Золото скифов Часть 3 -я

Борис Михайлов

Форма: Роман
Жанр: Приключения
Объём: 205425 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

В годы Второй мировой войны Эрвин выполнял особую миссию рейха в Крыму. Участвовал в раскопках древних захоронений, отборе музейных экспонатов для отправки в Германию. Спустя полвека он с племянником приезжает откопать часть спрятанных, не увезенных сокровищ.
Елена, гид – переводчица немцев в Феодосии, долго не могла встретить человека, отвечающего идеалам, вдруг влюбляется в командированного, приехавшего по делам в Крым. Влюбляется без оглядки, как тургеневские девушки.

Любовная лихорадка на фоне скифского золота
(Сокровища лейтенанта вермахта)
Любовно - приключенческий роман
Ч а с т ь 3 – а я, заключительная

23
Командировка в Феодосию и встреча с Еленой изменила жизнь Игоря. Теперь она делилась на две части – до встречи с ней и после. Не проходило часа, чтобы не вспоминал девушку, похожую на жену. «Неужели и десять лет назад, когда только - что встретил и влюбился в Татьяну, испытывал подобное состояние»?
Попрощавшись с московскими компаньонами, Игорь поехал к родственникам. В начале пятого утра покинул Москву. Рука так и тянулась к мобильнику позвонить Лене, но пересилил себя – слишком рано. Зачем будить Евдокию Андреевну? Дотерпел до половины девятого, когда остановился у бензоколонки в Орле. Лена еще спала, звонок поднял ее.
— Доброе утро, родная, разбудил?
— Рада, что позвонил! Половина восьмого пора вставать.
— Извини, не подумал, что у вас на час меньше.
— Хорошо, что разбудил. Где ты? – Лена приподнялась, посмотрела, прикрыта ли дверь. Не желательно, чтобы мама слышала разговор.
— В Орле, – ответил Игорь. — Затемно выехал из Москвы. Послушался тебя и ночевал у родственников. Сейчас полон энергии гнать без остановки до самой Феодосии. Километров восемьсот осталось.
Не убирая трубку от уха, Игорь протянул десятку пареньку, заправлявшему машину, и медленно тронулся, продолжая разговор. Сзади уже сигналили. Он отъехал в сторону и остановился.
— Стоит закрыть глаза, вижу тебя на пляже, первую встречу у тебя дома, девичник. Вcпоминаю, как были счастливы у меня в номере. Ты приподнимаешь простыню и раскрываешься вся. Любуюсь каждой частичкой твоего тела и не могу насмотреться, целую и целую. Ты отвечаешь, и мы соединяемся в единое целое.
— Бесстыдник! По телефону разве можно об этом! Наверняка где-то прослушивают и смеются.
— Пусть завидуют. Вспоминаешь тот день?
— Конечно.
— Скучаешь?
— Особенно скучать некогда. Здесь такие дела творятся! Постоянно возят на допросы немцев. Представляешь, они, оказывается, поселились в Карантине, чтобы откопать спрятанные в войну сокровища, найденные археологами при раскопках у нас в Крыму. А нашли неразорвавшийся артиллерийский снаряд. Увидела его в яме, поджилки от страха затряслись.
Про снаряд в Интернете ничего не сообщалось, и он испугался за любимую.
— Ты - то, как там оказалась?
— Привезли на место раскопок. Каждую ночь, как Нина с дочерью засыпали, немцы мои, оказывается, бродили по двору с металлоискателем, пока не набрели на снаряд. Слава, Богу, не взорвались. Я всё удивлялась, никуда не ходят, предпочитают сидеть у Нины во дворе.
— Пожалуйста, больше не ходи в этот дом. Где один снаряд, не исключено остались еще подарки войны. Не ровен час, начнут взрываться. Береги себя.
— Мне там больше нечего делать.
— Ну и отлично! Вечером увидимся. Кстати, можешь номер в гостинице для меня заказать.
— У нас остановишься. Нечего бешеные деньги платить.
— Рядом положишь?
— Разбежалась. Мама перейдет ко мне в комнату, а тебя у нее поселим. С мамой обсуждали. Не понял, какая она строгая? Я поднимаюсь, а ты езжай. И не спеши. Когда доберешься – доберешься. Не гони, пожалуйста. Целую.
— Я тоже! Ты еще в постели, раздетая? Целую всю от пяток до лобика. Не принимай проблемы с немцами близко к сердцу. Всё. Еще много – много раз целую и еду.
Лена выключила трубку и долго еще не вставала, счастливая, продолжала думать об Игоре.
***
В нагорной части Феодосии, где город переходит в степь, жила Ольга Лопаткина. Та самая Ольга, что когда-то влюбилась в молодого немецкого солдата. Схоронив мать и мужа, она занимала скромную двухкомнатную квартиру на Первушина. Выйдя на пенсию, зимой торговала семечками, летом пекла пахлаву и медовики, предлагала курортникам на пляже. В последние годы, когда добираться до центра стало тяжелее, как - никак, восьмой десяток пошел, неплохо зарабатывала на жизнь, сдавая койки одиноким курортницам или семейным парам, когда не отдыхали дети или внуки. По понятиям феодосийцев жила богато. За свое относительное благополучие, Ольга благодарила только Господа. Вся ее жизнь изменилась с тех пор, как стала регулярно ходить в церковь. В детстве ее крестили, помнит, носила крестик, потом десятки лет, как и миллионы ее сверстников, жила без Бога. Правда, в трудные минуты всегда обращалась к Нему. И Он помогал.
Как ни странно, придти покаяться, отдаться Господу сердцем и душой, помогли протестантские проповедники, зачастившие в Феодосию в начале девяностых годов. На их проповеди на стадионе и в Доме культуры собирались тысячи безбожников. Протестанты рассказывали о Боге, призывали жить по заповедям Господа, изучать Библию, звали к добру и милосердию, объясняли, что все люди на Земле братья и сестры, а Бог един у всех, какого бы вероисповедания не придерживаешься. Ольга не пропускала ни одного служения заезжих проповедников, жадно внимала каждому слову. Но сердце все чаще терзали сомнения, она не могла их объяснить. И, крещенная в православной церкви, пошла туда, где Бог ждет русского человека. В храме Казанской Божьей Матери ее встретил Отец Анатолий. Святой отец сам тернистым путем шел к Господу и хорошо понимал желающую покаяться безбожницу. Ольга приняла Святое Причастие и вскоре стала верной прихожанкой, помощницей батюшки. Каждый день возносит молитвы Господу, не забывает поблагодарить Его за пищу, что на столе, за детей, за то, что жизнь у неё теперь полна радостей, просит за тех, кто еще на распутье и не пришел к Нему.
По телевизору Ольга смотрела только старые добрые фильмы и сериалы про чистую любовь, благородных людей. Новости не любила. На кухне слушала местное радио, на газеты деньги не тратила. Историю с похищением немцев услышала у магазина и отнеслась равнодушно.
Похищение туристов в городе почти не обсуждали. Похитили, так им и надо! Столько горя от них натерпелись. Не фига было соваться в Крым, нападать на СССР. Набрались теперь нахальства, приезжают откапывать своих похороненных, а эти так приехали забрать награбленное!
Ольге своих забот хватает. Правда, в своей вечерней молитве, обращаясь к Господу, попросила и за похищенных. Каждый день кого-нибудь убивают, грабят. О немцах больше не вспомнила бы, не попадись дома на глаза местная газета, принесенная квартиранткой. Какая-то внутренняя сила заставила обратить внимание на заголовок, а затем дочитать статью до конца. Сердце Ольги учащенно забилось, когда прочитала, что в войну эти немцы занимались археологическими раскопками в Крыму. Эрик тоже работал в археологической команде! Как звали друзей, не помнила. Имена Эрвин и Курт Вакер ей ничего не говорили. Не сразу догадалась, что Эрик уменьшительное от Эрвина.
Эрик был добрый и не походил на других немцев. Предупредителен, ласков, слов русских почти не знал, но они понимали друг друга. Разговаривали на смеси русского, украинского и немецкого. Ольга неплохо учила язык в школе, а когда познакомилась с Эриком, нашла в сарае старые учебники и принялась штудировать немецкий язык. В город в то время выйти было опасно, и все дни Оля проводила во дворе на огородике, читала книги, учила немецкий. Дальний родственник среди полицаев достал документ, что она младше своих лет, оберегал от мобилизации на работу в Германию. Мать отстоять не удалось, её с другими молодыми женщинами увезли в Германию, отец воевал.
Жила Оля с младшим братом и бабушкой – матерью отца. Если бы не своя картошка и маленький огородик, умерли от голода. Брат Артем учился в одном классе с Дашей Полюткиной, и они дружили. Жила Даша через три дома и Артем часто ходил к ней. В их доме квартировали немецкие археологи, к Даше они относились хорошо, часто ей перепадали разные деликатесы из солдатского или офицерского пайка. Даша одаривала Артема кусочками сахара, иногда брат приносил, незнакомый и в мирное время, шоколад, делился с Ольгой и бабушкой. Как-то Артем долго не возвращался, бабушка забеспокоилась и послала к Полюткиным. Там на нее обратил внимание один из квартировавших солдат. Проводил до дома. На следующий день пришел во двор, увидел, как бабушка мучается с тяпкой, забрал у нее и взялся за работу, а сам продолжал улыбаться Ольге. В другой раз принес банку мясной тушенки. Бабушка тушенку взяла, а Ольге приказала спрятаться в хате и не показываться на глаза немцу. Немец стал приходить во двор, помогал полоть огород, подрезал виноградные побеги, носил из далекой колонки воду. Как ни старалась бабушка отвадить его, ничего не получалось. Здоровался с бабкой: добро утро, Анни, добро утро Ола! Научился общаться с Ольгой, и вскоре она знала, что Эрика ждет мама, воевать с русскими не хочет. Гитлер послал. Дома остались брат и сестра. Он бывший студент – филолог. Последнего слова Ольга не знала и поняла, что Эрик будущий философ. Из школьного курса знала одного философа – Сократа, его портрет был в учебнике истории древнего мира. И археологию приняла как продолжение науки философии. Сократ, помнила, жил до нашей эры, команда Эрика тоже ищет вещи, сохранившиеся с той далекой эпохи.
Чтобы поговорить с Олей о любви, признаться в своих чувствах, Эрику негде было учить русский. В памятке – разговорнике, который выдали всем солдатам, рекомендовалось знать другие слова: «сюда нельзя», «кушать нам делай», «скажи, где партизан»? Остальные в том же духе. Поэтому влюбленный юноша рассчитывал больше на жесты и запас слов Ольги. Полгода они встречались и дальше дружеских объятий с поцелуями не продвинулись.
Часто ходили за дома, на гору и там, в виноградниках подолгу миловались. Наступил момент, и случилось, что должно было случиться. Он не насильничал, Ольга сама отдалась ему. Эрик был слишком скромным и не решался действовать против ее воли. Ей тогда исполнилось семнадцать. С той поры каждый свободный у Эрика вечер они отправлялись на виноградники, и как теперь говорят, занимались любовью.
Встречи проходили ночью, и никто их не видел. С наступлением темноты местному населению запрещалось появляться на улицах без пропуска, с Эриком Ольга не боялась. Когда она поняла, что беременна, найти, кто бы сделал аборт, оказалось невозможным. Слишком узок был круг общения, все жили в постоянном страхе. Время родить пришло уже после изгнания немцев и бабушка объясняла любопытным, что бедную внучку изнасиловал поганец – немец. Рожать отправила в село Грушовку, где жили родственники. Первый год после разлуки Ольга постоянно вспоминала Эрика, и в те минуты её охватывала такая тоска, что хотелось утопиться, сердце сжималось от невозможности снова быть с ним, любить его. В Феодосию вернулась через два года, и теперь бабушка рассказывала всем, что внучку изнасиловал русский солдат при наступлении. Посчитать сроки никто не удосуживался.
Версию о русском насильнике дочь с бабушкой рассказали и матери, когда та возвратилась из Германии. К этому времени получили известие, отец пропал без вести. Никто в городе так и не узнал, что Ольга Лопаткина воспитывает сына немца. Он вырос, женился и живет в Запорожье, каждое лето с женой и детишками наезжает проведать мать. Когда сыну исполнилось три года, Ольгу взял замуж хромой моряк, старше ее на десять лет, и они дружно прожили тридцать лет, родили сына и дочь. Ольга любила мужа, но Эрика не могла забыть, вспоминала. Его улыбающиеся глаза, его слова «Я тэба очен лублу. Ich will heiraten. Я хочу свадьба».
Свадьба была, но не у них с Ольгой, а в родном Штутгарте с Амалией. У Ольги настоящей свадьбы не получилось. Скромно расписалась с Федором, распили бутыль самогона, пригласили мать с бабушкой. Его родители из Балаклавы не смогли приехать. Вот и вся свадьба.
Мужу Ольги, как инвалиду, дали однокомнатную квартиру в одном из первых домов послевоенной постройки на Крымской, и с тех пор в Карантин она не наведывалась. Позже, когда район расстроился, они переехали еще дальше, на Первушина. Там вырастили детей, отсюда похоронила Федора. «В газете пишут, что немцы искали клад во дворе Полюткиных. Значит, они так и живут там. Дашу как-то видела, несколько лет назад на рынке. Была со снохой Ниной. Может, сходить проведать Дарью, не узнала ли она в квартирантах Эрика? Да у нее без меня любопытных, наверное, весь Карантин».
24
Пока местная милиция с омоновцами, руководимая начальством из Киева занималась поисками Эрвина, солдаты оцепили район дома Полюткиных, жителей принудили покинуть свои жилища. Двор Полюткиных заняли саперы из местной воинской части и из Симферополя. Специалисты определили, что снаряд в хорошем состоянии, осторожную транспортировку должен выдержать.
Вокруг ямы вырыли глубокую канаву, чтобы добраться вплотную к снаряду. Тащить тяжелый груз на руках не решились. Пригнали из порта небольшой погрузчик, чтобы использовать как подъемный кран. Один из саперов подогнал его к яме и с напарником взялся за лопаты. Канаву рядом с ямой и находящимся там снарядом, расширили. Двое саперов – добровольцев руками выгребли последние сантиметры земли, освободили снаряд. Удерживая его руками, осторожно положили на землю. Подошел еще один солдат, и втроем переложили на лапы подъемника. На улице снаряд перегрузили в специально подготовленный военный грузовик. За городом снаряд взорвали.
Нина рыдала, увидев, во что превратился огород. Пришла Дарья и принялась успокаивать.
— Что убиваешь! Все живы, дом на месте. Не проживешь без огурцов и помидоров? На засолку возьмешь у Николая. У них хороший урожай. Огурцов я тебе достаточно замариновала.
— Все ты! Уговорила взять на постой проклятых немцев. Столько крови испортили.
— Я не уговаривала, сама польстилась на их доллары!
— Бабушка, они заплатили марками, а не долларами, – вставила Катя и повернулась к матери. — Ну, чего ты, правда, ревешь? Лучше, если бы бомба оставалась в огороде и взорвалась когда-нибудь? Радоваться надо, все хорошо закончилось. Немцы неплохо заплатили. Можно еще потребовать за моральный ущерб.
— Сама ты моральный ущерб, – вытирая слезы, сказала Нина.
— Не известно еще, жив ли старик, – вздохнула Дарья. — Надо же, придумать: книгу дядя пишет, подышать воздухом юности мечтает. Впечатлений набраться желает. – Помолчав, продолжила. — Знаешь, еще не всё. Нынче же объявятся другие искатели сокровищ. Готовься встречать.
— Кого еще принесет?
— Городские власти, музейных работничков. Перекопают остальную часть двора, помяни мои слова.
— Что же нам делать? Решили помочь людям, а оно вон как обернулось. Сделала доброе дело – тебе же убытки.
— Что запричитали как по покойнику! На той неделе опять с колледжем едем в колхоз. Привезу вам помидоров! – не понимала взрослых Катя.
Они еще долго сокрушались по разорённому огороду, пока не увидели, как через разломанные, и настежь раскрытые ворота, во двор зашли четверо незнакомцев с кинокамерой и фотоаппаратами. Продолжая на ходу снимать, они подошли к ним.
— Кто хозяин дома, – спросил молодой парень с акцентом. Второй, продолжал щелкать фотоаппаратом, еще двое по-хозяйски прошли к яме из под снаряда и принялись фотографировать.
— Мы, – одновременно ответили Нина и Дарья Васильевна. — Вы кто, по какому праву ворвались в чужой двор?
— Корреспонденты немецкого телевидения в Москве, – представился первый, что протянул микрофон к Дарье. — Они, – он показал на остальных, — корреспонденты немецкого радио и газет, тоже из Москвы и Киева. Несколько вопросов и уйдем. Каким образом немецкие туристы оказались в вашем доме, у них не было денег на гостиницу? – протянул к хозяевам микрофон, задавший вопрос. Кинооператор направил камеру на Дарью.
— Впечатлений набраться захотели, окунуться в нашу русскую жизнь, – ответила Дарья.
Катя, повзрослевшая в перестроечное время, когда всё стали переводить в денежный эквивалент, сообразила, что на корреспондентах можно заработать.
— Бабушка, ничего не говори. У них за границей за интервью тысячи платят. Пусть нам заплатят.
Мужчина, что держал микрофон, полез в карман и достал купюру в десять марок, протянул Кате. Она посмотрела на просвет, посчитала в уме.
— Да это по-нашему тридцать четыре рубля! Два килограмма хорошего винограда. Дешево цените эксклюзивную информацию. – И протянула купюру обратно звукооператору, он взял деньги и положил в карман.
— Разная информация стоит по-разному.
— Будет тебе, Катя! – возмутилась Дарья. — Как не стыдно! У нас не берут деньги за каждый чих. Повернулась к корреспондентам. — Что вам еще сказать? Старик, Эрвином зовут, если не врет, в войну еще с тремя немцами квартировал в этом доме. Я тогда несмышленой девчонкой была, постояльцы были молодыми. Столько лет прошло, разве узнаешь! Как вспоминает старик, похоже, правда, он один из тех немцев. Пришел с племянником, напросился пожить несколько дней. В «Астории» за ними остался люкс.
Подошел еще один корреспондент, до этого рассматривающий яму, откуда извлекли снаряд.
— Сказали, пишут книгу. Для полноты впечатлений необходимо окунуться в атмосферу дома, двора, улицы, – прибавила Нина.
— Кто из русских остался в доме, кто помнит войну? – спросил подошедший корреспондент и протянул диктофон.
— Дарья Васильевна, – Нина показала на свекровь. — Девчонкой была, в старике признала одного из солдат, что тогда жил в доме.
— По лицу не узнала. Солдаты все похожи, одинаково одеты.
— Зеркало в хате узнал, сказал, где что находилось в войну, – снова вступила в разговор Нина. — Дарья Васильевна подтвердила. Не может только вспомнить, где стоял туалет. Всё переспрашивал, сколько раз переставляли, далеко ли.
Корреспондент с микрофоном пояснил по-немецки, что русские переносят будку – туалет, когда под ним наполняется яма, а не приглашают ассенизаторов, как в Европе.
Вспоминать Дарья Васильевна любила, а когда столько слушателей, да еще внимательных! Она провела корреспондентов к скамейке перед домом, попросила Катю принести еще лавку из летней кухни и, усадив всех, принялась рассказывать о военных годах. Её изредка прерывали вопросами, она отвлекалась, потом продолжала. Кинокамера трещала без остановки. Крутились кассеты магнитофонов.
Когда корреспонденты поняли, что больше ничего ценного от старухи не услышишь, встали, поблагодарили. Один из корреспондентов достал немецкую сотенную купюру и протянул Дарье.
— Это не плата за разговор, а наш подарок. Купите себе, что-нибудь.
Другой корреспондент заметил:
— Мы опубликуем все, что вы рассказали. Большое спасибо. К вам подъедут еще наши коллеги. Так вы не тратьте на них время, скажите, что уже все рассказали корреспондентам телекомпании ЦДФ и газеты «Франкфуртер Алгемайн цайтунг». (Frankfurter Allgemeine Zeitung). Там все прочитаете.
Действительно, вслед за первой группой потянулись новые группы корреспондентов отечественных и зарубежных газет, радио и телевидения. Они замучили Курта. Местное и киевское начальство неохотно отвечало на вопросы репортеров. Скрываться от назойливых журналистов приходилось и Елене. Не оставляли корреспонденты в покое и дом Полюткиных. Дарья сбежала к другой снохе, Нина заперлась в летней кухне и не открывала на стук, поручив Кате выпроваживать незваных гостей. Кате они тоже надоели, и она придумала, как их отвадить. Каждого нового гостя стала учтиво встречать и сообщать:
— Мамы нет. С немцами, что жили у нас, я дружила и всю их историю знаю. Интервью будет стоить 50 гривен или рублей, возьму в марках и долларах. С каждого корреспондента. Большинство журналистов не принимали девчонку в серьез и уходили. Тем не менее, Катя заработала 100 гривен и двадцать марок. Довольная своей находчивостью, она не уходила со двора до самой темноты. Но больше никто не приходил, журналистов волновала новая сенсация, нашелся второй, главный участник авантюры поиска cпрятанных сокровищ.
***
Шум в соседском дворе Полюткиных, незнакомые людские голоса пробудили любопытство у восьмидесятилетней Марии Владимировны, полуслепой матери Григория Федоровича Гладких. Она сохранила неутомимую работоспособность, отличную память и практичный ум. Разузнав у домашних о немцах и безуспешных поисках клада, сразу сообразила, какие возможности открываются у семьи. Выбрала минуту, когда Любы, жены Григория не было в доме, завела разговор.
— Послушай внимательно мать и не торопись, ничего не предпринимай.
— О чем ты, мама, да так таинственно?
Старая женщина рассказала, что в сорок седьмом году уточняли размеры приусадебных участков. От их огорода тогда отрезали полсотки земли в пользу Лопатиных, а со стороны Полюткиных прибавили около сотки. Перенесли заборы. Получается, клад на их участке.
Мать Григория вспомнила, как им достался неровный участок, с зарытыми выгребными ямами из-под туалета. Дед подводами возил землю, чтобы заровнять все. Если немцы закопали что-то, то сокровища у них под малинником.
— Ну, и как нам быть? Пойти заявить?
— Я тебя считала умным. Чтобы как у Полюткиных растоптали огород, повредили деревья? Не слышал, как Нинка Полюткина ревет, стенания на всю улицы разносятся. Забор перенесли, где на два, где на три метра. Успокоятся все, разъедутся, поймут, что ничего не найти, немцы соврали или напутали. Сам откопаешь, не торопясь. Пока никому ни слова, понял?
— Соображаю. Одному мне не под силу, боюсь.
— Петра вызови из Обнинска. Любе не торопись говорить – разболтает.
— Задала, мать, задачу! – задумался Григорий Федорович. Работа в автомастерской и частные заказы, которые выполнял дома, позволяли не считать каждую гривну. С матерью получали приличную пенсию. Раньше летом держали постояльцев – курортников, последние годы не стали себя стеснять. Семья не бедствовала и копила на постройку большого двухэтажного дома с мансардой. Планировал Григорий Федорович и собственную автомастерскую открыть. Возможность мгновенно разбогатеть и сразу осуществить свои грандиозные планы, разбудили в нем жадную крестьянскую жилку. Понимал, самостоятельно искать клад, не сообщать властям, противозаконно. И все же решил действовать.
***
Неизвестная женщина с улицы Шевченко позвонил в милицию, сообщил о пьяном старике, валяющемся в переулке. Милиция не поспешила приехать. Эрвин так и умер бы на улице, не проходи мимо медицинская сестра. Она обратила внимание на незнакомого пьянчужку, подошла ближе, склонилась над ним, подергала за плечо, спросила:
— Вам плохо? – Эрвин приоткрыл и закрыл глаза, застонал. — Вы пьяны, вам плохо? – еще раз спросила женщина.
Эрвин что-то пробурчал, и она догадалась, что перед ней немец, из тех, кого разыскивают. Дошла до угла улицы, где висел телефон – автомат, и позвонила в скорую.
Несколько часов спустя, Эрвин пришел в себя на белых простынях в больничной палате. Рядом стояли несколько человек в белых халатах, Эрвин узнал Хелен и улыбнулся.
— Г-н Эрвин, как себя чувствуете? – спросила Елена.
— Плохо, Хелен.
— Переведите ему, кардиограмма в норме. Нервный шок, вызван переживаниями, – сказала главный врач госпиталя, срочно вызванная к необычному больному. Повернувшись к человеку в военной форме, прибавила. — В кармане нашли русский валидол, и пустую пробирку от какого-то немецкого лекарства.
— Жить будет? – спросил военный.
— Сердце как у сорокалетнего. Синяки на спине и на ногах. Били или упал, не исключено сотрясение мозга. Говорить он не в состоянии сейчас.
Киевский гэбэшник и местный коллега поняли, сегодня немца допросить не удастся. Все же попросили Елену спросить, как оказался на улице.
Эрвин едва слышно прошептал, что спускался по лестнице в глубокий подвал, сзади сильно стукнули, он покатился по ступенькам. Больше ничего не помнил.
— Сколько было похитителей? – гэбэшник не отставал от полуживого Эрвина. Лена перевела. Эрвин долго не отвечал, и ей пришлось повторить вопрос.
Сколько их, Эрвин не знал и прошептал:
— Много, оставьте меня, дайте спокойно умереть.
Елена перевела.
— Действительно, оставьте больного, пусть отлежится, придет в себя. Завтра ему должно стать лучше, тогда и поговорите, – сказала главный врач и вывела всех из палаты в коридор.
Курту передали, что дядя освобожден и находится в больнице. К нему не пустили.
