Озеро

Владимир Борисов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 10480 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Озеро

Если, придя со службы, домой, у вас, дорогой вы мой читатель, в целях дальнейшего самообразования появится желание посмотреть на развернутую карту России, то где-то в самом низу, возле бескрайних степей вы несомненно увидите обозначение большого озера.

Название его я забыл, а карта моя настолько истрепалась на сгибах, что прочесть его не представляется возможным. Да это и не столь важно. Главная особенность этого озера в том, что вода в нем наполовину пресная, а наполовину соленая. Ну, как будто через все озеро проложена какая-то стенка, мешающая водам смешиваться.

А пресная вода, к тому же была еще и очень мягкая. Самое обыкновенное, копеечное, вонючее хозяйственное мыло, давало такую обильную пену, что белье приходилось полоскать вдвое дольше, чем обычно.

Очень странное озеро.

Издавна на берегах этого озера жило два многочисленных племя.

Высокие, красивые люди со смуглыми лицами, и чуть раскосыми глазами. Необозримые просторы вокруг, сделали их добрыми и великодушными, и даже какими-то наивными.

Их даже трудно было, отнести к какой не будь определенной группе (я имею в виду оседлые или кочевые).

Кочевать, зачем? Рядом озеро, вода, рыба, водопой для скота.…А оседлыми в полной мере их тоже не назовешь, ни пашут, ни сеют, да и зачем, прости Господи?

Все что им нужно, люди племен этих, легко доставали путем торговли и обмена.

Соль, как ни крути, всегда была в цене. А соли там!? Весь берег вдоль соленой половины озера, словно в снегу, так много было той самой соли.

Так уж повелось, что оба эти племена, селились на противоположных берегах озера. Жили они дружно, то и дело по берегу проезжали арбы с полными коробами соли, или огромными бочками с пресной водой – обмен значит.

И вот, как- то раз, под осень, я даже не уверен, что местные жители знали в каком это году случилось, среди желто-серого облака пыли на берегу появился странный человек, в длиннополой шинели, в необычной, воронкообразной шапке. Одна его рука была замотана грязным, залапанным бинтом, другая - постоянно лежала на рукояти длинной шашки с витым шелковым шнуром.

На боку, висел большой пистолет в деревянной кобуре.

Спешившись, человек подошел самой воде, погрузил в нее палец и после, глубоко засунув в рот, облизал.

- Соленая, сука.

Пробормотал он сплевывая. Потом, не торопясь, вынул свой огромный пистолет и, выстрелив в воздух три раза подряд, сел на старую корягу, покрытую слоем белоснежной соли и стал ждать.

Ждать пришлось совсем не долго.

В этих местах выстрелы, явление довольно редкое, охотятся здесь в основном при помощи силков и капканов. Не любят люди местные, тишину нарушать, оттого и зверь в округе не пуганный.

Собралась огромная толпа, стоят, ждут, смотрят на чужака выжидательно.

А он, вновь забравшись на свою лошадь, и часто приподнимаясь в стременах, надо полагать, что бы еще сильнее возвышаться над толпой, проникновенно начал.

- Граждане мужики и бабы. Я приехал сюда к вам, что бы сообщить вам, о великом событии, произошедшем в России, которое теперь перевернет всю вашу жизнь.

В России произошла революция, и власть перешла к простым людям, ну к таким как вы, например.

Вот у меня мандат, подписанный самим Ульяновым о том, что в ваших местах организуется орган власти свободных трудящихся приозерья, согласно которого я назначаюсь председателем оного. Со временем, мы познакомимся поближе, ну а пока, зовите меня просто - товарищ Прохор.

После чего, товарищ Прохор, вкратце обрисовал какая в скорости прекрасная жизнь наступить у каждого здесь присутствующегося.

Он говорил долго и пламенно, часто переходя на крик, тогда его охрипший голос иногда сдавал и вместо решительного, с ударением на Р, выдавал что-то невообразимо писклявое, фальцетное.

Руки товарища Прохора при этом, находились в постоянном движении.

Он то рубил плотно сжатым кулаком, то изображал что-то волнообразное, совершенно не связывая свои жесты со словами. Постепенно наступал ранний вечер, толпа устав стоять - села, кто где, кое-кто, по-моему, даже прикорнул. Оратор тоже явно устал и чтобы дать себе передышку и отдышаться, запросто спросил у заскучавших аборигенов.

- Ну, что, у кого есть вопросы?

Вперед вышел старик в высокой шапке из волчьего меха и на еле понятном ломанном русском, языке сказал, по-старчески причмокивая.

- Я один из всей понимай балакам русская.

Другой совсем нем. Понимай?

- Понимай, понимай, мать твою!

Проворчал чужак, сплюнул и, развернувшись, ускакал куда-то в вечерний сумрак.

Люди посидели, покурили коротенькие свои трубочки и разошлись по своим домам, сразу же забыв про незнакомца.

В следующий раз, товарищ Прохор приехал уже весной. Приехал на грузовой машине с деревянными бортами, доверху груженной мотками вороненой колючей проволоки.

Вслед за машиной, из-за ближайшего бархана не спеша, появились, отчаянно скрипя рассохшимися колесами, телеги, в которых аккуратными стопками лежали длинные, оструганные, деревянные столбы.

Тот, который с мандатом, в этот раз был весь в коже, даже фуражка на голове и та блестела, как улыбка на лице шахтера. Деревянную кобуру , заменила кожаная, а на лице, под носом, появилась куцая, несолидная щеточка усов.

Вывалившись из квадратной кабины, он первым делом вбил в податливую по-весеннему землю, белый транспарант на длинном шесте.

«ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА - ЗДЕСЬ БУДЕТ ГОРОД САД»!

Гласила яркими красными буквами, надпись на нем. Потом достал пистолет и, привычно выстрелив в небо три раза, сплюнул и по-хозяйски покачиваясь, прошелся вдоль берега. На этот раз, люди собрались еще быстрее, чем в прошлом году. Им явно понравилась первая его речь, а может быть, просто скука за зиму заела. Кто их разберет, не русских –то этих?

Без лишних слов, кожаный реглан вбил колышки в землю, с натянутым между ними шпагатом, перемерив, что-то шагами, часто заглядывая в какую-то бумажку, словно пытаясь в ней найти какую-то подсказку.

В результате всех его манипуляций, получился громадный квадрат, одну сторону которого заменял берег соленой части озера. Закончив, товарищ Прохор радостно улыбнулся, вытер ладонью обильно струящийся из-под кожаной фуражке пот и только тогда подошел к сидящим кучкой аборигенам.

Найдя взглядом в толпе прошлогоднего знатока русского языка и подозвав его к себе пальцем, он обратился к нему, говоря короткими, рублеными фразами, зачем-то иногда специально коверкая их, надо полагать для лучшего понимания.

- Пусть все берут лопаты и роют ямы для столбов, против каждого узелка на шпагате - яма. Одна яма, один рубль. Он достал из штанов рыжеватую бумажку с нарисованной на ней шахтером, прошуршал купюрой, дал старику зачем-то понюхать ее и снова убрал в свой глубокий карман.

Старик повернулся к соплеменникам и заговорил. Говорил он долго, приподнимаясь на носки и часто тыча в лицо приезжему грязным указательным пальцем правой руки.

Омандаченному в кожанке, показалось даже, что он стал понимать этот певучий, замысловатый язык, а переводчик все говорил и говорил, и даже запел что-то, приплясывая своими кривыми ногами, обутыми в мягкие сапожки.

Председатель свободного приозерья уже отчаялся дождаться конца речи говорливого толмача, когда тот, повернувшись к нему, сказал разведя руками.

- У нас лопата нет ни один.

Такого удара товарищ Прохор не ожидал. Обессилено опустившись на скрипучую соль, он расплакался как ребенок, громко и обиженно, вытирая крупные слезы кожаной своей фуражкой, отчего свежая ее краска полиняла и все его лицо окрасилось темно-фиолетовыми разводами.

А люди постояли, презрительно посмотрели на него, растерянного и плачущего и разошлись.

Наплакавшись вдоволь, товарищ Прохор, поднялся и пошел раздавать приказы тем, кто его, а особенно его пистолет прекрасно понимали: - мужичкам извозчикам, приехавшим вслед за ним на своих телегах.

Быстро разгрузившись и заручившись от него запиской-приказом, они налегке уехали в ближайший город за лопатами, ломами и кирками.

Целую неделю, товарищ Прохор прожил под открытым небом, по ночам зажигая костер из тростника, ловил раков и жарил их на тоненьких прутиках.

Щетина на его лице быстро отросла, соединившись с щеточкой усиков, но выглядела очень неряшливо, какими- то кустиками.

Опьянев от разведенного соленой водой спирта и закусив это пойло уже приевшимися раками, товарищ Прохор, зачем-то раздевшись догола, бегал по ночному пустынному берегу и, стреляя в звезды, кричал тоскливо, глядя на бледную луну.

- Я вас б**дей все равно построю! Вы мои слезы на долго запомните! Суки узкоглазые!

На восьмой день приехала телега с инструментом.

Но на призывные выстрелы в воздух, привыкшие уже к ним за целую неделю ночной стрельбы, аборигены не пришли и прождав пару часов, он сам, грязный и обросший, пошел в ближайшее селение.

Согнав всех, кого он только смог обнаружить на какое-то подобие площади в центре этого поселения, и для острастки застрелил бесхвостую дворнягу, товарищ Прохор опять попытался призвать людей на рытье ям под столбы.

Его явно не слушали, а возле берега, он заметил какую-то подозрительную возню.

Кто-то, что-то рубил, кто-то что-то связывал, а бабы и детишки, весело переговариваясь, подтаскивали к берегу вязанки сухого тростника.

Схватив за грудки старика-переводчика, товарищ Прохор, прямо в ухо ему начал громко втолковывать, что надо бы по быстрее, мол, времени нет, а скоро и совсем не будет.

Но старик, ничего ему не ответил, а рукой своей, сухонькой и смуглой, махнул кому-то и в тот же миг, на голову незадачливого председателя, обрушился страшный удар обуха топора.

Хоронили Товарища Прохора по местному обычаю.

На небольшой плотик загрузили его обнаженное тело и, завалив сухим тростником, подожгли, а самый старый из селян пропев что-то, витиевато-тоскливое, видимо молитву, оттолкнул горящий плотик от берега.

На следующий день, мужики на арбах, перевезли в свои селения деревянные столбы, честно поделив их поровну между собой.

Дерево здесь было в большой цене, а мотки колючей проволоки за ненадобностью так и оставили валяться на берегу, где они быстро покрылись соляными наростами, и постепенно совсем перестали выделяться на фоне соляных прибрежных барханов.

Надпись на забытом транспаранте потускнела и осыпалась, а потом и он куда-то пропал…. Наверное, сгнил.

А лагерь в свое время, там все равно построили и заключенных, осужденных в основном по 58 статье, в отчетах стали гордо называть, - Прохоровцами, но это все ж таки, уже совсем другая история…

© Владимир Борисов, 2022
Дата публикации: 05.11.2022 23:00:51
Просмотров: 1107

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.