Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Александр Самулевич



Или туман. Или дождь.

Иляна Печерская

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 10103 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Четвёртый день, не переставая, лил дождь. Мир разбух, набрался влаги и стал похож на грязно-коричневую отсыревшую губку. Когда-то Старый Лис любил дождь, но не теперь. Когда-то у него был тёплый дом, и крыша не текла, и в чулане всегда лежали аккуратно сложенные стопки сухих дров, которые по вечерам усыпляюще потрескивали в печке.

Пока у него был огонь, он не испытывал к дождю неприязни. Он считал его благословением, питающим поля, реки и подземные источники. Огня не стало, и дождь обернулся проклятьем. Сквозь дырявую кровлю непрерывно сочилась вода, и не было никакого спасу от этой небесной течи.

С того момента, как небо совсем расклеилось, он безвылазно сидел в доме. В том месте, где меньше всего капало. Хотя спустя какое-то время капать и течь стало повсюду. Поэтому он вышел на веранду, где лет двадцать пять (а, может, пятьдесят) назад соорудил непромокаемый, прочный навес, устроил на скамье гнездо и завернулся в единственное сухое одеяло. Правда, и оно уже не было совсем сухим, оно отсырело, отяжелело и пропахло плесенью.

Выглядывая из своего кокона, словно жалкий червяк из гнилушки, Лис сидел и смотрел на мумифицированный сад. Фруктовые деревья почти сплошь погибли. Высохли. Те же, которым удалось выжить, давно одичали, испоганились и почти не родили, а если каким-то чудом на них появлялись хилые, безвкусные плоды, они сгнивали прямо на ветках, опадая на землю чёрным градом.

Деревья питались из земли, а земля была отравлена до самого ядра.

Старый Лис, не мигая, следил, как хрупкие ветки, словно истончавшие руки загубленных детей, дрожат и мечутся под безжалостным ливнем. Этот дождь никак не хотел оставить их в покое. Струя за струей он омывал беспомощные, распластанные тела снова и снова. Трепал истлевшие сорочки. Будто хотел смыть ту неведомую хворь, что одолела их, выгрызла сердцевину. Но тщетно. Лис знал, что дождь не спасёт их. Никого не спасёт. Ему не отмыть скверну, источившую эту землю, даже если Бог устроит ещё один всемирный потоп. О, это стало бы избавлением… Но нет, потопа не будет. Потому что здесь его некому устраивать. Бог давно покинул это гиблое место. А, скорее всего, он сюда никогда и не заглядывал.

Гром харкнул, как заядлый курильщик, выплёвывающий свои лёгкие, и дождь припустил с новой силой. Старому Лису казалось, что тучи никогда не рассеются, и солнце, скупое, осеннее солнце, уже не блеснёт в потемневших стёклах заброшенных жилищ. Что если и оно забыло эту остывающую, пустынную землю?

За долгие годы нежизни он приучил себя не думать. Он просто сидел целыми днями, созерцая останки мира, который некогда считал своим домом. В странном оцепенении, в полузабытьи, перебирал ржавые ключи на связке, будто чётки, и его неприкаянные, выболевшие глаза проникали сквозь саван времён, в бездны, что глубже самой смерти. Он был покинут, но не желал другой участи.

Старый Лис давно сделал свой выбор и смирился. Он сидел посреди большого кладбища, каким стал замолкший полвека назад посёлок, и тихонько напевал детскую считалку.

Мелодия навевала смутные воспоминания.

Летний полдень, знойный и липкий, веснушчатая мордашка, запрокинутая вверх, к солнышку, радостный писк, папа, папа, смотри, я поймала ящерку, она такая... ой, хвостик оторвался, давай оставим его на камушке, может, ящерка потом заберёт, юркая ручонка в его ладони, пойдём на озеро купаться, смех, смех и плеск…

Ящерка – мама бежала по камешку… А за ней её детки, все близнецы… Раз, изумрудный, два, изумрудный, три, изумрудный, четвертый, зелёный в крапинку…

Тоненький голосок напевает считалку, слова которой придумываются на ходу.

О, этими воспоминаниями можно греться целую вечность. Даже если всё вокруг обернётся в тлен. Этого дня ждать уже недолго. Старый Лис знал. Он удерживал последний бастион канувшей в небытие деревни. Но это лишь отсрочка неизбежного. Его враг был непобедим.

Признаки запустения выпирали отовсюду. Море жизни обмелело и высохло в этих краях. И на дне исчезнувшего моря обнажился остов, выбеленные гигантские кости, которые никто никогда не предаст земле. Они будут медленно погребать себя сами, под грязевыми потоками, рубищем из диких трав, перегноя, мха и пыли.

Сгорбленные стены, посыпавшаяся кладка, прогнившие балки кровель, глиняные черепки, битые стёкла, ржавый инструмент. Кости усеяли эту землю плотным слоем. Здесь годами всё оставалось нетронутым, неизменным. Так что каждый предмет обрёл, наконец, своё вечное место. Черенки лопат вросли в землю, будто пустили корни. Заборы, ранее отделявшие одно домовладение от другого, покосились, а кое-где рухнули ничком, пали в неравном бою со временем и стихиями. Только бурьяну всё было нипочем. Он разросся буйно, скрывая скелеты издохших животных и проступающие рёбра домов.

Полынь царствовала повсюду.

Насмотревшись на неистовые пляски теней, запутавшихся в чёрной паутине сада, Старый Лис заглянул в соседний двор. Там на ветру покинуто поскуливали качели. На них раскачивались неуёмные духи. Взад–вперед. Вверх–вниз. Крип–крап. Рядом стояли два, наполненных до краёв, ведра. Большое и маленькое. В одном некогда носили воду из колодца, в другом таскали всякую всячину для детских игр. Счастливая была семья. Всё пошло прахом.

