Каунт Бейси встречается с Дюком Эллингтоном

Евгений Пейсахович

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 8782 знаков с пробелами
Раздел: "Такие рассказы"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Из сб. "Новая и счастливая жизнь"

- Ты со своей дамой не живёшь, - вздыхаю я. - Ты один живёшь. В раковину ссышь. Дверь в сортир не закрываешь. Куришь среди ночи. Пьёшь неделями. Про метеоризм вообще молчу. Кто бы выдержал.
- Нормальный у меня метеоризм, - обижается Алик. - Частый только.
- А я - как на минном поле живу, - сокрушаюсь я. - У нее, видишь, границы нет ваще - между "твоя навеки" и "пошел ты на хер". А виноват я. Естесссно. Неважно, в чём. Обстоятельства не в счёт. У любого обстоятельства моя фамилия.
- Она что - антисемитка? - предполагает Алик.
- С чего ты взял? - удивляюсь я. - С какой стати?
- Как - с чего, - Алик сочувствующе печален. - Ты ж говоришь - твоя фамилия.
- Алик... - я с сожалением смотрю на него. - Ты чо хочешь сказать? У тебя у самого-то какая фамилия? Выходит, если б ты со своей метелкой, марамойкой этой, вместе жил, так она бы борцом за свободу гагаузов была, лахудра твоя?
Алик пыхтит, возмущенно гмыкает и сердито говорит:
- Я не гагауз.
Он считает себя молдаванином. Не то чтобы совсем молдаванином, а так, слегка. Он даже помнит ансамбль "Норок".
- Ты думаешь, они пели по-молдавски? - спрашиваю я его.
- Кто? - Алик смотрит на меня непонимающе.
- Ну эти твои... "Норок". Помнишь ведь.
- А ну как, конечно, помню, - оживляется он. - По-молдавски, конечно, как еще, ты чо, Жека.
- Струнэле гитарэле, - завываю я. - Какой же это молдавский? Это идиш.
- Дурак ты, Жека, - огорчается Алик.
Однокомнатная квартира Алика завалена хламом так, что пройти по ней трудно. Хлам накапливался слоями, как круги на стволе дерева. Если его распилить, где-нить в самом низу можно найти тетради с прописью. С профилем вождя на бледно-серой обложке спереди. С надписью "Цена 1 коп." сзади.
В тетрадях неровные строки букв, написанных перьевой ручкой. Неизбежными фиолетовыми чернилами, которые давно потеряли изначальный свой цвет.
Я помню стеклянные чернильницы. И перья, норовившие расползтись среди слова на две острые половинки и оцарапать бумагу. И поставить кляксу. И всё испортить. И тогда переписывай заново.
И игру в перышки помню. Парта была покатой. Играть в перышки можно было только на обратной стороне откидной крышки. Надо было откинуть крышку и подложить под нее учебник.
Суконные серые гимнастерки мы уже не застали. Не. Ремни с буквой Ш на тускло-желтой пряжке. Фуражки. Тоже, кажется, с буквой Ш в завитушках.
Мы, наверное, были первыми, кто пошел в школу в пиджаках. Тоже, правда, серых, суконных и вполне безобразных. Но всё-таки. Без ремней и фуражек.
А у Алика и чернильница-непроливашка где-нибудь найдется, если хорошо покопать. И деревянная ручка, возможно. Обгрызанная на конце. И перья к ней тоже.
Если распилить Аликов хлам, в середине спила окажется застрявший граненый стакан с чем-то окаменевшим рубиново-красным на донышке. Под слоем пыли.
- А скоко граненый стакан стоил? - спрашиваю я.
- Шесть копеек, - Алик отвечает без заминки. - Который без ободка сверху. Который с ободком - семь. А портвешок мы с Мишаней по рупь двенадцать брали. Еще красное крепкое было. Лучистое, на худой конец.
Я жалею, что спросил. Нажал на кнопку "пуск" - и теперь если Алика не остановить, к концу мемуаров он пойдёт в ближайший магазин за бутылкой.
- Я гратиешты любил беззаветно, - говорю я.
- Оооо, Жека, - радуется Алик.
- В диетке обычно брали, - я тороплюсь развить тему, пока на меня не посыпались названия молдавских вин. - Рядом с Белинкой. В читальный зал туда ходили. Ты в Белинку ходил?
- Конечно, ходил, - Алик интенсивно кивает, седые патлы закрывают ему лицо, и он отбрасывает их назад рукой. - Когда диплом писал.
Он замолкает и смотрит на меня. Он слегка растерян. Я сбил его с ритма. Рассказывать, как он ходил в библиотеку, Алик не хочет. А возвращаться к обсуждению вин, их вкуса и цен, вроде, нет оснований.
- Гад ты, Жека, - говорит он после минутного молчания. - Песню испортил.
У меня в кармане звонит мобильник.
- Ол ю нид из лав, - оживленно орет Алик. Вроде как даже слегка подскакивает на стуле. - Мэджикал. Хорошо звонишь, Жаконя.
Я не очень охотно лезу в карман за телефоном.
- Мне, - говорю, - так-то, по ситуации, щас больше из Revolver подошло бы. She Said She Said. Только чтоб в глубочайшем мажоре. Черном и безнадежном. When I was a boy, everything was right. Чтоб, знаешь, с мощной духовой группой и траурным бумканьем. Алё.
- У твоего внука сегодня день рожденья, - говорит моя матушка.- Ты слышишь? Они везут его к нам. Купи ему подарок.
Внука у меня нет и, вероятно, не будет. День рожденья у внучатого племянника. Его родители торговцы. То есть бизнесмены. То есть торговцы. Особо любить мне их не за что. Дите, конечно, не виновато ни в чём. Пока. У него пока всё в порядке.
- Чо купить? - интересуюсь я.
- Игрушка есть такая, - говорит матушка. - Мужик, который всё время корячится.
- Трансформер, - догадываюсь я.
Я не хочу никого расстраивать. Меньше всех - свою матушку. Может, моя проблема как раз в этом. В том, что я не хочу никого расстраивать.
Надо было сказать, что ведь, в общем-то, он мне не внук. Пусть бы ему родители и купили трансформер. И соврали бы, что игрушка - подарок от бабушки.
Мне-то зачем для торговцев корячиться.
Но я не могу так сказать своей матушке. Я - не. Она хочет сделать приятное правнуку. Ладно. Разложусь, раскорячусь, приму форму доброго деда.
Алик не огорчен и не обрадован тем, что я ухожу. Все наши огорчения и радости в прошлом. Да мы, впрочем, никогда и не терлись носами и не плакали - ни при встречах, ни при расставаньях. Если я завтра умру, Алик скажет: да-а-а, Жека...
Моя племянница выглядывает из комнаты в коридор и не очень радостно кивает. Смотрит с подозрением. Она выучила, что я грубиян.
На кухне внук напрягает бабушку смотреть в окно. Встает на цыпочки и тянет шею. И стучит по окну указательным пальцем. У него всё в порядке. Под окном на газоне, рядом с моей замызганной тачкой, стоит их новый джип.
Нормальный человек не согласился бы считать грязь, исполосованную следами шин, газоном. Мы соглашаемся. Мы помним, что когда-то там была трава. И даже росли одуванчики. Подорожник. Репейник.
Муж племянницы радуется мне искренне. От него пахнет парфюмом. На нем дорогие джинсы и дорогая темно-синяя рубашка.
Он выглядит грузчиком с парфюмерной фабрики.
- Женька, привет, - глаза у него блестят. - У тебя дисков с музыкой много, я знаю.
Я слегка озадачен. Они торгуют мукой и мясом.
- На фига тебе, Саш, музыка?
Он спокойно стоит, но впечатление - будто приплясывает.
- Надо, надо, надо. Хороший джаз у тебя есть? - он смотрит на меня с надеждой, будто ждёт помощи. - Но только хороший.
Я знаком с ним уже несколько лет. И вот поди ж ты. Он другой, чем я думал. Он, наверное, хочет отвлечься от муки и от мяса.
Я представляю себе, как он едет на джипе заключать договор о поставках. И слушает джаз по дороге. Глена Миллера слушает. Армстронга слушает и подпевает. Someone's sneaking around the corner Could that someone be Mack the Knife o ye... И пальцами отбивает ритм, и топорщит губы, и надувает щеки, изображая, будто дует в трубу. И племянница рядом сидит и сердится, потому что эта как раз запись без Эллы Фитцджеральд, а ей, племяннице, тоже хочется - одна рука на бедре, другая на микрофоне - спеть, потому что не одних же денег душа просит. Tell me could it be could it be could it be...
Я машу головой, чтоб отогнать видение.
- Правда, Саш, не знаю даже, чо тебе предложить. Я ведь так себе знаток.
Мне неловко от полной своей беспомощности. Диски девать уже некуда, а джаза почти что и нет среди них.
- Эллингтон есть, - говорю. - Каунт Бейси. Коулмен Хокинс, вроде, был где-то.
- А это джаз? - спрашивает он.
Виденье рассеивается. Само. Даже головой помавать не надо.
Но заблуждение живо. Ну, вдруг он на старости лет решил... Я пытаюсь постигнуть, чего бы он мог решить, но у меня не выходит.
- Тебе вообще-то зачем?
Мы стоим в узкой прихожей. Он опирается рукой о стену. Он трет другой рукой небритую щеку. Он виртуально приплясывает.
- Короче, мы фирму рекламную открываем. Чел один должен подъехать. Кент моего кента. Встречаемся короче. Прямо дома у нас. Неформально. Как типа стрелка. Говорят, он джаз любит. Серьезный чел. Надо обстановку создать.
- Саша, не умничай - подает племянница голос из комнаты. Властное контральто. - Обойдемся без дурацкого джаза.
Я отдаю ему цветастую коробку с трансформером.
- Это вам, - говорю. - Хотел машинку купить, но не было подходящей. Я потом поищу. Узнать только надо, на какой тачке Бейси с семью кентами как типа на стрелку с Эллингтоном мчался. Из Канзас-сити, понял.
Я скорбно вздыхаю.

© Евгений Пейсахович, 2011
Дата публикации: 09.06.2011 00:41:38
Просмотров: 4347

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.