Аленький цветочек
Борис Иоселевич
|
Форма: Рассказ
Жанр: Эротическая проза Объём: 14294 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК Как ни уговаривал себя, что последнее дело обращаться к проститутке даже в экстренном случае, каковым мой отнюдь не был, никакие доводы разума не возымели желаемого действия. Я остановил машину в полумраке известного в нашем городе переулка и тут же, словно ожившая фреска, высветилась женская фигурка и, не дожидаясь приглашения, опустилась рядом со мной на переднее сидение. Пока я выбирался на городской простор, в это время суток особенно впечатляющий своими плотными размерами, девушка достала из-за лифчика пачку «Мальборо» и прикурила от протянутой мною зажигалки. После нескольких глубоких затяжек спросила: – Куда едем, хозяин, к тебе или ко мне? – А какой маршрут предпочла бы дама? – Дама? Хм… Лучше оплаченный. А когда я сказал, что на сей раз, в виде исключения, достойно оплачены будут оба, не задавая вопроса, сама же на него ответила: – Придётся, стало быть, изрядно попотеть. – В каком смысле? – Не притворяйся, хозяин, новобранцем. Раз ты меня нашёл и готов платить, значит, твёрдо знаешь, чего хочешь. А я готова исполнять твои прихоти. Тем более, что у вас у всех они одинаковы, разве что отличаются в деталях, но не в моем положении обращать на такие пустяки внимание. – Ошибаетесь, – сказал я. – Детали не пустяки, а главное. – Что-то похожее уже слыхала, не помню только где, когда и от кого. Иным клиентам такое взбредёт в голову, что диву даёшься, откуда они всего понабрались. Но привыкла и перестала обращать внимание. Покупатель всегда прав, если даже от его правоты хочется выть. – Значит, попадаются не те клиенты, о которых мечтали? – Видишь ли, хозяин, хотя наша профессия и называется свободной, она предполагает точный расчёт, а не образное мышление. Тем более, что общение с мужчинами к нему не располагает. Мои возможности пофантазировать весьма ограничены. Мне приказывают — я исполняю. И чем больше изображаю рабыню, тем больше привлекаю. А потому не вижу смысла что-то менять. Работать себе в убыток глупо. И кто бы такую жертву оценил? Она развлекала и была красива. Сочетание, почти невозможное в случайной женщине, не оценить которое, значило бы никогда не оправдаться в собственной глупости. Потому, приведя к себе, не бросился в атаку, хотя ничего другого от меня не ожидала. Заварив кофе и неспешно подливая коньяк, пытался настроить её на продолжение беседы, а она — вернуть ход событий в привычное русло. Пришлось напомнить ей, что, столь часто употребляемое ею слово «хозяин» относится ко мне в полной мере, и, ставшая её натурой, привычка к покорности решила спор в мою пользу. Но вскоре сообразил, что перегнул палку. Видимо стереотипы в отношении клиент – проститутка прочно отложились в её сознании и всякое отклонение от нормы воспринималось как угроза. Обнаружились страхи, подспудно живущие в душе каждой профессионалки и от её раскованности не осталось и следа. Пришлось идти на попятный, позволив ей раздеться. И попал в точку, ибо, только обнажившись, женщина начинает ощущать себя центром мужского притяжения. Ей было лет двадцать или около того, но в чертах лица уже чувствовалась усталость тела, которую не перебороть никакими массажами. Я не поинтересовался её именем, не видя в том особой необходимости. Всё внешнее утратило для меня какое-либо значение. Она умело извлекала из моей сути ощущение всемогущества, дающее, ограниченную моей прихотью, свободу рабыне. Точно определившееся положение каждого из нас в пространстве, мною очерченном, способствовало нашему сближению куда надёжнее самых изощрённых ласк. Я методично подливал ей коньяк. В моих действиях не было умысла, но она его обнаружила, предупредив, что в состоянии опьянения от неё не много смысла. – Уверяю вас, что ничего похожего я не имел в виду. И вдруг она взорвалась: – Да брось ты своё любезничание. Мне твое интеллигентское «вы» между ногами сидит, только ходить мешает. Я, можно сказать, из такой же породы, но никому не признаюсь. Когда судьба ставит женщину раком, незачем размахивать руками. – Расскажи о себе. – Ты что, «поехал»? – С чего вы взяли? – Потратили больше часа, а до сути не добрались. Между прочим, это не хоккей и чистое время не засчитывается. За переработку беру вдвойне. – Замётано. – Что ты всё время бормочешь непонятное? Я намёков не понимаю. Бери, чего надо. А мало — добавлю. Но не топчись вокруг да около. – Это вы ходите кругами. Я попросил рассказать о себе. – Деньги на бочку. – Изволь. – Ого, иди ты! Или у меня двоится? Такого со мной ещё не бывало. Ладно, слушай внимательно. Родилась, как уже было сказано, в интеллигентной семье. Такой интеллигентной, что принуждали к музыке и поэзии. – И как успехи? – Ноты подзабыла. Стихи помню. – Прочти. – Что? – Стихи. – Совсем, хозяин, одурел, того и гляди, деньги заберёшь. – Они твои. – Тогда слушай. «Уста с улыбкою приветной. Румянец девственных ланит… И взор твой светлый»… Дальше забыла. Ага, «всё к наслаждению манит»… А, может, хочешь узнать, как стала шлюхой да не решаешься? – Любопытно. – Началось с того, что подалась в артистки кордебалета. – Да вы, я вижу, человек искусства. – Ну-да, искусства трахаться. – Научили? – Первым делом. Режиссёр и директор ансамбля. Один — в рот, другой — в зад. А чтобы не шумела, повысили зарплату на зависть прочим. Хотя исполняла всё, что требовали, танцоркой оказалась хреновой. – Выгнали? – Сама. Видишь ли, они меня трахали, а за полученное ими удовольствие расплачивалось только государство. А государственная щедрость, думаю, тебе известна. И я сказала: «Ребята, давайте по-честному, основные фонды само собой, но и от себя добавьте. С вами я могу, конечно, и голой, но на людях следует появляться в приличном. А на какие шишы? Пообещать пообещали, а когда сообразила, гордо швырнула им заявление. Режиссёр подписал сразу, видимо, навёртывалась новая пассия, директор промурыжил, требуя откупное за трудовую книжку. Пришлось ещё раз пощекотать его похоть. – А потом? – Прибилась в фирму. Секретуткой к владельцу. У него б**дей больше, чем солдат в полку, но решил, что лишних не бывает. Распластал меня в кабинете на диване. Тест выдержала и была назначена развлекать гостей. Что за гости, сообразила не сразу, а как развлекать — с полуслова. Эти господа являлись толпами, что-то проверяя и перепроверяя на складах и в бухгалтерии. Да так дотошно, что со стороны фирмача требовалось немало сноровки для переключения их внимания на другие предметы. Когда же удавалось, радость была взаимной. А причина тому — моё тело. Веселились, как могли. Налей-ка ещё. – Нравится? – Отменный коньяк. Продолжать? – Весь внимание. – Щедрости от пользовавшихся мной ждать не приходилось, но материально я всё равно была в выигрыше. И жратвы навалом. Я быстро набирала вес, но фирмач бдительно следил, чтобы не переходила границы дозволенного. Бывали дни, когда питалась исключительно спермой. Но выбора не было, а если и был, то не знаю, что предпочла бы. Однажды прибыла группа захвата, науськанная конкурентами. Фирмач, с исказившейся физиономией, метался между ними и мной. Поартачившись, согласилась поработать не за страх, а на совесть. Сообразив, что совесть сама по себе не оживает, сунул мне за пазуху несколько хрустящих бумажек, оказавшихся, при ближайшем рассмотрении, пятью сотнями долларов. О таких суммах мне было известно в ту пору лишь понаслышке. На третий или четвёртый день нападающие приостановили осаду почти разрушенной крепости, решив, что заслужили отдых на природе. Мы погрузились в сверкающие чистотой и улыбками лимузины фирмача и отправились. Местом для отдыха было избрано озерцо в «черте оседлости», так в шутку называлась запретная для горожан территория, предназначенная исключительно для нужд владельцев бабла. Нас уже ждали палатки, разведенные костры, булькающая уха, одурманивающие запахи шашлыков, несколько ящиков коньяков и водки. Я оказалась единственной женщиной: честь, которой на фирме никого прежде не удостаивали. Прикинув соотношение сил, поняла, что заслужила полученную сумму… в качестве аванса. Перспектива подобных заработков подогревала мой энтузиазм лучше, чем любые патриотические лозунги. Съедено было много, выпито и того больше. Мы купались в озере нагишом. Время от времени кто-то из мужчин уводил меня в палатку, и я безропотно подчинялась его пьяному азарту. Возвращаясь, решено было, что мужчин отвезут в гостиницу, а уж после — домой — меня. Но по дороге некий молодой человек, более других меня измотавший, подбросил идею, что и в гостинице не окажусь лишней. Мои лёгкие протесты заглушил радостный шум одобрения. Интересовались моим телом, а не мнением, и я не посчитала нужным на нём настаивать. Я уже знала, кто на что способен. Максим Петрович, по жировым складкам которого можно было взбираться, как по лестнице, запомнился безнадёжными попытками поиметь меня, что, однако, не убавило его энтузиазма. Понадобилась немалая, с моей стороны, находчивость, чтобы заставить его самого поверить в невозможное. Валерий Яковлевич — ещё один живой труп, реанимировать который удалось посредством искусно выполненного «искусственного дыхания». Остальные, Костя, Владик и Лёва, бойкие ребята, отдающиеся сексу как призванию. Они отработали со мной по полной программе не только за себя, но и за тех двух «инвалидов». И хотя всем им я обязана удовольствием, больше других из этой троицы пришёлся мне по душе Костя. Сухопарый, подвижный, гибкий он придумывал такие позы, о существовании которых я не подозревала, а получив удовлетворение, целовал, приговаривая: «Ты обалденная кошечка, Лизок, беру тебя в вечное пользование». Я приучила себя не верить обещаниям, зная, что они — радость дурного, но приятно было сознавать, что оценена по достоинству. Почувствовали остальные моё расположение к Косте, или он самолично прибрал к рукам обязанности распорядителя, судить не берусь, но дальнейшее действо продолжалось по его сценарию. Костя глядел на меня горящими глазами, как бы говоря: «Ну-ка, артистка, разыграй всё, как по нотам, покажи, на что способна, не подведи меня». И я не подвела. Сначала пришлось обойти моих «кавалеров» ещё по разу в их апартаментах, таких роскошных, что я, в какое-то мгновение, почувствовала себя королевской фавориткой, после чего Костя собрал нас у себя в номере, сообщив мне, как бы по секрету, что главная часть, им задуманного, ещё только предстоит. Меня уже ничего не удивляло, я лишь пыталась угадать, от чего это помолодевший Максим Петрович похотливо потирает руки. Когда все сошлись и столпились вокруг меня, Костя достал из дипломата бритвенный прибор, велев мне лечь и поднять платье. – Что ты собираешься делать? – удивилась я. – У меня нет волос на ногах. – Зато есть повыше, – последовал ответ и мне велено было снять трусики. Видя, что я медлю, он сам задрал мне платье до подбородка, а дальнейшие его указания я выполняла автоматически. В какой-то момент во мне вспыхнуло нечто, похожее на возмущение такой бесцеремонностью, но тут же угасло. Находясь «при исполнении», я не имела права на собственное отношение к происходящему, и вот я лежу под взглядом пятерых мужиков, склонившихся надо мною так низко, что от их учащённого дыхания шевелились волосики на моём маленьком чёрном треугольничке. Видимо, бессознательно я попыталась прикрыться, но была приведена в чувство суровым тоном Максима Петровича: «Я, девонька, не потерплю, когда мне мешают наслаждаться». И, одёрнутое было, платье вновь возвратилось на прежнее место. Между тем, Костя продолжал священнодействовать, холодно предупредив, что, для собственной безопасности, должна, как можно меньше, двигаться, а для выражения переполнявших меня эмоций дождаться более благоприятного момента, которой /он это гарантирует/, несомненно, скоро наступит. Намылив мне низ живота, не торопясь начал брить, стирая, как мне оказалось, не очень чистым гостиничным полотенцем срезанные волоски и мыло. Холодная сталь бритвы опускалась всё ниже, под напором, двигавшей ею, похоти. Любопытствующие закрывали Косте свет, а это означало, что он может порезать меня одним неосторожным движением. Я очень надеялась, что бритьём дело и закончится, но «парикмахер» приказал раздвинуть ноги. Пришлось подчиниться. – Каков бутончик! – взглядом профессионала разглядывая свою «работу», проговорил Костя, но, вместо аплодисментов, услышал невнятное бормотание вошедшего в раж Максима Петровича: – Бутончик само собой. А ты лепестки раскрой. Нам цветочек подавай, чтобы, как в сказке, аленький… – За этим дело не станет,– хвастливо пообещал Костя. – Мы и не такие крепости брали. В его руках появилась, невесть откуда взявшаяся, мягкая кисточка, и он стал нежно водить ею по вульве. Я превратилась в клубок нервов. Сильно сжав кулачки, старалась не «расколоться». Костя продолжал щекотать губы и клитор. И вдруг никогда прежде не испытанное ощущение охватило меня. Мои бёдра стали двигаться как бы сами собой в такт с кисточкой. Я почувствовала, как раскрываются губы. Сначала — едва, потом — стремительней, ещё мгновение — и вся эта гоп-компания могла бы в них утонуть. Как в давней присказке: «Из п…ы торчат копыта, там застряли три джигита». Но вот губы раскрылись и от возбуждённых взглядом не укрылась ни одна подробность. Я же извивалась от наслаждения, словно змея на солнце. Стыда как не бывало. Единственным моим желанием было: отдаваться… отдаваться… отдаваться. Больше таких ночей мне в жизни не выпадало. Так распорядилась судьба. Мой фирмач вскоре был застрелен конкурентами. Им я оказалась не нужна. И хотя с тех пор жизнь изрядно меня потрепала, я не жалуюсь. Клиенты попадаются разные, а иногда такие чудики, как ты. Ответь по-честному, зачем ты меня приволок? Неужели только для того, чтобы насладиться моим трёпом? Ушла от меня спустя неделю. Стендаль прав: евнухи гневаются на распутников. Я был одновременно и тем, и другим. Но победил распутник, и я подумал, как часто мы получаем от проститутки не только то, чего ждём, но и то, о чём мечтаем. Борис Иоселевич © Борис Иоселевич, 2016 Дата публикации: 13.05.2016 07:06:42 Просмотров: 1831 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|