Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





галатея

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 6785 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Ой, какое солнышко я увидел сегодня в автобусе у окошка! Лет двадцати без излишка; с русой косой, которая почти вся была брошена за спину, а на высоком челе только русая чёлочка, и та чё под ветром ласкала то че как близняшка единых утробных кровей.
Фигурка её удивительна – на загляденье туристам в музее; такими их ваяют великие мастера из камня, бронзы, майолика – стараясь выдать из пальцев, изпод резца всю божественную чистоту и красоту созерцания – и едино временно, в сей же миг удушающего желанья сладостный дьявольский грех; то наслаждение, которое скорее всего никогда не испытаешь с ней вьяве, останется в сердце ещё одним звериным клыком сатаны, что ходит по миру героем, сам вкусив все запреты – и дразнит юродствует слащит меня сей владетель отчаянных душ.
Ведь она как волшебная забава природы. Я такую её прошлой осенью видел. Зашёл хладной порою в лесок, где почти облетели все листья, успели сопреть и под ногами совсем не шуршали – а трескали ветки да веточки, мёрзло сухие от первых морозов. И птицы отпелись, гласа берегли, чтоб весною встрять снова; кричала дурная ворона на том берегу, то ли мышь залучив, иль сама в плен попала. Я глаза поднял к небу – от чёрной земли в них обманка смеркалась, хоть время за полдень едва – и увидел её. Баловницу. Метрах в пяти надо мной, на засидке охотничьей, она танцевала за всех лебедей и щелкунчика разом. Крутилась как ветер, что вихрем взовьётся и вновь упадёт на несмятое ложе – но ни складки на нём не оставив, умчится опять в горизонт, за кулисы небес.- Да зачем ты, родная? здесь холодно очень. Иди в дом культуры танцуй.- Нннеее хочу. Мнннеее здесь лучше.- А пар изо рта дымовой, сигаретный, и полпачки балетной на попе стоят от мороза крахмалью, а спереди ручки сложила, прижала стесняясь.
Я ей дал свитер свой, безразмерный, и обнял немного. Пять минут под крылом постояла – цыплёнок – надышала мне нежи да ласки; но вновь обретясь, оттолкнула, спорхнула, забыла – и всё ради танца.

И сейчас мне мелькнули под коротенькой юбкой её голые слегка загорелые ноги, а я уже чего только себе ни придумал. И что сидит она рядом со мной до бела обнажённая, а я обсмактываю на мягоньких ступнях каждый пальчик её словно столовую ложку с любимым абрикосовым вареньем; и орёт подо мной она в голос, от каждого толчка ещё пуще беременея; и ведёт за собой в детский сад светлорусых моих сыновей.
Как я в первый раз её поцелую? В губы по-взрослому? Я уж до мелочей всё продумал, и только жду того момента, когда она, заполошная от своей смелости, или может спокойно сейчас всё решившая, падёт в мои сердечные обьятия. Легко оттолкнётся от загустевшего нашими жданками воздуха, с тайной тревогой – что вдруг не пойму, не приму сразу, а второй шаг, шажок навстречу она уж не сделает, и даже наоборот вся обидится, к гордости ринется – но как же я взрослый мужик могу не понять, если сам до прыщей, до чесотки извёлся, ворочаясь по ночам на вонючей от пота простыне в сладостных думках о ней.
Я положу левую ладонь на её загорелую шейку, мягко поддерживая сзади, чтобы не опрокинулась навзничь в обессильной истоме – когда столько месяцев мы рядом как тени бродили, стреляли глазами, шептали словами - и вот в отражении наших зрачков мы друг во дружке, во счастье осязаемой близости – легко упасть ему под ноги, целуя опечатки босоногих следов.
Потом прикоснусь боязливыми пальцами к мочке левого ушка её, к той крылатой серёжке что сей миг улетит в поднебесье, обнажая оголяя бесстыдно хозяйку – и приблизив свой нос с лошадиными вздутыми ноздрями, я яро вдохну женский зпах вожделенный, и внизу ворохнётся край платья от мощи дыханья.
Но нельзя; так нельзя сразу выказать любимой и любящей жадное хотенье своё; обязательно нужен окорот естества, потому что не все мы тревоги снесли, мало радостей вкушено нами – мы, нами, для нас это впервые всё вместе и надо продлить познаванье любви.
И вот поцелуй. Я уже трепетной бабочкой скользнул по ресничкам, по стыдливо румяным щекам – омахнул весь цветок, и вытянув хобот присаживаюсь пить нектар – божественную амброзию из сладчайших уст. А потом, теряя сознание, валюсь к подножию обнимая крыльями листья, стебель и завязь материнских плодов.

Каким буду я королём при ней – обожаемой королеве?
Обязательно добрым, потому что созерцание её утреннего счастья после лёгкого пробуждения – словно жёлтая бабочка, вроде уснувшая, тут же вспархивает от махонького касания за её промокашные крылья – приводит меня в детский восторг, будто получил я от вельможного царственного отца живого коника под седлом, и теперь вместе со свитой могу сам скакать на охоту.
Я стану для подданых своих справедливым правителем, любящим даже – оттого что ну как можно отказать людям в ласке и нежности, когда она мне своё сердце отдаёт не честясь, и не сберегая комочки любви вдруг на чёрный день, где они плесневеют в сердечном чулане.
Вот моё первое признание. Иду я к ней с букетом и коробкой конфет. А прежде лёгкие, впрок заготовленные слова, тяжело пихаются в горле, меняясь местами – и от этого ёмкий любовный смысл красивых фраз становится разухабисто наглым; или застенчивым, что ещё хуже. Со лба пот течёт – одеялкой не собрать; а к спине будто прилипла забытая мокрая простыня, в которой я ворочался целую ночь, позабыв про спать и сны видеть.
Вот первое любовное свидание. Ноги я оставил внизу у подъезда, и теперь с натугой ползу, цепляясь за поручни да отдыхая на каждой площадке. Как последнее желание смертника я вымолил эти короткие минуты у палача, просительно отдаляя тот страшный миг – но и сам, светозарно не веря, понимаю что избежать казни уже нельзя.
Первая близость. И так уже в полусумраке комнаты, она ещё и попросила меня отвернуться, стесняясь себя не такой как в девичьих мечтах – но взгляд мой, туго набитый своими страстями и её пленительным телом, не может удержаться на пустой стенке и трусливо по-воровски мечется, рикошетя из угла в угол. А повернувшись, я вдруг становлюсь нежным зверем, до краёв наливаясь бычьей животной кровью – и мне хочется стать в этот миг трёхголовым трёхчленистым змеем драконьей породы, чтоб не раз, и не два, а стократно ублажить своей мужеской мощью дивную эту красу.

Когда уже будем мы вместе, то она меня спросит, обязательно спросит тихонько:- Что ты думал обо мне в первые дни нашей встречи, ещё не мечтая и даже не смея взглянуть?
А я ей отвечу:- Глупенькое моё солнышко. Да я тогда тыщу лет уже прожил с тобой, сто детей нарожал, мильён раз поимел как мужик. Моё чуткое и сладостное воображение привело тебя за руку к сердцу, и едва прикоснувшись ко мне, ты до самой последней мыслишки, до клеточки мне отдалась, как в купели христу отдаются младенцы – ты верою в крест мой давно обрялась. И до смерти – и смерти после - рядом со мною будешь.
====================



© Юрий Сотников, 2014
Дата публикации: 29.11.2014 14:18:43
Просмотров: 2057

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 36 число 65: