курочку в постель

Анатолий Петухов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 15179 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Курочку - в постель!..

Ох!..
Танечку Чичерину, девушку, женщину с такой знаменитой, исторической фа-милией ограбили, и так запросто - можно сказать провели на мякине.
"На всякого мудреца довольно простоты..."
Как она плакала, - сидела на краешке стульчика, на кухне, положив локотки на стол - точнее на передовицу в местной газете, где в половину роста, в кресле он - грабитель, щурится в своей обворожительной, а по существу - в сытой, змеиной, га-дюшной улыбке, скрестив свои зенки на мишени: на ее лбу, потому, что знает, что попал, и убил; а она, она несчастная, доверчивая жертва. И еще дура!..
"Дура я, дура я, дура я - проклятая, у него четыре дуры, а я дура пята-а-а-я!..."
Пока открыли киоск, пока привезли прессу, пока добежала до учительской, пока переупрямила сгиб газеты наоборот, чтобы, чтобы все, наконец, увидели его, пока... пока ее взгляд не упал на первую, самую жирную строчку под фотографией... Она опоздала на урок, провела его сухо, вяло, - прошмыгнула первоклашкой мимо учительской двери (дожила!), а дальше залилась горючими слезами, не заметила на-бегающего на нее автомобиля, но почувствовала на своем локте пальцы молодого сильного мужчины, который уже на другой стороне улицы, что-то сказал и очарова-тельно улыбнулся, - сегодня бы она доверилась ему на все сто, - но он спешил, - он уходил подтянутый, стройный, сильный, молодой... Она поднялась на лифте на пя-тый этаж; вот так, не разуваясь, бросилась на кухне на стульчик, локотками на стол, - локотками - прямо в ненавистные зенки.
На посиделках коллеги частенько восторгались ее умением жить в современ-ных условиях, - одинокая, молодая женщина, с двенадцатилетним сыном на руках, имела такую шикарную, двухкомнатную квартиру; учитель физкультуры, без стес-нения приударявший за ней по праздникам, замирал с рюмкой в руке. "Это не кух-ня, - еще, и еще раз, восклицал он, - это реанимационный кабинет! где я вновь и вновь обретаю смысл жизни!.." - болтун и бессовестный, подаривший ей на новосе-лье школьный, фарфоровый кубок с заретушированной надписью под специфиче-ский, венково - буквенный орнамент, - но на словах он был не так уж и далек от ис-тины. Она обожала белый цвет, - белый гарнитур, белая плита, белый холодильник, белые линолеумные квадраты на полу, - и только два черных пятна: маленький те-левизор и кофеварка, призваны были подчеркнуть, оттенить, ее мраморный изыск. И прихожая под стать - березовая, аркой сомкнувшая веточки над головой, поддер-живающая под оригинальным сводом невесомый, мерцающий, "пушкинский" фо-нарик - эффект "натурально-санкт-петербуржский".
Нет, сквозь слезы, его самодовольная рожа выглядела еще более ненавистной; она переобулась в тапочки и прошмыгала в них и носиком в свою, большую комна-ту, задуманную осенним, ярким листочком, но только задуманную... А пока в ней (теперь уже навечно?) - обыкновенная стенка, обыкновенный раскладной диван, обыкновенный столик, обыкновенная настольная лампа, и... ненавистная, стеклян-ная люстра: кривым подносом, с тремя, включая одну перегоревшую, грушами, - вот эту-то комнату он полностью и обокрал, - если не считать трех "Панасоников": телевизора с приличным экраном (какового ни у кого больше не было), видеомаг-нитофона, телефона, - и еще другую, полностью, комнату сына, в которой не на чем было задержаться взгляду, даже мысленно.
Танечка снова разрыдалась; крупные слезы не могли упасть мимо ее высокой груди под тонкой блузкой, проявляя на свет два зрелых, вишневых плода, - которые он тоже обокрал... А так хотелось радости, - обыкновенной, теплой женской радо-сти. Чтобы - рядом настоящий мужчина, - надежный, ухаживающий, прилично за-рабатывающий, а она при нем... беременная его сыном, или дочкой, потребляющая только фрукты - она их страсть, как обожала. Ну что, так уж много она требовала от сегодняшней жизни?..
Танечка толкнула в магнитофон первую попавшуюся под руку кассету.
Новый год; компания; она в зеленом, легком, свободном платье (тогда таких еще ни у кого не было); страшно весело; она на стуле декламирует Пушкина - про-играла в фантики; горлышко бутылки останавливается на ней, она замирает в вос-торге... дальше камера раскачивается, бегает по потолку, а когда успокаивается, то оказывается, оказывается, в ее руках, а на экране телевизора - улыбающийся "козел" - это тот, которому и принадлежал поцелуй, не заснятый на пленку, - и хорошо! - потому что от него только и остались, что эта пленка, да неприятные воспоминания о его патологической жадности. Но были же в ее жизни и приятные моменты, ведь были же, были... Ее взгляд соскальзывает с экрана телевизора на фотографию на стене, где она в пол-оборота, в полуулыбке, с полуоткрытым ртом. Фотография со-всем свежая, и она бы не сказала, что похужела, что выглядит старше той, что толь-ко что исчезла с экрана.
