Пустота
Оксана Биевец
|
Форма: Рассказ
Жанр: Антиутопия Объём: 63742 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Я ненавижу музыку. Забавно это утверждение звучит из уст человека, живущего внутри нее. Но нашлись причины, позволившие стать признанию не голословным. Вот и сейчас по-стариковски кряхтит старенький, прошедший немало испытаний, магнитофон. А я смотрю на тусклую стену и ненавижу… Сон покидает нас в миг, когда мог быть спасением. Но парадоксально ждать невредящей помощи там, где ей быть не должно по статусу. Парадоксом дышит жизнь, не ожидание. А проведенные в томительной суете струящегося сквозь невесомую пыль света, не стоит относить к бытию. Даже когда оно скотское. Даже без веры в не то что в будущее, а с нерушимой убежденностью в недействительность текущего. Мы иногда начинаем гладью, но редко завершаем начатое. Мы… Когда-то «мы» было правдой, а не паранойей. Значит, все-таки было… Опять сомнение. Несомненным остается наличие двери в … Нет, не так. Уж проще по порядку. Ненависть к музыке – всего лишь резюме. Я хочу, чтобы история не прошла незамеченной. Пусть она шаблонна, не оправданно скупа на событийность, в ней нет излюбленного потребителями трагизма, раздутого до масштаба вселенского плача, но …. Это было. И продолжается. То, чего видеть мы не хотели, даже когда оно царапало остервенелой кошкой лицо, гремя раскатистей эха в горах, и в то же время, была так привычна, что …. Естественно, проигнорировали. Может и не зря. Предопределенность лишь добавляет горечи в коктейль утраченного, особенно, если потеря материализуется в бесконечно «завтра». Куда проще думать о нем, как об абстракции, нежели признаться, что вчерашнее «завтра» - это сегодня и обратного пути не дано. Мне не дано. Можно что-то решать лишь при наличии всех составляющих событие. Убери пусть якобы незначительный элемент, дежавю не свершится. Веками поющая тема. Все пустое всегда кажется вечным… Пустое… Пустота. 1 Утро состояло из вьюги, полной пахнущим бензином снегом, злобствующий на все сущее мигрени и отсутствия стимула делать что-то, кроме глубочайшего погружения в недра кровати. Обычное утро пришедшей безумием на смену спячки подозрительно юной весны. Термометр ехидно показывал приступ адова мороза, от которого сами бесы кутаются в тулупы и жалобным ветром скулят за окном. Может, «у природы нет плохой погоды», но и сострадания также не наблюдается. Мрачные заметки на полях еще не встрепенувшегося кофе сознания. Вставать-то все равно придется. Вера зябко подергивала плечами и монотонно проклинала бестолочь погодную. Но так как будильник гремел уже пятнадцать минут кряду, а располагался предусмотрительно на другом краю комнаты, от собственной вибрации едва ли не падая с полки, извлечение себя родной из-под одеяла оказывалось неизбежным. Тем паче, что к утренним песнопением добавился бэк-вокал аж двух телефонов: стационарного и мобильного. Первый заливался хриплым гласом полузадушенного бегемота из коридора, второй оглашал помещение визгом популярной мелодии в отвратительной обработке, не поймешь, откуда вовсе. Вывод один. Во избежание реактивного психоза, сменить горизонтально-скукоженное положение на условно вертикальное, игнорируя собственные желания. К моменту передвижения в пространстве стационарный истерик уже смолк, а местонахождение мобильника оставалось секретом Полишинеля. Зато будильник поражал бесподобным воем. С него, миниатюрного Иерихона, Вера и начала, стукнув по нему кулаком. В последний на это утро раз всхрапнув, он прекратил усугублять и без того не особенно радостное времяпровождение. Тут и ненайденный объект – апофеоз сотовой связи, притих. «Ну, что за напасть?», - подумала Вера. Она подошла к компьютеру, мысленно воззвав к языческим и античным, для гарантии, богам, включила отличающийся редкой злокозненностью механизм. Боги видимо уже проснулись, так что очередную гадость удалось избежать. Папка «music». Квартиру пронзило вдохновенное соло и голос напористо пел: «Lord above – why don’t you tell me why I’m here in agony?...». Родная металл-опера. Утро стало немного уютнее и теплей. Вера отрыла «мои документы». Нашла документ word, обозначенное, как бесконечное эссе, желая прочесть, что она, находясь в более чем в не находящим себя состояние психофизиологическом, там написала. Явно не радостно-наивную сказку. Скорее, беспощадную в своем реализме быль. Руки стали беспомощными, беспомощностью неотвратимого. Тяжело перечитывать лично составленное резюме на свою глупость, даже когда все оправлено в стандартную рамку общности. Ведь нет общности как таковой. Есть лишь сублимация частностей, выражающая,… а что она способна выражать при абсолютности самобичевания? Вера вздохнула. Открыла папку. Текст. Что ты творишь? Зачем тебе все это? Включая сонм риторических вопросов, на которые ты стабильно находишь ответы? ЗАЧЕМ? Какие-то люди вечно окружают тебя, спонтанно помогая избежать одиночества. Хотя, есть ли в мире дурных составляющих то, за что можно пожертвовать своим …. Ты знаешь. И прелестные юноши в косухах, и ночи без сна, зато в хмельном угаре, и пафос, которым ты описываешь свою жизнь даже сейчас, в своем дневнике, меняя Я на Ты …. Вера отправила фрагмент в «корзину». В дверь позвонили. «Меня нет дома», - Решила Вера. – «Вообще ни для кого». Но тут из кармана куртки раздался давний знакомец, стенающий звонок телефона. Женщина посмотрела на экран. Так, Миракс. Открыть надо. Ведь еще немного, и помешательство гарантировано. Не утруждая себя переодеванием, свое родное все-таки, Вера открыла тяжелую железную дверь. Миракс сиял вдохновением и похмельем. - Привет! Голос друга свидетельствовал о бессоннице. - Здравствуй, - ответствовала Вера, посторонившись. Миракс протиснулся в пыльный уголок прихожей. Когда он снял потрепанную в уличных драмах куртку, скромный свет прихожей озарил руки, по локоть исполосованные зигзагообразными царапинами. - Это что? – спросила Вера. - Это последствия общения с очаровательным животным, обладающим истинно осатанелым нравом и именуемое кошкой, - торжественно изрек Миракс. – Некоторые сравнивают ее с красивой женщиной. - Твоя кошка, похоже, размером тираннозавра, и скребется на душе. - С чего ты взяла? - А то я не узнаю результата депрессии… - Когда с мрачной усмешкой дефилируешь в ванную… - Берешь лезвие и коцаешь кожу в нескольких местах. Иногда, художественно. - Я ведь не псих, - радостно и опрометчиво заявляет Миракс. - Все мы психи. Прекрасная пара направила стопы на кухню. Кухонному царству давно следует посвятить оду, хотя, для определенного круга людей, она – не редко эпитафия. Правда, для начавших восхождение к вершинам рок-нн-рольной Валгаллы, это не так актуально. Как там в песне? «Этот внеплановый концерт на кухне?» - У тебя хоть продукты есть? – Опасливо интересуется Миракс. - Вчера Велес приходил. Велесом в данном случае именуется не любимый металлистам славянский бог, а очередной приятель, носящий столь архаичный титул. - Но готовишь ты… - между тем заметила Вера. - Естественно, я, - отозвался Миракс. – Ты – поэт, а не домохозяйка. Чем он собственно и занялся. Оригинальным фактом в рок-нн-рольной среде является принципиальное нежелание освоение бытовых премудростей со стороны женской творческой части, и бодрое попустительство в столь банальном занятии с мужской. Возможно, порицание основ. - Алла на цивильную работу устроилась, - в процессе приготовления омлета доложил приятель. - Надоело в переходе сейшинить, - понимающе произнесла Вера. – И кем? - Рекламным агентом. - Ясненько. - Кстати, я басовую партию к песне дописал. - Тогда тебе осталось посвятить остальных ребят в ее премудрости. - Скорее предурости… - Займемся самобичеванием. - Нет, это здравая критика… - В тональности – за упокой. - И музыканту свойственна хандра. Миракс отвлекся на приготовление «небоскребных» бутербродов. Решив, что завтрак практически подан, Вера достала турку, варку кофе она не доверяла никому. - А говорила, я – не домохозяйка… - Не упустил случая поиронизировать друг. - Кофе не в счет. Действительно не в счет. А кто лучше человека с диагнозом гипотоник приготовит по-настоящему крепкий кофе? Тем более со специями… Через полчаса Вера вспомнила, что сегодня у нее назначено несколько встреч, три из которых она уже пропустила, а на четвертую безнадежно опаздывает. Вследствие этого, она резюмировала, что раз все равно не поспеет вовремя, то и к лешему и это рандеву так же. Миракс наблюдал процесс листания ежедневника с сочувствующей улыбкой. - Мобильник принести? – спросил он. - Тащи. - Записную книжку также? - Все неси. - А комод можно не брать? - А удар в голову получить не изволим-с? - Только не Советской Энциклопедией! Опять переклеивать придется! С сим прогнозом он дематериализовался с кухни. - Яволь – произнес он, когда вернулся. - Спасибо, - отозвалась Вера, меланхолично набирая первый из четырех номеров, думая, а не внести ли в список перенесенных встреч еще парочку. 