Призыв - 78

Степан Хаустов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 16052 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рано или поздно – всё останется в прошлом.
Останется и ‘призыв’ со своими повестками, уклонистами и прочими мобилизационными анахронизмами.
А пока...

Был май семьдесят восьмого.
Министерство обороны СССР проводило очередную призывную кампанию: на действительную воинскую службу призывались все здоровые (и не очень) молодые люди от восемнадцати и до двадцатисемилетнего возраста.
При Союзе существовал более короткий, нежели сейчас перечень заболеваний, предусматривающий ограничения по призыву. И если призывник не был годен к строевой, то к нестроевой службе был годен точно, а потому подлежал призыву в инженерно-строительные формирования, более известные как ‘стройбат’, укомплектованные кем попало и в основном, имеющим судимость контингентом.
Военкоматы функционировали на всю катушку, организуя проведение медкомиссий и рассылая пачками призывные повестки. Вручили её и мне. Из чего следовало, что ближайшие два или три года я должен был провести вдали от своего родного магаданского дома, охраняя рубежи нашей необъятной Родины и спокойствие её граждан.

И в то время, не все сломя голову рвались на службу, однако симулянтов было куда меньше.
Способов получить отсрочку существовало множество. Вопрос был лишь в том, какая требовалась: временная, либо бессрочная. Последняя означала полную непригодность, с выдачей военного билета с соответствующей записью. И если у молодого человека всё было цело, руки-ноги на месте, то ‘закосить’ с гарантией можно было лишь по психопатии. И тогда в билет проставлялась отметка ‘7-б’, означающая наличие вышеуказанного заболевания, а оный именовался уже не ‘военным’, а ‘волчьим’.
Почему волчьим? – трудно сказать… Возможно, как свидетельство некой неблагонадёжности. Но, не суть: данное обстоятельство перечёркивало его обладателю не только карьеру, но и всю дальнейшую… Но кто в восемнадцать задумывался?

Воинские части обновлялись за счёт призывников в специализированных пересыльных пунктах по негласному принципу: подальше от дома. Сюда же стекались и так называемые ‘покупатели’ – офицеры различных родов войск, в задачи которых входил отбор вновь прибывших для комплектации уже непосредственно своих подразделений.
Наша группа, численностью около пятидесяти человек, прибыла в один из таких пунктов с множеством панельных четырёхэтажек (внешне напоминавших привычные нам общаги) прямиком из Хабаровского аэропорта.
Здесь уже было человек двести-триста... - судя по помятой внешности, ожидавших своей участи далеко не первый день. Выход наружу запрещён, да и куда идти? На тот момент, то есть до принятия присяги, мы находились как бы в подвешенном состоянии: и к ответственности не привлечёшь, но уже и не гражданские. Но никто и не пытался проявить себя в качестве нарушителя. Все понимали: началась другая, не совсем вольная жизнь.
Суточный провиант – сугубо диетический: набор ‘сухпая’ из пары банок перловки и четвертины хлеба. Остаток места в желудке заполняло обильное питие из ржавого хабаровского водопровода. Пожалуй, всё.
Всё походило на огромный гудящий муравейник. Многие успели познакомиться и даже подружиться, а нескончаемые разговоры сводились лишь к одному: совместной службе. Но, как говорится, обстоятельства сильнее нас. И снующие чуть ли не по головам покупатели, безжалостно разрывали едва зародившиеся отношения. Коснулось это и меня с Сергеем, моим магаданским другом, с которым не только призывался, но и вместе работал.
Не думал, что ‘половая’ жизнь продлится здесь целую неделю. Да что неделя… Впереди нас ожидали нескончаемые месяцы в структуре с неброской с виду аббревиатурой, но перед которой трепетал весь мир. Мы же в ней и винтиками не значились.

Танковый полк встретил далеко за полночь.
Территория части ограждений не имела и была застроена немногочисленными зданиями, включая упомянутые четырёхэтажки. На этаже – ровно то же, но уже с двухъярусными кроватями и полумрачным казарменным освещением.
И началось... Непонятные личности, пинки, подзатыльники, смех, ругань… – сыпалось со всех сторон. И похоже с одной, вполне очевидной целью: подавление и без того ослабленной за последние дни воли.
Издевательства продолжались достаточно долго. А за это время наши личные вещи успели перекочевать в чужие карманы и тумбочки, а мы, – получить свои первые армейские уроки.

Не знаю как сейчас, но тогда существовала некая неформальная градация, от ‘салабонов’ – до ‘дембелей’, наделяющая своих обладателей рядом вполне ощутимых привилегий. И если кэф первых был нулевой, то у дембелей – уже зашкаливал, ибо с армией их связывало лишь отсутствие в военном билете штампа об увольнении. Так, формальное пребывание, не более чем. Их не трогали, и они под сапогами не валялись. Однако их слово в подразделении всегда было последним. Да и кому как не им, наряду с ‘дедами’, дисциплину поддерживать?
Таким образом, истинными командирами в подразделениях, безусловно, являлись старослужащие.
Касательно неуставных наказаний, то набор здесь весьма впечатляющий. И если коротко, то... – что в голову взбредёт. Иными словами, салабоны по своей сути, - рабы. В прямом и переносном.

По действовавшим правилам все вновь прибывшие в линейные части проходили обязательный карантин. Команды: ‘подъём-отбой’ звучали неумолкая. Сорок пять секунд – ты в койке. Ещё сорок пять – в строю. И так два-три часа подряд.
Обмундирование новое, петли тугие, пуговиц и крючков не счесть. О портянках вооще молчу: стоит раз не так намотать или схитрить – пиши пропало, мозоли замучают. А впереди – изнуряющие кроссы и команды типа ‘вспышек’ в ОЗК и противогазах.
На сон, в лучшем случае, пара часов. Но и за это время необходимо ещё постираться, просушить и погладить форму, подшить воротнички. И так, целый месяц. Тогда я впервые увидел, как на глазах меняется человеческий облик. А выражение: ‘желудок прилип к позвоночнику’, – как раз оттуда.

Отдельная тема, – которая ‘вшивая’. Зачесались практически одновременно.
Стираться... бесполезно, что делать - никто не знает. Поначалу проблему старались не замечать, других хватало. Но зуд брал своё, особенно ночью. Какой уж тут сон, которого и без того не было.
Ничего лучше подвижных ‘морилок’ государство на тот момент не придумало. Да и с них толку...
Ко всему привыкаешь. Но, согласитесь, каково с утра надевать полученную после химобработки форму, понимая, что уже к вечеру по тебе поползут...

Карантин заканчивался. В роту, как по команде, зачастили старослужащие из других подразделений. А всё потому, что о своевременности своего увольнения каждый должен был позаботиться самостоятельно. Особенно это касалось специалистов, для которых разнарядка не полагалась, однако в которых полк больше всего и нуждался. Да и где как не в карантине искать.
Так в нашем расположении появился якут Костя.
Обычно приходили за специалистами с опытом отвёрточно-гаечной работы, а здесь... В общем, требовался писарь, причём полковой, в штаб. Владение каллиграфией – обязательно.
Построили... Но таковых в строю не нашлось. Тем не менее, мои ноги сами о хозяине позаботились, а язык неуверенно поддакнул еле слышное: ‘я’. Возможно сработал инстинкт самосохранения, не знаю. Но с этого момента вся моя уставная жизнь обрела вполне конкретный, положительный вектор.

Как и следовало ожидать, обман прожил недолго. Но к этому Костя отнёсся по-философски. В конце концов, его ждала родная Саха, да и проще было дать несколько профессиональных уроков, нежели продолжать бессмысленные поиски. К тому же, учеником я оказался способным.
Нет необходимости перечислять свои служебные обязанности, скажу лишь, что, помимо прочего, топографическая работа управления части лежала теперь на мне. Константин же, всем своим национальным сознанием, был уже далеко на родине, а потому в штабе появлялся лишь для галочки.
Если брать по вертикали, то находился в непосредственном подчинении у начальника штаба. И с этим определённо повезло. Валерий Дмитриевич, человеком оказался не только требовательным, но и исключительно справедливым. Как специалиста он ценил меня, а я уважал его. При такой взаимности чувствовал себя достаточно защищённым. А с таким иммунитетом… В общем, были с моей стороны некоторые вольности…

Всё в армии становилось обыденным и привычным. Как писарь, я состоялся. И это главное.
Но гладко, как известно, всегда не бывает. Вот и тогда, карантинные мероприятия не прошли бесследно…
Стрептодермия, а в народе, ‘амурские розочки’, - была, пожалуй, самым распространённым инфекционным заболеванием в среде срочников. Не обошла она и меня. Регулярные посещения полкового эскулапа результата не дали. Раны гноились, что, в свою очередь, отражалось и на службе.
Продолжалось это довольно долго. А окончательно залечить язвы удалось лишь дома.

В Амурской области климат резко континентальный и если летом до сорока с плюсом, то зимой – с минусом. Поэтому, невзирая на нарушения, практически все ‘старички ’ носили под формой свою одежду, именуемую ‘вшивниками’. До старослужащего мне, конечно, было, что котелку. Но вот данную привилегию, как приложение к должности, я всё же приобрёл. И следует признать, вовремя.
С первым снегом появилась и новая столовая. На тот период, вполне даже современная. Но почему-то, неотапливаемая. То ли угля в кочегарке не хватало, то ли самих кочегаров, а может и строители чего забыли…
Несмотря на кусачий мороз, командование, будто издеваясь, выстраивало подразделения на плацу и лишь с завершающим докладом батальоны запускали в помещение. А когда за столы усаживались последние, суп успевал покрыться тонкой ледяной корочкой.
Вилок не было, только ложки, и те раз десять перегнутые да с провоцирующей надписью – ‘Ищи мясо!’.
И вот, в один из таких обедов, почувствовал на плече чью-то руку… А когда повернулся, не поверил: передо мной, в новенькой форме новоиспечённого сержанта, стоял Серёга.
Обнялись. С этого момента психологически стало легче. Как–никак, а друг рядом. А это, дорогого стоит!

Оснащённость рабочего места писарчука – исключительно кустарная. Лезвия, шилья, всевозможные резаки, линейки и прочий самодельный инструментарий больше подходяший для сапожника, нежели писаря. И это только для работы с картами. А ведь ещё и внутренняя документация...
Пишущих машинок на балансе - всего две: в строевой части и у замполита. ‘Строевая’, понятно, а вот у политрука... Доносы, вообще-то, можно бы и от руки ... В общем, потребность назрела.
Недолго думая, созвонился с ‘домом’... Всё оказалось именно так, как и предполагал: на складе известного всем добровольного общества скопилось множество списанных, но вполне пригодных клавишных ремингтонов.
Вопрос был решён. И не только с машинкой, но и с отпуском. И главное, когда… – за три дня до Нового 79 – го!

В Магадан прилетел аккурат тридцать первого... Никто не верил, что такой подарок и в принципе возможен. А уж на Новый Год!

...До окончания десятидневного отпуска оставалось три дня. Поставленную задачу успешно выполнил. Но вот менять цивильную одежду на форму, – это простите, только привыкать стал. Да и что за отпуск, треть которого ушла на дорогу?
Самым бесхитростным выходом было симулировать простудное заболевание... Без бумажки, никак. С самоволками, тем более длительными, шутки плохи.

Месяц вольной жизни пролетел как армейский день. Я медленно брёл по Екатеринославке в направлении части. Ноги ватные, голова забита набором нелепых оправданий, явно не соответствовавших отъевшейся физиономии. Но как бы ни было, а в кармане всё же лежал тот самый бумажный аргумент, который вкупе с пишущей машинкой и доверху набитой балыком дорожной сумкой, чего-то, да весил. А с таким багажом...
Так и вышло. Покосились, рыбку попробовали… и забыли.

После вполне достойного по тем временам отпуска время пошло быстрее. И вот уже по неуставной иерархии, я – ‘дед’.
За пределы части, в границах военгородка, выходил свободно, а требовалось в посёлок, увольнительную выписывал себе сам. Это было несложно. Да и начштаба, будто не замечал.
Как и положено, по традиции, подобрал замену, и когда свободного времени оказалось неоправданно много, беспечно расслабился…
Среди очередников на увольнение все разговоры всегда об одном: парадной форме, памятных альбомах, жизненных планах. Вот и мы засели в каптёрке после отбоя... С выпивкой, естественно. Всё бы ничего, да дневальный... Раз – ‘рота, смирно!’, два… Пока были навеселе, – не мешал, а как нагрузились… В общем, тому солдату не повезло.
Наутро, как результат, – я у замполита. Почему – я?..
При Коммунистической партии фигура заместителя командира по политической части была весьма значимой. От его мнения много чего зависело. Именно поэтому с представителями партии всегда ‘дружили’. Любви же к ним никогда не питали (как впрочем и ко всей партии).
Наш майор не был исключением. Воспользовавшись отсутствием начальника штаба, он обманом заполучил от меня признание в рукоприкладстве, после чего тут же отправил на гауптвахту.
Всё складывалось довольно печально. Новый год на носу, да и до увольнения... А тут… Обычный обход и вот те на: дневальный с бланшем. ‘Номером один’ в списке майора, всегда был я. И сразу в точку. А дальше по накатанной: хитрость, обман… Иначе какой из него замполит?
Безусловно, сыграли и иные обстоятельства. И главным образом, натянутые отношения с начальником штаба. Наверняка в очередной раз пытался на место поставить, обвинив в разложении дисциплины. Моя же судьба, как и здоровье солдата, майора вряд ли интересовали.

Полковая гауптвахта по своему положению являлась арестантским помещением для временно задержанных либо отбывающих дисциплинарные наказания военнослужащих.
Зимой все губари содержались в одной камере, причём, для их же блага. Стены покрыты льдом, койки и окна отсутствовали. Посреди камеры, на бетонном полу – печь в виде обрезанной бочки и облепивших её сонных арестантов. Правило для всех одно и простое: кто замёрз, тот ‘банкует’. А холодно было настолько, что тления собственных шинелей не замечали.
‘Губа’, ладно, особо не волновала. А вот замаячивший на горизонте следственный изолятор… а там и дисбат - норовили стать новым казённым домом.

…С утра разбудил скрежет дверного засова. На фоне бьющего в глаза яркого света возникла хорошо знакомая фигура В.Д.
Предстояли крупные армейские учения. Мой преемник, Андрей, ещё слабо ориентировался на писарском поприще, и следующие деньки пришлось поработать по-стахановски. Одни карты чего стоили: разрезать, склеить, расписать... А таковых с десяток, и все многометровые.
Учения проводились на специально отведённых военных полигонах либо в учебных центрах. И чем мероприятия масштабней, тем больше родов войск и военной техники в них участвовало. А какая это была техника… Уж точно оставляла желать лучшего, ибо в массе своей состояла из металлолома пятидесятых.
И в этот раз ничего нового: полигон, ржавьё, сытые вши и обмороженные конечности.

Время службы заканчивалось. И чем ближе было увольнение, тем дни становились резиновей. Время в армии вообще штука особенная, да и течёт не по Эйнштейну, а по своему: то спит, то 'сломя голову'. А когда до Приказа Министра ровно сто дней осталось – и вовсе остановилось. Но как бы ни было, даже обычный швейный метр, от которого мы ежедневно отрезали по сантиметру, и тот приближал нас к финишу.

И вот этот день настал.
Как сейчас помню… Было тёплое апрельское утро. В ‘чертёжную’ вошёл начальник штаба и прямо спросил о моей готовности отбыть в ‘солнечный’ Магадан...

* * *

Рано или поздно – всё останется в прошлом. Останется и армия со своими призывами, карантинами и прочими изжившими себя анахронизмами.
А пока...

08.07.2013

© Степан Хаустов, 2016
Дата публикации: 31.10.2016 21:56:40
Просмотров: 2219

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.