Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Мифотворческая операция (Влад Галущенко. Ящерка. Глава из романа)

Евгений Пейсахович

Форма: Статья
Жанр: Литературная критика
Объём: 21300 знаков с пробелами
Раздел: "Литературная критика"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


От прозы Влада Галущенко веет атмосферой советского альманаха "На суше и на море", она понуждает молодеть и начинать верить в будущее, которое, впрочем, никогда не сбывается. Кажущаяся прозрачно понятной, провоцирует господ рецензентов и отзываться о ней прозрачно, понятно и, как следствие, глуповато. Приведенный ниже текст был написан несколько лет назад, и у автора есть опасения, что объект того, что принято звать критикой, не сохранился ни на одном ресурсе.
Но что-то, помимо привычного алкогольного опьянения, поддерживающего жизнь, заставляет всё же разместить статью здесь. Читать ведь никто не заставляет.


Целая часть целого

Теза

Печальная доля - так сложно,
Так трудно и празднично жить,
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить...
(А.Блок)


Если кто-то из выросших в советской и постсоветской русской культуре не начинает морщиться или ухмыляться при упоминании салона Анны Павловны Шерер – он даже и не знает, что капля простого человеческого счастья на его горькую долю всё ж таки выпала. Он избежал пытки внеконтекстного анализа главы, вырванной из огромного и многопланового текста, который он, недоросль, увлеченный своей половозрелостью, заранее, конечно же, не прочёл. Не до того было.
Впрочем, тому, кто прочёл заранее (статистически незначимый случай), было ещё скучнее.
И сколько их, кто в чтении «Войны и мира» дальше не двинулся, восприняв первый опыт общения с гением как пытку, - не счесть этих безымянных героев.
В нежном возрасте такой анализ, пропитанный идеологией, может серьёзно травмировать. На всю жизнь. Отбить охоту. Превратить первый бал Наташи Ростовой в часть скабрезной шутки.
Граф Л.Н.Толстой не виноват.
Он не вырывал часть из целого, не предлагал и не полагал пересказывать её содержание своими словами и вдаваться при анализе в прямые, как деревянная школьная линейка, извивы франкомании и/или квасного патриотизма.
Тоска.
Несколько поколений, у которых отобрали прозу Владимира Набокова, Марка Алданова, Ивана Шмелёва, Бориса Зайцева, Дмитрия Мережковского, Гайто Газданова, Надежды Тэффи, поэзию Николая Гумилёва, Владислава Ходасевича (и простят меня все, кто не помянут, но достоин того) – несколько этих поколений система утрамбовывала салоном Анны Павловны Шерер, чтоб, не дай бог, чего достойного не зазеленело.
И теперь уже ничего не поправишь. Поздно.
Странно думать, что такой простой приём, как вырывание главы из текста и приспособление анализа к господствующим идеологемам, может иметь огромный разрушающий эффект (вкупе с другими приёмами, конечно, - абсолютизировать ни к чему).
Тут и ящеры с Марса не помогут. Они симпатяги, конечно. Но их магические кристаллы, посланные заказной бандеролью, не нейтрализуют ущерба.
На выжженной территории охотно зеленеют только сорняки.



Антитеза

It was love at first sight.
The first timeYossarian saw
the chaplain he fell madly in love
with him.
(Joseph Heller. Catch-22)

И немедленно выпил.
(Венедикт Ерофеев. Москва-Петушки)