2. В тот день весны, зиме подражающей, альтруизмом не грозило и Алле. Подъем в семь утра, от которого отвыкаешь мгновенно, особенно если не проделывать это после школьных казарм года три, беспощаден. Но делать нечего. Почти цивильная работа. Загадочный термин «рекламный агент» расшифровывался, как занимающийся абсолютной чепухой пять часов подряд человек. В обязанности его, в зависимости от заказа входило исполнения роли промоутера, то бишь стойка по системе советских времен за прилавком с «раскручиваемым» товаром, начиная от сто седьмого вида кофе и заканчивая кредитами на сверхвыгодных условиях в банке, с тем же числительным, что и кофе; курьер, бегающий по приравненным к значению бесконечность офисам, разнося тонны приглашений, напечатанных на пестром глянце (на что только лес не переводят!), раздачи листовок не в добрый час пробегающим мимо прохожим, и иже с тем. Главной достопримечательностью являлось абсолютное непонимание надобности сего занятия, зато четкое понимание абсурда ситуации. Но за данное времяистязание платили, а именно 360 рублей в день. И в холода оно оказывалось более щадящим физически, нежели игра на гитаре в переходах. «Ничего», - думала Алла. – «Выглянет солнышко, и брошу я весь этот бред». Горячий душ, привычный макияж и пол-литровая чашка крепкого кофе – вот и все, что успеваешь для себя сделать в рабочий день. Как говорится в народе: «утро сильно отдавало понедельником». Затрещал мобильник, возвещая о получение сообщения. Алла с любопытством посмотрела на экран. Любопытно ей было узнать, какой герой поднялся в столь сонный час, да к тому же способен на эпистолярный жанр. «Героем» стал непосредственный начальник Аллочки, поведавший, мол, ей сегодня к десяти следует быть в филиале банка такого-то, расположенного близ станции метро «1905 года». Алла нахмурилась. Сама она жила в восьми остановках маршрутки от «Рязанского Проспекта», с одной стороны удобно – ветка та же, с другой это означало, то надо срочно выбегать, ибо изначально ей надо было на «Таганку». Утро есть утро. С трудом втиснувшись в недра вагона метро, до нужной станции Аллочка умудрилась вздремнуть, стоя на одной ноге и опасаясь за целостность своих ребер. Но дожила. Поискав четверть часа треклятое отделение «банки», она секунда в секунду, а именно в десять утра, вошла в торжественно обставленный офис. Была ли обстановка и дизайн свидетельством о великолепном положении банка или являлось прообразом Потемкиной деревни, не поддавалось дифференциации. - Я из агентства, - сказала Алла хмурому охраннику, мысленно задававшемуся классическим вопросом: «Кто спал с моей рожей и помял ее?» - Второй этаж, двадцатая комната, - буркнул страж. - Благодарю. Непосредственно в самом офисе все уже не так помпезно. Бегают солидные дяди в слегка помятых пиджаках, обмахиваясь галстуками, женщины с лицами вчерашних кухарок, а ныне, толи менеджеров, толи секретарей, грезившие вернуться прежнее место работы, юные начальники с манерами сыновей Рокфеллеров с криминальным прошлым, тарахтящие по телефону на трудно узнаваемом английском, связи с местечковым акцентом. Парочка сонных девушек, явно из агентств…. По проходу идет истомленная тревогами дама, облаченная в костюм под «Кевин Кляйн» китайской сборки. Волосы собраны в строгий пучок, а-ля советская учительница младших классов, жутковатый на вид маникюр, по причине едва ли не метровой длины ногтей, в общем, старший менеджер. - Вы из агентства? – спросила дама Аллу не к месту томным голосом. - Да, здравствуйте. По не выясненным причинам, в большинстве офисов сотрудники слово «здравствуйте» не произносят, вероятно, на него наложено вето. - Ваша работа сегодня заключается в том, - изрекла дама так торжественно, что у Аллочки возникли подозрения, не подрабатывает ли сие видение по выходным во дворце бракосочетаний. – Вы аккуратно вписываете имена, указанные на конвертах, в приглашения. Далее следовал ничего не значащий текст об ответственности и необходимости, а, главное, чрезмерной важности писания, после чего Алла с кипой конвертов и приглашений села за незаметный с первого взгляда, а потому потрепанный жизнью, столик и принялась за «работу», которая пришлась бы по душе первокласснику, преданному предмету каллиграфия. Пять часов за тружеником столиком – поцарапанцем, так мысленно окрестила его Алла, пролетели незаметно, «перепись» она закончила за полчаса до конца «вахты», и последние минуты провела за чтением книги. Но вот настал счастливый час, дама все с той же торжественностью поблагодарила за «превосходную работу», позвонила в агентство, и отпустила «служащую» с богом. Алле еще предстояло заехать в свою шарашкину контору за зарплатой на краю Московской географии расположенной. Там же она узнала, что продолжение «ударного» труда в ближайшие три дня не предвидится. Несказанно обрадованная, Аллочка устремилась к метро. В ее планах было: сейшн в переходе, парочка бутылок пива «Оболонь», да и от анаши она также решила не отказываться. А кому не захочется нормальной жизни? Немного подумав, Алла решительно вычеркнула сейшн. Добравшись до места прописки, она сменила брюки на привычные джинсы, пуловер на любимую водолазку, на руках появились напульсники, щетинящиеся шипами, макияж сменил структуру бизнес на гламурно – готический экстаз, да и взгляд неожиданно засверкал предвкушением праздника. Распустив каштановый хвост и заботливо проведя по нему щеткой, молодая женщина почувствовала себя уютно. В первый раз за суетный день. Выбор развлечений в хладное время года не велик. Либо клуб, отвергнутый с ходу, либо места тусовок. На ум пришел Мендель. «Тоже вариант», - резюмировала Аллочка. Вернее сейчас перед зеркалом была уже не Алла, слегка заляпанное тушью стекло отражало Алойе, металлистку, музыканта, в прошлом бесшабашную байкершу. Такая не станет слушать дам из офисов. Ее легко представить на концерте «Черного Обелиска», либо на сцене в составе собственной группы, которая у Алойе, естественно, была. Но шестеренкой в механизмах рекламы – никогда. Мы все носим маску, и сам бес не разберет, какое из множества наших лиц – настоящее. Да и не надо. Улица, суета, панорама усталых прохожих, в метро ощущение, будто все многомиллионное население Москвы мигрировало на «Рязанский проспект». Но это, право, чепуха. Было бы куда ехать… - … «Пушкинская», переход на станцию бр-бр-бр и бу-бу-бу, - сообщило нечто осипшее из динамика. Алойе пошла на пересадку. По дороге она встретила заочно знакомого парня. Знакомого, так как неоднократно видела его на тусах, а заочно – до этого не общались. Последнее – легко поправимо. Далее вечер катился по знакомому спуску: привет друзья-знакомые-соратники, о, сто лет не виделись, а где тот-то, да, концерт уже скоро, где, да в «Эрке», в ней родной, ну, что, за пивом… Через час Алойе уже целовалась с новым знакомым, который назвался Сибирским. Это также входило в программу. Краткая информация, сублимированная в диалоге: приехал откуда-то с севера, нет не чукча, двадцать три года, год назад вылетел из института