Владислав Эстрайх [2007-12-16 15:13:45]
Ролан Барт - литература и метаязык

Весьма интересные размышления известного французского постструктуралиста и семиотика Ролана Барта.

*************

Логика учит нас плодотворному разграничению языка-объекта и метаязыка. Язык-объект - это сам предмет логического исследования, а метаязык - тот неизбежно искуственный язык, на котором такое исследование ведется. Логическое мышление как раз и состоит в том, что отношения и структуру реального языка (языка-объекта) я могу сформулировать на языке символов (метаязыке).

Наши писатели в течение долгих веков не представляли, чтобы литературу (само это слово появилось недавно) можно было рассматривать как язык, подлежащий, как и всякий язык, подобному логическому разграничению. Литература никогда не размышляла о самой себе (порой она задумывалась о своих формах, но не о своей сути), не разделяла себя на созерцающее и созерцаемой; короче, она говорила, но не о себе. Однако в дальнейшем - вероятно, с тех пор, как начало колебаться в своих основах буржуазное благомыслие, - литература стала ощущать свою двойственность, видеть в себе одновременно предмет и взгляд на предмет, речь и речь об этой речи, литературу-объект и литературу. Развитие это прошло, в общих чертах, следующие фазы. Сначала сложилось профессиональное самосознание литературного мастерового, вылившееся в болезненную тщательность, в мучительное стремление к недостижимому совершенству (Флобер). Затем была предпринята героическая попытка слить воедино литературу и мысль о литературе в одной и той же субстанции письма (Малларме). Потом появилась надежда устранить тавтологичность литературы, бесконечно откладывая самое литературу "на завтра", заверяя вновь и вновь, что письмо еще впереди, и делая литературу из самих этих заверений (Пруст). Далее суду подверглась сама "спокойная совесть" литературы: слову-объекту стали намеренно, систематически приписывать множественные смыслы, умножая их до бесконечности и не останавливаясь окончательно ни на одном фиксированном означаемом (сюрреализм). Наконец, попытались, наоборот, создать смысловой вакуум, дабы обратить литературный язык в чистое здесь-бытие (etre-la), в своего рода "белое" (но отнюдь не непорочное) письмо - я имею в виду творчество Роб-Грийе.

Благодаря всем этим попыткам наш век (последние сто лет), быть может, будет назван веком размышлений о том, что такое литература (Сартр ответил на этот вопрос извне, чем и обусловлена двусмысленность его литературной позиции). Поскольку же такие поиски ведутся не извне, а внутри самой литературы, точнее, на самой ее грани, в той зоне, где она словно стремится к нулю, разрушаясь как язык-объект и сохраняясь лишь в качестве метаязыка, где сами поиски метаязыка в последний момент становятся новым языком-объектом, то оказывается, что литература наша уже сто лет ведет опасную игру со смертью, как бы переживает свою смерть; она подобна расиновской героине (Эрифиле в "Ифигении"), которая умирает, познав себя, а живет поисками своей сущности. Этим, собсственно, и определяется ее трагизм: наше общество, стоящее ныне как бы в историческом тупике, оставляет литературе лишь характерно эдиповский вопрос: кто я?, запрещая ей при этом подлинно диалектическую постановку вопроса: что делать? Истина нашей литературы - не в области действия, но она не принадлежит уже и области природы: это маска, указывающая на себя пальцем.


Источник - www.philology.ru

Евгений Пейсахович [2011-02-23 22:17:30]

вот наблюдение над самим собой: тезисы Умберто Эко всегда вызывали почтение и никогда - возражений. очевидно, в подсознании мигал маяк, подсказывал: мыс марксизма...
Барт в советские времена шёл без возражений, на ура - когда слаще А.Ф.Лосева, вынужденного ссылаться на Ильича первого (нелепость, трагедия... отражение многих трагедий...), ничего не пробовал, Барт казался (и был) пришельцем из иного, сверкающего, мира, где "паровозы" из цитат Ильичей (первого и второго) не приделывают.
Бодрийар, дошедший позже, в тех местах, где был до конца понятен, вызывал улыбку - экой идеалист и романтик...
Теперь и Барт читается иначе.
Может, оно и трагизм... но в Союзе опыт как раз был противоположный. трагизм заключался в признаной и практиковавшейся орудийности литературы.
Забавно, что у столь достойных авторов встречаются мысли, сходные с бреднями Ильича первого...
И счастливые же они люди, что не знали всего этого...

Ответить