Тут можно было бы ограничиться эпиграфами. Вся потребная информация в них уже заложена.
В писателя можно влюбиться с первой фразы, как Йоссариан, герой «Поправки-22» Джозефа Хеллера, влюбился в капеллана с первого взгляда. Безумно.
Чтобы распознать мастера, иногда хватает одной фразы, иногда – абзаца. А нам предлагается целая глава. Вполне достаточно материала для любви или ненависти, принятия или отторжения.
Глава может состоять и из единственного предложения – как глава «Серп и Молот – Карачарово» из поэмы Венедикта Ерофеева (см. эпиграф). Из трёх слов (а в названии – четыре). И её при всём том хочется анализировать, анализировать, анализировать...
Хоть в этом и нет, на самом деле, особой надобности. Кто владеет этим культурным кодом – тому не надо объяснять. А кто не владеет – тому объяснять бесполезно.
Тут теза и антитеза смыкаются.
Культурный код – носитель контекста. Правда, с трудно определимыми рамками. Для каждого своими. Но там, где – и если - области накладываются, код оказывается общим.
К стопроцентному совпадению культурного кода для всех его носителей стремится канон. Но он всегда навязан, официален, а код всегда доброволен, основан на личном выборе, так что стопроцентное совпадение бывает только в случаях массового клинического идиотизма и отсутствия возможности выбора.
Вырванное из контекста, из культурного кода - лишается смысла. Ну выпил Венечка – и что? Пускай немедленно – в этом что, новизна какая-то есть?
В контексте – да. Есть. Ещё какая. Вне его – никакой нет.
Тот, кто не перекушал в нежном возрасте салона Анны Павловны Шерер, и в нём, салоне, ощутит новизну и свежесть. Только надо включить главу в контекст – романа, времени, литературы. В культурный код. И отвести идеологемам то место, которое они на самом деле занимают, - не надувать этот шарик, не искажать пропорции. Иначе морда получается раздутой флюсом публицистики - актуальность которой за полтора века сгнила и заплесневела - и подвязанной белым платком с неуклюжим узлом обочь макушки.
Конечно, в полной мере вплести анализируемую здесь главу романа В.Галущенко (не Толстой, ясная поляна, не из графьёв) в контекст романа, времени, изобильного творчества самого автора не получится. Для этого надо писать монографию – бескорыстно и беззаветно. Трудоёмко. И – в сущности – безадресно. Кто читать станет?
Труд этот, Ваня, был страшно громаден (с).
Был бы.
Остаётся заранее принести извинения.



Миф наизнанку


Лягушка вскрыла труп и извлекла не
одного, но двух прекрасных мальчиков,
Макунайма и Пйа

...у карликов нет ануса, они никогда не
испражняются...

(Клод Леви-Строс. От мёда к пеплу)


Кожа живота разошлась, и открылся,
весь в синих прожилках, родовой пузырь.

Точно - у ребенка не было анального
отверстия!
(В.Галущенко. Ящерка)

У вас ус отклеился


Автор «Ящерки» совершает подлог - помещает в аннотацию, как в клетку передвижного зоопарка, марсианских ящеров: только у нас и только один раз.
Без ящеров, Марса и прочей завораживающей лабуды – утеряешь многих читателей из числа прыгучих фанфиков, которые легко покупаются на капитанов гвардии планеты Альдекозёл.
Работает естественное желание привлечь побольше народу (количество и качество тут – в вечном конфликте). У клетки с марсианскими ящерами всяко же соберутся – поглазеть, разиня слюнявые рты. Как на бородатую женщину в заезжем шапито.
Борода у этого приёма – куда длинней, чем у циркачки, страдающей андрогенией. Хоттабыч отдыхает, трах-тибидох. И главное – борода-то накладная: за ушами у автора видны потёртые и вытянутые, посеревшие от пыли и пота бельевые резинки.
Не прочтя романа целиком, уверен, что никаких марсианских ящеров с бластерами в могутных лапах в нём не появится. Максимум – бажовские две ящерки из одноименного сказа. Но вообще-то одна – судя по названию. Было б две – из ещё не остывшего трупа герой достал бы близняшек или двойняшек (см. эпиграф).
Читаешь текст – и видишь, что всё в нём так. Вот ещё накладной элемент, и ещё. Картон и папье-маше, раскрашенное под яшму, и наклеенные на фальш-небо звёзды из фольги. Кажется, сломай декорацию – обнажишь пустоту.
А потом понимаешь – нет. Не пустоту. И бормочешь: да ладно - быть же такого не может.
Дёргаешь за бороду, чтобы разоблачить трюкача, – и остаёшься в дураках. Борода приросла. Или клей хорош. А ветхие бельевые резинки – часть фокуса. Мишура, рассчитанная на то, чтоб отвлечь внимание от рук факира.
Ящерам не обязательно появляться в тексте, как не обязательно появляться демиургу: «Я здесь и не здесь, я везде и нигде» (Фирдоуси. Шахнамэ).
Технический подлог оборачивается содержательной подложкой, элементом мифологического мышления, которое без демиурга – никуда.
И плоские звёзды из фольги обретают объём, а за раскрашенным папье-маше спрятана отполированная веками узорчатая сатиновая яшма.
Порушим слегка декорацию. Посмотрим. Попробуем объяснить. Если получится.
Следите за руками.


Параллели

Сакхе была дочерью повелителя духов воды и так любила мёд, что без конца клянчила его.

(Миф племени южно-американских индейцев Тобо.
Цит. по кн. К.Леви-Стросс. От мёда к пеплу)

Сгущенка явно шла ей на пользу.
(В.Галущенко. Ящерка)


Всё. Больше никаких эпиграфов. Цитатами из работ Клода Леви-Стросса можно так густо умастить рецензию, что ни на что другое просто места не останется. Разве что на цитаты из разбираемой главы. И корреляцию (как между сгущенкой и мёдом) не составит никакого труда обнаружить. Она на виду.
Ящерица в мифах – носитель вечной молодости. Меняет кожу. Младенец из разбираемой главы явно связан с идеей обновления, и название – Ящерка – к тому прямо отсылает.
Анус отсутствует у мифологических карликов. Его может не быть у демиурга. И у Галущенковой девушки, обожающей сгущёнку, коррелят мёда (см. эпиграф).
Повествователь (спишем этот огрех на него, не станем попрекать автора) сокрушается, что у него нет для новорождённой девицы не только такого громоздкого предмета, как пакет молока, но даже и такой необходимой в любом хозяйстве мелочи, как корова. И женская грудь отсутствует. Хватился – а титьки-то нет. Досадно. Мужскую-то жамкай не жамкай – лактация не начнётся.
Про лактацию вдумчивый читатель и сам поймёт. Житейский опыт у каждого имеется. Достаточно написать, что женской груди у Петровича (эх, раззява...) почему-то нет. Не перегружать текст объяснениями. Что да почему. Читатель же не дурак.
В мифах южно-американских индейцев роль кормилицы в таком случае могла бы выполнить двуутробка. Отсутствующая у повествователя корова – её коррелят. Гипотетический. Ввиду отсутствия присутствия.
Сообразим, чем сгущёнка, помимо сладости, отличается от молока прям из-под коровы или из женской груди, которую повествователь (по рассеянности, очевидно) где-то утратил.
Сгущёнка – приготовленный продукт, в отличие от надоенного или сцеженного молока. Тут, по Леви-Строссу, пролегает граница между природой и культурой. Приготовленное – принадлежность культуры.
И бессердечная новорождённая дамочка, лишённая ливера и ануса, поглощает продукт культуры, цивилизации, минуя этап дикости, связанный с поеданием сырого продукта.
Дальше больше – она что угодно изволит кушать не поморщившись: «Он дал девочке четвертинку раздавленного с медом и малиной аспирина. Девочка все проглотила с удовольствием. Вообще, она все ела с удовольствием...»
Автор (вернее, повествователь) мыслит себя в тайге и не подозревает, в какие джунгли забрёл.
Не вдаваясь в подробности - мифологическая оппозиция сладкое-горькое коррелирует с оппозицией хорошее-плохое. Говоря иначе, дитя принимает добро и зло – одинаково. Петрович – устаревшая модель человека, обреченная на вымирание, – мешает зло с добром, чтобы подсластить пилюлю. А дама новой модификации в этом и не нуждается – чтоб ей подслащивали. И всё обращает во благо (пока что самой себе, но экстраполировать не сложно).
Эхх... А ведь просил следить за руками. И почему-то уверен, что самый-то фокус никто не заметил. Придётся, как Арутюн Акопян перед телекамерой, объяснить, как цыплёнок очутился в шляпе, куда клали яйцо. Показать двойное дно.
Вернитесь на пару абзацев выше и проникнитесь: мёд, малина, аспирин.
Во-первых, - и теперь уже речь не о корреляции – перед нами персонаж мифов южно-американских индейцев о девушке, обожавшей мёд. Ну, этого, впрочем, можно и не знать. Фокус не в этом.
Во-вторых, обратите внимание на ингридиенты снадобья.
1. Малина – сырой продукт. Плод. Еда дикарей, не умевших готовить пищу на огне.
2. Мёд – тоже продукт эпохи собирательства и охоты, но не плод. Из него можно приготовить пиво, добавив воду, не употребляя огня, – на солнце. А можно употреблять сырым. Мёд бывает горьким и сладким, полезным и ядовитым, он сырой, но в каком-то смысле (пчёлами) и приготовленный - дуален по природе.
3. Ацетилсалициловая кислота – достижение высокотехнологичной цивилизации. Коррелят технокристаллов, подарка человеколюбивых пресмыкающихся, – любую простуду (коррелят ядерной боеголовки) ухайдакает.
И всё это Петрович перемешивает и вкармливает в девичьи младенческие пустоты (делает пустое наполненным – благо, хоть для этого отверстие нашлось), не подозревая (впрочем, уверен - вместе с автором романа), какую информационную нагрузку несёт зелье. Прямо таки историческую.
Для полноты информации и придания ей национального своеобразия, надо было взбодрить ребёночка водкой с перцем. Оппозиция сладкое-горькое идеально соблюлась бы. Влить буквально детскую дозу. Как аспирин - четвертинку. Cito! Температура-то у больной, заметьте: «Сорок градусов, без копейки». Не простое совпадение... С глубинным смыслом.
Отсутствие пупка у этой непорочной девицы, до грустного очевидно, - из иудаистской традиции. Иудео-христианской, точнее: ключ к сокровищам на счетах швейцарских банков – крестик.
Стоит, кстати уж, вспомнить – из того же источника - землю, текущую молоком и мёдом. Сгущёнкой, то есть, - если совместить качества сладости и густоты-текучести. Перемешать молоко с мёдом (см. эпиграф).
Помощь обреченным (хоть к аннотации обращаться и неловко, но приходится – к тому же, она авторская) – обыкновенно приходит свыше, от демиурга, хоть он ящером будь. И языческие силы МЧС спускаются сверху, и признанно-религиозные, и светские фантазийные.
В мифах южно-американских индейцев огонь (коррелят магических кристаллов из разбираемого текста) людям дарит (либо у него отбирают) ягуар – принципиальной разницы между ним и марсианским ящером нет. Оба зажигают. Исполняют роль демиурга. Иногда сам демиург даёт людям огонь; марсианский ящер родственен с ним расположением сверху, над.
В роли Прометея может оказаться и старуха-индеанка. На демиурга надейся, а сам не плошай. Она одаривает благодарное человечество через задне-проходное отверстие (прототип огнемёта) - извергает огнь палящий в качестве благотворительной помощи. Добровольно или принудительно - тут возможны варианты. Показания расходятся.
Что важно – так это отверстие, через которое благодать (основа приготовления пищи, а стало быть и цивилизации) нисходит к людям. И которого (отверстия) нет у названной новорожденной девушки.
Младенец из разбираемой главы легко вписывается в систему мифологических оппозиций: открытость-замкнутость, извержение-удержание, старость-молодость (напоминаю: ящерица в мифах южно-американских индейцев – обладательница вечной молодости), наполненность (задорной старухи, у которой метеоризм с огоньком) – пустота (девицы, лишенной ливера).
Я понимаю, никакого желания у В.Галущенко не было подражать индейцам. Вживляться в их культурные коды. И осознания не было. И знания тож.
В порочащих его связях с южно-американскими индейцами автор романа замечен не был. Характер твёрдый, критический. Беспощаден к прыгучим фанфикам.
Тогда - откуда у парня индейская грусть?
А так мы устроены. Мифологическое сознание отбирает одни и те же детали и придаёт им одни и те же, либо противоположные (оппозиционные), свойства. Сходство обнаруживается в культурах, разнесенных географически и во времени, слабо или вовсе не связанных между собой.
И действие у автора «Ящерки» часто строится так же (в принципе), как в мифах: без обоснования. Как данность. Индейские дети, обидевшись на родителей, могли легко подняться в небо и стать созвездием Плеяд. Им для этого надо было меньше усилий, чем нам – чтоб сходить за хлебом. Захотел – сделал. Подумаешь, чудеса.
А ящеры с Марса пуляют заказные бандероли на Землю. Просто потому что захотели. Или у них так принято.
Сравните:
1. Она не погибла при очередной земной катастрофе, а переселилась на Марс... (В.Галущенко. Ящерка. Авторская аннотация);
2. Он приделал себе бамбуковый хвост и, глядя в небо, вопрошал: «Куда мне деться? Мне будет хорошо там, наверху!» И он улетел, превратившись в комету (миф племени Мачигенга).
Оппозиция земля-небо присутствует в обоих примерах.
И всё это не аллюзии и не реминисценции – не отошлёшь ведь читателя к материалу, о котором сам ничего не знаешь. Это художественное мышление такое.



И меридианы


Автор «Ящерки» не индеец, и оппозиции у него, в основном-то, наши, доморощенные.
Трудно судить по одной главе, но если привлечь другие тексты В.Галущенко, можно провести меридианы. Остановимся на его «Вертунах». Чтобы не писать монографию и не углубляться в дебри.
Два бывших служивых из спецназа ГРУ (заметьте, что и Петрович - из органов) мечутся между социальным (негатив) и личным (позитив). Приходят к позитиву, удалившись от социального – при деньгах и девушках. Хэппи энд.
Что делает Петрович – он удаляется от социального. Не без денег. С Лениным в башке, с брильянтом в руке. Это ещё не энд, но уже веришь, что будет хэппи.
Оппозиция та же: социальное – личное. И направление движения – одно и то же.
Внутри социального – характерное схождение верха с низом. Бомж - спецназовец элитного подразделения. Дворник – хранитель сокровищ высшей касты.
Тут есть бомжиха – и в «Вертунах» есть бомж. Не вдаваясь в детали – реалии таковы.
Реалии российские и теперешние, а принцип древний, из разных времён, мест и культур. Ягуар может обернуться человеком, человек – ягуаром. Спецназовец ГРУ может обернуться безногим бомжом, а безногий бомж - оказаться ногастым спецназовцем ГРУ.
Деньги, деньги, дребеденьги – инструмент, обеспечивающий независимость от социума. Их можно инвестировать в доброе дело – в деревенских дородных и румяных красавиц или в девицу без ливера и ануса (без внутренних органов – невольный каламбур).
Еврей, правда, в разбираемой главе получился ходульный. Жадина-говядина с непереносимым акцентом.
С мифологическими персонажами такое бывает. Правда, в мифах южно-американских индейцев евреев почему-то нет. Куда делись?
Явное упущение. Лакуна.
Кто знает – может, в других главах картавого Соломона накажут за жадность - превратят в дикую свинью. Обычный мифологический ход. Или он сам раскается, подружится с Петровичем, оборотится Иванычем и пойдёт к логопеду. Или всё-таки прилетят с Марса ящеры, и евреев среди них можно будет распознать по бриллиантовому колье на бугристой шее.



Изнанка мифа

Теперь надо вернуться к начальному утверждению (и убеждению), что сознание автора – мифологическое, но по целеполаганию – вывернуто наизнанку.
Общее положение: мифы объясняют происхождение. Не так, конечно, как это делал академик А.И.Опарин. Но всё-таки. Откуда взялся огонь. Почему у птиц разная окраска оперенья. Как появился маниок, и почему он плодоносит только раз в год. И всё тому подобное. Естествознание, в общем.
В этом – функциональном - смысле научная фантастика (Айзек Азимов остаётся, наверно, самым ярким примером) ближе к мифам, чем разбираемая глава из романа.
Фантастика, правда, занимается футурологией, а мифы – нет. По определению. Потому что посвящены происхождению. То есть прошлому. Фантастика – миф о будущем. Миф – фантастика о прошлом.
А разбираемая глава, вполне фантастическая по посылу (науку оставим – её тут рядом не лежало), пронизана мифологическим (надеюсь, приведено достаточно деталей, чтобы доказать это) сознанием - и футурологична, либо пытается такой быть. Грубо говоря, она не объясняет, почему у людей есть анус (объяснение - функция мифа), а предсказывает, что у новой модификации людей его не будет (функция фантастики).
Петрович подсуетится. Бескорыстно.
Соломон профинансирует. Корыстолюбиво.



Кода

Это далеко не всё, что можно сказать о разбираемом тексте. Недоразобранном. Надо бы порассусоливать и о традиционности его – с привязкой к советкой фантастике и приключенческой литературе. О не новом (совсем даже старом – Повести Белкина, Герой нашего времени) приёме - найденная рукопись или полученный дневник. О смене временнЫх планов, неизбежной при - безусловно условном - чтении как бы не своего текста. Об избранном способе (и шире – стиле) повествования, по преимуществу фабульном – не психологическом и не описательном.
Стоило бы для ясности (хоть это и так ясно) взбодрить автора и утешить: растёт он на выжженном поле, среди сорняков, но сам – растение культурное, где-то в глубине ощущающее под собой добротную почву и пускающее побеги в такие пространства, куда настырный репейник дотянуться не может. Ну, глушат его сорняки, стараются. Это у них в природе – по-другому они не живут.
Эхх... Тянет развернуть метафору, объяснить, на что пригодно репейное масло и у кого нынче волосы редеют. Поталдычить об очевидном: за культурным растением надо ухаживать, причём комплексно - удобрения нужны, но и секатор. А садовников нет. Полоть сорняки некому. Разве что демиург расстарается или инопланетный ящер пособит. Очевидное невероятное.
Но на подобные рассужденья если не читатель рецензии (редкая птица долетит до середины...), то автор романа махнёт рукой: сам знаю. Незачем турусы на колёсах разводить - салон Анны Павловны Шерер.
И будет прав.
Так что оставим это.
Пристально вглядеться в то место, где должен был бы разверзнуться анус, - верится, было куда продуктивней. Да и приятней.






© Евгений Пейсахович, 2018
Дата публикации: 24.02.2018 02:06:32
Просмотров: 2688

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 56 число 56:

    

Рецензии

Влад Галущенко [2018-03-04 11:37:38]
Мужчине более приятно, когда его прилюдно раздевает девушка.
Но...
- если у него нет отвисшего до колен живота
- если нет сорокаградусного мороза
- если девушка не людоедка возле котла
- если у него не комариный писюн
- если...
Да много чего "если".
Но когда произведения автора прилюдно раздевают, выбрасывая цитаты за ветхостью на мусорку или за простоту на ветер, начинаешь ёжиться.
Никогда не любил гениальных критиков, измученных образованностью и великим знанием, в сущности паразитов, кормящихся на чужих произведениях и с удовольствием лакирующих ботинки у писателей между ног.
Почему? Не нравится - напиши лучше. Не пишут. Есть только дар обкакивания или продажного лобызания.
Критика никогда не бывает художественной, полезной для масс или востребованной массами, для которых и пишется, и существует литература.
Отчасти критика полезна писателям, как мнение литературоведа, но никак не читателя.
Критик и писатель никогда не дадут объективного мнения другому писателю. Настоящий писатель давно себя позиционировал и в оценках места между звездами слова не нуждается. Любой выращенный цветок хорош по-своему. Кто может сказать, что лотос красивее розы?
Пейсахович мне друг, но истина дороже. Мы выращиваем цветы на разных грядках. Он - одуванчики, я - васильки. И что лучше?
Вот именно. Не та почва у обоих... В Голландии бы жить, на Мальдивах, или, на худой конец, быть внуком Папы...


Ответить
кабы тут что-то оказалось бездоказательным - другое дело. перечитывая, увидел одно слабое место - не углубился в дебри фантастики с точки зрения структуры (структурализма). слишком долго объяснять пришлось бы - а кому надо?
а про хуже, лучше, красивее, уродливей - это для рецензентов посопливее. я этих категорий не касался, мог бы заметить.