за прогулы, дома уже лет пять не был, да и не стремится, играет на гитаре и саксофоне, чем собственно и живет во всех смыслах этого слова. Алойе же поняла, что перед ней великолепный экземпляр для фрилава, слишком ветреный, чтобы претендовать на постоянство, но достаточно раскованный, чтобы стать близким на час, к тому же, достаточно тактичный, а, значит, утром не будет недоумения и глупых бестолковых фраз и шаблонных жестов. Спустя пару часов, напевая «детям рок-н-ролла хватит «Димедрола»», адепты свободной любви отправились на съемную квартиру Сибирского. Далее… Луна, заглянувшая в окно, слетевшая испуганной птицей одежда и воцарение энергетики экстаза, за который не нужно платить фальшивыми клятвами. Только чувства, вне прошлого, без зарубок на будущее, не похожее на стенания романтиков о вечной любви, но пряное и искреннее. А потом было утро с серебряным туманом. Шесть утра. Сибирский посапывал, а Алойе тихонько оделась и покинула стены, ставшие свидетелями реальности, пусть даже конечного, но все-таки счастья. Метро уже открылось, и ручей сонных рабочих вяло тек, с целью впасть в реку работы. Их подкарауливала суета. Впрочем, кое-то возвращался с ночной смены, их ждал дома семейный скандал, холодный завтрак, бытовой водоворот, а может, не ждал никто. В семь Алойе открыла двери квартиры. «Вот я и вернулась», - подумала затаившаяся внутри Алла. – «К тому, с чего начала». И, отбросив нежданно попавший в мысли мешок депрессии, женщина, приняв душ, отправилась спать. Но сны, как известно, живут по своим законам, им безразличны и гадалки, и астрологи, и пророки, и даже сам Зигмунд Фрейд. Вот и сейчас Алла погрузилась в события, которые иначе как дежавю не назвать. Случайная встреча с некогда любимым человеком, растянувшаяся, казалось, на века и досадно краткая по сути любовная толи интрига, толи инфантилизм, когда уже дозреваешь до мысли, вроде пора б и полюбить кого-то, и этот «кто» есть, но…. А понятно, что за «но». Нет ни малейшего представления о том, в каких пропорциях смешан коктейль «Любовь Всепрекрасная», глоток который с точки зрения социума экзальтированного гарантирует зрелость. Наподобие «путевки в жизнь». И вот уже завершены признания, заученные прилежнее, чем билеты к государственным экзаменам, благо мировая литература и популярно-пошлые журналы щедры на креолиновую пышность фраз. Уже найдены и изучены тела друг друга, и тут на сцену походкой прапорщика после трудовой вахты в пятницу выходит…. Именно, она – скука, недоумение и мысль об ошибочности выбора. Но так, малой кровью гипервозбудимые подростки, отвоевавшие право на свою сексуальность, но не осознавшие, куда и зачем ее применять, нелепо строят заведомо Вавилонскую башню. Это называется «постоянные» или «стабильные» отношения. Длительность их зависит от лабильности или, наоборот, ригидности мышления сторон, а так же активным участием друзей и родственников. Иногда Загсом. В этом случае нервы треплют друг другу дольше. Порой Вийоновским: «и в праве мы, натешась всласть, сказать друг другу до свиданья». Случается, что и вовсе глобальной чепухой. У Аллы и Жени (так звали некогда героя на черном байке) протек опят по второму сценарию. Правда, расстались они по-английски, но не самый худший карточный расклад. Просто перестали друг другу звонить, затем видеться. Так пролетело два года. И, вдруг, встреча в скромной и ни на какой престиж, не претендующей рюмочной, шок от «как, уже два года?» и отказывающаяся сотрудничать зажигалка, по причине дрожи в руках. - Я даже не знаю, как такое вышло, - неуклюже строит фразы «Любимый Мужчина», ведь весна отношений с пафосом и жесткой редактурой давно минула, настало время искренности, а для нее не форма важна. - И я, - шепчет Алла. И оба безбожно лгут. У них было достаточно времени, чтобы все понять и осмыслить. Не стоит оправдывать свой страх разочарования, усталость и жажду условную перемен банальным непониманием. Непринужденная болтовня распласталась на три часа, установив режим, словно и не было разлуки, будто известны законы и ритуалы некромантов по воскресению давно усопшего, утонченное прощание, глядя на которое старенький хозяин рюмочной прослезился, заверение, обязательно позвонить. Только номера также сменились, о чем должно молчать, не нарушая мизансцену «вернулось», потемневшие от обманчивой ностальгии глаза, и, временно наложенное вето на ерничанье разума. Никто никому не позвонил. 3. С понедельника по пятницу басист рок-группы, названия которой никто не мог выговорить по причине огромного количества слогов, вел жизнь, или, по его мнению, прозябание, пролетария. Устроившись грузчиком в продовольственный магазин, на окраине Москвы, он старательно халтурил, общаясь с музой шаткой и иногда таская ящики с продуктами. Довольны были все: Виктор (басист), товаровед, отличающийся бесконечным равнодушием к делам торговым, так как честно (насколько это возможно студенту) сдавал практику, директор и продавцы. Что касается директора, то, испив литр пива с утра вместо чая, а в течение дня, повышая градус, в состояние благодушия он пребывал постоянно. Он был добродушным пьяницей, жившим по принципу: «пока не грянет гром – мужик не перекрестится». Продавцы попросту старались не замечать мелочей, дабы не тратить свое внимание на скуку, и не отрываться от сплетен или зубрежки конспектов. Конспекты зубрили те же студентки. Пятница – вожделенный день. Впереди выходные. Да еще и директор принял гуманное решение отправить сотрудников по домам пораньше. Итак, в шесть вечера, Виктор покинул подсобку и, неся ящик пива «Старый мыльник» (премия), отправился на квартиру друзей. Предстояла суббота, а значит репетиция, встречи со знакомыми и ворох приключений, находить кои, Виктор был мастером. Ему двадцать три года, за плечами брак, продолжительностью в год и редкие звонки бывшей жены, с которой расстались почти мирно. Сейчас за ним числится коллекция разбитых сердец, три-пять подружек одновременно, гениальность и что-то там еще… Играл он так же и на шестиструнной гитаре, чем зарабатывал на пищу летом, а так привлекал внимание экзальтированных девочек. Так же следует добавить, он был высок, широкоплеч, очарователен. Портила картину периодически пробуждающаяся истеричность, но и из этого он умел выжать максимум пользы. Так уж устроены женщины – когда они слышат список фанаберий желанного мужчины, инстинкт материнства блокирует мозги и самолюбие, стенания вызывают умиление и потуги побыть доброй феей. В общем, Витя на жизнь особо не сетовал, разве что эпизодически, но строго вымерено и в меру демонстративно. Сетовать на жизнь в одиночестве – извращение, когда составлен монолог, к нему также должен прилагаться слушатель, иначе какой смысл в таком занятии? Трамвай, некогда бывший самым дешевым транспортом Москвы, трясущийся от старости, и тут уж бессильны наивные попытки, закрасив почтенного старца краской и обвесив рекламными плакатами, на которые давно уже никто не обращает внимания, выдать его за рожденного двадцать первым веком. Скользкие улицы – прообраз городских катков, почтенные сталинки, в одной из которых располагается квартира, куда стремился Витя. Остановка. А вот и Аладдин, приятель Виктора и по совместительству соло-гитарист группы. - Привет, Сибирский! – кричит Аладдин на всю улицу. - Здорово, - добродушно отозвался Витя. - Ты где всю неделю промотался? - На скучной и тупой работе, от которой хочется уйти в запой. На квартире кто-нибудь есть. - Есть-есть, - проворчал Аладдин. – Целая рота. - А ты чем-то не доволен? - Я и половины не знаю, Анжела, кстати, тоже. - Так как же они там оказались? - С Аурой пришли. - Ясно… Подъезд. Невзрачная бетонная лестница, третий этаж и железная дверь, ради смеха оклеенная дерматином, местами уже нуждающемся в заплатках. Слышна музыка и счастливый смех. - Звони, - предложил Аладдин. Обе его руки были заняты двумя ящиками тоже пива. Звонят. Дверь открывает взъерошенный и блаженно пьяный Дима. - О, народ, заходи! Это у него вместо здравствуйте. - Сейчас еще Лео придет, и будем дуть, - продолжил он, как ни в чем не бывало. На фоне перспективы курения ганджа, придирки к манерам законно сняты с повестки дня. Бросив куртки в общую кучу, из таких же косух состоящую, ребята проследовали на кухню, где сидело шесть человек, а именно: Анжела – хозяйка квартиры, вокалистка группы, признанная красавица и разгильдяйка от бога; Аура – сестра Анжелы, бэк-вокал группы, текстовик, также не чуждая разгильдяйству; Костя – барабанщик группы, главный раздолбай; Рюрик – ритм-гитарист, репертуар тот же, и два незнакомых Сибирскому персонажа, но, судя по виду, - охламоны, то есть «свои» люди. - Привет! – нараспев сказала Анжела. – А вот и остальной состав! - Здравствуй, Эндж, - отозвался Сибирский. Откупорив зажигалкой пиво, он сел на кухонный пол сомнительной чистоты. Незнакомые ребята с уважением поглядывали на Сибирского, видимо уже были наслышаны о нем. Виктор не прилагал попыток к знакомству, зачем, не царское дело, а пришлые смущались. - Сиб, знакомься, - проявила инициативу Аура. – Это Ромул и Агамемнон. «Интересно, а Наполеон и Кутузов нигде не скрываются?», - подумал тоскливо Виктор, не слишком любивший подобные прозвища. - Понятно, - ответствовал он вслух. Ребятам было на вид лет шестнадцать-семнадцать, они нуждались в снисхождении. Или в сострадании? Кто из них Ромул, а кто Агамемнон, Сибирский выяснять не стал. Лень было. Он пил пиво, применяя к беседе, которая возобновилась, аплодирование ушами, думал о недавних событиях, в общем, удовлетворялся общением исключительно с самим собой. - Не уходи в себя – полезу следом, - прокомментировала его состояние Анжела. - Я не уходил, - солгал Витя. - Я вижу. Спорить с Анжелой считалось, по негласным нормам, дурным тоном. Часто, такая неосмотрительность плачевно заканчивалась. Поэтому, Витя просто пожал плечами, прикурил сигарету и…. Погрузился в себя еще глубже. Тут кто-то, сидящий в комнате, поставил группу «Джамахирия». Ветер сдувает мешки с тротуара, А слезы с небритых щек. Все говорят, мы прекрасная пара, Что тебе нужно еще? Ответа на этот вопрос Сибирский не знал. В его биографии было немало женщин, фразу «прекрасная пара» он слышал не раз. Но в жизни музыканта, особенно, если он передвигается с места на место, не найдя свой дом, получается: кто-то сказал про прекрасную пару, а кто-то про что-то еще… В ванной в этот момент милая девочка пятнадцати лет монотонно резала руки ржавой бритвой. Просто потому что даже когда количеству твоих друзей имя – легион, ты все равно остаешься одиноким. К пятнадцати годам уже не вершишь в объединения, не смотришь на родителей, как на мудрых и добрых богов, особенно если, с позволения сказать, отец появляется дома раз в неделю во власти хмеля, распространяя амбре чьих-то псевдо французских духов, а мать компенсируют свою женскую несостоятельность, поучая взрослеющую дочь, устраивая в доме тоталитарный рэп, волей неволей сбежишь куда подальше. Вот и Алиса, так зовут девочку, выбрала неформальную тусовку, только бы суметь сбежать из ада, подкарауливавшего ее дома, в школе, где мать работала медсестрой, да не мало ли мест на планете Земля, способных быть геенной в быту? Но сейчас ей одиноко. Тем более, когда играет песня, написанная талантливым человеком, знающим людей и понимающим нелепость их действий… Рука болела. Кровь запеклась на лезвии, чернея, она напоминала гранат, будто в насмешку, ведь пролита так, ради релаксации. Алисе стало безразлично. Она посмотрела на хранившее узоры зубной пасты и туши стекло зеркала. Вид действительно печальный. Из крана медленно капала вода, так падает пригожей зимней ночью бархатный снег. Ручеек крови превратился в миниатюрный водопад, пожелтевшая от времени и отсутствия «Комета» раковина, окрасилась акварельно красным. Не важно. Вообще, ничего не важно. Тук – тук. Это вода желает свободы и просит открыть «шлюз». Кап – кап. Это первые ее вестники. И в ритм их вплетается звук акустической гитары. Алиса догадалась, на кухне кто-то решил, что настало время квартирника. И в гармонии с этими тремя составляющими ее трансцендентность, ей невыносимо хотелось плакать. А еще цветов. Ландышей. Их можно закрепить на петлях куртки. Или поставить в вазу. Правда вазы не было, последнюю красавицу, сделанную еще до буржуазной революции мамочка расколотила года два назад, во время очередного скандала. Но это не важно. Тем более… Алиса вздохнула. Уже осмысленным взглядом скользнула по искромсанной от запястья до локтя руке, смыла кровь водой, убрала бритву в карман рубашки, а из кармана кожаных штанов достала бинт и привычным жестом замотала уже начавшую пульсировать конечность. Пора идти. Нет, не домой. На кухню, например. Или в комнату. Сейчас главное покинуть ванную, ставшую свидетелем ее слабости. Тоски. Воспоминаний. Да мало ли чего. В малой комнате практиковали free-love, в большой – пили пиво, на кухне также опустошали бутыли со спиртным и пели песни. Первым держатель канделябра был явно не к месту, заполнивших собой другую комнату Алиса не знала, поэтому она пошла на кухню и села рядом с Аурой. Та заметила и побледневшее лицо, и бинт, показавшийся из-под рукава, незаметно кивнула и поправила рукав. Остальные слушали незнакомого также Алисе парня. «Биттлз». Он играл песни легендарной четверки. Алиса любила их нежную, чувственную манеру игры. When I think of all the times I tried so hard to leave her, She will turn to me and start to cry. And she promises the earth to me and I believe her, After all the times I don’t know why. Ah, Girl… Народ тихо подпевал. Привычная картина. Напряжение, измучившее за неделю и отравившее естество, спадало в такт мелодии. Уже не хотелось думать, чем жил до этого, как продолжать существование дальше. Осталась только музыка, исполняющая роль утешительницы или преданной наперсницы. Прозвучали завершающие аккорды. Тишина. Парень отложил гитару. - Вы же не знакомы, - прощебетала, пожалуй, слегка театрально Анжела, обращаясь к музыканту и Алисе одновременно. – Алиса, перед тобой басист нашей группы, Витя Сибирский. В ответ Сибирский поднялся, подошел к Алисе и поцеловал ее в щеку. Девочка улыбнулась. Да, на представителей прекрасной части населения Виктор реагировал лучше, нежели на однополых. Не все же уподобляются Меркьюри. К счастью. А дальше вечер летел метеором, врезаясь в ночь и встречая рассвет. Что-то пили, о чем-то говорили… Потом расползлись по квартире. Из комнат доносился вдохновенный храп. На столе скучали недопитые бутылки пива, желтыми бликами подмигивала мурлычущему холодильнику гитара, холодный туман перламутровой зари укутывал занавески. На часах половина седьмого. Алиса и Ромул не спали. Они продолжали сидеть на ставшей непривычно просторной кухне и молчали. В такое время надо молчать. Потому что, чтобы не было сказано – всегда окажется банальностью, выдаст смущение и стоит ли в принципе терзать и сводить на нет тишину? Ромул отбросил назад курчавые волосы, напоминающие цветом песок на морском берегу и рассматривал Алису. Алиса разглядывала небо, разметавшиеся за окном, и «прокручивала» мысленно песню Высоцкого, ту, «Мой финиш - горизонт». Через полчаса ребята как-то незаметно уже сидели рядом. Все так же без слов. Потом начали бесшумно целоваться. Такие поцелуи бывают, когда прошелестел роман, полный лепестков чувств и хрустального счастья, когда понятно, дальше ничего продолжаться не может, и, судьба, сжалившись, посылает разлуку, будто страх*я от разочарований. А потом у трапа самолета, который унесет одного из участников праздника Любви Капризной, еще двое, а скоро, кажется, слишком скоро приговоренные жить своей жизнью, выбивая у той же судьбы право на новое счастье, обмениваются такими поцелуями. В них заложено все: горечь, нежность, пряный вкус разлуки, страсть, которая не гаснет, грядущая ностальгия, понимание, что повтора не случится, ведь ничто не повторяется… И вот уже первые прикосновения. Чуткость, которой всегда не хватает. Ласка, о которой в иные минуты лишь грезят. Жемчужина в безопасности, только когда она в раковине. Люди гармоничны только когда они сливаются воедино. Когда мысли и чувства выражаются жестами, а не словами, ведь последних никогда не хватало. Так было. Так есть. И, может, даже будет. Мир полон красок, они могут нравиться, очаровывать, раздражать, но они существуют. И порой нелепо красить мир черно-белым. 4. - Родители, - усмехнулся мужчина лет тридцати. – Забавная тема. На нем был строгий темно-синий костюм, напоминающий советскую школьную форму, именно того оттенка, создающего ощущение, будто пиджак вобрал в себя всевозможную пыль читален, классных комнат и спортзалов. - Как же, помню. Чего там не помнить… Он как-то нарочито вздохнул. - Я считаю, они сломали мне жизнь. - В чем же это проявляется? – Картонным голосом, выдаваемым за проникновенность и участие, спросил диктор, дядечка с внешностью типичного «бомбиста». - Они все сделали для того, чтобы я расстался со своим талантом и стал серостью. Ответ уж слишком четок. Даже придыхание там, где должно. - А можно поподробнее? – дядечка пыжился от гордости, свойственной начинающим дьяконам и горе-психотерапевтам. - Собственно, поэтому я здесь, - усмехнулся мужчина лет тридцати, комично шевеля усами. – Мои родители не желали моей удачи. Они хотели получить сына – пролетария, простого мужичка. Хотели, чтоб я был слесарем, электриком, строителем, в общем выходцем из ПТУ, тупым и бездуховным, работал по специальности, за воротник по субботам умеренно заливал…. Такой сын был им понятен и близок. Мать работала, впрочем, до сих пор работает медсестрой в госбольнице, отец слесарь-сантехник. Все, - идиллия. Уже лет сорок живут так. А тут я – выродок и сумасшедший… - Чем же вы, по мнению ваших родителей, «ненормальны»? – дядечка даже приосанился. - Я с детства писал стихи. - А ваши родители… - А родители мои считали это блажью и не хотели понять, почему футболу я предпочитаю Блока и Бальмонта, и на что я перевожу бумагу. В восьмом классе я заявил родителям, мол, так и так, заканчиваю десятилетку и поступаю в институт. Скандал был, что ой! - И что же произошло потом? – несмотря на официальный тон, дядечка невольно заинтересовался. Хотя, кто знает… - Десятилетку-то я закончил, а в институт не попал, провалил, как говорится, экзамены. Родители были удовлетворены. Правда, не долго. До призыва. - Они не хотели, чтобы вы попали в армию? - Нет, они были б только за. Но я уже созрел до бунта и «косил по дурке». Месяц провалялся, вышел готовым психом со справкой. Мать что-то кричала про позор семье, отец ушел в запой, после месяцев трех этой канители, я…. - ??? - Эх, поступил в ремесленное училище, забросил стихи, выучился на воспетого родителями электрика, вот, собственно и все. Вспыхнул и померк экран. Дядечка и «школьник со справкой» исчезли. Аура повернулась к сидящему рядом и ехидно скалящемуся Аладдину и спросила: - Что это было? - Материал, полезный для будущих психологов. Из темы «Детский стресс». Или что-то в этом духе. Зачет мы сдавать будем. - Интересно, как ты, - тут Аура закашлялась, а потом изящно сымпровизировала интонацию дядечки. – Собираешься прокомментировать данную чрезмерно нравоучительную мизансцену? - Спишу у кого-нибудь. - Как, у тебя нет своего мнения? - Есть, но за него я незачет получу обязательно, и родители отправят учиться в ПТУ на сантехника. Я брошу писать стихи, которых отродясь не писал, и буду ныть об отравленном отрочестве. - Аладдин, ты – мерзкий циник! - Я тоже лежал в психушке! - Вот и проникнись состраданием к забитому бытом и рутиной электрику с поэтическим прошлым. - Зачем? - Не знаю. - Понятно. Собственно ребят мало интересовали причины душевной смуты. Куда более беспокоила предстоящая репетиция, на которую они уже слегка опаздывали. Зачет по психологическому практикуму предан был забвенью. Когда тебе двадцать лет, будь ты хоть гением курса, но друзья, секс, наркотики и рок-н-ролл занимают куда сильнее, нежели пусть так необходимые для будущей профессии знания. Ведь еще Башлачев постановил в своем «Времени колокольчиков: И пусть разбит батюшка царь-колокол, Мы пришли с черными гитарами Весь биг-бит, блюз и рок-н-ролл Околдовали нас первыми ударами… *************************** Я жгу фотографии. Это глупость. Но не хочу, чтобы люди, жадным до чужой жизни, они попались на глаза. Мы когда-то были счастливы, хоть не всегда признавались в этом. Мы вместе были. А сейчас все не так. Я ненавижу музыку. Сижу в брутальной тишине, пью медицинский спирт, разбавленный водой из-под крана, отправляю в огонь очередное фото. Следом последуют кассеты. Те, вероломно хранящие память былой славы, мы же были кумирами, пусть только для узкого круга, но это прозвучало. И, цепляясь за жизнь мертвецов, я прообразу Солнца дарю и посвящаю то, чем полна была прежняя жизнь. Она закончилась сном. Но сон хорош, когда конечен. А этот, будто транквилизатор повлиял. Нет цвета, ощущений, эмоций. Вообще ничего. Огонь сегодня будет сыт. Не часто ему достается деликатес в образе прошлого, которого не возродить, а желания превращать его в музейный экспонат, и не важно, что он – музей, для одного человека. Гори! Следом тексты. Прости мне, муза, некогда шептавшая бережно поэту верные слова, эту дерзость. Прости… Теперь все. Нет улик, свидетельствуешь о существовании групп «Лорелея», «Лидер Парий», «Пантеон» и «Софит». Просто нет. Музыка существует пока жив музыкант, но при этом не стесняется жрать его. Такой очаровательный паразит, прикрывающий искаженное жаждой крови и души лицо, маской искусства. Осталась лишь память. Моя память. Скорбь? Нет, скорее тоска. Горечь. Ностальгия. Бессилие. Злоба. Да, она тоже есть. На фатум, играющий людьми в русскую рулетку, где револьвер пресыщен свинцом и его в барабане нет пробелов. На себя, принявшего правила. На природу, она не создала меня глухим. На женщину, которую, как оказалось, любил, но принял это как данность когда ничего уже исправить нельзя. На друзей, которые трансформировались в старинных знакомых, вроде бывших одноклассников, их видишь раз в десять лет в уставном месте… А потом уже перестаешь воспринимать что бы то ни было. Жить прошлым нельзя. Оно не восстановимо. Верить в будущее мешает утрата розовых очков. Настоящее мерзко и богато цинизмом и желчью. Но… И негатив становится безразличным. Тебя уже нет. Ты труп. Манекен. Тебя создали в насмешку. Твое пребывание в этом безликом, по сути, мире напоминает написанную бездарным автором драму. Когда-то было иначе. Поэтому и сожжены фото. Наивно надеяться, будто сможешь притворяться бесконечно. Я помню… Но и память тускнеет, как экран старого телевизора, который неожиданно отключили от сети. Что осталось? Все и ничего. Пустота… 5. Субботний вечер походил на отделение буйное районного дурдома. Главным представителем жанра оказалась Аллочка, разочарованная репетицией. А кому приятно, когда группа всем составом занята копированием популярных команд, материал для концерта не готов, в общем, все не так. После безобразия этого, Алла поехала домой, кое-как переоделась, села на пол, поставила рядом пепельницу и уставилась на вольный полет докучливой моли. Занятие так себе. Но… - Я уйду из группы, - сказала Алла, обращаясь к моли. Ответом ей был очередной зигзаг. - Достало, - продолжила женщина. – Пора и мне повзрослеть. Стану цивилом, найду службу с 9-ти до 17-ти, сменю косуху на обычную куртку, научусь готовить, выйду замуж за какую-нибудь серость, рожу ребенка… Тут она затянулась сигаретой. Моль, устав от маневров, примостилась на плафоне и, кажется, сосредоточенно внимала Алле. - Детеныш будет орать по ночам, расти, хамить, к пятнадцати годам бухать и дегустировать наркотики, сексом трахаться и отравлять мне жизнь… Толи Аллочке померещилось, толи моль и правда сочувственно вздохнула. - Потому что я буду вспоминать свою младость. И устраивать скандалы. Из зависти, ведь все эфемерно. Муж заведет любовницу, скорее всего малолетку, которую снимет в сто двадцать седьмом кабаке. Чадо уйдет из дому навсегда, пока не проголодается, и деньги не кончатся, а когда это свершится, снисходительно вернется, чтобы уйти опять. Любовница через полгода окажется беременной, и станет звонить мне по ночам и портить жизнь, хотя к тому моменту мое бытие уже сравняется с Чернобылем после взрыва, так что испортить его станет сложно. Моль вспорхнула с плафона и нервно заметалась по кухне. А Аллочка обнаружила второго слушателя – таракана, робко подглядывающего из-за щели между холодильником и плитой. - А еще я растолстею, - резюмировала женщина, недовольно косясь на пепельницу, свидетельствующую о том, что за время исповеди как минимум полторы пачки сигарет «Ява» было скурено аж до фильтра. Алойе пересчитала бычки. Двадцать девять. Сонно потерев глаза, она объявила перерыв, вышла из кухни, быстро оделась и отправилась в ближайший ларек за блоком, а лучше двумя сигарет. Еды в доме не было, но Аллу сей факт совсем не озаботил. У нее в наличие имелось отвратительное настроение, пара бессловесных слушателей, подкрадывающаяся ночь и тишина в будущем. Поэтому есть уже было не интересно. Часы демонстрировали полночь. - Воскресение, - недовольно пробурчала Алла. – Вот ведь гадость. Гадостью сермяжной ей сейчас все: от сотворения мира до пакостей погоды. Неожиданно, ее настроение претерпело метаморфозы. Небесный душ, который она кляла наряду с бессмысленным существованием, вверг ее в чарующую меланхолию. Потому что это первый дождь в этом году. Почему-то вспомнилась первая любовь, вспомнилась абстрактно, без лиц и участников. По дороге к гастроному вспомнилась. Находясь в элементарном опьянении от ностальгии, она взяла три блока «LD, легкие», их она курила в тринадцать лет. Ровно год. Собственно и курить она начала, чтобы понять того, кому подарила кусочек кровавый своего сердца. У женщин много условностей и причуд. На то они и женщины. Впоследствии, Аллочка ни раз раздирала сердце на куски, и сердце терпело издевательство. Разбазаривать лимит любви – это дивно. Даже когда больно. Это значит, ты жив. - Я – хроническая дура, - призналась Аллочка фонарному столбу. Дорога домой. Алла уже предвкушала продолжение лекции, рассчитанную на слушателей в лице насекомых, но, поднимаясь по лестнице, поняла, что не суждено. На ступеньках обосновался Велес – знакомый, друг, любовник… - Привет, - молвил он, увидев Аллу. У Аллы защемило сердце. Если бы ее в этот момент спросили, почему на кончиках ее ресниц появилась роса слез, вряд ли она сумела б ответить. Но на лестнице по причине отсутствия лампочек (Тетя Клава с пятого этажа позаимствовала на века) был стабильный полумрак. Велес поднялся. При нем обнаружилась спортивная сумка, в которой, судя по звукам, ждали своего часа спиртные напитки. Не способная говорить, Алла кивком пригласила приятеля в квартиру. Первые пять минут проскользнули в неловком молчании, будто не были они знакомы вечность. - Слышал, репетиция у вас сегодня психоделийная была, - откашлявшись, произнес Велес. - Скорее психопатийная, - фыркнула Алла, радуясь дематериализации безмолвия. – А ты откуда знаешь? - У Анжелы тоже репетиция была. Сегодня. Примерно в то же время, что и ваша, просто в другом зале. - А я их не видела… - Судя по тому, в каком состояние ты сейчас, то приди на базу мамонт, ты и его вниманием не почтила. - Поэтому ты здесь? – краткость родственна таланту. - Решил, что этой ночью тебе не следует быть одной. - А почему ты решил, что я буду одна? - Мы знакомы уже, подожди, сейчас точно скажу, сколько лет… - В общем, столько не живут… - И поверь, достаточно тебя изучил. Сказал бы Аллочке такую фразу кто-нибудь другой, мигом бы получил моральную бойню. На Велеса не распространялось. Хотя бы потому, что первой любовью Аллы был именно он. - Я рада, что ты пришел, - сказала женщина. - Я рад, что ты рада, - немного коряво ответил Велес. Далее, он открыл сумку и на столе в шеренгу выстроились пять бутылок вина. Картину дополнили йогурты, буханка бородинского хлеба, консервы, семь грейпфрутов и шоколадные конфеты. - Свечи достать? – пошутила Алла, решив приглушить рвущийся во внешний мир вопль радости детской. - Сядь, - ответил Велес. Он достал бокалы, откупорил первую бутыль и торжественно разлил янтарную истину. Затем включил музыку. Погасил верхний свет. Включил бра. - Красиво, - прокомментировала Алла. – Правда, романтикой отдает. - Тебе сегодня необходима романтика. - Но я не романтик. - Некоторые атрибуты ее нужны любому. Особенно нежность. - Мило. - Лучше, чем то, что ты делала до моего прихода. - Откуда ты знаешь, чем я занималась до твоего прихода, если ты ждал меня на лестнице? - Ты за сигаретами вышла. А до этого сидела на полу, смотрела в потолок и умирала от одиночества. В гости к тебе пришли слуги хандры, ты решила уйти из группы… - Откуда… - Я знаю? А у тебя в глазах это читается. И в пластике. - Что, так заметно. - Мне заметно, включая слезы… - Какие еще слезы? – перебила Алла, нервно комкая салфетку. - Они мерцали в подъезде, когда ты меня увидела, - ответил Велес, мягко отбирая салфетку. У Аллы кружилась голова. Не от вина, хотя уже открыта третья бутыль. Просто порою лишним оказывает репутация загадочной женщины. Человек нуждается в утешение и в понимании. Интрига хороша, если кратка, а нутро не взрывают, как вагон метрополитена, террористы – очевидные факты. Велес пристально смотрел на Аллу. Во взгляде было то, ради чего отрекаются от всего сущего, но на него способны только те, кто не требуют отречения. Взгляд без конъюктуры. - Тише, - сказал Велес, когда Алла собралась выпалить первое, что пришло в голову. Ведь откровенность опасна, особенно, рожденная ночью. Утром о ней всегда жалеешь. Даже если оказываешься понят. Против этого закона бессильна анархия. Потом было утро и дождь за окном. Велес и Алла мирно спали. Потому что все существующее – эфемерно. Потому как боль бессильна перед нежностью машинальной. Потому что есть минуты, когда категорически нельзя быть одному. Потому… Сон иногда исцеляет. Если он один на двоих. Невозможно бесконечно быть материалистом. Порою необходимо снимать броню, скованную иронией. Ирония способствует пониманию. Но она – не способ скрыть смущение. И если жизнь – это великая битва, то не излишне помнить, хоть изредка, что и на войне существуют перерывы. 6. Миракс не то, чтобы не любил понедельники, но относился к ним с неприязнью. Наверное, пережиток школы, когда еще не расцвело, а тебе надо выбираться из-под уютного покрова одеяла, собираться и топать в любую погоду на занятия. Если добавить, что от едва ли не трех четвертей из них мутит, из последней четверти половину преподают так, что за голову хватаешься, то пребывание на уроках школьники не только из лени считают маразмом. Впрочем, для Миракса это уже не было актуально. Закончив одиннадцатилетку в три смены учебных заведений, он удачно месяц пролечился месяц от военкомата, получил свободу со справкой в паре и начал уже всерьез искать себя. Иногда он занимался даже поиском смысла жизни. Перевернув все библиотеки и книжные магазины Москвы, где жил, и Питера, куда ездил автостопом по двадцать раз в год, он собрал и прочел такое количество философских трактатов, что профессора в элитных вузах показались бы самим себе зелеными юнцами. Но Миракс не собирался смущать профессоров. Просто к высшему образованию он относился со скепсисом. - Если я хочу что-то узнать, я это и так узнаю, - так он объяснял свою позицию. Тем паче, что помочь друзьям-студентам написать контрольную работу или курсовой по предметам, в которых отлично разбирался, он никогда не отказывался. В неформальных тусовках часто бывает, что вместе с одним студентом одновременно учатся еще минимум три. Для Миракса, к примеру, было удобно находится в положение незримого студента. Так никто не ограничивал его свободу. - Шел бы на заочное отделение, - порою вздыхала Вера. - Зачем? - А почему нет? - Потому что незачем. На этом разговор завершался. В тот понедельник Миракс проснулся в восемь утра. Не утруждая себя открыванием глаз до конца, он быстро принял душ, где и проснулся, сварил кофе, взял с полки учебник по гендерной психологии (Анжела, учащаяся на психфаке оставила), и погрузился в чтение. За окнами гудками привычно переругивались автомобили, соседи ругались, дети малые уже отправлены в детский сад, кто-то получал взбучку от сонного начальства…. Мираксу было не до этого. Он работал сутки через трое охранником (устроился по знакомству) на складе, а остальное время посвящал куда более приятным вещам – компьютерам, друзьям, женщинам, книгам, музыке… Девять утра. Звонок. - Алло? – бодро озвучил Миракс. - Слушай, ты до скольких сегодня дома? – отозвалось на другом конце провода. - Ну, до пяти точно, привет Аура. - Здравствуй, здравствуй. Я к тебе на пару часов зайду, ты не против? - Заходи, прогульщик. - Я не прогульщик, я юный гений, - отрекомендовала себя собеседница. – Тогда до встречи! - До встречи. Миракс отложил телефон. Но отойти от него не успел. Снова по квартире пролетело пение соловья-астматика. - Слушаю, - для разнообразия отрапортовал парень. - Слушай, слушай, - ответил его приятель Дмитрий, по прозвищу Дум. Почему его погонялом стало именно «дум» не знал никто. Прелестное существо девятнадцати лет, обладатель великолепных волос, цвета горячего шоколада, глаз фантастической синевы, немного женственного лица, роста два метра десять сантиметров и не особо отмеченный интеллектом, Дум к компьютеру не относился вовсе. Про Интернет и речи быть не могло. Зато он являлся вокалистом группы «Пантеон», предметом вожделения романтически настроенных девочек, также не обремененных наукой МЫСЛИТЬ, а посему чувствовал себя замечательно без любой науки. - А, здорово, - сказал Миракс. - Ты телефон Ауры случайно не знаешь? – не стал оттягивать причину звонка в столь ранний час Дум. - Случайно где-то записан. - Тогда случайно продиктуй мне его. - Сейчас случайно найду, где он записан. - Ну, случайно найди. Миракс, тихо посмеиваясь, стал копаться в справочнике. - Пиши… - Ага, спасибо. - Ну, случайно, удачи тебе, - попрощался Миракс и отсоединился. Потом вспомнил, что Аура вот-вот зайдет. Представил ее возмущение. Мысленно перекрестился. Затем махнул рукою. Бывает. И тут настал момент, знакомый любому думающему человеку. Миракс решил разобрать, чем заполнена его жизнь. Группа, музыка… Нет, не то. Женщины, тусовки, праздники, концерты. Опять мимо. Перечисленные понятия относятся к временным. На них не уедешь далеко. На вопрос, чем по жизни занимается Миракс, он сам ответить не мог. Вернее, мог, но как-то пунктиром. Речь напоминала бы пульс человека в реанимации, прерывисто. Слишком отрывочно. Эпизод. Так и память, она также эпизодична. Даже когда причислена к лику компьютерной. Мы запоминаем отдельные фрагменты, проще говоря, за мишурой порою не видим главного. Миракс же решил попытаться (время позволяло) понять, на чем зиждется его существование. Он достал потрепанную тетрадь, нечто вроде дневника, и начал описывать, что делал с момента пробуждения. Проснулся в восемь и понял, что сегодня понедельник. Подумал о несчастных школьниках и есть захотел. Поэтому пришлось подняться с кровати. Встал. Шатаясь и ежась, подошел к пепельнице, вытряхнул в форточку вчерашние бычки. Интересно, в кого-нибудь попал? Так. Дальше. Я из состояния «есть хочу» перекинулся в фазу «дайте мне пожрать, а то сжую тапочки». Вот. Пошел на кухню. Опять закурил. Открыл холодильник. Достал колбасу. Поел. Включил музыку. А что врубил? Н-да. Вспомнить бы. О, точно, Цоя я поставил, альбом «Звезда по имени Солнце». Точно его. Еще «Апрель» играл. Я подпел и подумал, что апрель и, правда, скоро. Ой! Хиппятник же будет на Гоголях! Стоп. Я не хиппи. И чего? Я опять сам с собою ругаюсь. Любопытно, как в девятнадцатом веке, когда дневник модно было вести, мужчины выкручивались? Тоже что ль писали. Продрал глаза, похмелился, поссал, подрочил? Тьфу! Ну и похабщина. Так, переключаемся. Значит, поел я, «КиНо» послушал, до туалета дошел. Стоп. Дальше чего сделал? Открыл учебник. Читал и курил. Позвонила Аура. Аура. Кстати, сейчас придет. У нее сегодня философия, а этот предмет ведет п***рас, то есть я хотел сказать, преподаватель нетрадиционной сексуальной ориентации, она их не любит. Что потом? Звонил Дум, не склонный думать. Спросил телефон Ауры. Я продиктовал. Теперь пишу дневник. Получается форменный бред. Интересно. Нет, скучно. Пойду еще почитаю. Писатель из меня не получится. Миракс закрыл тетрадь и запихнул обратно в шкаф. Вернее, попытался. В ответ ему под ноги свалились еще пять таких тетрадей. Три из них открылись, и парень обнаружил, что ни одна из них не заполнена более чем до середины. Он озадаченно потер виски, шмыгнул носом, убрал тетрадки назад, откуда упали, и пошел на кухню, продолжить чтение и дожевывать колбасу. Тоже хорошее занятие. Вполне утру созвучное. Миракс заодно поставил новую кассету, на этот раз «Биттлз». Даже закоренелый и закованный в железо металлист иногда имеет право на менее агрессивную музыку. За окном продолжали мельтешение машины, бегали туда и обратно хмурые люди, чирикали птицы и в стиле блэк-металл выводили свою серенаду дворовые коты. Обычный рабочий день. Не чем от других не отличим. Миракс продолжал мирно читать. 7. Аура сидела на лекции, посвященной истории России, и тихонько дремала. Ей было честно безразлично, что там героического совершил Рюрик, и сколько братьев у него было. Главное, высидеть назначенные полтора часа. А потом бегом к Мираксу, пить чай и болтать о куда более приятных вещах. В ночь, накануне занятий, ей приснился сон: она в постели с Мираксом. Не сон, а мечта Зигмунда Фрейда. Проснувшись за пять минут до истерики будильника, она поставила перед собою цель – соблазнить парня. Зачем – это вопрос откровенно риторический. Так захотелось. А тут и случай удачный представился. Второй парой философия, на которой Аура была ровно один раз и пришла к выводу, что следующая встреча с преподавателем состоится лишь на экзамене или зачете. А так как предмет растянулся по расписанию аж на две пары, то времени Ауре должно по идее хватить с лихвой. Если добавить, что далее шел иностранный язык, который под час изучают, дабы забыть навсегда, то обстоятельства лабораторно благоприятны. Лекция мирно кралась вслед за стрелком на настенных часах. Аура, успела выспаться, сделать макияж и теперь с блаженной улыбкой читала стихи Байрона. ... Не надо мне мертвых созданий искусства! О, свет лицемерный, кляни и ликуй! Я жду вдохновенья, где вырвалось чувство, Где слышится первый любви поцелуй!.. Но вот флегматичная стрелка подобралась к свободе действий. Аура быстро кинула томик в сумку (остальное оттуда не извлекалось) и, сияя мечтательной улыбкой, покинула стены института. Метро, автобус, пять минут пешком, знакомый двор, родной подъезд, поцарапанный лифт, десятый этаж. У двери Аура почувствовала, что краснеет. Решив, что все чепуха, она нажала на треугольник звонка. Из квартиры прозвучал грохот, мат витиеватый, а потом шаги. Наконец, на пороге появился Миракс, трущий лоб. - И снова здравствуй, - озвучил он. - Ты чего? - По недомыслию открыл антресоль, а на меня рухнуло три тома Советской Энциклопедии. Больно. - Понятно. - Не бельмеса тебе не понятно. Проходи. Пока Аура разувалась, будущий объект соблазнения заталкивал книги обратно на антресоль. - Кофе будешь? – спросил Миракс, закончив процесс. - Буду. - Тогда топай на кухню. Осторожно, колонка. Так, теперь еще осторожней, моя гантель. Вот, теперь вся полоса препятствий пройдена, можешь спокойно садиться. - У тебя здесь минное поле, - прокомментировала Аура. - У меня здесь берлога подростка, чьи родители уехали на два месяца. - Оно и видно. - Слышно и ощутимо, - дополнил Миракс. Но Аура уже не вникала в смысл речей. Глядя на парня, она судорожно решала, с чего начать соблазнение, так как обычно все происходит спонтанно. «Это расхолаживает», - резюмировала женщина. «Интересно, как расшифровать этот взгляд», - между тем подумал