Ей тогда немногим больше двадцати, сын в проекте, еще бывший муж в тор-говом флоте, о котором и вспоминать - то теперь не очень хочется. Какая же она была дура!.. "Какая ты любящая, преданная жена! Каких поискать только!" - вос-торгались подружки. А она собиралась в дальнюю дорогу, в порт, где ему предстоя-ла загрузка, очень кратковременная. Как она тогда собиралась! И не важно, что так и не выехала по причине, пустяковой, в смысле - мелкой, - значительные же она все! преодолела, включая финансовые...
Перевела взгляд на другую фотографию, поменьше, за стеклом, наклонную к полному собранию сочинений (тоже свежую), но с грустинкой, далее к зеркалу, на себя, вымазанную тушью, - ужаснулась...
Но, были в ее жизни и приятные моменты, были!..
Изумрудная волна всколыхнулась от погружения ее тела в "парную" воду, ударилась о снега импортной, американской, ванны, слизнула треугольным язычком розовую губку, и... приноровилась к сердечному ритму волнующейся груди. "Как две подводные лодки при всплытии!" - припомнила она слова обыкновенного сле-саря Вани с золотыми, хотя и шершавыми, как наждачная бумага, руками. Ваня - это бело-розовое облачко в ее жизни; все, что сделано в ее доме, сделано его силь-ными, и очень точными руками, а что касается ее любимейшего уголка в квартире: ванной комнаты, то она, Танечка, не потратила на нее ни единой копеечки, - Ваня что-то там скомбинировал на своей работе. Познакомились они на родительском собрании, - его сыну грозила тройка по-русскому языку.
Танечка рассмеялась...
Ваня заявился к ней на весь отпуск, в экипировке рыбака, не высовывал носа на улицу пока не выполнил последнего ее пожелания, и она не была неблагодарной: по вечерам поила его молочком, и доверчиво полагалась на его руки в прямом и пе-реносном смысле. Она плавала в воздухе, плавала корабликом под схлопывающей пенкой шампуня, в белоснежных простынях - как в облаках, и к тому моменту, ко-гда начала тяготиться его постоянным присутствием, ремонт вовремя закончился, сын получил аттестат зрелости; Ваня исчез с ее горизонта, как настоящий мужчина, джентльмен, от легкого дуновения, - изредка маячил где-нибудь в городе, но нико-гда не укорачивался сверх традиционного "здрасьте!" Как настоящий мужчина!.. И надо сказать он не единственный: Федор Палыч, конечно, совсем другого плана че-ловек, но так же оставил о себе самые добрые воспоминания, - несмотря на то, что с ним и пришлось ей повозиться.
Из кухни - как бы со своими противоположными достоинствами, как бы потя-нулся, запахом что ли? из газеты ненавистный грабитель. Танечка не поленилась, - босиком прошлепала на кухню, изорвала на мелкие кусочки передовицу, а в части с фотографией - разве что не в пыль, выбросила полученную массу в ведро, и сверху, вдобавок, нажала пакетом из-под кефира, с остатком на два-три глотка, вернулась, и нырнула с головкой, как бы смывая остатки неприятного соприкосновения, - полу-чилось.
Федор Палыч...
В первый вечер он, ну никак! не мог состояться как мужчина. Потел, краснел, смущался, и под конец совсем расстроился, - он работал начальником сельскохозяй-ственного управления всего района, и не был моложе этого растреклятого грабителя из газеты; Танечка снова нырнула с головкой.
Она снова позвонила ему, как ни в чем не бывало, несколькими днями позже, вооружившись сметаной, протертыми грецкими орехами, телятиной, женьшенем, французскими таблетками и обволакивающей лаской - чтобы он мог как следует раскрепоститься, - и при третьей встрече ее усилия дали положительный результат. Федор Палыч воспарил, и благодарно насытил кухню мраморным содержанием, и японской, электронной частью ее комнату, но, к сожалению - только частью, так как его неожиданно перевели управлять сельским хозяйством в Ленинградскую об-ласть. Обещался звонить... впрочем какие могут быть претензии к человеку, не эко-номившему на ее любви, - не то, что этот...
Она чуть не захлебнулась от негодования. Вылезла из ванны, накинула хала-тик: мягкий, теплый, полосатый, - поровну, - как и ее жизнь, жалеющий ее, потому и возвращающий к одной из светлых, и даже смешных, полосок, - она машинально одернула занавеску на окне, - через нее, как бы из дали туманной прерии прорывал-ся кактус - "многочлен", - она задумалась, зашагала довольными глазками - диаго-налью - по его мясистым ступеням - веточкам вверх, но на макушке не удержалась, сорвалась глубоко вниз на асфальтовую бородавку у подъезда, - подъехал черный, как у грабителя, "Ауди", из кабины вылезла жена в зеленом костюме, как новогод-няя елка в полиэтиленовых игрушках, под нелепым пучком, перетянутым цветной, "колхозной", бечевкой, - у них мальчик, ровесник ее сыну, долговязый и такой же "степной", как и мама. Муж тронулся, чтобы развернуться в сторону гаража, пучок быстро завалился набок и назад так, что оттолкнул Танечку от окна в прихожую, где из сумки торчал последний экземпляр местной газеты. Она разложила его на том же столе, где бесславно скончался предыдущий, и вилкой, вилкой, вилкой вонзилась в его глаза. Не удовлетворенная результатом, подоткнула под газету вчетверо сло-женное полотенце, и с наслаждением, наконец-то, не только увидела, но и услышала треск расчлененных зрачков.
Почему она это делала?..
Да потому, что ее ограбили, и так жестоко, что ни милиция, ни какой другой государственный орган не могли вернуть ей двух с половиной, безвозвратно, так бездарно, потерянных лет.
Его, грабителя, зовут Александром Алексеевичем, живет он в нескольких кварталах от ее дома, - он холост... Он упакован до потолка, на три поколения впе-ред, и что ему еще надо - не известно. При первой встрече она откровенно спросила его: сколько ему лет, а он рассмеялся тогда своей, - теперь уже идиотской, - улыб-кой. "У мужчин не справляются о возрасте, им столько, на сколько они выглядят. В молодости я воспринимался значительно старше своих лет". И она купилась... Она, просто рассудила, что если он выглядел на сорок пять, то на самом деле - сорок, и ее очень устраивала такая, физиологически оптимальная, разница, - ей стукнуло три-дцать пять. Теперь же, когда она прочла передовицу, ее расчеты летели в тартара-ры!.. Ему аж! - пятьдесят пять! Страшно подумать!.. Стыдно перед подружками, и, главное, нереально. В лучшем случае произойдет чудо: они поженятся в течение года, и она сразу же родит ему сына, и когда ему исполнится столько же, сколько настоящему, который сейчас находится у родителей на даче, то очень может стать-ся, что Александра Алексеевича уже не станет... и родителей ее тоже, и она старень-кая в том возрасте вряд ли будет кому-нибудь интересной. Еще раз остаться одной, с малолетним сыном на руках?.. Уму непостижимо!.. И что еще из старшего полу-чится? Нет, нет, и еще раз - нет! И она, конечно же, порывает с ним всякие отноше-ния, если бы, если бы - не потерянные впустую два с половиной года. Несколько букетиков цветов, и столько же паршивых коробок конфет за молодое, упругое, красивое тело - вот цена за все ее усилия: два раза в неделю - шейпинг, ежедневная аэробика, баня с парилкой на другом конце города, медовый массаж, диета при та-ких-то ценах на соки, солярий, и прочая, прочая... Обидная до слез - иллюзия.
- Нет уж! - она распрямляясь громко выкрикнула в сторону его дома, сжала кулачки, - я так просто не сдамся! Ты мне за все заплатишь!
Ей бы остыть, подумать, - она всегда и вовремя успевала посмотреть на себя со стороны, - но сегодня ее душа рвалась и требовала немедленной сатисфакции.
Набрала ненавистный номер. Он, не знающий, что разоблачен, (уже подвы-пивши?), откликнулся после общения с чем-то неодушевленным (на кухне?).
- ... опаздываешь!
- Ты знаешь, кто ты? - выкрикнула она, и почувствовала как телефонный ка-бель вздулся от несоизмеримости проглоченного собственному пищеводу, - в "мире животных" со змеей это впечатляло.
Но не с ним, грабителем, - тот, что-то с хрустом (огурец?) надкусил.
- ... знаю...
И... она сменила тактику, и она успокоилась.
- Когда я приду, ты меня сразу разденешь, уложишь в постель, - уточнила, - свежую, и сразу же принесешь кофе.
Александр Алексеевич продолжал жевать.
- ... ладно...
- Ах, ладно?! - не долго же она продержалась, - тогда! Тогда! Шампанское в постель! - спохватилась. - Нет! Вначале пенку в ванне, голубую или зеленую, а по-том!.. Шампанское!
Тишина, тишина на другом конце трубки, призадумались там.
- А можно Шампанское заменить твоим любимым вином, его просто нет в на-личии.
- Нет! - не только фраза, но и эхо ринулись по проводам через квартал.
- Ладно... Будешь идти мимо магазина, купи... я деньги отдам.
Она прямо таки прорвалась во второе его интонационное многоточие.
- Что-о-о?..
- Ладно... - он просто лениво повторился, - я сам сбегаю.
Он хотел положить трубку, но она успела остановить его очередным:
- Нет!
- Ну что там еще? - театрально - скучно заскулил он.
А она спешила, поэтому - ну! - ничего подходящего, - вот так чересчур быст-ро, - ей на ум и не приходило, а когда сорвалось с языка то, что сорвалось, - ("слово не воробей - вылетит не поймаешь!"

, - то и отступать было уже поздно, да и не-принципиально вообще.
- Курочку! - закричала она. - Курочку - в постель! Хочу! Прямо из духовки, горяченькую!..
Он долго молчал, слышно было, как он гремел мозгами? хлопал дверцами от каких частей тела? - но каких? ей на ум так и не пришло, - наконец тихонечко так, угрожающе, спросил:
- Ты хорошо подумала?
Наверное рассчитывал на мурашки по ее телу (дудки!), - она еще не растеряла всего запала.
- Да! Да! Да!
- А я думаю, что две таких курочки в одну постель - это извращение.
Он положил трубку, а ей, собственно говоря, было плевать на то, что он там думает, она набрала его еще раз, еще раз, и еще - в десятый раз, - но он отключил-ся.
А она походила, походила по квартире, успокоилась, разложила диванчик, улеглась, - она постепенно принимала взвешенное решение. Вначале ей хотелось, после того, как стемнеет, подойти к его дому и бросить в окно кирпич, - но это было бы для учительницы по русскому языку и литературе опрометчиво, поэтому она распорядится по-другому...
На нее давно положил глаз один новый русский на джипе, уродливый, и ему - она уступит, но только после того, как тот набьет морду Александру Алексеевичу, и она в этом, как бы случайно, удостоверится.
Теперь-то ее на мякине не проведешь... Она улыбнулась и... заснула.

© Анатолий Петухов, 2008
Дата публикации: 18.08.2008 10:26:17
Просмотров: 5534

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Слава Лук [2014-06-27 12:21:02]

«Нет, не любовь,
А запах тела волнует и пьянит нас!
Душа моя,
Ты — омертвела и страшной стала жизнь моя
Мельканье лиц, шуршание колготок
Кружит нам голову и кровь,
То — похоти зовущая истома -
Влечёт нас, а не любовь»!

Ответить

Ольга Рязанцева [2014-02-24 20:53:22]

Стопроцентное попадание в образ очаровательной стервы, наказанной ей подобным. Ирония автора - на высоте.

Ответить

Ара Багдасарян [2008-08-18 16:33:23]

Ох, люблю же я читать профессионально написаный текст! Врут, что де содержание выбирает удобную форму. На самом деле форма определяет и высвечивает содержание, которое есть несто второстепенное. Знаю, что получилось витиевато, но одно точно и просто: СПАСИБО!
Араик

Ответить