Визит Сатаны
Вионор Меретуков
|
Форма: Рассказ
Жанр: Мистика Объём: 22909 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
...Утро началось с демонстративных стенаний, разносившихся по громадной квартире Рафаила Майского-Шнейерсона. Стонали представители сильного пола. После вечера с обильной выпивкой и напряженной, сладострастной ночи, более свойственной ветреной молодости, чем рассудительной зрелости, всем нестерпимо хотелось пива. И тут-то и явился он, дивный незнакомец, почти двухметровый верзила с сухим бритым лицом, облаченный в немыслимое одеяние, состоявшее из короткого темно-красного хитона, банных сандалий и суконных галифе с небесно-голубыми генеральскими лампасами. Скандальное одеяние дополнял бумажный клоунский колпак, который сидел на голове гиганта слегка набекрень. Возраст гостя на глаз определить было невозможно. Верзиле могло быть и сорок, и все двести лет. Его появление в квартире Рафа и на страницах нашего повествования предварил настойчивый звонок в дверь, который застал Майского-Шнейерсона как раз в тот ответственный момент, когда он отдавался стону с особенным усердием и самозабвением. Прервав сие увлекательное занятие, Раф с ненавистью посмотрел на спящую Марту и, проклиная на чем свет стоит непрошенного визитера, быстро поднялся с постели и решительными шагами направился к входной двери. Раф посмотрел на часы. Господи, четыре утра! Пора было положить конец ночным звонкам. Раф внезапно почувствовал жестокое желание убить гостя, кем бы тот ни был. Пока Майский шел, у него в голове успели возникнуть два взаимоисключающих – и страшно нелепых – предположения в отношении того негодяя, который осмелился трезвонить в дверь в столь ранний час. «Сейчас я отодвину щеколду, – думал Раф, ступая по коврам и паркету, – скрипнут старинные дверные петли, и в проеме возникнет кряжистая фигура соседа-генерала. Под густыми встрепанными бровями я увижу зло поблескивающие, красные от бессонницы глаза, а на рыхлых щеках – трясущиеся жиденькие бакенбарды». Сосед гневно раззявит беззубый рот и изрыгнет проклятие. Раф размахнется и к-а-ак треснет кулаком по противной морде! А может, это не генерал? Может, это звонит в дверь вернувшийся из сумасшедшего дома несчастный Исайя Дробман, в прошлом архитектор-авангардист и воздыхатель бывшей жены Рафа красавицы Изабеллы Востриковой? Вернулся бедолага и застыл под дверями, изнывая от желания засвидетельствовать почтение и принести извинения за то, что когда-то накарябал на Рафа подлый донос в органы... Но вот Раф уж у дверей, звякнула цепочка, щеколда отъехала в сторону, скрипнули вышеозначенные дверные петли. И пред похмельным взором Рафа предстала фигура в колпаке, сандалиях и всем прочим, что вместе взятое не могло не вызвать на мятом лице хозяина квартиры выражения задумчивого изумления. Некоторое время Майский-Шнейерсон молча изучал незнакомца. Он пытался мысленно увязать хитон, странный колпак, сандалии и лазоревые лампасы на обер-офицерском сукне с тем, как, по его мнению, просто обязан выглядеть образцовый генерал тяги, даже если некие форс-мажорные обстоятельства вынудят его подняться с постели в четыре часа утра. Сопоставление не удавалось. Отставной генерал представлялся Рафу иначе. Если не в парадном кителе с рядами сверкающих орденов и фуражке с высокой тульей и золотой кокардой, то, хотя бы, в сапогах. Но уж никак не в колпаке и не в сандалиях на босу ногу. И в то же время, Рафу было совершенно ясно, что перед ним стоял если и не генерал, то кто-то ничуть не менее важный. Как ни был Раф ошеломлен, он все же заметил, что в руках визитер бережно держит картонную коробку, на которой готическим шрифтом было написано волшебное слово «Будвар». И понял тогда Раф, что этим утром он повстречался с чудом. Раф радостно вздохнул и без малейших раздумий сделал шаг назад, не без приятности склонил голову слегка набок и молча, жестом руки, пригласил дорогого гостя пройти внутрь квартиры. Ни визитер, ни Раф, пока шли в гостиную, не проронили ни слова. Лишь усадив обладателя генеральских галифе в знаменитое кресло, якобы подаренное Ильичем бомбисту Соломону Шнейерсону, Раф... о, нет, мы не в силах пропустить едва ли не самое главное! Современный автор иногда с удовольствием отдает дань многословному девятнадцатому веку, когда какой-нибудь средний литератор – в соответствии с беллетристическими законами того неторопливого времени – уделял описанию мебельной обстановки и мельчайших деталей одежды главного действующего лица не менее пяти страниц бесценного романного пространства. Вооружимся же и мы терпением. Итак, был открыт сервант, сняты с полки блеснувшие серебристо-голубыми искрами высокие хрустальные бокалы. После суетливых поисков был найден специальный нож для открывания бутылок, и только когда был вскрыт картонный ящик, и расторопно извлечены и откупорены бутылки, и разлит выпущенный на свободу янтарный напиток, и пышная пена окутала бокалы, и были подняты эти бокалы, и был сделан первый глоток, перехвативший сухое горло мучительно-сладостной судорогой, а глаза подернулись томной влагой, а в серенькое утро проник ранний солнечный луч, а душа размякла, будто это и не душа бестелесная, а плоть, которую в деревенской бане парят можжевеловыми вениками, лишь тогда было произнесено первое слово. И слово это было «Да...». Произнес его незнакомец. Произнес и замолчал. Начитанный и осторожный Майский-Шнейерсон нижним нюхом почуял, что утро совсем уж необычное, и поэтому горячиться и поторапливать события не стал. Это было бы, по его мнению, не только не разумно, но, очень могло статься, и опасно. В сущности, словом «да» – «Да будет свет» – начинается Библия. И словом «да» кончается один великий роман, написанный свихнувшимся от собственной гениальности ирландцем, который до смертного своего часа уверял окружающих (как правило, безуспешно), что нормален. Гость, подавляя икоту, сделал глубокий вдумчивый глоток, вытер губы тыльной стороной ладони, и сказал глухим низким голосом: – Да... такие вот дела. Раф пожал плечами. Слова гостя ничего не прояснили. Но пиво, пиво! Оно было превосходно. Ах, знал бы Рафаил Шнейерсон, где его варили! И кто!.. Вкус вкусом, но вот рецепт!.. – Да, – еще раз произнес странный незнакомец и искоса посмотрел на Рафа, – да, такие вот дела, любезнейший Рафаил Саулович... И в эту минуту гость произвел пальцами левой руки, свободной от пивного бокала, некое загадочное движение, которое смотрелось, как бы это поточнее сказать... словом, нехорошо оно смотрелось, очень нехорошо! И Раф испугался. Потому что понял... Существует оно. Это неведомое, страшное... И всё – правда. Правда, что есть некие силы, которым подвластно всё. Или почти всё. Никакой он не генерал, этот странный гость. Несмотря на убедительные штаны с лампасами. – Простите, с кем имею честь?.. – спросил Раф Шнейерсон незнакомца. Гость, казалось, был озадачен. Он пожал плечами, к чему этот нелепый вопрос, мол, неужели и так непонятно? – А почему это вы двери не открываете? – спустя минуту спросил чёрт. – Я всю ночь, пока вы распутничали с юной девой, звонил в дверной звонок, но, увы... Увлекающийся вы человек. Раф с достоинством наклонил голову: не упорствовать же ему, в самом деле, отрицая очевидное. – Кстати, как вам мое пиво? – забеспокоился гость. – Вы не ответили. Почему вы не отпираете дверей? – мягко, но настойчиво спросил гость. – Я думал, это рвется генерал, страдающий бессонницей... – Генерал? – быстро спросил гость. – Какой такой генерал? – Да есть тут один, – понизил голос Раф, – делом не дает заниматься, каждую ночь в дверь ломится, ему, видите ли, не спится... Ну, пустил бы я его, и что? Он