25
В Феодосию Игорь прибыл поздно вечером. Как ни спешил, непредвиденные остановки в пути задержали. Едва успел переступить порог квартиры, Елена бросилась на шею, расцеловались, и сразу же испуганно отпрянула.
— Мама!
Игорь поздоровался с Евдокией Андреевной, выложил из пакета коробку питерских конфет, достал бутылку вина.
— Мы начали беспокоиться, не случилось ли чего, – сказала Евдокия Андреевна.
— На границе таможенники мариновали, гаишники вымогали взятки. Вы как? Феодосия пробилась на первые полосы мировых информационных агентств. Рубите на корню свой туристический бизнес. Иностранцев похищаете. Теперь о городе весь мир узнал.
— Нас и раньше знали. Слава Богу, все позади. Один сбежал, второго похитители сами выбросили на улицу, ничего не добившись.
Евдокия Андреевна вышла на кухню, и Игорь порывисто обнял Лену, прижался к губам. Она оттолкнула.
— Успеем. Мама войдет.
Он неохотно отпустил, взял за руку.
— Не представляешь, как ждал этого момента! Увижу, возьму за руки, прижму, поцелую.
Вошла мама и пригласила ужинать.
— Машину оставил у подъезда, надо отогнать на стоянку. Тут недалеко, я уже ставил. Надеюсь, пустят.
— Я с тобой, – сказала Елена.
— Пойдем вначале перенесем вещи из машины.
Оказавшись на лестничной клетке, Игорь схватил в ее объятия и принялся целовать.
— Любимая!
— Раздавишь. Знаешь, как соскучилась!
— И я. Думала обо мне?
— Каждый день.
— Я каждый час.
— Делать было нечего. – Она поцеловала его. — Пошутила. Понимаю, был постоянно занят, но время вспомнить находил. С переполохом, вызванным похищением, у меня все дни кувырком. Не занята, и не свободна.
Спустились к машине, Игорь достал парадный костюм в переносном пластиковом конверте, две сумки, одну передал Лене. Оставили всё в комнате, приготовленной для Игоря, и поехали на Карла Либкнехта к исполкому, где во дворе в прошлый раз оставлял машину. Дежурил парень, помнивший хорошие чаевые Игоря и после коротких переговоров разрешил поставить машину.
Не торопясь, влюбленные вернулись домой, и вскоре уже сидели за столом.
— Мы давно поужинали, посидим с тобой за компанию. Ты ешь. – Мама Лены поставила перед ним тарелку с картофельным пюре и котлетой, несколько салатов.
— Вино откроем? – спросил Игорь
— Выпьем за благополучное возвращение, – сказала Елена и достала из буфета штопор. Игорь ловко выдернул пробку.
— Мне на донышко, – попросила мама. Игорь разлил по фужерам.
— Мужчине полагается произнести тост. За вас, Евдокия Андреевна, за вашу дочь! Моя путеводная звезда. Мысли о Лене помогли за день преодолеть тысячу километров. За вас, мои дорогие!
— Спасибо, – поблагодарила Евдокия Андреевна и приголубила фужер. Лена с Игорем выпили до дна.
— Скажи, Игорь, только честно. Как родители встретили твое решение?
— Нормально. Конечно, мама спросила, все ли подумал. Родители доверяют мне принимать ответственные решения. Со школьных лет. Мама настаивает, чтобы свадьба была в Питере. Надеется, вы обязательно приедете. Папа горит желанием познакомиться с Леной. Вот, что я подумал: выйдите на пенсию, переезжайте и вы в Питер. Квартиру здесь оставим за вами. Когда захотите, будете приезжать.
— Рано об этом. – Она принялась убирать со стола лишнюю посуду. — Устал, столько часов за рулем! Ложись. Будешь жить пока в моей комнате, я перебралась к Алёне.
— Спасибо. Думаю две или три ночи стесним вас и поедем.
— Вы меня не стесните. Я старомодна, говорила. В одной комнате оставаться вам еще не время. Потому не обессудь,
— Понимаю, Евдокия Андреевна. Моя мама поступила бы также. Тоже придерживается строгих правил.
— Вот и хорошо. Примешь с дороги душ?
— Обязательно.
Лена принесла банное полотенце, показала, как пользоваться колонкой.
— В Питере у вас горячая вода. У нас газ.
Игорь прикрыл дверь ванной, обнял и поцеловал Елену.
— Сгораю от нетерпения.
— Отпусти, мама в трех шагах.
— В Москве у нас тоже была колонка, помню, как работает.
Елена вышла, Игорь разделся и встал под теплые струи воды. «Как хорошо, – подумал он. – Я будто дома». Долго нежился под душем, тёр себя мочалкой, вспомнил, это и Ее мочалка.
Не одевши, лишь завернувшись в огромное полотенце, прошел в отведенную ему комнату, надел другие брюки и сорочку, вернулся в ванную забрать оставшуюся там одежду.
— Может тебе что-то постирать? – спросила Елена.
— Спасибо. Успеешь еще.
Евдокия Андреевна услышала и спросила.
— Правда, Игорь, не стесняйтесь. Скажите, что постирать? Завтра устраиваю стирку – на вещь больше – меньше.
— Хорошо, если не трудно, сорочку, в которой ехал. Пропотела, запылилась.
— Постираю. А ты иди спать. По глазам вижу, что устал с дороги. С Леной завтра наговоритесь, обсудите всё.
Утомившись в долгой дороге, Игорь быстро заснул и не видел снов. Елена тоже вскоре уснула, уставшая от допросов горе – туристов, волнения от встречи с Игорем. Ей приснился полковник, он орал на нее:
— Вы не имели права оставлять их в неизвестном доме! Обязаны были постоянно находиться с ними, а вы? Больше с иностранными туристами работать не будете! Ваша безответственная позиция не позволяет доверять работу с людьми!
Елена проснулась и долго не могла заснуть, переживала разнос полковника, думала об Игоре, представляла его маму, ленинградскую квартиру, как спит в соседней комнате. Пришла шальная мысль пойти проведать. На диване ворочалась мама, тоже плохо спала. Задумалась о еле живом Эрвине в больнице. Каким, любопытно, был в молодости? Говорит – не фашист. Мародерство не лучше. Мысли перескакивали с Эрвина на Игоря, с Игоря на Дашу – уволит или нет? От неё зависело бы, никогда не уволила. Собственно, за что? Какой-то киевлянин считает, ей нельзя доверять работу с людьми. Пусть увольняют, все равно уезжает из Феодосии, станет теперь петербурженкой. Незаметно уснула.
Проснулась и не сразу поняла, продолжаются сновидения или живой Игорь в плавках склонился над ней.
— Просыпайся, соня!
Она протерла глаза.
— Игорь? Мамы нет дома?
— Ушла куда-то. Думаю, специально оставила нас одних.
— Думаешь?
Он приподнял ее, обхватил, крепко сжал, принялся целовать шею, за ухом, не давая опомниться, прильнул к губам. Руки через широкий разрез ночной рубашки ласкали груди, возбуждая ее. Она почувствовала, как всё тело помимо ее воли вдруг напряглось, пронзило желание отдаться ему немедленно. Обвила руками его шею, раскрыла губы и самозабвенно отвечала на поцелуи Игоря.
Он сел на край кровати, поднял тонкое одеяльце и через ноги стянул рубашку, открыл всю ее. Елена попробовала закрыться одеялом, Игорь сбросил его на пол и в сумасшедшем исступлении начал неистового целовать ее всю, с шеи, постепенно спускаться все ниже. Она таяла в охватившей истоме, не могла скрыть восторженного трепета, охватившего её, стонала, млела от одуряющей приятности. Подобного еще не испытывала. О таких ощущениях только читала, и оказалось не вымыслом авторов женских романов.
Не поняла, как Игорь оказался на ней, а потом в ней. На этот раз не испытала боли, а лишь одно несказанно приятное ощущение слияния тел. Игорь медленно двигался, она в какие-то моменты старалась ответить на его движения, но опыта пока не имела и вся инициатива была у него. Тихо стонала. Он благодарно целовал ее. Потом, усталые, они лежали рядом и какое-то время молчали.
— Тебе было хорошо? – спросила.
— Очень. Спасибо.
— И мне очень. Если что-то не так, потерпи. Опыт придет.
Он привстал и снова принялся целовать ее.
— Дурочка, ты моя! Что может быть не так? Все отлично.
Лена посмотрела на большие настенные часы и вдруг вспомнила о маме.
— Вставай! Улепетывай скорее к себе. Мама в любую минуту вернется. – Она встала, собралась надеть ночную рубашку. — Пойду, душ приму. – Игорь вскочил с постели, отобрал рубашку, и, не давая ей одеться, схватил в объятия, прижался всем телом. Так они и стояли обнаженные, прижавшие друг к другу. Лена первая пришла в себя. Вырвала у него рубашку и пошла в ванную. Игорь хотел пойти за ней, но переборол себя – все впереди. Вернулся в свою комнату ожидать очереди в душ. Интуиция их не подвела. Едва Игорь оказался у себя, загремел ключ в двери, и возвратилась Евдокия Андреевна.
***
За завтраком Игорь спросил, когда Лена будет готова ехать. Она напомнила, что не выписалась.
— Не самое страшное. Выпишешься позже. Сложнее с российским гражданством. Узнаю сегодня, необходимо отказываться от украинского или нет.
— Не надо отказываться. Постарайся сохранить двойное гражданство, если дадут российское, – заметила Евдокия Андреевна. — И с выпиской не торопилась бы.
Закончить разговор им не дали, позвонила Даша.
— Мужики из службы безопасности жаждут увидеть тебя в больнице, – она засмеялась, — Напугала? Старика собрались допрашивать. Сейчас пришлют машину.
— Обрадовала.
— Игорь вернулся? Машину видела, показалась его.
— Приехал.
— Освободишься, зайди. Можешь его привести.
В прихожей раздался звонок, и Евдокия Андреевна пошла открывать.
— За мной, – сказала Лена.
— Пошли их куда подальше! Скажи, уезжаешь. Кроме тебя нет переводчиков? – недовольно заметил Игорь. — Сколько с ними цацкаться! Думал, смотаемся с тобой завтра на Азовское море, потом съездим в Коктебель к моим родственникам и дня через два отчалим в Питер. Допросы могут продлиться еще неделю.
Лена поцеловала его.
— Наше агентство принимающая сторона. У нас контракты с немецкой фирмой. Обязана быть с их туристами. Постараюсь быстрее освободиться, скажу, что собираюсь уехать.
Евдокия Андреевна впустила молодого человека приятной наружности, как и предполагали, он заехал за Еленой.
Тем временем киевские чины из службы безопасности Украины ломали головы, как быть с немецкими туристами. Документы забрали, не сбегут. Старик и при желании не в состоянии скрыться. Не известно еще, будет ли транспортабелен покинуть Украину. Молодой немец информацией не обладал, все же в Киеве считали, в назидание другим любителям копаться в чужой земле, следует его судить. Пока же Курт жил в «Астории» и был предоставлен самому себе.
Информация, что в Феодосии закопана часть ценностей из разграбленных в войну музеев, привлекла внимание Министерства культуры, музеи Киева и Крыма. Крымские власти объявили содержание клада собственностью автономной республики. Киев поддержал Керчь. Сотрудники Керченского историко-культурного заповедника обещали киевлянам поделиться. Делили шкуру не убитого медведя. Клад требовалось еще найти. Немецкие туристы, вооруженные самым современным металлоискателем, не нашли. Вот почему важно было выудить у бывшего солдата вермахта больше подробностей, где искать.
В палате Эрвина, когда пришла Елена, находились трое мужчин в штатском и дежурная врач. Она вспоминала школьные уроки немецкого, и пытались говорить с Эрвином. Судя по неподвижному желтому лицу, он чувствовал себя неважно.
Сотрудник СБ спросил врача, когда можно будет забрать немца и отвезти на Кирова. Она объяснила, что еще день – два, а может и больше, старику необходимо отлежаться, если не хотят, чтобы дух испустил.
— Лечите. Завтра заберем. Хватит симулянтничать! – выговорил врачу, все время молчавший, мужчина. Следователи поняли, новой информации от старика не добиться, а спрятанное в Феодосии, искать придется самим.
— Я свободна? – спросила Елена. — Мне надо ехать в Петербург.
— Разберемся с немцами, и поедете, – ответил штатский. — В город наехали корреспонденты, много немцев, пожалуйста, никаких интервью. Все, о чем говорим, должно остаться здесь.
— Ни маме, ни подругам, ни слова, – прибавил другой военный. — Сейчас едем в центр, довезем вас.
26
Домой Елена возвратилась к обеду. Машина стояла во дворе, Игоря дома не было.
— Пошел в Интернет – клуб, – сказала мама. — Время обедать. Я собралась к Гавриловым на Солнечную. Накормлю вас и пойду. Где этот, как его, Интернет, может, сходишь, приведешь?
— На Галерейной. Рядом. По пути что-нибудь купить?
— Все есть. Не задерживайтесь, пожалуйста. Я жду.
В Интернет – клубе Лена сразу увидела Игоря. Он был единственным взрослым среди ребятни. Сидел за компьютером с раскрытой записной книжкой, что-то писал. Экран дисплея занимали строчки с цифрами. Елена осторожно подошла сзади и закрыла ему глазами. Он на ощупь узнал руки, притянул и поцеловал.
— Узнал?
— Кто еще в этом городе позволит такую вольность! Освободилась?
— Не знаю. Сейчас отпустили. Увези куда-нибудь, чтобы не нашли больше.
У дежурного оператора Игорь рассчитался, и они вышли на улицу.
— Мама ждет обедать, пошли.
Игорь посмотрел на часы – половина третьего.
— Действительно, пора. Увлекся расчетами, все забыл.
— И меня. Не пришла, просидел бы до самого вечера?
— Мама разве не передала, чтобы зашла за мной, как освободишься?
Дома их ждал уже накрытый стол.
— Садитесь, заждалась вас, – встретила их на пороге Евдокия Андреевна.
После обеда ехать к подруге мама Лены передумала. Планы Игоря с Леной остаться одним не сбылись, и он предложил отправиться на пляж.
— Помню, ты расхваливала Золотой пляж. Солнце еще высоко, может, махнем?
— С удовольствием, – согласилась Лена. — Мам, не хочешь с нами? На машине быстро.
— В другой раз. Что-то занемогла, атмосферное давление меняется.
***
Несмотря на позднее время, найти место на «Золотом пляже», где тебя не стукнут мячом, не засыпят песком вездесущие детишки, оказалось непросто. Елена предложили проехать дальше вдоль залива, в сторону Приморска, там берег такой же песчаный, как и на пляже. Они проехали с километр, вышли, прошлись по безлюдному берегу и вскоре нашли, отгороженный невысокой стеной камышовых зарослей, уголок с чистым золотистым песком.
Игорь подъехал к самой воде. Елена первая быстро разделась и поплыла. Игорь вскоре догнал ее, и они принялись играть в догонялки, нырять. Накупавшись, Лена расстелила, на неостывший еще от дневной жары песок, коврик и они легли передохнуть. Не в силах оставаться равнодушным к лежащей рядом любимой, Игорь принялся целовать её, повернул и прижал к себе. Она отвечала на его ласки. Страстное желание вдруг охватило его, и он предложил заняться любовью прямо здесь или в машине.
— Соображаешь, что предлагаешь? – Лишь несколько дней назад ставшая женщиной, она не была готова к подобному развитию событий и возмутилась. Слово за слово и они повздорили.
— Фильмов голливудских насмотрелся?
— Причем фильмы? Сгораю от желания. – Он сжимал её в объятиях, целовал, она вырывалась.
— Отстань, обижусь!
— Лен, что вредничаешь? Никого близко. Дома мама постоянно. Разложим сидения в машине.
— Не говори глупости! Я серьезно сказала. Уподобляться киношным развратным девчонкам не намерена. Если жена была готова заниматься любовью, где попало, я не такая. Переменим тему.
— Да жена, знала бы ты… – Он вовремя остановился, едва не выпалив, что Татьяну уламывал много месяцев, прежде чем легла с ним. Упоминание Татьяны оскорбило, обидело. Чтобы не поссориться, он, молча, поднялся и пошел в воду.
Обиженная, Лена задумалась. Про себя продолжила фразу, которую не досказал Игорь. Слишком быстро развиваются наши отношения, хорошо ли узнала его? Конечно, я не права, сказав такое про жену. «Но если каждое упоминание будет вызывать такую реакцию, вряд ли привыкну».
Она посмотрела на море. Игорь плыл далеко от берега.
«Пусть остынет, – продолжала она размышлять. Вдруг пришла предательская мысль, а что собственно случилось? Откровенно, мне хотелось близости, почему не в машине? Мир давно освоил эту площадку для любви. Даже в доперестроечных советских фильмах. Как зло посмотрел на меня, когда неудачно ляпнула о Татьяне»!
Игорь тоже думал.
«Зря вспыхнул, хорошо не наговорил грубостей. В свои двадцать четыре, еще девчонка. В любовных делах совершенно не опытна. Как себя назвала – неумеха? Так и есть, но это поправимо. Сказочно повезло, в наше время вседозволенности, найти чистую неопытную душу».
Лена лежала на спине и смотрела в небо. Услышав шаги Игоря, не шевельнулась. Он сел рядом, взял руку, поцеловал.
— Лен, извини, я не прав, – покаянно проговорил он. Она поднялась, присела, посмотрела ему в глаза молча и не сразу заговорила.
— Ты тоже извини. Неудачно выразилась, обидела. Пойми, не готова к подобным вольностям. Время нужно. Ты разбудил во мне женщину, но полностью я еще не проснулась.
Игорь обнял ее, поцеловал в губы, она ответила.
— Простила? – Она кивнула и сама поцеловала.
— Пойдем в воду, искупаемся напоследок.
Возвращались с моря уже в темноте.
— Даша срочно просила позвонить, – сообщила мама. У Лены сердце екнуло – опять идти на допрос. Сама могла попрактиковаться в немецком, скоро совсем забудет язык. Мама заметила, как скисла дочь и успокоила. — Не на работу. Ей преподнесли четыре билета на концерт сестер Ротару, предлагает и вам с Игорем сходить.
— Подумала, опять к немцам. – Позвонила Даше. Телефон не отвечал, и Лена набрала сотовый.
— Через пятнадцать минут начало, приходите скорее. Если не поспеете, оставлю билеты у контролеров, назовешь свою фамилию и возьмешь.
Елена положила трубку.
— Срочно переодевайся. Идем на концерт в летний театр на Набережной, – сказала Игорю.
— А ужинать? Проголодались, наверное, на пляже, – спросила Евдокия Андреевна.
— По дороге что-нибудь купим пожевать, – ответил Игорь и ушел в свою комнату.
— В зале прохладно, но не холодно. Пиджак не обязательно, – крикнула Лена через дверь.
***
Вторую неделю два раза в день Ольга ездила в госпиталь к своей подруге и соседке Маше, как и она одинокой. Участницу войны, ее положили не в городскую больницу, а в госпиталь. Подруге сделали операцию, и она нуждалась в уходе и диетическом питании. Администрация госпиталя держала пациентов на голодном пайке, и без помощи Ольги, неизвестно как бы пережила операцию.
Сегодня Ольга попрощалась с Машей и уже уходила, когда в коридоре встретила племянницу Нюру. После медицинского училища она работала здесь медсестрой. Виделись редко, и, встретившись, разговорились. Обсудив семейные проблемы, племянница пожаловалась, что последнюю смену замучили высокие гости. Толпами ходят.
— Скорая доставила немца. Весь в синяках, сотрясение мозга. Начальство забросило всех больных, с ним только возится, а он по-русски ни слова. Помычит по-своему и опять лежит – не поймешь живой или дух испустил. Вот и бегаю к нему.
— Можно мне взглянуть? Помню одного немца с войны. В газете прочитала, вашего Эрвином зовут, знакомого звали, похоже, – призналась Ольга. Своего любимого она звала Эриком. Нюра отвела тетку в палату. Из четырех кроватей одна была занята. На ней и лежал немец. Ольга долго рассматривала его. Хотела увидеть глаза, – они были закрыты. Кроме глаз ничто не могло напомнить ей юношескую любовь.
«Неужели этот седой старик с узким худым лицом, тот самый Эрик, с которым целовалась, который учил немецким словам, а я его русским? Обещал, как кончится война, увезти с собой в Германию». На память пришло «Я лублу тиба, Ола». Сколько лет не вспоминала эти слова! Сама удивилась. «Надо же! Сохранила память. Эрик был другой. Высокий стройный с голубыми глазами, доброй улыбкой на устах. Что делает жизнь! А я разве лучше? Мне за семьдесят, а ему? Он на несколько лет старше. Я еще ничего, старуха, но не такая древняя, как старик, что лежит на больничной койке. Скорее всего, это другой человек. С чего взяла, что Эрвин – мой Эрик? Лишь совпадение, служил в Феодосии, имел отношение к археологической команде? Но копали во дворе, где он жил! Выходит, он».
— Пошли, тетя Оля! – позвала племянница. — Чего на него смотреть?
Эрвин услышал голоса и открыл глаза, повернул голову, равнодушно посмотрел на женщин в белых халатах. Конечно, не было в его глазах прежнего юношеского блеска. И были они не голубые, а какие-то бесцветные, тусклые.
Ольга улыбнулась ему, он не ответил. Продолжал смотреть бессмысленным взглядом сразу на двух женщин. Она попыталась рассмотреть его глаза.
— Пойдем, скажу врачу, что проснулся, – проговорила Нюра, и увела Ольгу.
По дороге домой Ольга продолжала думать о быстротечности жизни. Дома нашла вчерашнюю газету, проверила имена немцев. Молодой – Курт, старый – Эрвин. Он или не он? Как полное имя ее любимого она не спрашивала. Звала Эриком.
«Зря полюбопытствовала, зашла посмотреть. Лучше бы остался в памяти молодым. Теперь буду постоянно видеть этого старика с бессмысленным взглядом. Всю оставшуюся жизнь сомневаться – он или не он. В палате чуть не назвала по имени. Слава Богу, не решилась».
Мысли о немце не оставляли Ольгу. Не выключала радио в надежде услышать что-нибудь, но о похищении немцев больше ничего не говорили. Спросила у своей жилички газет, которые она, как всегда приносила, возвращаясь с пляжа. В местной «Победе» – ни строчки, в «Крымской правде» выступала искусствовед. Приводила цифры потерь культурных ценностей в войну, примеры разграбленных курганов. Оказывается, современные дикие кладоискатели нанесли урон науке больший, чем немцы. Профессиональные археологи из-за отсутствия финансирования практически свернули поиски в Ленинском районе Крыма, особенно богатом местами первобытных стоянок, и древними, еще не изученными, курганами. Ничего о личностях немецких туристов, газета не сообщала. Не называла даже имен.
Уговаривала себя не думать, забыть, но мысли не отпускали. Вечером Ольга посидела с подругой у ее постели, послушала больничные сплетни о немецком пациенте и, прежде чем отправится домой, не смогла перебороть искушение заглянуть в палату, куда заходила с Нюрой.
Едва она отворила дверь, молодой мужчина на стуле возле больного, закричал:
— Доктор придет? Сколько ждать! – по акценту Ольга догадалась, это напарник старика, о котором писали в газете.
Она была в белом халате, и Курт принял за медицинскую сестру.
— Позвать доктора? – спросила она, войдя в палату.
— Зови!
Она посмотрела на лежащего больного. Глаза открыты, бессмысленный взор направлен в потолок. На приход Ольги не реагировал. Она бы осталась внимательнее разглядеть лицо старика, но молодой немец ждал, не понимая, почему не бежит за доктором.
Ольга зашла в ординаторскую. Там, склонившись над историями болезней, сидела врач, что делала операцию подруге. Ольга обратилась к ней.
— Зинаида Аркадьевна, молодого немца встретила, требует врача к больному старику.
— Закончится пятиминутка, и Валерия Осиповна сама подойдет. Он и сюда приходил. – Она оторвалась от бумаг, посмотрела на Ольгу. — Подопечная ваша идет на поправку. На будущей неделе, думаю, выпишу. Диету еще несколько недель придется соблюдать.
— Справимся, Зинаида Аркадьевна! Вы так хорошо отнеслись к Маше, спасибо.
Ольга вышла в коридор. «Передать молодому или ему уже говорили? Повод заглянуть еще раз в палату к старику». Зашла. Немцы разговаривали. Курт обернулся, увидев вместо врача Ольгу, вскипел.
— Сказал врача!
— Я передала. У них пятиминутка. Как закончится, придет.
— Пятиминутка по-русски сколько? – спросил Курт.
— По-разному. Пятиминутка это совещание.
— Мы платили медицинскую страховку.
Ольга молчала, всматривалась в лицо лежащего старика. Надеялась в глазах увидеть прошлое, если это её Эрик. Эрвин уловил ее интерес и тоже пристально посмотрел на неё, но ни в сердце, ни в мозгу ничто не откликнулось. Он и не проверял свою память, просто заинтересовался новым лицом.
— Как его самочувствие, – спросила Ольга.
— Сама смотри!
«Дальше находиться в палате нельзя, надо уходить, или решиться спросить». И Ольга обратилась к Курту.
— Спросите, в войну ваш дядя не знал девушку Ольгу? Олу. Здесь, в Феодосии.
Курт с любопытством посмотрел на Ольгу и выполнил ее просьбу. Эрвин ожил.
— Ола? Олга! Да, да. Ты знаешь Ола? – медленно заговорил Эрвин по-немецки, услышав вдруг давно забытое «Ола».
Сердце Ольги забилось. Что он сказал, она не поняла, но услышала знакомую интонацию, с которой он когда-то произносил её имя. «Он! Не узнал! Как узнать в семидесятилетней старухе девчонку! Признаться? Сказать, что я и есть та самая Ола, а ты мой первый мужчина? Господи! Как безжалостно время, разлучившее нас! Не узнаем друг друга».
Пока Ольга размышляла, Эрвин тоже напрягал память. «Что-то в медсестре напоминает «Олу». Может глаза? Волосы, лицо не её. Глаза! Доброта, светившаяся в них»!
— Ола? – собрав последние силы, спросил он и попытался приподняться.
— Ты Ола, Ольга? – спросил Курт.
Ольга отрицательно покачала головой, не решаясь признаться. В это мгновение она видела Эрика, каким запомнился в юности. В голове, как в калейдоскопе, вытесняя друг друга, наплывали события сорок четвертого. Она продолжала любить того Эрика, хотя любовь эта принесла ей столько горя! Вспомнила, как ходила по бабкам в надежде сделать аборт, как тяжело рожала Виктора в темной низкой избе; как объясняла Федору, что ее изнасиловал русский солдат. Федор матерился по адресу негодяя, три дня не приходил, пил с расстройства, и, в конце концов, смирился, что берет жену с пацаном. Усыновил его. После ни разу не попрекнул незаконнорожденным сыном. Прожили в любви и согласии, родили второго сына и дочь.
Сейчас Ольга подумала, а что если знакомые узнают, что общалась с арестованными немцами? Когда вернулась в Феодосию с двухлетним сыном, соседи судачили, что по всем срокам не могла родить от русского солдата. Бабушка, единственная знала правду и не призналась даже своей дочери. Внутренний голос подсказывал Ольге: не признавайся и ты! И она воскликнула:
— Я не Ольга, Эрик!
Эрвин даже приподнялся, услышав свое давно забытое имя, лицо расплылось в улыбке. Он не понял русского «я не Ольга», услышал только имя, которым никто кроме девочки из этого приморского городка не называл.
Ольга поняла, невзначай проговорилась, назвала именем, знакомым только им двоим.
Курт тоже вспомнил, как несколько дней назад, здесь в Феодосии, на берегу моря, дядя признался ему в своей тайне. Он внимательно оглядел Ольгу. Представить девочкой не мог. Перед ним была старуха, значительно старше тети Амалии.
— Скажи, я узнал её! – попросил Эрвин племянника. Он перевел, а Эрвин, приподняв руку, поманил Ольгу подойти. Она подошла, он взял ее руку, крепко сжал, поднес к губам. Неожиданно вспомнились русские слова «Лублу тиба, Ола»!
Ольга улыбнулась, закивала головой.
— Я, я, майн Эрик!
Эрвин что-то сказал Курту, тот оторвал кусочек от инструкции к лекарству, взял карандаш, болтавшийся на спинке кровати вместе с табличкой температур, что-то записал и протянул Ольге. На бумажке была цифра 207. Курт сказал, чтобы зашла в «Асторию», номер 207. Дальше общаться им не дали. В палату вошла врач с медсестрами, за ней несколько гэбэшников и Елена. Ольга, сжимая в руке бумажку с номером, торопливо покинула палату.
27
Концерт юных сестер знаменитой Сони Ротару Игорь слушал равнодушно, жалел, что необдуманно согласился пойти. Гораздо лучше провели бы вечер где-нибудь в ресторане или на дискотеке. Собираясь на концерт, Игорь не послушался Лены и надел костюм. Теперь пиджак пригодился – Лена накинула его на голые плечи. С наступлением темноты в концертном зале без крыши, на берегу, похолодало.
После концерта они немного прошлись по набережной и возвратились домой. Евдокия Андреевна не спала и ждала с ужином.
— Звонили тебе. Предупредили, чтобы в девять была в госпитале, – объявила мама.
— Они оставят тебя в покое? – возмутился в очередной раз Игорь.
— Поправится старик – уедут и я, наконец, вздохну. Впервые столько хлопот. Ой, Игорь, еще одна проблема! Закрутилась с несчастными немцами, чуть не забыла – завтра идем на день рождения к Ритке. Всю неделю помнила, решала, что подарить, а сегодня забыла.
— Я ее знаю? На девичнике была? – спросил он.
— Рита Травина. Бизнес – леди. Тебя доставала вопросами, что нового в Питере.
— Помню. Подарок не выбрала? Пока занимаешься немцами, поезжу по магазинам, куплю что-нибудь. Не будем терять зря время.
— По магазинам? – переспросила Евдокия Андреевна и рассмеялась. — Да у нас всего три магазина, где можно что-то выбрать. Все рядом. На Либкнехта и Куйбышева, на углу Галерейной.
— Собирались перед отъездом отдохнуть вместе, а ты по-полдня с немцами носишься или у гэбэшников торчишь. Долго бездельничать мне нельзя. Работать за меня никто не будет.
— Лена говорила, ты у себя в конторе главный. Отпрашиваться ни у кого не надо. Неизвестно, когда снова вырветесь на море. Не торопитесь.
Игорь улыбнулся.
— В том-то и дело, что главный.
***
Чины из службы безопасности Украины дожидались Елену в кабинете главврача, и сразу же пошли в палату. Эрвин не спал и чувствовал себя вполне сносно, поздоровался с Хелен, спросил, что от него хотят, разрешат ли уехать домой. Елена перевела, люди в штатском ждут правду, обещают отпустить домой, если честно расскажет все.
Эрвин заставил себя вспомнить последний военный день в городе. Рассказал, как лейтенант, не дождавшись грузовика, уехал с полковником на легковушке, оставил его одного с узлом, который не поместился в машину.
— В избе оставались еще тяжелые ящики со старинными вазами, разной керамической посудой. Все хорошо упаковано для перевозки. Я должен был прибавить к ним оставшийся узел, а тут прибежал Густав Краузе, и сказал, что надо скорее бежать к комендатуре. Уходят последние машины, наши полностью покинули город.
Мы сбросили плащ-палатку с остатками личных вещей лейтенанта в яму, приготовленную для туалета. Засыпали немного землей, ветками и побежали к комендатуре.
Следователи между собой принялись обсуждать, не могли ли наши после освобождения города, вместе с вещами, подготовленными для отправки, отдать гражданским властям и узел, что сбросили в яму.
— Успели засыпать яму? – попросил Елену спросить у Эрвина один из офицеров.
— Она глубокая, времени не было засыпать полностью, – объяснил немец. — Но сверху не увидишь.
— Надо найти жильцов, соседей, поговорить с ними. После освобождения города раскапывали они яму, или наоборот, засыпали.
— Никого из живых нет, наши интересовались. Яму наверняка засыпали, а туалет переносили еще не раз, – заметил местный гэбэшник.
— Вспомните, какие предметы были в узле, из офицерской плащ-палатки? – спросил другой участников допроса.
Эрвин назвал монеты с портретами царей, рамки от русских икон, то есть оклады, ожерелье из бусин драгоценных камней, клипсы, ножи, кинжал, плоские металлические пластинки – чеканка, терракотовые и бронзовые фигурки.
Сотрудник службы безопасности стенографировал разговор, хотя весь допрос записывался на диктофон.
— Монеты золотые?
— Не поймешь. Может золотые, а может бронзовые или железные. Тяжелые, все облеплены засохшей грязью.
— Что за пластинки с чеканкой? – не отставал полковник.
— Бруски железные с рельефом животных. Некоторые, я думаю, золотые или бронзовые. Там, где грязь по краям отбита – блестели золотом.
— Все награбленные предметы отправляли в Германию? Неужели ничего не оставляли себе? – спросил мужчина, что протоколировал допрос.
Эрвин объяснил, что лейтенант что-то оставлял себе.
Один из следователей достал карту Крымского полуострова и с помощью Елены пытался узнать у Эрвина, какие города и музеи они с лейтенантом грабили.
Елена перевела дословно, и Эрвин обиделся – они не грабили. В русской карте разобраться не мог. Кроме Симферополя нашел Керчь и то приблизительно. На Феодосию указал в Коктебеле. Вспомнил пароходы из Азовского моря. Завели разговор о раскопках, он снова показал на район Керчи. Елена напомнила про Судак. Он подтвердил, но на карте найти не смог, а когда Елена сама показала, отрицательно замотал головой.
— Что конкретно нашли и увезли из Феодосии?
— В музеях работали штатские специалисты, они отбирали, что отправить в Германию. Мы упаковывали, грузили. Командовал всем лейтенант. Книги восемнадцатый – девятнадцатый век, научные работы русских ученых. Керамическую посуду. – Допрос длился уже час и Эрвин, успокоившись, старался подробно отвечать на все вопросы. Офицеры поняли, что рядовой солдат выполнял команды, в детали операции его не посвящали. К тому же был молод и не специалист в археологии. Профессионально охарактеризовать предметы, что закопали в огороде Полюткиных, не в силах.
— Состояние вашего больного вполне удовлетворительное. Можете забрать, – нарушила наступившую паузу главный врач, нечаявшая избавится от беспокойного пациента и визитов высоких гостей.
Сотрудники госбезопасности удовлетворились диагнозом врача и решили отвезти Эрвина к себе.
— Переведите, сейчас едем в управление. Вместе с господином Вакером посмотрим карту, где его команда мародерствовала. Нашли карту Крыма на немецком языке. Будет и дальше сотрудничать, расскажет всё, ближайшим самолетом отправим в Германию. Учитывая добрые отношения между нашими странами и возраст господина Вакера, не станем привлекать к уголовной ответственности.
Елена перевела Эрвину решение полковника, пропустив «мародерствовала».
— Курта тоже отпустят? – спросил он.
— Отпустим, – сказал полковник. — По-справедливости племянника следует наказать, как инициатора вашей затеи, но кому-то следует вас сопровождать.
Елена перевела Эрвину и заметила остальным:
— Благодаря им обезвредили смертоносную бомбу. Узнали, что где-то в огороде закопаны археологические ценности. Найти их теперь дело техники.
— Комментарии оставьте при себе, – оборвал Елену один из офицеров.
***
В управлении на Кирова долгий нудный допрос продолжался. Не предубежденному было видно, Эрвин мало что знает, лейтенант не посвящал солдат в детали их деятельности. А полковник продолжал наседать, в надежде вырвать новые сведения, совал Эрвину под нос карту. Елене стало не по себе. Показалось, еще немного и полковник замахнется на бедного старикашку, запустит чем-нибудь тяжелым с письменного стола.
В другом кабинете Курту в это время показывали подозреваемых в их похищении.
На электрическом фонарике, что нашли возле неразорвавшегося снаряда, среди отпечатков пальцев определили и Вячеслава Соловьева – Славки. На следующий день его арестовали. На вопрос, как на фонарике оказались его отпечатки, Славка, поразмыслив, и, выругав про себя еще раз Артура, бросившего от страха фонарь, признался, что провожал девушку и увидел, как немцы что-то копают. Заинтересовался. Когда девушка ушла, подошел посмотреть и, увидев хвост снаряда, с испуга убежал.
Привезли Катю, и она подтвердила, что Славка дважды ее провожал. Ему не поверили, хотя историю придумал правдоподобную. Показали Курту. Немец, признал, что где-то его видел, но вспомнить не может. Возможно, гривны на пляже предлагал поменять на марки, или в казино. Видел где-то, несомненно.
Не опознал Курт никого и среди других, показанных ему, подозреваемых в похищении. Потом Курта отвели в кабинет, где продолжался допрос Эрвина. Заставили повторить, как он с дядей готовился, какие книги и Энциклопедии просматривал. Елену попросили записать немецкие названия. Спрашивали, кто еще в Германии знает об их миссии. Кому собирались продать содержимое клада, если бы удалось вывезти. Курт по молодости не думал об этом, надеясь, что на старинные и золотые предметы найдутся покупатели. Полковник был уверен, их кто-то послал, снабдил деньгами и дорогим детектором металла.
Наконец, все устали и допрос прервали. Взяв с немцев слово, гостиницы не покидать, их отвезли в «Асторию» обедать. Елена тоже пошла домой. По пути позвонила по сотовому Игорю.
Нашла его в Приморском. Он решил не терять попусту время и поехал на разведку в ЗАО «Море». После распада Советского Союза знаменитый судостроительный завод потерял заказы оборонной промышленности и бедствовал, выполняя случайные работы. Игорь все же решил зайти в отдел комплектации, предложить свои услуги, показать проспекты оборудования его фирмы.
Встретили его с интересом. Он рассказывал об электродвигателях, которые закупил Феодосийский порт, когда позвонила Елена.
— Я в Приморском по делам. Извини, позвоню попозже. Освободилась?
— До вечера вряд ли, – ответила Елена.
— Хорошо. Тоже не буду спешить. Я позвоню. Целую, – он выключил мобильник, извинился перед присутствующими и продолжил разговор.
Предложения Игоря заинтересовали специалистов. Они внимательно рассматривали проспекты, интересовались деталями, потенциальными возможностями фирмы «Садко».
Визит в объединение «Море» оказался не бесполезным. Сотрудничеством заинтересовались, хотя о заключении контрактов речь так и не зашла.
Покинув завод, Игорь сразу же позвонил Елене. Она заканчивала обедать.
— Приезжай. Мама тебя накормит, а я ухожу опять, знаешь куда. Надеюсь в предпоследний раз. Из Киева распорядились не создавать дипломатические сложности. Как старик оклемается, отправят с племянником домой.
— Наконец! Очень рад. Слава Богу, все твои беды закончатся.
— Боюсь, не все. Маргарите подарок купить не забыл, вечером идем на именины?
— Именины или день рождения? Есть разница.
— Да? Не подумала. День рождения. Двадцать пять исполняется.
— Я ничего не забываю, не волнуйся.
— Надеюсь на твой вкус. Не будем наговаривать, а то карточка твоя кончится. До вечера.
— Целую, – только успел произнести Игорь и Елена отключилась.
После обеденного перерыва допрос немцев продолжился и Курт неожиданно вспомнил, где видел одного из парней, которых показывали ему как подозреваемых в похищении. Он вез в машине от гостиницы на пляж, а привез в особняк, где их посадили в подвал.
— Машина такси? – спросил майор.
— Наверное. – Эрвин повернулся к Курту. — Ты не помнишь, шашечки на двери или знак на крыше были?
— Мы только выходили из отеля, как в дверях к нам бросился молодой мужчина и спросил, нужно ли такси, привел к машине. Это был потрепанный старый БМВ - 316, на водителе серая бейсболка, он спустил её на самые глаза, когда сел за руль. Я еще подумал, что он видит? Парень разговорчивый.
Курту устроили еще один сеанс опознания. Славка был среди шестерых, похожих на него парней и Курт сразу указал на него.
— Первый раз, когда показали, сильно волновался, не мог вспомнить, где видел. Я работаю в автомастерской и все немецкие машины знаю. Лицо водителя не очень запомнил, а марки машин моя профессия, – пояснил Курт.
Спустя несколько минут перед полковником положили фотографию и анкетные данные владельца коричневого БМВ - 316. Полковник показал фото Эрвину.
— Этот водитель отвозил вас к похитителям?
— Я не присматривался. Определенно ответить не могу.
Показали фотографию владельца БМВ Курту, и он категорически заявил, что вез другой, не тот, на кого показал при втором опознании.
Немцев отпустили в гостиницу, не добившись ничего нового. Тем временем следователи раскопали, что вторую неделю на БМВ разъезжает по генеральной доверенности Вячеслав Соловьев.
— Любопытный, что оставил фонарик у ямы со снарядом? – воскликнул киевский майор, довольно потирая руки. — Проверить всех знакомых, соседей, связи! Владельца машины тоже взять.
28
Подарок Игорь выбрал сам – хрустальную вазу для цветов.
— Очень понравилась, с удовольствием оставил бы нам.
— Уйму денег стоила! У Маргариты, по-моему, их несколько.
— Такой нет, гарантирую. Украсит любой букет.
По дороге купили цветы. Маргарита встретила в синем итальянском костюмчике с белой розочкой над карманчиком на груди и сверкающих бусах из дорогих камней, обдала терпким ароматом незнакомых духов.
«Шикарная женщина, – подумал Игорь, — Почему не замужем»? Гостей набралось человек двадцать. Общество разношерстное. Вместе с интеллигенцией, друзьями Елены и Даши, были торгаши из мира Риты. Определял их Игорь по разговорам. Кроме Даши и Марины – матери близнецов, Игорь никого не знал. Рита принялась знакомить с гостями. Начала с родителей. Отец – инженер в порту, мама – экономист на приборном заводе. С тех пор, как Рита развернулась с бизнесом, купила себе однокомнатную, а затем трехкомнатную квартиру, жила отдельно от родителей. Игорю они понравились.
По просьбе Лены Рита представляла Игоря, как её родственника, приехавшего по делам в Феодосию. Правда, нескольких минут наблюдения хватало, чтобы усомниться в этом. Как и на девичнике, женщины наперебой расспрашивали Игоря, откуда он, чем занимается, что привело в Феодосию, почему раньше не приезжал. Мужчин Игорь не интересовал. Разве что бросали завистливые взгляды на его «Роллекс». Заговорил с Игорем лишь муж Даши. Он знал об отношениях Игоря и Лены. Поговорили о делах на городских предприятиях. Александр Степанович был в курсе финансового положения порта, знал обстановку в ЗАО «Море». Дружески улыбнувшись, перешел от экономики к Елене,
— Лена Даше как сестра, член нашей семьи. Будет не хватать её. Мы с Дашей обязательно приедем в Ленинград, посмотрим, как вы там, не обижаете ли.
— Что вы!
— Вы не обиделись? Я в шутку, на правах старого друга Лены.
Подошли Даша с Леной.
— Отбил от наших женщин? – обратилась к мужу Даша. — Ленка вся извилась от ревности.
— Что городишь!
— Женщины у нас еще те! Маргарита представила как брата. Ради такого жениха и своего можно оставить, – пошутил Дашин муж.
В одной из комнат для танцев был включен видеомагнитофон, на экране крутились музыкальные клипы.
— Лена, разреши, приглашу на танец! А вы, – обратился он к Игорю, — пригласите Дашу.
Даша танцевала легко и красиво. Игорь сделала ей комплимент.
— С Аленой не танцевали? В детстве мы ходили в хореографическую студию при Доме офицеров флота и ее всегда отмечали, в отличие от меня.
— Вы великолепно танцуете. С Леной довелось танцевать у вас на девичнике, здесь пока не удается. Или «белый танец», или кто-то уже успел пригласить.
— Заинтересовали наших женщин! Спрашивают, женат ли? Не очень верят, что вы брат Алены.
— Надеюсь, не подвели её?
Женщины между тем продолжали обсуждать «двоюродного брата» и Маргариту, строили далеко идущие предположения. Рита давала пищу. Постоянно крутилась около Игоря, танцевала каждый второй танец, ухаживала за столом.
Мужчины вышли на балкон покурить, а Игорь остался с дамами. Мужчины для него не представляли интереса, успел разобраться. Никто не имел своего настоящего дела, если не считать мелкого торгового бизнеса «купи – продай». В большинстве небольшие клерки, служащие администрации, нужные Маргарите люди. Никто из гостей, судя по приличным костюмам и обуви, не бедствовал. Игорь единственный из мужчин был не в костюме, а в светлых брюках и белой итальянской тенниске. Послушался совета Елены. Собирался надеть светлый летний костюм, она предупредила, будет жарко и пиджак ни к чему. Женщины пришли в открытых платьях, легких костюмах.
К радости Игоря пили мало, рассказывали анекдоты, танцевали. Рита на правах героини вечеринки чаще других приглашала его танцевать. Елене это не нравилось, она надулась, отказывала приглашающим ее и предпочитала сидеть в кресле у экрана видеомагнитофона, под клипы которого танцевали.
— Скоро, значит, увезете Елену в Ленинград? – спрашивала Рита, танцуя. — Не слишком ли всё быстро? Неделя прошла, как познакомились. Окрутили нашу царевну Несмеяну.
— Любовь с первого взгляда.
— Завидую белой завистью. В меня ни с первого, ни со второго никто не влюбится. Нет у вас на примете неженатого приятеля? Познакомили бы. Надоел наш сонный город. Тоже охота уехать куда-нибудь, где жизнь кипит.
— Жизнь кипит везде, надо суметь найти в ней место. Красивая и обаятельная женщина, к тому же богатая, не может встретить достойного мужчину? Трудно поверить.
— Вы вот, пришли на девичник, познакомились со всеми нашими, а выбрали блондинку. Может мне перекраситься, как считаете?
— Не знаю. Елена напомнила мне жену, она была естественной блондинкой и если осветлялась то лишь слегка. Мне, например, брюнетки нравятся не меньше. У вас великолепный цвет волос.
Клип закончился и Игорь, поцеловав ручку Рите, отвел её к свободному креслу. Подошел к Елене, взял за руку.
— Что пригорюнилась, не потанцуешь?
— Тебе весело. Охмурял Ритку, или она тебя клеила?
— Скорее второе.
— Что ж теряешься? Ей любовного опыта не занимать, и живет одна. Смотрю, ты порядочный ловелас. Перед Ритой ворковал с барменшей из «Астории». Успел познакомиться?
— Она бармен? Вот не подумал! По разговору светская львица.
Елена остановила его, не дав возможности охарактеризовать даму, которая с первой минуты их появления положила на Игоря глаз. Подошел мужчина, до этого любезничавший с Зиной, как звали барменшу, и спросил у Игоря разрешения пригласить его даму.
— Как решит дама.
Елена согласилась, и они присоединились к танцующим парам. Игоря снова пригласила Рита. Елена, танцуя, ревниво посматривала на них, как показалось Игорю, даже сверкнула гневным взглядом, встретившись глазами. Танец закончился, и партнер привел Елену к Игорю с Ритой.
— Рит, не обидишься, мы пойдем?
— Так рано? Еще будет разное мороженое, капуччино.
— Я обещала маме рано вернуться. Ей нездоровится.
— Игорь, а вы маме ничего не обещали, может, останетесь? Елене я вызову такси.
— Оставайся, здесь тебе рады, – зло проговорила Елена.
— А что? Провожу тебя и вернусь. Можно, Рита?
Рита вопросительно посмотрела на Елену.
— Пускай остается, я одна доберусь. – Лена повернулась к нему. — Игорь, оставайся, стоит ли терять приятный вечер и новых знакомых.
— Ладно, решайте, – сказала Рита и покинула прихожую.
Игорь притянул к себе Елену, взял за руки.
— Ну что ты распсиховалась? Неужели могла подумать, останусь без тебя или отпущу одну в ночной город? Не ожидал, что такая ревнивая. И шутку не поняла.
— Всегда так ведешь себя, когда с женой приходишь в гости? Забываешь о спутнице.
— Сама представила братом. Должен был вести как влюбленный жених? Да я и так не спускал с тебя глаз. Наверняка все догадались, никакие мы ни брат с сестрой, а влюбленная пара. – Он крепче обнял, попытался поцеловать, Елена отпрянула.
— Отпусти! Оставайся с Маргаритой. Она без ума от тебя. Или Зина. Постоянно стреляла в тебя глазами. Она не только бармен, а еще юрист. Устроишь в свою фирму.
Игорь решительно взял ее под руку и повел на улицу.
Она вырвала руку и спросила:
— Куда мы идем? Домой я не пущу. Переночуешь в гостинице и гуд бай.
Игорь не ответил. Про себя подумал «Конечно, приятно, что ревнуешь, значит, любишь, но если постоянно…».
Телефон он оставил дома и спросил Лену, с собой ли у неё мобильник, надо бы такси вызвать. Елена не ответила, продолжала идти рядом.
— Хорошо, прогуляемся пешком. Ночной воздух прочистит твою головку от несправедливой обиды.
— Считаешь, несправедливой? – вспыхнула она. Игорь промолчал. «Пусть перебесится, успокоится». Молча прошли пешком весь путь с Крымской до дома. У подъезда Лена предупредила:
— Маме, пожалуйста, ни слова. А завтра покинешь наш город. Если, конечно, не решишь продолжить обхаживать Маргариту или Зину.
— Ленусь, как тебе не стыдно! Уподобляешься глупым ревнивым бабам новых русских.
— У тебя и с ними были интрижки? Понимаю.
— Ничего ты не понимаешь. Выходит, совсем не узнала меня, не поняла.
— Теперь узнала!
Это была первая их размолвка. Поднявшись в квартиру, Игорь первым принял душ и отправился спать. Беспокойные мысли крутились в голове. Извиниться, попросить прощения за то, в чем не виноват, или подождать, путь остынет?
***
Рано проснувшись, Игорь отправился в исполкомовский двор забрать машину. Уезжать не собирался. Не верил, что пустяковая ссора разведет с женщиной, о которой долго мечтал и нашел. «Лена права, слишком много внимания уделял Маргарите, Зинаиде, другим женщинам», – согласился он. – «Зря вчера не постарался помириться».
Под стеклоочистителем Игорь нашел записку от Григория Федоровича. Родственник просил найти время и заехать, есть серьезный разговор. Игорь удивился, но решил встретиться. Часы показывали без четверти семь, еще дома. Лена и Евдокия Андреевна спят, можно смотаться на Старо - Карантинную.
Григорий Федорович копался в огороде, когда подъехал Игорь. Поздоровавшись, сразу спросил, что за серьезное дело.
— Хочу попросить об одном деле. Только поклянись, никто не узнает о разговоре.
Игорь удивился, что еще за тайны Мадридского двора, но поклялся.
После долгого вступления, отвлекаясь на темы родства с его семьей, бывший моряк рассказал, что его полуслепая мать, как узнала о событиях у Полюткиных, вспомнила, что после войны перераспределяли размеры приусадебных участков. От них тогда отрезали немного земли, а от Полюткиных прибавили. Забор, где на метр, где на два, перенесли.
— Получается, немцы сховали свое добро на нашем участке. Не знаю, что делать. Заявить? Пригонят технику, все перероют, уничтожат огород, деревья.
— Перспектива неприятная. Я чем могу помочь?
— Надумал сам искать. Один, боюсь, не справлюсь.
Игорь перебил, улыбнулся.
— Приглашаете в долю? Я законопослушный гражданин. Притом другого государства.
— Сына думаю прилечь. Написать Петру – боюсь прочитают. Ты не мог бы по пути в Ленинград заехать в Обнинск? От Москвы сто пять километров, туда – сюда двести. Или от Тулы свернешь на Калугу, оттуда дорога на Москву через Обнинск. Лишнего всего сорок – пятьдесят километров. Попросишь Петра найти прибор, что видит под землей. Чтобы золото показывал. По телевизору видел, есть совсем маленькие приборы. И сам, пусть приедет.
— Я еду с невестой. От неё секретов у меня нет. И делать такой крюк! Работа в Питере стоит!
— По-родственному, помоги, очень прошу! На бензин денег дам.
Игорь рассмеялся.
— В бензине разве дело? На преступление толкаете. Сомневаюсь, Петр возьмется помогать. Предположим, откопаете археологическое добро, на черта оно сдалось? Ему место в музее.
— В газете писали: золотые монеты, всякие фигурки из золота. Можно продать стоматологу.
— Чтобы переплавил предметы, которым десятки веков? Ну, знаете, не ожидал от вас! Это же варварство! К тому же уголовно наказуемое. Извините, Григорий Федорович, я вам не помощник и не советчик. Про закапанные сокровища на вашем огороде, никому не скажу, но от клятвы избавьте. Заехать по пути к сестре, познакомить с невестой, идея хорошая, спасибо. Ночевать перед Питером все равно где-то придется. Заеду в Обнинск. Петра увижу, расскажу ему всё, передам письмо. Не знаю как по украинскому закону, а по российскому, нашедшему клад полагается двадцать пять процентов его стоимости. Дерзайте. Обещайте только, если найдете, ничего не уничтожать.
Моряк был не рад, что посвятил Игоря в тайну. «Столичный франт, чистоплюй, что понимает в жизни? Двадцать пять процентов. Столько, может, и дали бы в советское время, при условии, что сам нашел клад. А начнут рыться музейные работники или солдаты с поисковыми приборами, кроме развороченного участка и погибших кустов смородины и малины ничего не получишь».
— И будьте осторожны, прознают бандиты, окажетесь где-нибудь прикованным к батарее, узнаете дополнительное назначение электрического утюга. – Посоветовал Игорь на прощание и уехал.
***
Тем временем в соседнем дворе, у Нины, с раннего утра солдаты с военным металлоискателем прощупывали метр за метром. Их сопровождали любопытная Катя и две сотрудницы Феодосийского краеведческого музея, надеющиеся, что от клада перепадет и родному городу.
Нина, возмущенная бесцеремонностью солдат, ушла с расстройства в дом и не разговаривала с ними. Позже доброе сердце не выдержало, пожалела солдатиков. Предложила винограда, яблок. Солдаты посидели, попили квасу, и, не спеша, продолжили работу. Во второй половине дня доложили капитану, что металла во дворе нет. Капитан – сапер попросил сотрудников СБУ разрешения посмотреть прибор, что был у немцев. Его зачем-то вернули горе - туристам, но они больше к Нине не возвращались.
— Ну, немцы, ну мастера! Сховали под телек! Обычный автомобильный телек. Никогда не догадаешься, одна небольшая плата и уже металлоискатель, реагирующий на золото, – восторгался разобранным немецким прибором армейский офицер, рассмотрев плату микропроцессора.
***
Елена размышляла над неожиданной ссорой и плохо спала ночь. Анализировала свое поведение, Игоря, и пришла к выводу, что обиделась зря. Сама подсказала вести себя как брат. Утром, проснувшись, увидела мамину кровать пустой. Вышла на кухню, в коридор, посмотрела на дверь, и поняла, что мама куда-то ушла. Можно зайти к Игорю и разведать, дуется ли за устроенный вчера скандал и помириться. С этими мыслями осторожно постучала. Игорь не отвечал.
— Кончай ночевать! – громко сказала через дверь. В ответ тишина и она толкнула дверь. Комната оказалось пустой, кровать аккуратно заправлена. Неужели уехал? На глаза набежали слезы. Дура я, дура! Плачущей застала ее мама.
— Что случилось?
— Уехал. Сама выгнала.
— Да что случилось? Вчера вернулись от Маргариты оба довольные.
— Много внимания уделял Ритке и другим женщинам. Выговорила ему – обиделся.
— Только и всего? Оставил тебя и ухаживал за другими?
— Я представила его как двоюродного брата. Не собираюсь раньше времени всех посвящать. А Ритка! Знала всё и принялась обхаживать!
— Тебе не показалось?
Елена вытерла слезы.
— Не показалось! Видела бы, какими влюбленными глазами смотрела на Игоря! Танцуя, как прижималась! Потом Зинка, не состоявшаяся юрист. А он и ручку поцелует и обнимет. Таял. Я сказала: уезжай в свой Питер. Он и уехал.
— Возможно, светскую галантность ты приняла за ухаживание?
— Может и так.
— Не реви. С самого начала не очень верила в ваши отношения. Может и хорошо, что не зашло далеко. Уверена, он уехал? Костюм вон весит, рубашка, что я постирала.
— Для него это мелочи.
Сели на Игореву кровать, Евдокия Андреевна обняла дочь, принялась утешать.
— Не любил тебя, если из-за пустяков решил уехать. Разве непонятно, ты в сердцах сказала: уезжай. Объяснил свое поведение?
— Извинялся, но не признавал вины, обвинял меня, зачем представила братом.
— Выходит, сама виновата. Парень он гордый. – Они помолчали.— По-настоящему полюбил, – никуда не уедет.
— Уехал же!
Затренькал сотовый телефон, Лена схватила трубку, надеясь, что Игорь. Звонил Курт. Сказал, что они с дядей в отеле и ждут ее. Сегодня улетают. Им предписано покинуть Украину. Лена быстро умылась, проглотила чашку растворимого кофе и отправилась в «Асторию».
***
Переговорив с Григорием Федоровичем, Игорь приехал к Елене. На звонок открыла Евдокия Андреевна.
— Явился – не запылился. Мы решили, уехал в Ленинград.
— Без Лены, не попрощавшись с вами? С родственником дальним встречался. Где Елена?
— Ушла немцев собирать в дорогу. Проводит их, наконец. Ты заходи, что стоишь?
Игорь прошел в гостиную, сел.
— Завтракал?
— Кофе выпил бы.
— Алена тоже наспех выпила кофе и побежала, вместо того чтобы позавтракать. Бутерброд сделать? Сыр, колбаса, масло. Что подать?
— Спасибо Евдокия Андреевна. Маленький кусочек сыру и всё.
Она подала банку кофе, принесла батон, сыр и чайник. Игорь заварил кофе, намазал кусочек батона маслом и положил сверху уже нарезанный сыр. Евдокия Андреевна села напротив.
— Как вечеринка у Маргариты, понравилась?
— Евдокия Андреевна, вы хотели спросить совсем не это, а зачем обидел мою дочь. Отвечаю: не обижал, но готов на коленях просить прощения. Небольшое недоразумение, а она: уезжай в свой Питер!
— Вместо того чтобы быть с невестой, ухаживал за чужими женщинами и называешь недоразумением?
— Все время старался находиться рядом. Подруги уделяли слишком много внимания, – сама дала повод. Представила двоюродным братом. Я поддержал игру. Не предполагал, что такая ревнивая.
— Признаюсь по - секрету. Лена впервые влюбилась. Чем уж ты ее привлек, не знаю, она ждала идеальных отношений. Твое невнимание восприняла как предательство. Обиделась, разочаровалась в тебе.
— Я всю ночь не мог уснуть.
— Ты старше, у тебя опыт семейной жизни. Будь ей не только любящим мужем, но наставником, учителем. Подобных недоразумений, как ты назвал ссору, впереди будет немало. Помни, ты мужчина, а потому уступи, попроси прощения, даже если не виноват, женщины это любят.
— Без Лены теперь не представляю жизни. После нашей встречи, вся моя жизнь изменилась. Появился смысл в жизни – любить, жить ради неё. – Он надолго замолк. — Как вы думаете, долго еще будет дуться?
Евдокия Андреевна встала, обошла стол, обняла Игоря.
— Очень рада, что у меня будет такой добрый и совсем не современный зять! Все будет хорошо. Придет Лена и помиритесь.
— Почему назвали не современным?
— Не похож на нынешних, не груб, говоришь красиво, интеллигентен.
— Он ваших слов у меня крылья ангельские вырастут. Я продукт своего времени, может, получивший чуть больше в воспитании.
***
Вместо Киева, оговоренного в туристской путевке, немцев отправляли домой. Из Симферополя подвернулся чартерный рейс во Франкфурт. Проблемы с отъездом решили министерское и гэбэшное начальство. Елене осталось, привезти немцев и взять у дежурного аэровокзала их проездные документы.
Своих подопечных в гостинице она застала подавленными. Эрвин складывал вещи, Курт развалился в кресле и курил.
— Кроме несбывшихся планов, какое впечатление увозите о городе? – спросила Елена, нарушив тягостно молчание.
— Город, как город. Есть лучше, есть еще хуже, – философски проговорил Эрвин.
— Мафиозный, нищий город, а мог бы стать процветающим, как любой средиземноморский курорт. Вместо того чтобы вкладывать деньги в туристский сервис, строить отели, отсыпать настоящий пляж, власти покупают дорогие иностранные автомобили, строят собственные дворцы, бандиты проигрывают в казино миллионы.
— Позволь, не согласится, – прервала Елена. — Вам не понравились условия отдыха, представляемые нашим агентством? Сами выбрали частный сектор.
— В отеле не было горячей воды, какой это сервис?
— Будь в тот день вода в номере, мы не собрались бы на пляж, нас не похитили, – вмешался Эрвин.
Елена, улыбнувшись, заметила:
— У русских на этот случай есть хорошая поговорка «Если б да кабы, во рту выросли грибы». Понятно перевела?
— Не совсем. Я много русских пословиц читал, эту не знаю, – сказал Курт.
— Скажу тогда открытым текстом. С самого начала ваша затея была обречена на провал. Не похитили бы бандиты на пути на пляж, нашли вас в другом месте. Легко отделались еще. Знаешь, Курт, Крымское начальство собиралось посадить тебя? Эрвина отпустить, а тебя судить. Только вмешательство министерских работников из Киева, спасло от тюрьмы.
— Хелен, я с тобой полностью согласен, – заговорил Эрвин. — Ты права, нам еще повезло. – Он повернулся к Курту. — Я предупреждал, поездка будет бесполезной. Повезло, если, правда, отпустят.
— Отпустили. В три часа самолет во Франкфурт. Пообедаем перед дорогой и поедем. Я провожу в аэропорт.
29

Встреча с Эриком взволновала Ольгу. Ругала себя. «Зачем пошла, убедиться, он»? Опять, как в больнице задумалась о бренности жизни. Какая короткая! Зримо представила молодого Эрвина, военный город и пришла мысль – не о том времени грустит, а о своей жизни, так быстро пролетевшей. Вид старого Эрика напомнил о собственном возрасте.
«Такая короткая длинная жизнь», – где-то слышала выражение. – Грех жаловаться, прожила ее неплохо. Не хуже других, может, и лучше. Была любовь, был муж. Позор молодости искупила. Подняла сына на ноги. Родила еще двух, ухаживала за безногим мужем, ходила в церковь. Правда, к Богу привели протестанты. Но Бог у всех один и поймет».
Утром автобус довез Ольгу до рынка. Она купила фруктов, отнесла Маше в больницу, узнала, что «немецкого шпиона» военные забрали прямо с больничной койки. Ольга улыбнулась про себя. «Какой к черту шпион, на ладан дышит. Второй, молодой, может и шпион. Да что им шпионить в нашем городе? Приехали откопать награбленное в войну. Неужели, не пожалеют больного старика? Вчера дали номер комнаты, может зайти, в гостинице расскажут, куда увезли Эрика. Идти недалеко. За их номером обязательно следят. Что скажу, если и меня заберут»? – Она остановилась в нерешительности. – «А что с меня, старухи, взять»?
Ноги сами понесли к «Астории». Швейцар удивился визиту старухи, но пропустил. Она поднялась на второй этаж, постучала в 207 - й номер. Дверь открыла Елена, спросила.
— Вы не ошиблись?
— Немецкие туристы, здесь остановились? Я бы хотела видеть Эрика.
— Эрика? – Елена не сразу сообразила, кого имела в виду старая женщина. — Господина Эрвина Вакера, вероятно? – Вспомнила, Эрвин говорил, у него была в городе девушка. Неужели нашел, или она нашла? — Заходите, – пригласила она пожилую женщину.
Эрвин, услышав, что Хелен с кем-то разговаривает, вышел из своей комнаты. Увидев Ольгу, улыбнулся ей и остановился, застеснявшись, Елены. Был он очень бледен, худ. Выглядел хуже, чем в больнице. Они долго молча смотрели друг на друга. Каждый видел другого молодым и думал о быстротечности времени.
— Что же вы стоите, проходите в гостиную, – предложила Елена, бывшим любовникам на немецком. Они прошли в гостиную. Поймав вопросительный взгляд Ольги, Елена спросила. — Немецкого не знаете? – Ольга покачала головой. — Что-то хотите спросить?
— Переведите: рада, что живой.
Ольга перевела, Эрвин улыбнулся, кивнул головой.
— Я тоже рад. Ола, ты неплохо выглядишь. Я совсем старик. Как твоя семья?
— Пять раз бабушка. Мужа схоронила. Вырастила двух сыновей и дочь, все устроены, у каждого семья.
Эрвин рассказал о своей семье.
— Вы познакомились в оккупацию? – спросила Елена, когда они замолчали. Курт все это время листал проспект туристской фирмы и с интересом следил за разговором.
— Девчонкой была, а он около нас жил. Детишек продуктами одаривал. Прочитала в газете имя и вспомнила, потом в больнице увидела.
Эрвин и Ольга продолжали молчать, мучительно соображая, о чем спросить другого. Каждый прожил свою жизнь. В оставшиеся дни, понимали, ничего общего быть уже не может. Очень хотелось Ольге порадовать Эрика, сказать, что в России у него сын. Сумела воспитать, дала высшее образование, но сдержалась. Пожалела. Не нужны ему лишние волнения.
Эрвин заговорил первым.
— Увидел, как живут русские. Бедно. До сих пор воды в доме нет, туалет на улице. Ты, Ола, живешь в хате, как у Нины, или в современном доме?
Елена объяснила, что жизнь в доме с садом и хозяйством ничуть не хуже, чем в каменном муравейнике. Ольга сказала, что живет в блочном доме. Квартира с удобствами.
— Я не бедная. Пенсию получаю, квартирантов держу. На хлеб и молоко хватает.
— А на лекарства? – спросил Эрвин.
— Народными средствами лечусь, – рассмеялась Ольга. — Всё у меня хорошо. Чего и вам желаю.
Разговор, когда каждый не знал, что спросить или рассказать, мог продолжаться бесконечно. Елена напомнила, через два часа они уезжают, а надо еще поесть и вещи собрать. Должен подойти сотрудник СБУ, проводить немцев. Если увидит Ольгу, неизвестно что ее ждет. Ольга и сама поняла, пора уходить.
— Домой уезжают, в Германию? Их не посадят?
— Куда? – не поняла вопрос Елена. — В тюрьму? Нет, сжалились над стариком.
— Передайте им пожелание доброй дороги и встречи с родными. Эрику скажите, в следующий раз встретимся уже там, – она показалась в потолок. — Там переводчик не понадобится, и подольше поговорим обо всем.
Когда Елена перевела, Эрвин прослезился. Курт рассмеялся.
— Веришь в загробную жизнь? – спросил Курт через Ольгу. — И в Бога веруешь?
— Как можно жить, не веруя? В нём, Единственном, наше спасение.
— Буду ждать встречи, – сказал Эрвин и протянул сухую тонкую руку, чтобы пожать полную, распухшую от многих лет нелегкой работы, руку Ольги.
Ольга поблагодарила Елену за помощь. Эрвин проводил ее до двери. Неожиданно отпустил и бросился обратно в гостиную. Достал из бумажника Курта три купюры и, вернувшись к Ольге, протянул ей.
— В память нашего… – Он замолчал, подбирая слова. — Счастливого свидания. Купишь подарок. – Перевела Елена и возвратилась в гостиную, чтобы не смущать их.
Ольга взяла деньги, вспомнила и сказала "Der Vielen Dank", обняла своего Эрика. Два пожилых человека долго стояли обнявшись. Оба молчали, оба плакали.
Ольга вырвалась из объятий своего первого любимого, вспомнила слова, с которыми они прощались.
— Auf Wiedersehen, mein Eric! Ich liebte dich immer! – медленно произнесла она, еще одну неожиданно вспомнившую фразу, и выскочила в коридор, вытирая по пути слезы.
На улице рассмотрела деньги, что дал Эрик. Триста долларов. Пенсия за год. Чудно устроен мир! Не ждала – не гадала, и встретились! Переводчица наверняка догадалась, что были близки. И пусть! Разболтает – теперь все равно. Федора давно нет. Дети выросли, а узнай, возможно, и поняли бы. Сердцу не прикажешь, кого любить.
***
Немцы завершили сборы и спустились с Еленой в ресторан. Завтрак прошел молча, они почти ничего не ели, зато придирчиво отнеслись к набору продуктов в дорогу, который вместе с Хелен готовили работники ресторана. Елена выпила чашечку кофе с пирожным, спросила разрешения отлучиться на пятнадцать минут, сбегать за зонтиком. Возвращаться из Симферополя, похоже, придется под дождем. Её подопечные пошли в номер заканчивать упаковку багажа.
Дома Елена застала мирно беседующих маму с Игорем.
— Не поехала провожать? – встретила мама вопросом.
— Всё дуешься? Прости, пожалуйста. На людях теперь на шаг не отойду, – вымолвил Игорь.
— Обещаешь? – спросила Елена и повернулась к маме. — Объяснил свое поведение?
— Рассказал то же, что и ты. Не увидела причины для ссоры.
— Простить?
— Не только. Извиниться, что затеяла ссору.
Игорь своим излюбленным приемом схватил Лену за руки, притянул к себе, обнял. Поцеловать при Евдокии Андреевне не решился.
— Давай больше не будем ссориться по пустякам.
— А по серьезным проблемам будем? – спросила Лена и поцеловала в лоб.
— Покойников целуют в лоб, – сказала мама и вышла, чтобы не смущать молодых.
Игорь обнял Лену, поцеловал.
— Прости, что так получилось, я в чем-то не прав.
— Нет, это я, дурочка, на пустом месте распсиховалась, прости. – Елена рассказала, что сейчас едет в Симферополь проводить немецких туристов и вернется только поздно вечером. Неожиданно ей пришла идея. — Ты не мог бы за мной приехать в Симферополь? До аэропорта заказан микроавтобус, а обратно, возможно придется добираться переполненным рейсовым.
— Какие проблемы?! И туда отвезу всех, откажись от такси.
Отказаться от микроавтобуса Елена не могла. Их сопровождал сотрудник управления службы безопасности из Симферополя. Даст ли машину ехать обратно, она не спрашивала.
— Самолет вылетает в 15.15. К этому времени подъезжай к международному аэропорту, а я найду тебя на стоянке.
Ей хотелось побыть с Игорем, показать ему Симферополь, может, походить по магазинам.
Лена взяла зонт, поцеловала Игоря и убежала, не попрощавшись с мамой. Когда Евдокия Андреевна зашла в гостиную, её уже не было.
— Помирились?
— Да. Спасибо вам. Ваше присутствие помогло, а то еще дулась бы.
— Она любит тебя, Игорь! Старайся избегать ссор, особенно мелких, пустых, которые портят жизнь, озлобляют и обязательно приведут к большой ссоре.
— Вы не заметили, я покладистый человек и вывести меня нелегко. Надеюсь, не будет поводов ссориться.
Телефонный звонок прервал разговор. Незнакомый мужской голос спросил, живет ли у них еще Игорь Петрович Кочетков.
— А кто его разыскивает? – спросила Евдокия Андреевна.
— Служба менеджмента ЗАО «Море». Мы звонили в Петербург, там сказали, он в Феодосии.
Она передала трубку Игорю. Предложение заинтересовало, и он согласился немедленно приехать.
Будущей теще сказал, что в половину второго поедет в Симферополь за Леной, а пока смотается в Приморск, на завод. Предлагают заключить контракт на поставку оборудования.
— Возьми меня в Приморский, пока будешь на заводе, пообщаюсь с подругой. Заодно посмотрю, что у тебя за необычная машина. Алена так расхваливала!
До Приморского дорога знакомая и доехали быстро. Игорь уже бывал в ЗАО «Море» теперь по пути завернул в небольшой поселок в десяти километрах от Феодосии. Вырос он после войны для рабочих завода, выпускающего военные катера различного назначения, позже на заводе освоили выпуск крупных пассажирских и военных судов на подводных крыльях. С Евдокией Андреевной подъехали к двухэтажному многоквартирному дому в центре поселка. Она назвала номер квартиры, сказала, чтобы не стеснялся, как только освободится, зашел.
В ЗАО «Море» отделу комплектации завода срочно потребовались два электродвигателя, их нашли в рекламном буклете, оставленном Игорем. Разговор начали с предложения оплатить двигатели любым бартером от овощей и фруктов, до моторных лодок и оптических приборов. Все это производилось и в Петербурге. Пришлось объяснить, что «Садко» солидная техническая фирма бартером не занимается. В итоге феодосийцы решились раскошелиться и заказали пока два двигателя самовывозом из Питера. Игоря это вполне устраивало.
— Переведёте деньги, и в тот же день можете забрать. На складе эта модификация в достаточном количестве.
Решив вопросы с заводчанами, Игорь заехал за Евдокией Андреевной. Она познакомила со своей подругой, интеллигентной женщиной одних с ней лет. Игоря представила как кавалера и возможно будущего жениха дочери.
— Почему будущего? – обиделся он. — Сегодня жених.
— Кто вас, молодых, разберет. Дай Бог!
***
В аэропорт Игорь добрался, когда франкфуртский самолет выруливал на взлетную полосу. Выбирал место, где бы припарковаться и увидел Елену. Стройная светловолосая девушка на высоких каблуках, в голубом открытом сарафане направлялась к нему. Игоря окатила волна давно неиспытанного счастья. На мгновение закралось сомнение. – «Неужели, она станет моей женой? Судьба слишком благосклонна ко мне». Оставив машину, он бросился к ней. Они обнялись, а с двух сторон сигналили машины, которым Игорь перекрыл дорогу. Он в последний раз поцеловал её и повел к машине, неторопливо открыл перед ней дверцу, обошел свою машину и сел на водительское место, тронулся. Все это время водители, кому он перегородил выезд, продолжали сигналить и материться.
— Проводила без проблем?
— Все хорошо. Получили билеты, зарегистрировали горе – искателей сокровищ и отправили в зал VIP международной зоны. Попрощались холодно, будто я виновата в их злоключениях. Среди пассажиров встретился земляк из Штутгарта, узнал героев газетных публикаций и вызвался опекать их.
— Что подарили на память?
— Не поблагодарили даже.
— Насколько я знаю, иностранные туристы всегда делают приличные подарки гидам.
— Положим, не всегда что-то приличное, чаще какую-нибудь безделушку, но со мной всегда тепло прощались, оставляли адреса, приглашали приезжать. Это первый случай. Обычно, общение с туристами доставляет удовольствие, с этими одни проблемы.
На развилке Игорь повернул в город.
— Что забыл в городе, опять дела? – спросила Елена. Она только собиралась попросить заехать в центр, а он угадал ее желание.
— Скоро узнаешь.
Елена обиделась на такой ответ и включила радиоприемник. Игорь долго плутал по узким улочкам, выехал на Кирова и затем на стоянку на площади Ленина.
— Здесь правительственные машины стоят, куда ты? – остановила Елена, а к ним уже направлялся, невесть откуда появившийся, милиционер. Игорь вышел навстречу, показал документы и вскоре вернулся, открыл дверцу Елене.
— Прошу, мадемуазель!
— Что ему сказал, раз нас не погнали?
— Пятерку зелененькую вложил в документы. Пошли, прогуляемся в ювелирный, хочу сделать небольшой подарок. Смотрю в твои глаза и никак не разберу голубые они или серые с зеленоватым оттенком?
— Мама считает, голубые.
— Тогда с голубым камушком колечко подарю. В знак нашего примирения.
— После каждой ссоры собираешься что-нибудь дарить? Разоримся. И не справедливо. Вдруг я окажусь виноватой и не смогу сделать тебе подарок.
— С тебя достаточно поцелуя.
В ювелирном Игорь показал ей на понравившиеся кольца с бирюзой и сапфирами.
— К твоим глазам, какое идет?
— С сапфиром. Но оно очень дорогое и к нему необходимы еще сережки. А как тебе с александритом? – Лена показала на соседнюю витрину. — Подходит к любым глазам.
— Мне кажется с сапфиром тебе больше подойдет.
— Приезжие из России не сразу врубаются, увидев бросающуюся в глаза скромную цифру в гривнах. Забывают умножить на пять, чтобы представить цену в рублях.
— Мы не умножим, а разделим, получится еще дешевле.
Игорь подозвал девушку, обслуживающую отдел, и попросил примерить кольцо и сережки с сапфирами. Она измерила Лене палец и полезла на витрину.
— Такой дорогой подарок не приму, – сказала Лена и попросила девушку показать с александритом. Той пришлось водрузить на витрину первый комплект и достать другое кольцо. Игорь прошептал на ухо:
— Опять поссоримся. Примерь кольцо и сережки с сапфирами.
Девушка с недовольным лицом достала сапфировое кольцо. Елена надела на палец и смотрела на него с таким блеском в глазах, что Игорь не мог не попросить, чтобы дали примерить сережки. Елена отдала Игорю сумочку, приложила сережки к ушам и долго смотрелась в зеркало.
— Дырочки заросли.
— Проколоть не сложно, – заметила девушка.
— Тебе нравятся, скажи откровенно? – спросил Игорь.
— А тебе?
— Мне очень. Важнее чтобы тебе нравились.
— Мама за такой дорогой подарок запилит. На эти деньги можно пять стиральных машин купить.
— Купим и машину. Выписывайте, – сказал Игорь девушке, обслуживающей их, и спохватился. — Карточку VISA или долларами примите?
Продавец покачала головой, забрала у Лены сережки и кольцо, а их отправила к Универмагу, в обменник.
На улице Лена выговорила ему.
— У тебя шальные деньги, делать такие подарки?
— Как подвернется приличный заказ, купим еще колье с сапфирами, закажем бархатное вечернее платье.
— Мальчишка, – произнесла она и сжала ему руку.
Они обменяли доллары на гривны, вернулись в магазин и забрали покупку. Кольцо Лена сразу надела и ежеминутно с восторгом посматривала на него, посетовала, что нельзя надеть серьги. Здесь же, на Кирова, пообедали в ресторане и вернулись к машине. В машине она крепко поцеловала Игоря.
— Спасибо!
— Про маму забыли. Что ей купим в подарок? Может, что-то по - хозяйству?
— Кто замуж выходит? – улыбнулась Лена. — Ей я сделаю подарок. Куплю стиралку. За летний сезон накопила.
Занятым разговором, обратная дорога в Феодосию показалась короткой. Вместе заехали в исполкомовский двор, поставили машину и пешком направились домой. Игорь вспомнил, что так ничего не привезли маме.
— Возьмем торт, – предложила Елена.
30
Поиски немецкого археологического добра во дворе Полюткиных не прекращались. Каждый день толпился народ, приезжали специалисты с хитроумными приборами. По просьбе музейных работников днем несколько раз во двор заходил милиционер. После военных пригласили «черных искателей трофеев» из общества кладоискателей. Надеялись на совершенство их оригинальной техники, но и они ничего не нашли.
Выразить сочувствие и поболтать по-соседски зашла как-то к Нине жена Григория Федоровича – Люба. Нина кляла немцев и военных, гэбэшников и музейщиков, вспоминала советские времена, когда можно было застраховать имущество и урожай от стихийного бедствия.
— Немцев интересовало, где стоял туалет в войну, сколько раз и куда переставляли, где росла груша. Дарью прямо замучили вопросами. Они и бомбу нашли возле туалета. Там и искали бы, а то весь двор перерыли.
Упоминание туалета заставило Любу немедленно поделиться с мужем. Что их забор перенесли на бывший огород Полюткиных, она уже знала. Муж обещал еще раз расспросить мать. Сообщение Любы неожиданно напомнило Григорию Федоровичу, что с немцами общалась и участвовала в допросах, молодая учительница, что часто приезжала с немцами к Нине. «К ней бы подкатиться! Что-то услышала от немцев, знает. Несколько раз видел ее в машине с Игорем, уж не она ли его невеста? Хотя, услышанное ею, слышали и другие, не мешало бы расспросить.
Григорий Федорович везучий. На следующее день, прямо у своей автомастерской, он встретил Игоря и Елену, направляющихся на рынок. Остановил их, попросил Игоря представить невесту.
— Кто вам сказал, что я его невеста? – удивилась Елена, и строго посмотрев на Игоря.
— Вы и есть родственник Игоря? Рада познакомиться. Игорь говорил, что перед Москвой заедем к его сестре в Обнинск. Встретимся с племянницей и вашим сыном.
Григорию Федоровичу Лена понравилась. «За версту видно, влюблена по уши в Игоря, простая, своя феодосийская дивчина». Решился спросить.
— Так это вы привели немцев во двор к Дарье Полюткиной?
— Они меня. Сами нашли её дом после долгих поисков по всему Карантину.
— Про клад рассказали?
— На допросе молодого немца впервые услышала. До этого всё удивлялась, что за туристы попались, ничего их не интересует.
— Немцы не сказали, где искать?
— Сами не знают. Искали по всему двору. Старик талдычит: грушевое дерево, туалет. Грушу давно выкорчевали, а туалет с тех пор десять раз переносили с места на место. – Она улыбнулась и в шутку спросила, — Тоже хотите подключиться к поискам?
— Григорий Федорович кое-что знает, что пока никому в голову не пришло, – загадочно заметил Игорь. Григорий с укоризной посмотрел на него, повел головой из стороны в сторону и стал прощаться. Занятая своими мыслями, Елена не обратила внимания на реакцию будущего родственника и слова Игоря. Он не стал ей объяснять, в Обнинске все равно узнает.
Григорий Федорович вызывал у него двойственные чувства. Добрый и веселый хохол нравился в общении, особенно как пел на свадьбе украинские песни. Достойны уважения его золотые руки. Однако вместе с бесшабашной веселостью и добротой, лучившейся в глазах, нравившиеся Игорю, давала о себе знать крестьянская жадность. Пережиток прошлых лет, когда в семье берегли каждую копейку, чтобы выучить сына, достать лекарства больному отцу. Поразмыслив над судьбой родственника, в мыслях Игорь пожелал ему откопать клад, получить вознаграждение. В данной ситуации это был спортивный азарт, желание болельщика, наблюдающего борьбу одиночки с всемогущим государством.
Григорий Федорович напомнил обязательно передать привет молодым в Обнинске, пожелал Игорю и Лене добрых покупок на рынке, и вернулся в мастерскую.
— Видишь, я говорила, город наш маленький. Все про всех знают. Или ты ему рассказал обо мне?
***
Отправив немцев, Игорь и Елена, наконец, могли посвятить себя друг другу. Съездили на Азов, на мыс Казантип, искупались в нескольких великолепных бухточках. На Азовском побережье всё понравились – берег, чистая вода, малолюдье. Игорь взял с Лены слово, в будущие приезды в Крым, больше времени проводить на азовских пляжах.
На следующий день поехали в Коктебель прощаться с Игоревыми родственниками. Дороховы тепло приняли Елену, Игоря поздравили со счастливой встречей. Варвара Петровна, все же, высказала свои сомнения, не спешат ли жениться.
— Раз теперь у Веры будут еще родственники в Крыму, надеюсь, вскоре увидим у себя, – искренне обрадовался Вадим Сергеевич.
Познакомившись с Еленой, он уехал на строительную площадку в Судак, взяв слово с гостей, до его возвращения не уезжать. А они отправились на пляж. По дороге, Елена завела Игоря в музей Волошина, где все ее знают. Спросила про берлинского профессора, – он уже уехал. Поднялись с Игорем на мансарду Максимилиана, обсудили несколько его картин и к удовлетворению Елены, сошлись во мнении.
Долго купались, ели мороженое и на обед вернулись к Варваре Петровне. Хозяйка, как и Евдокия Андреевна, старомодна во взглядах, после обеда развела молодых отдохнуть в разные комнаты. Во второй половине дня ветер нагнал с моря тучи, стало прохладнее. Вадим Сергеевич позвонил и извинился, что задержится. Жене наказал не отпускать молодых.
— До возвращения Вадима Сергеевича можно сходить на могилу Волошина. Пошли? Солнца нет, не жарко, – предложила Лена.
— А дождь если?
— Не сахарные, не растаем! – Она обняла Игоря. — Пойдем! Когда еще окажусь здесь, и будет ли свободное время!
Игорь поднимался на гору два года назад и помнил, к тропинке на вершину можно подъехать. Внизу на холме, пограничная застава, к ней проложена дорога. Предложил Елене сократить путь, она настояла пройтись пешком по берегу вдоль пляжа.
Несмотря на отсутствие солнца, и по всем признакам приближающийся дождь с грозой, вдоль всего берега встречались полуголые и голые люди. За последним торговым павильоном закончился полу культурный пляж, пошли владения диких нудистов.
— И солнца нет, а они валяются на виду у всех! – возмутилась Лена, увидев первую группу нудистов, человек десять, мирно играющих в карты. Потом пошли отдельные парочки, семейные дуэты, опять многочисленные компании. — Мало их милиция гоняет. Открыли для них в Тихой бухте специальное место. Нет, им, видите ли, надо показать свои гениталии желающим прогуляться вдоль берега.
— Эксгибиционисты. Принимают воздушные ванны. И без солнца они очень полезны.
— Может, предложишь и нам раздеться, улечься рядом с компанией?
— Можно. Тебе, в отличие от большинства, есть что показать... Но я ужасный собственник, хочу один лицезреть твои прелести. Потому воздержимся.
— Спасибо, успокоил. Я уже начала раздеваться. – Она расстегнула и снова застегнула несколько пуговиц сарафана – халата. Игорь рассмеялся, обнял ее.
— Я тебе разденусь!
Дальше от цивилизации и ближе к подножию горы, оголенные пары на берегу встречались реже. Зато, не стесняясь, забыли стыд, слегка прикрывшись какой-нибудь тряпкой, или даже без нее, явно занимались любовью.
Игорь старался вести Лену по бетонке, потом утоптанной тропинкой подальше от берега, не смущать видом бесстыжих любовников.
— Скоты! Вырвались от жен и мужей и совсем потеряли стыд.
— Леночка, солнышко мое, загорелое, – он обнял ее, прижал к себе. — Ты слишком строга! Не обращай внимания. В современной жизни столько пошлости и грязи, эта картина не самое худшее, из того, что приходится видеть помимо нашей воли.
Тропинка привела к неглубокому оврагу, по которому после дождей бежал к морю грязный поток. Сегодня овраг был сух и, преодолев его, Игорь с Леной долго еще шли, пока не оказались на дороге к пограничной заставе. Отсюда начинался крутой подъем на вершину Кучук – Ени шары.
— Можно было не переться по духоте три километра, любуясь не слишком атлетическими фигурами нудистов, а подъехать сюда. Не устала еще?
— Я нет, а ты? – Игорь покачал головой. — Могу пройти еще пять раз столько. Не три километра сюда, а значительно меньше.
— Рад за тебя, рад за себя, у меня выносливая жена, будем ходить в турпоходы. А сейчас, делаем последний рывок. При подъеме не разговаривай, дыши ровнее.
— Спасибо, я не знала, – она засмеялась, схватила его за руку и потащила в гору. Побежали первые десять метров еще не слишком крутой тропинки и Игорь остановил ее.
— Если готова, в таком темпе подниматься на верх, давай! Беги! Я пойду нормально. Посмотрим, насколько тебя хватит.
Лена оставила его, быстрым шагом преодолела еще метров десять и села на бугорок. Когда Игорь поднялся к ней, тяжело дышала, жалостливо проговорила.
— Понеси меня дальше. Переоценила свои возможности. Не послушалась твоих наставлений.
— Игорь взял ее на руки, пронес немного, и Лена спрыгнула на землю.
— Я же пошутила! Ты, правда, собрался нести меня до самого верха?
Игорь взял за руку и медленно повёл за собой.
— Хватит придуриваться. Впереди крутой подъем.
До могилы Волошина оставалось подняться несколько шагов, когда Лена увидела в пазухе горы мемориальную табличку. Во времена студенчества, когда поднималась сюда в первый и последний раз, ее не было.
Лена потянула Игоря в сторону, и они смогли прочитать «Поэт Ия Михайлова 1937 – 1996. Она была влюблена в Волошина и эту гору».
— Надо очень любить не столько Волошина, сколько эту Ию, чтобы забраться сюда, соорудить ей этот памятник. – Проговорил Игорь. — Не знаешь её? Вероятно местная поэтесса.
Елена не знала, но была тронута любовным порывом автора мемориального уголка. Они с Игорем молча постояли рядом и поднялись к Волошину. Остановились у плиты красного гранита с именами Максимилиана и жены его Марии Степановны. Игорь уговорил Лену подойти к краю обрыва к старому карагачу, который, наверное, помнит знаменитого художника и поэта, сделал несколько ее фотографий на фоне Коктебельского залива.
Обратная дорога заняла меньше времени. Они уже входили в поселок, когда пошел долгожданный дождь. К Дороховым добрались насквозь мокрыми.
Варвара Петровна отправила их в горячий душ и занялась поисками мужней одежды для Елены и Игоря. Пока она ходила, они вместе оказались в ванной. Игорь снял с Лены мокрый бюстгальтер, затем принялся стягивать трусики. Она ударила по рукам.
— Соображаешь?
— Я закрыл, никто не войдет.
Сама сняла трусики, простирала под душем и стала под теплые струи. Игорь в плавках залез в ванную и обнял ее, прижал к себе мокрое трепещущее тело.
— Посмотри, шампуня нет?
Игорь, не вылезая из ванной, открыл дверцы зеркального шкафа и протянул ей первый, попавшийся на глаза, флакон с зеленой жидкостью. Она рассмотрела и осталась довольна.
— Помою голову, надеюсь, успею высушить.
Вдруг ее взгляд упал на дверцы шкафа, она увидела себя, Игоря, обнимающего ее. На мгновение охватил стыд, она инстинктивно прикрыла рукой с флаконом интимное место. «До чего докатилась»! – Мелькнула мысль.
Игорь понял ее испуг, прижался еще теснее.
— Чего ты?
— Стесняюсь. Стыдно. Опытный обольститель, не заметила, как оказалась в чем мама родила. Почему не оставил в ванной одну? Что теперь подумают хозяева!
— Что ты моя жена, вместе купаемся на законных основаниях.
— На все у тебя ответ.
— Давай помогу голову помыть.
— Умеешь?
— Давай шампунь!
Он осторожно принялся втирать шампунь, ласково перебирать волосы, играючи намылил и глаза, она вскрикнула. Взял мочалку, намылив душистым мылом, принялся тереть спину, грудь, спустился к интимному месту и намылил между ног, потом попу. Лена забыла о стыде, и блаженствовала. В последний раз так заботливо ее мыла мама лет пятнадцать назад. На второй раз она вымыла волосы сама и предложила помыть голову Игорю. Тоже потерла ему спину и грудь до самых плавок. Желание распирало Игоря, и только плавки сдерживали возбужденную плоть. Он давно собирался их снять, но не решался. Решился взять ее руку и словно невзначай через ткань, дать почувствовать, как ее хочет. Когда она коснулась его плоти, он прижал ее руку и прошептал:
— Чувствуешь, как мне хочется сейчас взять тебя, слиться воедино?
— Прямо здесь?
По ее тону, Игорь понял, колеблется, и решил действовать решительно. Отвернулся, снял плавки, прижал женское тело к себе и попытался войти в него. Долго ничего не получалось, сказывалась неопытность партнерши, предложил ей поднять ногу на борт ванной. С этого момента оба погрузились в непередаваемое чувство блаженства.
Переодевшись в джинсы Вадима Сергеевича и его рубашку, Лена смотрелась девчонкой. Игорь с трудом сдерживался, чтобы при хозяевах не схватить ее в объятия, так Лена была прекрасна в эту минуту, в мужской не по размеру одежде.
Перед ужином Варвара Петровна и Вадим Сергеевич продолжили разговор о жизни в Феодосии и Петербурге. Вадим Сергеевич уговорил взять с собой два ящика отборного винограда, помог установить в багажник и накрыть мокрыми тряпками. Лена напомнила мужчинам, что у них будет вещей полный багажник, а по дороге заедут в Обнинск, но Игорь, подмигнув, приложил палец к губам. Не решился расстраивать хлебосольных родственников и погрузил все, что ему несли. Варвара Петровна передавала банки с вареньем, трехлитровую бутыль самодельного вина. Игорь только качал головой.
Давно стемнело. Они остались бы у Дороховых и ночевать, но Варвара Степановна показала отведенные для них разные комнаты, и молодые объяснили, что последние две ночи Лена должна провести с мамой. На прощание все вместе сфотографировались, Игорь отдельно снял стариков и обещал прислать фотографии.
— Можешь по Интернету. Дойдут быстрее и не потеряются. Мне тут распечатают.
31
«Нина поминала туалет, теперь переводчица – невеста Игоря. Надо торопиться. Расспрошу мать еще про грушу. Должна помнить» – решил Григорий. Вторичное упоминание туалета хоть и сужало участок поиска, не очень обрадовало Григория Федоровича. – «Рано или поздно придут ко мне. Ни одна мать помнит, что забор перенесли. Достаточно взглянуть в старые документы. Вспомнила бы мать, где росла груша и стояли Полюткинские туалеты! Удивительно, что Дарья не помнит о заборе, большая уже была».
Мать Григория Федоровича божилась, что туалет Полюткиных, стоял там, где теперь кусты малины.
— Маруся, помню, чертыхалась! Наняла двух калек перенести его на новое место, пока не загородились. Мужики пытались, не разбирая, перетащить всю домину и она развалилась. Пришлось Марусе нанимать еще плотника, чтобы как-то поставить. Кто им яму копал не помню. Ты пацаненком несмышленым был, и мы с Федей засыпали их отхожее место, осенью посадили абрикос и вместо забора кусты малины. А груша? Про грушу не помню, скорее всего, осталась у Полюткиных.
После разговора с матерью Григорий несколько раз обошел заросли малинника и ежевики, отделяющие от Полюткиных. Малинник за пятьдесят лет много раз обновляли. Где-то вместо малины выросли кусты ежевики. Ширина живой изгороди составляла полтора – два метра.
«Август не сезон заниматься пересадками. Если начну выкорчевывать кусты и копать, соседи заподозрят. И малинник жалко» – подумал Григорий Федорович. На память пришли строчки из интервью директора музея газете «Кафа», перечислившего, что надеется найти в немецком кладе. «Монеты золотые и серебряные, предметы женских украшений из золота и драгоценных камней». И Григорий Федорович решился. «Тянуть нельзя. Дарья может вспомнить, или без нее догадаются заглянуть в кадастр земельных участков. Зря поторопился, поделился с Игорем. Он хоть и родственник, а человек столичный, не свой. Петра не стоило звать. Пока приедет, если приедет»!
Вечером Григорий Федорович зашел к сторожу исполкомовской автостоянки и спросил, там ли синий «Ягуар».
— Я помню? Там полтора десятка машин ночуют, да еще иногородние.
— У нее номер ленинградский 78.
— Эту поставили.
Григорий Федорович уговорил сторожа вставить под стеклоочиститель записку. Сторож долго отнекивался, но за начатую пачку сигарет согласился. В записке Гладков объяснял Игорю, что передумал звать Петра, от всех своих планов отказался, а потому не надо заезжать в Обнинск. Повторил просьбу, ничего никому не рассказывать.
Вернувшись на Карантинную, Григорий Федорович заглянул к Полюткиным.
— Тебе чего, Гриша – спросила Нина.
— Разорители твои успокоились? Не видно никого.
— Не знаю, наводить порядок или подождать.
— Собрался малину проредить, разрослась больно широко. Боюсь, увидят твои кладоискатели, подумают еще что. Примутся и мой участок шерстить.
— Копают в тех местах, где прибор что-то показывает.
***
После разговора с матерью, Григорий наметил три нешироких участка, где стоит искать захоронение, не обращаясь к помощи детектора металла. Принялся выкорчевывать кусты. Работа требовала не столько силы, сколько времени. За день вырубил два участка каждый шириной около метра и длинной два метра. Полностью выкорчевать кусты и разрушить живой забор, отделяющий усадьбу от Полюткиных, Григорий не собирался. Однако корни так переплелись, что, вырубая намеченные под раскопки, повреждал корни и тех кустов, что должны остаться. За день очистил только место под будущие раскопки. На следующий день начал копать. С трудом углубился на два штыка, дальше копалось легче, сплетение веток корней продолжало мешать, он убирал их топором и углублялся дальше. К середине второго дня кладоискатель выкопал яму глубиной в два метра и решил пошабашить.
Закидав в яму остатки корней и веток, Григорий с Любой засыпали сверху землей и все разровняли. Свежая оголенная земля, хоть сверху и накидали для маскировки веток, выдавала яму.
***
Третий день у Нины во дворе никто не появлялся, и она успокоилась, решила, оставили в покое. Однако успокоилась рано. Объявились новые кладоискатели. Пострашнее первых. На иномарке приехали двое молодых людей бандитской наружности с предложением.
— Во сколько оцениваете этот кусок земли? – Спросил один из них, показав рукой на туалет и остатки ямы из-под снаряда. Нина, напуганная одним видом гостей, пожала плечами, не зная, что ответить. — Позвольте, мы пригоним маленький трактор с лопатой, перекопаем полосу вдоль забора. Потом все разровняем, привезем, сколько потребуется машин чернозема. Огород станет как новенький. Плюс двадцать пять процентов от стоимости найденного клада. Государственный тариф.
— Да чего там оценивать – все погубили. Затоптали, раскопали, не знаю, что теперь и делать. Буду ждать мужа.
Молодые люди напугали Нину. Такие, не спрашивая, всё разворотят, ничего не заплатят и уедут. Чтобы не рассердить незваных гостей, Нина предложила подождать.
— Пусть уляжется суматоха. Хотите, чтобы вся улица знала? Подождем немного. О цене договоримся.
— Когда сможем начать работы?
— Недели через две – три. Разъедутся курортники, меньше любопытных глаз.
— Давайте завтра – послезавтра начнем. Никто не помешает.
— Разорите участок, вас арестуют, а я останусь у разбитого корыта. Музейщики продолжают наведываться.
— Кто нас арестует? Солидная фирма, предупредим власти.
Нине удалось убедить подозрительных молодых людей подождать и приехать когда вернется муж.
После их отъезда, Нина побежала поделиться к Любе с Григорием.
Григорий встретил настороженно.
— С экскаватором твой огород за два часа перекопают. Ничего не найдут и бросят.
— И я боюсь.
— Если разрешишь, деньги требуй вперед.
— Боюсь я бандитов. – Она посмотрела в сторону своего дома, увидела вырубленный участок забора. — Проредили?
— Не все еще, – сказал Григорий, опасаясь, что Нина подойдет ближе, увидит, что не прореживал, а вырубил живые кусты. Катерина позвала мать и Нина убежала.
Григорий принялся расчищать второй из участков, подсказанных матерью. Что могла запомнить полуслепая старуха? Но сын верил ее чутью. В отличие от Любы, не одобрявшей затею мужа, мать была настроена решительно.
— Чует мое сердце, великое богатство привалит нам. Купишь хорошую машину, на кладбище восстановишь наш семейный склеп, поставишь новую оградку, там и похороните меня.
— Будет вам, мама! Рано говорить о кладбище. Вы нас с Любой переживете.
Вторая яма углублялась быстрее, корней, что мешали, попадалось меньше. Начав с утра, к обеду Григорий углубился на метр. Как нерадивый школьник, поминутно считающий, сколько еще осталось прочитать страниц, он не расставался со складным метром, вдохновляя себя, что остается все меньше и меньше. На полутораметровой глубине в углу ямы, наконец, показалась какая-то железяка, Григорий копнул в сторону и вытащил ржавую консервную банку, за ней обрывок фольги, удивительно сохранившуюся ветку, обрывок ткани, которые пришлось выковыривать. Сердце Григория радостно забилось. Нашел! Куда копать дальше, было понятно. Григорий с утроенной энергией принялся вгрызаться в боковую стенку, и лопата неожиданно провалилась вниз. Дальше расширять боковой ход было бессмысленно и опасно. Григорий взялся расширять яму в сторону находок. Тем временем наступила темнота. Он достал фонарь, много лет без надобности пылившийся в сарае, намереваясь продолжить раскопки. Люба с трудом уговорила отложить работы до утра.
32
Последний день перед отъездом Елена провела в бегах по нескончаемым делам. Получила деньги в туристическом агентстве Даши, их хватало исполнить мечту – купить стиральную машину «Индезит». Много времени ушло на поиски директора школы, ее не оказалось в городе. Не сразу нашла завуча, предупредить, чтобы в новом учебном году на нее не рассчитывали. От завуча быстро уйти не удалось. Любопытная женщина пустилась в расспросы: почему да отчего, что случилось. Елена не стала говорить, что выходит замуж, сказала, что уезжает к родственникам. Завуч долго вздыхала, уговаривала не делать глупостей, но в итоге согласилась, Лене пора заняться личной жизнью.
Игоря отправили платить за квартиру. Он посмотрел, сколько тратят электроэнергии, и заплатил за полгода вперед за электричество, квартиру и газ.
Обедать сели в третьем часу. Потом собрались в последний раз искупаться на Золотом пляже, Лена вспомнила и шепнула Игорю, что надо еще купить стиральную машину, как обещала маме.
— Сейчас ничего не говори. Привезем, тогда и увидит. Стиральная машина, которую выбрала Лена, точнее, на которую хватало заработанных в турагентстве денег, Игорю не понравилась.
— У нас дома шведская «Электролюкс», отличная машина. Такую же купим и маме.
— Она почти в два раза дороже!
— Такие вещи покупают несколько раз в жизни, не надо экономить!
Игорь подозвал продавца – консультанта, спросил, как скоро доставят машину домой и подключат. Он пообещал в первую половину дня завтра.
— Необходимо сейчас. Мы делаем подарок. Доплачу, сколько назовете.
Продавец ушел, Лена пока листала страницы проспекта – инструкции. Через несколько минут появился продавец, видимо, кому-то звонил.
— Через пять – семь минут будет машина и грузчики. Пока будем оформлять. Это ваша машина у магазина? – спросил Игоря.
— Наша.
Лена шепнула Игорю:
— У тебя на карточке что-нибудь останется, после этой покупки? Бросаешься деньгами налево – направо, как олигарх какой. Маму вполне устроила бы «Индезит».
— Потом мне ее ремонтировать? Деньги еще есть, хоть я не олигарх. Съездим в свадебное путешествие, потом станем экономнее.
Мамы дома не было, когда приехали со стиралкой. Грузчики подняли на четвертый этаж, распаковали, специалист из магазина подключил по временной схеме, проверил. Для установки требовалась дополнительная электропроводка и сантехнические переходники. За отдельную плату он пообещал зайти через полчаса с товарищем, принести всё необходимое и установить машину для постоянного пользования.
Молодые остались одни, Лена обняла Игоря.
— Живу эти дни, как во сне. О чем ни подумаю – все исполняется. Временами побаиваюсь, в какой-то момент сказка кончится, и я проснусь.
— Солнышко моё, постараюсь всегда исполнять все твои желания. Ты только люби меня!
Послышался шум открывающейся двери, Лена предупредила Игоря не говорить, сколько стоила машина.
Евдокия Андреевна, едва вошла, наткнулась на упаковку и все поняла.
— Стиральную машину купили? Опять вы тратите деньги. Игорь купил?
— Не угадали. Лена на ниве туристского бизнеса заработала.
— Это правда, Алёна?
Лена смущенно кивнула и не решительно проговорила:
— Я же говорила, лето будет годом стиральной машины.
Евдокия Андреевна принялась рассматривать машину. В прихожей позвонили, Игорь впустил двух наладчиков. Они выкатили машину из ванной в коридор, отключили воду и, решив с Евдокией Андреевной, где стиралка будет стоять, принялись за работу.
К семи вечера всё было готово. Провели отдельную электролинию, поставили дополнительный кран. Машину опробовали, Игорь показал Евдокии Андреевне как ей пользоваться.
— Все равно сразу не запомню, буду действовать по инструкции.
— Мы с Игорем собирались еще сходить на море, кинуть по монетке, чтобы обязательно вернуться, – посмотрев на часы, предупредила Лена.
— Утром с причала монетки кинем. Сейчас поедем, искупаемся в последний раз за Золотым пляжем. Где в позапрошлый раз были.
Южная ночь наступила мгновенно, не как в Питере. Медленно опускались на землю сумерки, и вдруг сразу потемнело. Место нашли не сразу. Игорь опять подъехал к самой воде, помог Елене выйти из машины. Она предложила не мочить купальники и купаться без ничего.
— Купался когда-нибудь голяком?
— Ночью как-то на рыбалке, не хотел мочить трусов. Особого кайфа не помню.
— Ничего не понимаешь! Неповторимое блаженство купаться без ничего в теплой морской воде. Ощущаешь свое тело свободным, не стесненным одеждой, наслаждаешься полным слиянием с природой.
— Как хочешь.
— Смотреть не будешь?
— Нельзя? Вчера в ванной у Дороховых не стеснялась. Там было светло.
— Бессовестный!
Оставив Лену решать, Игорь быстро разделся, скинул плавки и бросился в воду. Лена разделась в машине и бегом побежала к морю. Подплыла к Игорю и встала на дно. Воды было по грудь. Он тоже встал и поднял ее на руки, раскачал и собрался бросить, она взмолилась.
— Не надо! Не хочу волосы мочить!
Он поставил ее на ноги, и они поплыли. Долго плавали в теплой воде, играли в догонялки, топили друг друга. Как ни хотела Лена оставить волосы сухими, они намокли. В завершение Игорь на руках принес её к машине. Лена вырвалась, встала на ноги.
— Зачем мочить сидения, тем более без чехлов. – Достала полотенце, принялась вытираться, конец протянула ему. — Вытирайся, второго нет.
Игорь помешал ей одеться. Поднял на руки и опустил на заднее сидение.
— Сегодня не поссоримся?
— Ненасытный!
Чувствовала, что хочет его сейчас, сию секунду и не сопротивлялась. Игорь опустил передние сиденья и переложил Елену. Занявшись любовью, они согрелись. Ей хотелось его еще и еще. Когда одевалась, заметила.
— Американцы прагматичны. Используют автомобиль во всех случаях жизни. Смотрят кино из автомобиля, живут в нём, занимаются любовью. Многое из американского образа жизни есть смысл перенять.
— А в прошлый раз «насмотрелся голливудских фильмов».
— Был день, и я не готова. А вчера в Коктебеле насмотрелась!
— И самой захотелось.
— Не будь вульгарен. Не люблю.
— Извини, – он поцеловал ее. — Давай собираться. Поставим машину, сходим на причал и кинем монетки.
— Бросим здесь! В память последнего вечера. У причала мальчишки ловят рыбу, ныряют, вытащат наши монетки.
Игорь порылся в портмоне и достал несколько монеток, протянул Лене.
— Ой, надо свои, а я сумочку не взяла, портмоне в ней.
— Кинешь наши общие.
С места, где они стояли, открывалась далекая панорама ночных огней Феодосии. Луна еще не взошла, темный силуэт далекой горной гряды, у основания, разрезало ожерелье огоньков набережной и светящихся окон городских зданий.
— Спасибо, что привез! Когда бы еще увидела такую красотищу.
— Тебе спасибо. – Кинув по монетке, они поехали домой. Мама встретила их с мокрым халатом в руках.
— Посмотри, как выжимает, почти сухое. – Евдокия Андреевна, счастливая новым приобретением, как ребенок радовалась стиральной машине. Пока Игорь с дочерью ездили на море, она успела провести одну стирку и загрузила машину вторично. Игорь заглянул в ванную. Машина тихо, еле слышно ровно работала. Позвал Лену посмотреть и послушать. Евдокия Андреевна натянула в гостиной веревку и развешивала первую партию белья.
***
В аэропорту Франкфурта Эрвина и Курта Вакера ждали несколько газетных репортеров и корреспонденты частного телеканала «VOX». Едва путешественники спустились с трапа самолета, засверкали вспышки фотокамер, корреспонденты потянули к ним микрофоны.
— Как вам удалось сообщить домой, что вас похитили?
— Кто заплатил выкуп?
Курт, приукрасив, рассказал, как расправился на узкой лестнице с одним из похитителей и сбежал.
Эрвину вспомнить было нечего. После того, как Курт стукнул своего стража и тот покатился по лестнице, что дальше Эрвин не знал. Он очнулся в госпитале.
— Расскажи корреспондентам, как тебя едва не задушил в госпитале русский фанатик.
Эрвин помнил смутно, и опять рассказывать пришлось Курту.
— Захожу в палату к дяде, и что вижу! Ужас! Русский старик держит дядю за горло и ругается самыми крепкими русскими ругательствами.
— Фашист! От тебя не отходят врачи, а мне, русскому солдату, лекарства не дают! Я схватил старикашку, швырнул на пол, он продолжал ругаться. Не появись я в ту минуту, дяде конец. Прибежали врачи, медсестры.
— Так русские не любят немцев? – перебила корреспондентка канала «VOX».
— Фанатик. Солдат бывший. Дядя оказался в госпитале для участников Второй мировой. На улицах, в городе русские и украинцы настроены доброжелательно.
— Почему вы не обратились к правительству Украины с официальным предложением указать место спрятанных археологических раритетов в обмен на получение какой-то части?
— Кто вас пытал – похитители или СБУ?
— Когда вам было страшнее всего?
Вопросы сыпались как горох из разорванного мешка, Курт с Эрвином не знали, на какой отвечать.
— Во сколько вам обошлась поездка?
— Не знаете, русские уже нашли клад?
Таможенники и пограничники встретили Эрвина и Курта как героев, все формальности свели к минимуму. Приехавший в аэропорт Якоб, с трудом вырвал родственников из окружения корреспондентов. Обнял Эрвина, поцеловал сына, спросил:
— Тебя били?
— Нет, папа. Удивительно гуманно обращались. Эрвина положили в военный госпиталь, я оставался в отеле. Собирались судить, как инициатора поездки, Эрвин на допросе все свалил на меня.
— Так оно и было, он не хотел ехать. Ты втянул его в приключения на старости лет. Вы еще хорошо отделались.
Нервотрепка последних дней и перелет совсем доконали Эрвина. Оказавшись на заднем сидении своего старого БМВ, сразу же отключился, и всю дорогу до Штутгарта проспал. Амалия, встретив путешественников, пустила слезу. Обняла Эрвина и разразилась длинной гневной речью в адрес мужа, племянника и брата.
— До конца дней своих будете благодарить Господа, что все благополучно завершилось. Когда мне в турбюро и полиции объяснили, что ничем помочь не могут, вы нарушили законы страны пребывания, я уже мысленно похоронила вас.
Пообщаться родственникам в первый вечер не удалось. Наехали местные корреспонденты, и опять пришлось отвечать на вопросы.
В утренних Штутгартских газетах Курта представили бесстрашным Рембо, победившим русскую мафию, спасшим дядю от русского фанатика, не желавшего забыть Вторую Мировую. Эрвина называли борцом за культурное наследство Германии. Газеты, каждая на свой лад, защищали солдата – патриота. Объясняли, что ценности, которые он собирался откопать и привезти на Родину, найдены еще до войны немецкими археологами с разрешения советского правительства и принадлежат мировой цивилизации. Обывателю авантюра представлялась как патриотический порыв старого солдата вермахта.
***
На следующий день Григорий Федорович взялся за работу с рассвета. Разметил границу предполагаемых поисков и начал копать. Расширять уже выкопанную яму было намного легче, и работа спорилась. Без Любы поднял из ямы несколько ведер земли и позвал ее на помощь. Яма получалась длинной и походила на солдатский окоп.
— Пошли, покушаешь, загнешься с такой работы, – позвала Люба.
— Вытяни еще пару ведер.
К обеду Григорий вытащил из-под земли старый немецкий ботинок, три ржавых консервных банки, тряпку и понял, следует и дальше копать в эту сторону. С самого начала неправильно определил направление. Выгребная яма, очевидно, была на девяносто градусов повернута к традиционному расположению туалета. Григорий снова принялся пытать мать. Про яму она ничего не знала, а как стоял Полюткинский туалет, божилась, помнит. Он не стал больше прислушиваться к ее мнению и продолжил копать дальше в сторону, где продолжал попадаться мелкий мусор. Прокопал недлинный подземный тоннель и едва не оказался погребенным заживо. Тоннель обрушился. Перепуганный, едва нашел силы подняться по вертикально стоящей стремянке наружу. Успокоившись, даже рассмеялся своему испугу. Несмотря на предстоящий огромный объем работ, настроение улучшилось. Он ухватил краешек клада. Теперь все в его руках. Люба не разделяла оптимизма. Если это остатки той самой выгребной ямы, где то, что оставляет после себя человечество?
— Все перегнило, превратилось в землю, пыль.
***
Отъезд из Феодосии намечали на пять утра, чтобы к девяти – десяти вечера прибыть в Обнинск. Длинные напутствия, слезы Евдокии Андреевны затянули прощание.
— Чего разревелась? В Австралию уезжаю? Два часа самолетом и мы вместе, – успокаивала плачущую мать Елена.
— Я в добрые старые времена не летала.
— Самое большее месяц, и мы ждем в Питере на свадьбе, – прибавил Игорь. — Все будет хорошо. Вы только держитесь, не переживайте за дочь. Никому не позволю ее обидеть.
— Работу не бросай, чтобы чувствовала себя нужной.
Последние объятия и поцелуи, снова слезы, теперь и у дочери. Вначале седьмого, наконец, тронулись в путь. Первую остановку сделали на материке у Мелитополя. Посидели в придорожном кафе, позавтракали, передохнули. На заправке в Запорожье купили любимый Еленой напиток «Швепс» и до Харькова больше не останавливались. Перед Белгородом на таможне, Лена всплакнула, предавши размышлениям. «Еду, в другую страну. Родилась в ней, но теперь паспорт другого государства. В Москве, Питере, куда изредка приезжала с туристскими группами, чувствовала себя как дома, не задумывалась, где я». Теперь одолевали сомнения. С мамой жить в разных странах.
Игорь заметил на лице любимой грусть, спросил, что случилось.
— Думаю. Покидаю родную землю. Что ждет в другой стране? Сумею прижиться?
— Какая еще другая страна? Поверь, при нашей жизни все возвратится на круги свои. Сама говорила маме: два часа лету и родное море, любимая Феодосия.
В три часа дня минули первый российский город Белгород и в начале одиннадцатого остановились у дома Ирины на Жолио Кюри в Обнинске. С дороги Игорь позвонил сестре и попросил пригласить Юлю с Петром.
Виноград Вадима Сергеевича сохранился хорошо, приезжим было чем удивить хозяев. Подали на стол и вино. Аркадий – муж сестры произнес тост в честь Игоря и Елены. Юля оказалась совсем девочкой и сразу подружилась с Леной. Ира на десять лет старше Игоря, выглядела моложе своих лет. После семейных разговоров, расспросов о планах, Ира напомнила, что ее молодым еще идти пешком в микрорайон. Спросила Игоря, почему так настаивал, чтобы Юля с мужем пришли на встречу. А он едва не забыл, зачем сделали крюк по дороге в Питер.
В пути, размышляя над поручением Григория Федоровича, Игорь ругал себя за то, что дал слово никого не посвящать. В итоге решил передать просьбу и отговорить от авантюрной затеи. Рассказал о немецких искателях приключений, Лена прибавила свои комментарии. В завершение всех подробностей он удивил и Елену, сообщив, что археологические находки немцев закопаны во дворе их семейного дома. Передал Петру просьбу отца. Не знал о записке Григория Федоровича, отменяющую задание. Её унесло ветром, или кто-то из любопытных взял и не вернул.
Лена не сдержалась и при всех набросилась на Игоря.
— И никому не сказал?! Как мог не поделиться со мной? Не ожидала!
— Что бы изменилось?
— Вспомнила! У базара встречали твоего родственника, и он всё расспрашивал, что говорили немцы на допросе. Теперь понимаю, вы заодно.
— Пусть получит процент от стоимости клада. Поправит материальное положение.
— Ваша семья в Крыму очень нуждается? – спросила Ира тестя.
Петр повел плечами.
— Живут как все. Не нищенствуют. Конечно, лишнее не помешает. Отец подарил мне машину, сам остался без колес.
— Боюсь, раньше, чем он доберется до захоронения, его опередят преступники. Вряд ли они успокоились неудачей немцев. Уверена, продолжают наблюдение. Ваш папа, Петр, рискует жизнью. Своей и мамы. Судьба оставленного немцами под контролем службы безопасности, министерства культуры. Безумие лезть в это историю, – горячей тирадой разразилась Елена.
— Никакого вознаграждения отец ваш не получит, – заговорил, долго молчавший муж Ирины. — Папа должен был заявить властям.
— Если сам откопает и даже принесет в музей, и тогда возникнут проблемы, – поддержала мужа Ирина.
— Заявить, чтобы немецкое захоронение искали на его участке, – потерять часть сада и огорода. Пригонят технику, людей. Видели бы, во что превратили участок его соседей! Ни огорода, ни сада. Всё разворотили, – заметил Игорь.
— Поехать не смогу, в институте не отпустят. А индикатор золота попробую достать. С кем-нибудь перешлю, – сообщил Петр. Он поддержал идею отца откопать самим.
Аркадий и Ирина, как и Елена были против этой авантюры. К единому мнению семейный совет не пришел.
— Что мы тут решаем? Григорий Федорович на месте знает лучше, что делать, – поставила точку в споре Юля.
***
Ночью в постели Лена с Игорем продолжили обсуждение, Игорь проговорился о первоначальных планах Григория Федоровича продать золотые предметы стоматологу. Лена ахнула.
— А ты?
— Объяснил, что предметы, которым тысячи лет, переплавлять варварство и уголовное преступление. Обещал подумать, что с ними делать. Уничтожать ничего не будет, обещал. Скорее всего, снесет в музей.
— И ты поверил? Утром позвоню директору краеведческого музея и расскажу. Разбазарить такую коллекцию!
— Ты видела ее, знаешь содержание?
— Достаточно знать, что собирали специалисты, хоть и мародеры.
— Сами решат. Не будем вмешиваться. Я дал слово и выполнил поручение, а дальше пусть думают. Поступил опрометчиво. Что теперь делать? Дал слово.
— Видела, как загорелись глаза Петра! Эта семейка не остановится продать иностранцам или переплавить на золото. Думай, что хочешь, считай Павликом Морозовым, я позвоню в музей.
— Никуда ты звонить не будешь! Ленусь, я прошу тебя, не вмешивайся. Не будем ссориться.
Елена обиделась настойчивостью Игоря и отвернулась к стенке. Он больше ничего не сказал и уснул. Она же не могла заснуть, переваривая ситуацию. Думала о поведении Игоря. «До сегодняшнего дня казался не жадным, а подвернулся случай утащить, принадлежащее государству, открылся другим. Хотя, ему какая польза? Заботится о родственниках. В принципе не плохая черта, но когда родственники собираются совершить преступление… Пусть будет, что будет. Позвоню в музей или Дашке». Приняв решение, уснула.
За завтраком разговор о феодосийском кладе больше не возникал. Встали поздно, и пока дожидалась очереди в ванную комнату, Лена спросила у Ирины разрешения позвонить. В музее не отвечали, и она попросила Дашу связаться с директором, объяснить, почему искать клад следует в соседнем дворе. Даша поинтересовалась первым днем ее новой жизни, как встретили родственники, пожелала ни пуха, ни пера, обещала сейчас же перезвонить и обрадовать музейщиков.
Игорь не знал, выполнила ли Лена обещание, спрашивать не стал, сама Лена не посчитала нужным напомнить, что слово сдержала.
Игорь спешил и, где позволяла дорога, держал скорость на ста километрах.
До Питера необходимо было выполнить еще поручение в Москве, завезти коробку с фруктами дочери Вадима Сергеевича из Коктебеля – Светлане.
Она оказалась ровесницей Игоря, милой доброжелательной женщиной, как и её муж, Станислав, журналисткой. Объявившихся родственников встретила очень тепло.
Лену Игорь представил как жену. Она собралась поправить его, но в последнюю секунду согласилась с Игорем, так лучше, приличнее. Этим же вечером планировали покинуть Москву, но хлебосольные хозяева настояли, чтобы Лена с Игорем остались ночевать.
Станислав работал в отделе новостей и был в курсе феодосийских событий, переданных информационными агентствами. Когда узнал, что Лена общалась с героями происшествия, засыпал вопросами о подробностях.
— Сегодня или завтра найдут, что немцы закопали, тогда и будет сенсация. Я же ничего нового, о чем не писали газеты, не расскажу. — Собрались написать, или тоже пуститься на поиски сокровищ? Опоздали! – ответив на его вопросы, заулыбалась Елена.
— Почему тоже? – спросил Станислав.
— Объявились новые кладоискатели.
— Откуда такая уверенность, что откопают сегодня или завтра? – перебил Игорь.
— Знают, где продолжить поиски.
— Ты позвонила? – Лена кивнула.
— Я тебе говорила.
Игорь изменился в лице. Лене показалось, еще секунда и разразится руганью или бросится на нее с кулаками. Он, не сказав ни слова, встал и вышел. Станислав был еще больше заинтригован.
— Сенсации не получится, понятно, а занимательный детективный рассказ, если прибавить деталей, можно попробовать написать.
Лена согласилась рассказать продолжение истории, если только Игорь согласится. Станислав пошел на кухню, где Игорь делился со Светланой впечатлениями о посещении дома ее отца.
— Лена знает продолжение истории с немецким кладом и не решается рассказывать без твоего согласия, – обратился он к Игорю.
— Надеешься раскрутить сенсацию? – спросила Светлана.
«Слава Богу, хватило ума не делиться семейным с журналистами. – Подумал Игорь. — Нынче ради сенсации они мать родную не пожалеют. А Станислав кто мне? Его и родственником с большой натяжкой можно считать. Ленок, умнее, чем я о ней подумал»!
— Продолжение и я могу рассказать, но пока операция с кладом не завершится, сюжет интереса не представит.
Весь остаток вечера Игорь не разговаривал с Леной или отвечал кратко: да, нет, хорошо. Не предложив Лене первой принять душ, он занял ванную, а потом лёг, ничего не сказав, не пожелал доброй ночи. Когда Лена легла, он спал или сделал вид. Она лежала не шевелясь, потом обняла его, попыталась повернуть к себе лицом, он не поддался. Привстала, нашла его лицо, поцеловала в лоб, за ухом, пощекотала. Игорь не реагировал.
— Хватит дуться! Игорек, ну что ты, в самом деле.
— Спи, утром ранний подъем, – проговорил он и снова молчание.
— Так и будешь дуться? Я не могла не предупредить.
— Мне теперь как смотреть в глаза Григорию? Я дал слово! Понимаешь, слово дал, обещание!
— Слово, данное варвару, не стоит ценностей мировой культуры. Если так щепетилен, обвинишь во всем меня. Я ведь позвонила, а не рассказать мне ты не мог. Объяснишь.
— Никому не интересны объяснения, и не привык я объясняться.
— Даже со мной?
— Ты другое дело. Ты это я, мы единое целое, у нас не будет секретов.
— Я смогу иметь свое мнение, или намерен устроить нашу жизнь в правилах Домостроя?
— Все будет хорошо, как постоянно повторяют ди-джеи радиостанции «Русское радио», – весело заметил Игорь.
— Не ответил. Намерен жить по Домострою, скажи сейчас. Из Москвы прямые поезда в Феодосию.
Игорь не выдержал, повернулся, притянул ее, поцеловал в губы и прошептал:
— Все будет, как ты захочешь. По-твоему.
— Обещай, все серьезные решения принимать вместе.
— Не иначе. В семье только так. – Он обнял ее, прижал к себе, рука залезла под ночную рубашку, поиграла с одной грудью, другой и потянулась к трусикам.
— Игорек, сегодня не готова, подожди немного. Скоро будем у тебя дома.
— У нас дома, – поправил он и вынул руку, поцеловал Лену. — Тогда спокойной ночи.
— Больше не дуешься?
— Надо бы, да не могу. Слишком люблю.
— Я тоже. – С этими словами Лена и уснула.
33
В Феодосийском краеведческом музее сотрудники ломали головы, как поступить с информацией от Елены. Пополнить музейную коллекцию предметами антики, заветная мечта, но опасались, Министерство культуры распорядится вернуть находки в Керчь или передаст в Симферополь, а, то и в Киев. Обсуждали варианты – самим начать раскопки, посвятить мэра, сообщить в Симферополь сразу или после того как найдут что-то.
Директор музея, мужчина немолодой, давно занимал этот пост, пережил многих своих начальников, теперь колебался и был склонен разделить ответственность за принимаемое решение с властью, посоветоваться с мэром. Позвонили главе исполнительной власти о необходимости срочной аудиенции. Мэр удивился, но согласился принять музейных работников немедленно. Выслушав все предложения, вызвал помощника и поручил срочно узнать в земельном отделе, действительно ли в 1947 году составляли новый земельный кадастр и занимались перераспределением приусадебных участков, в частности у злополучной семьи Полюткиных. Эту фамилию мэр долго еще не забудет. Приезд высоких чинов из двух столиц изрядно потрепал нервы.
— На завтра вызову саперов и прочешем участок. Надеюсь, новую бомбу не найдем. Я, как и вы заинтересован, чтобы большая часть находок осталась в нашем городе, – подытожил разговор мэр. Вошел помощник и доложил, действительно у Полюткиных в сорок седьмом отрезали ноль целых, ноль шесть сотых га земли в пользу Гладких Ф.П. Полюткиным прибавили за счет Локтевых ноль целых, ноль четыре сотых га земли, так что все семьи практически не пострадали.
— Мэр поблагодарил помощника и попрощался с музейщиками, посоветовал пока ничего не предпринимать.
***
Елена, позвонив Даше, не сказала, ни о планах Григория Федоровича, ни откуда узнала сама. А в Феодосии не знали, как он близок к заветной цели.
В автомастерской Григория Федоровича не видели третий день. Кое-как засыпав часть отрытых ям, он продолжал выкорчевывать кусты, рубить корни, рыть в сторону соседей. К вечеру достиг глубины, на которой накануне встретились первые находки. На этот раз ничего не попалось. Расстроенный Григорий поднялся на поверхность. «В чем дело? По всем приметам нашел направление. Неужели у проклятых фрицев была не одна яма, копать следовало в другом месте? Жаль, не передал Петру записку. Может, привез бы металлоискатель».
Усталый и удрученный неудачей, Григорий отправился спать, отложив решение, что делать дальше, на утро.
***
Выехать из Москвы собирались рано. Станислав сказал, что встает в шесть и в семь разбудит гостей. Но проспал. Помирившиеся Лена с Игорем, накануне долго разговаривали и спали как убитые. Когда Светлана пришла будить их, часы показывали девять.
— Что же не разбудили? Сами проспали? – удивился Игорь.
— Немного. Завтрак через десять минут, так что поторапливайтесь.
Елена первая приняла душ, взялась сушить и укладывать волосы. «Сегодня предстоит знакомство с родителями Игоря. С Верой Ивановной разговаривала по телефону, а Петра Васильевича даже по телефону не слышала. Как встретят? Наверняка будут сравнивать с Татьяной», волновало её.
За завтраком собралась вся семья Золотаревых – Светлана, Станислав и дочь Маша. Вместо вина выпили на прощание сока.
— Приезжайте к нам в Питер, познакомитесь с моими. – Пригласил новых родственников Игорь. — Квартира большая, места много, будет где остановиться. Машу можете послать и одну в удобное время, встретим. Пока Лена без работы, вместе походят по музеям. У нас квартира поменьше отцовской, всего две комнаты, но больше вашей. Тоже можете остановиться.
— И вы, будете в Москве, обязательно к нам, – сказала Светлана. — Если билет на поезд достать, или в театр, для Славы нет проблемы. – Достала из холодильника остатки Коктебельского винограда, оставленные для питерцев. Станислав посылал коробку заморских конфет, которых, уверял, в Питере и в наше время, не достать. Всё загрузили на заднее сидение.
Игорь и Лена приятно провели время у Золотаревых и очень не хотели уезжать, когда наступило время прощаться. Обменялись телефонами и электронными адресами, пообещали поддерживать связь и чаще встречаться.
Расставшись с Золотаревыми, Игорь взял курс на Ленинградское шоссе и вскоре пересек Московскую кольцевую. Впереди около семи сот километров, преодолеть их намеревался за восемь – девять часов.
***
Начать с утра расчистку очередного участка Григорию Федоровичу помешала жена. Потащила на рынок.
— Заготовками на зиму надо заниматься, а не глупостями! Напутала твоя, выжившая из ума, мамаша. Никакого богатства никто здесь не зарывал! – кричала Люба. — Уничтожил только зря малинник. Взяв в каждую руку по огромной корзине, Григорий Федорович покорно поплелся за женой.
Тем временем, к воротам усадьбы Гладких подъехали армейский «Уазик» и милицейские «Жигули». Милиционер и мужчина в штатском открыли калитку и направились к дому. Выходившая из своего двора Нина, встретив военных и милицию, спросила:
— Теперь за соседей взялись или перепутали адрес?
Из «Уазика» выпрыгнули несколько солдат, один спросил Нину, в каком дворе искать спрятанные немецкими фашистами сокровища.
— Вам лучше знать. У меня ваши друзья – солдатики затоптали все, что не перерыли гражданские. Новые приборы смотреть сквозь землю привезли?
Пока Нина беседовала с солдатами, со двора Гладких возвратились милиционер и штатский, увидев Нину, спросили, где ее соседи, объяснили, что должны с миноискателем проверить часть их участка. Нина сказала, что видела, как пошли куда-то с кошелками, возможно на базар. В свою очередь поинтересовалась, будут ли еще у нее копать, или можно наводить порядок. Приезжие не знали, зато Нина услышала от них, что часть ее бывшего двора теперь принадлежит Гладких, а потому поиски продолжатся на его участке.
Без хозяев начать работы не решились. Команда саперов, представитель прокуратуры и милиционер расселись на ближайшие лавочки, закурили. Нина побежала к свекрови поделиться новостью. Дарья Васильевна, выслушав сноху, вдруг тоже вспомнила, что когда-то давно переносили забор и рыли новую яму ближе к дому, переносили туалет. Теперь ей все вспомнилось. Нина набросилась на свекровь:
— Что ж раньше молчала! Огород остался бы цел! Фрицы не даром задавали вопросы про туалет и грушу, а ты не могла вспомнить.
— Ой, Нинок, виновата я, виновата! И правда, немцы твердили про туалет, сколько раз и куда переносили, а у меня в башке ни одной мысли, – причитала Дарья Васильевна.
— Нынче за огород Гладких взялись, – сказал Нина.
— Нагруженные тяжелыми сумками с баклажанами и перцем Люба и Григорий Федорович издали увидели автомашины напротив своего двора и всё поняли. Григория едва удар не хватил от расстройства. Люба сразу смекнула, сейчас увидят вырытую траншею и спросят, куда девал немецкий клад.
— Что искал, не признавайся ни в какую! Говори, яму для мусора готовишь и отхожее место.
— Григорий Федорович Гладких? – поднялся навстречу штатский.
— Он самый, – ответил Григорий.
— В чем дело, что вам надо от мужа? – набросилась Люба.
— Вот санкция прокурора, – штатский показал Нине бумагу. — Должны проверить ваш участок. Есть подозрение, в огороде остались неразорвавшиеся снаряды.
— В ваших же интересах это делается, – добавил милиционер, в котором Люба узнала участкового. Он махнул рукой солдатам и двое с обычным армейским миноискателем вошли во двор. Прокурорский работник, милиционер и Люба с Григорием последовали за ними. Милиционер первым увидел траншею.
— Уже знаете, немецкий клад оказался на вашем участке?
— Откуда ему тут быть? – прикинулся дурачком Григорий. – Искали у Полюткиных, там и ищите.
— Траншею, зачем выкопал? Спрятанное немцами, не нашел? Имей в виду, все, что под землей на твоем огороде, принадлежит государству! – набросился на Григория представитель прокуратуры.
Саперы с миноискателями с двух сторон начали обход участка. Подошел к траншее офицер – сапер, заглянул внутрь.
— Ого! Глубина! Ничего не нашли?
— Яму для мусора приготовил да малину проредил, – ответил Григорий.
Милиционер и прокурорский догадались, что Гладких ничего не нашел, а надеялся. Попросили капитана приказать солдатам тщательнее проверить вокруг ям, под кустами и уехали. Солдаты сразу же сели перекуривать. Люба ушла в летнюю кухню разбирать принесенные с рынка овощи, а удрученный Григорий сидел на скамейке у веранды и равнодушно наблюдал за действиями солдат. Капитан дал указание солдатам и тоже вскоре уехал. Солдаты продолжали курить. Григорий подошел к ним и сел рядом, завел разговор о службе, о приборе, угостил солдат яблоками. Отдохнув, солдаты прошли с миноискателями по размеченной им территории, по просьбе Григория проверили еще в нескольких местах, где не поручали, снова сели курить. К обеду возвратился капитан и, услышав, что нет даже намеков на металлические предметы, приказал сворачивать работу и грузиться в машину, а сам разговорился с Григорием Федоровичем.
— На древние черепки, мелкие золотые или даже бронзовые предметы самый новейший миноискатель не реагирует. Какой дурак придумал привезти миноискатель? Нужен специальный прибор, настроенный на золото. – Капитан вспомнил, как несколько лет назад при пересадке в аэропорту Бодайбо, видел, как шмонали золотоискателей специальными приборами. Специальными! Плохи ваши дела, Григорий Федорович, теперь пригонят экскаватор, – поднимаясь, заключил он. — Мы свое сделали: мин и снарядов нет. Можете не опасаться.
— Какой экскаватор поднимется или проедет по нашей узкой улице? – возразила Люба, когда Григорий поделился разговором с офицером. — Не пришлют экскаватор, успокойся.
— Пришлют не громадный, как на стройке, а маленький на тракторе. Запросто пройдет даже в наши ворота.
34
Родители Игоря настороженно встретили Лену. Особенно Вера Ивановна. Петр Васильевич, как мужчина мгновенно оценил выбор сына. В меру высокая, статная, отлично сложена. Красивое приветливое лицо. Понравилась внешне Елена и маме, но какая мать не ревнует сына к другой женщине!
Игорь рассказал о поездке в Обнинск к Ире, знакомстве с дочерью Вадима Сергеевича.
Родители Игоря понравились Лене, было в них что-то общее с ее мамой и папой. Рассказала о последней ссоре с Игорем из-за звонка в музей. Вера Ивановна и Петр Васильевич встали на ее сторону, одобрили принципиальность.
— Тоже мне Павлик Морозов! – усмехнулся Игорь. — Я дал слово, обязан был сдержать его.
— Слово надо держать, – согласился отец. — Но когда на карту поставлены интересы мировой культуры, государства, следует подумать, вправе ли ты ради личных амбиций рисковать интересами общества.
— Общество! Кучка любителей копаться в прошлом, которое к сегодняшнему дню достаточно полно изучено. Какие там побрякушки закопаны и вообще существую ли они, вопрос, – огрызнулся Игорь.
— Лена поступила правильно, я на ее стороне, – сказала Вера Ивановна.
— Отец Петра мог получить процент от стоимости находки. Он наш родственник!
— И переплавил бы предметы античной культуры на зубы новым русским. Или украинцам. Сам говорил, мысль такая у него была, – заметила Лена.
— Игорь, я тебя не узнаю! Коммерция тебя испортила, – поддержал Лену Петр Васильевич.
— Он давно все понял, и мы помирились, – с улыбкой заметила Лена. — Я вспомнила только чтобы убедиться, что заняла правильную позицию. Спасибо, поддержали меня. – Она повернулась к Игорю.
— Видишь, и родители твои согласны, следовало предупредить.
— Ты у меня такая же правильная, как и родители! – Игорь улыбнулся, обнял Лену. Вера Ивановна обняла их обоих.
— Всегда буду на твоей стороне, Лена!
— Я тоже, – сказал Петр Васильевич и прибавил, — в справедливом споре.
Атмосфера разрядилась. Лена успокоилась, родители совсем не страшные, общий язык с ними найдет.
Время было позднее и после недолгого застолья по случаю знакомства с невесткой, мама Игоря спросила:
— Вам в разных комнатах стелить?
Лена смутилась и посмотрела на Игоря.
— Вместе, мама, двадцатый век. Формальностей не будем придерживаться.
— Вера Ивановна вопросительно посмотрела на Лену, спросила:
— И ты против формальностей?
Лена смущенно молчала, и Игорь был вынужден вмешаться.
— Мама, ты смущаешь Лену. Я же сказал, стели вместе. Мы оба против формальностей, какие имеешь в виду, в любом случае мы поженимся. Завтра подаем заявление.
***
После обеда саперы уехали, а Григорий Федорович всё размышлял, продолжить поиск или бросить все на волю случая. Капитан сказал, его приборы ничего не покажут, остается только все перекопать. Не военным это решать, но если в прокуратуре дали одну санкцию, дадут и вторую.
— Не успели, – горестно заметил он жене, когда все гости покинули усадьбу. — Будем копать дальше? Сегодня вряд ли кто еще нагрянет. – Они подошли к вырытой траншее. — В эту сторону, может, попробуем? То, что ищем, находится где-то здесь рядом, чувствую, – он показал рукой в сторону.
— Не засудят, если откопаем? Догадаются ведь.
— Если найдем золотые предметы, себе малость оставим, остальное передадим музею.
— Мечтатель! Копай, я пока займусь солениями. Потребуется помощь, – позовешь.
Люба ушла в летнюю кухню, а Григорий взялся за кирку и лопату. Работать ему не дали, в калитку вошли две девушки и окликнули его, спросили, нет ли во дворе собаки. Девушка постарше оказалась научным сотрудником музея, младшая – студентка – практикантка. По своей инициативе они пришли смотреть участок, где теперь предстоит искать немецкую археологическую добычу, увидели, как Григорий орудует киркой.
— Вы, из какой организации? – спросила девушка постарше, приблизившись к месту раскопок. Студентка мгновенно оценила обстановку. Григорий тоже понял, девушки не просто любопытные.
— Я у себя дома. Пересаживаю малину, вот яму приготовил, перенести сюда туалетную кабинку, – пояснил Григорий. — Вам здесь чего?
— Мы сотрудники краеведческого музея. Вы, конечно, уже знаете, где-то на вашем участке находятся предметы античных культур, закопанные немцами при отступлении в 1944 году, – сказала девушка постарше. — На днях займемся поисками.
— Музей получил официальное разрешение, – прибавила практикантка. — А вы, я вижу, уже приступили к поискам.
— Нужны мне ваши черепки и побрякушки! Яму под туалет готовлю, хочу перенести!
— Имейте в виду, если что-то найдете, обязаны сдать государству, – строго сказала практикантка. В отличие от воспитанной сотрудницы музея, не решившейся уличить мужика во лжи, она не привыкла церемониться, когда поняла, что тот явно лжет.
Девушки ушли, а расстроенный Григорий продолжал стоять у разрытой траншеи. «Ждать экскаватор, чтобы совсем все загубил? Сделать еще одну попытку? Впереди целая ночь, может, повезет в последнюю минуту»? Подошла Люба и отвлекла от тяжелых дум.
— Ужинать собираешься или до утра будешь торчать у своей ямы?
— Не знаю, что делать. До утра еще есть время.
— Все еще надеешься? Найдешь – отберут, не только огород, дом перевернут вверх тормашками. Девицы из музея все поняли, и уже доложили куда следует, уверяю тебя. Не ищи приключений на свою задницу. Скажи спасибо, если не спросят, почему не сказал властям, когда узнал про клад и начал поиски. Пошли, остывает все!
Григорий понуро пошел за женой, так ничего не решив. После ужина признал свое поражение.
***
Утром во дворе Гладких собралась большая компания. Директор музея, двое сотрудников, милиционер, представитель прокуратуры. Ждали трактор – экскаватор. Ходили вдоль забора, отделяющего от Полюткиных, прикидывали, откуда начинать поиски, и все сходились на месте, где уже искал Григорий.
— Голубчик, вы часом не откопали все, а теперь перед нами комедию ломаете? – спросил подошедший последним пожилой представитель прокуратуры. Его пригласили на всякий случай. Мало ли какие инциденты могут возникнуть, если откопают что-то ценное. И милиционер, и музейщики пытали Григория, глубоко ли копал, из каких соображений выбирал место.
Он держался стойко, как белорусский партизан на допросе. На все вопросы отвечал, что ничего не знает и копал траншею под выгребную яму для туалета. Тем временем подъехал трактор «Беларусь» с ковшом. Григорию пришлось открыть ворота.
Копать начали в продолжение следов, оставленных Григорием. На улице вдоль забора участка Гладких выстроилась стайка любопытных ребятишек, останавливались взрослые, посмотреть, как экскаватор терзает малинник Гладких. К калитке подъехала старенькая «Волга», из нее вышли двое пожилых мужчин, оказавшиеся учеными – археологами, и направились к группе, наблюдавшей за работой экскаватора.
— Вы с ума сошли! Кто догадался привлечь экскаватор? – закричал один из ученых, обращаясь к прокурорскому работнику, как старшему по возрасту. — Здесь ювелирная работа необходима!
— Я представитель закона, ваши тонкости меня не интересуют, – ответил удивленный прокурорский представитель. — Вы, из Симферополя?
— Археологи, – назвался второй, из подошедших. — Нас направили из республиканского управления посмотреть, как бы вы тут не совершили непоправимого.
Подошел директор музея, представился. Молодые сотрудницы более смелые, решились возразить приезжим.
— Будет вам известно, здесь ведутся не археологические раскопки, а поиски конкретного захоронения, спрятанного полвека назад.
Директор музей в полголоса выговорил своим сотрудницам, что нельзя грубить пожилым уважаемым ученым и объяснил приезжим ситуацию.
— По всем признакам то, что мы ищем, находится на глубине полутора – двух метров. Поэтому я распорядился снять верхний слой экскаватором, а дальше будем копать вручную. Кстати, кто будет копать, еще не определили. У музея нет денег нанимать землекопов. Если вы пришлете своих студентов, будет замечательно.
— Последние дни перед учебным годом, никого не соберешь, – возразил первый археолог.
— У меня один день на вас, – вступил в разговор представитель прокуратуры. — Хозяин участка до вас половину площади перекопал вручную, а вы – студентов, землекопов.
После долгих словопрений, телефонных переговоров с Симферополем, остановились на решении экскаватором снять лишь метр верхнего слоя. Музей нанимает землекопов, республиканский отдел культуры компенсирует затраты. Ученые уехали устраиваться в гостиницу, милиционер и представитель прокуратуры, убедившись, что хозяева не препятствуют работам, тоже отправились по своим делам. Пока еще экскаватор прокопает траншею в два метра шириной! Наблюдать за работой оставили музейщиков. Директор вскоре ушел заниматься поиском землекопов, остались две молодые сотрудницы.
О том, что срочно требуются землекопы, объявили по городскому радио, и к обеду желающих подзаработать набралось в три раза больше необходимого количества. Те, кто жили на ближайших улицах, знали, что за работа ждет, и откликнулись первыми, не столько заработать, сколько из-за любопытства поучаствовать в необычной операции. Среди первых пришел Воробей. Его мысли шли дальше заработка несколько гривен.
Люба плакала, наблюдая, как зубья ковша экскаватора вгрызались в сухую землю и рубили корни малины.
— Подадим в суд на музей с просьбой компенсировать ущерб, – успокаивал жену Григорий. — Не решат здесь, дойду до Киева. Нет такого закона, чтобы уничтожать частную собственность.
— Не найдут ничего, к тебе привяжутся. Решат, нашел и перепрятал, молчишь. Покажи им, где ты считаешь надо искать. Скорее найдут, не все порушат.
— Хрен им! Пусть рушат! А малину осенью новую посадим, не переживай.
К обеду на месте густого малинника протянулась широкая траншея. Директору музея нравилась цифра девять, и он столько нанял рабочих с лопатами. Каждому отвели небольшой участок.
Во второй половине дня из Симферополя приехали еще четверо представителей управления культуры и краеведческого музея. На дворе у Гладких набралось руководителей, наблюдателей и контролеров больше тех, кто копал. Люба вынесла им все, имеющиеся в хозяйстве скамейки, стулья, и вскоре все втянулись в общий разговор. Ученые взялись просвещать собравшихся.
— Многие века в Причерноморье сменяли друг друга кочевые племена. Скифы, сарматы, гунны, болгары, хазары, печенеги, половцы, – рассказывал профессор. — Они не строили городов, ни возводили домов, основные их занятия – скотоводство, набеги на соседей. Все кочевники были отличными воинами.
— О воинском мастерстве скифов следует сказать особо, – перебил коллегу второй профессор. — Оно было известно далеко за пределами их кочевий. Вот, что пишет известный историк древнего мира Геродот. Зачитаю короткую цитату, – он открыл портфель, достал толстую потрепанную тетрадь.
— «Никакой враг, напавший на скифов, не может, ни спастись бегством, ни захватить их…ведь народу, у которого нет ни городов, ни укреплений, которые свои жилища переносят с собой, где каждый конный стрелок, где средства к жизни добываются не земледелием, а скотоводством, и жилища устраиваются на повозках, то такому народу как не быть непобедимым и неприступным».
Директор Феодосийского музея, тоже знаток истории, не преминул вступить разговор.
— Грабили, воевали, а никакими ремеслами, практически не занимались. Предметы и драгоценности, найденные на территории древних городов полуострова Пантикапеи, Мирмекии, Нимфеи и других в большинстве привезенные из разных районов античного мира.
— Не только привозные – не согласился профессор. — Находки показывают, что немало ювелирных украшений из курганов и некрополей боспорской аристократии были сделаны здесь же, на месте. Часто они воспроизводили образцы, привезенных из Греции, но были и самобытные произведения искусства, соединяющих в себе греческую и скифскую художественные традиции. Будете в Ленинграде, сходите в Эрмитаж. А если повезет, посетите кладовую драгоценностей.
— Это на несколько веков позже, в эпоху Киммерийского царства, – заметил другой профессор.
Разговор об археологических находках, плавно перешел к жалобам на малые средства, выделяемые на раскопки. Милиционер вернул участников беседы к действительности.
— Сидим в тенечке, слушаем лекции, квасок хозяйский попиваем. А вдруг кто-то уже нашел золото и спрятал, пока мы болтаем. Нас прислали присматривать.
— Но не надсмотрщиками! Ваша обязанность следить за порядком, присматривайте! – сказала сотрудница музея. — Я и отсюда увижу, если что-то найдут.
Ученые археологи приняли упрек милиционера в свой адрес и пошли вдоль траншеи инструктировать землекопов, как следует осторожно орудовать лопатой, копать по сантиметру, чтобы не повредить предметы, которые могут показаться в любую минуту. Рабочие согласно кивали головой, и как ученые отходили, снова погружали лопату на весь штык. Воробей нахально занял место, где до него рылся Григорий, и работа шла легко, первым достиг двухметровой глубины. Он верил в фортуну и надеялся с помощью ловкости рук успеть что-нибудь утаить, если повезет наткнуться на клад. Те, кто наблюдали за работой сидели в тенечке и не особо следили за рабочими. А когда углубились, за согнутой спиной и нелегко было понять, кто что делает. На это рассчитывал Воробей. Вскоре и другие достигли двухметровой отметки. Начальство решало, в каком еще направлении рыть новую траншею. К этому моменту Воробей углубился довольно далеко в каждую из сторон, и вдруг лопата уткнулась во что-то мягкое. Он начал интенсивно расширять пазуху и вскоре потянул край крепкой ткани. Она не поддавалась, толстый слой земли держал. Не зря он верил в фортуну!
— Соседи Воробья, довольные, что выполнили порученную работу, поднимались на поверхность, а он все сидел в траншее, лихорадочно соображал, как поступить. Объявить, что, похоже, вышел на то, что искали, Воробей не собирался. Копать дальше сейчас невозможно. Остается надежда придти ночью, если не оставят охрану. А если оставят? Он быстро закидал боковые подкопы, вылез из траншеи, шагами отмерил расстояние до ближайшего конца траншеи.
Одна из сотрудниц записывала паспортные данные землекопов в ведомость, вторая выдавала по десять гривен. На завтра обещали такую же работу. Мужики довольные, что за два часа заработали на хорошую выпивку, отправились все в ближайшую забегаловку.
— А ты что? – обратился один к Воробью, направившемуся в другую сторону.
— Я в завязке. Ни капли нельзя.
— Зашит, что ли? – понимающе пожалел Воробья работяга, и поспешил за остальными.
Первый день официальных поисков античных предметов закончился безрезультатно. Посоветовавшись, решили на завтра опять вызывать экскаватор и продолжить поиски вручную.
Люба с Григорием, проводив всех незваных гостей, осматривали место раскопок, гадали, где завтра продолжат крушить их участок.
35
Усталая в долгой дороге, счастливая Лена быстро заснула в объятиях Игоря. Ночью вдруг проснулась и долго не могла уснуть. Перед глазами вставали события знакомства с Игорем, встречи с родственниками в Обнинске и Москве, думала о его родителях. Первое впечатление осталось двояким. «Отнеслись хорошо, особенно Петр Васильевич. Вера Ивановна тоже была ласкова и приветлива, правда, часто украдкой бросала изучающий взгляд. А тон вопроса о формальностях? Возможно благодушие и теплый прием, известная ленинградская благовоспитанность»? Не разобравшись в своих чувствах, заснула. Проснулась Лена от ласковых поцелуев Игоря. Он был побрит и одет на выход.
— Вставай, засоня! Девять часов. Принести тебе в постельку кофе или чай?
— Заманчиво. Мне больной мама подавала в постель. Я встаю. Завтракали вдвоем. Родители уже ушли, каждый на свою работу.
— Предлагаю два варианта начать рабочий день. Едем ко мне в офис, проверю, как дела, представлю компаньонам. Второй вариант, вначале – на нашу квартиру, выгружаемся, ты переодеваешься, затем офис, Дворец бракосочетания, заявления. Торжественный ужин у родителей, ночевать поедем к себе.
— Весь день по пунктам расписал. Ты, понимаю, хочешь вначале в офис. Поехали, но я посижу в машине. Представляться твоим не готова. Необходимо переодеться, уложить волосы.
— Так и думал, вначале домой. Увидишь квартиру, где предстоит жить, переоденешься. После отцовской покажется маленькой, но не меньше твоей в Феодосии.
Родители Игоря жили в центре старого города, с окнами на Рубинштейна, а Игорю купили кооператив, когда он еще учился, в новом тогда и престижном районе на Юго - Западе. Квартира на одну сторону и выходит окнами в парк, частью на пустырь с автомастерскими, за ним открывается панорама Финского залива.
Лена выглянула в окно и ахнула от радостного удивления.
— Море! Из окна видно море! Всю жизнь мечтала!
На передний план – пустырь с не презентабельными мастерскими большегрузных автомобилей, не обратила внимания, как на досадную мелочь. Главное, из окна видно море, силуэты скоростных «Метеоров», несущих туристов в Петергоф, медленно двигающиеся танкеры и сухогрузы. Пожалела, нет отцовского морского бинокля. Она осмотрела квартиру и осталась в восторге не только видом из окон и балкона. Понравилась современная удобная мебель. На кухне – обилие бытовой техники: микроволновка, фритюрница, соковыжималки, кофеварки, французский кухонный комбайн. В ванной стиральная машина «Электролюкс» – такая же, как теперь у мамы.
«Неужели это всё мое? Шикарная квартира с видом на море. Муж – красавец. За что такое счастье»? – думала она. Радостное настроение, переполнявшее Елену, вдруг сменилось тревогой. Вспомнила, когда-то всё это было хозяйством Татьяны, приобреталось для неё, на совместные деньги, а она приехала на все готовое.
Игорь заметил перемену в настроении и спросил, о чем думает. Лена не стала травмировать его лишний раз.
— Смотрю, у нас всё есть – на кухне сплошная механизация, в каждой комнате по телевизору, компьютер, стиральная машина, автомобиль. Нет стимула ради чего работать, на что копить деньги, о какой покупке мечтать. Я словно в пещере Алладина.
— Деньги следуете не копить, а вкладывать в дело, сколько их будет, всегда мало, запросы растут пропорционально деньгам. Спрашиваешь, о чем мечтать? О путешествиях в экзотические страны, о нарядах.
— Бриллиантах, – улыбнулась она, продолжив его список, на что можно тратить деньги.
— Будут у тебя и бриллианты, дай только время. Пока ты приносишь мне удачу. Надеюсь, так будет всегда.
Лена обняла его, поцеловала.
— Я уже говорила: не верю, что все на яву.
***
— Воробей с нетерпением ждал темноты, пока погаснет свет у Гладких. Лопату в темноте нашел быстро, выбрал из груды, сваленных в саду. Отсчитал шесть шагов, долго присматривался, выискивая отрезок траншеи, который достался ему.
«Слава Богу, лопоухие ученые не догадались оставить охрану и засыпать траншею полностью», – подумал Воробей, спустившись на дно. Ночь безлунная, если не высовываться из траншеи, можно спокойно работать и светить электрическим фонариком. На участке, где он собирался искать сокровища, траншея оказалась слегка засыпанной, и ему не сразу удалось достичь не тронутого грунта. Добравшись до дна, долго искал в твердой стене пазуху, которую засыпал. Лопата натыкалась на твердый грунт. Воробей уже отчаялся найти отмеченное место, как земля под лопатой легко поддалась, приблизил фонарик, пазуха была довольная широкая, и он засомневался, ее ли приметил. Орудовать лопатой, держа в руке фонарик нелегко, и он подсунул его под бейсболку, обвязал припасенной тесемкой. Посмотрел на часы, второй час копается, а найти кусок ткани, который не мог вытянуть, все не получалось. Решил вылезти из траншеи и снова отмерить шесть шагов, и в этот момент под лучом фонарика показался край черной прорезиненной ткани. Вытянуть его и сейчас не смог, принялся расширять и углублять боковой тоннель. Наконец лопата ударилась обо что-то металлическое. Ткань разорвалась, и посыпались ржавые железки. Где же золото, за которым охотились немцы и музейщики? Неужели эти железки представляют такую ценность? Высвечивая фонариком груду железок, увидел старые гвозди, наконечники стрел, что-то похожее на лезвие ножа, женский гребень, небольшие кругляшки, Воробей догадался – монеты. Их было немного. Ссыпал в карман. Больше кругляшки не попадались. Рассмотрел несколько металлических пластинок и копать дальше, углубляться в сторону, чтобы вытащить остальное, не стал. «И так ясно! Фуфло. Для ученых дармоедов представляет интерес». Принялся тереть одну из металлических пластинок, вековая грязь не поддавалась, однако, присмотревшись, Воробей увидел, что пластинки с неровными краями разные, на некоторых что-то нарисовано, разобрать невозможно. Ни в одном музее Воробей в жизни не бывал, историю древнего мира не знал, хотя в образовании остановился в седьмом классе. Железки не напомнили ему фотографии скифских золотых бляшек из учебника. Три металлические пластинки Воробей на всякий случай тоже положил в карман. «Отмою, соскоблю грязь, может, и продам какому – нибудь фраеру любителю старых вещей», – решил он. Лампочка в фонарике едва светила, батарейки работали на последнем дыхании. Ничего ценного не попадалось. На всякий случай решил засунуть обратно в подкоп все, что сумел найти, закопать, а завтра утром поработать со всеми. Если догадаются, что кто-то ковырялся в их кладе, подозрение не падет на него, да и десять гривен не будут лишними.
Разочарованный, Воробей вернулся домой и сразу лег. Бессонная ночь дала себя знать - он проспал. Когда утром пришел к Гладких, здесь уже работал экскаватор, часть вчерашних коллег копались в земле, другие курили, ожидая, когда их позовут. Присутствовало в полном составе все вчерашнее начальство, руководившее работами. Пришел и представитель прокуратуры, вчера отказавшийся продолжить сотрудничество. Милиционера из управления сменил хорошо знакомый Воробью участковый, он долго не мог понять, зачем здесь нужен. Воробей ему объяснил.
— Вдруг кто-то из копальщиков найдет золото и побежит. Ты тогда из пистолета пах – пах!
— Как Григорий Федорович и предполагал, параллельную траншею стали рыть ближе к Полюткиным. Сегодня Люба больше не поила гостей квасом и за напитками посылали водителя профессорской «Волги». Сами ученые пока забавляли компанию наблюдателей воспоминаниями о былых раскопках курганов в районе Керчи. К обеду экскаватор полностью прокопал траншею, и по всей её длине теперь работали люди.
— Воробей явился последним, и его поставили в самый конец траншеи, противоположный вчерашнему. Место, где копал ночью, и сегодня должны найти немецкий тайник, досталось придурковатому бомжу Василию Ивановичу. Ему лет под шестьдесят, имеет просроченный советский паспорт, ночует, где придется, и перебивается случайными заработками. «Интересно, припрячет что-нибудь, если найдет» – подумал о нем Воробей и в этот самый момент Василий Иванович заорал на всю улицу.
— Нашел! Здесь они! Здесь!
— Наблюдатели вскочили со своих мест и бросились к траншее. Сбежались землекопы, подошли Григорий с Любой, и все, толкая друг друга, рискуя свалиться в траншею, смотрели на кусок черной ткани и несколько ржавых металлических предметов, которые выкопал Василий Иванович.
Оба профессора – археолога по молодому попрыгали в яму и, толкаясь, оттеснили от находки Василия Ивановича. Отобрали найденные предметы, а он потянул ткань дальше и на землю посыпались золотые бляшки, монеты.
— Фрагмент женского пояса из серебряных пластин! Игла для шитья! Боспорская монета римских времен! Лик императора! После очистки можно будет разобрать какого. Подобной монеты нет и в Эрмитаже.
— Полно, батенька! Третий век до нашей эры. Таких монет полно в мире! – охладил восторг коллеги второй профессор, взяв в руки другую монету.
— Серебро.
— Подвеска с изображение грифона, – поднял очередную находку директор музея.
— Копни еще разок, – подал голос нетерпеливый милиционер. — Что там еще?
Василий Иванович, привыкший безропотно подчиняться милиции успел только приподнять лопату, как один из профессоров выхватил её.
— Ни в коем случае! Нарушите положение. Дальше только ручная работа.
— Копать руками я не нанимался, – промолвил обиженный бомж.
— Никто тебе и не позволит!
— Товарищ лейтенант, организуйте охрану места, мы поедем в администрацию договариваться, чтобы выставили круглосуточную охрану, пока не прибудут из Симферополя специалисты. Дальше необходима ювелирная работа.
Сотрудница музея, ведающая бухгалтерией, приступила к выдаче денег.
Воробей смеялся про себя над глупыми профессорами – «ювелирная работа». Представитель прокуратуры, словно прочитал его мысли, резонно заметил профессорам, что ни к чему все эти предосторожности.
— Не курган, которому тысячи лет, раскапываете. Фашисты свалили в кучу часть награбленного и закопали, а вы – нужны специалисты. Какие еще специалисты! Раскапываем дальше и все дела. Два солдата могли на руках отнести и бросить в яму не так уж много чего. Два раза копнуть и всё.
— Ни в коем случае! – вопил археолог.
Директор музея – инициатор поисков поддержал прокурорского.
— Действительно, каких еще специалистов не хватает! Мы ведь не на раскопках древнего городища.
Однако чиновник из республиканского управления культуры дрогнул перед авторитетом ученых, и приняли решение остановить раскопки до приезда специалистов.
Воробей и сегодня не пошел с остальными обмывать случайный заработок, а поспешил домой детально рассмотреть и очистить от грязи свои ночные трофеи. Пожалел, что прихватил всего три пластинки, не хватило терпения копать дальше.
36
Дни у Елены летели стремительно. Все были заполнены до предела. Игорь возил по родственникам и друзьям, воскресенья посвящали музеям и выставкам, как с Татьяной. Зарегистрировать их обещали через месяц во Дворце бракосочетания на Английской набережной. Знакомства и связи не смогли ускорить свадьбу.
Спешил больше Игорь. После свадьбы собирались с Леной в Лондон. В начале осени там еще отличная погода, а дальше не известно. У него открытая виза, а с Леной возникли проблемы.
…В этот день Лена проснулась одна. Посмотрела на часы: половина восьмого. Проспала! Скрипнула дверь, и вошел Игорь с букетом цветов.
— С праздником, засоня! – Поцеловал и протянул букет. Поздравляю!
— С каким еще праздником?
— Забыла! Сегодня первое сентября!
— Ой! Действительно. Впервые за семнадцать, нет, восемнадцать лет я дома. В школе, Универе, затем снова в школе, самый большой праздник был для меня. Кто-то мечтал, чтобы каникулы продолжались, а я, соскучившись по школе, в Универе по однокурсникам, всегда с нетерпением ждала первое сентября. В памяти цветы, букеты, дома празднично накрытый стол.
Игорь поднял ее, расцеловал.
— Накроем и стол.
— Спасибо, Игорек, я тронута. – Она встала, накинула халат. — Как приехала, потеряла счет дням. Туристка – курортница. Музеи, прогулки. Постоянно такой образ жизни не вынесу. Пора устраиваться на работу. Может сходить в районный отдел народного образования, спросить, не нужны преподаватели немецкого?
— Успеется. Отдыхай, пока оформим российское гражданство. А о школе забудь! Подыщем работу полегче. С двумя языками найдем приличную контору. Поступишь на курсы экскурсоводов.
— Решил за меня, а я не решила. Признаюсь, особого удовлетворения от занятий с не желающими учиться лоботрясами, не испытываю. Но в каждом классе было немного ребят, которые меня любили, кому интересно, ради них стоило работать.
В прошлом году уговорили взять восьмой класс, быть «классухой» – классным руководителем. С радостью взялась, потом раскаивалась. Намучилась! Особенно с парнями. Приду в платье или юбке, так раздевают глазами! Пишу на доске, а спиной чувствую вожделенные взгляды рано созревших тинэйджеров. Надеваю брюки – директриса возмущается. Ей шестой десяток и мальчишки не смотрят как на женщину. Не понимает молодых учителей, считает сами виноваты, повод даем.
— Понимаю мальчишек. Как ни смотреть на красивые ножки! Ведь есть, на что! – перебил Игорь.
— И ты таким был, глазами раздевал молодых учителей?
— У нас больше пожилые были и мужчины. – Он помолчал, потом спросил. — У всех учителей
обычно есть прозвище, у тебя какое было?
— Не скажу!
— Мне очень интересно. Прозвище часто выражает характер, главное в человеке. Скажи!
— Смеяться будешь.
— Даю слово, не буду.
— Правда, не смейся. Елена Прекрасная. В тот год, когда пришла в школу, шел фильм, забыла название, про древних греков и Троянскую войну. Меня и прозвали как одну из героинь, показалась похожей на актрису. Прозвище прицепилось. И оба наших мужчин – преподавателей зовут меня Еленой Прекрасной. Я смущалась. Лучше бы каким-нибудь неприятным словом. Ругательным, что ли, а то звучит как насмешка.
— Какая насмешка! Ты действительно прекрасна. И я буду звать Еленой Прекрасной.
— Обижусь. Придумаю тебе обидное прозвище.
В доме родителей Игоря Лена бывала часто, ей нравилось у них. Можно копаться в огромной библиотеке, смотреть «Огоньки» и «Советский экран» двадцатилетней давности. Готовить у них в доме одно удовольствие. Какие ни потребуются специи, приправы, продукты – на кухне всё имелось, а если вдруг не оказывалось, Игорь или Петр Васильевич в десять минут доставят. Как и у Игоря в квартире, имелись самые разные кухонные приспособления, облегчающие труд хозяйки. Лена готовила украинские борщи и долму, фаршированный перец, чебуреки и ватрушки, пиццу с разным наполнением, пекла всевозможные пироги. Родители были в восторге от кулинарных способностей невестки.
— Если есть продукты под рукой, легко фантазировать, – объясняла свои таланты Лена.
— Татьяна, царство ей небесное, кроме пельменей и блинами нас не баловала, – сказала Вера Ивановна. — Не любила готовить. У них на Юго - Западе недалеко от дома «Кулинария» и если Игорь чего-то спросит, возьмет там.
— Или в ресторане закажет, – вступил в разговор Петр Васильевич. — У тебя, мать, больше других тем нет для разговора, как вспоминать Татьяну? А ты, Лена, извини её. Стареет, вот и не думает, что говорит.
— Я не обижаюсь, когда вспоминаете её. Была членом вашей семьи и не вспоминать нельзя, просто не порядочно. Другое дело, когда нас сравниваете, мне неприятно. Но я ожидала этого.
Вера Ивановна подошла и обняла Елену.
— Извини старую. Три недели, как приехала, а я успела полюбить как дочку. У тебя характер золотой. Понимаю Игоря, тебя нельзя не любить.
***
Начало сентября выдалось для Питера необычно теплым, солнечным. Воскресенье Лена с Игорем решили посвятить Петергофу. Родители вызвались поехать с ними. Петр Васильевич убедил отправиться на «Метеоре».
— Будем плыть мимо нашего микрорайона? Посмотрю на наш дом. Петр Васильевич, у вас бинокль есть?
Бинокль взяли. На Игоревом «Ягуаре», поколесили по центру и выехали на Миллионную. Проехали её почти всю до Дворцовой площади, пока Игорь нашел знакомый двор, где жили друзья и перед чьими окнами можно оставить машину. Друзей дома не оказалось, однако Игорь решился оставить машину во дворе. Отсюда недалеко до набережной Зимней канавки, по которой вышли к пристани на Неве. Здесь сели в «Метеор» до Петергофа.
Когда «Метеор» вышел в залив, Лена взяла бинокль. Интересно было посмотреть тыльную сторону города, которую не видят туристы, да и жители. Доки, порт, панораму Васильевского острова. Свой район она узнала не сразу, и если бы не Игорь, пронеслись мимо. Игорь показал, но дом свой она так и не увидела.
Петергоф с залива Лена смотрела впервые. Парки и фонтаны видела несколько лет назад с экскурсией «галопом по Европе». Теперь Вера Ивановна лучше экскурсовода, не спеша, рассказывала о каждом фонтане. Вышли к Самсону, сделали несколько фотографий. Попросили кого-то из гостей парка снять игоревым аппаратом всех четверых.
***
До самой темноты Воробей чистил монеты, пока не появились головы воинов в шлемах, о которых говорили археологи. Буквы по окружности были не знакомые, напоминали арабские, какие он видел на мечети и могильных плитах. «Монеты не из золота, и не из бронзы, а какого-то другого металла, и мне они ни к чему». – Понял, и взялся за пластинки – бляшки. Они поддавались с трудом, зато обрадовали с первой минуты, когда засверкал золотом уголок одной из них. Он взялся еще интенсивнее тереть ее тряпкой в керосине, мыть с мылом, снова тереть порошком соды и проявился рисунок буйвола. Пластинка оказалась золотой. Очистив бляшку полностью, Воробей прикинул на глаз, сколько весит, граммов двадцать – не меньше. Вторая бляшка очистилась быстрее. Был уже опыт. На ней рельефно проявился рисунок безрогой козы. На третьей была выгравирована красивая женщина.
Налюбовавшись трофеями, Воробей чертыхнулся, в темноте не разобрался, поленился копать дальше, взял всего три бляшки, а мог больше. Знать бы, что они золотые! Взял на всякий случай, чтобы не возвращаться с пустыми руками.
Что делать с золотом Воробей знал и утром отправился в поликлинику, к знакомому стоматологу, который в свое время ставил ему фиксу из материнского царского червонца. У зубного кабинета стояла толпа страждущих срочной помощи. Воробей, не обращая внимания на очередь, вошел в кабинет, увидел Ефима Абрамовича, работающего с симпатичной девицей, подошел к нему и попросил отойти в сторонку, показал золотую пластинку с буйволом. Ефим Абрамович попробовал ее на зуб и засомневался, что золото.
— Пока оставлю у себя, надо проверить. Завтра у меня прием с двух часов, приходи минут за десять.
— Вы скажите, сколько? – нетерпеливо перебил Воробей.
— Завтра скажу.
— Всё между нами? – спросил Воробей и, услышав утвердительный ответ, довольный ушел.
Коллега Ефима Абрамовича, работающий с пациентом в соседнем кресле, несмотря на все ухищрения конспирации, понял, что Кацману принесли золото. Не обращая внимания на двух пациентов в креслах, заметил:
— Ефим Абрамович, я бы на вашем месте не имел дела с Воробьевым. Тот еще тип! Недавно освободился после второй отсидки.
— Я его послал подальше, – ответил Ефим Абрамович. А про себя подумал: «Вот сволочь завистливая, подсмотрел. Заложит еще». Не имея лицензии на частную практику, Кацман с двумя приятелями еще с советских времен ставил золотые коронки, приторговывал золотом. Дома под специальное кресло приспособил самодельное сооружение, которое быстро разбиралось. Списанную бормашину не таил, держал дома открыто. Протезы для частных клиентов и золотые коронки он с помощниками изготовлял в нерабочее время на казенном оборудовании в мастерской поликлиники. Открыть частный кабинет с приходом «незалежности» не торопился. Власти знали о его деятельности и не вмешивались, слишком многие в городе были обязаны Ефиму Абрамовичу.
Дома, проверив раствором пластинку Воробья, он убедился, она из золота самой высокой пробы. Сообразил, вещь старинная, цены ей нет. Вспомнил переполох с похищением немецких туристов и догадался, золото Воробья и поиски клада немцами связаны между собой. «В наше время кому придет в голову на золоте выгравировать непонятное животное, каково предназначение этой пластинки? Скорее всего, она из античных находок. Воробей живет где-то в этом районе. Зачем только я связался»! Долго думал Ефим Абрамович, что делать с пластинкой. «У Воробьева наверняка она не одна, рано или поздно его задержат, и он признается, кому продавал их. Схватят за жабры и не вспомнят, чем мне обязаны. Переплавить нельзя, ясно, археологическая ценность, памятник древнего искусства. Отдать Воробьеву обратно и не связываться? Его задержат и придут ко мне, почему не заявил. Заявить? От Воробьева можно всего ожидать, – дружки отомстят, могут машину разбить, и дом поджечь».
Решение пришло под утро. Сходил к приятелю адвокату, и вместе разработали план, как выйти из сложной ситуации. Без четверти два Воробей уже сидел в очереди у стоматологического кабинета. Кацман появился без пяти минут до начала приема. Под ропот очереди пригласил Воробья в кабинет.
— Вещь золотая, стоит очень дорого. Нет у меня таких денег, – сказал в кабинете Ефим Абрамович.
Воробей перебил.
— Сколько можете дать?
— Дело не в деньгах, ее нельзя использовать в нашем деле. Коронку не сделаешь из этого металла, а просто, как безделушка, мне она ни к чему. Забирай. В Симферополе антиквару покажи, может, возьмет.
Воробей долго уламывал стоматолога купить пластинку за гроши, но Кацман не сдался. Он бы и рад купить за бесценок дорогую вещь, но операция, в которую уже вовлечена милиция, началась. Когда Воробей вышел из поликлиники, за ним следили. Он сел в автобус «двойку» и поехал в сторону рынка. Там не вышел из автобуса, поехал дальше. Покинул автобус на конечной остановке и пошел в сторону дома. События развивались по самому простому варианту, разработанному в отделе уголовного розыска с подсказки Кацмана и его адвоката.
Едва Воробей вошел в дом, как оказался в наручниках. Двое штатских обыскали и нашли пластинку. Капитан милиции показал санкцию на обыск. Пригласили двух соседок – понятых.
Несмотря на всю предусмотрительность стоматолога, Воробей в первую же секунду сообразил, кто его выдал, и поклялся «Я тебе жидовская морда устрою»!
Штатские и милиционер подняли накидку с подушки и принялись переворачивать постель.
— Чистосердечное признание. Запишите! Не надо все ворошить, добровольно отдам всё, руки только освободите.
Один из милиционеров отомкнул наручники. Воробей залез в печь, которую уже много лет не топили, и достал сверток. В нем были еще две золотых бляшки и одиннадцать кругляшек – монет, размером в современный гривенник.
— Только и всего? – разочаровано проговорил следователь.
— Клянусь Богом, гражданин начальник. Когда прятал, не знал, что пластинки золотые. Взял так, на всякий случай. Потом уже отмыл, оттер и догадался – золотые.
— Врет! – сказал штатский. — Продолжим обыск.
***
А во дворе Гладких выкопали из-под земли весь плащ со всеми находками и, разложив на специально припасенный холст, в присутствии представителя прокуратуры, городских властей и музейщиков составляли опись.
— Оклады икон не старые – ХIХ - ХVШ век, серебро. Золота тонкий слой, напыление, – диктовал научный консультант Симферопольского музея своей сотруднице.
Профессора – археологи рассматривали золотые бляшки с изображением скифов. На одной мужчины пили вино из рога, на второй юноша сдерживал вздыбленного коня, на других были изображены грифоны, сфинксы.
— Профессионал отбирал! Знал, какую ценность представляет каждый предмет! – оценил профессор.
— Отбирал для себя, не для отправки в рейх, – согласился директор Феодосийского музея — Слишком разные эпохи, чтобы находиться в одном месте. Вот пантикапейские монеты, – взяв несколько кружков, – пояснил он. — Они чаще всего из червонного золота. Их заберет Киев. Отмоем – посмотрим… Сиракузские драхмы. Пятый век до новой эры.
— Ника Самофракийская! – радостно воскликнул профессор, вырвав из рук директора музея монетку. Когда насмотрелся, передал коллеге. Тот долго изучал ее в лупу и пришел к выводу, что действительно монета македонских правителей, но это не Деметрий Полиоркет!
— Посмотрите в каталоге коллекцию Эрмитажа, там есть Ника. Это не Ника, хоть и похожа.
— А вот это явно медь, – продолжал разбирать груду монет директор Феодосийского музея. — Такие чеканились в Пантикапее и других городах Боспорского царства. В нашей коллекции есть подобные.
Тем временем коллега профессора достал из кучи груду черных кружочков, на один поплевал, потер каким-то карандашом – пастой и воскликнул.
— Золото! Статер – это. Чеканилась в Боспоре.
Молодые специалисты изучали ушные подвески и пряжки из готского захоронения Ш - IV века нашей эры, терракотовые фигурки. Милиционера заинтересовал кинжал.
— Золотые поясные пластины, выполненные в так называемом «скифском зверином стиле». – Коллега археолога рассматривал уже следующую находку. Ею заинтересовался и представитель прокуратуры.
Женщин интересовали бусы и цепочки. Нашлись в кладе отшлифованные камни, очевидно дорогие. Среди собравшихся не было специалиста в минералогии, и определить их пока было некому.
Каждый предмет завернули в мягкую ткань и сложили в большую картонную коробку. Симферопольцы собрались увезти ее с собой. Следователю прокуратуры с трудом удалось убедить приезжих в опасности такого решения. Дело к вечеру, бандиты, что похищали немцев на свободе и в курсе событий. Напасть по дороге и отобрать не составит им труда. Выделить вооруженное сопровождение сейчас не представляется возможным. Предложил пока поместить в сейфы прокуратуры, а после решения, куда и что везти, забрать. Следователь, патриот своего города, понимал, из Симферополя в Феодосию может ничего не вернуться. Составили второй экземпляр описи и на обоих экземплярах расписались все присутствующие.
***
Как ни пытались феодосийцы оставить археологическое богатство у себя, пришлось выполнить указание республиканских и киевских властей, передать всё в Симферополь. Там после изучения каждого предмета и консультаций с ведущими Украинскими и Российскими специалистами решат судьбу каждого экспоната.
ЭПИЛОГ
После долгих споров и судебных разбирательств, античные находки, закопанные немцами в Феодосии, разделили между тремя Крымскими краеведческими музеями – Симферопольским, Феодосийским, Керченским и Республиканским в Киеве, которому досталось всё золото, львиная доля наследия античной культуры. На серебряные оклады от старинных икон продолжают претендовать Российская и Украинская православные церкви, спор пока не разрешен.
Игорь и Елена в последних числах сентября сыграли свадьбу. Регистрация брака состоялась в престижном питерском зале – во Дворце бракосочетания. Отмечали свадьбу в банкетном зале гостиницы Рэдиссон на Невском, присутствовали около ста гостей. Мама Елены Евдокия Андреевна приехала за неделю до свадьбы и подружилась с родителями Игоря. Из Феодосии приезжали Даша с мужем и Маргарита; её не приглашали, но приняли тепло. Была на свадьбе и Лариса, прилетевшая с гастролей в Польше. Большинство гостей – родственники и друзья Игоря, со многими из них Елена была уже хорошо знакома.
Через день после свадьбы Елена с Игорем отправились в свадебное путешествие в Англию, а затем на Капри.
В Штутгарте кладоискатель Курт работает за двоих, чтобы компенсировать расходы на поездку за кладом. Эрвин и Амалия уехали на Майорку отдохнуть и оправиться от тяжелых испытаний, перенесенных в путешествии на Украину.
Восьмидесятилетний археолог с мировым именем – бывший лейтенант Йозеф Браун прочитал в газете о пополнении украинских музеев новыми экспонатами скифской и киммерийской культуры, их историю. Искренне обрадовался, что предметы антики не исчезли бесследно, а попали в музеи. «Вывези эти ценности мой бывший подчиненный с алчным племянником, неизвестно, какая судьба ждала бы эти бесценные реликвии».
Ольга в Феодосии еще долго вспоминала встречу со своей первой любовью, переживала, что не может ни с кем поделиться. На судьбу свою не жаловалась. Много лет она во всем полагается на Господа. «Значит, Ему угодно, чтобы так сложилась моя судьба».
Григорий Федорович Гладких смирился с неудачей, в разговорах с соседями даже посмеивается над собой. Посадил новые кусты малины и привел в порядок огород.
Славка – Соловей держится мужественно, ни в чем не признался, соучастников не выдал, продолжает томиться в Симферопольском СИЗО. Скорее всего, его выпустят за недоказанностью преступления.
Воробью, учитывая его чистосердечное признание, упоминание фамилии Кацмана, дали всего год общего режима. Преступная группа Думая по-прежнему контролирует игорный и теневой бизнес в городе.
К О Н Е Ц

©Михайлов Борис Борисович
E-mail: borborm@mail.ru

© Борис Михайлов, 2009
Дата публикации: 04.03.2009 09:57:13
Просмотров: 3064

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.