Ночь на носу

Константин Эдуардович Возников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 9404 знаков с пробелами
Раздел: "Рассказы"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

* гобан – традиционный низкий столик для игры в Го.
** йосэ – завершающая стадия игры в Го.

Как по команде серые стволы сосен расступились, и земля кончилась. Впереди, далеко внизу, лежали поля, разрисованные по свежему пару меловыми разводами. По ним бежали высоковольтные столбы и голые в эту пору ветроупоры. Скалистый обрыв, на краю которого мы так неожиданно оказались, опирался на крутую каменистую осыпь. Одного взгляда на неё мне оказалось достаточно, чтобы души коснулось смутное внутреннее беспокойство. За откосом зеленела полоса игрушечного сосняка, а дальше, за полями и кубиками старых коровников, далеко на юге, в легком мареве, как будто оторвавшись от земли, парил белоснежный шатер Чатырдага.
- Красиво..,- проговорил я.
Ровный поток воздуха приносил едва уловимый звук дыхания гор и упоительную свежесть. Это не было шумом ветра, но и не было полной тишиной.
В сером обветренном известняке обрыва, среди бесчисленного многообразия раковин, ниш и пещерок гнездились соколы. Несколько их пар с пронзительными криками носились у наших ног, демонстрируя невероятный пилотаж и совершенно свободное владение стихией.
- Красиво..,- повторил я.
- Здесь заночуем, - буркнул он, и, скинув с плеча солдатский ранец, уселся на обрыве.
- Не страшно?
Он молчал и «дышал небом». Это было его собственным выражением, изобретенным для описания внутреннего состояния и того занятия, которое для стороннего наблюдателя выглядело как молчаливое сидение лицом вдаль где-нибудь на высоте. Я сообразил, что ответа ждать не стоит. Оставалось заняться костром и ночлегом. Солнце садилось за скалистый мыс, удивительно похожий на огромный человеческий нос. Ночь на носу, - подумалось мне, - и я усмехнулся.

Поблизости не было источников, поэтому две двухлитровые пластиковые бутылки из-под колы, предусмотрительно наполненные мною в деревне, оказались к месту. Бодро трещали занявшиеся пламенем сосновые сучья. Вода в алюминиевом котелке с плоским дном стала приобретать жемчужный оттенок. Я снял сосуд с костра и привычным движением резко вбросил в ожившую жидкость щепоть тайваньского улуна, накрыл посудину крышкой и отставил на разогретый пламенем плоский камень. Здесь уже томилась кастрюлька поменьше, наполненная разваристой гречкой, заправленной тушенкой. Дело было сделано. Отойдя на пару шагов от огня, я огляделся заново.
Стало заметно темнее. Солнечный диск уже успел спрятаться за мега-носом, но там, в долине, он все еще не скатился за горизонт, и небо оставалось светлым. Белая палатка Чатырдага утратила блеск, и, казалось, была пририсована к тускнеющему на глазах пейзажу рукою не очень умелого художника. Пустельги угомонились, но где-то вдалеке покракивал ворон. Мой взгляд задержался на нависающей над обрывом двухметровой квадратной глыбе метрах в семидесяти от нас.

- На гобан* похоже,- сказал я, не рассчитывая на ответ.
- Гобан и есть, - раздалось сзади.
- То есть? – я обернулся.
- Легенда есть… - Он уже успел усесться у костра, и в быстро густеющих сумерках его бородатое лицо теперь слегка подсвечивали языки пламени.
- Расскажи.
- Поедим сначала.
- Давай.
Удивительно, но гречка с тушенкой так и не приелась нам за эти десять лет совместных горных экскурсий. Ели с удовольствием, закусывая луком и предвкушая чай. Наконец дошла очередь и до улуна. Меня, или, скорее, не меня, а его, похвалили:
- Неплохо.
- Ты обещал рассказать…
- Ладно. Укладываемся.
В отблесках костра его лицо приобрело загадочное выражение, а возле глаз появилась пара ироничных морщинок. Он молчал, видимо, вспоминая или выдумывая. Потрескивали сосновые угольки в костре, и где-то в стороне негромко перекликались неясыти. Небо украсилось первыми звездами, а далеко-далеко впереди и внизу мерцали слабые огоньки небольшого поселка. Страна Мэпл-Уайта вспомнилось мне из детства…
Покурили, затем упаковались в спальники неподалеку от догорающих углей костра, прямо под открытым небом.
- Ты сказал - ладно…
- Ладно, - повторил он, ворочаясь, - слушай, - а затем зашуршал еще чем-то в темноте, минуты на три, наверное, а то и больше…
- Однажды, очень-очень давно… - начал он, и я с обретенным удовлетворением радостно уставился в распахнутое моим глазам огромное и абсолютно сумасшедшее от столпотворения звезд апрельское небо. Сразу несколько спутников пересекали его молочные облака. Я последовал за ними, перебираясь от звезды к звезде и пытаясь вспомнить имена забытых созвездий. Голос рассказчика догонял меня…
- Совсем уж давно… Так давно, что мамонты были еще не мамонты, а просто слоны, а сами слоны тогда еще не облысели от радиации…
Столь удивительно давно, что Великое Оледенение, сковавшее затем полмира, могло бы еще только привидеться тогдашним мудрецам, магам и провидцам в невероятном и кошмарном сне…
Настолько потрясающе давно, что там, где сегодня высятся горы, в те времена лежали холмы, а там, где раньше плескались моря, теперь расстилаются равнины, и ничего, совсем ничего, кроме, разве что, человеческих слов не сохранилось с той поры… Да и сами слова…

Однажды, очень-очень давно два Мастера расположились сыграть в Го на вершине холма.
Это теперь мы называем Го – «Го». А до нас Го называли «Вей-Ци». А до них, именовавших Го как «Вей-Ци», Го называли «Йи». А до тех, кто называл Го именем «Йи», жили другие, которые тоже как-то называли Го, но только мы не знаем как… Поэтому я стану называть тогдашнее Не Го, как «Го» сегодняшнее, но мы будем знать, что это - то Го, которое даже не «Йи», а совсем уж другое слово. Слово, которого тоже уже не существует в нашем языке, потому что даже слова не сохраняются так долго.
В общем, я буду называть тогдашнее не Го, как «Го» ещё и потому, что сама Вечная Игра почти не изменилось с той поры, поскольку она оказалась важнее и крепче слов. Пусть даже очень хороших слов…

Мы мало знаем о том времени и почти ничего о людях той эпохи.
Они были красивее нас, сильнее нас и выше нас ростом. Это были Великие люди с Великими делами и Великими сердцами. Это о них потом сложили легенды о великанах.

Однажды два Великих Мастера Го решили сыграть свою самую главную Игру… Это были действительно Великие Мастера в прямом и переносном смысле! Им были открыты многие истины, и их Игра была не игрой, а сотворением и предсказанием!
Сам Творец решил взглянуть на эту Игру, да так увлекся красотой и гармонией, что позабыл дела свои. А когда игра перешла в йосэ*, и Он спохватился, то с сожалением обнаружил, что утратившие совесть и разум потомки Великих успели позабыть истинные смыслы и поверили лживым пророкам. Они погрязли в гордыне и корысти и открыли свои сердца страху и ненависти, а в итоге потеряли не только свою Любовь, но и свое Величие.
И вот, измельчавшие и обозленные, они принялись продавать и покупать дарованное Им же.
Хуже того! Соревнуясь в изворотливости и обмане, они изловчились покупать и продавать самих себя самим же себе…

Только что ликование переполняло Его. Чада Его наконец-то уподобились Ему в сотворении совершенного. Как может не радоваться отец успехам детей своих?! Теперь же его наполняли скорбь и печаль, потому как не может не скорбеть и не печалиться родитель, глядя, как потомки его истребляют друг друга.
И тогда Творец остановил Великую Игру. Зачем она, если люди перестали быть Великими?
Но разрушать её Он не стал, настолько она была совершенной…
Он отпустил Мастеров с миром, а их Гобан обратил в камень, помышляя вернуться к нему однажды…
И только один юноша страстный поклонник Го, того Го, которое измельчавшие люди уже успели переименовать в «Йи», так вот, только этот молодой Мастер Йи никуда не ушел.
Затаившись, он исподволь наблюдал за игрой Великих, подсматривая снизу за постановками-ходами через отражение камней в глазах играющих… Но они ушли, и ему не удалось увидеть последнего хода… Только он один и остался вне гармонии! Один камень до гармонии… Что может быть хуже?!
Юноша поспешил на вершину холма, где взобрался на гобан Великих Мастеров. Ему не хватало роста, и он не мог разглядеть позицию иным способом. Он хотел во что бы то ни стало узнать расположение последнего камня…
След его босой ступни навсегда остался впечатанным в твердеющий камень, но последнего хода он так и не узнал… Разгневанный его дерзостью Творец одним движением веера смахнул с гобана наглеца вместе со всеми камнями.
Вот почему гобан сегодня пуст.
Вот почему к нему тянутся Мастера Го, которые приходят, чтобы ощутить эхо этой легендарной Игры Великих.
И они играют на древнем обветшавшем камне, прислушиваясь к себе, прислушиваясь к нему и прислушиваясь к вечности.
Они играют на нем, не поднимаясь с колен. Ведь ни один истинный Мастер Го не нарушит приличий и чистоты гобана, даже если ему не хватает всего одного камня для постижения гармонии.
Ни один!
Они – знают: всему свое время!

- Всему свое время, - повторил я шепотом, вслушиваясь в наступившую тишину и улыбаясь Плеядам…
Ответом мне было тихое размеренное дыхание глубоко и спокойно спящего человека.

Несколько лет спустя, когда я снова попал на это место, я не узнал его. Великолепный корабельный бор умер. Голые стволы изъеденных короедом сосен цепляли ветвями низкое октябрьское небо. Блеклая пустота встретила меня на краю, и только каменный гобан, все так же нависающий над обрывом, не позволял ошибиться. Я – здесь. Подойдя к монолиту, я прикоснулся к холодной поверхности известняка рукой. В углублении, удивительно напоминающем след босой ноги человека, стояла дождевая вода.

© Константин Эдуардович Возников, 2014
Дата публикации: 16.01.2014 03:46:42
Просмотров: 3718

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Рене Коэн [2014-01-16 15:01:39]

Удивительная легенда! Написано увлекательно, понравилось. Будто сама там побывала, на Носу. Спасибо!

Ответить

Константин Эдуардович Возников [2014-01-22 04:10:04]

Спасибо, Рене.
Легенда - легендой, а остальное - практически быль. Лес жалко очень.