Соседский дом развалился почти сразу же, как опустел. Точно его скрепляла одна лишь сила семейного единства бывших хозяев. Люди ушли, и дом умер. Мир его праху. Его дом держался дольше всех строений в округе, потому что он заботился о нём, любил его и не хотел покидать.

В этом посёлке он был не один жилец. Таких неприкаянных одиночек было еще несколько душ. Но они избегали компании. Им больше не о чем было говорить и незачем желать друг другу здравия.

Иногда Лис ходил в гости. На закате. Всегда на закате. Это было его любимое время. Он с тихим вздохом снимался с крыльца и отправлялся на окраину села. Медленно плёлся по улице, заглядывая в глаза каждого дома. Пустые черепушки таращились на него в ответ. Но это его не морочило. Он привык блуждать на безлюдье, вслушиваясь в шарканье здешних призраков. Ему было лишь немного тоскливо. Самую малость. Но и к этому он давно привык. Постепенно тоска сменилась заторможенностью и смирением. Его шаги прочно вплелись в неслышную поступь забвения. Всё обрело своё вечное место. Даже он.

Старый Лис не спеша шёл до конца улицы, огибал кособокую, заколоченную намертво церквушку, где когда-то крестили, а потом отпевали обоих его детей, сворачивал направо, проходил одну ровную и одну кривую улочку, и, наконец, достигал своей цели.

– Вот и я, мои родные, – говорил он беззвучно, словно трава шелестела, и три креста встречали его приветливыми закатными тенями. Надписи на табличках, конечно, давно уже стёрлись. Да и сами таблички уцелели лишь чудом. Но не в них было дело. Он и без того знал, кто там лежит. А другим это было бы ни к чему. Да и не было здесь никаких других. Не место им на земле мёртвых.

Вот, справа, спит вечным сном его Яся, единственная дочурка, нежный ангел и большая выдумщица. Слева лежит сын Алай. Неукротимый, своенравный бунтарь. Не послушал отца, ушёл на чужую войну, вернулся в закрытом гробу. Тихий. Присмиревший. Не весь. Вот что на чужбине делают с наёмниками. Старый Лис схоронил его. Положил в могилу к растерзанному телу половину своего сердца. Теперь оно в надёжном месте. И дети всегда при нём. Рядом. Они всегда ждут его, и он всегда приходит. На закате. Что бы ни случилось.

Хотя нет там ничего, в чёрной утробе земли, кроме дорогих его сердцу костей. Он один, и знает это. Но могилы остались. И он вечный страж, от них ни ногой. Только там на него нисходил настоящий покой. Глубокая и незыблемая окончательность, и он рад бы остаться, но без него дом совсем развалится. А эти хрупкие, обветшалые стены хранили голоса его детей, радужные блики давно минувших дней, когда они разжигали огонь и после ужина садились играть в карты, подсмеиваясь над ворчанием Алая, который считал, что нет в мире занятия глупее, только потому, что ему хронически не везло, и он постоянно проигрывал.

А ещё по утрам дочь кормила птиц. Насыпала просо или хлебные крошки после завтрака на подоконник. И пернатые слетались к ней со всей округи. Садились прямо на руки, на плечи, не боялись. Клевали с ладошек, а она весело смеялась, когда места на ней для всех не хватало. И он смеялся, глядя на нее.

Яся любила отцовский дом. Она была ласковой, тихой девушкой. И видела больше других. Она видела туман, который приближался, чтобы их поглотить. Но безропотно приняла свою судьбу. Не побежала. Не оставила отца. И он, конечно, её не оставит. Он будет поддерживать этот дом, сколько сможет. Вдруг однажды она вернётся. Ведь те, другие, вернулись. Смирные, бесталанные одиночки.

...И он вернулся. Но не потому, что ему некуда было идти, а потому что там, за туманом, они с Ясей потерялись, разомкнули руки. И он не смог продолжить путь без неё. Вдруг она придёт домой, а его нет. Невозможно. Этого не будет. Он должен следить за домом и ждать. Хотя, конечно, меньше всего желал бы ей такой участи – застрять в этом проклятом месте. Под нескончаемым дождём. Хоть бы один лучик солнца.

Но вот и закат. Солнце на миг прорвалось сквозь заполонившее небо мрачное войско. Выглянуло и скрылось, подмятое тяжёлой ратью туч в гремящих доспехах. Старый Лис выбрался из кокона и зашаркал со двора. Он не ощущал ни холодного дождя, ни пронизывающего ветра. Его глаза смотрели на дорогу, которой он каждый день на закате шёл к своему покою. И каждый день на рассвете возвращался.

Зачем? На всё есть свои причины. Однажды он решил, что так должно быть. Кто-то ведь должен быть по эту сторону границы. И никакой дождь не сможет этого изменить. Черта неизменна. Но ты можешь выбрать сторону. Или туман. Или дождь. Всё просто. И в этот миг Старый Лис вполне мог бы усмехнуться, если бы помнил, как это делается.

Ящерка – мама бежала по камешку… А за ней её детки, все близнецы… Раз, изумрудный, два, изумрудный, три, изумрудный, четвёртый, зелёный в крапинку…

– Вот и я, мои родные, – прошелестела полынь на старом погосте. И три креста снова стали одной семьёй.


© Иляна Печерская, 2014
Дата публикации: 29.11.2014 12:16:44
Просмотров: 2188

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 22 число 90: