Славка +

Сергей Кузичкин

Форма: Рассказ
Жанр: Детская литература
Объём: 20486 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

«СЛАВКА +...»

1
А вот и Славкин дом. Старый, деревянный, двухэтажный, давно списанный на слом, он стоит и по сей день, со всех сторон зажатый панельными пятиэтажками. Я не сразу отыскал его среди этих построенных по новому проекту домов. Когда-то здесь деревянной улицей заканчивался город. Улица так и называлась — Окраинная. А сразу за ней километра на два-три, до самого озера, тянулось картофельное поле. Теперь же пяти-, девяти- и даже двенадцатиэтажные дома подступили к самому озеру, и одна из улиц называется Озёрной.
Да, за последние лет пять заметно изменился город моего детства.
Я потянул на себя ручку подъездной двери, и мне навстречу выскочила облезлая вислоухая собака. Испугавшись, она прижалась к стене дома и жалобно посмотрела на меня. Рассохшаяся, с тугой пружиной дверь пронзительно заскрипела, из коридора пахнуло сыростью и холодком — тем самым запахом давно не крашенных деревянных лестниц и перил, который я впервые вдохнул ещё в детстве и привкус которого памятен мне с тех пор, когда я первый раз пришёл сюда. С той поры здесь, кажется, ничего не изменилось.
Все двери были так же обиты тёмным обшарпанным дерматином, а на двери квартиры с номером «три» цифра всё ещё была перевёрнута и обозначала, как и тогда, букву «Е»; на перилах красовались всё те же надписи, за исключением двух-трёх новых, а у порога лежали, похоже, те же самые коврики и половички, и даже внутреннее стекло на окне между первым и вторым этажами, как и тогда, отсутствовало. Вот уж воистину место, где время остановило свой ход!
Поднявшись по крутым деревянным ступенькам на второй этаж, я остановился напротив квартиры с номером «шесть». Рука потянулась к кнопке звонка, но что-то меня остановило. С минуту я постоял в нерешительности. И вдруг вспомнил о надписи. О той самой, которую, крадучись, накарябал много лет назад. Прикрыв ладонью звонок, я стал внимательно осматривать стену. Сердце забилось учащённо, когда в полуметре ниже звонка мне удалось разглядеть едва различимые буквы, нацарапанные мною ключом от английского замка. Видимо, не раз покрывавшаяся после очередной побелки новым слоем извести, надпись эта была теперь почти незаметна, и лишь при тщательном осмотре можно было прочесть: «Славка +...».

