не сохла капля молока Как ветра осенние да подули ближе Закружили голову, и ну давай кружить Ой-ей-ей, да я сумел бы выжить Если б не было такой простой работы — жить Как ветры осенние жали — не жалели рожь Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился Ведь совсем неважно, от чего помрешь Ведь куда важнее, для чего родился Как ветра осенние уносят мое семя Листья воскресения да с весточки — весны Я хочу дожить, хочу увидеть время Когда эти песни станут не нужны. Я хочу дожить, хочу увидеть время Когда эти песни станут не нужны. Да я не доживу, но я увижу время Когда эти песни станут не нужны. « Ульянка подойдя, уткнулась ему в колени. — Папа… Седой погладил ее по голове, повернулся. — Лиска, петь будешь? Она кивнула. — Да, сейчас. Ты отдохни пока. — Что споешь? Новое? — Да, вчера увидела. Костя, Мику, Уля… Та оторвалась от Седого. — Ой, а где эти… барабанчики мои. Вот же они хорошенькие. — она погладила бонги. — Давайте. Алиса вышла к микрофону. «По перекошенным ртам, продравшим веки кротам, Видна ошибка ростка. По близоруким глазам, не веря глупым слезам, Ползет конвейер песка. Пока не вспомнит рука, дрожит кастет у виска, Зовет косая доска. Я у дверного глазка, под каблуком потолка. У входа было яйцо или крутое словцо. Я обращаю лицо. Кошмаром дернулся сон. Новорожденный масон Поет со мной в унисон. Крылатый ветер вдали верхушки скал опалил, А здесь ласкает газон . На то особый резон. На то особый отдел, На то особый режим, На то особый резон. Проникший в щели конвой заклеит окна травой, Нас поведут на убой. Перекрестится герой, шагнет раздвинутый строй, Вперед, за Родину в бой! И сгинут злые враги, кто не надел сапоги, Кто не простился с собой, Кто не покончил с собой, Всех поведут на убой. На то особый отдел, На то особый режим, На то особый резон…» Она постояла молча, опустив голову. — ОООООО!.. » Ох, дело за полночь… Ох, раным рано. Море-глаза полны Слезою пьяной. Звон-слова, сон-трава, зелье чертово… Сквозь боль выпрямлялись застывшие кости, Сквозь боль разрывали казенные цепи, Сквозь боль раскрывались невольники-крылья, Сквозь боль поднимали до самого неба… Под звон колоколен пылали костры, Дымились суставы от жаркого бега, И новым обманом случались мосты До самого неба… Раздувал ветер пламя гордое, Завывал, летел смерчем-вороном, — Лесом, болотами, черными тропами, Диких да певчих звал… Узнавший свободу узнает любовь! Принявшие смерть да не примут за небыль. Смотрите наверх, да поможет вам Бог! — До самого неба… Ох, кому ж ты теперь горе выплачешь… Ох, к кому пойдешь успокоиться…». «Красный пояс вокруг небес, Темный поезд пронзивший лес, И ночь без огня. Мертвый холод и белый снег, Острый голод и быстрый бег, Сухие глаза, без дна, без дна, И долгая ночь без сна, без сна. Я дарю их, я дарю на счастье. Я дарю их, я дарю на счастье. Горький сахар, огонь воды, Утро страха и день беды, Шаг в темноту. Поцелуи холодных стен, Крики боли и вой сирен. Сухие глаза, без дна, без дна, И долгая ночь без сна, без сна. Ты возьми их, ты возьми на счастье. Ты возьми их, ты возьми на счастье. Я сотру следы на камне, Я сотру следы на камне, Я сотру следы на камне, Их тебе не отыскать. И снова то что есть Останется с тобой. И то что будет, Все оставлю я тебе на счастье, Все оставлю я тебе на счастье. Сухие глаза, без дна, без дна, И долгая ночь без сна, без сна. Я сотру следы на камне, Я сотру следы на камне, Их тебе не отыскать. И то что будет, Все оставлю я тебе на счастье… Поцелуи холодных стен… Крики боли и вой сирен…»… В тишине был слышен только чьи-то всхипывания. Алиса зажмурилась. — АААААА! — то ли плач, то ли вой… » На небе вороны, под небом монахи, И я между ними, в расшитой рубахе. Лежу на просторе, светла и пригожа. И солнце взрослее, и ветер моложе. Меня отпевали в громадине храма. Была я невеста, Прекрасная Дама. Душа моя рядом стояла и пела, Но люди, не веря, смотрели на тело. Судьба и молитва менялись местами. Молчал мой любимый, и крестное знамя Лицо его светом едва освещало. Простила его, ему все прощала. Весна, задрожав от печального звона, Смахнула три капли на лико иконы, Что мирно покоилась между руками. Ее целовало веселое пламя. Свеча догорела, упало кадило, Земля, застонав, превращалась в могилу. Я бросилась в небо за легкой синицей. Теперь я на воле, я — белая птица. Взлетев на прощанье, смеясь над родными, Смеялась я, горя их не понимая. Мы встретимся вскоре, но будем иными, Извечная Воля, зовет меня Стая.»… — Лиска, не надо. — крикнула, побледнев, Славка. — Пожалуйста, не надо, прошу тебя. Алиса только горько улыбнулась. — Ты же сама все знаешь. Смуглый откинул голову назад, прикрыл глаза. Женя обняла его. — Леша… — Ястреб клекочет, в небо меня зовет. Скоро уже… Прости, любимая. … Седой снова подбросил угля, вернулся, взял гитару… «Как из золота ведра каждый брал своим ковшом Все будет хорошо, ты только не пролей. Страшно, страшно, да ты гляди смелей, гляди да веселей. Как из золота зерна каждый брал на каравай Все будет хорошо, велика казна. Только, только, ты только не зевай, бери да раздавай. Но что-то белый снег в крови, да что-то ветер за спиной. Всем сестрам — по любви, ты только будь со мной Да только ты живи. Только не бывать пусту, ой да месту святому. Всем братьям — по кресту виноватому. Только, только подмоги не проси, прими и донеси. И поутру споет трубач песенку твоей души, Все будет хорошо, только ты не плачь Скоро, скоро, ты только не спеши… Ты только не спеши…» — Пап, ты что, не понравилось? — Песенки попеть, да… … « В русском поле растет поебень-трава Поебень-трава Постели мне постель, спой мне песню про ямщика, Уложи меня спать-забывать, Грудь в крестах, в кустах голова, Мертвой воды налей в граненый стакан. В русском поле растет поебень-трава, Выше пояса плещется поебень-трава. Ничего не страшно отныне мне, На губах моих ржа, я дую в дуду, По земле раскисшей иду-пойду, Много белых грибов уродило в этом году Говорила бабка — это к войне. В русском поле растет поебень-трава, Хорони меня в поебень-траве, Мертвая вода течет в головах, Черноземом становится человек. Забывай меня, забывай меня, забывай. В русском поле растет поебень-трава…» … — Ну… Хватит на сегодня. Спасибо что пришли. » Отвори окно, да разлей вино, Раздавай на всех, хоть в глазах темно Не видать, где кто, кто чужой, кто свой Хочешь — песни пой, а хочешь — волком вой. Завертись волчком, угоди на всех. Загляни в глаза, да обидный смех Обожжёт огнём, защемит в груди Отряси, как снег, что с сапог твоих. По избе водой талой стелется Али слёзы то льёт метелица По мечте твоей, что как свет в ночи. Показалось раз, да ищи свищи. Ой, не тужи, браток. Аль не верится Перебьётся всё, перемелится. Да не сбудется, вишь, огонь погас Что фортуна-мать позабыла нас. Вставай. давай, вставай. Вставай, нас всё равно не пустят в рай. Не засыпай Не засыпай. Снег да степь кругом, ты смотри не спи. Летним солнышком замутит мозги Только стынет жар от немой тоски Да под снегом тем не сыскать пути. Эх, на лихом коне под закат уйти Девку красную завести в кусты. Встать бы в полный рост во спасение Да горбатый я от рождения. Шапку набекрень, да фуфайку в снег Топором хлещи, только кровь на снег Оборвался свет, даже ветер стих Только зря ведь всё, не окончен стих. Вставай. давай, вставай. Вставай, нас всё равно не пустят в рай. Не засыпай. Не засыпай…» Группа «Azadi» акустический концерт «Кочегарка». «Такие дела, брат, любовь…» … Выйдя из котельной, останавливались, переводя дух, закуривали… — Пап, ты это… Матери не говори. — Да не волнуйся, не скажу. Только потом дашь послушать еще. — Кто куда? Я двоих могу вписать. — Давайте с нами… — Майк, вы… — Да мы сейчас, уберем. Часть с собой прихватим и к Джорджу. У него и впишемся. Остальное днем заберем. Сашка, ты с нами? — Женя… С ними иди. — Леш… А ты? — Да мне подумать надо. Все нормально. Черт… Сказали бы, что я с ментом рядом сидеть буду, одни песни слушать. Плюнул бы… Алиса, улыбнувшись, посмотрела в ночное небо. Обернулась. — Славка, пойдемте к нам. А то Ульянка с Нюрычем уже на ходу спят. — окликнула парней, стоящих у котельной. — Эй, вы… Ну что смотрите? Валерка, пошли… Тот напрягся, шагнул вперед. Алиса только развела руками. — Да расслабьтесь. Просто… Что вы по ночи шароебится будете? Апач, ты как? Костя пожал плечами. Мол, как скажешь. Потом подошел к парню, помолчал… — Валерка, ты знаешь… Я вот тут прикинул, что пора бы нам наши детские драчки заканчивать. Взрослые дела начинаются, серъезные. Вот и поговорим за это… Как вы? Тот кивнул. — Согласен. Один из валеркиной компании подошел к Мику. — Самурайка… — Чего тебе, блин? — Гитару дай. Та удивленно вскинула брови. — На хрена? — Понесу, типа. Она только хмыкнула. — Ну возьми. Алиса подошла к Славке, держащую за руки девочек. — Нюрыч, ты как? — Дремлю. И вообще… По ночам спать надо, а не шляться. — Ну потерпите. Сейчас домой придем, ляжете. Завтра воскресенье, выспитесь. Валерка догнал их. — Уля, хочешь на руки? Она сердито посмотрела на него. — Не хочу… А вы больше драться не будете? — Не будем. Честно. — Тогда… — она посопела. — Уговорил. Давай, неси меня. — Лерка, ты чего лыбишься? — Да… Всегда младшую сестренку хотел. Алиса и Мику с Костей засмеялись. — Не ты один. Ульянка у нас вообще… Дочь полка. … Ранняя весна, грязь, подмерзшие лужи и груды тающего снега. Мужчина с длинными седыми волосами, поежившись, поднял воротник военной куртки и натянул балаклаву. Сука, хорошая погода, да? Его окликнули. — Папа, смотри. Рыжеволосая девочка, присевшая на корточки, под навесом остановочного павильона. — Уля, что там? — Вот. Маленький, серый, дрожащий от холода комочек. Котенок. Мужчина взял его в ладонь. — А можно погладить? Какой масенький, папа, а давай его домой возьмем. Пожалуйста… — девочка шмыгнула носом. — Ему же плохо. Как… как мне тогда… плохо было. Седой, кивнув, спрятал котенка за пазуху, чувствуя биение его сердечка. — Конечно возьмем. Только надо в магазин зайти. Ему покушать взять. Они встали. Ульянка дернула его за рукав. — Пойдем. … В гастрономе заглянули в молочный отдел. Продавщица, увидев их, помахала рукой. — Азад, Уля… Сейчас только покупателя обслужу. Возьмите. Что хотели? — Ань, слушай, у вас молоко свежее? — Для тебя всегда. — Да не нам, вот ему. — мужчина, растегнув куртку, показал угревшегося котенка. Лицо продавщицы расплылось в улыбке. — Ой, какой… Сейчас подожди. — она поставила на прилавок бутылку молока, потом подумав добавила баночку со сметаной. — Утром привезли. Николай… Из подсобки вышел рубщик. Помахал рукой. — Здорово, что нужно? Продавщица покусала губы. — Слушай, у вас там обрезь есть какая-нибудь? Котейку покормить. Николай только пожал плечами. — Котейку говоришь? Да что не найти. Сделаем. — обернулся. — Серега… Поищи там, да смотри чтобы без костей было. И попостнее. И сложи аккуратно. Пацан тут у меня на практике. Из техникума. Всему учить приходится. Серега, ты хоть выйди, с человеком поздоровайся. Когда к молоку, сметане и мясным обрезкам в целлофановом мешочке добавилось несколько сосисек Седой тяжело вздохнул. — Что случилось? — Да с деньгами проблема. Не думали, что… — Прекрати. Давайте забирайте. Положить есть куда? Держи пакет. — Спасибо. Буду должен. — Да ну тебя… … — Нагулялись? — Да, пакет возьми. — А что там? — удивилась Алиса. — Молоко? Мы вроде не особо его… Седой с Ульянкой помялись. — Сюрприз у нас. — Какой еще сюрприз? Приятный или. Костя, Мику… Да бросьте вы фигней заниматься. У нас тут сюрприз. Азад, вздохнув, растегнул куртку. — АААААА! Котенок! Эй, идите сюда, быстрее! Костя с Мику выглянули из комнаты. — Лиска… Чего кричишь? Блин, мы вообще-то готовимся… Ой, а это что? Костя, это же котенок. Маленький какой. — Мы его на улице нашли. — шмыгая носом, начала объяснять Ульянка. — И спасли, вот. Он ведь у нас жить будет? — Дай подержать. — попросила Мику. — Ай, он меня в нос лизнул. Кстати, а это мальчик или девочка? Алиса забрала котенка обратно. — Сейчас узнаем. Вроде пацан. Просто он маленький еще. Костя, а ты что скажешь? Тот пожал плечами, улыбнулся. — Чего? Котик это хорошо. Пусть. Кстати, а как его назовем? — МАСИК. Потому что масенький. — Нормально. А если окажется, что девочка тогда будет Мася. Алиса нахмурилась. — Короче. Что встали? Раздевайтесь. Уля за мной на кухню. Будем ребенка кормить. А вы найдите коробку ему и этот, как его, … лоток какой-нибудь. Типа туалет. Давайте. … Мику, повернувшись, потрепала Алису за плечо. Мол, проснись. Та сначала спросонья отмахнулась. — Мать, ты чего? — Ульянка. Алиса, с трудом приоткрыв глаза, пошарила рядом. — Нету. И что? В дабл ушла, наверное. Мику перебралась через нее, слезла с дивана. Постояла, вглядываясь в сумрак. — Да вон же она у балкона. Ульянка, свернувшись калачиком, спала на ковре у батареи рядом с коробкой в которой лежал котенок. Алиса, зевая, подошла, присев рядом, погладила ее по голове. — Микуся… — Не продуло бы. — Да нет, нормально. Балкон же хорошо заклеен. Принеси лучше подушку и покрывало. Пусть спит… … Алиса отложила нож, обернулась. — Улька, ты где? Странно. Она вышла из кухни в коридор. Прислушалась. С кем там Ульянка в зале разговаривает? Алиса подошла ближе, хотела было уже войти в комнату и неожиданно остановилась, прижавшись к косяку. Ульянка сидела на полу и держа на руках котенка рассказывала ему. — Мася, вот смотри. У меня теперь папа есть. Представляшь. У меня папа. Настоящий, он меня любит и я его. Чмок Масю в носик. А мама? Наверно Алиса. Ой, Масенька, а я ее тоже люблю. Я всех люблю, вот. И тебя. Мася… А пусть папа на Алисе скорее женится. И тогда… У нас же семья тогда будет. И мы вместе будем. И ты с нами… Кто там? Ульяна обернулась. — Ой, Лиска. Алиса подошла и, сев рядом, обняла ее. — Извини, я нечаянно услышала. Вот понимаешь какое дело… Я бы пошла за него. Но нельзя пока. Никак. — А почему? Вы же любите друг друга. Тяжелый вздох. — Ну… Замуж можно только с восемнадцати. А мне шестнадцать. Блин… — Это же еще два года ждать. Долго… Алиса снова вздохнула. — Уля… А я тебе хорошей мамой буду? — Лучшей, вот. Честно-честно. — Спасибо, Улечка. А теперь… Пошли обедом займемся. А то скоро Костя с Микусей из музыкальной школы придут. … Костя проснулся от звука открывшейся входной двери. Кто там? Что за… Шаги в коридоре и знакомый голос. — Есть кто дома? В комнату заглянул бородатый мужчина в ватнике и грубом свитере. — Папа… — за спиной мужчины, женщина сняла рюкзак. — Мама… Девчонки, подъем! Из зала выглянула еще не проснувшаяся Алиса и как была бросилась на шею мужчины. — Папа-Коля, Мама-Катя… Мику, Уля вставайте. Николай отстранил Алису. Покачал головой. — Совсем взрослая. — Оденьтесь уж. — засмеялась Катерина. — Костя, с рюкзаками помоги да штаны хоть надень. Дети… — Слушайте, а вы как… Сегодня. Мы вас не ждали. — Ну… Так уж получилось. Как вы тут? Как себя вели? — Нормально. Все хорошо. Мужчина, зайдя в зал, огляделся. — Катя, они ведь ремонт сделали. Молодцы. А что за коробка, кто там у вас? Ульянка, смущенно улыбнувшись, вытащила котенка. — Это Масик, вот. — Котейку завели. Хорошенький какой. Рюкзаки помогите разобрать, мясо в холодильник. Это медвежатина. Николай почесал бороду. — А где Азад? — Да он на смене. — ответила с кухни Алиса. — Завтра утром придет. Ой, Костя, позвони ему. Костя взял телефонную трубку, набрал номер. — Алло, Азад, тут родители приехали. Ага, вещи разбираем. Что? Подожди… Тут папа с тобой поговорить хочет. — Здорово были. Да сами не ожидали, что пораньше получится. Короче отвлекать не будем. Завтра придешь, тогда и посиделки устроим. И учти в холодильнике свежатина ждет. Ну давай, счастливо отработать. — Вода горячая у нас хоть есть? — спросила Катерина, доставая вещи из шкафа. — Замечательно. Коля, я первая в ванну. Кстати, а вы в школу не идете? — Мама… У нас же каникулы. Катерина только махнула рукой. — Точно ведь. Весенние. Совсем мы в тайге одичали… … — Дима, здравствуй. Валентина… Как в Каракумах? Проходите. Бакир, Зуля… Раздевайтесь. Яшка попозже подойдет. Нет, Сергей с Айгуль в Сибири сейчас… Мужчины с обветренными лицами в необношенных костюмах, женщины, непривыкшие носить платья… — Наш выпуск. Не все конечно. Кто в поле, кто… Ладно, знакомьтесь, это Азад. Давайте за стол. Костя, неси бутылки, что на сухую сидеть? Молодежи вина по чуть-чуть… — Николай, расскажи хоть как ты медведя-то завалил? — Да это Булчут. Я тут не причем. — А что старик еще жив? — А чего ему… На охоту еще ходит. — Гитару передайте. » Ты уехала в знойные степи Я ушел на разведку в тайгу Надо тобою лишь солнце палящее светит Над мною лишь кедры в снегу А путь и далёк и долог И нельзя повернуть назад Держись геолог Крепись геолог Ты ветра и солнца и брат На прощанье небес синевою Чистотою студеной волны Голубою заветной полярной звездою Поклялись в нашей верности мы А путь и далёк и долог И нельзя повернуть назад Держись геолог Крепись геолог Ты ветра и солнца брат…» — За невернувшихся, не чокаясь. Выпив, постояли молча. Когда сели Николай показал на гитару. — Азад… Костя сказал, что ты играешь. Может споешь? — Можно. — Седой тронул струны… « Надоело говорить, и спорить, И любить усталые глаза… В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса… Капитан, обветренный, как скалы, Вышел в море, не дождавшись дня, На прощанье подымай бокалы Золотого терпкого вина. Пьем за яростных, за непокорных, За презревших грошевый уют. Вьется по ветру «Веселый Роджер», Люди Флинта песенку поют. И в беде, и в радости, и в горе Только чуточку прищурь глаза — В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса. Надоело говорить, и спорить, И любить усталые глаза… В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса…» Один из мужчин хлопнул Азада по плечу. — Наш человек. Слушай, я же тебя вспомнил. На Чаре виделись. Примерно года три назад. — он посмотрел на собравшихся. — Ну точно ведь. Вы тогда с поиска вернулись. Лицо у тебя… приметное. Я же… Сидел, вспоминал… Точно ты. У вас начальник группы Прокофьев был, Борис Дементьич. Ну… Подожди, сейчас. Тебя все Седым звали. Правильно ведь? — Да нет, извини, обознался наверное. … — Мужики, вы бы на кухне курили. Девчонкам здесь спать. И форточку там откройте. Сели, закурили. В открытую форточку потянуло вечерним холодком. — Димка, что ты к человеку спьяну пристал? — Ребят, это же точно он. Борис Дементьич рассказывал, что… Он же их группу спас, вывел. А его самого почти десять километров на себе раненный по тайге нес. — А лицо? Мужчина затянулся, пожал плечами. — Ну… Одни говорят медведь его порвал. Другие… Что взрыв был. То ли газ, то ли… Они же там не золото искали. А конкретно… До сих пор ведь все под подпиской. — Короче, кончай. Пошли в комнату. Бакир, у вас поезд когда? Спать надо. Завтра нам еще отчеты писать. Яшка, вон, уже зевает, да и детям ложиться пора. … — Ну вроде все. — Николай хлопнул себя по коленям, встал. — Как и что сами знаете. Не маленькие уже. Костя, ты что? — Да ну… Мы вас только на фотографиях и видим вообще-то. Представляешь. Николай, подумав, достал карту, разложил ее на столе. — Подойди. Это чтобы ты понимал. — он показал пальцем. — Видишь район? — Это вот где очерчено? А что там, пап? — По данным предварительной разведки большие запасы стратегического сыръя. Что именно, даже тебе сказать не могу. Понимаешь? Работа такая. Катерина только схватилась за голову. — Коля, прекрати ты. То же мне. Дети… К осени нас заменят, даже отпуск обещали… Потерпите. — она вздохнула. — Азад, ты уж присмотри за ними, непутевыми. Уля ты чего? — Мы путевые и хорошие. Вот. — Конечно хорошие. Самые лучшие. — Все, пора. Машина ждать не будет. — Удачи вам. … Седой проснулся от далекого разрыва. ТРЕВОГА, ПОДЪЕМ… Он инстинктивно потянулся к краю раскладушки. Где-то снова грохнуло. Рядом на кровати заворочался Костя. — Совсем уже охренели. Поспать не дадут. — Что это? Костя, зевая, сел, потянулся за джинсами. — Да лед на реке взрывают. А ты что подумал? В комнату заглянула Алиса. — Доброе утро, что-ли. — А чего это бабах было? — поинтересовалась спросонья Ульянка. Наконец общими усилиями разбудив Мику, умывшись и позавтракав, решили, что просто сидеть дома скучно и неинтересно. Кончилось тем, что одевшись и выйдя на улицу, проехали две остановки на автобусе, потом еще немного прошагали пешком и остановились на пригороке над рекой. Ледоход был в самом разгаре. Серо-белые льдины, сталкиваясь, налезали друг на друга. Около опор пешеходного моста закручивались водовороты… Алиса, посмотрев на это зрелище, только вздохнула. — Вот и еще одну зиму прожили. Слава Богу, вроде нормально, все живы… А там бы и лето пережить… — Лиска, ты чего? — удивленно хмыкнула Мику. — Куда тебя понесло. Алиса едва заметно улыбнулась. — Не знаю. Может я просто взрослой стала. Детство кончилось, да и было ли оно вообще… Короче, нахрен этот ледоход, поехали домой. Еще и ветер тут холодный. … — Здравствуйте. А чего вы… — ДАНЬКА! — Уля… Ты можешь не орать? Прохожие пугаются, точно кто-нибудь милицию вызовет. — Не могу, вот. Данька, мы кораблики пускаем. Давай с нами. Мальчик потупился. — А у меня кораблика-то нет… Как я… Ульянка со всего размаха хлопнула его по плечу. — Подумаешь. Зато у меня есть. Его мне папа сделал, и он наш с тобой общий будет. — Красивый. А почему паруса красные? — Алые. Цвет надежды. Папа сказал, что такая книжка есть. Про корабль с алыми парусами. Давай его запустим. Присев на корточки, она опустила кораблик в ручей и подтолкнула его веточкой. — Плывет ведь… Даня, а ты чего вдруг? Что с тобой? Он, опустив голову, поковырял носком землю, пошмыгал носом. — Уля, а ты смеяться не будешь? — Ой, Даня, наверно не буду. Честно. Мальчик покраснел. — Ну я давно тебе сказать хотел. — он помолчал и… — Уля, ты очень красивая и хорошая, и я тебя люблю. Правда, по настоящему. Только не смейся. Ульянка только зажала рот ладошкой. На ее лице выступил румянец. — Данечка…– она всхлипнула. — А я тогда тоже тебя люблю. По правде, вот. Подойдя к нему ближе она неожиданно чмокнула его в щеку. И, обернувшись, топнула ножкой. — Чего смотрите тут. Отвернитесь, нафиг, давайте. — Лиска, ты чему радуешься? Та только пожала плечами. — Вот у Ульянки и жених появился. А что. Хороший мальчик, симпатичный. Был бы постарше, сама бы… — она покосилась на Седого. — Короче, будем внуков воспитывать. — Ой, а кораблик-то без нас уплывает. — Ульянка дернула мальчика за руку. — ПОБЕЖАЛИ! … — Эй, народ, встаем. И с праздником вас. — Чего? — сонным голосом спросила Алиса и села на диван, прикрывшись одеялом. — Первое мая, бля, что ли. Демонстрация… Не хотим, надоело. Обернувшись, она потрепала за плечо Ульянку. — Уля, хочешь на демонстрацию? — Зачем? — Микуся, а ты? — Идите на… Спать. — Понятно. — Седой пододвинул стул и сел, облокотившись о спинку. — То есть вам в школе не рассказывали. Алиса удивленно посмотрела на него. — О чем? О первом мае, типа? Ну день какой-то солидарности. С красными флагами ходят… Дай поспать лучше. — Не хрена… Короче расклад такой… Когда он закончил, Алиса минуту, моргая, молча смотрела на него. — Не врубилась, конкретно. Это что, типа, анархисты замутили? Круто. — обернулась. — Самурайка, слышь просыпайся давай. — Ну чего тебе? — Мать, скажи только честно. Ты бы за анархию пошла бы? Мику, приоткрыв глаза, вздохнула. — Куда? Лиска, ты о чем вообще? — На демонстрацию. — За анархию? Наверное. — Тогда подъем и Ульянку буди, хватит ей дрыхнуть. — Ну что? — спросил, входя в комнату, Костя. — Сагитировал? — Да легко. Алиса с интересом посмотрела на них. — А вы вообще чего тут столпились? Валите завтрак готовить, мы одеваться будем. То же мне… … Еще минут через тридцать Седой шел по улице, держа за руку довольную Ульянку и насвистывая » A las barricadas». » Negras tormentas agitan los aires nubes oscuras nos impiden ver. Aunque nos espere el dolor y la muerte contra el enemigo nos llama el deber…» Подходя к школе, чуть не столкнулись с Сашей и Женей. — Юджи, привет, ты чего такая… опечаленная? Та только плюнула на асфальт. — Да Сашка все. Приперся… скотина, рано утром, разбудил, понимаешь ли. А я вчера легла… эээээ… поздно. Вот уе**ла бы по дружбе. — она показала Саше кулак. — Ага, а как ты меня будишь? — Лучше молчи. Не зли меня. У школы уже толпился народ, организуясь в праздничную колонну. — Явились, не запылились. Азад, ты в голову колонны. Михайлов, Петров… Транспарант взяли. Саша задумчиво посмотрел на красное полотнище с надписью «СЛАВА КПСС!». — Сергей Борисович, можно вопрос? — Что еще тебе непонятно? — Скажите, пожалуйста. А КПСС это фамилия? Вокруг раздался смех. — ПЕТРОВ…! — Извините, я просто спросил. Наконец, собравшись и организовавшись, выдвинулись, влившись в праздничную толпу. Пройдя квартал, Азад посмотрел на Ульянку, идущую рядом. — Не устала? Она задумалась. — Еще не знаю, а что? — Сейчас. — мужчина на ходу подхватил ее на руки и посадил сзади на плечи. — Ну как? — ЗДОРОВО! — закричала Ульянка, размахивая красным флажком. — УРА! — Самурайка… Почему я большая и толстая… — Завидуй молча. Прошагав еще немного, остановились. — Не понял… — Седой, обернувшись, удивленно взглянул на двух мальчишек, старательно держащих транспарант. — А где…? — Да здесь мы. — ответил Саша, отстранив пацана. — Апач… Азад покачал головой. — Где успели? Саша неопределенно махнул рукой назад. — Там. Кстати должно еще остаться. — Хоть зажевали чем, чтоб не пахло. — Мятной конфеткой. Все нормально. Снова двинулись. Из репродуктора донеслось. » К трибунам приближается праздничная колонна педагогического коллектива и учащихся средней общеобразовательной школы номер восемь Центрального района…» Ульянка неожиданно подергала Азада за волосы. — Ты чего? Она вздохнула. — Сними меня, пожалуйста и спрячь. — Что случилось? — Не понимаешь? Там он на трибуне. Я не хочу, чтобы он меня увидел. Мне страшно. — Ульянка ойкнула. — Он же тебя увидит. Мужчина аккуратно поставил девочку на асфальт. — Лиска, прикройте ее. — А ты? Седой сделал вид, что улыбнулся. — Пусть видит… … После трибун остановились. Отдышались. Подъехала грузовая машина. — Наглядную агитацию грузим аккуратно. — И куда теперь? — Вы домой. Отдыхать. — А сам? — А я за первомай пивка попью. — Ну… Неинтересно. — Ладно, я тогда еще в магазин забегу. Праздник же… … С раннего утра квартира наполнилась шумом. — Мику… Причесывайся быстрее. — Где моя рубашка? — ЦВЕТЫ! Седой, порывшись в шкафу, достал форму, оделся, затянул ремень. Вышел в зал. — Готовы? И девчонки, и Костя, заглянувший в комнату загудели. — Ух ты… Не хрена себе. Круто. — Папа… Алиса, подойдя ближе, потрогала его за рукав. — Красиво… И берет. Слушай, ты же обычно в другой ходишь. — Парадка же, специально для таких случаев. Костя почесал затылок. — А что за награды? Просто интересно. — Георгиевские кресты. И медаль «За отвагу». — Подожди, странно. А кресты разве еще есть? Хотя… Не для всех наверное. — Ладно, на выход. Несмотря на утро, на улице было полно народу. Почти все с цветами. Из репродукторов на столбах на всю округу разносилось. » Этот День Победы порохом пропах, Это Праздник с сединою на висках…» Алиса только поморщилась. — Затрахали с утра. Прихватив по дороге Сашку с Женей, зашли в парк. Потом еще немного по аллее. Пришли. Откуда-то донеслось. » Поприветствуем наших ветеранов… » и бравурный марш. — Суки… Вечный Огонь. Пионеры в Почетном Карауле. Переглянувшись, подошли. Алиса стала вдруг серьезной. Помолчала. — Народ, цветы возложить. Смирно. Вскинутые в салюте руки. У Жени на глазах блеснули слезы. « На братских могилах не ставят крестов, И вдовы на них не рыдают, К ним кто-то приносит букеты цветов, И Вечный огонь зажигают. Здесь раньше — вставала земля на дыбы, А нынче — гранитные плиты. Здесь нет ни одной персональной судьбы — Все судьбы в единую слиты.» Седой вскинул руку к берету, отдавая честь. ПАМЯТЬ И СЛАВА! Мику… Подойдя ближе к Мемориалу, она опустилась на колени. — Благодарю Вас… За то что я есть. «А в Вечном огне видишь вспыхнувший танк, Горящие русские хаты, Горящий Смоленск и горящий рейхстаг, Горящее сердце солдата.» Саша с Костей поддержали подошедшего к Вечному Огню старика с костылем и орденскими планками на старом пиджаке. — Улька, помогла быстро. Та взяла из рук старика букетик. — Ой, дедушка, я сейчас. Присев, она положила цветы и выпрямившись, отдала салют. Ветеран погладил ее по голове. — Спасибо вам. — повернулся к Азаду. — Твои? — Мои. — Хорошие у тебя дети растут. Правильно ты их воспитал. А я ведь ваш город освобождал… «У братских могил нет заплаканных вдов — Сюда ходят люди покрепче, На братских могилах не ставят крестов… Но разве от этого легче?!» … Обратно шли молча. Только Алиса что-то шептала плачущей Мику, утишая ее. Седой подошел к ним ближе. — Мику… Та всхлипнула. — Он же не виноват. Не виноват он. — Кто? Ты о ком? Она достала из кармана рубашки платочек, вытерла глаза. — Дед. Он в квантунской армии воевал. — Что ж теперь… А вот интересно, чтобы он сказал, если бы тебя увидел? — Похвалил бы. Алиса только вздохнула. — И ведь каждый год девятого мая с ней такое. Знаешь… У Женьки дед под Мукденом погиб. Всю войну ведь прошел. … Зайдя во двор, чуть не столкнулись с двумя мужиками из соседнего подъезда, тащившими обеденный стол. — Куда его ставить-то? — Русиныч, помогай. Там еще есть. — Егоровна, кто-то капустку нам обещал? Что тут вообще происходит? Мимо пробежали Ульянка с Данькой, неся стулья. — ПАЦАНЫ, ПОМОГАЙТЕ, ДАВАЙТЕ! Алиса с Мику переглянувшись, рванули в подъезд. — Самурайка, за мной. — Подожди. Дядь Вань, баян нужен. — Вот, ключи возьми. Знаешь где он. … Наконец расселись. Кто на скамейке около стола за которым обычно играли в домино, кто на табуретке, кто на стуле. — Васильич, скажи давай. Участковый встал со стопкой, посмотрел на стакан с водкой, накрытый ломтиком черного хлеба… — А что я скажу… С Днем Победы вас. День такой ведь. Что там по телевизору расскажут… А мы вспомним. Все встали. Выпили. — Мужики, вы закусывайте. Зря готовили, что-ли… Посидели еще. — А чего… У нас же музыка есть. Девчонки давайте. Мику взяла баян, растянула меха. — Эх… Гуляем, сука. » На границе тучи ходят хмуро, Край суровый тишиной объят. У высоких берегов Амура Часовые Родины стоят. Там врагу заслон поставлен прочный, Там стоит, отважен и силен, У границ земли дальневосточной Броневой ударный батальон. Там живут — и песня в том порука Нерушимой, дружною семьей Три танкиста — три веселых друга Экипаж машины боевой.» Она прикрыла глаза. «На траву легла роса густая, Полегли туманы, широки. В эту ночь решили самураи Перейти границу у реки. Но разведка доложила точно: И пошел, командою взметен, По родной земле дальневосточной Броневой ударный батальон. Мчались танки, ветер подымая, Наступала грозная броня. И летели наземь самураи, Под напором стали и огня. И добили — песня в том порука — Всех врагов в атаке огневой Три танкиста — три веселых друга Экипаж машины боевой!»… — Чего сидим? Пошли плясать. Ульянка, сидевшая на коленях у Азада, встала, уперлась руками в бока. — ДАНЬКА! » Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой. Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой. Выходила, песню заводила, Про степного сизого орла. Про того, которого любила, Про того, чьи письма берегла. Про того, которого любила, Про того, чьи письма берегла.» В круг вышла Женя. — Вот дает. «Ой ты песня, песенка девичья, Ты лети за ясным солнцем вслед И бойцу на дальнем пограничье От катюши передай привет И бойцу на дальнем пограничье От катюши передай привет. Пусть он вспомнит девушку простую, Пусть услышит, как она поет, Пусть он землю бережет родную, А любовь Катюша сбережет. Пусть он землю бережет родную, А любовь Катюша сбережет. Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой.» Выходила на берег Катюша, На высокий берег на крутой…» — Здорово. Можно к вам? От нашего стола вашему. — Почему нельзя. Не чужие ведь. Да и нету сегодня чужих. Все свои. Эй, двигайтесь. — За погибших. Выпили не чокаясь. Постояли. — Русиныч… Ты же играешь. Спой что-нибудь. Лиска, гитару отдай. Седой взял гитару, тронул струны. — Спеть? Только эту… Память не отпускает. Да не отпустит уже никогда. Не праздничная она. Извините уж. «На горе, на горушке стоит колоколенка, А с нее по полюшку лупит пулемет, И лежит на полюшке сапогами к солнышку С растакой -то матерью наш геройский взвод. Мы землицу лапаем скуренными пальцами, Пули, как воробушки, плещутся в пыли… Митрия Горохова да сержанта Мохова Эти вот воробушки взяли да нашли. Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько, Чтоб я принял смертушку за честной народ, Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой Растакой-раз этакий этот сукин кот. Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал, За сапог засовывал старенький наган. «Славу» третьей степени да медаль отважную С левой клал сторонушки глубоко в карман. Мне чинарик подали, мне сухарик бросили, Сам старшой Крупенников фляжку опростал. Я ее испробовал, вспомнил маму родную Да по полю ровному быстро побежал. А на колоколенке сукин кот занервничал, Стал меня выцеливать, чтоб наверняка. Да, видать, сориночка, малая песчиночка В глаз попала лютому — дернулась рука. Я то винтовку выронил да упал за камушек, Чтоб подумал вражина, будто зацепил. Да он, видать, был стрелянный — сразу не поверил мне И по камню-камушку длинно засадил. Да, видно, не судьба была пули мне испробовать… Сам старшой Крупенников встал, как на парад. Сразу с колоколенки, весело чирикая, В грудь влетели пташечки, бросили назад.» — Господи… Люди это про Федора моего… Старухи завыли в голос. Мужики притихли… … Страшен мужской плач. «Я рыдал без голоса, грыз землицу горькую, Я бежал, не думая, в горку напрямик. Жгла меня и мучила злоба неминучая, Метил в колоколенку мой голодный штык. Горочки-пригорочки, башни-колоколенки… Что кому назначено? Чей теперь черед? Рана не зажитая, память неубитая — Солнышко, да полюшко, да геройский взвод…» Посидели еще, выпили… Смеркалось. Посмотрели салют… — Чьи тарелки? — Мои. Пусть у тебя будут, потом заберу. — Васильич… Куда Гришку потащил? — У меня проспится. Хоть куролесить не будет. Завтра у него выходной… … — Ну что, народ… Плохо. С прайсами у нас проблема. У Седого получка только через месяц. Что делать будем? Мику недоуменно посмотрела на Алису. — А что еще делать? Как обычно, запасной вариант. Костя, неси чемоданы. Смотреть будем. И сумки сразу. Алиса объяснила Азаду. — Микусин дед ей посылки шлет. Типа любимой внучке. Ну мы кое-что себе оставляем конечно, а остальное сдаем, когда припрет. Спекулянтки. Женское, мужское, детское… — Это оставляем? — Нет, старье. Складывай аккуратней. И давайте отбирайте по сезону, к лету. Набралось две сумки. — Ну что… Если завтра удачно пойдет, то на пару месяцев хватит. А если экономно… — Микуся, а экономно это как? Меньше сладкого есть? — Не бухать и курить бросить. — Мать, ну это жестоко. … На барахолке с утра было многолюдно и шумно. Проходя между рядами, Алиса презрительно посмотрела на джинсы, лежащие на картонке. — Самопал. Тоже мне. У Женьки матушка дома лучше шьет. Давайте вон там встанем. Седой ставь сумки. Первая покупательница подошла почти сразу. — Чем торгуете? — А что хотела? — Платье летнее для дочери. Ей пятнадцать лет, а по комплекции она как… — женщина показала на Мику. Та только пожала плечами и натурально изобразила акцент. — Ну да, я японка. Пялится будешь или покупать. Вот это бери. Женщина недоверчево посмотрела на нее. — Да бери, не сомневайся. Фирма. Вчера только прислали. Может себе что подберешь. — Ладно, уговорили. И батник еще вон тот. Сколько? — С почином, однако. Седой, пробежись по рядам, глянь на цены. Не проторговаться бы. Когда через несколько минут Азад вернулся… А где девчонки? Стоявшие рядом женщины начали вразнобой объяснять ему. — Твоих менты взяли. В отделение увели. Куда? А вон там. Придется выручать, куда деваться. — Эй, тебе еще чего надо? — дежурный удивленно посмотрел на длинноволосого седого мужчину, вошедшего в отделение. Тот по хозяйски огляделся. — Старшего ко мне, быстро. Бегом, боец. Из кабинета вышел лейтенант. Посмотрел на Седого. — Ты кто такой еще, чего надо? Седой сделал вид, что улыбнулся. — Спрошу один раз, повторять не буду. Сейчас к вам двух девчонок привели. Одна японка, другая рыжая. С двумя сумками. Где они? Милиционер только хмыкнул. — Эти? В обезьяннике сидят. К ним хочешь? — Выпустить немедленно. Все вещи вернуть. Протокол есть о задержании? — Я не понял, ты, волосатый. Приборзел, да? Седой подошел ближе. Рыкнул. — Это ты не понял, лейтенант. Тебе что, погоны мешают? Значит без них походишь. Ты у меня гавно убирать будешь. Сегодня же. И лучше поверь в это. Милиционер посмотрел на него и неожиданно побледнел. — Подожди… Спекуляция же. На месте преступления они задержаны… Вещдоки… — Боец, ты приказ не понял? Выполнять. Бегом, сука, пока я добрый. Лейтенант повернулся к подчененным. — Приведите их давайте. И сумки несите. — Ой, Седой, прикинь какая х**ня. Мы даже слова сказать не успели, а они… — Вы лучше сумки гляньте. Все на месте? Не дай Бог хватать не будет… И протокол сюда. Азад мельком глянул на поданый ему бланк и, разорвав его, аккуратно бросил в урну. Взял сумки. Повернулся. — И последнее. Нас не было. Я понятно объяснил? Вот и ладно, пошли. — Лейтенант, а что это вообще было? Кто этот… Тот сел на скамейку в коридоре, дрожащими пальцами достал сигарету, закурил. — А никого не было. Не мужика этого, не девок. Забудьте о них. … — Слушай, как ты их поставил. Они же конкретно обоссались. — Я убеждать умею. Считай, что профессиональное. — Да ладно вам. Лучше скажи, что дальше делать? Седой поставил сумки на асфальт. Подумал. — Ну… Обратно домой полными мне их тащить неохота. Поэтому пошли обратно, пока народ не разошелся. … У старых гаражей собралась молодежь. На разостланных газетах распечатанная бутылка водки, порезанная колбаса, пара банок консервов. Нехитрый стол получился, да уж как вышло. Стакан, накрытый ломтиком хлеба. Рядом лежит голубой берет. Девчонки утишают плачущую подругу в черном платье и таком же платке. — ЗА ЧТО! Из кустов к ним вышел участковый вместе с мужчиной и женщиной в трауре. — Вот вы где. Седой поднял голову. — Васильич… Помяни парня. Водки налейте. Женщина закрыла лицо ладонями. — Ребятки, девочки… Спасибо вам, родные, что нашего Мишеньку помянули. Она уткнулась в плечо мужа. Тот попытался успокоить ее. — За Родину… Женщина резко оттолкнула его. — МОЛЧИ! Какая Родина, где? Где этот чертов Кандагар… Мы ведь и не знали, где это. Теперь знаем, что Афган проклятый. Родина… «Я ухожу — сказал парнишка ей сквозь грусть Но ненадолго, ты жди меня и я вернусь Ушел совсем, не встретив первую весну Пришел домой, в солдатском цинковом гробу Всего лишь час он до рассвета не дожил Упал на снег и землю раною закрыл Погиб не в дни войны, погиб он просто в мирный час Когда весна зажгла звезду любви для нас Когда солдат, свою девчонку целовал Дарил цветы и на гитаре ей играл И перед смертью, лежа в расщелине меж скал, Он имя той девчонки кровью написал. Рыдает мать, и словно тень стоит отец Ведь он для них, ведь он для них еще юнец И сколько их, не сделав в жизни первый шаг Пришли домой в солдатских цинковых гробах…» Мику, ты что? Скажи мне… Кто ответит за всех? За Мишу, за Петьку, что на одной ноге с медалью пришел? За Танюшку которую из петли вытащили? Она ведь жить не хочет теперь. А за тебя кто ответит? Скажи мне. Вы ведь взрослые больше нас знаете. Вы же сами нас учите как правильно надо. Только не молчи, слышишь… … — Ну что… — Женя вздохнула. — Последний альбом. Может не надо последний… Алиса усмехнулась, провела пальцами по струнам. — Женечка… Не получится у нас больше. Времени не остается. Ну что Джордж, Сашка? Азад, ты первый. Там посмотрим. — Поехали. «В чистом поле — дожди косые. Эй, нищета — за душой ни копья! Я не знал, где я, где Россия И куда же я без нея? Только время знобит, колотит. Кто за всех, если дух — на двух? В третьей роте без крайней плоти Безымянный поет петух. Не умею ковать железо я — Ох, до носу мне черный дым! На второй мировой поэзии Признан годным и рядовым. В чистом поле — дожди косые, Да нет ни пропасти, ни коня. Я не знал, как любить Россию, А куда ж она без меня? И можно песенку прожить иначе, Можно ниточку оборвать. Только вырастет новый мальчик За меня, гада, воевать. Так слушай, как же нам всем не стыдно? Эй, ап — спасите ваши души! Знаешь, стыдно, когда не видно Что услышал ты то, что слушал. Стань живым — доживешь до смерти. Гляди в омут и верь судьбе — Как записке в пустом конверте, Адресованный сам себе. Там, где ночь разотрет тревога, Там, где станет невмоготу — Вот туда тебе и дорога, Наверстаешь свою версту. В черных пятнах родимой злости Грех обиженным дуракам. А деньги — что ж, это те же гвозди, И так же тянутся к нашим рукам. Но я разгадан своей тетрадкой — Топором меня в рот рубите! Эх, вот так вот прижмет рогаткой — И любить или не любить! А тех, кто знает, жалеть не надо. А кровь — она ох, красна на миру! Пожалейте сестру, как брата — Я прошу вас, а то помру. А с любовью — да Бог с ней, с милой… Потому, как виновен я. Ты пойми — не скули, помилуй, Плачь по всем, плачь, «аллилуйя»! На фронтах мировой поэзии Люди честные — все святы. Я не знал, где искать Россию, А Россия есть «Росс» и ты. И я готов на любую дыбу. Подними меня, милая, ох! Я за все говорю — спасибо. Ох, спаси меня, спаси, Бог! В чистом поле — дожди косые. Да мне не нужно ни щита, ни копья. Я увидел тебя, Россия. А теперь посмотри, где я…» Какими вы нас запомните? Кто мы? «Не дожившим до рассвета дайте медную монету, Шоколадную конфету и полезные советы. Заверните белой тряпкой всех гонявшихся за солнцем В кабаках и переулках за сто жизней световых До далеких звезд, Что снились серому коту на одной из крыш. Под ногами мост — Черна вода — что ж, берег дальний, ты молчишь — Твое имя — жизнь. Вечная метель над нами, трассами и городами, Адресами позапрошлыми, безхозными словами, Что гоняет время-ветер по декабрьской планете, По пролетам стылых лестниц, и летит прочь моя песня До далеких звезд, Что снились серому коту на одной из крыш. Под ногами мост — Черна вода — что ж, берег милый, ты молчишь — Твое имя — жизнь. Из квадратных уравнений кладбищ, кубиков многоэтажных, От дорог на все четыре, дальше пятикнижий даже — Берендеевые тропы, конопляные обрывы, Глас шестый в церковном хоре. О погибших молчит море До далеких звезд, Что снились серому коту на одной из крыш. До далеких звезд… “ — Лиска… — Ага. Майкл, а чай будет? Вот и хорошо. «Я выберу себе берег, Не знавший седого камня. Я выберу себе древо, Не знавшее тонких лезвий. Я выберу себе птицу, Не знавшую неба низким. Я выберу себе зверя, Не знавшего злой охоты, Свободу сна. Я выберу этот ветер Последним себе собратом. Я выберу это солнце Последней себе любовью. Я выберу эти волны Последним себе объятьем. Я выберу эту землю Последним себе покоем, Свободу сна…» Закончив, она огляделась. — Народ, а чего грустим? — скинула кеды. — Костя, а сыграй-ка напоследок мне, чтобы легко стало. Любимую. Я же цыганка, забыл. Помнишь я говорила? Не в тему, да плевать. А погуляли мы, народ, как полагается. Хорошо мне с вами было. Со всеми. Вышла на середину комнаты. — Эту? — ДАВАЙ, БРАТ! «Ай, данну, дану, данай! Дра да ну данай, Ай, дану, дану, данай! Дра да ну данай. Ай, да шатрица рогожитко, Андэ шатрица чай бидытко. Ай, данну, дану, данай! Дра да ну данай, Ай, дану, дану, данай! Дра да ну данай. Эй, Ту тэрнори, да не ломайся, Сыр пхэнава дуй лава, собирайся! Ай, данну, дану, данай! Дра да ну данай, Ай, дану, дану, данай! Дра да ну данай. — Жги, жги, Костя! Жги, сука, чтобы им стало страшно… Седой, любовь моя непутевая да горькая… Поддержи. И ходил паркетный пол ходуном и кричала душа, и плач мешался со смехом. — Жди нас Там! Ай! да тэрнори на задыяпэ Мэ пхэндём лаворо — скэдыяпэ. Ай, данну, дану, данай! Дра да ну данай, Ай, дану, дану, данай! Дра да ну данай. Сыр мэ джява по деревне, По большим хаткам, Дорэсава балавас, Чаворе тэ хан! Ай, данну, дану, данай! Дра да ну данай, Ай, дану, дану, данай! Дра да ну данай…» Мику, отложив гитару, посмотрела виновато. — Миша, а я струну порвала. Извини, пожалуйста. — Да фигня… Сейчас заменю. Посидели, попили чаю, покурили. — Уля, ты как? — Хорошо. Все же здесь. И папа, и… — Ну что продолжим? Акустика только? «Горящий окурок, упавший на снег, Тянет магнитом закрытая дверь, Вот кто-то прошел и оставил свой след, Ласковый ветер теплых морей. Это религия завтрашних дней — Ласковый ветер теплых морей. Дом, приготовленный нами под снос, Музыка памяти прожитых дней, Повисший в пространстве наивный вопрос, Запахи леса осенних полей. Это религия завтрашних дней — Запахи леса осенних полей. Темные лица за мутным стеклом, Большое корыто для жирных свиней, Простая синица с подбитым крылом, Они будут толще, мы будем смелей. Это религия завтрашних дней — Они будут толще, мы будем смелей. Они будут толще, мы будем смелей. Они будут толще, мы будем смелей. Они будут толще, мы будем смелей. Они будут толще, мы будем смелей. Это религия завтрашних дней — Они будут толще, мы будем смелей…» — Седой… Твои пальцы… Ты их сбил же в кровь все. Не надо. — Напоследок все можно. «Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю… Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю… Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые — И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою, — Хоть мгновенье ещё постою на краю… Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром… Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони, Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть! Но что-то кони мне попались привередливые — И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою, — Хоть мгновенье еще постою на краю… Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий. Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь! Но что-то кони мне попались привередливые… Коль дожить не успел, так хотя бы — допеть! Я коней напою, я куплет допою, — Хоть мгновенье еще постою на краю…». Мужчина отложил гитару, прикрыл глаз. Что успели, то успели… Кто услышал, тот услышал… Те из нас кто потом придут, продолжат. Теперь ждите, когда мы вернемся. И бойтесь детей моих… Группа «Azadi», «Поминальная». «Обещали, что не будет тоски ни в жизнь, Раскачали под ногами асфальт — держись! И летает голова то вверх, то вниз. Это вам не лезгинка, а твист. Вот и бьём мы зеркала сплеча, Вот и пьём мы вино как чай. И летает голова то вверх, то вниз. Это вам не лезгинка, а твист. Может, этого я ждал всю жизнь… Отворись, Сим-сим, звезда, зажгись! Пусть летает голова то вверх, то вниз. Это вам, это вам… Только улицам знаком закон другой, Амулеты-пистолеты стерегут покой, И летает голова то вверх, то вниз. Это вам не лезгинка, а твист…» … Рыжеволосая девушка, морщась от боли, на голом бетонном полу камеры попыталась хоть как-то пристроить искалеченные ноги. — Подожди, помогу. — знакомый голос. — Не надо, Самурайка. Где Костя? — Здесь, без сознания он. И Уля тут. Рыжая девочка подползла ближе, положила голову ей на колени, всхлипнула. — Потерпи маленькая, недолго осталось. Еще немного больно будет и все. Вот суки же… — Ты что? — простонав, спросила Мику. — Они, падлы, мне пальцы сломали. Как играть буду… За дверью послышился раздраженный голос охранника. — Тихо вы там, заткнитесь. … Красные транспоранты, цветы, бегающие дети в пионерской форме и «…Взвейтесь кострами…». — Костя… Да успокойся ты. Мы же к августу вернемся. Ну прекращай тут скорбь изображать… — Вернутся они… Сами ведь знаете. Мику, встав на цыпочки, шлепнула его по затылку. — Седой, ну скажи ты ему, а то больно дам. Лиска… Та поправила пионерский галстук, огляделась… — Улька… Ты где там. Кончай носится, сейчас в автобус садится. Подбежавшая к ним Ульянка, подергала Алису за рукав форменной рубашки. — Смотри кто пришел. Витя… Алиса, оглянувшись, помахала рукой. — Конь… Ты чего тут? Детство вспомнил? Мужчина помахал в ответ, подошел ближе. — Да вот… Попрощаться пришел. Не увидемся мы больше. Он повернулся к Азаду. — Седой, брат, прошу сбереги их. — Да я… В городе вроде остаюсь. — Брат, прошу тебя… Не о чем я тебя не просил, а сейчас… Сбереги. И прости, что нас там не будет. И, Уля, подойди… Девочка подошла к нему. Конь неожиданно опустился перед ней на колени, не обращая внимания на окружающих, на их изумленные взгляды, на удивленного милиционера. Протянул к ней руки. — Улечка, дитятко… Прошу тебя… Помоги, спаси. Помолись за нас. И замолви перед Ним словечко, чтобы нам всем умирать не страшно было. И прости нас, грешных. Не умею я молиться, не научился. Но прошу тебя… Ульянка, улыбнувшись, обняла его. — Витя… Прощены вы будете. Я обещаю. И… Витя… вы главное, не бойтесь ничего больше. Не надо ничего теперь бояться, совсем… Даже смерти. Потому что все хорошо будет. Вы только верьте. … Внимание… Провожающие, отойдите, пожалуйста. Вожатые, садим детей в автобусы… … Седой подошел к столу, взял телефонную трубку. — Сергей Борисович? Понял, сейчас подойду. И выйдя из котельной, пошел в школу. В кабинете директора его уже ждали. — Татьяна Андреевна, знакомьтесь. Азад Русинович. Женщина в строгом костюме встала со стула, протянула руку. — Здравствуйте. Очень приятно. — Она из облоно. Садись и давай сразу к делу. Татьяна, введите товарища Русова в ситуацию. Женщина вздохнула. — А какая тут ситуация… » Совенок»… Вы же туда своих отправили. И там проблема. Понимаете… Директора позавчера с аппендицитом в городскую больницу увезли. Уф… Сейчас там ио Семенова Ольга Дмитриевна, ну вы ее знаете. Вобщем есть предложение. Отправить вас туда в качестве почетного гостя… Ее перебил директор. — Азад, выручай. Слушай… Ты человек военный, понимаешь… Отопительный сезон уже закончился, Федор справится. А тебе считай оплачиваемый отпуск. Отдохнешь и твои рядом будут. Седой только развел руками. — Да без проблем. Извините… Когда ехать? — Послезавтра за вами машина придет. Значит договорились. Когда Седой, попрощавшись, вышел женщина посмотрела на директора. — Сергей… А ведь это не мы решили. Про него. — она показала на потолок. — Там… Понимаешь? Тот только махнул рукой. — Таня… Не надо. Я до пенсии спокойно дожить хочу. И хватит. … Седой затянул завязки рюкзака, сел на стул. Вроде ничего не забыл. Как там? До райцентра на рейсовом, а дальше по обстановке. — Значит, деньги я оставил, хавчик есть… Костя только махнул рукой. — Ой, да кончай… Первый раз что-ли. — вздохнул. — Практика правда эта еще. — А с работой как? — Нормально. На стройке буду, там платят хорошо. Да ладно… Через неделю с тетей Мицуей к вам, в гости, приедем. Кстати… — он подошел к столу, поискал что-то, повернулся. — Не знаешь что это? В руке вытянутый прямоугольник. Черный экран, какие-то кнопки… — В твоем бэге было. Прикинь, бросил куда-то и забыл. А тут случайно нашел… — Может примочка какая-нибудь? — Да не похоже. Смотри. — Костя понажимал на кнопки. Раздалось шипение, по экрану пробежали огоньки. — Прикольно. Давай заберу, раз тебе не нужно. — Седой сунул нечто в карман куртки. — Ульянке отдам, пусть поиграется. Ладно, я пошел. Нах** меня пошли. — ЗАЧЕМ? Ты что? — Да на удачу. … » Рейсовый автобус номер сорок до Калиновского отправляется от первой посадочной платформы. Счастливого пути…» … — Подожди, сержант, как дорога закрыта? Милиционер повертел в руках фуражку, почесал затылок. — Слушай, а хрен знает. Говорят то ли ремонт, то ли еще чего. Нет ну служебные-то вроде ездят, а частников не пускают и автобус до Смирновки отменили… — Вот сука… И что теперь? — Подожди, тебе же в «Совенок» надо? Вон видишь. — сержант показал пальцем на полуторку, стоящую около магазина. Рядом мужик и полная женщина. — Они в лагерь продукты возят и пропуск у них вроде есть. Поговори, может возьмут. — Спасибо. Ну бывай… Седой подошел к машине. Поздоровался. — Ну да, в «Совенок» едем. Почетный гость говоришь. Бывает. Ладно, прихватим. Люда, возьмем человека? Только это… С погрузкой помоги, а то одному никак. Седой поставил рюкзак на землю, бросил на него куртку. — Не вопрос конечно. — Слушай, в кузове прокатишься. А то Людмиле в кабине удобней. … Задремавшего на мешке картошки Седого, разбудил визг тормозов и испуганные голоса в кабине. — Что случилось? Шофер, высунувшись из кабины, показал на дорогу. — Смотри, там… Дрожащий женский голос. — Ой, мамочка… Над пустынной дорогой в прогретом летнем воздухе висело нечто. То ли марево как от жары, то ли призрачная пелена… В висках внезапно закололо. — Иваныч, давай-ка обратно поехали. Страшно мне что-то. — Не получится. Назад посмотри. Женщина обернулась и закричала в ужасе. Дороги не было. — Что делать-то теперь? Мужчина пожал плечами. — Сейчас только вперед остается. Потихонечку… А видать проезд из-за этого и закрыли. Седой поднял голову. Вспомнил что это? Где-то высоко над небом словно зазвенела басовая струна. Перед ним проплыли чьи-то лица, какие-то развалины, сидяший у бетонной стены с отметинами от пуль окровавленный человек… Реальность дрогнула и расплылась. Дверь открылась… Он со стоном опрокинулся назад, падая в темноту. … — Славка, привет. — рыжеволосая девочка в пионерской форме помахала рукой. Славка, поправив косу, только засмеялась. — Да виделись уже. Лиска, гляди, а чего у ворот случилось? — ГДЕ? — Да вон там. Пошли посмотрим. У лагерных ворот начали уже скапливаться пионеры. Послышался голос вожатого. — Ты… быстрее за Ольгой Дмитриевной. А ты бегом в медпункт. Скажешь, что человеку плохо стало и расходитесь давайте. Нечего толпу создавать. Девочки подошли ближе. На земле лежал человек. Длинные седые волосы, изуродованное лицо… Рядом рюкзак. — Мы его в райцентре подобрали. — объяснял шофер. — Сказал, что в лагерь надо, а в дороге вот что случилось… — Лиска, что с тобой? Ты чего побледнела? Рыжеволосая помотала головой. — Славичка, скажи, а ты вот этого мужика раньше видела? — Нет. — Вот и я нет. А откуда тогда я его знаю. Славяна помотала пальцем у виска, мол ты, подруга, перегрелась что-ли. — Ну правда же. Как будто мы друг друга хорошо знаем. Только вот вспомнить не могу. — Расступись, дорогу. — послышался женский голос. — Виола, займись пострадавшим… … Ощущение похлопывания по щекам, резкий запах нашатыря и ещё чего-то цветочного. Ну и какого хрена, кто там? Открываю глаз… Опаньки. Молодая, симпатичная, белый халат, разноцветные глаза. Врач похоже. Ну хоть не небритый мужик с автоматом уже лучше. — Очнулись? Вот и хорошо. Слышно, как сквозь вату. Что-то ещё говорит, косясь в сторону. А, понял. Спрашивает — Вы головой не ударялись? Б**, спрашивать такое у человека с четырьмя контузиями. Ладно. — Сейчас нет. — Вы сесть можете? — Могу попробовать. Поддерживаемый сзади сажусь на асфальт. Где я и что вокруг? Я попытался оглядеться. А вокруг похоже тоже лето. Трава зеленая, небо синее, птички где-то щебечут. Под головой была куртка, рядом рюкзак. Напротив, металлические ворота, скульптуры какие-то. Что за? Неподалеку две девчушки в пионерской форме. Смотрят испуганно. Понимаю, я тоже иногда своего отражения в зеркале боюсь. Подальше девушка постарше в такой же форме и белой панамке ругается с каким-то мужиком в клетчатой рубашке и трениках — Иваныч. Ты что не мог его в кабину посадить? — Ольга Дмитриевна, вы же знаете, со мной же экспедитор ехала. Её же в кузов нельзя, перегруз был бы. — Ты не ерничай, а объяснительную пиши. Стоп. Мужика этого припоминаю. И бабу объемную с ним. Они меня в каком-то райцентре подобрали что-ли. Ехал в кузове полуторки, там ещё какие-то ящики с мешками были. Но куда ехал и зачем? И почему девушка в панамке кажется мне знакомой? И рыжая пионерка у ворот с испуганными глазами? Где-то я их видел. Но где? Чёрт, не помню… — Ладно, Славка, я к Микусе побежала. До обеда не беспокоить. А его… Потом вспомню. — А пляж? — В другой раз. Все меня нет, а то Ольга уже косится… Глава четвертая. Искупление. » Ковылем по равнине бескрайней Поманит вдруг заветная длань. И уже ничего не страшно, Только Веры утраченной жаль.» Желя. » Безнадежно». Сидевший у гаража, Костя помахал рукой пришедшим. — Здорово, Апач. Извини, что ждать заставили. К нему подошел Конь и еще двое. — На улицу выйти страшно, патрули кругом. Рассказывай, как оно? Как девчонки? — С похмелья. — Сказал бы сразу, мы бы пива подогнали… Да… Седой с вами? Костя покачал головой. — Погиб он. Всех спас, а сам… Конь достал сигареты, чиркнул спичкой. — Ладно… Шутки уже давно кончились. Давай рассказывай, что по раскладам выходит. — Жопа полная, если коротко. Блатные переглянулись, Хмурый, подойдя ближе, присел. — Конкретней давай. Апач только хмыкнул. — А что конкретней… Девки другими стали. Понимаешь? Я на Ульянку глянул, чуть не обделался. У девчонки глаза старухи. Алиска… Волчица натуральная. Взгляд зверинный. Самурайка… Она же себе волосы обрезала, поседела, шрамы на лице свежие откуда-то. Да еще ребенок этот. Медведь удивленно почесал затылок. — Это… Какой еще ребенок? — Да я откуда знаю… Пацан. Сказали, что его в Смирновке нашли. Ну в деревне, рядом с лагерем. Толком не говорят. Конь только закрыл лицо рукой и засмеялся. — Апач… Ты совсем уже? Не знаешь откуда у твоей бабы дите взялось? Парень серъезно посмотрел на него. — Вить, ты извини, конечно, но… Прекрати лучше. Мику сказала, что за этим пацаном охотятся. И у этих приказ, стрелять на поражение. Вот такие дела. А еще… У нас крылья… выросли. Помолчали. Конь достал новую сигарету. — Какие еще крылья, подкурил что-ли? Гонишь ведь… — Могу показать, если не верите. — Костя встал. — Сами смотрите. — Во, б**дь, реально ведь… Слышь, ты сядь, успокойся. Мы типа все поняли. — И значит вы сейчас в Москву хотите рвануть? Ну может и правильно, город большой затеряться легче. — Девчонки сказали, что нас там встретить должны. Наверно те кто нам новые ксивы слепил. — Даже вот как? Ладно это не наше дело. Короче… Вот билеты, деньги. Давай домой и посидите пока тихо. А как шумно станет… На вокзал тогда. Во сколько поезд? В восемь вечера? Время значит еще есть. И… поосторожней там. Все, разбежались. … — И вот такая байда, братва, выходит. — Конь оглядел собравшихся. — Убить их хотят. Все хреново у них. На улицу им не выйти, кончат сразу и на хате отсидется не получится. Вычислят. Как еще до города добрались. Один из блатных потянулся за пепельницей. — А в Белокаменной у них какие варианты? — Ну выходит по любому лучше. Шанс какой-то есть. — Это что же они натворили, раз приказ живыми их не брать? И ребенок еще… — Да какая разница. Вопрос, что нам делать, чем помочь можно. Свои ведь. Конь, ты задумал чего, поделись. Тот вздохнул, потушил сигарету. — Есть один вариант. Отвлечь от них надо. Шум устроить. Только шухер большой должен быть, громкий. Чтобы те про девчонок с Костей забыли. — А конкретней, если? — Я вот подумал… Что у нас на центральной площади находится. — А что там? Контора, обком… Сука, да ты охренел конечно. Извини, брат. — По другому никак. И заставлять я никого не буду. Откажитесь, один пойду… Хмурый? — Ну во-первых… Геройствовать он тут будет. Все идем. Не пацаны зеленые. — он оглядел собравшихся. — Только… Во-вторых. С голыми руками на такое идти. Волыны мало. — Не проблема. Пойдем на кухню, поможешь. Крест… Вышли на кухню. — Стол отодвиньте. Взяв нож, Конь присел, вскрыл линолиум. — Принимайте, давайте. Хмурый удивленно присвистнул. — Ничего себе, арсенал. Даже гранаты есть. И молчал ведь… — Типа на черный день берег, да видать время пришло… Несите все в комнату. Собираться будем. » В одно рождение, да в три погибели, В одно спасение, да вознесение, Одна причина есть, да много поводов, Одно прощание, да много проводов. Поцелуй крест-накрест по-русски, Помилуй поцелуем, аллилуия.» Один из блатных положил на стол обрез, повернулся. — А ведь выходит, Конь, ты нас на смерть подписал. — Выходит на то. А ты уже обосрался? — Не в тему ты сейчас сказал. Я просто понять хочу, за что под пули полезем. Не за бабки же на контору да на обкомовских буром переть. Конь вздохнул. — Нет, не за бабки. Считай что за Ульянку. Его собеседник только пожал плечами. — Ну это уже другой расклад выходит, правильный. Ты же меня знаешь. Я за Улю на что угодно подпишусь, куда угодно пойду, кого угодно завалю. » Одно крещение на все проклятия, А над Голгофою — да три распятия, Из трёх покойников там два разбойника, А третий — Царь царей в руках законников. Поцелуй крест-накрест по-русски, Помилуй поцелуем, аллилуия.» — Вить, у тебя рубашка чистая найдется? А то неудобно будет. — В шкафу глянь… Что все готовы? С Богом тогда. Выйдя на лестничную площадку, Конь аккуратно закрыл дверь и позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открыла старуха. — Баб Зин… Вот, ключи тебе отдаю, мне больше они не понадобятся. А мы уходим. Совсем уходим. Старуха внимательно посмотрела на него. Неожиданно обняла его, потом, отстранившись, перекрестила. — Идите ребятки. А я… Я вас всех запомню. Витя, Мишаня, Леша, Ринат, Егорушка… Всех. И помолюсь, и свечки поставлю. А пропадём ли мы, да то ли пропадом, А попадём ли мы, да то ли попадом — Да ой ты гой еси, да во святой Руси Снова просим мы — сохрани да спаси. Во дворе уже начали собираться люди. Подходили, обнимались, прощались, женщины плакали. Откуда узнали? А спроси, что полегче. — Да что же люди… Витя, мы все с тобой пойдем. Тот обернулся, покачал головой. — Спасибо вам, но нет. У вас семьи, дети… Да и… Вам потом время придет, а мы… Дорожку протопчем, путь укажем. — он подошел к участковому. Рядом Петр. — Прощайте, мужики, не обессудьте. Васильич… Я ключи бабе Зине оставил. В хату зайдете, увидите. Осталось там, разберетесь уж. Переглянулись. — Ты не волнуйся. Пристроем по назначению. Скажи, Русиныч, где? — Погиб он. В лагере. «Поцелуй крест-накрест по-русски, Помилуй поцелуем, аллилуия…» … Смуглый, улыбнувшись, посмотрел на соседний дом, помахал кому-то. Черноволосая девушка в очках, стоявшая у окна, подняла словно в ответ руку и рванулась было к двери. — КУДА, СТОЙ! — МАМА, ТАМ ЖЕ ЛЕШКА! — Не пущу! — женщина раскинула руки в дверном проеме. — МАМА! Я ЖЕ ЕГО ЛЮБЛЮ! ПОНИМАЕШЬ? — Даже не думай. — МАМА! — девичий крик взлетел к потолку. — У МЕНЯ РЕБЕНОК ОТ НЕГО БУДЕТ! Женшина обняла ее. — Женечка, доченька… Нельзя, сама знаешь. Нельзя. — она заплакала. — В окно смотри пока не ушел он. … — Какой нам трамвай нужен? — Пятый. — Тогда поехали. Зашли в полупустой салон, сели. — Окно открой, пусть свежий воздух будет. — Дождь начался. — Не размокнешь, не сахарный. — Кстати, братва, а ведь Ульянкин папашка тоже там наверное. — Хорошо бы. Если увидим, поговорим тогда. По душам. К ним подошла кондуктор. — Оплачивать будете? Переглянулись. — Конечно будем. Тихий, забашляй по тарифу, сколько нужно. Женщина оторвала билеты, подала было их и, неожиданно побледнев, отпрянула в сторону. С широко открытыми глазами дошла до сидения, что рядом с водительской кабиной. Тяжело дыша, села. — Людка, ты чего? — сидевшая рядом женщина с красной повязкой с надписью «Контроль» удивленно взглянула на нее. — Что случилось? — Вон, мужиков видишь? — Тех что ли? И что? По виду вроде блатные. За проезд не заплатили? — Заплатили. У того кто платил… под пиджаком обрез спрятан. — А ты… ничего и не видела. И забудь. Поняла? — обернулась к окну, помолчала. — Дождь вдруг пошел. Небо заплакало… Только по кому? … Остановка «Советская Площадь»… — Выходим, приехали. К милиционеру, скучающему в оцеплении, подошли трое. Один, оглядевшись, спросил. — Скажи, пожалуйста… Вопрос такой есть. А товарищ Советов там? — он показал на здание обкома. Милиционер недоуменно пожал плечами. — Да вроде там его видел. А вы еще кто такие будете? Давайте, валите отсюда, здесь только по пропускам. — Извини, начальник… — молодой парень в джинсовом костюме с воровскими татуировками на пальцах подошел ближе. — Мы же по делу интересуемся. И пропуска у нас есть. Показать? — Что за пропуска еще? Парень сунул руку во внутренний карман. — Да вот смотри. — он достал пистолет. Милиционер открыл было рот, чтобы закричать. Выстрел в упор, под мокрую от дождя каску. — Братва, парами работаем. — Смуглый, сюда. Выстрелы, крики… — ТРЕВОГА! — КТО СТРЕЛЯЛ? — ЧТО ПРОИСХОДИТ? Народ, толпящийся за ограждением бросился в сторону. — Вали! Две гранаты закатываются под милицейский броневик, стоящий у входа. ЗА УЛЬЯНКУ! Омоновец, закованный в кевлар, со стоном отлетает в сторону, получив заряд самодельной картечи из лупары. ЗА ЛИСКУ! ЗА САМУРАЙКУ! ЗА АПАЧА! ЗА СЕДОГО, СУКИ! МОЧИ ИХ! Хмурый перекинулся через упавшее тело, не забыв прихватить обойму. Дурак, ты был, я по македонски лучше работаю… Теперь знать будешь. Рядом детский плач. Он повернул голову, откуда ребенок… Пацан лет пяти на тротуаре. Мужчина бросился к нему, подхватил на руки. Автоматная очередь… Хмурый повернул голову. — Совсем ох*ели, козлы… Не стреляйте, здесь ребенок. НЕ НАДО! Сейчас, пацан, унесу тебя. Вытащу как тогда и мамка твоя найдется… Что-то толкнуло его сзади. Тело отяжелело, сразу стало непослушным. Ноги перестали двигаться. Вот, суки, в спину ведь… Ничего, еще немного потерпи. Потерпи. Главное дойти, не уронить. … Люди, толпившиеся около заграждения, увидели как к ним, шатаясь, подходит мужчина с мальчиком на руках. — Чей? — прохрипел, выплескивая кровь. К нему с криком бросилась молодая женщина. — МОЙ ЭТО, МОЙ! Дура — баба приперлась, кино ей тут… Мужчина протянул ей мальчика. — Возьми тогда… Я все. И ткнулся лицом в мокрый асфальт… … — Рядовой, ты что себе позволяешь? — Подождите, да как же… Все ведь видели, что он пацана этого из-под обстрела вытащил. Он же… без оружия был. Все видели. — Боец… Сдать оружие. Взять его. Под трибунал пойдешь за невыполнение… — ВЫ ЧТО? ВЫ… Я ЖЕ НЕ ДЛЯ ЭТОГО ПРИСЯГАЛ! ЧТО ЖЕ МЫ ДЕЛАЕМ, ЧТО? — Увести его. Бабу с мальчишкой найти и… Выполнять. … — Хан, живой еще? — Пока да. Сумку подкинь. — На хрена? — Окно на втором этаже видишь? Советов там. — Уверен? — А то. Я эту падаль быстро срисовал. Короче… гранату дай. Подарок ему пошлю. Все, я пошел. … — Лови, мразь, за Ульянку…! Дородный мужчина в дорогом костюме и сбившемся набок галстуке, стоя у окна, истошно кричал в телефонную трубку. — Москва, Москва… Это Зареченск! — Зареченск? Это Москва, что у вас случилось? — ответил в трубке женский голос. — Москва… — завопил мужчина. — Присылайте… Армию, танки, авиацию… У нас восстание! Стреляют! В нас стреляют! Помощник Советова, стоявший рядом, внезапно завизжал и попытался спрятаться под стол. — ААААААА! В окно влетела граната. — Зареченск… Зареченск… Почему не отвечаете? Что у вас происходит? — повторила женщина… Ветер шевельнул шторой на сорванной взрывом гардине… … На лице мужчины, опрокинувшегося навзничь на промокший от дождя и крови тротуар, застыла довольная усмешка. Все правильно сделал. Красиво сработал. — Вить, Крест накрылся. –Понял. Кроме нас кто-нибудь еще остался? — Медведь и Тихий еще. Но раненный. Мишаня его на себе поволок. Может и повезет. — Сигареты есть? » Бросайте оружие, сдавайтесь…» — Пусть покричат, а мы покурим пока. — Конь… Ты вот что. Уходи. За нас потом разберешься. — А ты как? Смуглый пожал плечами. — А я их крышами уведу. Если что, у Хромого пересечемся. Слушай, да ништяк все будет. Забыл? Я же фартовый. Давай, вали. А я еще пообщаюсь тут, прикрою. И… Правильно ведь мы все сделали. Все правильно. … — Мишаня, подожди, не спеши. — простонал, лежащий на плечах Медведя. — Ты что, Тихий? Не волнуйся, я тебя вытащу. Сумка только мешает. Снова стон. — Нет. Положь меня, кончаюсь я. Медведь аккуратно снял его с себя, положил на асфальт, сунул под голову свернутый пиджак. — Братуха… Тихий через силу улыбнулся. — Помираю я, Миша, понимаешь. И нисколько не страшно мне. Совсем ведь. Свет вижу, родителей, Верку… Скажи… Может и правда мы под амнистию попадем и простятся нам грехи наши… Узнаю. Последний выдох… Громила прикрыл мертвому глаза, вытащив из-под головы пиджак, накрыл ему лицо. — Ты пока полежи, отдохни. Я быстро. — раскрыл сумку, засунул пару лимонок в брючные карманы. Одну в руке… Снял и откинул в сторону автомат. Все равно патронов нет. Пошли… Он остановился, уткнувшись в стену здания. Сзади собачий лай, крики. Обернулся. Дом нежилой похоже. И правильно. Нехорошо людей с собой брать, они же не виноваты, не при делах. Ну что, Миша… Жил ты как зверь, хоть умрешь как человек. А как Тихий сказал? Может и действительно Указ на нас подписан… Кто-то подергал его за ремень. Он повернулся и чуть не сел на землю от удивления. УЛЯ? Она… и не она вовсе. Белая рубашка до пят, крылья за спиной. — Мишаня. — Ульянка, ты? Ты… Она посмотрела на него снизу вверх. — Я это, Мишаня. Не узнал? — Да ты как тут? Зачем здесь? Беги отсюда… — Я за тобой пришла, пойдем. Она показала наверх. — Все хорошо. Все тебя там ждут. И Валечка ждет. Улыбнулась. — Пойдем. Медведь, кивнув, улыбнулся ей в ответ. А ведь раньше думал, что совсем разучился. Он поднял голову и засмеялся, видя Врата. Легко и радостно стало ему… Он посмотрел на подходивших автоматчиков. — Руки подними… Взрывом на втором этаже склада выбило окна… Две фигуры, детская да взрослая взлетели ввысь в Свет… … «Эх, загу-загу-загулял, загулял, Паренек молодой, молодой В красной, эх, рубашоночке, Фартовенький такой.» Бежим… Смуглый, обернувшись выстрелил, и почувствовал как правая нога наливается болью. Похоже все, не уйти уже. Отгулял. Кончился у тебя фарт, парень. И патронов больше нет. Он отбросил ненужный пистолет и хромая пошел по крыше. Не зря видать те сны твои были. Вещие… Эх, промо-промо-промотал, промотал Он все свои да деньжоночки В красной рубашоночке, Фартовенький такой. Сзади послышалось. — Стоять! Да пошли вы, суки. Смуглый доковылял до края и, повернувшись, ухмыльнулся. По лицу то ли слезы, то ли капли дождя. Хоть напоследок… Подошедшие, опустив автоматы, молча смотрели на окровавленного, пляшущего на краю крыши парня. Говори, говори, рассказывай… Кто-нибудь да запомнит. Эх, загу-загу-за-загубил, Он свою молодушку Бедную голубушку Несчастненький такой. Эх, потерял он улицу, Потерял он родной дом, Потерял он девочку, в которую влюблён. Один снял шлем, покачал головой. — Хватит, отплясался. На колени. Больно не будет. Заткнись… Смуглый поднял голову в вечернее небо и услышал такой знакомый голос. — Лети, любимый. Лети, Лешенька, а я тебя там встречу. Улечу… Не возьмете. Раскинув руки он сделал шаг назад. И небо обняло его теплыми руками, и вкус поцелуя на губах… ЖЕНЬКА! » Эх, загулял Парень молодой В красной рубашоночке Фартовенький такой… « Командир подошел к краю крыши, посмотрел вниз. — Что там? — Готов. В небе над ним сделал круг ястреб. … Командир отошел от края, повернулся к бойцам и… внезапно отпрянул в сторону, вскидывая автомат. — Кто еще здесь? В ответ издевательский девичий смех, чья-то тень мелькнула в сумерках… — НЕ ПОДХОДИ! НЕ НАДО! Омоновцы начали оглядываться. — Что это? Где? — Вон там… Стреляй. — В кого? Все тот же смех. — Что страшно стало, суки? Я же вас всех за него найду, всех. Приду к вам… Бойтесь… Бойтесь ночи. — Командир? Что делать? — Уходим, быстрее, отсюда. БЕГОМ! … Конь, цепляясь непослушными пальцами, попытался оттолкнуться от стены. Вокруг слышалось. — Гляди-ка встает ведь. — Да нет, не встанет. Куда ему. Врешь, падла, на коленях перед вами никогда не стоял. В памяти внезапно всплыло «Я на колени только перед Богом встаю…». Кто говорил? Седой что-ли или тот дед с пересылки… Встал, посмотрел на гогочущих в броне. На людей вроде похожи. Сплюнул. — Хватит базлать, козлы. Кончайте разговор. Автоматные очереди отшвырнули его назад. Тело сползло по кирпичной стене, оставляя кровавый след. Почему-то не больно… Меня убили ведь и не больно. А там, в вышине, кто меня зовет? Вспомнил… — Витенька, сынок. Хватит, нагулялся, пора домой идти… Мертвые губы шевельнулись. — Иду, мама… … Мужчина с генеральскими погонами в черном кожаном плаще поправил фуражку и оглядел стоявших рядом. — Ну что у нас? Узнали кто они были? Один из подчиненных вышел вперед. — Ну, судя по наколкам, уголовники. Конкретней… пробьем по базам. — Почему никого живым не взяли? — Извините, товарищ генерал, вы же сами приказали… Тот поджал губы. — Поторопился. А вы и рады стараться были. — он скривился. — Хорошо, что с ребенком? — Виноваты. — Конкретней? — Исчез. И девки тоже с ним… — ЧТО? — генерал побагровел. — Упустили… Искать, землю носом рыть. И помните. Не найдете сами смерти просить будете… Немного успокоившись, он выдохнул. — Слышь полковник. А вот интересно, почему они все улыбаются, словно смеются над нами. Знаешь? — Никак нет, товарищ генерал. Может быть под наркотиками были… Генерал, поморщившись, вздохнул. — Не то… Пустое. Я вот думаю… думаю, знали они что-то. Нечто особенное. То чего нам всем знать не дано. То чего мы понять не можем. И не сможем понять уже… А они знали. Поэтому и на смерть шли смеясь. «Витя… Прощены вы будете. Я обещаю. И… Витя… вы главное, не бойтесь ничего больше. Не надо ничего теперь бояться, совсем… Даже смерти. Потому что все хорошо будет. Вы только верьте.». … Черноволосая девушка, стоящая у окна, посмотрела на улицу. Вечер, дождь… За что… Даже проводить его не смогла. Прости меня, нельзя ведь было. Она простонала. За что? «Течет речечка, да по песочечку — Берега крутые, А в тюрьме сидит молодой жиган, Начальничка просит: «Ой, ты, начальничек, ключик-чайничек, Отпусти на волю, Одна соскучилась, да дома ссучилась, Милая по мною…» Женщина, идущая по пустынной вечерней улице, испуганно ойкнула, уронив на асфальт продуктовую сумку. Из кустов к ней вышел молодой мужчина, улыбнулся золотым зубом. — Здравствуйте, Шана Акимовна. Извините, что напугал. Не желаю я вам зла. Она удивленно помотала головой. — Ты меня откуда знаешь? И сам-то кто будешь? — Вы же Женина мама. Вон дом ваш. Квартиру могу сказать. А меня Алексей зовут, люди обычно Смуглым кличут. А кто я? Вор. Женщина побледнела. — Это что получается… Женька с тобой загуляла, ах, вы… С уголовником1 — Успокойтесь, пожалуйста. Не пускаю я ее в свои дела… — Смуглый помолчал. — Может сядем да поговорим, чтобы непонятного не было? — он потянулся за сумкой. — Не бойтесь. Со мной вам безопасно. — А куда пойдем? — Да вон, скверик. Место тихое. — он взял сумку… … — Короче, залетел по малолетке да по глупости… А школу уже на зоне закончил. — А Женька? — Люблю я ее. Люблю… по настоящему. Ну да… пятнадцать лет ей. Только вы ничего плохого не думайте и не надо ее ругать. Чистая она… … — А к нам почему не заходишь, раз адрес знаешь, меня стесняешься? Смуглый серьезно посмотрел на нее, покачал головой. — Нет. Просто меня здесь много кто знает. Если увидят. Слухи пойдут, мол с ворами связались. Зачем вам?.. А начальничек, ключик-чайничек, Не дает поблажки, Молодой жиган, жиган-жиганок Гниет в каталажке. Ой, ходят с ружьями суки-стражники Днями и ночами. «Ой, вы скажите мне, вы братья-граждане, Кем пришит начальник?» — Леша. — Женя откинулась на спинку парковой скамейки, прикрыла глаза. — Скажи только честно. Ты сколько хотел бы, чтобы у нас детей было? — Женька… Совсем уже… Рано тебе еще об этом. Школу сначала закончи. Она пожала плечами. — А одно другому не мешает. Ну сколько? — Нет, ну раз такой разговор пошел… Четверо. — Здорово. Два мальчика и две девочки… — Юджи, я сказать тебе хочу. Я… чтобы ты знала завязать хочу. Ради тебя, чтобы я к тебе домой мог зайти. — Леша… Ой… А твои ну… братва, Конь… Они же… — Да ты что? Все хорошо будет. Я ведь никому ничего не должен. Нормально все. Ты школу закончишь… Течет речечка, да по песочечку Моет золотишко… Молодой жиган, жиган-жиганок, Заработал вышку. А я девчонка, да молодая, Звать меня Маруся. Ой, вы ж подайте мне того начальничка — Крови я напьюся… Девушка, улыбнувшись, раскинула руки. За ее спиной сгустилась странная нечеловеческая тень, глаза, в полумраке, сверкнули красным… Ждите. Через сутки после событий на площади, командир взвода ОМОНа майор Гавриленко Виктор Андреевич был найден мертвым в свой квартире, в собственной постеле, в луже нечистот. По заключению предварительной медицинской экспертизы он умер от страха… БОЙТЕСЬ НОЧИ… … Девушка с коротко остриженными, поседевшими волосами, вздохнув, зашла с балкона в комнату. — Мать, что там происходит? — Стреляют. В районе площади. Донесся отзвук взрыва. Далеким эхом прозвучала автоматная очередь. — Ой, а это чего? — удивилась Ульянка и сама себе ответила. — Да поняла я, не маленькая уже. Витя там… В зал забежал Костя. — Девки, быстрее. Уходить надо, пока… Алиса молча подхватила приготовленный рюкзак. Ульянка всплеснула руками. — Масечка, иди ко мне. — и сунула котенка за пазуху. Мику пристроила на груди переноску с младенцем. — Костя, бля, не копайся. — Да подожди. Я хоть холодильник отключу и электричество. Готово. Когда уже спускались по лестнице… — Костя, а родители как? — Договорились же. Если нормально все будет, позвоним… А не будет… значит не позвоним… … Уже сидя в автобусе, Алиса глянула в окно и недоуменно пожала плечами. — Странно ведь. Костя, ты говорил, что с утра патрули были, а сейчас… Неужели все туда рванули? Спасибо Витенька, спасибо вам всем… помнить будем. Мику показала пальцем в окно. — А это кто? Четверо, странная военная форма, тельняшки, черные береты… — Где-то я такую форму уже видел. Не хрена себе… С пулеметом. Автобус притормозил у светофора. Вот патруль остановил какого-то мужика, что-то спросили. Тот достал из кармана сигареты, угостил. Один из четверки хлопнул мужика по плечу, мол спасибо, что-то сказал. Засмеялись. Другой поднял голову, равнодушно посмотрел на автобус. Алиса отпрянула от окна. — Сука, он же нас срисовал. — Ты о чем? Она покусала губы. — Я ведь давно уже чуяла. Ведут нас. Только куда? Стремно ведь. Автобус тронулся с места… … » Следущая остановка » Вокзал». Когда уже были около здания вокзала. Сзади голос. — Стоять… Четверо с автоматами. — Подойти, спокойно стоять. Один провел рукой по голове Алисы. — Торопилась, красилась… — Мы арестованы? — Нет. Документы есть? — Есть, конечно, Показать… — Не надо. Местные? Куда собрались? Вперед вылезла Ульянка. — Мы к бабушке, в Москву. Все… И Масик. — она показала котенка. Патрульные заулыбались. Их командир поднял руку. — Ну да… Спокойно, Волчица… Вы даже не задержены… Около них остановились три машины из которых выскочили в кевларе. — Стоять. Маленькая, рыжая… Советова… Она, точно. Взять их. Патрульные встали в треугольник. Их командир с капитанскими погонами на бушлате вышел вперед. — Старший ко мне, бегом… — Я майор… — Мне плевать кто ты. Они с нами, понял? Подойди. Один из бойцов, прикрывающих Мику, передернул затвор. — Командир… — Спокойно, Скиф… Не на зачистке, пока… — Майор… Ты знаешь кто мы? Тот побледнел. — Знаю. Чистильщики. — Слышал что о нас рассказывают? — спокойный голос. — Это правда… — Но они… — Поживи еще, майор… Забирай своих клоунов и уезжайте. Запомни, только одно. Если с ними что-то случится… Мы будем знать что ты, сука, их сдал. Найдем даже мертвого, не в первый раз. Понял? Пошли отсюда, пока мы не рассердились… Тот кто с майорскими погонами, обернувшись, махнул рукой. — Обознались… Давайте по машинам… Когда милицейские отъехали капитан выдохнул. — Радист… Один из патрульных с рацией присел. — Пятый, пятый… Спишь… Три ментовки, номера… Приберите. Майору привет передавай. До связи… Алиса только потерла лоб. — Ну нах**… А можно спросить. Вы… ментов строите… Нас защищете. Кто вы? Или нельзя знать? — Вам можно. Разведка… Ульянка подергала командира за рукав. — Дядя, а у вас береты… У меня тоже есть. — она сняла рюзачок, достала. — Вот, это папин. На нем кровь… Капитан взял у нее берет, повернулся к своим. — СМИРНО. НА КАРАУЛ. ПАМЯТЬ И СЛАВА. — Скажите, а кто он был? Тот кого мы звали Седой? — Он был нашим наставником. Вы видели как он погиб? — Мы его хоронили. — Ладно… — капитан посмотрел на часы, отдал берет Ульянке. — Береги его. А теперь время. Шаман… — Я. — Проводишь их. Проследи что бы они спокойно сели в поезд. — ЕСТЬ. — Только особо там не светись. И постарайся сильно не шуметь. Через пятнадцать минут на контрольной точке. — Понял, командир. За мной… … Когда подростки с сопровождающим ушли, командир повернулся к радисту. — Передай. Дети сели в поезд, ребенок с ними. Всем отбой, уходим на базу, в «Лесной». Радист? — Командир… Я милицейскую волну перехватил. На площади тихо. Капитан опустил голову, вздохнул. — Понял. Простите нас мужики и только зла не держите. Приказа не было. Все, уходим. … — Уля держись за руку. Только потеряться тебе не хватало. — Не надо теряться, не хочу. Микуся, а ты чего головой мотаешь? — Странно. А где этот, ну который Шаман? Алиса захохотала. — Мать, да не вертись, все равно не увидишь. Капитан же сказал ему чтобы по тихому. Да рядом он, рядом. Костя, чего по радио сказали? «… Пассажирский поезд «Зареченск-Москва» отправляется с первой платформы…» Проводница с удивлением посмотрела на подбежавших к ней подростков. — Это наш вагон? Женщина остановила их. — Куда собрались, без взрослых? — В Москву, к бабушке. — Одни? Ну я вот жопой чувствовала. Без проишествий никак. Паспорта у вас хоть есть? Показывайте. Кто тут, ты? — Ружа Русова. — Мария Русова. — Слышь девка, тебе сколько лет? — Шестнадцать. — А не рано тебе дитя? — Нет, в самый раз. — Поговори мне. Рожу то хахаль поди разрисовал? — Автомобильная авария. — Ладно, не мое дело. Ты? — Константин Русов. — А тебя как зовут? — Уля. Русова. — А за пазухой кто? Котенок? Мне только зоопарка в вагоне не хватало. Ладно проходите, пять минут осталось… И как вас только родители отпустили? — ЛЕГКО… … Поезд тронулся. В сумерках, за окном назад поплыли люди на перроне, какие-то домики… В дверь купе постучали. Вошла проводница. — Постельное брать будете? — Обязательно. — Тетенька, а чаю можно? Проводница улыбнулась. — Можно. Сейчас титан вскипячу и принесу. — Спасибо. … — Вот и все. Ничего уже не изменишь… Стоп, а Улька где? Только что рядом сидела ведь. И котенка нет. Черт, пойду искать. Алиса вышла из купе, огляделась. Где? Вздохнув, пошла в тамбур. Там… тихий детский плач. Ульянка сидела прямо на полу, прижав к себе котенка, и всхлипывала. — Улька, ты что делаешь? Ты хоть понимаешь… — Лиска… — Дура ты непутевая… Всех нас под… подвести хочешь? А если бы тебя кто-нибудь из взрослых увидел? Сидит маленькая девчонка и ревет. Еще с котенком. В поезде, причем… Что случилось? А где родители ее? Забыла, что нас ищут? — Лиска, мне плохо. Алиса, обняв, прижала ее к себе. — Я знаю. Думаешь мне хорошо? — она взглянула на обручальное кольцо. — Не жена, не вдова… Пойми ты, нам сейчас даже плакать нельзя. Пойдем, чаю попьем, посидим… У купе встретили Костю, задумчиво смотревшего в окно. — Ты чего? — Мику ребенка кормит. — Понятно, стесняется она. Вот интересно, откуда у нее молоко? Неважно. Пойдем. Зайдя в купе Алиса глянула на Мику, потом на младенца. — Мать, все спросить тебя хочу. Ты вот откуда имя ему такое взяла? Иса. Что за…? Та лишь пожала плечами. — Ну ты же сама знаешь кто он. — Действительно. Что-то я уже гоню. Извини. Проводница принесла чай. Сели, достали бутерброды. Алиса задумчиво посмотрела в окно, в котором промелькнула какая-то станция, на капли дождя на стекле. — Даже помянуть вас нечем. Ничего… — ее глаза зажглись волчьим. Она неожиданно то ли запела, то ли задекламировала… «Нас водила молодость В сабельный поход, Нас бросала молодость На кронштадтский лед. Боевые лошади Уносили нас, На широкой площади Убивали нас.» Мику подхватила. «Но в крови горячечной Подымались мы, Но глаза незрячие Открывали мы. Возникай содружество Ворона с бойцом — Укрепляйся, мужество, Сталью и свинцом. Чтоб земля суровая Кровью истекла, Чтобы юность новая Из костей взошла…» — Ничего… прорвемся. Мы еще споем. «…Но песня Не согласна ждать. Возникает песня В болтовне ребят. Подымает песню На голос отряд. И выходит песня С топотом шагов В мир, открытый настежь Бешенству ветров…» — А мы спать вообще-то будем? — зевая спросила Ульянка. — Будем. Костя, на выход. Мы переоденемся… ГЛАВА ПЯТАЯ. НАЧАЛО. «Если ты видишь вокруг себя Несправедливость и Зло, Бери оружие и сражайся. Если не можешь или не умеешь сражаться, Тогда говори, не молчи, Изобличай Неправедных. Если тебе не дают говорить, Затыкают рот, то отрицай Зло Хотя бы внутри себя. Но не соглашайся с Ним, будь против Ибо это угодно Аллаху…» (Нашид «О Борьбе»). Снова те же сны, опять. Не хочу, нет… — Не стреляйте, не надо… Там ребенок… Там ангел? Ангел. Вы что, не видите? — Старлей, что случилось, контузило? Слышь, ты лучше оружие опусти, от греха подальше… Старший лейтент… Направление на медкомиссию. И скажи спасибо, что… Ты уволен. Личное оружие, документы сдать. Ты свободен, а за пенсией в собес… Иди отсюда. Кто эта девочка, почему… почему ты молчишь? Скажи что-нибудь. Что ты хочешь от меня, сумасшедшего? Я летаю во сне, я помню все то, что мне приказали забыть. Я устал… Мужчина сел на кровать, потер виски. Встал, вышел на кухню, открыл холодильник. Хорошо хоть водка есть, толку-то только с нее. Налил, выпил как воду, не чувствуя вкуса. Пододвинул не глядя табурет, сел, потянулся за сигаретами. — БУХАЕШЬ? ЗАКАНЧИВАЙ. Женский голос в голове. Это нормально. Вот ты вообще кто? — Считай, что твоя совесть. А ты вообще есть или только галлюцинация? — Тебе что, рассказать за что я орден Боевого Красного Знамени получила, почему из конторы ушла? Просто голос у тебя вроде знакомый. Вспомнил ведь. Тебя Виолетта зовут, ты врач… — Ага… Лучше подумай, почему твое начальство бывшее тебя ко мне направило? Подскажу. После вашей профильной клиники, ты бы в психушке отдыхал бы сейчас. И что мне делать теперь? — Хороший вопрос, боец. Давай-ка… закрой глаза. Открой. Что видишь? Магнитофонная кассета. Группа «Azadi». Как ты это сделала? — Неважно. Послушаешь. Только через наушники и учти. За такие кассеты десять лет автоматом. А теперь отбой, боец. Все остальное завтра. … — Послушал? Сука, ты что мне подсунула? Там же правда. Все правда. И за нее десять лет? — Ну ты целочку-то из себя не строй. Ты же в системе был, должен понимать. А дальше что? — Что… Видишь девчонку? Ее Юджи зовут. Найдешь ее, да около школы. Покажешь кассету, скажешь что от меня. Дальше уже как повезет… Пугаешь? — Предупреждаю. И вещи собери. Домой ты уже вряд ли вернешься. … Мужчина вгляделся внимательней. Вроде она. Очки с затемненными стеклами, хохолок… Он хотел уже подойти, но тут буквально из ниоткуда возникли трое. По виду старшеклассники. Один пихнул мужчину в грудь. — Ты что около школы трешься? На девчонок заглядываешься, чего тебе надо? Юджи, нам разобраться? Девушка внимательно посмотрела на мужчину, покачала головой. — Не надо, я сама. — Как скажешь. Мы рядом будем, если что. — Кассету показывать не обязательно. Лучше пошли, прогуляемся. — Куда? — Тут недалеко. Место тихое. Они вышли в заброшенный скверик. Столик, усыпанный осенней листвой, две скамейки. Девушка показала на столик. — Рюкзак туда, а сам раздевайся до пояса. — Совсем уже охренела? — Ты думаешь я шучу? Да не бойся, насиловать не буду, мне убедится надо. Ну хорошо… — Повернись ко мне спиной, наклонись. Девушка быстро и аккуратно ощупала мужскую спину, хлопнула по плечу. — Одевайся, а то простудишься еще. И садись. — И что выяснила? — Виола не ошибается. Скажи ты летаешь во сне? Уля снится? — Кто, какая Уля? — Маленькая девочка которую ты тогда видел. Помнишь? — Откуда ты это знаешь? Что со мной… — Ты Спящий. Но скоро ты проснешься и станешь… Крылатым. Не ты один такой кстати. — Ты хочешь сказать, что у меня крылья вырастут? е**нулась совсем, какие нахер крылья? — Такие. — она встала со скамейки, раскинула руки. — И завязывай с матами, не люблю. — Подожди… Значит это правда. Крылатые… Почему? Женя села обратно, пожала плечами. — Сложно. Тебе бы с Седым надо поговорить, он бы все обьяснил. Но уже невозможно. Он погиб, еще в «Совенке». Просто запомни самое главное. Ты либо на стороне Бога, либо на стороне Зверя. Третьего не было, нет и не будет. Мужчина покрутил пальцем у виска, хмыкнул. — Я все понял. Ты сама-то в это веришь? Женя снова пожала плечами. — Я вообще-то атеистка, я в науку верю. Неважно. — Черт… Я закурю? Подожди. То есть когда у меня вырастут крылья, я смогу летать? — Скажи, у тебя есть семья? Мужчина махнул рукой. — Теоретически наверное. С женой развелся, с родителями не общаюсь… А что? — Просто когда ты проснешься, ты станешь изгоем. Вне общества, вне закона, вне государства. На тебя будут охотиться. Менты, контора, эскадроны смерти… Если тебя поймают и тебе повезет, то убьют быстро… Я покажу тебе. — она достала из внутреннего кармана фотографии. — Смотри и запоминай. Хорошо запоминай, на всю жизнь. На фотографиях обнаженное растерзанное тело мальчика. — Ему было тринадцать лет, его звали Данька. Мы не успели. … Алиса спустилась на первый этаж. Повернула в правое крыло, лавируя между детьми и… — АЙ! Ей в живот врезался мальчишка с растрепанными волосами и сбитым набок пионерским галстуком. — ДАНЬКА! СОВСЕМ УЖЕ! Она аккуратно придержала мальчика. Он проморгал. — Лиска? Привет. — Сначала чуть не убил, а потом привет. Уля где? Мальчик показал пальцем в другой конец коридора. — Там была. — Понятно. УЛЯ! За алисиной спиной раздался недовольный детский голос. — Чего? Алиска… А ты зачем тут? — В гости пришла. Татьяна Ильинична у себя? Алиса пригладила вихры мальчишке, поправила ему галстук. — И что вы тут делали? Тот замялся. — Бежали. — Куда и зачем? — Не знаю. Она сказала, что надо. Алиса только вздохнула. — Ну ладно. Только не убейтесь, пожалуйста. Ульянка подергала Даньку за рукав. — БЕЖИМ! — ЛИСКА!.. — послышалось уже в другом конце коридора. — ПОКА!.. … — Уля, а ты смеяться не будешь? — Ой, Даня, наверно не буду. Честно. Мальчик покраснел. — Ну я давно тебе сказать хотел. — он помолчал и… — Уля, ты очень красивая и хорошая, и я тебя люблю. Правда, по настоящему. Только не смейся. Ульянка только зажала рот ладошкой. На ее лице выступил румянец. — Данечка…– она всхлипнула. — А я тогда тоже тебя люблю. По правде, вот. Подойдя к нему ближе она неожиданно чмокнула его в щеку. И, обернувшись, топнула ножкой. — Чего смотрите тут. Отвернитесь, нафиг, давайте. — Лиска, ты чему радуешься? Та только пожала плечами. — Вот у Ульянки и жених появился. А что. Хороший мальчик, симпатичный. Был бы постарше, сама бы… — она покосилась на Седого. — Короче, будем внуков воспитывать. — Ой, а кораблик-то без нас уплывает. — Ульянка дернула мальчика за руку. — ПОБЕЖАЛИ!.. — Кто, кто мог подобное сотворить с ребенком? — Не догадываешься? — Женя помолчала и неожиданно спросила. — Скажи, ты умеешь убивать? — Да конечно. — Научи нас, чтобы мы могли защищаться. Мужчина посмотрел на фотографии, прикрыл глаза, запоминая увиденное. — Я научу вас… научу всему. — Тогда пойдем, Мент. Только без обид, да? Ты хоть и бывший, но все равно. Мужчина потушил сигарету, встал. — Какие обиды, просто… У меня имя есть. — Уже нет. Пошли дел много. — Женя посмотрела наверх. — Бася, как оно? Хорошо, я сейчас подъеду. Познакомлю с человеком. Вы только сильно не пугайтесь, мы его проверили. Да… Нюрычу со Славкой привет. До встречи. … Из ориентировки. «… За совершение тяжких преступлений и по обвинению в измене Родины разыскивается… Бывший сотрудник МВД СССР, бывший старший лейтенант Отряда Милиции Особого Назначения Вересаев Игорь Валерьевич, 1947 года рождения… Разыскивается Гойзман Евгения Семеновна 1963 года рождения… « Но обернутся пулями бисерные феньки, Обернутся углями скопленные деньги, Все станет на места. Сквозь бубенчики вселенских грозовых раскатов Ужас гипсовый на лицах падающих статуй. Придет Весна... КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ КУПЕЛЬ. ГЛАВА ПЕРВАЯ. ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ДЕРЕВНЯ. … Мику потормошила меня, мол ты как там. Я с трудом, но сел. Голова болит конечно, но зато… — Я вспомнил. — Молодец. А мы дальше пойдем? Или полетим? — Лучше пешком, вдруг еще увидит кто-нибудь. — Жаль. Ладно пошли, а то торчим на поле как два пугала. Она встала, отряхнулась и с интересом посмотрела на меня. — Что еще? — Бедная Лиска. Она же два раза тебе в любви призналась… Не понял что-ли? Мужики… — Микуся, нехрен лезть в личную жизнь. Может это у нас хобби. Лучше скажи, что родители про твои похождения говорят? Вот честно, я бы выпорол. Она показала мне язык. — Обломись, чувак, а то больно будет. Ну а, если серъезно… Мама просит, чтобы я по дурости на зону не загремела. А фазер… Вот что это означает? Дитя в подоле? Я японка. Ваших русских приколов не понимаю. Пришлось объяснить популярно. Мику испуганно посмотрела на меня. — Ты что серъезно? Мы вам не маленькие уже, знаем как гандонами пользоваться. — Презервативами же… Она пожала плечами. — А какая разница? Главное, чтобы налазил и не дырявый был… Внезапно она покраснела. — Придурки вы, всякую херню несете. Я может Косте сразу сказала, чтобы до свадьбы даже не думал, а то оторву все. И сразу. А как детей делают, мы уже давно знаем. Вот. Переговариваясь о проблемах воспитания подрастающего поколения, мы вышли на дорогу… Прошли немного. Сзади раздался мужской голос. — Посторонись. Обернулись. Нас обогнал пожилой мужик, ведущий в поводу лошадь с телегой и сеном. — Здравствуйте. — И вам тоже. Из лагеря? А к нам по какой надобности? Клавдию? Знаю конечно. Покажу где живет. Мику тем временем, склонив голову, осмотрела телегу. — Дядя Миша… а прокатиться можно? Деловая… И знает ведь как его зовут. — Почему же нельзя? Залезайте, подвезу. Я на ходу подсадил ее, запрыгнул сам. Лучше чем идти. Мику, поболтав ногами, легла навзничь, жмурясь от удовольствия. Въехав в деревню, остановились, слезли. Мужик показал кнутом. — Вон их изба. До свидания. Отряхнув от сена Мику, подошли к забору. Из-за ворот послышалось неуверенное гавканье. Ему сменило жалобное поскуливание. Еще бы на меня собаки лаяли. Потом женский голос. — Кто там? Входи, открыто… … — Петр о тебе рассказывал. Азадом же зовут… Ладно, где подпись поставить? Сейчас печать принесу. Молочка попьете, свежее, утрешнее? Покончив с документами, вышли на центральную улицу. Мику внезапно остановившись, задумчиво посмотрела в небо. — Вот тут мы в прошлом году с Баськой и пацанами познакомились. — С кем? — Да должен ты его помнить. Он со Славкой и сестрой своей младшей Нюрой к нам на сейшн в кочегарку приезжали. — Вспомнил. А почему Баська? Мику засмеялась. — А он в детстве вместо В говорил Б. Прикинь? Вообще-то Вася. С пацанами в техникуме учится, в поселке, живут в общаге. А здесь они, типа, на практике были. Главное, что Славка их хорошо знает. Она ведь тоже оттуда. Понимаешь, в чем дело… У нас же водохранилище. А когда его строили, еще до моего приезда, несколько деревень под затопление попали. Неважно. Главное, Славичка, этих знала. А то бы совсем весело конечно было бы. — Подрались что-ли? — Не без этого. … — Слышь, пацаны… Я вот не поняла, что за наезды еще? Баська? Совсем уже ох… на девчонок кидаетесь. Помахаться не с кем? Может вы еще мне чего предъявите? Я тоже из «Совенка»… — Славка, прекрати… Реальный неудобняк, девчонки, получился. Кстати, вы, где махаться научились? Короче… извините. Славя, слушай… Давай знаешь что. Типа за примирение мы вас в ночное возьмем. Ничего такого. Посидим, поговорим, на лошадях покатаетесь. Как оно? Тогда к десяти вечера к околице подходите, только не проспите. … — Не бойтесь, у нас кони смирные. Славка, не забыла каково на воле? Им-то откуда знать, городским. Давайте к реке правьте, там и встанем. Разводите костер… По хозяйски слезали с коней, разминались, садились и ложились у огня. Лес да степь встретились… На ночном небе появлялось все больше звезд, от реки потянуло прохладой. Девчонки доставали из переметных сумок картошку да хлеб, кормили лошадей. Расположились… Один из парней постарше, усмехнувшись, потянулся к Славяне. Отойдем, мол… Та отодвинулась подальше. — Иди отсюда… Парень осклабился. — Что застеснялась или брезгуешь? Ты… отца не помнишь, мать пьяная у дома замерзла… А туда же, строит из себя. Пошли… Хрясь… Он отлетел в сторону. Бася подошел ближе, постоял, потирая кулак. — Иди отсюда. Сам. Потом поговорим. — повернулся. — Славя, прости. — Баська, кончай. Руки о гавно не марай. Потом посидели еще. Кто-то подкинул в костер веток, вверх взметнулись искры. — А кто в курсе? Говорят у Сабеевки Лешачку пастухи встретили. — О ком это? — удивилась Мику. — Да рассказывают… Выходит из леса девчонка в белой рубахе, венок на голове, а рядом с ней огромный медведь. Песни вроде как поет. Говорят, если ее попросить, то волки скот не тронут. Многие ее видели. Только Сабеевка ведь далеко отсюда будет. — Лешачка же она, не человек… Для нее, что далеко, что нет… — Тоже верно. — Нюрыч, ты есть хочешь? Вот картошечки возьми, покушай… А то молочка бабушкиного попей… Бася вытащил изо рта беломорину, оторвал часть мундштука, протянул кому-то. — Кто просил оставить? От реки послышалось ржание. Он встал, раскинул руки, в свете костра сверкнул медный крестик на шее… » Вот и затемна, ветер песню заведет Я отворю окно, он меня с собой зовет Туда, где во лугах бродит грусть, скитается В дверях мой недруг-страх заставляет каяться Кличет путь к себе, высыхает жизнь-река Но цепями к судьбе я прикован накрепко Думами вскормил душеньку невольную О дайте, мне Боже, сил вынести всю боль мою.» Пошел вокруг костра. То ли танец, то ли… » Выводил коня я во чисто полюшко Я возмолил коня разыскать мне волюшку Мой конь да улетел, в чистом поле утонул Я пять каленых стрел смертью вслед послал ему Я не знал зачем, и не ведал почему Вот просто так сумел свое счастье обмануть Мой конь да вороной с теми пятью стрелами Нашел себе покой за облаками белыми Вот и я забыт в этом чистом полюшке Я по следам копыт побегу за волюшкой Встретивши коня я забуду боль мою Мой друг, прими меня в царство свое вольное…» Остановился, подняв голову в ночь, выдохнул… — Славка, ты чего побледнела? — удивилась Алиса. — Ты не понимаешь… Он ее все чаще поет и глаза у него безумными становятся… Вася подошел, присел рядом. Внимательно посмотрел на Алису. — Вот знаешь, что отец мне наказывал запомнить. А ему дед… Человек знать должен кто он и откуда. Зачем он в этот мир приходит. Если знает, то Небо для него родным домом будет. А нет… Земля мачехой станет. А мы это забыли. Заставили нас забыть. Понимаешь? Алиса чуть заметно улыбнулась. — Вася… Скажи мне, тогда, научи… А зачем ты в этот мир пришел? Зачем мы все пришли? Зачем я здесь? Знаешь? — Для Воли, сестренка. Для Воли. Для чего еще-то… … Одна из девчонок встала, потянулась. — Чего сидим? Пошли искупнемся. Городские, а вы что… плавать не умеете? Засмеялась. Мику покраснела. — Умеем. Только мы… без купальников. Теперь захохотали остальные. — Да мы тоже без купальников. — бросила одна, на ходу скидывая платье. — Делов-то… Алиса фыркнула. — А пошли. Что мы хуже? В смысле… напугали ежиков… — она растегнула юбку. — Самурайка, блин… — Как водичка? — Нормально. Эй, городские, туда не заплывайте. Нельзя. — Почему это? — Хозяин утащет. Речной Конь. — Водяной значит. — пояснила Славяна. — Покормить бы его… — Позавчера петуха отдавали… — Не хера себе, если честно. — Лиска, не ругайся, не любит он этого. Лучше молчи. — Нюрыч, около бережка купайся, чтобы я видел. — А вообще, Водяные разве есть? Сказки… — Ох, какие вы в городе дурные. Конечно есть. Придет время, сами увидете… Выходя на берег, садились у костра, обсыхались, грелись. Поили коней, говорили… Мику осторожно потрепали по коленке. — Просыпайтесь. Она встрепенулась, села. — Что случилось? — Вставайте, рассвет скоро. А вам еще в лагерь надо успеть. У околицы, прощаясь, Бася подошел к Славке. — Славя… Я в поселке к вам зайду. Дом там поправить, по хозяйству чего сделать… А если кто плохое про тебя или семью твою говорить будет… Завалю. Она погладила парня по плечу. — Спасибо, Басичка. Только ты не убивай никого, не надо. А то тебя же посадят тогда. — Как ты скажешь… … Мику пошмыгала носом. — В лагере влетело конечно, по полной. Да фигня. — Куда сейчас? — Знаешь, пойдем в церковь, а то тяжело. Давит что-то. Вошедшая в храм Мику, восторженно огляделась. — Как красиво. Это здесь Бог? А что теперь… делать надо? Стоявший на коленях перед иконостасом батюшка, встал и повернулся к нам. Я перекрестился. — Здравствуйте. — Здравствуйте, а я вас с утра жду. Знамения мне были о вашем приходе. Он склонил голову. — Как зовут тебя? — Люди Седым кличут. — А я Мику. — Имя у тебя странное. — Знаю, я японка. — А меня Отец Сергей. Пройдемте в комнату. Мы сели на лавку у стола. Едва уловимый запах ладана. Священник устало положил руки на столешницу, вздохнул. — Это ведь вас люди в небе узрели. Ты с девочкой на руках летел и она рядом, и еще одна… — он показал на Мику. — У тебя волосы приметные. А этой ночью на Чортовом холме костер ваш видели… И еще. Батюшка встал, подошел к полке с книгами, взял… детский платочек. — Она его оставила. Им слезы мои вытерла… Чего же хотите вы? ВЫ? Мику смущенно потупилась. — Дяденька, а можно спросить? А вот, что нужно сделать, чтобы к вашему Богу прийти? — Покрестится сначало надо… — Вот… я для этого и пришла тогда. — Ведь чудны дела Твои… Как же? — Мне нельзя? Японка, да… — Для Него нет разницы. Просто… Сколько лет тебе? — Шестнадцать. Я уже взрослая. — Что скажут тебе родители когда узнают? Мику показала на меня. — Он не против. — Он твой отец? — Нет, больше. А мой папа сказал бы… Делай то, что должна и не будет судей над тебой. Мама бы согласилась с ним. Батюшка огладил бороду. — Пусть на все будет Его Воля. Хорошо, я сделаю как ты просишь. Пойдемте… — Ой, а куда? — Нужно все подготовить. — повернулся. — Ты поможешь? Мику притормозила. — Дяденька, а это… извините. А есть какая-нибудь рубашка? А то, я по телевизору видела… Водой ведь обливают, а я в форме… Батюшка чуть улыбнулся. — Вон там переоденься. Позвать бы старух надо, чтобы помогли… — Никого, дяденька, не надо. … Когда вода в деревянную купель была налита, а свечи горели из боковой комнатушки вышла Мику в белой рубахе. — Длинная, подвернуть пришлось. А теперь… Я подвел ее к купели. — Повторяй… Она пожала плечами. — ТЫ ЧТО? Я ЗНАЮ, ЧТО НАДО ГОВОРИТЬ. ЗНАЮ. Она повернулась к нам. » Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не сотворённого, одного существа со Отцом, через Которого всё сотворено; для нас людей и для нашего спасения сошедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы и сделавшегося человеком, распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребённого, воскресшего в третий день согласно с Писаниями (пророческими), восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца, и снова грядущего со славою судить живых и мёртвых, Царству Его не будет конца. И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков. И во единую, Святую, Вселенскую и Апостольскую Церковь. Исповедую единое крещение во оставление грехов. Ожидаю воскресения мёртвых жизнь будущую. Аминь.» Протянула мне руку. — Дай нож. Взяв его, она вздернула вверх волосы и чиркнула лезвием. — Хватит притворяться. Батюшка подошел было к ней, но она отстранилась. — Не надо. Не бойтесь только теперь. Она осторожно встала в купель и радостно засмеялась. — Я ВЕРНУЛАСЬ! Священник отшатнулся. Сверху на Мику полилась чистейшая вода. Едва ощутимый аромат благовоний, вспыхнувшие лампады… «Спас на крови — Спасись и живи, Спать не спеши, Не туши свет, Не говори «нет» — Спас, Спас на крови, Спас, Спас на крови, спаси нас! Мало ли нам, малым, Заспанным и усталым, Заснувшим в кровати, Забывшим свет, Сказавшим «нет», Шагнувшим в снег Горети-горевати, Горькое горе жевати, Веревочки развивати, Витушечики вить, В колотушечики бить, Баклушечки колотить На крови, да на кровати, Скатертью стол накрывати, В чарку слезу роняти — Спас, Спас на крови, Спас, Спас на крови, спаси нас!» Поток воды иссяк. Священник сделал было шаг к Мику и упал на колени, закрываясь руками. В купели до потолка вспыхнуло пламя. Прямо в него влетел белый голубь. — ЧТО ЭТО, ЧТО? ГОСПОДИ… Братушечка-братик, На плечо меня взвали, Дотащи до святой земли, Отыщи ее вдали — Спас, Спас на крови, Спас, Спас на крови, спаси нас! От дождя, от ножа, От волка, от дурака, От ночной мороки, От кривой дороги, От песка в глазах, От страха за страх, От всего спаси, Спас на небеси! Я встал около купели. Мы все были здесь, все пришли. И моя Дочь, стоявшая среди огромных волков, и моя Любовь… Все… И молодой мужчина с уголовными наколками на пальцах, расправив крылья и улыбнувшись, поднял голову. Рядом девушка с непослушным хохолком на голове… И тот кто в прошлой жизни носил кличку Конь, положил мне ладонь на плечо. Брат… Все пришли. Те кто сейчас и те кто будут. И из огненной купели, раскинув руки, на пол церкви ступила Мику. Сокол на плече, черные волосы, белая рубаха, алые крылья, крест на груди… В ее руке мелькнул огненный клинок. Спас, Спас на крови, Спас, Спас на крови, спаси нас!..» Пламя опало. Я подошел к батюшке, который опустив голову, стоял на коленях. Рядом, одернув мокрую рубашку, присела Мику. — Батюшка… Он посмотрел на нас. По его лицу катились слезы. — ЧТО, ЧТО Я ВИДЕЛ СЕЙЧАС? — РОЖДЕНИЕ. — Мику встала. — Я стала такой, какой должна быть. Я стала собой. Она помолчала. — И я не больше не Мику. Я Мария. Отец Сергей… Это ведь мое истинное имя. Да? Тот только качнул головой, соглашаясь. — Да, ты Мария. Не я нарекаю тебя им, но Он Сам. Я лишь подтверждаю Его Волю. Она лукаво улыбнулась. — Но… Можете звать меня и Мику. Я не обижусь. Ой… Переодеться же надо. Вся мокрая. … — Значит Конец Света идет… Все как предсказано было. А ты тот кто спасет нас. — Батюшка… Кто же кроме вас, кроме людей этот мир защитит? Я лишь помогу… — Да как же ты один против Тьмы встанешь? Хоть ты и… — Не один он будет. Я рядом буду стоять. — Девочка моя… Ты хоть понимаешь, что говоришь? Как ты сможешь… Против Зверя, что есть… — ЗАПОМНИТЕ. Я ЯКУДЗА, БАТЮШКА И Я ВОИН ГОСПОДА. ЧТО Я МОГУ? ТОЛЬКО СРАЖАТЬСЯ ВО ИМЯ ЕГО. Мы встали из-за стола. Священник вздохнул. — Вам бы к участковому зайти. Он же власть у нас, знать должен. — А что у вас здесь случилось-то? Деревня какая-то странная… Батюшка только махнул рукой. — Был колхоз, а потом… Председатель в городе пропал, молодежь почти вся уехала. Приезжают иногда конечно. Да и… Забыли про нас там что-ли? Может и к лучшему это. Не лезут… А мы потихонечку сами. ГЛАВА ВТОРАЯ. ПООБЕДАЛИ, НАЗЫВАЕТСЯ. Когда мы вышли на улицу, Мику неожиданно пихнула меня в бок. — Слышь, Седой, ты не забыл? — Про сигареты. А потом уж к участковому зайдем. — она потерла себе живот. — Бурчит ведь. Есть хочу. — Где сельпо, показывай. — А папирос купить? — Вот только не надо нам тут. Быстренько взяв пару пачек «Родопи» я вышел к поджидающей меня у палисадника Мику. — Держи. А участковый где живет? … Подойдя к воротам я постучал. Со двора раздался мужской голос. — Кто там? Заходи. Зашли. Во дворе за столом сидел мужик. В трусах и милицейской фуражке. На столе перед ним тарелки, похоже с супом, стопки… Короче понятно. Увидев нас, он помахал рукой. — Здорово были. Из лагеря? Ну проходите, садитесь. Из летней кухни вышла худощавая черноволосая женщина в летнем платье с бутылкой в руке. Укоризнено покачала головой. — Гриша… Как тебе не стыдно, хоть штаны одень. Гости же пришли. Моя спутница только прыснула со смехом. — Здравствуйте, Григорий Михайлович. — Подожди… Ты Мику что-ли? Не узнал, подстриглась… — Ага. И типа покрасилась. Мужик посмотрел было на меня. — Ты тоже из «Совенка»? — и осел на скамейку. — Галя… А ведь мы их видели. Там, в небе. Женщина молча кивнула. Мику отвела взгляд. Засмущалась она. — Нет, дядя Гриша, это не мы были. Ну… Честно не мы. Показалось вам. — Ладно, допустим. И зачем ты тут? А рыжая где? Алиска которая… Оказывается я с местной знаменитостью рядом стою. Автограф что-ли попросить. Женщина, смеясь, пояснила. — Да кто же их не знает. В прошлом году у нас всю малину обобрали. К батюшке за яблоками лазили. С пацанами нашими, что приезжали, дрались… Мужик махнул рукой. — Да это… А тебя как зовут? — Азад. — А я Григорий. Можешь Михалычем звать, привык уже. Участковый, значит. Опа… Похоже это карма. Оля, прости. Он показал на стол. — Садитесь, обедать будем. Галка, неси. Две тарелки, стопку. Да бутылку-то поставь, не убежит. Давайте, а то стынет. Ополоснувшись под умывальником, сели. Отказываться ведь неудобно, да? Григорий разлил по стопкам. Мол, за знакомство и вообще. Мику, посмотрев на меня, только тяжело вздохнула и взяла ложку. — Да я как-то… — Прекрати. По пятьдесят капель да под борщ. У меня Галинка знаешь какой борщ готовит. Настоящий. С чесночком, сальцем, пампушками… Она сама-то вишь из-под Полтавы. Выпили, поели… Самогон хороший, борщ тоже. Повторили. — Теть Галь, а можно добавки — попросила Мику, показывая пустую тарелку. Растолстеет ведь. Летать не сможет. Взяв сигарету, Григорий выдохнул. — А скажи, вы вот по какой такой надобности к нам вообще? Ну Клавдия понятно, а еще? Не ради борща ведь ко мне заглянули… К участковому. Прав ты мужик. Есть одно дело у нас, только бы лучше его не было. После моего рассказа, он поморгал, плеснул себе самогонки. — Я не понял. Это что война будет? Слышь, ты не шути так. Не надо. — Какие шутки… И в небе ты нас видел. — Ты… ты кто? — Не надо тебе того пока знать. Женщина зажала ладонью рот. — Мамочки… Гришенька… Показала на Мику. — А она? — Такая же. А к вам батюшка велел идти. Участковый помолчал, подумал. — Значит сны те… А что теперь делать? С городом, сука, связи нет. Дорога закрыта. — А и была бы связь, толку-то. Чтобы ты им про Конец Света рассказал бы? Поверили бы, армию прислали? Только честно. — Да нет конечно. И что? — Сколько мужиков в деревне? — Ну сотни полторы наберется, деревня большая у нас. Тут Выселки еще, хутора рядом. Если всех собрать, то и человек двести набрать можно. И что? Не солдаты ведь они, крестьяне. — Оружие есть? — Издеваешься, б**дь? Ну охотничье почитай у каждого имеется. Лес же рядом. У меня карабин. Подожди, ты что задумал? Нам на это дело идти? — А кому еще? Армии не будет да и небесного воинства тоже. Только мы и остались. — Ты ох*ел? Все же ляжем. — Да, скорее всего все ляжем. А если не встанем, всему миру конец. И рядом, в «Совенке» дети, их спасать надо. Как по другому? И не думай… Мы с вами будем до конца. Как там? «Все пошли и я пошел, Все нашли и я нашел. А сегодня поутру Все помрут и я помру.» Правильно ведь сказано. — Что предлагаешь тогда? — Женщин, детей, старых на остров. Там им безопасно будет. А мы встретим. Батюшку попроси, пусть оружие освятит. Легче будет. Выпили… Участковый посмотрел на жену. Она встала, попыталась улыбнуться. — Гриша… Я за всех говорить не буду, не умею. За себя скажу. Я жена твоя, я за тебя по любви пошла. Сын в городе. Мы с тобой вместе прожили и помирать вместе будем. Война там или… А стрелять ты меня сам учил. — Лодок может не хватить для всех, плоты ладить придется. Сколько у нас времени? — Два-три дня максимум. Вроде все обговорили. Хорошо посидели. Я хотел встать и… Меня поволокло куда-то вбок… — Азад, ты чего? Испуганный голос Мику. — Дядя Гриша! Ему же… у него же контузия! Я почувствовал как меня подхватили мужские руки. — Да кто же знал то? Вроде немного выпили… — Ага, привыкли тут жрать. И как нам теперь обратно, в лагерь? Меня похоже прислонили к каким-то бревнам. — Посиди на ветерке. Галка, чего встала? Беги к Ваньке, у него мотоцикл вроде на ходу. Еще через несколько минут, приоткрыв глаз, я, сквозь туман, разглядел, стоявшего рядом, кудлатого мужика в рваной рубахе. Наверно Ванька. — Михалыч, е**ть, б**дь, что случилось? А это еще кто? — Да из лагеря они. Мику не узнал? Мужик помотал головой. — Нет. Это ты что-ли? — Ну я это, сука. Зенки свои протри или очки, бля, одень. — Точно ты. Теперь вижу. А х*ли мне делать-то? Зачем звали? На меня зачем-то поплескали холодной водой. — У тебя мотоцикл на ходу? — С утра на ходу был. Я на рыбалку собирался, на Плесы. И что? — Отвези их в лагерь. — Михалыч, да ох*еть, а бензин? — Иван, ну я тебя по человечески прошу. Сделай, потом все объясню. Тут и без этого жопа полная. — Да у вас всегда жопа. Ладно, нах**. Уговорил. Михалыч, будешь должен. Грузите его в коляску. Меня куда-то вывели и аккуратно запихнули. — А ты сзади садись, шлем одень. Отвечать еще за тебя. Цепляйся крепче, застеснялась она. Подтолкните сзади… … Очнулся я от гневного женского крика. Кто-то сердится? — ЭТО ЧТО ТАКОЕ! МАТЬ ВАШУ! — Ольга Дмитриевна… — Мику, какого хрена? Я все понимаю, даже то что ты волосы обрезала и почему. Знаю, помолчи… Это что еще? Меня похоже выволокли из коляски и посадили. Посмотрим. Лагерные ворота, я на скамейке. Ольга, недоуменные дежурные, пионеры. Приехали. Рядом Иван, пытающийся что-то сказать. — Принимайте… А я обратно, мне на рыбалку надо. Бензин будет? Да понял я, не ори только… Короче, ну вас нахрен, разбирайтесь сами. Я поехал… Ольга подошла ближе, поморщилась. — Где документы, я тебя спрашиваю? — У меня в сумке, вот. — Самурайка, дыхни. — Ольга Дмитриевна… Вы же знаете, я даже водку не пью, а там самогонка была. — Знаю. А там это где? Вот где он нажрался? Я попытался хоть что-то сказать, но меня опередила Мику. — У Михалыча. Там еще борщ был… — И сколько они успели? — Вроде пузырь. Да я следила что-ли? Я вообще может борщ хавала, бля… Ольга проморгалась, покрутила головой. — Пузырь? Ванькиной самогонки? Оху… Ладно. Виктор, Сергей. Помогите этого… до его кровати доставить. Меня опять куда-то потащили. — Оль, тяжелый ведь… Положили на что-то мягкое. Кровать что-ли? Я повернул голову. Ольга, вытащила из банки с водой, стоящей на столе, цветы. — Это тебе попить. Вздумаешь наблевать, весь лагерь мыть будешь. Спи. — она вздохнула. — Скотина ты… Я закрыл глаз… … Очнулся от того, что кто-то бьет меня по голове. Отстаньте, я с похмелья. Сука… Сев на кровать, я дотянудся до банки с водой, попил. Где я вообще? В пионерском лагере. Кое-как я выбрался на крыльцо и… Ну вот этого мне только не хватало для полного счастья. На гвоздике в косяке висели черный берет и ключ на веревочке. Уля… Найду и… Ладно, разберемся, что потом. Сейчас придется в медпункт идти. Провожаемый взглядами пионеров, я добрался до домика с красным крестом. Вошел. Сидящая за столом Виола только покачала головой. Рядом на стуле хихикующая Лена. Лешачка, кончай стебаться… — Виола… — просипел я. Она склонила голову, вздохнула. — Боец… Спирт я тебе не дам, даже не проси. Анальгин дам. Лена, выдавай этому… больному две таблетки. И воды налей, пусть запьет. Лена, изобразив на лице скорбь, вытащила из шкафа коробку, достала из нее упаковку. — Держи. — протянула мне две таблетки. — Сейчас воды налью. Полечившись, я постоял, чувствуя как шум в голове понемногу успокаивается. Повернулся. — Боец, запомни на будущее. Ванькиного самогона полбутылки никто не осиливал. Ты смог. Силен. Все, свободен… Только по лагерю не шляйся. Выйдя из медпункта я остановился, пытаясь вспомнить. Вспомнил. Дойдя до умывальников, открыл кран и сунул голову под холодную воду… Встряхнувшись, я сделал вид, что причесался и пошел. Куда-то и зачем-то. Вышел я к музыкальному клубу. Сел на крыльцо и… задумался. «Скачет раненый Буденный На заплаканном слоне, А сзади — танки первой конной С образами на броне, Может, Бог им даст, похмеляться Кружечки по две, Только след хреновый стелется По ширяй-траве. Нет зерна, нет даже крошек, Вместо пива — мутный чай, Стаи злобных мандовошек Истребили урожай. В тесном кабаке за печкою Третий день обед, Все равно там делать нечего, Ни копейки нет. Только б утро пережить, Только б день перехворать, Только б к вечеру не пить, Чтобы, ночью не орать.» — Сидишь? — знакомый голос. — Совсем охреневший? — Самурайка… Вот хоть ты… Мику мило улыбнулась. — Не буду. Отдыхай, типа. Голова болит? — Честно? Хорошо хоть у Виолы анальгин нашелся. Спой-ка песню, друг сердечный, Славный курский соловей Мне б похмелье покромешней, Да горячки побелей. Затряслось со страху зеркало, Эка напугал, Хоть к портному на примерку мне, Хоть под самосвал. Вижу горы и долины Да скалистые поля, Там крылатые скотины Опыляют тополя. Я живой, а мне не верится, Как же это так, Ведь вчера же кто-то целился С виду не дурак. Только б утро пережить, Только б день переболеть, Только б к вечеру не пить, Чтобы ночью помереть…» Посидели еще. Мику внезапно хлопнула себя по лбу. — Забыла ведь совсем. У меня для тебя кое-что есть. — Пиво? Она легонько шлепнула меня по затылку. — Дурак. Не угадал. — достала что-то из нагрудного кармана. — Колокольчики. Японские. Говорят, по поверьям, они злых духов отгоняют. Сейчас… Ага, с похмелья самое то. Она наклонила мою голову и ловко вплела подарок в волосы. Поцокала языком, мол красиво, и неожиданно, вздохнув, положила голову мне на плечо. Ласково спросила. — Знаешь, что ты е**нутый? На всю голову, между прочим. Отстранилась. — Как бы Алиска не увидела, а то еще заревнует. Не хватало еще… — Не заревную. — послышалось рядом. — Здорово. И ты… Алкаш, б**дь. Мать, вот скажи мне, честно, как я могла в такого… влюбится? Мику задумчиво посмотрела на нее. — Лиска… Новый Год. — Ладно кончай, может я не в настроении просто. Кстати, вы малую не видели? — Кого? — Да эту мелкую рыжую. Увидете, скажите чтобы на глаза мне не попадалась. Увижу, пришибу. Потом плакать буду. А ты… — Алиса покачала головой. — Вали в столовую, давай. Ольга просила передать. Все, меня нет. Напомнила ведь. Я хотел было встать, Мику удержала меня. — Посиди. У меня она, в клубе под матрасами ревет. — Я зайду и… — Куда, б**дь. Лучше не суйся, только хуже сделаешь. — забрала берет и ключ. — Я ей сама потом отдам. — Что с ними вообще случилось, не въезжаю. Тяжелый вздох. — Бабские дела, б**. е**нная акселерация. Слушай, иди в столовую, нахер… Если вежливо просят надо идти. Я пошел. … В пустой столовой меня ждали. — Наконец-то явился. Садись за стол да хоть поешь. Ольга обернулась к раздаче. — Люська! Ты там обещала… — Сейчас принесу. Выйдя с кухни повариха поставила передо мной стакан с мутной жидкостью в которой плавали веточка укропа и лист смородины. Повздыхав, ушла обратно. — Что это? — типа я не понял. Ольга, сидящая рядом, нахмурилась. — Рассол. А ты думал, что тебе водки нальют? Давай, приходи в себя. Думаешь мне больше делать нечего, только с тобой возится? Я отпил рассол, чего-то пожевал. — Что случилось? — Из лестничества сообщили. То ли циклон, то ли… Связь такая что… Короче надвигается грозовой фронт, усиление ветра, ливень… Хорошо хоть без снега. — А Алиса с Ульянкой? — Вот… И это тоже. Из-за тебя кстати. — Да я вообще тут не при делах! Ольга примиряюще погладила меня по руке. — Да знаю я. Извини. Это наше женское уже. Она отстранилась. — Короче, Седой. Допивай… лекарство, доедай и спать. Ты мне завтра нужен будешь. Здоровый и соображающий. Понятно? — Понял. — я допил остатки и встал. — Я тогда пошел. Ольга махнула рукой. — Давай, спокойной ночи. Придя в домик, я посидел еще немного на кровати, приходя в себя. Разделся, лег. Что за жизнь… Спим. КОНЕЦ ТРЕТИЙ ЧАСТИ. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ВОСКРЕШЕНИЕ. ГЛАВА ПЕРВАЯ. СТАРЫЙ ЛАГЕРЬ. Меня разбудил шум дождя. Встав, я поежился, закрыл окно. Реально ведь погода… Вздохнув, достал из-под кровати берцы. Не в кроссовочках же по грязи бегать. А побегать похоже придется. Я втянул воздух. Что-то не то, словно реальность изменилась. Нечто… К шуму дождя добавилось шипение ветра. Ладно, я повязал шемаг, одел куртку. Разберемся по ходу дела. Заглянем в столовую. Лагерь был пуст. И не дождь был причиной этого. В воздухе чувствовался страх. Я почти физически ощущал его. Проходя мимо домика с пиратским флагом, я притормозил. Внутри кто-то плачет? — Лиска, Уля. — позвал я. Ответа не было. Столовая была полупуста. Ко мне подбежала Ольга. Ее трясло. — Азад… Что происходит? СТРАШНО ЖЕ. Я встряхнул ее. — Где все? — По домам сидят, боятся выйти… — Их надо собрать здесь, займись. Округлившиеся от ужаса глаза, трясущиеся руки. — Я НЕ МОГУ! Я БОЮСЬ! Пришлось дать ей пощечину. Извини. — ДЖЕНИС, СУКА, ОЧНИСЬ. Она отшатнулась, потерла щеку. — Как ты меня назвал? — Неважно, пох**. Где вожатые? Пусть пройдут по домам, соберут всех. Давай, бегом. Кстати моих не видела? Ольга помотала головой, приходя в себя. — Нет. Я поняла, да. — повернулась. — Где вы там, вылезайте. У нас есть наша работа. Витька, приходим в себя. Ты ответственный. Все бегом, собираем детей, пока буря не началась. Света… Со склада матрасы и прочее все сюда. Кто на кухне? Забыли зачем приехали? Все, давайте… Ну падла… В столовую вбежали Лена, Сашка и… как этого белобрысого зовут. — Седой! — Я здесь. Где Мику? — Не знаю, в клубе наверно. — Понял, я туда. Наука и ты, как тебя там, вы мужики или зачем? Помогите Ольге. Я пошел. А что вообще за х**ня происходит? Кто-нибудь обьяснит мне. Да какая тебе разница. Как там Оля сказала? У нас есть наша работа, значит работаем. Подбежав к музыкальному клубу я постучал. Внутри сначала было тихо, потом испуганный голос. — К-кто там? — Самурайка, это я. Открой. — Н-нет, уходи, я… — Микуся, б**дь, будь хорошей девочкой. Не заставляй меня ломать дверь, она казенная. — Ой, это ты что-ли? — А кто еще? Торопливые шаги, щелкнул замок. Открыв дверь, Мику буквально упала на меня. — Азад, мне страшно, прости меня. Я ничего не могу сделать. Я погладил ее по голове. — Успокойся. Все боятся. Просто преодолей страх. Ты же якудза. Эй, твой дед и твой отец смотрят на тебя. Она встряхнулась. — Ты прав. Я не должна быть слабой. — Молодец. Быстрее в столовую. А где Уля? — Ушла утром. Я не смогла, прости. Она… она наверно в шалаше. ПОНЯЛ. БЕГОМ, БОЕЦ. С трудом протиснувшись сквозь дыру в заборе, я заскользил по мокрой земле. Сквозь мертвые деревья и паутину. Остановился. Шалашика не было. Груда обломков, обрывки разорванного медведя, размытые следы и запах неживого. Ты не успел. Ты… Закричав, я упал на колени. — АААААААА! Стой, сука, что-то здесь не то, неправильно. Успокойся. Я ударил себя по щекам и встал. Посмотрел внимательней. Ее следов нет. Дождем смыло? Втянул воздух. Ее запаха нет. Не признаков следов крови, не обрывков одежды. Ее здесь не было. Я улыбнулся. Спокойно. На игрушке отыгрались, х**ня, новую куплю. А вам п**дец. Найду. Позже, а пока обратно в лагерь. … У столовой я столкнулся с Алисой. — Азад, Ульянка пропала! — В курсе. Куда она могла свалить? В шалаше ее не было. Ну! — Я… Господи, она… — Лиска, сука, рожай. — Она в старый лагерь убежала. Там же… — Волчица, не ори только. — я сунул ей ключ от дома. — бегом, рюкзак неси… Она кивнула. — Поняла. Я вбежал в столовую. На полу уже сушились матрасы, столы были оттащены в угол, вожатые возились с постельным бельем. — Оля… Она вскочила, опрокинув стул. — Ульянка в старый лагерь убежала. Ольга закрыла лицо руками. — Проснись… Быстрее на кухню. С тебя термос с чаем и бутерброды. Да шевели ты жопой. Подошел к Лене которую успокаивал Саша. — Лешачка… Леночка. Я знаю тебе очень страшно. Всем страшно, даже мне. Но… нужно сделать. Она закусила губу. — Что нужно? — Сбегать в медпункт. Виолы нет, черт. Открыть сможешь? Лена закивала. — Да, у меня ключ есть. А что там взять? — Обезболивающие, перевязочные… Все что есть. Зеленка, йод неважно. Пожалуйста. Саша тронул ее за плечо. — Лена, давай вместе. Я с тобой, не бойся. Белобрысый присоединился. — Мы втроем быстро сбегаем, не волнуйтесь. — Найдете Виолу, тащите ее сюда. Вскоре прибежала Алиса с рюкзаком. Ольга окликнула меня с кухни. — Чай готов, сейчас бутерброды в пакет сложим. В столовую пришли Лена с Сашкой и… опять забыл его имя. С ними Виола с санитарной сумкой. Бледная, видно что потряхивает, но держится. Освободив стол, она начала выкладывать принесенное. Бинты, вата… Достав из кармана, протянула мне пару тюбиков промедола. — Держи. Не дай Бог пригодится. Интересно, откуда у нее, гражданского врача, промедол? — Из личных запасов, бля… Я сунул тюбики в кармашек рюкзака, уложил остальное. Алиса с Мику сунулись было ко мне, мол мы с тобой пойдем. Я одел рюкзак, отстранил их. — Нет. Вы знаете, что за забором. Если это войдет, то вы единственные кто их сможет остановить. Лешачка… Я на вас надеюсь. Ольга… Я в старый лагерь за Ульянкой. Вернемся утром когда буря стихнет. Если не вернемся… уводи детей в деревню. Михалыч в курсе. Все, я пошел. Алиса с Мику переглянулись и… — Иди нах**. Вот это правильно. А теперь бегом… … Все вышли на крыльцо столовой. Когда фигура седовласого мужчины исчезла в пелене дождя Мику охнула. — Сколько же он ее искать будет. Я покажу, где она. Мику присела на корточки. Через секунду из-под навеса в сумеречное небо взлетела огненная соколица… … Выбравшись за забор, я на секунду остановился. Хер сразу разберешь. Неожиданно сверху слабый знакомый голос. — Я укажу, беги за мной, только быстрее. Тяжело ведь. Совсем рядом сверкнула молния. … Проломившись через промокший кустарник, я притормозил. Вот и старый лагерь. Сверху послышалось. — У западной стены ищи, она там. Поторопись… Я поднял голову. — Понял. Самурайка, давай домой, дальше я сам. — Ага… ОЙ! Я попробую. Только… — Выпорю! — Не надо! … Подбежав сквозь дождь, к стене, я ощутил слабый запах детского тела и детского страха. Здесь… Ульянка лежала ничком в мокрой траве. Я подхватил ее под куртку. — Папа… — Я здесь доня. Все хорошо. Сейчас… Теперь вовнутрь. Поднявшись по уцелевшей лестнице, я заглянул в комнаты, заваленные мусором. Вот то что нужно. Целые стекла в окне, какой-то матрас с грудой тряпья, в углу… «буржуйка». Бомжатник что-ли? Пох**. Я положил Ульянку на матрас, сорвав куртку с рубашкой, укрыл ее. Она отрыла глаза и простонала. — Папа, ты меня нашел. — Конечно, доченька. Сейчас, все хорошо будет. Неожиданно, повернув голову, она закричала. — НЕТ! Они пришли за мной! Спаси… — и упала на матрас, закрыв голову руками. Я поднял голову. В дверном проеме клубились черные тени, превращаясь в нечто с иллюстраций про ад. Тот же запах смерти. Пришли значит? Зря вы, суки, вылезли оттуда. Я обошел матрас, подошел к двери. Еще шаг. Меня словно что-то ударило, обожгло замогильным холодом. Я опустился на колено, чувствуя как по груди стекает кровь. — Всего лишь человек. — издевательски произнес нечеловеческий голос… … На бетонный пол перед входом в лагерную столовую упала соколица. Минута и на полу вместо нее скорчилось обнаженное девичье тело. — Больно… Первой опомнилась Виола. Сорвав с себя халат, она прикрыла Мику. подняла ее. Ольга обернулась к пацанам возле входа. — Что вылупились? Быстро вовнутрь и молчать. Сама пришибу. Виола, тащи ее внутрь. — Подожди. — Мику выпрямилась. Ее качало. — Они пришли за ней. А он один… Алиса вышла вперед. Зарычала. — Я поняла, сестра. Не один он. Ишь, падлы, чего захотели… — она вытянула руки и завыла, перебив шум ветра и дождя. — ООООООУУУУУУУУОООООО! «В каждой душе есть времени вечный голос, Каждый огонь хранит первобытный зов. В темной сырой земле скрыт магнитный полюс, Ночью зрачки горят, как огни костров.» Еще раз. Она прокричала в бурю. — Придите, Дети Ночи! Вас призываю Я, Ваша Мать, чтобы спасти мою Дочь! Откуда-то издалека ей ответил далекий волчий вой. Алиса засмеялась. — Они услышали меня, они придут. Она обернулась. Ольга вздрогнула. — Лиска… У тебя глаза волчьи. — Конечно. Это же мои глаза. Сама ведь знаешь… … Я почувствовал как кто-то ткнулся мне в бок. Повернул голову. Рядом огромный волк. Горящие в полумраке глаза, с клыков капает слюна. Рядом еще такие же. Всего пятеро. Достаточно. На севере, помнится, их называли варгами. Давно это было… Знакомый голос. — И хули, ты? Вставай, потом отдохнешь. Работать надо. Спасибо Мать-Волчица, спасибо Лиска. Я оскалился, обнажая клыки, выпрямился. Стая пришла. Моя Стая. Кто рискнет встать против? — Кто ты? — в нечеловеческом голосе послышалось удивление. — Меня зовут Седой. — прорычал я в ответ, вытащив нож. Клинок стал белым, как раскаленный металл — Поговорим? Bittida en morgon innan solen upprann Innan foglarna borjade sjunga Bergatrollet friade till fager ungersven Hon hade en falskeliger tunga Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej: Eder vill jag gifva de gangare tolf Som ga uti rosendelunde Aldrig har det varit nagon sadel uppa dem Ej heller betsel uti munnen Я бросился вперед. левую руку обожгло болью, но я уже сжал горло черного, чувствуя хруст хрящей. — АРРРОООУУУУ! Из груди рвалось уже не рычание, зверинный рев. Подобное у меня было когда вытаскивали таких вот Ульянок из игиловских зинданов. Парни одержимым называли. Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej: Eder vill jag gifva de qvarnarna tolf Som sta mellan Tillo och Terno Stenarna de aro af rodaste gull Och hjulen silfverbeslagna Отшвырнув тело, я с разворота всадил нож другому в глазницу. Там зашипело. Мимо меня промелькнула звериная тень. Дверные косяки, не выдержав, затрещали, отлетая в сторону. Черные подались назад. Вали их всех… Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej: Eder vill jag gifva ett forgyllande svard Som klingar utaf femton guldringar Och strida huru I strida vill Stridsplatsen skolen i val vinna Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej: Eder vill jag gifva en skjorta sa ny Den basta I lysten att slita Inte ar hon somnad av nal eller tra Men virkat av silket det hvita Все кончилось внезапно. Волчье рычание рядом, жалобный скулеж. Я остановился, держа за редкие волосы, больше похожие на щетину, одного из черных, стоявшего на коленях. Остальные испуганно жались к лестнице. Улыбаясь, я повернул его мордой к остальным и перехватил ему глотку. Как меня учили… Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej: Sadana gafvor toge jag val emot Om du vore en kristelig qvinna Men nu sa ar du det varsta bergatroll Af Neckens och djavulens stamma — Ты… Почему? — теперь в нечеловеческом голосе явственно звучал страх. — Почему ты сражаешься, почему защищаешь Ее? — АРРРРРРГХ! ОНА МОЯ ДОЧЬ! Крест на груди засиял. Я раскинул руки, выпуская из своей груди Свет. Он сжег черных нахер, оставив дымящее пятно на бетонной стене. Зря вы пришли… Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej: Bergatrollet ut pa dorren sprang Hon rister och jamrar sig svara Hade jag fatt den fager ungersven Sa hade jag mistat min plaga Herr Mannelig herr Mannelig trolofven i mig For det jag bjuder sa gerna I kunnen val svara endast ja eller nej Om i viljen eller ej…» Перешагивая через мертвых я вошел в комнату, обернулся, творя заклинание барьера. Тело пронзила боль… Бедная моя голова. Плевать, зато сюда до утра никто и ничто не проникнет. Нехрен было ребенка пугать. Я бросился к матрасу с лежащей Ульянкой. Волки остались около двери, настороженно порыкивая. — Улечка, доченька… Она подняла голову, посмотрела на меня и снова упала на матрас. — Не подходи, оставь меня. Ну если бы я себя со стороны увидел, тоже бы наверно испугался. Я, сев перед матрасом, обнял ее, гладя по голове. — Уля, это я, твой папа. Все хорошо, доня, не бойся. Я здесь, твой папа… — чувствуя как успокаивается ее сердечко. Она отстранилась, попыталась улыбнуться. — ПАПА, ДА ЭТО ЖЕ ТЫ! — Конечно. Я, маленькая, я… Осторожней в крови запачкаешься. Ульянка внезапно ойкнула и замахала руками. — Ой, ты же раненый. — Да ерунда, поцарапался немного… — Нет, взаправду. У тебя кровь идет. Что делать-то? — Ну, подожди, минутку. — я подгреб рюкзак. Что там Виола собрала? Бинты, йод и… конечно. Чуть не забыл. Я достал из кармашка промедол, вколол. — Это чего? — Лекарство. Я сейчас. — Давай помогу. — Хорошо. Наконец я затянул зубами узел повязки на руке и выдохнул. Ульянка снова обняла меня. Волки тем временем разделились. Двое остались около дверного проема, двое отошли и сели у окна. Самый большой, подойдя к нам, осторожно потерся мордой об ульянкину спину. Она обернулась. — Собачка. А там еще… Я улыбнулся. — Уля, это волки. Их Мать-Волчица позвала, чтобы тебя защитить. Она пошмыгала. — Да я знаю. Лиска… Меня все спасают, а я… Варг, само порождение ночного кошмара, лизнул самым кончиком языка ее носик. Девочка, в ответ, поцеловала его в лоб. — Спасибо, ты хороший. Внезапно волки, сидевшие у окна, зарычали. Здание сотряс мягкий удар, с потолка что-то упало. В окне промелькнула чья-то уродливая тень. Обломись, сука, закрыто. Гостей не ждем. Ульянка вздрогнула. — Это чего сейчас было, нафиг? — Ну… Наверное приятель тех кто в гости приходил хотел зайти… Но поскользнулся и башкой в стену. Она бросила взгляд на дверной проем, где темнели туши убитых… — Дурак он вообще, вот. — поежилась. — Темноватенько и страшненько. Да не проблема. Я щелкнул пальцами. Было почти не больно. Промедол наверно действует. Наверху мягким сине-зеленым цветом зажегся шар величиной с большое яблоко. Я спустил его пониже. — А это что? — удивленно спросила Ульянка, потрогав светильник пальчиком. — Лампочка. Она недоверчиво покачала головой. — Не бывает же. АААААА! Ты колдун, что-ли? — Похож? Ульянка внимательно осмотрела меня, потрогала, посопела. — Нет. Нисколечко даже, вот. — неожиданно всхлипнула. — А вообще. Я знаешь как испугалась? Совсем. — она покраснела. — Ты смеяться не будешь? Я мокрая. — Дождь же… Она опустила голову. — Не поэтому. Я… я обописалась. Только не говори никому. Я погладил ей волосы. — Уля, никому не скажешь? Я чуть не обоср… обкакался. Страшно ведь было. Ульянка толкнула меня в грудь. — Да ну тебя, я же серьезно, а ты… ты за меня испугался, да? — Ага. Она тяжело вздохнула. — Ой, а чего сейчас делать? Я кушать хотю и холодно. Действительно ведь. Минутку… Повернувшись, я показал на «буржуйку» . — Видишь? — Печка, наверное. — Правильно. Давай, снимай с себя все, а я ее растоплю и сушиться повешу. А то простынешь ведь, в мокром. Ульянка, ойкнув, зарделась и отодвинулась от меня. — Как все? Совсем? И… и… Ты дурак! Я же голая буду! Это же… ты чего, не надо! — Ты что? — Не надо, пожалуйста. — Уля, ничего такого, честно. Ты мою рубашку оденешь потом. Она все посуше чем твое. И кушать будем. Ульянка еще немного похлюпала носом. — Ну если рубашку… Тогда ладно. Только ты отвернись, я стесняюсь. Я же девочка. Я встал, повернулся к печке. — Конечно. Раздевайся. Присев перед «буржуйкой», открыл дверцу. Что у нас тут? Ладно попробуем. Заложив что-то похожее на обломки стульев я достал зажигалку. Долго будет, ведь. Морщась от боли, вытянул пальцы. Вспыхнуло сразу, потянуло дымом. Встав, я насобирал еще обломков. На ночь наверно хватит. За спиной раздался ульянкин голос. — А я все, можно смотреть. Она с мрачным видом сидела на матрасе, натянув рубашку на колени. Я взял мокрое, развесил на натянутом шпагате, поставил ее сандалетки поближе к печке от которой уже начинало распространятся тепло. Сев перед матрасом, придвинул рюкзак. — Ну что, кушать будешь? Ульянка оживилась. — Давай. Я достал термос, открутил крышку, подал ей. — Держи двумя руками, только осторожней, не обожгись. — налил чаю, достал бутерброды. — Это Ольга Дмитриевна постаралась. С колбасой будешь? Тогда открывай рот и скажи ам. Прожевав, она протянула импровизированную чашку с чаем мне. — Ты тоже покушай, давай. Ты же раненый. Я, улыбнувшись, кивнул. Ульянка обернулась на волков. — А они? — Уля, ты же знаешь, что они едят? — Знаю. Это я, может, просто спросила. Из вежливости. Варг, лежащий рядом с ней, делал вид, что улыбался. Наконец Уля отставила чай и вздохнула. — Наелась? — Немножко. За окном дождь помаленьку стихал, гроза уходила. И стекла в окне уже не дрожжали от ветра. — Тогда… Давай спать. Она задумалась. — А сколько время сейчас? — Честно? Не знаю, но темно. — Раз темно, значит ночь. — многозначительно изрекла Ульянка. — А ночью спать надо, вот. И я уставшая тут, вообще. Она устроилась на матрасе, я, вывернув куртку, подложил ее Ульянке под голову, укрыл ноги тряпками. — Спасибо. — Не холодно? — Нет. Тепло. Я встал, чтобы подложить дров в «буржуйку». Она тут же встрепенулась. — Ты куда? — В печку подбросить. — Ты только совсем не уходи, не бросай меня. — Ты что, как я тебя брошу? Спи. Вернувшись к матрасу я сел рядом. Ульянка мерно сопела, подложив ладошки под щечку. Все хорошо. Я погладил ее по голове. Не просыпаясь, она взяла меня за руку… «Дочка-лодочка бежит по моей реке Речка-лодочка лежит у меня в руке Речка-лодочка-судьба у меня в судьбе Что я знаю о тебе, знаю о тебе. Дочка-лодочка-стрела у меня в груди От меня не уходи и не уходи Чтобы радость не ушла чтобы не ушла Речка-лодочка-судьба-ласточка-стрела…» Не знаю сколько я просидел. Постепенно голова начала наливаться тяжестью. В тело периодически толкалась боль. Похоже действие промедола заканчивалось. Еще укол сделать? До утра далеко. Обойдешься. Вместо этого я лег рядом с матрасом на пол. Расслабил мышцы, прикрыл глаз. Буря уже почти стихла, шум дождя. От печки исходило приятное тепло. Все хорошо. Рядом похрапывает дочка. Что тебе еще нужно? Ты ведь уже счастливый. Спи… … — Лиска, курить есть? — спросила Ольга у сидевшей на крыльце Алисы. Та повернула голову. — Да, вот. — Табак что-ли? Где взяла? Алиса смущенно улыбнулась. — У Седого на столе лежал. Ну и… Только я самокрутки не умею. Ольга забрала у нее пачку табака, бумагу. — Дай мне, я сделаю. Вот держи. Спички есть? Прикурив, посидели… — Похоже завтра в лагере придется субботник устраивать. — Да фигня, уберем. Как Мику? — Уснула. Виола ей укол сделала. Говорит, что все нормально будет. Смотри. В сумраке промелькнул силуэт огромного медведя. — И что? Это же Ленкин мишка. Ольга почесала лоб. — Действительно. Что-то я уже совсем… е**нулась. Алиса посмотрела на нее. — Дженис, а почему ты не спрашиваешь? — О чем, о ком? — Обо мне, о Самурайке, Лешачке… Ее собеседница сделала затяжку, пожала плечами. — А зачем? Я же все знаю… почти все. Вы же сами меня Старшей назвали. Лучше скажи, как у тебя с ним? Алиса почему-то покраснела. — Хорошо, только Улька… — Да ничего, помиритесь. В семье чего только не бывает. — Ольга потушила сигарету, встала. — Пошли спать. В столовой было слышно только детское сопение вперемешку с храпом. Вожатый, сидящий у стены, привстал со стула. — Ольга Дмитриевна. Все тихо, спят. Вымотались за день. — Вить, ты тоже тогда ложись. Завтра вставать рано. Алиса, оглядевшись, присела. — Юджи… Двигайся, блин… … Неожиданно я почувствовал, что на мне кто-то лежит. Мягкий, теплый и храпящий в ухо. Похоже, что во сне Ульянка перелезла с матраса на меня. Удобней же… Улыбнувшись, я одернул ей задравшуюся рубашку и зажмурился. Мы спим. ГЛАВА ВТОРАЯ. УТРО. … Меня разбудил солнечный зайчик, скользнувший по лицу. Проснувшись, я еще немного полежал, прислушиваясь. За окном пропела какая-то птичка, звон капели с крыши. Пора вставать раз утро. Я повернул голову, посмотрел на спящую Ульянку. Шепнул ей на ушко. — Улечка, вставай, доча. В ответ храп стал громче. — Уля, подьем. Что за дела… Она лишь недовольно дернула ножкой. Мол отстань. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Я почувствовал себя… Короче, никогда не делайте этого. Я сказал. — Улька, в школу опоздаешь. Подействовало. Она села на меня и пробормотала с закрытыми глазами. — НЕТ… Я сейчас, я успею… Потом она открыла глаза. — АААААААА! Почему я на тебе сижу! — Ну наверно потому что ночью кто-то залез на меня и храпел еще. — Почему я голая! ААААААА! — Ты в рубашке, вообще-то. Видишь? — я показал ей на сушившуюся одежду. — А я где! — Там где тебе быть не надо. Улечка, слезь с меня, пожалуйста. Она удивленно посмотрела на меня. — А ты чего тут кричишь? Спросить уже нельзя. Она перелезла на матрас. Я встал, размялся, огляделся. — Ой, папа, а волки… — Ушли. Они же… Сама знаешь. — Знаю. — она показала на сушившуюся одежду. — Высохло? — Сейчас встану, посмотрю. Я подошел к остывающей печке. Проверил. Еще влажное. — Давай позавтракаем. Все равно делать нечего. — А еще осталось? — Ну ты же не все вчера схомячила. Ульянка насупилась. — Я можеть это от нервов. Вот. … Выплеснув остатки чая в остывшую печку, я снял ульянкину одежду, положил перед ней. — Высохло. Одевайся. — Ладно. Отворачивайся давай. Внезапно за спиной я услышал ее вскрик. — Ай, ты чего? Не надо. Я обернулся, машинально цапнув нож. Ульянка буквально танцевала на матрасе, пытаясь одной рукой удержать сваливающую юбку, а другой застегнуть молнию. Понятно… Я подошел ближе. — Уля… — Что? — Стой смирно и юбку двумя руками держи. Не шевелись. Я просунул руку под подол и аккуратно подцепил замок. — Ой, не сломай только. А то как я без юбки буду… — Спокойно, он за прокладку зацепился. Сейчас… УФ… Наконец застегнул. Ульянка довольная хлопнула себя по бедру. — Справились, вот. Довольная, как будто пятерку получила. Мы вместе довольные. Ну а прежде чем идти… Пока не забыл. Я посадил ее на матрас. Надо кое-что выяснить. — Уля, у меня к тебе вопрос есть. Нескромный. Почему ты с Алисой поссорилась? Из-за чего вся эта… Настроение у нее сразу испортилось. Она опустила голову и засопела. — НЕ СКАЖУ. — Улечка… Она тяжело вздохнула. — Знаю я про хорошую девочку. НЕ СКАЖУ. Еще через несколько минут допроса с пристрастием она всхлипнула, и, ткнув в меня пальчиком выдала. — Все из-за тебя. Потому что мы тебя любим, а ты один. И что нам теперь? Вот нечто подобное, я конечно подозревал. Догадливый. Ну и чего прикажите делать с этим? Ремень вытаскивать? — Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ВОТ. А ТЫ С АЛИСКОЙ НОЧЬЮ. — Уля, я ведь тебя тоже люблю. Она нахмурилась. — Ага, как дочку. — Честно? ДА! И все, не обсуждается. И вообще. Ты самая красивая и замечательная дочь на свете. Прикинь, на целом свете, ты для меня одна. Тоже не обсуждается. Она еще повздыхала, посопела, пообиделась еще немножко. — Папа… Ну ты же не сердишься? Ну, не сильно? — Ну, если только немножко. Она обняла меня. — Я теперь буду хорошей дочкой. Честное-пречестное. Ты совсем не сердись, пожалуйста. — Хорошо. Придем домой, помиритесь. И никаких сцен ревности. Ульянка неожиданно всплеснула руками. — Ой, папа, а ведь еще вспомнила. Про мой дом. — Ты меня пугаешь… Она серьезно посмотрела на меня. — Понимаешь… Есть мой дом. НАСТОЯЩИЙ. Там нам всем хорошо будет. И тебе, и Волчице, и мне. Мы там все жить будем. И Тот меня там не достанет. Потому что это мой Дом. — Подожди, маленькая, я единственного не понял. Где он, твой Дом. — Не знаю. Здесь или там, или… Я знаю только, что там дверь закрытая. И ее никто открыть не может. Даже Лиска, даже Старшая. Только ты сможешь. Это изначально было, потому что ты папа. И ты потерялся немного. А я плакала и тебя звала. Я кивнул. — Ну я же нашелся. Значит все хорошо будет. Я найду твой Дом… Обещаю. А теперь… Обувай сандалики, надевай куртку. — я подвернул ей рукава, надел на себя рубашку, пустой рюкзак. — Иди на руки, а то там грязно, запачкаешься. По дороге я прихватил веревку, пригодится. Перешагнув через мертвых, я поставил Ульянку около лестницы. — Постой здесь, только отвернись. Она засмеялась. — Я же знаю, что ты будешь делать. Ты эти… трофеи собирать будешь. Подумаешь. Вот ребенок же… Все знает, ведь, кто только ее воспитывал… Вытащив нож я отрезал четыре головы, соединил их веревкой. Пошли… Выйдя из здания, Ульянка вдохнула свежий воздух, и, неожиданно ойкнув, спряталась за мою спину. Что там еще? Она показала пальчиком на стену. На бетоне глубокие царапины от когтей, а на земле уже расплывшие, но еще заметные огромные следы. Не зверинные, не человеческие. Даже думать неохота о том, кто тут шлялся ночью. — Это тот кто в гости к зайти хотел. Тот кто поскользнулся и в стенку влетел. Ерунда, короче. Бросив отрезанные головы на землю, я отошел к кустам, вырезал четыре кола. Вернувшись, вогнал их в мягкую землю. Насадил головы. Ульянка только пожала плечиками, мол зачем? — Ну, типа, это послание их Хозяину. Чтобы знал. И опять что-то изменилось вокруг. Уже в который раз. Тело внезапно пронзила острая боль. Словно что-то вошло в меня. Ты знаешь что это. Сила вернулась. Уля захлопала в ладоши. — Папа, ты же настоящий теперь! Да, все правильно. Я вернулся. Став тем, кто прыгал с драккара с секирой в руках в белую пену волн, тем, кто мчался в казачей лаве, тем, кто вставал в штыковую на пулеметы. Я стал собой. — ОООООУУУУУУООООО! — жуткий вой пронесся над лесом, лагерем… Говорят, что его слышали даже в деревне. И Хозяин, тех чьи головы торчали на кольях, испытал страх. — Лиска, что это, кто… кто это был? — Дженис, да Седой это, кто еще-то? Они скоро вернутся в лагерь. Я подхватил Ульянку на руки. — Пойдем отсюда, нас же ждут. А здесь ничего интересного больше нет. Она кивнула, соглашаясь, и, тут же захрапела. Вот ведь… соня. Ну что ты хочешь, устал дитенок. Продираясь сквозь неподсохшую грязь по тропинке, я перелезал через очередное упавшее дерево, когда почувствовал как будто бы меня толкнули в спину. Оглянулся. Откуда то из глубины леса, из чащобы на меня посмотрела Тьма. И тот же нечеловеческий голос прошипел. — Я приду за Ней. Ага, давай, ждать буду… ГЛАВА ТРЕТЬЯ. БАННЫЙ ДЕНЬ. Пройдя вдоль забора, мы наконец вышли к лагерю. Нас уже ждала целая официальная делегация. Ольга, Виола, Алиса, Славка. А Мику с Леной, интересно где? Я кое-как разбудил Ульянку. — Просыпайся, пришли. Поздоровайся, хоть… Она протерла глаза, зевнула. — А это мы в лагере уже что-ли? Тогда здрасьте. Ольга только покачала головой. Я спустил Улю на землю, она подбежала к Лиске, остановилась. — Алиса… Прости меня пожалуйста, я дура. Вот. Та тяжело вздохнула. — Уля… А я кто по твоему? Умная? Иди ко мне, я тебя обниму хоть. Когда Ульянка сняла мою куртку, Ольга всплеснула руками. — Господи, у тебя вся рубашка же в крови. Виола! — Это его кровь… Алиса, уже не стесняясь никого и ничего, подойдя, обняла меня как женщина обнимает своего мужчину, пришедшего с войны или охоты. — Спасибо тебе. Сзади послышалось деликатное покашливание. Я отстранился. — Оля, как вы тут? Она уткнулась мне в плечо. — Да как-то… Еще не отошли толком. В лагере бардак. Где крышу снесло, где окна выбило. Но, главное, все целы. К нам подлезла Ульянка. — А нам чего тут будет. — Тебе ремень. — Ой, Ольга Дмитриевна… НЕ НАДО! Ольга махнула рукой. — На самом деле вы сейчас в столовую пойдете. А потом… в баню. Грязные же как… Славка, давай подопни этого, как его? Наказанного. Пусть поможет. Виола задумчиво посмотрела на меня. — Седой, как поешь, зайди ко мне. На перевязку. Понял. Минутку, подожди. Я вытащил из кармашка рюкзака промедол, отдал ей. — Ладно, пусть у меня пока будет. Ну а теперь есть. Ульнка довольная закивала. — Ага, это правильно. Я кушать хотю, потому что вся голодная. Со вчерашнего утра ничего не ела, вот. Вот в кого она такая выросла? Врет ведь и не краснеет. Вместе с Алисой мы пошли в столовую. Мимо нас прошли старшеклассники с носилками полными мусора. Те кто помладше старательно подметали дорожки. Субботник или воскресник, или как там… — Лиска, а Самурайка как? — Да она в столовой, с Леной, наверно. Ох, влетит ей, если увидят. У нее же постельный режим. В столовой нас, действительно, ждали. Ульянка сразу бросилась к девочкам. — МИКУСЯ! ЛЕНА! ПРИВЕТ! — Уля, ты можешь не орать? У меня голова болит. Как вы? — Да нормально. А ты чего тут, сказали же, что у тебя постельный режим. Все маме расскажу. — Не надо. Я вообще сюда может пожрать пришла. Нельзя что-ли? Хотя и правда, Лена, пошли домой. Я устала и болит все. — Пойдем. Вы ешьте, а я нашу героиню уложу и в медпункте буду. Увидимся. Тем временем из кухни нам принесли два подноса, заставленных тарелками. — Уля, чтобы все съела. Та кивнула. — Обязательно. А добавка будет? Когда мы вышли из столовой, Алиса с Ульянкой пошептались и… — Что теперь со всей этой… делать? Я остановился, подумал. — Ну… Для начала переедите ко мне. Алиса покачала головой. — А Ольга что скажет? — Ничего. Что-то еще? — А где я спать буду? — Две же кровати. В чем проблема? Алиса, вздохнув, показала пальцем на Улю. — Это мне опять с ней спать? Слушай… Она же храпит как взрослый мужик и пинается во сне. У меня еще от дома синяки не отошли. Ульянка в ответ изобразила из себя хорошую воспитанную девочку. — Алисонька, а я не буду храпеть и лягаться тоже. — Будешь ведь. Что я тебя не знаю. Ладно, делать нечего, потерплю. — она протянула руку. — Тогда давай бэг сюда и к Виоле. А мы пока все в баню соберем. Там и встретимся. Чуть не забыла. Табак возвращаю. Вчера у тебя брала. … В медпункте царил творческий беспорядок. Разбросанные упаковки с лекарствами, бинтами и прочим. На столе какие-то коробки. — Можно. Виола, стоявшая у шкафа, оглянулась. — Входи, боец. Не обращай внимания. Лена помахала мне рукой. Мол, привет еще раз. — Ну что, давай тебя глянем. Снимай рубашку. Еще и рука. А кто перевязывал? Просто профессионально, знаешь ли. — Уля помогала. Виола начала разматывать бинт на груди. — Присохло. Лена, подай ножницы. Ну-ка… Боец, будет больно, потерпи. Сняв повязку, она посмотрела на меня, покрутила головой. — Не поняла, ты с медведем что-ли сцепился? Лена удивленно вскинула брови, подошла, зачем-то потрогала мою грудь, лизнула палец. — Виолетта Ашотовна, да не дрался он с мишкой. Скажите тоже. Зачем им драться надо было? А мишка вообще-то всю ночь у нас в лагере был. И интересно, это же не твоя кровь. Мертвая она. Это с кем ты… Тебе лучше не знать. Промыв рану, Виола наложила свежую повязку. — Теперь руку давай. Ножницы… Рваная рана ведь была. Не ножевая. Как когтями зацепили. С кем же ты там схлестнулся, если не со зверем… Странно, не похоже что свежая. — она задумалась. — Пальцами пошевели. — Зачем? Виола сделала вид, что она рассердилась. — Боец, не надо здесь умного изображать. Я не прошу тебя подрочить, верю, что умеешь. Просто… покажи как ты пальчиками двигаешь. Интересно, где она служила? Лена уже откровенно заржала. — Ничего смешного, бинт подай. Обезболивающие вколоть? — Не надо. Лучше… Водонепроницаемая повязка есть? — Для чего? — Я же в баню пойду. — Ну да, сейчас придумаем что-нибудь. … Наконец закончив, Виола села на стул, устало прикрыла глаза. — Что-то я уже забыла как это бывает. Напомнил. Лена тем временем подхватила медицинскую сумку. — Виолетта Ашотовна, я его к бане отведу, а потом к Мику. — Да иди. Я посижу… Азад, вот… Прошлое всегда ведь возвращается. А вы давайте в баню. В медпункт заглянул вожатый. — Виола, у нас ЧП. Пионер ногу поцарапал. Та, усмехнувшись, встала. Смахнула слезу. — Поняла. Пошли, посмотрим. Мы шли с Леной по уже расчищенным дорожкам. — Слушай, ты Виолу хорошо знаешь? А то ее саму неудобно спрашивать. Лена, помахав рукой знакомым девчонкам, поправила сумку. — Да нет, не особо. Ну она вроде военврачом была, говорят орденом наградили, Герой Союза… Не знаю точно. Я же в городе не бываю, чтобы расспрашивать. Да и не люблю… — Поэтому тебя Лешачкой и называют? Она остановилась. — Не поэтому. — показала на скамейку. — Посидим давай. Я же понимаю. Расскажу кое-что. А ты покуришь, баня никуда не денется. Она села, поджав ноги, вздохнула. — Я ведь в лесу выросла. В заказнике. Папа там егерем работает. Мама… Она экологом была. Мне шесть лет было когда ее убили. Официально браконьеры. — она сделала вид, что улыбнулась. — А я то знаю. Это те… кому все можно. Власти ваши. Они. А потом… Я в лесу потерялась. В семь лет. Папа рассказывал, что искали меня почти месяц. Уже думали все. А нашли рядом с домом на поляне. Как я туда попала, что было… Не помню. Когда нашли, я сидела и песни пела. На том самом языке и следы медвежьи рядом. Понимаешь… Она посмотрела наверх, негромко засмеялась. — Умерла я да заново родилась. И тогда лес вошел в меня, стал мной. А я им. Я с деревьями и с травой разговариваю, язык зверей и птиц понимаю. Могу зимой в одной рубашке на несколько дней в лес уйти. Ты даже не думай, я не сумасшедшая. Меня врачи смотрели, все нормально. Вот и все. Живу с папой в заказнике, учусь одна в деревенской школе. Из города мне паспорт привезли. Я же там не бываю, да и не люблю я ваших городов. Меня в «Совенок» то чуть ли не силком отправили. Чтобы не одичала совсем. — А Виола… Лена покачала головой. — Я врачом хочу стать, детским. Вот уже точно сумасшествие. Как представлю, что я в городе учиться буду. Кошмар какой-то. А Виола… Она мне книги привезла. — она снова улыбнулась. — И Саша еще. — хлопнула себя по коленкам. — Вставай, пошли. Девчонки заждались поди. » Что-то солнышко не светит, над головушкой туман…» — Откуда знаешь ее? Лена снова стала серьезной. — Тебе скажу. Больше никому. Папа запрещает мне ее петь, боится. Я пою. Мы же тамбовские, мы все помним. И будем помнить пока живы… Хватит, идем в баню. … Подходя к бане, Лена замахала руками. — Привет. Вот привела вам раненого. Алиса помахала в ответ. — Здорово. А что медицина говорит? — Жить будет. Сдав меня девчонкам, Лена выдохнула. — Ладно… Вы уж тут сами управляйтесь, а я к Мику побегу. Она же опять ругаться по японски будет и подушкой драться. — Не понял, с чего вдруг? Алиса с Леной, переглянувшись, засмеялись. — Да ей уколы прописали. А они болезненные и ставятся не в руку. Ульянка удивилась. — А куда? В ногу что-ли? — Повыше немного. — Ой… — Ульянка закрылась руками. — В попу больно. — А то. — Алиса тяжело вздохнула. — Я бы тоже материлась. … Когда Лена ушла, Лиска протянула мне большой газетный сверток. — Держи, это чистое. Как там у тебя в вещах было запущено… Как обычно. — Слушай, ну… — Прекрати. Что я твоих трусов не держала? Грязное потом постираем. А кто первый мыться пойдет? Ульянка вышла вперед. — Я! Вот. Алиса погрозила ей пальцем. — Мы. — А он? Раненый же… — Разберемся. Вперед. Я сел на скамейку под окошком, прикрыл глаз. Что-то вымотался я, если честно. Из бани раздался ульянкин крик. — Лиска, вода же