бы на меня накричал. В свою очередь я бы у него поинтересовался, зачем он набивается в гости в неурочный час... да еще без пива. Он бы меня ударил. Я бы его спустил с лестницы... Кому это надо? Гость кивнул, признавая, что это, действительно, никому не нужно. После вчерашнего и позавчерашнего Раф медленно приходил в себя. Он попытался построить грамотную фразу, но ему это не удалось. – А вы по какому... э-э-э, ко мне делу? – Я-то? Гость затуманился. Казалось, он не решается сказать что-то чрезвычайно важное. Раф ждал. Наконец гость произнес: – Тут ваш друг сказал, что у вас, Рафаил Саулович, душа никуда не годится. Он еще назвал вашу душу поганенькой... К этому точному, совершенно объективному определению невозможно придраться. Поганенькая, чрезвычайно поганенькая у вас душа. С такой душонкой, батенька, вас даже в ад не пустят... Уж поверьте мне. Уж кто-кто, я-то знаю... Такая вот петрушка. У вас есть три пути. Первый – поменять шкуру... – Как это? – вытаращил глаза Раф. – Вы же поняли, откуда я? – Боюсь, что да, – просипел Раф, у него вдруг пересохло в горле. – Слава Бо... – тут гость спохватился и удрученно покачал головой. – Вот видите, к чему приводит постоянное общение с людьми... О чём я говорил? Ах, да, поменять шкуру... А что? Милое дело! Сдерем с вас старую шкуру и вмонтируем вас в новую, хорошую, добротную, прошедшую капитальный ремонт. И станете вы, как новенький. Дадим вам новое имя, новую легенду... Я бы советовал вам согласиться... – А старую куда денете? – А это, как обычно... Продубим её, хорошенько пронафталиним, потом в гардероб к чертям собачьим, на вешалку! Чтоб отвиселась. Потом слегка реконструируем, подлатаем, немного изменим внешние черты и опять пустим в дело. Таков порядок. Несколько столетий будем гонять вашу старую шкуру туда-сюда, покуда не износится. – А потом?.. – Спишем... Рафа передернуло. Каким бы ни было его тело, ему не хотелось, чтобы с его шкурой обращались таким варварским образом. Он вспомнил, сколько времени, сил и терпения он в свое время отдал тренировкам. – Но ведь мое тело, в сущности, это и есть я! Душа и тело едины... – Вы в этом уверены? – усмехнулся гость. – А второй путь? – Не понимаю, чем вам не нравится первый... Пожили уж, довольно с вас. Ну, да ладно. Второй путь – это путь имманентный... – То есть внутренний? – переспросил Шнейерсон. Гость покивал своим шутовским колпаком. – Приятно иметь дело с образованным человеком... Раф опять с достоинством наклонил голову. Незнакомец произнес сурово: – Вот примерно месяц назад вы посетили места в Подмосковье, связанные с вашим детством... Было такое? Раф отвел глаза. Спрашивает, упырь проклятый, было ли такое? Будто не знает. Было, чего уж там. Было, было. Еще как было! В середине июля, прекрасным солнечным днем, поддавшись внезапному порыву, или лучше сказать, чтобы вызвать, возродить в себе угасающие творческие импульсы, Раф побывал в Новогорске, дачном местечке, где когда-то его родители на лето снимали дачу. Шнейерсону захотелось, умильно грустя и вспоминая счастливые далекие дни, побродить по полузабытым местам... Ах, как славно ему было когда-то здесь, в этом райском подмосковном уголке... Когда вся жизнь была еще впереди, и жизнь эта представлялась необыкновенной, прекрасной... Он бы с печальной и мудрой улыбкой, просветленный детскими воспоминаниями, бродил бы по тропинкам, где некогда носился на подростковом велосипеде, он бы встал на холме перед быстрой речушкой без названия, в которой всегда была страшно холодная вода, и, грустя по прошлому, окинул бы взором окрестности. А вышло что?.. – Действительно, а вышло что? – спросил визитер. – Вы же знаете, мир абсурден. И неудачные попытки упорядочить мир привели вас к мысли о том, что избавиться от абсурда можно посредством примитивного решения, а именно: установив