2
Славка пришёл к нам с группой новичков, когда мы учились в пятом классе. А в седьмом... В седьмом он перешёл в другую школу. И произошло это из-за меня...
Наверное, о том случае на озере в школе всё равно бы узнали, но я никак не могу простить себе, что рассказал Юрке. Вернуть бы тот день...
В то время мы с Юркой ни с кем из одноклассников особой дружбы не вели. У нас с ним были свои, соседские (мы жили в одном доме) тайны, в которые мы не посвящали никого.
Однако Славка выделялся. Выделялся тем, что учился лучше других, всегда был собран и внимателен на уроках, стихи читал с выражением, да так, что класс во время его чтения замирал, а на глазах уже не молодой учительницы Валентины Александровны выступали слёзы. Нечто подобное происходило на уроках математики, где Славка без запинок доказывал теоремы: по выражению Юрки, «щёлкал» их, как орешки.
Но главное, наверное, было в том, что Славка никогда не улыбался. Во всяком случае, ни я, ни Юрка, ни кто-либо другой не видели его смеющимся. Даже когда на уроках возникали такие ситуации, что весь класс буквально падал от смеха, Славкино лицо оставалось невозмутимым. Но запомнился он мне не только тем, что как-то не по-детски воспринимал мир, но ещё, пожалуй, и потому, что никогда не ходил в буфет. Он носил в портфеле аккуратно завёрнутый в газетку намазанный маргарином хлеб и несколько кусочков быстрорастворимого сахара. Он хрустел сахаром на большой перемене, жевал хлеб и запивал водой прямо из-под крана. В классе говорили разное, но на эти разговоры Славка не обращал внимания.
Завязка же этой истории началась во время летних каникул, августовским днём, когда мы играли футбольный матч с «окраинскими». К финальному свистку мы проигрывали безнадёжно — 0:5.
Славка в этом матче забил в ворота, защищаемые Юркой, два красавца-гола под самую перекладину, и сразу после матча Юрка бросился доказывать окраинским, что игра кончилась раньше времени на пять минут, которые необходимо доиграть, и что один из мячей они забили из офсайда. Из чувства обиды и негодования мы были солидарны с Юркой, но так измотаны игрой, что больше не имели ни малейшего желания бегать за мячом и потому молчали. Юрка, однако, не сдавался, и хотя он понимал, что все уверения бесполезны, но решил всё же поспорить — уже со Славкой — о том, что отразит все пробитые им одиннадцатиметровые удары или хотя бы три из пяти. На удивление, Славка согласился сразу, и Юрка, отсчитав одиннадцать широченных шагов, провёл ногой жирную черту на песке и затем занял место в воротах. Мы вместе с окраинскими расселись вдоль штрафной площадки. Самый первый удар пришёлся в штангу. У Юрки загорелись было глаза, но остальные четыре Славка невозмутимо вколотил в сетку и под одобрительный возглас окраинских спокойно удалился. Юрка же, присев в воротах прямо на мяч, сдвинул кепку на глаза и, растопырив пальцы большущих перчаток, заплакал...
С того дня он затаил обиду на Славку. Эта обида за друга, за проигранный матч постепенно передалась и мне, и мы с Юркой почти ежедневно старались чем-нибудь досадить Славке. Увидев его как-то после уроков с Иркой Петровой, мы тут же бросились писать: «Славка + Ирка», «Андреев + Петрова». Подобные надписи вскоре стали появляться в школе на классных досках, а также на дверях подъездов, на вагонах товарных поездов и на бортах грузовых автомобилей. Надо сказать, что «труды» наши возымели действие, и однажды после уроков, когда Славка попытался взять Иркин портфель, та резко выхватила его и пошла в другую сторону.
Мы на этом не остановились, и вскоре наши «художества» стали порхать в виде бумажных самолётиков не только по классу, но и по всем трём этажам школы.
Наша классная руководительница — историчка Нина Ивановна — очевидно, догадывалась о том, что происходит в классе. Во всяком случае, она частенько пыталась установить между мной, Юркой и Славкой если не дружеский, то обоюдозаинтересованный контакт. Нередко на уроке она прерывала Славкин ответ и просила меня или Юрку продолжить начатый Славкой рассказ. А когда однажды Славка не пришёл в школу, а Юрка попался ей, как говорится, с поличным, рисуя на доске во время перемены уже упомянутую формулу, то она попросила нас остаться после занятий для беседы.
Беседа, в ходе которой говорила в основном наша «классная», а мы с Юркой лишь изредка кивали, длилась часа полтора. Наконец, видимо устав «читать мораль», Нина Ивановна тяжело вдохнула и сказала Юрке:
— Можешь идти.
— А я? — сделав кислую физиономию, спросил я.
— А ты сходи, пожалуйста, домой к Славе Андрееву, — попросила она, когда Юрка вышел из класса, — узнай, что с ним, почему он не был в школе. Только я попрошу: ни слова об этом Юре, хорошо?
Я пожал плечами:
— Хорошо.
Юрка поджидал меня в коридоре — ему страсть как хотелось узнать, о чём я говорил с «Ниной» наедине. Я сказал, что учительница попросила меня написать заметку в школьную стенгазету. Это было похоже на правду, и Юрка отстал. Проводив приятеля почти до самого дома, я вышел к автобусной остановке и через несколько минут уже ехал на Окраинную улицу.
Вот тогда-то я и пришёл впервые к этому дому, вошёл в этот подъезд и, поднявшись на второй этаж, позвонил в квартиру номер шесть. Шагов за дверью не было слышно, тогда я позвонил ещё раз и, убедившись в том, что дома никого нет, с чувством исполненного долга собрался было идти обратно, как вдруг меня осенила мысль. Убедившись в том, что в подъезде, кроме меня, никого нет, я второпях вывел на стене: «Славка +...».
Дальше написать не успел, ибо едва я поставил плюс, как соседняя дверь резко распахнулась и на площадку вышел изрядно подвыпивший дядя, лохматый и в майке.
— О-о, — протянул он мне руку, — приветствую, молодой человек... Ты-то из этой... из больницы, ч-что ли?..
— Н-нет, — замотал я испуганно головой, пряча в карман пальто ключ, которым карябал по стенке.
— А С-Славка?..
— А что Славка?
— Н-ну, он же там. В б-больнице этой... П-простудился, пока в-вытаскивал д-девчонку эту...
— Ну чё ты мелешь? Чё мелешь? — послышалось за его спиной, и на пороге показалась полная женщина с сумкой в руке.
— Никакую не девчонку, а мальчика, мальчика он вчера из проруби вытащил. А ты, наверное, из школы? — спросила она меня.
Я кивнул.
— В больнице он, милый, в больнице сейчас. Вчера они гоняли по озеру шайбу, и какой-то карапуз упал в прорубь, а Славка — он же такой, не смотри, что тихоня, — полез его доставать. Достать-то достал, да сам провалился. Как назло, взрослых вокруг никого. А подростки — что с них возьмёшь? Сами перепугались... Помочь некому... не знаю, я не видела, но говорят — он сам выкарабкался и домой хотел было, обледеневший, бежать, да тут скорая подъехала, вызвал, видать, кто-то... ну и увезли его. А ты узнать пришёл?
— Да, его на уроках сегодня не было.
— Молодец, сразу видно — настоящий пионер и друг, наверное, хороший.
Последние слова женщины привели меня в смущение, и я, быстро попрощавшись, выскочил из подъезда.
Я решил навестить Славку и отправился в районную больницу. Мне очень хотелось побыстрее увидеть его и расспросить поподробнее о том, что же всё-таки произошло на озере. Вот ведь как получается: Славка-то — настоящий герой! Человека спас. Об этом можно будет написать заметку в школьную газету или даже в «Пионерскую правду». Можно сделать фотографию Славки и этого мальчика. В моей голове уже рождались строки будущего газетного материала. Называться он, наверное, будет так: «Поступок пионера Андреева». Нет, лучше — «Герой среди нас» или «Ледовая эпопея». Нет, это уже где-то было. Может, проще — «Случай на озере»?

Славка вышел в приёмную, но, увидев меня, как мне показалось, несколько нахмурился:
— А... Это ты. А я подумал, мама вернулась...
— Ну, как здоровье? — спросил я, разглядывая одетого в пижаму Славку.
— Да ничего. Кашель вот только немного. Врач сказал: если осложнений не будет, то в понедельник выпишут.
— Отлично. Ну, а пока давай рассказывай поподробней, как малыша спасал. Я об этом в газету напишу.
Я достал из портфеля тетрадку и ручку и приготовился записывать Славкин рассказ.
— А что, в школе уже знают? — спросил Славка.
— Пока нет. Я первый. Но не беспокойся — завтра все узнают. Я напишу, оформлю как следует и сегодня же вечером вывешу в школьном коридоре стенгазету. Вот ещё бы фотографию твою с тем мальчиком, а?
— Слушай, а ты сможешь выполнить одну мою просьбу? — вдруг спросил Славка.
— Конечно, о чём разговор! Говори. Сочту даже за честь. Я теперь на тебя совсем по-другому смотрю. Ты — настоящий герой. Герой среди нас, не из кино, — я был уже в порыве литературного вдохновения.
— Ты пока никому ничего не говори, ладно? — попросил Славка.
— Как?! — воскликнул я, недоумевая.— Совсем-совсем ничего?
— Ну, скажи — простыл, мол, в больницу положили, а про озеро не надо.
— Ну, если ты так хочешь, — я с досадой закрыл тетрадку. — Значит, заметки не будет...
— Так ты даёшь слово? — опять спросил Славка.
— Даю.
— Вот и хорошо. Передай Нине Ивановне, что мне уже лучше. Ну, пока.
Славка, словно в приветствии, поднял вверх руку и стал подниматься по лестнице на второй этаж, в свою палату.
На другой день я сказал Нине Ивановне так, как хотел Славка, а во вторник он появился в школе сам. Он вёл себя, как будто ничего и не случилось: как и прежде, был спокоен и рассудителен, отвечая на уроках, а на перемене хрустел сахаром и пил воду. Я же не находил себе места. Где-то там, в глубине моей детской души, рос протест и набирал силу, а в сознании всё чётче и чётче всплывала мысль о некоей несправедливости, о том, что в жизни так не бывает, во всяком случае — быть не должно. Не должно быть, чтобы о хорошем, даже героическом, поступке никто-никто не знал. Несколько раз я намеревался подойти к Славке и поговорить с ним, но, натыкаясь на его колючий, полный постоянного напряжения и недоверия взгляд, отступал.
Прошла неделя, вторая, месяц. И вот как-то на уроке литературы зашла речь о подвиге, о том, что в жизни ему всегда есть место.
— Знаете, ребята, у меня за стенкой сосед живёт, Борька его звать, — сказала в конце урока учительница. — Ему пять лет, но он такой непоседа. Живём мы у самого озера. Так вот, примерно с месяц назад Борька этот забрёл на озеро и угодил в прорубь. Подробности того, как это случилось, мне неизвестны, знаю только, что спас его один мальчик. Ваших лет примерно. Бросился не раздумывая. А ведь не каждый взрослый так бы поступил, согласитесь... Может быть, кто из вас слышал об этом случае? С кем бы я ни разговаривала, никто об этом мальчике ничего не знает, кто он и откуда. Возможно, это один из ваших знакомых.
В классе наступила тишина. Все стали переглядываться и пожимать плечами. Оказалось, что никто об этой истории даже и не слыхал, а из окраинных мало кто ходил в нашу школу.
Я осторожно глянул на Славку. Он перехватил мой взгляд и невозмутимо, ни разу не моргнув, выдержал его. Чувство слепой ярости и обиды захлестнуло меня. Я уже готов был встать и прямо на уроке с кулаками броситься на него, но вовремя прозвеневший звонок охладил мой пыл. На перемене я оттащил Юрку в уединённое место и, вытянув из него клятву «молчать до могилы», выплеснул ему всё, что переполняло меня до краёв.
— Да-а! — протянул Юрка, выслушав до конца мою пламенную речь.— Теперь ему медаль дадут.
— Какую ещё медаль? — не понял я.
— «За спасение утопающих». Вот какую.
И Юрка, сунув руки в карманы брюк и опустив голову, побрёл вдоль школьного коридора.
— А ну тебя, — махнул я ему вслед.
На другой день утром, едва я раскрыл школьную парадную дверь, как столкнулся лицом к лицу со Славкой. Раскрасневшийся, взъерошенный какой-то, не такой как всегда, Славка вначале пробежал мимо меня, но на крыльце остановился.
— Ты... Ты... А ещё слово давал, — задыхаясь, проговорил он.— Юнкор ещё! Редактор стенгазеты! Писака несчастный!
От его взгляда мне стало не по себе. Столько боли было в его заплаканных глазах...
Войдя в класс, я всё понял. На классной доске был нарисован человек с клюшкой в руках и с большой, во всю грудь, медалью «За спасение утопающих». Внизу было подписано: «С. Андреев».
Возле доски толпилось человек пять. Юрка же сидел за своей партой, листал какую-то книгу и лишь изредка поднимал глаза.
Славка в классе больше не появлялся. Как мы узнали потом, он перешёл в другую школу. В наших с Юркой отношениях тоже наступили не лучшие времена. Некоторое время я старался держаться в стороне от одноклассников, ибо эта история получила широкую огласку; мне казалось, все вокруг только и делают, что говорят о том, как я не смог сдержать слово...
Однако время шло, и всё помаленьку стало забываться. Славку я видел потом ещё несколько раз с Иркой на стадионе. После восьмого класса он поступил в техникум физической культуры, и мы однажды снова встретились с ним на футбольном поле. Было это в краевом центре — их команда играла против нашего университета. После говорили, что Славка Андреев поступил в военное училище.
Да, время шло, и чем дальше мы уходили от детства, чем становились взрослее и опытнее в жизни, тем больше меня мучила совесть. Всё чаще и чаще я вспоминал тот случай, и после каждого воспоминания подолгу не мог заснуть. Не помогали ни прогулки на свежем воздухе, ни снотворное, ни успокаивающий стук пишущей машинки. Несколько раз порывался съездить в родной город с одной мыслью — увидеть Славку, но, приезжая, не находил смелости (а иногда, чего греха таить, и времени) для того, чтобы придти в дом на Окраинной улице. И чем дальше и дальше уходили в прошлое школьные годы, тем нестерпимее были мои муки. И вот, наконец, сегодня я решился...

3
Я ещё стоял, прикрыв ладонью звонок и разглядывая почти затёртую надпись, когда соседняя дверь раскрылась и на пороге появилась пожилая женщина. Я узнал её: это была та самая Славкина соседка, которая рассказала мне в тот день о случае на озере.
— Вы к Елизавете Петровне, молодой человек? — спросила она.
Стыдно, но я знал ни имени, ни отчества Славкиной матери.
— К Андреевым я...
— А её нет. Она только что ушла. А вы, я вижу, вроде бы нездешний. Можете зайти к нам, подождать, — предложила она и крикнула в глубь комнаты: — Гриша, пригласи молодого человека к нам.
Из команды послышалось громкое хрипенье, и к женщине подошёл седой сгорбленный старик. Я с трудом узнал в этом морщинистом дряхлеющем человеке того самого Славкиного соседа, который засыпал меня вопросами в мой первый приход сюда. Очевидно, он уже принял дозу спиртного, и его слегка покачивало.
— З-заходи, чё — вдарим по малой, — он протянул вперёд руку, оттопырив на ней два пальца — большой и мизинец.
— Да нет, извините, я попозже зайду, — сказал я и, спустившись по лестнице, вышел из подъезда.

4
Вислоухая собака, всё ещё сидевшая у стены, встала и, как старому знакомому, приветливо завиляла хвостом. Какое-то тревожное предчувствие, нахлынувшее невесть откуда, стало сдавливать грудь, и я, дабы развеять хандру, побрёл не спеша по новым городским кварталам. На одной из улиц моё внимание привлекла яркая витрина магазина сувениров. Я остановился и стал с интересом разглядывать различные вещицы, изготовленные местными умельцами. Неожиданно я ощутил на себе чей-то взгляд. Сквозь стекло большой витрины на меня смотрела Ира Петрова! Смотрела и улыбалась. Через несколько минут мы беседовали с ней в просторном новом здании магазина. Говорили о жизни нынешней, вспоминали школьные годы. Она поведала мне о том, что после третьего курса оставила учёбу в политехническом институте, что до сих пор так и не вышла замуж и что вот уже лет шесть как работает продавцом. Несколько раз я пытался спросить её о Славке, но что-то останавливало и не давало заговорить на интересующую меня тему. Может быть, то, что Ира со Славкой были друзьями и что-то у них не получилось. А Ирина, увлёкшись воспоминаниями, всё говорила и говорила. Я чувствовал, что она рада меня видеть, и на душе потеплело.
Она замолчала как-то неожиданно — осеклась на полуслове, взяла меня за руку. Взгляд её был обращён на витрину. Там, где несколько минут назад у магазина остановился я, стояла пожилая женщина в тёмном пальто. Из-под чёрного платка пробивались седые пряди волос. В руке она держала букетик гвоздик. Ирина приветливо кивнула ей. Женщина ответила невесёлой улыбкой.
— Ты помнишь её? — спросила Ира, когда женщина отошла.
Я пожал плечами.
— Это Славы Андреева мама. К нему, наверное, пошла.
— Куда к нему? — не понял я.
Ирина удивлённо посмотрела на меня:
— А ты что, разве не знаешь? Слава погиб в Афганистане…
— Как? — у меня кольнуло под сердцем. — Извини, Ира.
Я выскочил из магазина и стал глазами отыскивать среди прохожих женщину в тёмном. Увидел я её на автобусной остановке. Как раз в тот момент, когда она садилась в пригородный автобус. Я едва успел заскочить следом. Пассажиров в автобусе было немного, и к конечной остановке мы остались с Елизаветой Петровной в салоне вдвоём.
Она вышла у городского кладбища и пошла по узкой тропинке. Я побрёл следом. Она долго сидела у мраморной плиты, поливала цветы, сметала листья и пыль. Всё это время я ходил неподалёку. И только тогда, когда она, немного отдохнув и поплакав, утёрла слёзы и пошла к выходу, я подошёл к оградке.
Осенний ветерок теребил лежащие на мраморе гвоздики. Я долго не решался взглянуть на фотографию, мой взгляд вначале скользнул по блестящей металлической пластинке: «Гвардии старший лейтенант Андреев Вячеслав Георгиевич. 1959-1983 гг.». Надпись была выгравирована прописными буквами. Сразу вспомнилось: «Славка +...».
Мне стало не по себе, и я, закрыв глаза, несколько минут простоял так. А когда открыл их и поднял голову, увидел… С фотографии смотрел на меня красивый улыбающийся парень в форме военного десантника с большими открытыми глазами.
Я раньше никогда не видел его таким...
1983 г.

© Сергей Кузичкин, 2008
Дата публикации: 26.12.2008 11:39:46
Просмотров: 2948

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.