холодная! — Уля, терпи, атаманшей будешь. — Не хотю, ты специально! — Не кричи, мыло лучше подай. Сквозь дремоту я почувствовал как меня толкают в плечо. — Хватит спать. Пошли уж. Зашли в предбанник. — Что встал? Раздевайся. — Алиса вздохнула. — Сколько же можно тебя отмывать? То от угля, сука, то от… — она одернула на себе рубашку. — Заходи. — Давай, наклоняйся, а то спину неудобно. Да ногу на скамейку поставь, легче же… Руку раненную поднял, чтобы не намочить. Закончив, вышли обратно, в предбанник. Я оделся, расчесался. Алиса, отдышавшись, села. Задумчиво посмотрела на меня. — Готов к труду и обороне? Теперь на выход. Я хоть ополоснусь, да переоденусь. — ПАПА, С ЛЕГКИМ ПАРОМ ТЕБЯ! — Спасибо. А кричать зачем? — Не знаю… Мы посидели на приступке, к нам присоединилась Алиса. Она положила голову мне на плечо. — Хорошо-то как… Правда же. Осталось только одно, единственное. Я посмотрел в небо. — Я хочу чтобы вы всегда знали. Я люблю вас обеих. — вытянул вперед раскрытые ладони. — Я отдаю вам сердце свое. Алиса откинула голову назад. — И клянусь Богом и своей кровью, что буду любить вас всегда. И всегда буду с вами. В жизни и после смерти. На том крест целую. Я достал нож, провел лезвием по ладони. Потом окровавленной ладонью по лицу. АЛА… Ульянка всхлипнула. — Лиска, платок доставай. — Сейчас, подожди, перехвачу. Вот теперь действительно все. Сам знаешь, что дальше будет, чем кончится. Но это завтра… А сегодня я после бани со своей любовью да дочерью сижу. На солнышке, на теплом ветерке. И все хорошо и правильно. « Ой, да не вечер, да не вечер. Мне малым малом спалось. Мне малым мало спалось, Ой да во сне привиделось… Мне малым мало спалось, Ой да во сне привиделось… Мне во сне привиделось, Будто конь мой вороной Разыгрался, расплясался, Ой разрезвился подо мной. Ой, разыгрался, расплясался, Ой да разрезвился подо мной.» — Лена, помоги мне на улицу выйти. Ноги болят. Останавливались, поднимали головы, подпевали… Кто-то, не стесняясь, крестился. «Как налетели ветры злые. Да с московской стороны И сорвали чёрну шапку Ой с моей буйной головы. И сорвали чёрну шапку Ой да с моей буйной головы.» Внезапно страшно, жутко, как по покойнику завыла-закричала Ольга, упав на колени. — ГОСПОДИ! НЕ НАДО! «А есаул догадлив был, Он сумел сон мой разгадать. Ой, пропадет, он говорил, Твоя буйна голова. Ой, пропадет, он говорил мне, Твоя буйна голова. Ой, да не вечер, да не вечер… Мне малым мало спалось, Мне малым мало спалось, Ой, да во сне привиделось…» … Собравшись перед церквью, народ гудел. — Да никак война, что-ли? Какого хера вообще? И радио не работает, и связи нет. Что делать? — Конец Света идет, люди, как в Святых Книгах написано было. — Помолчи, бабка. — Михалыч, сука, объясни, что тебе тот седой мужик из лагеря сказал? Кто он такой? Люди ждут. Участковый вышел вперед, снял фуражку. — Слушайте внимательно, что скажу… Когда он закончил, по толпе прокатился стон. — Да как же это… Неужели правда? Тогда уходить надо, спасаться. — Куда ты от такого уйдешь. Бестолку. Участковый продолжил… — Страх-то какой… — А верить-то ему можно? И девчонке… Городские соврут, недорого возьмут. Да и чего по пьяни не услышишь. — Ты его сам в небе видел, забыл? — Михалыч, да ты совсем ох*ел? Это же на смерть идти… — Знаю. Думаешь мне не страшно? Да я когда понял, чуть, сука, не обосрался. А теперь, народ, сами посудите. Как иначе детей спасти? И мир… Хоть как тут верти, по другому не выходит. И подмоги нам не будет… Из толпы на середину вышла старуха в черном. Помнящая наверно еще русско-турецкую. Огляделась сурово вокруг. — ВАНЬКА! Где ты непутевый, выходи, говорить буду. К ней подошел кудлатый мужик в старой порванной рубахе. — Стара… Старуха прикрыла глаза. — На колени становись. — Ты что? — Кому сказано было! Мужик опустился на колени, старуха подошла ближе, перекрестила его. — Благославляю я тебя, Ваня, на смертный бой. Иди с Богом и не бойся. Вставай уж. В чистое только переоденься, непутевый, чтоб обычай соблюсти. Несколько минут было тихо. Потом зашумели. — Михалыч, записывай нас, в стороне все одно не отстоишься. — И меня давай. — Меня с братами пиши. — Все пойдем. — По хуторам послать бы надо да на Выселки, чтоб знали. — Они уже знают, не видишь, все здесь. Среди собравшихся пронесся женский плач. Старуха обернулась. — Цыц, дуры. Рано воете, они еще живые. Вперед вышел мужик. — Михалыч, а скажи, как нам с ними воевать-то? Тож не люди… Нечисть. Как мы их взъябывать-то будем? — А это к батюшке. Он ваше оружие освятит. Отец Сергей… Священник вышел вперед. — Все сделаю как подобает, не сомневайтесь. — Опа, мужики… Это же по честному тогда будет. — Ну давайте, несите стволы. Только, б**дь, время теряем. Двое переглянувшись, позвали третьего. — Савка, давай быстрее, не телись. Тот махнул рукой, мол понял. — Вы чего? — Михалыч, сейчас. Вскоре они вернулись с тачкой. — Разбирайте, мужики. Пять мосинок, ППШ, два МП-40 и MG-42. Двое, обмотавшись лентами, несли ящики с патронами. — Васька, е**ть, я не понял. Вы где это взяли? — Михалыч, у болот откопали. С войны осталось, х*ли добру пропадать? В хозяйстве оно ведь все завсегда пригодится в свое время. Все работает, пристреляное. Сам проверял. — Террористы, нах**. А пушку не могли откопать или танк? — Раньше надо было. Подбежали еще двое. Один показал в сторону реки. — Там… там. — Что еще стряслось? — Плоты пришли и много. На всех хватит. Откуда только взялись? — То видать Бог нам помогает. Значит с нами Он. А раз с нами, то пох** на все. — Слышь, баб да старых на остров тоже надо. Кто с хуторов? Собирайте всех кто остались… Женщины вышли вперед. — Ишь чего. Останемся. Стрелять мы почти все умеем, в лесу живем. А кто не умеет, раненых обиходит. Вон только Светка, Полинка, Танька кормящие, да Павка с Ларкой на сносях. Их надо. А мы здесь будем. Участковый вышел, крикнул, подняв руку. — ТИХО! Значит на том и порешили. Тому и быть. — Батюшка… Покрести нас. На святое дело ведь… — И меня. — Благослови… К священнику начала выстраиваться очередь… … Один из мужиков посмотрел в небо и внезапно засмеялся. — Да ну, б**дь… Пошло оно все. И пошел, скалясь, перед остальными. Напоследок. Как повелось, как завещано было. «Полно вам, снежочки, на талой земле лежать, Полно вам, казаченьки, горе горевать. Полно вам, казаченьки, горе горевать, Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу. Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу, Будем привыкать к азиатской стороне.» Из толпы вышли еще двое, присоединились. Подтянулись остальные. Кто-то сорвал с головы кепку, кинул на землю. — А НУ… «Будем привыкать, к азиатской стороне. Казаки-казаченьки, не бойтесь ничего. Казаки-казаченьки, не бойтесь ничего, Есть у вас, казаченьки, крупа и мука. Есть у вас, казаченьки, крупа и мука, Кашицы наварим, мягких хлебов напечём. Кашицы наварим, мягких хлебов напечём, Сложимся по денежке, пошлём за винцом.» — Гармонист, не спи… — Тимоха, сука, давай. Гулять будем. В образовавшийся круг выпорхнула молодуха. — Держите, не удержите. — Расступись, дай место. «Сложимся по денежке, пошлём за винцом, Выпьем мы по рюмочке, позавтрекаем. Выпьем мы по рюмочке, позавтрекаем, Выпьем по другой, разговор заведём. Выпьем по другой, разговор заведём, Выпьем мы по третьей, с горя песню запоём. Выпьем мы по третьей, с горя песню запоём, Мы поем, поем про казачье житьё. Мы поем, поем про казачье житьё, Казачье житьё право лучше всего. Казачье житьё право лучше всего: У казака дома — чёрна бурочка. У казака дома — чёрна бурочка, Жена молодая — всё винтовочка. Жена молодая — всё винтовочка, Отпусти, полковник, на винтовку поглядеть. Отпусти, полковник, на винтовку поглядеть, Чтоб моя винтовка чисто смазана была. Чтоб моя винтовка чисто смазана была. Вдарят по тревоге — чтоб заряжена была. Вдарят по тревоге — чтоб заряжена была, Верный мой товарищ — конь горячий вороной. Верный мой товарищ — конь горячий вороной. С песней разудалой мы пойдем на смертный бой. С песней разудалой мы пойдем на смертный бой, Служба наша, служба — чужедальня сторона. Служба наша, служба — чужедальня сторона, Буйная головушка казацкая судьба…» … — Мику, ты что? Самурайка… — Я Мария, знаешь же. — протянула Ольге отрезанные в церкви волосы. — Если я… Короче, передай моим. Скажешь, что я люблю их. Пусть не плачут. » ОЙСЯ ТЫ ОЙСЯ, ТЫ МЕНЯ НЕ БОЙСЯ Я ТЕБЯ НЕ ТРОНУ, ТЫ НЕ БЕСПОКОЙСЯ!» ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РАЗГОВОР. Посидели еще немного. — Вы что делать будете? Девчонки переглянулись, пожали плечами. — К Самурайке зайдем и в лагере помочь надо. — Ладно. Уля, только не убегать никуда. А я посплю. Устал что-то. Алиса погладила меня по плечу. — Вот это правильно. Кровать целая, иди отдохни до обеда. Разбудим. У домика я наткнулся на лагерного завхоза и двух старшеклассников. — Русиныч, мы тебе в окно стекла вставили. Дальше пойдем, работы еще много. Я зашел в дом. Похоже кто-то убрался, ну пытался… Не раздеваясь лег. Устроился поудобней и тут… — Ты забыл про Дверь. Вставай. Ты кто? Что-то кольнуло в виски, сердце забилось сильнее. — Поймешь. Иди… Куда, далеко? — В Святилище, там увидишь. Верь мне… Как раньше. Ну хорошо. Раз поспать не получится, пойдем прогуляемся. А Голос… Посмотрим, что по масти выйдет. Встав, я обул кроссовки, вышел на улицу. Кто-то окликнул меня на ходу. — Седой, ты куда? Я отмахнулся, мол все потом. Забор, дыра, лес… Осторожно оглядываясь, прошел по подсохшей тропинке до подяны. Ощущение, как будто установилось некое равновесие. Тихо что-то. Затаилось все. Зашел в Святилище. Там ничего не изменилось. Алтарь с горевшим на нем нашем с Волчицей огнем, небольшое озерцо… А там что? У воды в воздухе светилось Нечто. Я подошел ближе. Вроде ничего. Протянул руку. Безрезультатно. — Нашел? Что нашел? Ничего же там нет. — Посмотри своими глазами, не человеческими. Попробуем. Я снова потрогал воздух, что-то твердое. Сделал еще шаг и внезапно уперся лбом в… Дверь. Массивная, похоже бронзовая. Позеленевшая от времени, заросшая мхом, в паутине. Сколько же веков она была закрыта? Дверь в Дом Ульянки, моей дочери. Только ты можешь ее открыть. А попробуем. Я уперся руками, надавил, сильнее. Бесполезно. Ослабел? Зарычав, я уперся плечом, чувствуя ноющую боль во всем теле. Ну, сука… Внезапно Дверь начала поддаваться. Заскрипели массивные петли, незримая Печать слетела и… На меня пахнуло холодом. Я помню, я уже был здесь во сне. Или не во сне? Вокруг меня было бескрайнее поле. Только как на негативе. Почерневшая неподвижная трава, обугленное небо и мёртвая тишина. Сверху беззвучно падает то ли пепел, то ли чёрный снег. Это ее мир, ее Дом? — Без Нее нет жизни. Ну и чего делать? — Пусть Она вернется сюда. И еще… Если Тот заберет Ее… Все станет таким же. Понял. Кстати… А ты… В голове щелкнуло. ТЫ ЖЕ… Прости меня, Господи, что не понял сразу. Я встал на колени. — Не надо. Встань. Я хочу сказать тебе, чтобы ты знал. Воин двух Миров. Я могу вернуть тебя в твой мир, в котором Она спасла тебя, откуда твоя Дочь забрала твою душу. Подожди… Я же погиб там. Я сам ведь видел все это. В том мире я мертв и уже давно. — Я верну тебя живого, человеком. Смотри. Передо мной возникла картина. Холостяцкая квартира, какая-то мебель, деревянная кровать, застеленная по солдатски. Стол, заваленный книгами, бумагами, компьютер… На подоконнике сидит мужчина, курит. Длинные седые волосы, изуродованное лицо, шрам на месте глаза. Давно в зеркало не смотрел? Посидел, докурил сигарету. Подошел к кровати… — Если ты вернешься… Ты просто проснешься утром и забудешь это все, как забывают сон. И тех видений больше не будет. Что случится дальше, твое будущее… Зависит только от тебя, это же будет твой мир. А если забрать их с собой? Как вариант. — Нет, не получится. Они не смогут быть в том мире. Тебе то ведомо. Если я соглашусь? Прожить еще одну жизнь, наверно было бы неплохо, особенно после смерти. И там ведь у меня остались неоконченные дела. Второй шанс, да? Щедро. — Их не будет. Никого. Самого мира не будет. А вот, нах**, не пойдет такое. Никогда на подобное же подпишусь, Ты же это знаешь. А если останусь, погибну? Это ведь будет всего лишь еще одна смерть. Все равно ведь, не здесь, значит там. В ответ молчание. Потом… — Ты не понимаешь. Тебя ждет не смерть. Полное забвение. Вот сейчас, я типа не врубился. Конкретней давай. — Ты исчезнешь совсем, ты будешь полностью вычеркнут из Мироздания, как будто тебя никогда не было. И в том мире, и в этом. От тебя не останется никаких следов, даже памяти. У тебя не будет могилы. Никто не вспомнит о тебе, даже они. Предположим. Что будет с ними? То что мы видели в Мире Мертвых или другое? — Чтобы не произойдет с ними потом, это будет их жизнь. Какой она будет, зависит только от них. Ну что… Если подумать, то это уже более приемлемый расклад. Подходящий, что-ли, да? Короче пойдет. Нормально. Я вздохнул. Единственное… Дай мне оружие, чтобы я смог защитить их. — Ты… ты уверен? Ты же обрекаешь себя на… А вот сейчас даже обидно стало немного. Я уже в курсе. — Возьми. И прощай Воин… Голос затих где-то в вышине. Я огляделся. Опа, чего тут нашел. Старенький «АК» с прикладом, замотанным изолентой. Помню я почему приклад треснул. Лифчик, несколько гранат, десяток автоматных магазинов, клеенчатая сумка с патронами. А там что? Ттэшка? Пришлось сплюнуть. А кому легко? Выбора же все равно нет. Ладно, хер с ним, сойдет. Потом Даньке задарю, в войнушку будет играть. Без патронов конечно. Я сунул пистолет в нагрудную кобуру. Ну вот и все. Я поднял голову в черное небо, улыбнулся. Легче ведь когда наперед знаешь. Спокойней как-то. А и знать-то, по большому счету, было мне нечего. Выбор давно сделан. «Жизнь моя как ветер, Кто-то меня встретит На пути домой. Конь любимый вороной Ты пока еще со мной. Русь, да казачья воля Наша с тобой доля. Не грусти родной. Русь, да казачья воля Наша с тобой доля. Не грусти родной. Не зови, брат, за собой, Я пока еще живой. Жизнь моя как ветер, Кто-то меня встретит На пути домой. Жизнь моя как ветер, Кто-то меня встретит На пути домой. Ой не стой надо мной, Я пока еще живой…» Кто-то подошел. Я повернул голову. Огромный Пес. Седая шерсть, шрам на месте глаза, второй человеческий. Молча сел рядом. Самому с собой разговаривать? Крезанутость какая-то. Просто пойдем домой. Здесь пока все. А сюда завтра вернемся. Время есть еще. … Я вышел обратно на поляну, закрыл и запечатал Дверь. Мало ли что, а девчонки теперь всегда откроют. Странно, уже смеркается. Светло же было. Пес удивленно огляделся. Отвык, да? Ничего, еще надоесть успеет. Когда я кое-как со всем найденым вылез в дыру в заборе обратно в лагерь меня встретила Алиса. — КАКОГО ХРЕНА! Ты где был! Мы же тебя потеряли. Совсем уже? — она запнулась. — А автомат откуда и…? Где ты это все взял? — Нашел. Прикинь, типа иду, споткнулся об что-то, посмотрел, а там… — Кончай гнать. Подбежала Ульянка, посмотрела на Пса который сел около забора, скромно опустив голову. Типа он тут не при делах. — Ты себя нашел. Ой, ты же Дверь открыл. Лиска! Подойдя ближе, присела, обняла Пса. — Кусь пришел. Потеряшка наша. Пес сделал вид, что улыбнулся. — Где ты его отыскал? — Дома. А почему Кусь? — Не знаю. — Ульянка пожала плечиками. — Он всегда Кусем был. Он… ты… Да ну тебя. Подошедшая к нам Ольга только схватилась за голову. — Ты охренел? В пионерский лагерь с оружием. И гранаты… А в сумке что? — Патроны. Кстати, сумку можешь взять и ко мне. А в гранатах запалов нет, не волнуйся. Она только вздохнула. — Что хоть Он тебе сказал? Я махнул рукой. — Ужин был? — Был. Давай в столовую и поешь. Мы подошли к моему домику около которого уже собрались пионеры. — Ух ты… Автомат, пистолет. А там что? Серьезно, патроны? Пацаны начали переглядываться. Алиса, рыкнув, вышла вперед. — Слушать сюда, шпана. Вы меня знаете, я не Оля. Запомните. Если хоть один патрон пропадет… То что вчера было, покажется смешным. Я понятно сказала? А теперь разбежались. Умеет ведь Лиска убеждать. Войдя в столовую Ольга огляделась. — Есть тут кто? С кухни высуналась повариха. — Чего надо? Мы уже не работаем. Оль, ну рабочий день закончился. Ой, ну и псина. А ты чего с оружием? Напугал. — Люся… Покормить бы. Повариха потерла лоб. — Сами никак? Только разогреть надо. Черт… С электричеством проблемы ведь. Генератор включи. Потом только все не забудьте выключить. Посуду оставь, завтра с утра прибирем. Ключ у тебя есть, закроешь. А я отдохнуть хочу, наши уже спят поди. — она осторожно, бочком прошла мимо Пса. — Не укусит? Я ушла. Ольга ушла на кухню. — Ну и где тут у них… Вижу, поняла. Послышался шум работающего генератора. Я сел, положив автомат на стол. Вернувшись, Ольга поставила на пол большую миску. — Кусь, покушай. Мясо из супа осталось. Поев, мы с Псом вернулись в домик. Уже стемнело, лагерь потихоньку затихал. Это сколько же я отсутствовал? У стола в позе примерной ученицы, положив руки на колени, сидела Ульянка. Алиса разбирала постель. Все даденое мне лежало на столе. Рядом керосиновая лампа. Это еще откуда? — А мы вот, тебя ждем. — сказала Ульянка. — Все хорошо ведь? Папа, а как там у меня дома? — Без тебя плохо. Ничего, завтра с утра туда придем и… — Ага. И порядок наведем. Алиса, закончив с постелью, подошла, улыбнувшись, встала рядом. — Лампу кастелянша принесла. Ну ладно, спать можно. — Это правильно. Ложитесь, а я подготавливаться буду. Пойду покурю. Через несколько минут я вернулся. Подошел к кровати на которой лежали девочки, прислушался к их дыханию, поправил одеяло. Зажег лампу, сел у стола, расстегнул сумку. Займемся делом. Закончив с магазинами, я открыл окно. Пододвинул поближе тарелку, которая была пепельницей, закурил. Все возвращается, брат. » Что-то мою пулю долго отливают, Что-то мою волю прячут отнимают. Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча. Я спрошу у Бога, где ее дорога, Я спрошу у черта, иль я недотрога. Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча. Я для доли смертной, Ох! Для доли смертной, И жених завидный И товарищ верный, Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча. А для жизни этой, А для жизни этой У меня ни веры, Ни Любови нету Догони меня, догони меня, Да лицом в траву урони меня, Утоли печаль, приложи печать. Пуля горяча, пуля горяча…» — Можно? Пес, лежащий у двери, лениво повернул голову. В комнату вошла Ольга. — Спят? — Да, все нормально. — А сам как? Я пожал плечами, потушил самокрутку. — Чаю бы выпил. Ольга подошла к столу, села. Вздохнула. — Что Он сказал тебе? — Все будет хорошо. — Вот только не ври, не надо. — Не буду. А можно тебя спросить? — Можно. Я даже догадываюсь о чем. — Откуда ты это знаешь и почему Старшая? Она улыбнувшись, потянулась за табаком. Махнула рукой. — На самом деле старшая Волчица. Я пришла потом, когда люди стали способны любить. — Кто ты? — Забыл? Где мужчина и женщина любят друг друга… Там Я. А Старшей меня Уля назвала… И ты не думай — она снова махнула рукой. — я ведь тоже не сразу вспомнила… … Уже никто из смертных не помнить этого. О том как в Начале Времен на землю спустились два Духа, назвавшиеся Братьями. Они принесли первым людям сакральные знания, научили их разговаривать с Небом. Они стали первыми шаманами и Прародителями всех шаманов. Они защитили людей от Первозданного Зла… Но потом их пути разошлись. Один из них, видя как люди начинают поклонятся Ему возгордился и поставил себя выше Неба. Выше Высшего. И пал Он через свое высокомерие и свою гордыню. И обратился ко Злу и Тьме и стал Злом, стал Зверем. И был Он изгнан в Бездну… Второй же остался на земле. И ходил Он по ней, помогая людям и уча их. И однажды, во время своих странствий, Он встретил Богиню Мать-Волчицу которая танцевала ночью на лугу под звездами. И они полюбили друг друга. И тогда в мир сошла Божественная Любовь, ставшая их Дочерью. Озарившая мир радостью и светом… И они остались в мире, и стали его Защитниками, ибо возлюбили его. И начался Круг. Сотни тысяч лет они рождались, жили, умирали и снова рождались. В разных мирах, в разных обличьях, под разными именами. Неизменной оставалась только их Любовь, что поддерживает все Сущее… К Концу Времен Круг завершится. И что будет потом не знает никто, кроме Него… — И вот сейчас… — Ольга подошла к кровати на которой спали Алиса с Ульянкой. — Богиня — сирота из детдома, выросшая на улице. Божественная Любовь — маленькая девочка, прошедшая через боль, страдания и унижение. А Дух… это ты. Теперь ты все знаешь. Она вернулась к столу, села. — Когда вы уйдете? — Завтра утром. Вернемся… — Вернетесь. А знаешь интересно. Пока тебя не было приходили из деревни. Сказали, что у них плоты откуда-то появились. И у нас тоже у пристани. — Когда перевозить будете? — Завтра. Без вас уж, но справимся. Все подготовили. Это я к тому, что… Вернетесь, лагерь пустой будет. Кроме Самурайки и Лены. Чтобы не удивлялись. Столовая работать будет. Да не волнуйся, все нормально. Знаешь… Из деревни никто уезжать не захотел. НИКТО, ПОНИМАЕШЬ? Говорят, что насмерть встанут. Ладно, пойду я, мешать не буду. Спокойной ночи. — И тебе… Она лишь горько усмехнулась. — Ты теперь не мой. — Подожди. — уже у двери она обернулась. — Кусь… Ну то есть… Короче проводи, а потом по лагерю пройдись. Ольга погладила Пса. — Уговорил. Пойдем, погуляем. … Я еще посидел, потом разложил все по отделениям, сумку с остатками патронов сунул под кровать. Прислушался. Тихо и спокойно, только комары. Прихватив автомат, вышел на крыльцо, сел, привалившись к столбику. — Сидишь? — на крыльцо вышла Алиса, села рядом. — Извини, разбудил. — Нет. — она положила голову мне на плечо. — Просто не спится. Оля заходила? Она тебе все сказала ведь… — вздохнула. — А я всегда искала тебя. Находила, теряла и снова искала… Я знаю, это Плата. И я все время тебя ждала… Ждала когда ты висел, проткнув себя копьем, на Мировом Древе, когда тебя распинали… Вечность, да? Скажи… Почему ты не убил Его тогда? Может быть бы этого не было? Ну вот… — Не мог. Он ведь Брат мой. И потом Он не был еще Зверем. — А сейчас? Что ты сделаешь? — Убью. — А вы чего тут не спите? — послышался знакомый голос. — Двигайтесь, тогда. — Уля… — Чего? Я проснулась, а вас нет. Испугалась немножко. А Кусь где? — Олю провожать пошел. — я обнял Алису. — А меня? — Подожди. Сдвинтесь чутка. — повесил автомат на гвоздик. Ульянка залезла ко мне колени, прижалась. — Хорошо как… — Смотрите. — Алиса показала наверх. — Звезда упала. Рано ведь еще. — Кстати, завтра же нам вставать рано. Может спать пойдем? Ульянка с сожалением вздохнула. — Ладно, уговорил… ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОРЯДОК В ДОМЕ. Утром меня бесцеремонно растолкала Ульянка. — Вставай наконец. Заспался он тут. Пришлось проснуться, встать и одеться. Алиса все это время, сидя на стуле, с интересом смотрела на меня. — Что? — Да вот думаю, ты завтракать собираешься? Тогда поторопись. Вышли на улицу. Я закрыл дверь, огляделся. Лагерь был пуст. — Не понял… Алиса толкнула меня в спину. — Просыпайся, бля… Эвакуация же, все на берегу. Подошла Ольга. — Ну что, мы уходим. Барьер Мику с Леной поставят. Ничего справимся. Короче, держи ключ от столовой, термос с бутербродами не забудьте взять. На весь день ведь уходите… — в ее глазах блеснули слезы. — Прощай и спасибо тебе. За все. Ладно, пойду я. Удачи, боец. Ушла… — А Пес где? — На берегу, наверное. Пошли, ополоснемся и поедим. С утра, говорят, полезно. Войдя в пустую столовую Ульянка только вздохнула. — Плохо. А покушать-то хоть есть чего? — Сейчас гляну, что нам оставили. Позавтракали чем-то и прихватив термос с пакетом вышли на улицу. … В пустом лагере нам делать было нечего. Ну что, тогда доча, пойдем домой. Зайдя в Святилище, Ульянка вздохнула у Алтаря, провела рукой сквозь пламя и показала пальчиком. — Вон она, Дверь. — Открывай. — А что, можно? — Теперь да. Поволновавшись еще немного, Ульянка начала осторожно открывать Дверь. — Входи, только сильно не пугайся. Войдя, Уля села в черную траву. — ЭТО ЧТО? Это же не мой Мир! Лиска, папа где я? НЕ ХОЧУ! — она заревела. Алиса присела перед ней. — Улечка, не плачь. — БУДУ! А чего еще делать? — Уля, ты помнишь каким был твой Дом раньше? Она задумчиво приставила пальчик ко лбу, улыбнулась сквозь слезы. — Помню, я же его в снах видела… — Тогда заканчивай реветь, вставай, будем, типа, ремонт делать. Алиса положила сумку в траву и засучила рукава рубашки. Ульянка, подумав, встала, вытерла слезы и изобразила злость. — Это мой Дом! Кто посмел, вот я тут сейчас его. Лиска, за мной. Она посмотрела на меня. — А ты сиди и не мешай мне… Нам. Вдвоем они взлетели вверх и исчезли в сторону чего-то похожего на лес. Я сел, сняв автомат, положил его в траву. И что они делать будут в мертвом мире в котором такое ощущение, что даже воздуха нет. Что это еще? Мимо меня кто-то пронесся. Туда, обратно, опять туда… — Уля… — Отстань! — донеслось до меня. Стоп или мне показалось? Теплый ветерок начал ерошить мои волосы. Трава на глазах зеленела, небо голубело и на нем появлялись облака. Пепельный снег сменился дождиком который вскоре прекратился. На небе появилось солнце. Я услышал журчание ручья, жужжание пчел, ощутил запах цветов, в траве закраснела земляника. Вдали зеленый лес. Ремонт, да? Внезапно откуда-то раздался истошный ульянкин вопль. — АААААААА! Лиска, это еще чего тут? — Отойди, я ему сейчас от души въе*у. КУДА! … СТОЙ! — Стоять! Бояться! Что случилось, с кем они там воюют? Я потянулся к автомату, привстал и тут же услышал ульянкин крик. — СИДЕТЬ! Показалось или действительно внезапно вдалеке сверкнула молния. Запахло озоном. Похоже она действительно разозлилась. Лучше уж ей не лезть под горячую руку, а то… Перед мной прямо из воздуха возникли Уля с Лиской. Ульянка плюхнулась около меня. — Уф… Уставшая я вся. Алиса села рядом, вытерла руки о траву. — Навели чистоту, называется. Улька, где у тебя умыться можно? Та показала пальчиком. — Там у меня озеро. Я в нем купаюсь. — Пошли. А ты посиди еще. Они исчезли, через какое-то время появились снова. С мокрыми волосами. Купались… — С кем вы там… Алиса махнула рукой. — В заброшенных домах, знаешь ли, гадость всякая заводится. А мы их веником. Веником значит… Ульянка тем временем опрокинулась в траву, раскинув руки. — А кушать есть чего? И чаю хотю. Кормите меня, а то я вся усталая, нафиг. Мы с Алисой переглянулись. Ничего ведь не меняется… … На берегу было тесно и шумно. Младшие уже начинали плакать. — Спокойно. Взрослые ведите детей на плоты, усаживайте, старшие помогайте. Мокро? Высушимся потом. Организованно, не спешим. Все успеют. Мальчик на руках у вожатого всхлипнул. — Дядя Сережа, мне страшно. Тот погладил его по голове, перехватил за руку еще одного. — Не бойтесь, мы же в поход идем. — Ага, а сами плачете. — В глаз что-то попало. Устроились. Расселись на мокрых бревнах. — Толкайте. — Савелий… Тот перекрестился, навалился на рулевое весло. — Пошли с Богом… — Странно, тут же течение к берегу должно быть. А нас прямо к острову сносит. Видать Батюшка-Водяной нам помогает. Эй, на берегу, принимайте. Перевезенных детей строили по отрядам и вели через лес по неизвестно откуда только взявшимся широким удобным для ходьбы тропинкам. Выводили на холм на котором уже стояли палатки, дымились две полевые кухни. От родников несли воду. — Кто тут проголодался у нас?.. — Переодеваемся в сухое. — Распределяем детей по палаткам. В лес? Недалеко можно, к реке нельзя. Вожатые… Следить строго, не отвлекаться. Пса бояться не надо, не укусит. … Покормив Ульянку, мы еще посидели. Пора возвращаться. Алиса остановила меня. — Давай еще побудем, Уля… — та уже похрапывала лежа на траве. — Ложись. Все равно ее сейчас будить бесполезно. На острове Ольга, а в лагере девчонки справятся. Я лег, Алиса обняла меня. — Может в последний раз. Ульянка, повернувшись, не просыпаясь, добралась до меня. Уткнулась в бок. Отдохнем немного, когда еще получится… — ВСТАВАТЬ! Что еще? Кто… Ульянка сидела у меня на груди и теребила меня за нос. Алиса стояла рядом. — Давай, валим обратно. Что-то тревожно. Подъем, боец. Я проснулся, аккуратно поставил Ульянку на траву, подхватил автомат… У Двери обернулся. Вряд ли я сюда еще раз попаду. Хоть запомнить. Выйдя в Святилище, поднял голову. Небо потемнело, набухали тучи, тянуло холодом. Торопись, времени мало. В лагере мы наткнулись на Мику в черном, держащую какой-то сверток, и , переговаривающиюся о чем-то с Леной, сидя на лавочке. Увидев нас, они замолчали, подошли. — Как у вас? — Нормально. Барьер мы поставили. Укрепить бы его. Я вздохнул. Будет очень больно… Меня подняли с дорожки, посадили на скамейку. Я встряхнулся, приходя в себя. — Теперь все. Пойдемте домой. Лешачка… Та смущенно улыбнулась. — Я в деревне буду. Помочь же надо. До свидания. Она по очереди обняла нас и исчезла. В домике мы устроили небольшое совещание в Филях. — Короче… Как начинается, прорываемся в Святилище. Волчица… Не вмешивайся. Уля на тебе. Можете хоть веревкой привязатся. Мику… Она пожала плечами, мол поняла, развязала кожаные шнурки на свертке, сверкнула сталь. — Это я в вещах нашла. Откуда только… — А что это? — Катана. Фамильная. Ей владел дед. Значит теперь я должна… Понятно. Я не подведу. По лезвию пробежали язычки пламени. Мику аккуратно отрезала один из шнурков и привязала рукоять к запястью. Затянула зубами узел. — Не потеряется. — Чтобы тебе дед сказал сейчас? — Иди Микуся, покажи как хорошо я научил тебя. И пусть твоим врагам будет страшно. Я повернулся. — Лиска, парадку достань из шкафа. И награды. — А должна быть? Подожди, вот же она? — Да, спасибо. Я переоделся, надел разгрузку, затянулся. «Боже крепкий, в руце Своей содержай судьбы человеков! Не помяни грехов моих, и укрепи мя свыше силою Твоею на супротивныя нам. Даруй ми бодр ум и сердце безтрепетно, да страха их не убоюся ниже смущуся, но в сени священных хоругвей воинства нашего пребуду верен воинской клятве моей до конца. Во имя Твое, Господи, гряду, и да будет воля Твоя. Пресвятая Богородице, спаси нас! Святый Архистратиже Михаиле, споборствуй нам! Святый Ангеле хранителю, не отступи от мене! Вси святии, молите Бога о нас!»… Уля, подойдя, обняла меня. — Папа… — Не плачь, доня, все хорошо. Лиска, Самурайка… Сберегите себя. Мику хотела было что-то сказать. — Это не просьба тебе, это приказ. Поняла? ЭТО ПРИКАЗ. НЕ ОБСУЖДАЕТСЯ. Она только кивнула. А теперь подождем… Недолго осталось. КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ. ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ВОЗНЕСЕНИЕ. ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ. » На рассвете, у хутора пал с коня, Видно Смерти долги отдавать пора. Ты прости нас, мать, что ушли в последний бой, Порубили нас шашками, сыра земля…» ЛАГЕРЬ. Домик внезапно содрогнулся, посыпались стекла. Началось. Алиса схватила Ульянку за руку. — УЛЯ! Та лишь вцепилась крепче. Я прицепил штык. Поехали… — НАЙДИТЕ ЕЕ! — гремел над горящим лагерем нечеловеческий голос. — ПРИВЕДИТЕ ЕЕ! Земля тряслась, с черного неба летели горящие камни. Среди огня и разрушений только один домик остался целым. — Она там. — около него начала сгущаться Тьма. — Владыка, мы нашли Ее… Внезапно входная дверь слетела с петель. Навстречу Тьме выметнулось белое пламя. Зверинный рев смешался с криком «Банзай!». Разорвались две гранаты. Тьма разлетелась в клочья. Я, не останавливаясь, оглянулся. После нашей Микусеньки то есть Машеньки оставались только дохлые. Даже раненых не было. А вот нехрен было девочку злить. — КТО ЭТО! Еще не понял… Штык, приклад, короткая очередь… Повторим. Рядом Самурайка, вся забрызганная черным. Проломились через забор. Алиса подхватила Улю на руки. Давай, давай… А сколько же их тут, патронов ведь не хватит. Неважно. Бей. За дочку… В горячке боя я сначала ничего не почувствовал, но внезапно правый бок обожгло болью. Пропустил… Когти впились в ногу. Чтоб вас. Я опустился на колено, чувствуя, что поплыл. Меня кто-то подхватил. Лиска… Рядом Мику. — Волчица, доведи их в Святилище! — А ты как же? — Я их отвлеку. Уведу подальше. Ко мне, падлы, я здесь. Уже теряя сознание, я вытащил из нагрудной кобуры пистолет. Усилием воли вернулся. Пригодился ведь ТТ. Выстрел, еще, еще… А ведь что-то подобное уже было, припоминаю. Правда очень далеко отсюда. И чем все кончилось? Сюда попал. А здесь тебе еще рано. Держись, б**дь, не вздумай умереть раньше времени. Неожиданно рядом раздался знакомый женский голос. — Лиска, автомат! Виола что ли? Да какого хера, она же на острове должна быть. Медицинская сумка, на груди что-то тускло блеснуло. — Прикрываю! Одиночными бьет. Неожиданно автомат смолк. — Перезарядка. Уля, магазин, быстрее! Я почувствовал как детские пальцы шарят по разгрузке. — Тетя Виола, вот это? — Да, спасибо. Куда отходим? — В Святилище. — КУДА? Да пох**, Уля, рану ему беретом зажми и ножками работай. … Мы буквально ввалились на Поляну. На той стороне осталась Тьма. Меня подтащили к Алтарю, посадили. Виола огляделась вокруг, пожала плечами, сорвала сумку. — Лиска, рубашку с него сними и штанину разрежь. Уля, бинт держи с ватой. Потом поплачешь. Я почувствовал как она делает мне укол. Перевязывает. Наклоняется ко мне. Что-то шепчет. — Боец, их пугать не хочу. Чтоб ты знал. У тебя ребра сломаны, большая кровопотеря и… нога. Плохо все. Но держись, сделаю, что могу. Я кивнул. Ты лучше дело свое делай, а что жопа я сам знаю… После таких ранений не выживают. Как там… «Черный ворон, черный ворон, Что ты вьешься надо мной? Ты добычи не дождешься Черный ворон, я не твой! Что ты когти распускаешь Над моею головой? Иль добычу себе чаешь? Черный ворон, я не твой! Иль добычу себе чаешь? Черный ворон, я не твой!..» — Лиска, Пламя… Она вздрогнула, помотала головой. — Подожди, сейчас. Подхватила с Алтаря немного Огня, присела, омыла мне лицо, раны… — Тебе легче? — Да… Уля подойди. Слушайте, что скажу. Вы сейчас уйдете и Дверь за собой запечатаете. Поняли? — А ты? Мы вас заберем с собой. — НЕТ. — и Виола тут еще… — Сами знаете почему. Все, валите, чтобы я вас здесь не видел. Лиска… Подожди. Скажи, ты бы пошла бы за меня? Она выпрямилась. — Пойду, любимый. Что? Она провела рукой сквозь Пламя. — Слушайте. Я, Ружа Двачевская, беру этого человека в мужья по любви. Бог видит я не лгу. Сорвала с шеи цепочку с двумя кольцами. Одно одела себе на палец, другое мне. » Вот смотри, на одном женское имя. Зара. А на другом мужское. Иван. Видишь? Когда придёт время это будут наши обручальные кольца. Не обсуждается, да?» Взяв мою руку, положила ее себе на грудь, а потом, обняв, поцеловала в окровавленные губы. — Миро камло… Ульянка провела пальчиками по моему лицу. — Папа, я тебя люблю. — Я тебя тоже люблю, донечка. Обещаю, дела закончу и приду. Я ведь всегда приходил. Она всхлипнула. — Тогда мы тебя ждать будем. — Поторопитесь, там Мику одна… … Последний взмах руки. Дверь закрылась. Я попытался встать, Виола поддержала меня. — Сиди, ты же… Я оттолкнул ее, кое-как встал, оставляя кровавый след на Алтаре. — Виола, ты здесь останься. Сама видишь… Она лишь перезарядила автомат. — Лучше скажи, что это за место? — Святилище Бога. Она ткнула пальцем в сторону лагеря. — Кто там? С кем война? — С Тьмой. — Не поняла конечно, но неважно. Пока помолчи, силы береги. — А ты… Она хмыкнула. — Тебе что официально представится? Ладно. Виолетта Ашотовна Саркисян. Военврач. Капитан медицинской службы погранвойск КГБ СССР. Службу проходила на таджико-афганской границе. Что еще? На ее груди сверкнул орден. Она перехватила мой взгляд. — С той стороны банда прорвалась… Два кишлака сожгли. Сам знаешь как оно это… Ты? — Разведка, спецназ. Я попытался отойти от Камня. Получилось ведь. Выдохнул… Ничего, силы еще есть. — Как ты через Барьер с острова прошла? Ты кто? — Не знаю. Считай, что Милосердие. — С автоматом… — А какое уж есть. Другого не будет. Скажи лучше, что делать будем, разведка? — Хорошо. Проходим в лагерь к Мику, она еще жива. Там по обстановке. — Принято. Я твой автомат возьму. — Конечно. И лифчик не забудь, там еще осталось. Виола подставила мне плечо. Мол обопрись пока. — Ну что, капитан… Покажем этим сукам кто против них встал. Пусть боятся. Пошли… » Нас осталось мало, мы да наша боль. Нас немного и врагов немного…» … Девушка в черном взмахнула клинком и смахнула кровь с лица. Прислонилась к полусгоревшей березе, посмотрела в небо. Костя… Жди, я вернусь, обещаю. Попробовала пошевелить левой рукой, вроде работает. — Лешачка, они ушли. Седой ранен. Что? Деревня? Совсем х**во? Поняла, сейчас буду. Она сделала шаг вперед, переступив через разрубленное тело, и исчезла… ДЕРЕВНЯ. Над деревней плыл мерный колокольный звон. Началось. Со стороны лагеря надвигалась Тьма. — Готовьтесь. — Михалыч, два трактора есть. Подогнать да улицу ими перегородить. Пока разберутся… — Давай. Пулеметчик, Васька! Вон там затаись. — Понял, Савка, с лентой поможешь. Тьма неукротимо приближалась. Уже стали заметны черные силуэты жутких тварей… — Это еще что за х**ня? — Спокойно. Пусть подтянутся. Не стрелять, пока. Ждали… По крестьянски обстоятельно, без спешки. Как бывало всегда. Хоть тысячу лет назад, хоть… Пусть только ближе подойдут, а там уже посмотрим кто чего стоит. Первый раз что-ли… Стало слышно довольное улюлюкание. Наверно черные еще успели удивиться когда вместо воплей ужаса и мольбы о пощаде их встретил залп освященной картечи. Добавил трофейный пулемет с ППШ да шмайсерами. Эхо войны… Тьма откатилась было назад, но словно повинуясь приказу, снова надвинулась. От огня, полетевшего с неба, вспыхнула одна изба, вторая… Деревня запылала. На горизонте в небо поднялось зарево от горящих хуторов. От твоего дома. А ты не оборачивайся, не смотри туда, да патроны лучше подавай… Сука… Перезаряжать времени уже не было. Значит… — Мужики! А ну навались дружно! Пошли… Солнце бъёт мне в глаза. Где ты счастье моё? Я очнулся в окопе, обнимая ружьё. Снег горячий от крови под моею ногой. Мой единственный Ангел, я буду с тобой! Пламя новой войны разгорается там, Где солдат Вавилона разрушает мой храм. Сердце кровью умыто, сердце просится в бой. Мой единственный Бог, будь навеки со мной Крылья за спиной, мертвая петля неравный бой. Пламя взрывов над моей землёй. Чёрный ворон, улетай домой! В ход пошло все, что было под руками. Топоры, вилы, ножи, косы… То уже не бой. По другому это называется… — НИНКА! Патроны… — кричавший рухнул на землю с распоротой грудью, выронив двустволку. Нинка, растрепанная молодуха застыла, зажав рот руками. — ФЕДЬКА! ФЕДЕНЬКА, ТЫ ЧТО… АААААААА! — она с криком подхватила с земли вилы, всадила их в брюхо черного и, хекнув, как кидала сено на покосе перекинула того через себя. И отлетела в сторону от удара когтистой лапы. Ее обладатель успел еще довольно рыкнуть и тут ему в лоб ударил старый плотницкий топор. — ПОЙМАЛ, БЛЯДИНА… Двое черных, улюлюкая, сунулись было к догорающей избе и тут же завизжали. Какая то старуха окатила их святой водой из ведра. Умойтесь… Откуда-то сбоку раздался медвежий рев. Кто там? Девчонка в белой рубахе до пят, венок. — МИШКА… ООООУУУУААААУУУУУ! — Никак Лешачка пришла. Эй там, медведь свой. Не заденьте. Тьма подалась назад. Прямо из горелой земли полезли колючие травяные стебли, оплетая черных, валя их наземь, перехватывая глотки… Отбились вроде. С плачем и матами, по щиколотку в своей крови и черной жиже. Да ненадолго ведь, опять лезут. Медом им здесь намазано что-ли… Появился пулеметчик, тащя на плечах окровавленного Савку. В руке дымящийся пулемет, на шее полупустая лента. — П**дец мужики… Снимайте его. Передернул затвор, вставил ленту и как слепой пошел обратно навстречу Тьме, ощерясь в крике. — ААААААААА! Пронесся гул, церковь вздрогнула, но устояла. — АЙ! — девчонка в испачканой белой рубахе сползла по бревенчатой стене. Подбежавший к ней мужик, приподнял ее. — Больно… — она схватилась за голову. — Что с ней? — Оглушило вроде, не поймешь. Тащи ее в церковь. — Ее и в церковь, Лешачку? — Х*ли застыл, тащи, я прикрою. Батюшка у входа в храм перехватил девчонку на руки, мол сам. Внес в храм, положил под иконами. Та приподняла голову. — Простите… Медленно, огрызаясь, отступали к церкви. Больше уже некуда было. — Все… Не сдержим ведь. Конец нам. — Заткнись да воюй пока живой. Плакать потом будешь. От поднявшейся пыли невозможно вздохнуть. Захрипела навылет пробитая грудь. Чьи-то души летят над горящей землёй. Мой единственный Бог, будь навеки со мной Крылья за спиной, небо родины над головой. Чёрный ворон, я ещё не твой! Улетай домой! …Внезапно небо озарило что-то похожее на падающую звезду. Упав она обернулась… Девушкой в черном с окровавленным лицом. Левая рука перевязана оторванным рукавом, в правой огненный клинок. Встала, расправила крылья, оглянулась… — Завалю, п***ров! Во Имя Господа! Клинок описал полукруг, выпустив волну пламени, выжигающего Тьму. Второй, третий… Остановился. Девушка огляделась, выдохнула. — Ну вот, нах**, только начала… Вокруг начали собираться уцелевшие. — Это еще кто? Чего… — Вроде же Мику. Не узнал что-ли? — Да ну, бля… — Я тебе говорю. Узкоглазая и матерится как сапожник, аж уши вянут. Точно она. — Лешачка! Лена, ты где? Лена, шатаясь, вышла из храма. — Да здесь я. Черт… В голове… Прекратите в колокола звонить, не надо. Она встряхнулась. — Очухалась, вроде. Микуся, ты же ранена. Та лишь отмахнулась. — Потом. Ленка, ты как? Драться сможешь? Лена пожала плечами, мол только покажи с кем. — В лагерь вернуться надо. Там Седой с Виолой. — Понятно. Значит пошли… Участковый в перепачканной пылью и кровью форме тронул ее за рукав. — Слышь, а здесь как? — Я Мишку оставлю. Из-за полусгоревшей избы вышел медведь. — Мишка, останься, защити их. Только вот… Людей бы нам, хоть немного. Понимаю, что… Все переглянулись. Участковый вздохнул, помолчал. — А как тут, раз война… Ванька, ты где? Живой? Кудлатый мужик, стягивающий с себя обгоревшие лохмотья, обернулся. — А хули? Вот… Новая рубаха ведь была. Что надо? — В лагере помочь. Слушай… Отбери мужиков сколько получится и туда с девчонками. — Михалыч… Изба сгорела, мотоцикл наебнулся, рубахи и той нет. Что еще остается делать? Короче… Кто пойдет? Петька, Санька… Санька, бородатый мужик звероватого вида, хмыкнул, засовывая охотничей нож за голенище сапога. — А что… Я только разогрелся. Раз такая гулянка пошла… Набралось человек пятнадцать. — Патроны возьмите, нам ладно. Жалко пулемета нет. Участковый протянул Ваньке ППШ. — Держи, тут еще диск полный. — повернулся. — А как до лагеря-то? Далеко ведь. Пока дойдут… — Это мы сейчас. — Мику с Леной одновременно нарисовали в воздухе круг. — Вот. Это… Типа дверь, да? Пройдем и сразу там окажемся. Не бойтесь… Небольшой отряд шагнул в свет… ОСТРОВ. Ольга встала от костра, огляделась. Через Купол с берега, где был лагерь, глухим эхом донеслась автоматная очередь. Все, и дети, и взрослые собрались около костров. Инстинктивно наверно. Сидели молча. Даже младшие уже не плакали. В черном небе мелькнула уродливая тень. С реки послышалось недовольное рычание. Барьер еще держит, значит те кто на берегу живы. Одна из вожатых подошла к обрыву. Вернулась. — Оля, деревня горит. Понимаешь? — Понимаю. — Олечка, скажи, что нам делать сейчас? ЧТО? — Молитесь. Все что можем. Вожатая удивленно посмотрела на нее. — А как? Мы не умеем. — Молитесь как умеете. Сидевшая у костра девочка, тихонько всхлипнув, прижалась к вожатому. — Дядь Вить… Мы умрем, нас убьют, да? Тот, попытавшись улыбнуться, погладил ее по голове, поправил девочке галстук. — Ты что, Танечка, придумываешь. — Там стреляют и страшно. Вожатый вздохнул. — Ну… Там кино снимают. Про войну. А нас сюда, чтобы не мешали. Сама знаешь мальчишек. Полезут куда-нибудь, сломают что-нибудь… — Ага. Точно ведь. — Поэтому не плачь. Девочка провела пальчиками по его лицу. — А вы сами… — Это дым от костра. — Люся, как у вас? Повариха только пожала плечами. — Как… Плохо. Нет ну все накормленны, вода есть. Продукты… Оля, а с кем война-то? — Лучше не знать. — А я и не знаю. Скажи, в райцентре, городе, всей стране… Тоже самое ведь? — Еще хуже наверное. Но… Не скажу, врать не буду. И придет помощь или нет не знаю… Люся вздохнула, вытерла слезы. — Понятно. Не до нас им пока значит. Сами… — встала. — Бабы, хватит жопы греть. Пошли обед готовить. Война или нет, а детей кормить надо. Что у нас в меню… — Николай, что случилось? Подошедший к ней вожатый махнул рукой. — Да ну… Слушай я же в десанте служил, обучен всему. А торчу здесь. Там воюют, а я… Ты что? Ольга дала ему пощечину. — Заткнись. — развернула его к кострам, показала пальцем. — Запомни, сука, вот твой фронт, вот твоя война. И другой у тебя уже не будет. И чтобы я больше этого не слышала. — вздохнула. — Коля, за дровами бы сходить надо. Сделаешь? — Не волнуйтесь, Ольга Дмитриевна, сейчас сделаем. И какая разница, что за беда пришла. Конец Света, война или еще что… ЛАГЕРЬ. Рядом с полуразрушенной столовой внезапно вспыхнул свет. Черные наверно просто не ожидали, что прямо из воздуха на них буквально свалятся полтора десятка вооруженных, разъяренных мужиков, впереди которых летели две девчонки. Мику опустила катану. — Вроде кончились пока. Все живы, Ленка ты как? — Троих зацепило. Давайте их к стеночке, аккуратно. Лена огляделась. — Черт, вся грязная, как… — Мужики, спокойно. Осмотреться бы надо. Где тут кого искать, кому помогать… … — Уф… — Виола сменила магазин. — Вот и лагерь. — она поддержала меня. — И где тут эта Мику? Вот… Я показал. — Вон там светло. Давай туда. Вышли к бывшей столовой. Стоявшие около нее обернулись. — Кто там еще? — Подожди, вроде свои. Нас встретили деревенские мужики. Один из них кудлатый с ППШ наперевес вышел вперед. — Это же Седой. Здорово, б**. Помнишь меня? Я тебя в лагерь на мотоцикле привез, когда ты с Михалычем… — Ванька? Здорово были. — Вижу досталось тебе. — Зато погуляли. Как у вас? — Честно? Х**во. Деревни нет. И людей побило. Виола тем временем прошла вперед, раздвигая людей. Мику которой пытались вытереть кровь с лица только ойкнула. — Виола… — САМУРАЙКА! Мику пыталась вжаться в бетон. — Виолетта Ашотовна… Не надо. — Как тебя угораздило? — Я нечаянно, честно. Я больше не буду. Виола перекинула со спины санитарную сумку. — Теперь стой смирно. Поморгай. Глаза целые уже хорошо. Сейчас повязку наложу. Ты что? Мику хлюпнула носом. — Я некрасивая стала, Костя любить не будет. — Куда он денется. Кто руку перевязал? — Я сама. Закончив, Виола повернулась. — Лена, не ранена? Еще есть? — У стены. Подойдя, Виола проверила одного, вздохнув, прикрыла ему глаза. — Мертв он. Давайте вы. — Спасибо, сестрица. А скажи, может слышала, подмога какая будет? А то хреново совсем. Виола помолчала. — Конечно будет. Кому надо уже знают… Потерпите, братишки, еще немного. Наши подойдут, вас в госпиталь… Раненый улыбнулся сквозь боль. — Ничего, сестренка. Мы потерпим, привычные. Один из мужиков вежливо пихнул Виолу в плечо. — Слышь, врачиха… — Я тебе не врачиха, а капитан медицинской службы. Понял? Мужик автоматически дернул руку вверх. — Виноват, товарищ капитан. — Принято, боец, ты не знал. Теперь знаешь. — Товарищ капитан, а чего дальше-то? Виола показала на меня. — Это к нему. Он старший. Подошли ко мне. — Слышь Седой. Раз выходит ты тут командуешь… Что нам теперь делать? — Ждать. Скоро Он сам явится. А там… — Кто еще, понятней скажи. — Тот кто над этими стоит. Зверь, как вы его называете. Побледнев, отшатнулись. — Слышь, ты это… Это же п**дец будет, как с ним… — Никак. Я его на себя возьму. А вам остальное уж… Главное, чтобы не случилось к нам не лезьте. Девчонки, слышали? Даже вы. Это приказ. Самурайка… … Земля затряслась, Тьма стала сгущаться. Из леса, со стороны старого лагеря донесся тяжелый гул. Ну что ж… Мы вежливые, поздороваемся… В лагерь хлынули черные. — Ванька! — Не мешай, б**дь. Раненых заберите. — Виола, сзади! Не спи, капитан! Неожиданно над лагерем пронесся протяжный волчий вой. Что еще за… К нам бежала… Алиса. Рядом с ней и сзади мчались варги. Над ее головой летели вороны. — ЛИСКА, СУКА! — Потом… — Где Уля? — Я ее дома закрыла. — она завыла. — Седой, отдай их мне… Ну раз ты просишь, как отказать любимой. — Бери. Они все твои. — СПАСИБО! — Волков не бить, наши. — Сами пришли. А ЗРЯ! Лена, остановившись, что-то прокричала, вскинув руки. Из темноты выдвинулись тени, отдаленно напоминающие человеческие. — Это еще что? Лена засмеялась в ответ. — Я же Лешачка. Вышедшие из болот, из темных низин, из самой Чащи… Покажите им Силу Леса! Она повернулась. — Это наш мир! Мы не отдадим его тебе! Мику… Волчица давайте! » Gunnr, Hildur Gu∂ur, Herdjotur Grimger∂, Hjorthrimul, Visna Hlokk, Gerhildur Hefna, Geirskogull Hjalmvingur, Gondul, Kara Geirahod, Hrist Geirdriful, Hervor Geiravor, Hroshvita, Nipt Herja, Olrun Herthogn, Alvilda Hjorthrimul, Ortlind, Brynhild Hermuthruda Hla∂gu∂ur, Svei∂r Hjalmthrimul, Sigurdrifa Skaga, Randmey Svanhvit, Randgri∂ur Skeggjold, Reginleif, Ouskmey Thrudur, Svipul Tanngni∂r, Sigrun Thrima, Skalmold, Blotlokur Skogull, Visna Sangri∂ur, Voglind Sver∂galdr, Valthru∂ur, Mist Valthogn, Svava Randgaldr, Svanmey Thogn, Valgunth, Li∂aendi.»… В вышине зазвенела натянутая струна и… как будто кто-то начал бить в шаманский бубен. … Волчица подняла перед собой руку в которой была зажата оторванная голова черного и, показав язык, захохотала. — ВЫ ДОБЫЧА! — Лиска, оставь мне хоть немного. — Микуся, не мешай, нахрен. Опаленное небо прочертил огненный Сокол, сжигая Тьму. От волчьего воя можно было оглохнуть. Грохотал бубен. Люди попятились, опуская оружие… … Внезапно гул усилился, земля затряслась сильнее. Словно что-то надвигалось на нас. — Какого хера… — Девчонки, назад, людей прикройте. Лиска, отводи варгов. Пора заканчивать. Время пришло вернуться домой. Я повернулся к Ивану. — Ванька… Мне кстати твоя самогонка понравилась. Выпьем потом… — Уговорил, с тебя закуска. Только учти, мотоцикла нет. Переглянувшись, мы расхохотались. Из Тьмы показалось нечто. Тень. Выше деревьев, достающее до неба. В вышине загорелись красным глаза. Мику отшатнулась, скорчившись от боли. Ее подхватили. — Я не могу, Он… Ванька, дернув Алису за ноги, повалил ее на землю. — Лежи, сука. На пути Тени неожиданно вспыхнуло пламя. Из него вышел обнаженный по пояс человек. Длинные седые волосы, окровавленные повязки… Он улыбался. Тень остановилась, словно вглядываясь. Потом нечеловеческий голос проревел. — ТЫ! ТЫ! ЭТО НЕВОЗМОЖНО, ТЫ МЕРТВ! Я ЖЕ УБИЛ ТЕБЯ В ТОМ МИРЕ! Бывает… — ОТДАЙ, ОТДАЙ ЕЕ МНЕ! — ревел голос. — Нет. Она моя дочь. — ОТДАЙ! — внезапно голос стал спокойней. — Но прежде чем… Скажи мне. — из Тьмы выдвинулась огромная когтистая лапа. — Эти люди… В деревне. Те кого ты обрек на смерть. Они хоть знали за что? И за что зря умрут они? Те кто рядом с тобой. Какие красивые слова ты им говорил? Что ты им пообещал? Вечную Жизнь? Мужчина покачал головой. — Я им ничего не обещал. Они все знали и пошли добровольно. Брат… Ты никогда не понимал и не понимаешь даже сейчас. Люди свободны, у них всегда есть выбор. Даже если это выбор между смертью и смертью… Он вздохнул. — Хватит, не будет больше разговора. Мы закончили. Ты… пришел за Любовью… ВОЗЬМИ ЕЕ! Мужчина поднял голову вверх. ОООООООУУУУУУООООО! Развернул крылья. Раскинул руки. Тело, выгнувшись, взмыло в небо… И вспыхнул Первозданный Свет. Со стороны это было похоже на ядерный взрыв. По земле поползли трещины, как при землетрясении. Людей и девочек разбросало в разные стороны. Виола кое-как доползла до Алисы, Лены и Мику, пытаясь закрыть их. Тень отшатнулась, вскинула лапы, словно пробуя защититься. Бесполезно. Свет смел ее и распространился дальше, превращая Тьму и ее порождения в Ничто… ОСТРОВ. В вышине гремел бубен, заглушая эхо выстрелов, жуткий волчий вой… Внезапно холм содрогнулся, прокатился грохот, небо озарила ярчайшая вспышка, пламя костров взетнулось ввысь. Взрослые инстинктивно упали на землю. закрывая собой детей. — ЧТО ПРОИСХОДИТ! Ольга с трудом, но встала едва держась на ногах. И неожиданно все прекратилось. В обрушившейся тишине со стороны деревни донесся колокольный звон. — Смотрите! — закричал кто-то, подняв голову. Черное небо на глазах синело, сверкнул солнечный луч. Ольга, застонав, прикрыла глаза. Он сделал, то ради чего пришел к нам. Вздохнула, посмотрела вверх. Барьер исчез.И Пса не было видно. Вот и все, кончилось. — Успокойте детей и сами… Вставали, недоуменно оглядывались. Что это было-то? Лучше не знать. Спокойней. — Николай, ты за старшего будешь. Пока вы все здесь останетесь. Все равно… «Совенка» больше нет. — А ты куда? — В лагерь. И запомните. Если будут спрашивать… Вы ничего не знаете. — А мы и не знаем. Хоть заспрашивайся. Мы с детьми были… Подожди… А как ты в лагерь-то? Вплавь что-ли? — Нет. И этого вы не видели. Ольга шагнула к обрыву, раскинула руки и… исчезла. … Темнота укутывала его прохладой, словно пытаясь смягчить боль. Он попытался пошевелиться. Как же больно. Тело словно выгорало изнутри. Он хотел застонать и не смог. Ничего не осталось кроме вспоглощающей боли. Неожиданно чьи-то пальцы коснулись его лица, чьи-то теплые руки обняли его и голос, назвавший его имя… — Это ты? — Я любимый… Я с тобой, все хорошо. — Я ведь все сделал правильно? — хотел он спросить. — Да, любимый. Ты победил. — Скажи… Наша дочь, она… — Она любит тебя. А теперь тебе надо отдохнуть. Ты устал. Ты очень устал… Спи… Спи… Боль уходила, растворялась в темноте. Вместо нее наваливалась страшная усталость. Не было сил даже приоткрыть глаз, даже вздохнуть. — СПИ, ЛЮБИМЫЙ, СПИ… » Солнце за луной Да найдет покой А на земле наступит Рай А ты спи — засыпай. А на сердце твоем Раны рваные От черных стрел зарастай А ты спи — засыпай. А во сне твоем К нам придет змея И напоит нас допьяна А ты спи — засыпай. А во сне твоем Вырастут дома А в них счастья через край А ты спи — засыпай. А ты не слушай меня А ты послушай меня Белым облачком растай Спи — засыпай…» КОНЕЦ ПЯТОЙ ЧАСТИ. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ЖИЗНЬ. Я то ли очнулся, то ли проснулся от жужжания шмеля над ухом. Пришлось сесть и замахать рукой, отгоняя надоедливое насекомое. Я сидел на лугу, в высокой траве. Теплый ветерок, запах цветов и земляники, вдалеке зеленел лес. Рядом рубашка, автомат, разгрузка. На теле не было не повязок, не свежих шрамов. Ну где я вроде понятно. Только почему тихо? ТИХО? — АААААААААА! — я оглянулся. На меня, раскинув руки и сметая все на своем пути неслась Ульянка. — ПАПА! — добежав, она уткнулась в меня. — ТЫ ЖЕ ПРИШЕЛ! Внезапно она заколотила кулачками по моей спине. — А почему долго! Ты где был, вообще? Сзади послышался знакомый голос. — Уля, прекращай. Пришел же, как обещал. А ты драться. — Чего… Мы ждали, а ты? А я плакала. Лиска, скажи ему. Я может правда плакала, по настоящему, вот. Я встал, повернулся. — Лиска… Она обняла меня. — С возвращением. Ты дома, понимаешь? Я хотел было что-то сказать, но тут она поцеловала меня и стало не до разговоров… Сзади по мне постучали. Мол, заканчивай. Я обернулся. Уля стояла, уперев кулачки в бока и сердито смотрела на меня. — Ты чего? — Того. Присядь, вот. Ну хорошо. И что дальше? Она посопела, подошла ближе и внезапно обняла меня за шею. — А теперь… целовай меня. Я же дочка или как. Лиска захохотала. — Седой, ты попал. Она села на траву, неожиданно вздохнула. — Вот и все. Теперь мы здесь… А там тоже мы остались. Человеческие… Ну или почти, понимаешь? А потом… они сюда придут. И мы одним будем. Все сложно получается. Минутку, а что с… тем разговором? Чего-то я не понимаю, я ведь должен был… Лиска только хмыкнула. — Ты же Улю знаешь. Если она захотела, то… Короче не бери в голову. Да ладно. И еще. Что сейчас там? В том мире? Лиска с Ульянкой переглянулись. — Там страшно. Хотя… может и правда надо увидеть. Там же мы. Они одновременно очертили в воздухе круг. … Ольга подошла к людям, стоявшим около столовой. Те оглянулись, расступились, давая ей пройти. На земле сидела Алиса, держа на коленях голову Седого, гладя его волосы. Рядом Мику. Лицо замотано окровавленными бинтами. Виола, поддерживающая ее. — Оля… Вот, видишь как оно. Из леса к ним вышла Лена, ведя за руку Ульянку. — Нашла. Она у Камня сидела… Вырвавшись, Ульянка подбежала к Алисе и остановилась. — Улечка… Только не шуми, не буди его. Он спит, слышите… Он спит. » Любовь с тобой пока я не ушла Огонь с тобой — под перекрестным огнем Застыла кровь на куполах Опусти глаза в черный водоем Опусти глаза в черный водоем На земле тебе видеть нечего По болотным кочкам прорастем божьей свечкою На моих ладонях следы зимы Хотя на дворе весна Под водой умирают цветные сны И тускнеют поднятые со дна Кружится земля, кружится земля Все быстрее кружится земля» Ульянка опустилась рядом с ней, провела пальчиками по мертвому лицу. — Я знаю. Тело плывет по зеленой воде Потерянный рай где? Тело плывет над багровой рекой Закрой глаза, глаза закрой Закрой глаза, глаза закрой Приближаясь кружится земля…» Алиса, наклонившись, поцеловала Седого в лоб, осторожно положила его голову на землю, встала. — Я… Ружа Двачевская говорю вам. Этот человек мой муж. Другого у меня не было, нет и не будет. — она подняла руку, показывая обручальное кольцо. — Обвенчались мы у Алтаря, как полагается по уложению. — показала на Виолу. — она свидетель. Чистые мы перед Богом и людьми. Виола кивнула. — Подтверждаю ее слова. Правду она говорит. … Лиска показала мне кольцо на пальце. — Теперь ты навечно мой. Любый… … Встала, всхлипывая Ульянка. — Я Уля Советова. Он мой папа. Другого нет и не будет. Вот. … Ульянка прижалась ко мне. — Вот теперь ты действительно мой папа… … Подошла Мику, повернулась, сверкнув глазами из-под окровавленных бинтов. — Я, Мария Токугава из клана Токугава говорю. Он был мне братом. Ближе его у меня никого нет и не будет. Мама, папа. Простите меня. Дедушка, ты поймешь. Она зубами развязала узел на запястье, преклонила колено. Положила катану рядом с телом. — Она твоя. А я возьму твой клинок. Сняла с солдатского ремня боевой нож, обернулась. — Похороните его с ней. … Я повернул голову. Спасибо, Самурайка. Лиска протянула руку к свету. — Старшая… Ты меня слышишь?.. … Ольга вскинула голову. — Слышу, Волчица и… вижу. Она махнула рукой. — Ты с Острова? — Да. Там… перепугались все конечно. Да ничего, мы их потом заберем. А вот деревня… — Что там? — Плохо. Нет деревни и людей… Почти все полегли. — Сейчас посмотрим. Старшая… Присмотри за нами у себя. — Конечно, Волчица. К Ольге подошел Иван. Помолчал. — Сказать хотел? — Ну да… Отойдем. Оль, я это… Короче, нравишься ты мне. — Ванька, ты ох*ел? Сейчас и об этом? Он вздохнул. — Ну а чего, другого случая может и не будет. Вобщем… Пойдешь за меня? — Слушай, я ведь… — Знаю я кто ты. — ОТКУДА? ТЫ… — Сердце подсказало. Ольга подняла руку, опустила. — Ваня… Он поправил автомат. — Оля… Просто знай, что… И это, я тебя ждать буду. А то сам в твой город наведаюсь, разберусь. — Ванечка, не надо. Знаешь… Ты лучше подожди, я вернусь. Обещаю. …Уля вздрогнула. — Ой… Я видеть хочу. — Может не надо тебе? — НАДО! — она взглянула в свет и отпрянула, закрыв лицо руками. — МАМА! Это… это… Нет! — вскочила. — Я туда. Бегом. — Уля… — Чего… Молчи лучше. Там людям плохо. Они за меня, ведь. А я сейчас, быстренько. — она крикнула. — Микуся, в деревню давай. Нужна, вот. И исчезла… … Те кто остался в живых, молча сидели на земле. Не было сил, что-то делать, даже плакать. Да и что теперь… Тут хоть заревись. Неожиданно небо озарилось. Сверху, осененная Светом, спустилась… маленькая рыжая девочка в белой рубашке до пят и и с белоснежными крыльями за спиной. Огляделась. Пепелище, остовы печных труб среди развалин, закопченные стены церкви… — Как же это! И ведь лагерь еще… НЕТ! НЕ ХОЧУ СМЕРТИ! НЕ НАДО! Она вскинула руки. Что-то крикнула. … Уцелевшие видели как с земли поднимаются мертвые. Начинают дышать, смотреть живыми глазами, удивленно оглядываться. Как из пепла, обломков встают избы, как на сожженных дочерна деревьях появляются листья. Пошел теплый дождь, смывая грязь. Все случившееся начинало казаться лишь ночным кошмаром. — Кто ты, что можешь такое? — вставали на колени, смотрели на нее с благоговейным ужасом. Девочка смущенно улыбнулась. — Я Уля, вот. Вы не бойтесь, пожалуйста, не надо. С неба спустилась Мику, окликнула ее. Девочка обернулась. — МИКУСЯ! ПРИВЕТ! — А обязательно кричать? — Не знаю. Мику только вздохнула. — Та же Ульянка. Слушай, а в лагере тоже ты? Уля смущенно опустила голову. — А чего там? — Восстановился, весь, полностью. Даже забор. — Ну… Просто тут вот, а у вас нет. Это же плохо. — Конечно, спасибо тебе. — Мику обернулась к собравшимся. — Люди, подводы бы в лагерь надо. Тело Седого привезти. Живых забрать. — Кто поедит? Давайте быстренько. Ты не волнуйся, все как полагается сделаем. И отпоем, и похороним… Девочка подергала Мику за рукав. — Уля, что еще? Та посопела, почесала лобик. — Тут дело такое есть. К тебе, вот. Скоро уже. Тем временем со стороны скотного двора неожиданно раздались женские крики. — Что там случилось? Прибежала взволнованная женщина. — ТАМ… ТАМ! — Да чего еще стряслось? Говори, давай. Отдышавшись, женщина продолжила. — Мы скотину пошли смотреть, слышим плачет кто-то. Глянули, а он на сене в яслях лежит, ножками сучит. В тряпки странные завернутый. — Кто лежит-то? — Да ребенок же, младенец. Вон несут его. И откуда только взялся… Подошли остальные. Одна из женщин развернула тряпки, служившие пеленками. — Мальчик это. Кучерявенький, черненький… Участковый подошел ближе, посмотрел. — Бабы, чье дитя? Признали или как? — Михалыч… — прозвучал дрожжащий голос. — Не наш он, точно. Ни у кого такого младенца не было. Богом поклянемся. — Тогда чей он, откуда взялся? Мику, стоявшая поодаль, неожиданно охнула. Вклинилась в толпу. — Господи, пропустите меня. Это же он. ОН… — Кто? Ты толком обьясни. — Сын мой. Она взяла младенца на руки, покачала. — Смотрите, успокоился ведь. Видать признал мамку-то… Тут же раздались недоверчевые голоса. — Девка… Как он твоим может быть? Да ты же молодая еще для этого… Мику нахмурилась. — Мой он, не отдам. — она цапнула рукоять боевого ножа, висевшего у нее на поясе. Участковый примиряюще поднял руку. — Успокойся. То твое дитя. И дурного никто не мыслит. Не тебе, не ему. — Я знаю, простите меня люди и спасибо вам. За то, что нашли его. Помнить буду. К ним подошел батюшка. — Ну дело такое конечно… А имя у него хоть есть? Мику улыбнулась. — Конечно. Иса его зовут. Священник отшатнулся. — Господи… Мария… А я то ведь не понял тогда. Прости меня за то. — Уля, ты чего улыбаешься? — Не знаю. Утичка-путичка, вот. Он на папу похож, честно. Микуся… Он же кушать хочет, наверное. Мику начала было расстегивать ворот и внезапно покраснела. — ОЙ… Я стесняюсь. Какая-то старуха укоризненно покачала головой. — Мужики… у вас стыд есть? Или не видели как младенцев кормят? Отвернитесь хоть. — Никогда такого не видела. — Ты о чем, Егоровна? — Откуда у шестнадцатилетней девчонки молоко? Я ведь вижу. Нерожавшая она, чистая… Застегнув платье, Мику обратилась к священнику. — Батюшка… Я потом к вам приду. Чтобы покрестить его. — Нет… Не могу я того делать. Не по чину мне такое. Он же… когда вырастет. Он сам весь мир крестить будет. Знаешь ведь это. Тем временем подогнали две телеги. — Поехали. Мику обернулась, поклонилась в пояс. — Еще раз, спасибо вам. За все. То зачтется вам. — она села на телегу. — Уля… — Микуся. Ты это… Скажи, что я вас ждать буду. Всех. Не забудь. Только… — она нахмурилась. — Вы не торопитесь, не надо. А то я рассержусь. А сейчас я домой пойду, вот. До свидания. Увидимся еще. Девочка, раскинув руки, взмыла в небо. … Уля плюхнулась в траву. — Там ужас какой-то. Мне больно. — она перевернулась на бок, скорчилась, поджав ноги. — Правда очень больно. Мы с двух сторон начали утишать ее. Отмахнувшись, она села, пошмыгала носом и улыбнулась. — А я все исправила, вот. Только устала и кушать хотю. Чего? — Бутерброд будешь? Она подумала. — А с чем? — С колбасой. Вздохнула. — Давай. Я подал ей большой бутерброд, Лиска протянула чашку с горячим чаем. Прожевав, она удивленно посмотрела на нас. — А вы чего, не будете? — Будем конечно. Лиска… — Я с сыром буду. — А я тоже с колбасой. Несколько минут мы сосредоточено жевали. — Подождите. А почему это я есть хочу? Я ведь… Алиса с Ульянкой переглянулись, пожали плечами. — Нахрена ты всегда все усложняешь? Из всего проблему делаешь… Лиска задумчиво посмотрела на меня. — Вот я не пойму. Ты реально такой… или делать нечего? Пойми.Ты можешь есть, можешь не есть. Можешь ходить ногами, а можешь… как это по научному называется? Жаль Юджи нет… вот вспомнила, бля, телепортироваться. Придумают же. Вообще-то ты можешь даже и не дышать. Просто… привычней же. Пошли посуду лучше помоем. Вернувшись от озера, мы еще посидели. Потом Ульянка зевнула. — Спать хочу, потому что уставшая, нафиг. А и действительно. Столько всего… отдохнуть надо. Уля склонила голову. — Тогда пусть ночь будет. На небе зажглись звезды. Я лег прямо в траву. Алиса пристроилась рядом, обняв меня. Ульянка примостилась с другого боку, укрывшись моей рубашкой. Я взглянул наверх. Неожиданно в небе мелькнула чья-то тень. Кто там? Ульянка подняла голову. — Чего еще? — Там, в небе… — Ну и что? Там может сова какая-нибудь пролетела из леса. Подумаешь. Вот тебе жалко что-ли? Спи лучше. Сова, да… Нормально. И правда, чо я как дурак-то, все усложняю. Я зажмурился и… ТОТ МИР. … Осень, ранний вечер. Развалины восточного города… Это ведь уже было. Только в другой жизни… Один из боевиков, стоявших у полуразрушенного дома, пнул мертвое тело, лежащее ничком. — Жалко не удалось взять этих собак живыми. Командир остановил его. — Стой. Говоришь живыми… А скольких ты потерял, пытаясь это сделать? А ведь их было только двое раненых. А еще ты не смог выполнит мой приказ… — Шишани, но эти неверные… Тот подошел ближе, помолчал. — Посмотрите на них, посмотрите внимательно и учитесь как надо умирать. Клянусь Аллахом, если бы все муджахидины были такими как они, мы бы уже победили. — он огладил бороду. — Ладно, оставьте их, уходим. Скоро здесь будут дочери шайтана из YPJ (женские отряды ополчения Рожавы). … Боевики, пытавшиеся захватить Азада и Хамида были полностью уничтожены при попытки вырваться из города ударом американской авиации на следущее утро. Тело Азада не было найдено, все документы на него пропали. Возможно, что добровольца с позывным Azad Rus вообще не было. Хамид был похоронен с воинскими почестями на родовом кладбище в своей деревне. … Двое мужчин обнялись. У одного длинные седые волосы, другой черноволосый. Оба в военной форме. — Брат, прости, что… — Прекрати. Для меня было честью знать тебя. — Скажу тоже самое. Черноволосый посмотрел на Лиску с Улей. — Красивая у тебя жена… и дочка. Счастья вам. Ульянка, подойдя, обняла его. — Дядя Хамид… Он погладил ее по голове. — Брат, а твой сын… Хамид покачал головой. — Ничего… Он вырастет хорошим человеком, я знаю. — посмотрел наверх, отстранил Ульянку. — Мне пора. Мы еще встретимся. — Конечно. Еще увидимся, брат. Черноволосый поднял правую руку, сжав кулак. — До встречи, heval. (товарищ. (курманджи)) — и шагнул в свет. … — Сынок, ты что-то ищешь? Молодой парень на костылях на кладбищенской аллее обернулся к пожилому мужчине. — Я сторож здесь. Ты чью-то могилу найти не можешь? — Ну да, братки. Он… — Найдем. А как его звали? Парень задумался и внезапно побледнел. — Дед, а ведь не помню. Забыл. Какого… подожди. У меня же фотография его есть. — он пошарил в карманах военной куртки и, выронив костыли, чуть не сел на асфальт. Старик едва успел подхватить его, довел до скамейки, посадил. — Сынок, что с тобой? — Дед, но она же была. Ну точно ведь была. Да что за… — на глазах парня блеснули слезы. — Витя, успокойся. — к ним подошел мужчина в «горке». — Не было его. Придумалось тебе, понимаешь. Что тебе врач при выписке сказал, помнишь? Повернулся к сторожу. — Вы извините его. Он контуженный. Старик только вздохнул. — Да я что, не понимаю. У самого сын ополч… А я вот молюсь, чтобы не привезли его. Мужчина поднял парня со скамейки, подал ему костыли. — Витя… У меня машина, давай ко мне поедим. Наталка обед сготовила уже. Ждет. У нас покушаешь. Пойдем. Только давай договоримся. Водки не проси, знаешь ведь, что тебе нельзя. До свидания и сыну вашему удачи… … — Ну и, чья это квартира? — полицейский обернулся к стоявшим у входной двери. — Кто собственник, где он? Женщина с папкой под мышкой только пожала плечами. — Мы не знаем, документов нет. — Вы что, совсем оху…? Полицейский огляделся. Голая деревянная кровать, открытый пустой шкаф… С кухни раздался мужской голос. — Лейтенант. — Что там? — Да холодильник, сука… А в нем мясо испортилось, вот запах и пошел. Я окно открыл, пусть хоть проветрится. Говоривший вышел в комнату, сел на стул. — Не хрена не понимаю. Слушай, может тут бомжи какие-нибудь… Первый отмахнулся. — Ага, на четвертом этаже бомжатник. Ты посмотри. Мебель нормальная, вон плазма стоит. Старенькая, но еще вполне. В ванной стиральная машина. — он показал на стол. — Компьютер. Второй полицейский встал. — Подожди-ка. Сейчас посмотрим, что там есть. Щелчок… Полицейский пробежал пальцами по клавиатуре, обернулся. — Серега… Лейтенант… А ведь там ничего нет. — В смысле ничего? — Даже система не стоит. В биос выкидывает, понимаешь. — Хакер, б**дь, нашелся. А действительно… Что за херня? Бред какой-то. Первый раз такое вижу. — Слушай, мне Петрович что-то говорил. Мол, мужик тут жил, вроде военный… Первый поморщился. — Кончай. Этот алкаш тебе еще не то расскажет. — Может по нашим базам пробить? — Можно конечно попробовать. Только что-то мне подсказывает, что бесполезно. Ладно, пошли. Стоявшие у двери переглянулись. — Что значит пошли, подождите… — То и значит. Признаков взлома нет. Пострадавших нет. Следов никаких… Короче, сами разбирайтесь. Кто тут незарегестрированный у вас или как еще… Да, подошли, расписались, что претензий не имеете. А у нас еще три вызова. Квартиру опечатайте. Выйдя на лестничную площадку, первый посмотрел на мужика с испитым лицом, в помятом костюме, сидящего на ступеньках. — Петрович… Ты какого хера тут делаешь? Тот поднял голову, в глазах слезы. — Ребята, а я же его помню. Военный, лицо у него в шрамах и глаза не было. А как звали-то его? Забыл ведь. Но он же был, честно говорю… — Петрович, ты опять в больничку захотел? Слушай, кончай х**ню пороть, иди проспись лучше… НАШ МИР. … Я проснулся как от толчка. Повернул голову. Ульянка сидела рядом на траве, обхватив коленки, глядя в темноту. — Ты чего? Она повернула голову. — Не знаю. Представляешь, я спать не хочу. Чего? — она изобразила озабоченность, пощупала себя. — А это вообще я? — Уля, конечно ты. — Да? Ну ладно. — вздох. — Я может выспалась, вот. Просыпаться будем? — Попозже. Пусть Лиска поспит. Уля, а можно тебя спросить? Она подсела поближе. — Можно. А о чем? — Ну вот просто интересно. У тебя, то есть у нас всегда лето? Она ненадолго задумалась. — Нет. Еще зима. Минус сорок и Северный Полюс. — она изобразила завывание метели. — Испугался? — махнула рукой. — Не бойся. Я зиму теплую делала. Ненадолго. Просто на самом деле мне зимой скучно было. Потому что играть было не с кем. А сейчас… Ты меня на санках катать будешь, а мы с мамой, с Лиской то есть, будем снеговиков лепить. И весна потом придет. И будем кораблики пускать. Здорово? — Конечно. А откуда сова взялась? — Какая сова? Где? — Над нами кто-то пролетел. А ты сказала, что это сова из леса. Ульянка пожала плечиками. — И чего? У меня там, в лесу, звери может живут. — Какие еще звери? Она помялась. — Всякие, вот. Зайчики, белочки, мышки, ежички… Бэмбики. — Кто? — Ну олешки. Помнишь, мы с тобой книжку читали? А еще медведики. Даже волки наверное. Не бойся, они хорошие. И птички. — А вы чего не спите? — послышалось рядом. Алиса встала, потянулась, присела на траву. — Выспались. Наверное. — А чего в темноте тогда сидите? Утро же. Небо над лесом начало розоветь. Действительно. Лиска, зевнув, подняла с травы полотенце. — Пошли умываться. — посмотрев на меня, укоризнено покачала головой. — Ну чего? Не хочешь, ходи грязный. А мы искупаемся. Ладно, пойдем купаться… Вернувшись от озера, мы… позавтракали. А что еще по утрам делают? Посидели, полежали… — Что делать будем? — Лиска, ему же показать надо. — Точно. Давай, одевай рубашку и автомат не забудь с остальным. Пошли. — Куда еще? — НАДО. По дороге у меня опять возник вопрос. — Лиска… — Чего? — Того. А где, кстати, Кусь? Куда он делся? Алиса остановившись, тяжело вздохнула. — Контуженный, б**. Где… В тебе. Он же это ты. Кончай гнать. Шли мы шли… Внезапно мир оборвался. Обрыв. Я подошел ближе, заглянул вниз. Там ничего не было. Темнота в которой вспыхивали и гасли звезды. Как там по научному? Типа космос. — Улька, а ты ничего не забыла? Та всплеснула руками. — ОЙ! Забыла ведь. Сейчас, папа, вот. О мой нательный крест звякнул причудливый бронзовый ключ на цепочке. — Это от Двери. И у нас есть. Пошли, давай. Я отошел от обрыва. — Подожди, там же ничего нет. Пустота… — Опять будешь рассказывать, что плавать не умеешь? Заколебал. Ну хорошо, уговорила. Я прищурился и… увидел. Звездный Путь, Дорогу Бессмертных, невидимую для глаз смертных. Ульянка пробежала по ней, танцуя в звездной пыли. Остановилась, оглянулась. — Чего встали? … — И зачем мы идем? — Дома же скучно сидеть. — А куда хоть? — Пока не знаем. Кстати, а почему бы нам в Тот Мир не зайти? Ну откуда ты к нам пришел. — А где он… — Да вон же, свет видишь? — ОЙ! А кушать там будет? — Будет. — УРА! ПОШЛИ! КОНЕЦ ШЕСТОЙ ЧАСТИ. ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. РОЖДЕНИЕ. » От костров, что в землю втоптаны, Раскатились огоньки. Там, где армии безропотны, Встанут вольные стрелки. Через чащи, поле дикое, Хутора да городки, Ходит Воля Всевеликая, Волчьи сузились зрачки.» (М. Струкова. «Антоновская»). Рыжеволосая девочка поправила цветы на могиле, обернулась. — Уля, помоги пожалуйста. — Тетя Виола? — Блины из сумки достань и на стол. Алиса с Леной тем временем расставляли тарелки, стаканы. — А Самурайка где? — Да она сказала, что в сельпо зайдет. — Лучше бы я сама сходила. — Да ей же ближе. … Очередь в сельпо заканчивалась на улице. — Чего привезли-то? — Куда прешь, сука, по людям. — Да мне хлеба только. Продавщица поправила обесцвеченную прядь и только тяжело вздохнула. Занесло же тебя, Людка, в глухомань. Да еще разговор тот. Мол, Людмила Петровна, мы надеемся на плодотворное сотрудничество. И стала ты теперь стукачкой. Но ведь все лучше чем за растрату на зону. Ладно, поживем увидем еще. Только странно, какой тут у этих здесь интерес может быть? Да какая тебе разница… Внезапно по очереди пронеся гул. — Маша… Народ, расступитесь, дайте пройти. Слышь, в сторону отошел, слепой что-ли… Людмила подняла голову. Перед прилавком стояла девушка. В черном платье, поседевшие волосы, шрамы на лице. На груди младенец. Нерусская что-ли? Глаза узкие, как у азиатки и… нож на поясе. Откуда взялась только? Раньше ее не видела. — Здрасте. — Слышь, ты из леса что-ли вылезла? Чего надо-то? Девушка пожала плечами. — Бутылку водки, две пачки сигарет, вон тех и… Продавщица оборвала ее на полуслове. — Тебе хоть сколько лет? — Шестнадцать, а что? — Вали отсюда. Рано тебе еще. А хахалю своему скажи, пусть сам придет когда проспится. Девушка мило улыбнулась — Не вые*ывайся, б**дь. Давай. — Иди отсюда, а то участкового позову. Рядом раздался мужской голос. — А чего меня звать, я здесь. Маша, здравствуй. — Здравствуйте. — Как у тебя? Как рука? — Да заибись. — Ну бабка Агафья знахарка знатная. Чего брать хотела, что я вдруг понадобился? — Водку. Участковый вздохнул. — Ну да… Девять дней же. Не дает? — он повернулся к прилавку. — Слышь, дура, а мне продашь? — Вам? Конечно. — Вот и работай. Бутылку, что еще… Сигареты? Когда она курить бросит? Ладно, две пачки «Родопи» давай. Покушать-то есть чего? Колбасу давай, консервов, хлеба… И конфет шоколадных полкило с лимонадом. Это для нее. Сколько с меня? Сдачу не забудь. И отдельно пачку «Герцоговины» посчитай. Маша, сумку давай, сложим все. Та обернулась к очереди. — Мне бы лодку. — Мою возьми. — Да у тебя не лодка, корыто, е**ть… Мою лучше. Только весла во дворе прихвати. А то может отвезти тебя? — Да я сама. Девушка поправила сумку, пошла к выходу. Ее тронули за плечо. — Машенька, помолись за нас. — Помолюсь. И вы тоже помолитесь… Продавщица, почесав затылок, оторопело взглянула на участкового. — Кто она такая, Григорий Михайлович? — СВЯТАЯ. И запомни хорошенько. Здесь тебе не город, места глухие. Лес да болото рядом. Искать никто не будет. Поняла? Даже не думай… Ты ее не видела. И еще. Если зайдет, дашь ей все, что попросит. Можешь на меня записать. А теперь давай работай, люди ждут. … — Привет. — Здорово. Мать, что-то ты долго. — Да там… очередь была, типа. Сумку возьмите. Мику расстелила на столике пеленку, положила на нее младенца. — Ну что, садимся? Сели, Виола открыла бутылку. — Давайте понемногу. Самурайка… Та только вздохнула. — Водку? Да ладно. Раз на то пошло. Встали, выпили. — Закусывайте. Зря готовили что-ли? Уля, блины ешь, конфетки потом. — А что в лагере-то? — Да… Почти все уехали. Столовая вот еще работает. Из вожатых Николай да Наталья. Ну и я еще. Вообще слухи ходят, что закроют его. Повторили, посидели… Младенец неожиданно заплакал. Мику посмотрела его. — Уф… Сменить надо, а то он… Иса, как тебе не стыдно. Тут люди кушают, а ты? — Ему можно. — Жалко Ольги нет. — Она же в городе. Ее там уже задолбали… — Виола вздохнула. — Девчонки… Вы точно все решили? Ну может оно и правильно. Оставаться вам тут опасно. Тогда вот. Она достала стопку паспортов. — Ваши документы новые. Лена… — Да мне зачем? Уже и старый не нужен. — Уля тебе свидельство о рождении. И запомни, ты теперь Русова. Ну… В Москве вас встретят. Линда поможет и… Волчица, запиши телефон и адрес, а лучше запомни. — А кто там? — Мой командир. Хороший мужик. И бойцы у него найдутся, если понадобится. А мы тут гавно разгребем и к вам. Ох, и тяжело ведь вам придется… Алиса обернулась к могиле. — Да ладно. Как там? » Учись, брат, барьеры брать! Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла! — Такая уж поговорка У майора была…» — Прорвемся. Выпили… — Лиска, не плачь. И возвращаться уже пора. Посидели и хватит. Мику, ты как? А то может в лагерь? Та махнула рукой. — Да нормально, бля… Лодку же вернуть надо. — она повесила переноску с ребенком через плечо. — Да протрезвею я, пока дойду. — А ночевать где? — В храме, как обычно, ну или до Агафьи. — Тогда завтра утром в Святилище встречаемся. Уложили в сумку, что осталось, убрали мусор. Оглянулись. Крест с повешанным на него солдатским жетоном. На кресте только одно слово. «Седой». Спи, солдат… «Ветер с гор развеет соляровый дым, Засияет небо опять голубым, А жетон навеки останется здесь — Наспех приколочен на свежий твой крест…» … — Лиска, я одна хочу побыть. Алиса повязала шемаг. Надела военную куртку. — Конечно, а я покурю пока, типа. Алиса вышла на крыльцо, посмотрела на звезды. Все будет хорошо. Наверное. «Песен еще ненаписанных, сколько? Скажи, кукушка, пропой. В городе мне жить или на выселках, Камнем лежать или гореть звездой? Звездой.» Она улыбнулась. И пусть они теперь боятся. Нас, своих детей. Ибо мы придем к ним. И да пожнут они то, что посеяли. Ждите… Сидящая на поляне у костра Лена подняла голову. Да, Волчица. Мы придем. Все, и живые, и мертвые. «Солнце мое — взгляни на меня, Моя ладонь превратилась в кулак, И если есть порох — дай огня. Вот так…» Стоящая на коленях у иконостаса девушка встала, перекрестилась. Спасибо Тебе Господи, что позволил пройти по этому Пути. И да не убоюсь я ничего. Повязала венчик. Отныне отдаю себя Тебе. «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас». «Кто пойдет по следу одинокому? Сильные да смелые Головы сложили в поле в бою. Мало кто остался в светлой памяти, В трезвом уме да с твердой рукой в строю, В строю.» — Батюшка, благословите меня на служение. — Иди же, иди девочка Мария, неси людям Благую Весть о Его приходе. А мы молится будем. За всех вас. «Солнце мое — взгляни на меня, Моя ладонь превратилась в кулак, И если есть порох — дай огня. Вот так…» Ульянка всхлипнула, вытерла слезы. Взглянула на черный берет, что держала в руках. Папа, я стала взрослой. Я стану сильной как ты. Я смогу. Я буду… Мне больше не страшно. На берете вспыхнула трехконечная звезда, символ Интербригад. Знакомый голос. — Доня, я всегда буду с тобой. «Где же ты теперь, воля вольная? С кем же ты сейчас Ласковый рассвет встречаешь? Ответь. Хорошо с тобой, да плохо без тебя, Голову да плечи терпеливые под плеть, Под плеть. Солнце мое — взгляни на меня, Моя ладонь превратилась в кулак, И если есть порох — дай огня. Вот так…» … — Вот возьмите. — повариха подала Алисе большой пакет. — Собрали вам. Можно сказать сухой паек. И еще. — она протянула пачку денег, перетянутую резинкой. Лиска отстранилась. — Да не надо, ты что… — Возьми, не побрезгуй. Честно заработанные, да только вам они нужнее будут. Алиса, вздохнув, положила деньги во внутрений карман. — Спасибо, Люся. За все. Та приложила платочек к глазам. — Идите уж, а то тушь потечет. И храни вас Бог. — Николай, Наталья… — Чего? Наташа, ты видела как они из лагеря ушли? Вот и я не видел. Мику… Твоих родителей мы предупредим, чтобы не волновались. — Виола… — Держите. Это… аптечка на крайний случай. И чтобы не пригодилась. — Черт, вы нас как на войну провожаете. — На то и выходит. Удачи вам. — Виола, ты лучше нах** нас пошли. Та засмеялась. — Это обязательно. Кое-как пролезли через дыру в заборе. — Микуся, застряла что-ли? Жрать надо меньше, жопа толстой не будет. — На себя посмотри, бля… Лучше Ису возьми. Наконец вышли к Святилищу. … Лена подошла к Алтарю, провела рукой сквозь пламя. Дотронулась до багровых потеков на Камне. — Его кровь. — повернулась. — А там Дверь? Алиса поежилась от утренней сырости, кивнула. — Ну да. Только она запечатана. И вообще, рано нам туда еще. Мы еще живые. Она потрепала Ульянку по голове. — Вот скажи, зачем ты форму одела? Та только пожала плечами. — Мне нравится. И папе тоже нравится когда я в форме и галстуке. И юбка новая, вот. — Ладно. Что по раскладу получается? Все вроде нормально. В лагере… Сюда только мы пройти можем, Виола со Старшей и Седой еще. Мику, а могила? — А не хрен там ходить кому попало. Запечатана она… ну и в деревне обещали, что ухаживать будут. Им можно. Пора. Дел много у нас. — она подошла к Алтарю. — Только… Последнее осталось. Она сняла переноску, распеленала младенца, положила его на Алтарь. Взяв в ладонь немного Огня, омыла им его. — Вот теперь действительно все. … Выйдя из Святилища, прошли по возникшей перед ними широкой тропе. На окраине леса остановились. — Лена… Ты точно решила остаться? — Нахрена Лешачке в ваших городах делать? Да и здесь людей защитить надо. Да нормально все будет. Саша еще обещал приехать. Давайте прощаться, что-ли. Обнялись. Ульянка смахнула слезу. — Леночка, ты себя береги. — И вы тоже поосторожней будьте, на рожон не лезьте. А то знаю я вас, блин. Мику, помнишь, что она тебе сказала? Вот то-то. — Ладно, еще увидимся. Обернувшись, помахали на прощанье руками и пошли по лугу, на ходу, сбивая росу. — И чего делать дальше будем? — поинтересовалась Ульянка. — Ну сейчас на дорогу выйдем, стопанем кого-нибудь. Хотя кто тут утром ездить будет… Короче по обстановке. — Стоять, б**. Разбежались они. — послышался знакомый голос. Девчонки завертели головами. Кто, где? — Да здесь я. Алиса только помотала головой. — А ты как тут? И ты призрак что-ли? — Да типа того. Вас же одних оставить нельзя, залетите ведь во что-нибудь опять. — Ну, а что ругаться сразу? — То. Там на дороге блок-посты стоят по вашу душу. С приказом стрелять на поражение. — Это чего, в нас что-ли? — испуганно вздрогнула Ульянка. — Я боюсь. — А что делать-то теперь? Вздох. — Ну… Проведу я вас, по тихому, мимо этих клоунов. — А сможешь? — Слышь, Волчица, а вот сейчас даже обидно было. Я разведчик или зачем? Уля? — Папа… Я тебя увидеть хочу. — Увидишь, донечка, придет время. Давай я тебя за руку возьму, чтобы не страшно было. Мику, посмотрев в небо, перекрестилась. — С Богом, Сестры. «Долго шли зноем и морозами, Все снесли и остались вольными, Жрали снег с кашею березовой И росли вровень с колокольнями. Если плач — не жалели соли мы. Если пир — сахарного пряника. Звонари черными мозолями Рвали нерв медного динамика. Но с каждым днем времена меняются. Купола растеряли золото. Звонари по миру слоняются. Колокола сбиты и расколоты. Что ж теперь ходим круг да около На своем поле как подпольщики? Если нам не отлили колокол, Значит, здесь время колокольчиков. Зазвенит сердце под рубашкою. Второпях врассыпную вороны. Эй! Выводи коренных с пристяжкою И рванем на четыре стороны. Но сколько лет лошади не кованы, Ни одно колесо не мазано. Плетки нет. Седла разворованы. И давно все узлы развязаны. A на дожде все дороги радугой! Быть беде. Нынче нам до смеха ли? Но если есть колокольчик под дугой, Так, значит, все. Заряжай, поехали! Загремим, засвистим, защелкаем, Проберет до костей, до кончиков. Эй, братва! Чуете печенками Грозный смех русских колокольчиков? Век жуем матюги с молитвами. Век живем, хоть шары нам выколи. Спим да пьем сутками и литрами. Не поем. Петь уже отвыкли. Долго ждем. Все ходили грязные, Оттого сделались похожие, А под дождем оказались разные. Большинство-то честные, хорошие. И пусть разбит батюшка Царь-колокол, Мы пришли с черными гитарами. Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл Околдовали нас первыми ударами. И в груди — искры электричества. Шапки в снег — и рваните звонче. Рок-н-ролл — славное язычество. Я люблю время колокольчиков…» — Самурайка, ты чего? — Интересно, а кто-нибудь сложит об этом песню? — Мать, о чем песню? Как три девчонки за мир на войну пошли? Дуры же. А может и правда сложат потом. Наврут конечно. Да и хрен с ним. «… Ах как было всем светло и чудесно Наши автоматы разъяснят кто за кем Кончилось Последнее Лето Детства Босиком далеко насовсем…» КОНЕЦ СЕДЬМОЙ ЧАСТИ. ЭПИЛОГ. Перед въездом в деревню остановились два крытых грузовика и БТР. Из кабины передней машины высунулся человек в военной форме. Оторопело помотал головой. — Блядь, что за х**ня? Деревни не было. Вместо нее пепелище которому на вид было уже несколько месяцев. Обгорелые остовы изб, торчащие печные трубы, почерневшая церковь. — Эй, выгружаемся! Осмотреть тут все. Радист, связь. — Нету связи, командир. Я же еще в «Совенке» докладывал. Жопа конечно, а что делать? Бойцы разбились на тройки. — Туда, вы направо. Сержант за мной. Не расслабляться, парни. — Что за… Тут кругом следы медьвежьи. Не хрена себе тут зверюга гуляла. К командиру подошли двое. — Что происходит? — А я откуда знаю. На месте лагеря такая же хрень. Но… приказ есть приказ. — АААААААА! — раздался внезапно женский крик. — Кто там, тащите ее сюда. Двое буквально принесли раздетую женщину с безумными глазами. Она на мгновенье затихла и закричала. — НЕ ВИНОВАТА Я! ОНИ ЗАСТАВИЛИ! ПРОСТИТЕ МЕНЯ, ЛЮДИ! — Нам тут только е**нутой бабы не хватало. Док, вколи ей успокоитоельное, чтобы заткнулась. С окраины деревни вернулись бойцы. Один, сев прямо на землю, трясущимися пальцами попытался достать сигарету. — Что там у вас? — К-командир… Там кладбище должно быть, а его нет. П-понимаешь? — Уверен? — Сука, я что деревенских кладбищ не видел! НЕТУ! Выжженная земля… — Короче, давайте сюда этого, который из… как его деревня называется хоть. Привели пожилого мужчину. — Слышь, ты… Что здесь произошло? Какого хера, где люди? Здесь деревня стояла, там пионерлагерь был. Куда все делось. Мужик поднял голову вверх и засмеялся. — Ты что, сука, не понял меня. По другому спросить? Деревенский сплюнул. — Давай, стреляй. Командир вздохнул. — Прекрати. Понимаю, тут все на нервах. Просто скажи. ГДЕ ЛЮДИ? — Скажу. Лешачка их забрала, увела. И запомни. Сунетесь в лес, сдохните. Больше ничего не услышишь. Идите нах**. «…Спаса со стены под рубаху снял, Хату подпалил да обрез достал. А при Советах жить — продавать свой крест, Сколько нас таких уходило в лес…» — Чья могила на острове, что за поляна на которую мы пройти не могли? Мужик только помотал головой. — Что за старый лагерь? — Вам там самое место. Один из бойцов, не выдержав, замахнулся автоматом. — Ты, падла, кого тут из себя строишь? Другой удержал его. — Да успокойся ты. Командир, разреши я с ним поговорю. — Якут… — Да я по хорошему. Мужик, давай отойдем, чтобы не мешали. … — Говоришь Лешачка людей увела. Кто она, дух? — Владычица Леса. Хранительница. Можешь не верить. — Верю. — мотнул головой. — Это они не верят. А я верю. Скажи… Ты ее видел? Какая она? — Видел. Какая? Девчонка лет пятнадцати-шестнадцати. Белая рубаха до земли, филин у нее на плече. И всегда медведь рядом. — А могила чья? Поляна? — Духа. А Поляна это Святилище. Людям туда хода нет и не будет. Только Бессмертным можно. Веришь? — Верю. Мужик, прищурясь, посмотрел на спецназовца. Покачал головой. — А я ведь знаю почему ты спрашиваешь. — И почему? — Ты сны видишь. Летаешь? А маленькая, рыжеволосая девочка… Боец, отшатнувшись, сел на землю. — Ты… ты… Откуда знаешь? — В глазах твоих увидел. — Непростой ты… ты шаман? Скажи, кто она? — Сам поймешь. Хочешь знать, что тебе дальше делать? Скажу. — показал взглядом на остальных. — Мертвые они. И что тебе среди мертвецов делать? Его собеседник снял с пояса фляжку, плеснул водой на лицо. — Еще двое есть. — Забери их с собой. … Бойца окликнули. — Якут… Хватит, поговорили. Что он тебе сказал? — Что уходить надо, командир. — А я вот думаю, что лес надо прочесать… — СМОТРИТЕ, ЭТО ЕЩЕ ЧТО? ЛЕС… Вдалеке внезапно затряслись верхушки деревьев, как будто кто раздвигал их, как раздвигают траву, идя по полю. Из чащи начал наползать туман. — Командир… откуда это… — Что там еще? — Да записка, ножом к стене приколота. Не было же ее. — Дай сюда. » НЕ ИЩИТЕ НАС. МЫ ВАС САМИ НАЙДЕМ. В СВОЕ ВРЕМЯ. « «Как возьму обрез Да пойду я в лес. Буду там гулять, Буду власть стрелять. Сила у обреза на куске свинца, Раз нажал курок вот и нету молодца.» Рядом неожиданно, запрокинув голову, дико захохотала женщина. — Они за всеми придут! За всеми… И будет вам тогда! ОТВЕТ БУДЕТ! Командир посмотрел вокруг и… — Быстро по машинам! Уходим! Бегом, бойцы… — А бабу куда? — В кузов ее. Где этот, из деревни который? — Пропал. Словно и не было. Кое-как погрузились. — Давай, заводи свою колымагу, если жить хочешь. — Никак… Сквозь туман начали проступать странные тени, совсем рядом детский смех… — Торопись, сука. Завел? Поехали быстрее… … — Ты что Якут? — Отпустила Она нас. Может пожалела, а может на потом оставила. — Кто она? Ответа не было. Якут и еще двое бойцов дезертировали из спецназа КГБ через сутки после возвращения в город… … — Слышь, Степа, давай расскажи всем. Что вы на дороге видели? — Видели… Мы с братом, с Кешкой то есть, из Соборной возвращались. Ну да, от дядьки. Да нет, не сильно пьяные-то. Ну телегу на обочине оставили, поссать пошли. Возвращаемся, а тут брат меня толкает, мол гляди чего. А там… На дорогу туман наполз, а в нем… И не поймешь ведь сразу. Тени из леса выходят. Конные, пешие… Вооруженные все. Подводы с пулеметами. Рядом волки огромные, а на них дети едут. Запомнил… Девочка рыжая там была. — А куда они шли-то? — Да вроде к городу. — Значит видать время пришло… КОНЕЦ. Так никто и не понял, в чем же был секрет. Так никто и не услышал, что же я сказал. Так никто и не поверил, что меня уже нет. Так никто и не узнал — и никогда не узнает, Как сражался на войне последний медный солдат, Как свалился, истекая кровью, в чистую реку, Как отчаянно барахтался в борьбе за Истошную стебную чужую весну. Как сочилась, изнывая, матерая кровь, Как со скрипом разрывалась розоватая плоть. Как расшиблись о край света молодые мечты. Как податливо прогнулась под ногою земля. Как причудливо кричали потаенные сны, Как оторванные крылья полетели вниз, Как отхватывать хваленую вечную жизнь. Так никто и не понял, в чем же был секрет — Откровения… © Azad ..., 2020 Дата публикации: 07.09.2020 15:48:42 Просмотров: 1604 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|