некий идеальный порядок внутри себя. И дав возможность внешнему миру хаотично бесноваться за пределами вашего сознания и разваливаться без вашего участия. Вот вы и решили попутешествовать во времени. Естественно, пытаясь откручивать время назад... Все правильно, подумал Раф. Но слишком сложно. Его мозги с трудом переваривали то, что разворачивалось сейчас перед его мутными глазами. Он посмотрел на гостя. Какой-то незнакомец в опереточных генеральских штанах, говорящий в высшей степени странные слова. Вкусное, но невыясненное пиво с каким-то необычным привкусом, – Раф пожевал губами, – вроде погребом отдает. Или не отдает?.. Не снится ли ему все это? Пойти, что ли, соснуть? Под бочок к прелестной Марте? – Обособляясь от мира, уходя в себя, творя внутри своей души некий отгороженный от всего мира частный мирок, – убедительно рокотал незнакомец, – вы пытаетесь уберечь себя от ужасающего бардака, царящего вокруг вас. Когда вы притащились к этому вашему дурацкому Подмосковью, вы рассчитывали победить свой приватный абсурд и обрести покой в душе и слиться с окружающим миром. Природа, думали вы, всякие там перелески, ручейки да поляны помогут вам... Ну, как же! Там так хорошо дышится и так приятно думается! И что вы нашли? Прежде всего, вы не узнали дорогих вам мест. Там давно уже бушуют городские новостройки. Урбанистический монстр безобразно растолстел и, придавив железобетонным брюхом страну вашего детства, изуродовал чистое воспоминание. Пыль, гам, грязь, вонь солярки, приезжие, которые в одночасье стали москвичами и которые с удовольствием искалечили то, что было дорого вам, истинному москвичу, и на что им, непримиримым и бойким провинциалам, абсолютно наплевать. Где ваши трогательные лесные тропинки? Нет их! Все залито асфальтом. Куда подевалась голубая чистая речушка, где вы однажды едва не утонули вместе с велосипедом? Её похоронили, упрятав в трубу под многометровый слой бетона. Кстати, вы что, совсем уже не можете жить без водки? Постыдились бы! Вы даже в эту вашу измышленную страну детства прихватили косушку. Вы не находите, что водочным дурманом вы искажаете воспоминания? Раф налил себе пива, выпил и закрыл глаза. – Вы совершили ошибку, – констатировал гость. – Если бы вы никуда не ездили, в вашей голове прекрасный романтичный Новогорск остался бы в первозданном виде. Он существовал бы в качестве некого святого символа, этакого девственно чистого довеска к детским полуфантастическим воспоминаниям, и в то же время был бы почти реален. Неумелым вторжением в прошлое вы собственными руками превратили свой волшебный Новогорск в руины. И покоя в вашем сердце не прибавилось. Наоборот! Вы разрушили хрупкий мир невинных детских воспоминаний. Что у вас осталось? Годы пьянства? Годы, слившиеся в один непрерывный грязноватый поток, который называется Прошлое Рафаила Шнейерсона, забытого поэта, дрянного профессора и ещё более дрянного человека... Почти негодяя, можно сказать. Раф открыл глаза. – Да-да, негодяя. В этой связи прочту вам коротенькую лекцию. У нас, – гость повертел пальцем в воздухе, – ведется статистика, которую вам, людям, вести затруднительно. Поясню почему. Вы слишком много внимания придаете материальным ценностям в ущерб духовным. Особенно в последнее время. Вы все стали мерить деньгами и холодным расчетом. Вы даже трогательно нежную статистику считаете холодной наукой. А это далеко не так. Ошибочность ваших воззрений приводит к тому, что вы не учитываете того, что является солью статистических исследований – ее духовную составляющую. Не буду вас утомлять дальнейшими рассуждениями. Все равно ни черта не поймете. Короче, в соответствии с нашей статистикой, негодяй живет дольше порядочного человека. И это закономерно. Негодяй не отягощен муками совести, он вообще не знает, что это такое. Муки совести могли бы сократить годы земной жизни негодяя, если бы при рождении у него не была изъята совесть, являющаяся наиглавнейшим признаком порядочности. Негодяй счастлив, что он негодяй, он знает, что благодаря этому он будет жить дольше порядочного человека на пару-тройку десятилетий. Вот и вся премудрость. – Спасибо, – обиженно буркнул Раф. – Но я, к счастью, не негодяй. – Весьма прискорбно! – сказал гость и в раздумье поскреб подбородок. – Значит, вы готовы к укороченному варианту своей земной жизни. Повторяю: весьма, весьма прискорбно... – Конечно, скверно, что порядочные люди не столь живучи, но, повторяю, я не негодяй... – А вы, однако, мужественный человек... Но вы ходите в опасной близости... – А что там еще осталось у вас мне предложить? – Как же безграмотно выражает свои мысли нынешний литератор! А ведь, стоит мне захотеть, эти слова могут оказаться вашими последними словами. Негоже умирать с такими словами на устах... То ли дело было в прежние времена! Что ни писатель, то гений! Помнится, Антон Павлович... Да и Лев Николаевич... Какие были фигуры! Когда-нибудь вы узнаете, о чём думали эти гиганты перед смертью и что говорили... – Это всем известно... – Не скажите! Если вы полагаете, что последние слова Чехова – это: «Ich sterbe» и «Давно я не пил шампанского», то вы заблуждаетесь... Он произнес совсем другие слова... Да и Лев Толстой не говорил: «Люблю истину»... – Он сказал: «Не понимаю...» – И этого он не говорил... Помолчали... – Была такая презабавная неунывающая старушка, – с удовольствием вспомнил гость, – естественно, француженка, Полетт Брилат-Саварин, она в свой сотый день рождения, после третьего блюда, почувствовав приближение смерти, закричала: «Быстрее подавайте компот – я умираю!» Раф засмеялся: – И вправду, замечательная старушенция! Сохранить чувство юмора до последнего мгновения... – Да-а, – протянул гость, – были люди в наше время, не то, что нынешнее племя... М-да... Впрочем, мы заговорились! Итак, второй путь – это незамедлительно отправиться в наши пределы, где вас ждет поистине горячий прием. Раф едва не уронил на пол стакан с пивом. Гость хмыкнул. – Что? И второй путь вам не по вкусу? Экий вы, право, привереда! Это вам не подходит, то вам не подходит! Хорошо, чёрт с вами, предлагаю третий путь. Итак, третий путь, он же и последний, – это путь плодотворного созидательного сотрудничества! Мы вам поможем. Ваши пьесы... короче, всё, о чём вы мечтали на протяжении всей вашей неправедной жизнь, сбудется... Всякая там волшебная полутьма театрального пространства, пьянящий запах кулис, знаменитые артисты, говорящие словами, выстраданными вами в ночной тиши, когда не спят лишь лунатики да сонмы графоманов, – всё, всё сбудется! Словом, вас ждет успех! И ваших друзей – тоже. Герман вознесётся на вершину власти, имя господина Зубрицкого будет вписано золотыми буквами в историю мировой науки. Только с Титом... произойдет заминка. – А зачем мы вам нужны? Гость поднял руку. – Законный вопрос! С вашей помощью мы ещё более усугубим бардак в мире людей, мы сгустим атмосферу творческой неразберихи и сделаем бессмысленным попытки человека как-то упорядочить мир. То есть, человек получит то, о чём втайне мечтает. После короткого раздумья Раф сказал: – Значит, мне придется предать веру в нашего Создателя, Господа Бога, которого... – Которого вы никогда не почитали! – Продать душу?! – Пустяки! Признайтесь, вы же сами этого хотели! Кто, интересно, мечтал о переменах? Уж не вы ли? – Да, но пример известного доктора... – Оставьте вы в покое этого вашего Гёте! Доктор Фауст не существовал! Его придумал сентиментальный стихотворец, мечтавший о бессмертии... Кстати, скажу вам по секрету, – гость понизил голос, – Гёте в Бога не верил... – Но он как поэт стал бессмертным... Гость подмигнул: – Я бы не был столь категоричным: до конца человеческой истории еще очень далеко. Кстати, Гёте, когда узнал, что жить ему осталось всего час, произнёс: «Слава Богу, что только час». Помянул-таки имя Господа, но – всуе! А это грех-с... – Эти слова произнёс мужественный человек, обладавший чувством юмора. – Вообще, мне больше нравится, как сказал Уильям Сароян: «Каждому суждено умереть, но я всегда думал, что для меня сделают исключение. И что?..» Неправда ли остроумно? – А может ли грешник попасть в рай? Гость нехотя сказал: – Ну, может. – А неверующий? – И неверующий... Хотя, что такое рай? Его, в сущности, нет... Это человек придумал всякие сказки, чтобы... Словом, у нас все эти миллиарды человечков, отбывших свой земной срок, содержатся вместе. Только условия у всех разные. Многое зависит и оттого, как вы будете себя там вести, особенно на первых порах... Вот, попадете к нам, узнаете... – А церковь?.. – Что – церковь? Вы хотите знать?.. – Да, хочу. О Боге... Это всё – правда? Или... Если честно, я в это... в библию, во всех этих апостолов не верю... И во все эти наивные чудеса: хождение по воде, исцеления... Скажите, неужели все это было? – Ну, было, – после паузы признал посланец загробного мира. – И все же не верится. В наш век, когда человек вышел в космос... – Вышел-то он вышел, но зачем?.. Мог бы и не выходить! Только небеса загадил! А вы тоже хороши... Не могли ничего умней придумать? Причем здесь космос? Давайте лучше уж о библии. Запомните, там всё – правда. – А мне кажется, что все это россказни... Особенно непорочное зачатие. Скажите любому гинекологу, он вас высмеет. Беспупочная Ева... Женщина без пупка – это же нонсенс! Пупок – вершина сексуальности. Не верю, чтобы у Адама мог встать... А Господь, похожий на Санта Клауса, это вообще... – Кто вам сказал, что Он похож на Деда Мороза? Его изображений вы не найдете нигде: ни в религиозной литературе, ни в религиозной живописи... Это уже потом подлые атеисты в мерзких юмористических журнальчиках изображали Его сидящим с лирой в руках на облаке, похожем на огромную пуховую перину... Там Он действительно смахивает на подгулявшего новогоднего дедушку, распевающего рождественские песенки... – Сами же церковники иной раз нарушают... – От незнания сие происходит, – ханжески поджав губы, произнёс черт, – Вселенский Седьмой Собор, помнится, ещё в 754 году, в Константинополе, предал анафеме любого, кто осмелится изображать Господа... – А пупок Евы?.. – Пупок Евы? – гость бросил на Рафа короткий взгляд. – Положение о пупке можно и пересмотреть. В конце концов, его можно как-то пристроить, этот пупок, если вы настаиваете. Я поговорю... Кстати, должен вам кое-что сообщить по секрету. На самом деле строгого деления на Добро и Зло, на Ад и Рай нет. Повторяю, это все люди придумали. У нас там, понимаете, все так перемешалось, что разобрать, где что находится, весьма затруднительно... Словом, почти так же, как здесь, на земле. Впрочем, что это я вам все рассказываю, Фома вы неверующий! Гость закашливается и замолкает. Наливает себе пива. Делает глоток. Раф слышит, как у гостя страшно шипит в горле. Будто плеснули ковш воды в раскаленную печь. Из ноздрей, ушей и рта визитера, вниз, оседая на пол, валит густой голубовато-белый дым. Воздух в комнате наполняется запахом серы. Гость глазами показывает: мол, видите, как я из-за вас разнервничался! – И все же, повторяю, как-то не верится... Через минуту гость, отдышавшись, продолжил: – Послушайте, ну не смешно ли это? Я уговариваю вас поверить в существование Того, в Кого человечество верит столько лет! Заметьте, убеждает вас тот, кто уж никак не может числиться в Его друзьях... (Фрагмент романа «Дважды войти в одну реку») . © Вионор Меретуков, 2010 Дата публикации: 28.01.2010 14:16:02 Просмотров: 2642 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|