Миракс. – «Меня хотят?» Кухня наполнилась недвусмысленным молчанием. Первый шаг, бультерьр бы его покусал! Кофе, находящееся в турке, оскорбившись невниманием к своей персоне, шипя гюрзою, полилось на плиту, добавив агрегату новых пятен. Миракс выключил газ. Развернулся, подошел к Ауре и стал медленно ее целовать. Сначала сдержанно, проверяя, правильно ли он понял ситуацию, потом уже по-настоящему, поняв, догадка подтвердилась. Затем он на руках понес женщину в свою комнату. Аура поняла, что сон не способен передать и сотой доли нежности, которая случилась в реальности. Когда настала пауза в занятие любовью, да, это был не стандартный секс, они лежали, прижавшись друг к другу. Миракс задумчиво целовал пальцы Ауры, а она была до одури счастлива, и впервые за несколько лет ощутила себя в абсолютной безопасности. Но нерушимость иллюзорна. Пройдет совсем немного времени и ребятам придется принять эту данность. Их мнения никто не спросит. Потому что… *********************** Вы знаете, что такое кабала памяти? А щемящее чувство вины? Вы в этом уверены? Я сижу в мерзком кабаке, по недоразумению названному «Бавария», пью разбавленное водой из-под крана пиво и… Я безвыходно помню. Нашу рок-группу, наши слезы, безумие, мечты… Не хочу, но перед глазами репетиции, первый концерт, запись, самопально писанная на компьютере. Когда мы были вместе. Но… Много воды утекло. Я прихожу на старое кладбище и вижу там трех участников некогда подающей надежды группы. Наркотики, самоубийство, болезнь… И бездна страха. За них, встретивших смерть в одиночестве. Ненависть к себе, не ушел за ними. Духу не хватило. Трепет перед фотоальбомом погоста, ведь лица трех моих друзей хранят обелиски. Отвращение к выбранной жизни, где нет самореализации, но есть унижение и лавина бесконечная блажи. Когда-то музыка занимала всю мою сущность. Теперь я ненавижу ее. Она, как роза из сказки де Сент-Экзюпери «Маленький принц», забирает твое естество и капризно требует тебя на алтарь, для нее воздвигнутый. Но… Она покидает, стоит тебе растеряться. Травит. Ностальгия – ее любезная сестра. Иногда мне кажется, что вся моя жизнь прошла под изменчивые коды и мотивы. У меня был смысл. Им карала меня величайшая из фурий – Мелодия. Сейчас нет и ее. Я глух. Мне осталась в настоящем лишь пустота. 8 Вторник ворвался в бытие Сибирского траурным маршем. Звонок и отстраненный голос Велеса: - Слышал, вчера автобус с фурой столкнулся? - Слышал. - Все погибли. - Ты, - лед сковал нутро Сибирского дурным предчувствием. – Ты это к чему? - Там Анжела и Аура были. - Что?!!! - Они там… Трубка исполнила набат краткими гудками. Виктор ошарашено повесил ее на рычаг. - У нас же в пятницу репетиция, - сказал он. Ответа не последовало. В квартире находился в этот момент только он. Нет, до сознания случившееся дошло не сразу. Когда же дошло, Витя взял с полки фарфоровый кофейник и разбил его о стену. Звонок. - Витя, это Алиса… Голос таил надежду, которая бесполезна. - Скажи, это Велес с утра так тупо шутит? ЭТО ЖЕ РОЗЫГРЫШ?! - Не розыгрыш. Ты где? - Дома… - Где? - У Анжелы, только я не знаю, где она…. Ой! - Так, не вешай трубку, я сейчас приду. - Чего? - Ты там с кем? - Одна. - Сейчас буду. Сибирский и, правда, появился спустя час, быстрее не позволил общественный транспорт. Алиса тихо открыла дверь. - Только что звонили из морга. И она разрыдалась. Ребята сидели на квартире, где все напоминало об Ауре и Анжеле, где совсем недавно они собирались. Они знали, что придется жить без них, но никто не мог ответить, каким образом это сделать. Чуть позже пришел Велес. Вместе с ним Алла. Ужас в глазах превращал ребят в близнецов. Прошел час. Безмолвие. От сигаретного дыма стало трудно дышать. В дверь постучали. Миракс. Его лицо напоминало гипсовую маску. Он молчал. Еще час. Звонок. Алиса открыла. Это Вера. Все тот же потухший взгляд. - Я вчера видел Ауру. – Отрешенно и ни к кому не обращаясь, сказал Миракс. – Живой. Тишина. Каждый думал о своем. Алиса не могла поверить в смерть подруг. Миракс не желал смириться с обретенной и мгновенно утраченной возлюбленной. Велес не мог признать реальность их ухода. «Это ошибка», - думал он. – «Все напутали. Сейчас, еще десять минут, и они войдут в эту дверь, посмотрят на наши зеленые морды и спросят, а в чем дело….» «Бред», - думала Вера. Алла нервно сжала руку Велеса и смотрела в окно. А за окном все шло привычным чередом. Шумели птицы и машины, бегали прохожие, продавцы предлагали различную дребедень. И никто из них не знал, что мир утратил двух полных жизни, мечтаний, порывов и страсти девчонок. А потом были похороны. Суетные, исполненные мишурой и пустыми словами. Будто молитва, прочтенная батюшкой картонным голосом, способна вернуть погибших. Поминки. Где водка не опьяняет. Речь произнести невозможно, и веришь, как наивный щенок, что все это паршивый сон и вот-вот проснешься. И обещанья звонить друг другу. И всепоглощающая депрессия. Желание завыть на Луну. Развал группы, лишившейся двух участников. Просто стало не ясно, кому вообще теперь все надо. Тихо подкрадывалось лето, которое никто не желал замечать. Слишком много планов было на него. Миракс и Аура собирались съездить в Питер на белые ночи. Анжела и Велес хотели на ежегодную «Радугу». Группа уже имела в заначке предложение от известной студии на запись почти готового альбома. Он не выйдет. Солнце растопило снега, но не пробилось в души тех, кто утратил друзей. Очень скоро те, кто слышал творчество Ауры и Анжелы, но не знали их лично, потихоньку забывали их песни. А могло быть иначе. Но не было. Тем, кто мертв, приятных снов. Тем, кто еще жив, не забывайте ушедших за горизонт друзей. Так, наверное, честнее… Полгода спустя. Осень скучная дождями бесконечными. Алиса зашла к Вере. Подруга тихо играла джаз. - Знаешь, - сказала Вера, не отрываясь от своего занятия. – В такие дни я вспоминаю Анжелу и Ауру. - Когда их хоронили, шел точно такой же глупый и противный дождь. - Они, - не слыша, продолжила Вера. – Определились ведь с названием группы. - Оно же было. - Но рабочее было не выговорить. - И как они собирались назваться? - «Лорелея». - Красиво. - Было бы… На этом разговор завершился. Посидев еще пол часа в облаке меланхоличного джаза, Алиса ушла. Вера отложила гитару и достала билет. «На самолет с серебристым крылом». Какими будут крылья, ее не волновало. Но там стояло сегодняшнее число и время – десять вечера. Родители получили предложение работать во Владивостоке, и она последовала за ними. Ей так же было безразлично, куда ехать. За полгода Москва, которую она любила, ей опротивела напоминанием о тех, с кем прошли ее три года. Аура и Анжела покоились на погосте, и ничего нельзя было изменить. Поэтому она решила исчезнуть. Сибирский вернулся к бывшей жене. Сейчас он работает на стройке, а в промежутках смотрит по телевизору футбол. На гитаре он больше не играет. Миракс поступил в институт на философский факультет. Кто знает, может умы, признанные поколениями, хоть слегка, пусть на секунду ослабят тоску. Дум ушел из группы «Пантеон», в связи с распадом самой группы. Просто музыку им писала Анжела. И невыносимо было исполнять то, что делало живым ее образ. Аладдин нанялся в бар тапером и тихо напивается после каждого выступления. Велес и Алла решили не сдаваться и пойти Фортуне наперекор. Их группа выступала успешно месяца три, пока не выяснилось, что для дальнейшей карьеры требуются счета в валюте. Счетов не было. Понемногу группа распалась. Велес и Аллочка, оставив предубеждения, подали заявление в загс. Остается надеется, что мрачное пророчество Аллы не сбудется. Алиса оканчивает школу, не желая думать о будущем. Мир не перевернулся. Для большинства людей. Но имена тех, кто хотя бы пытался сделать музыку, не должны быть забыты. Иначе нам не останется ничего. Лишь пустота. Постскриптум: Памяти тех, кто шел по тернистой дороге вслед за музами, но не сумел закончить свой путь, посвящается… Март 2005. © Оксана Биевец, 2009 Дата публикации: 02.02.2009 01:12:23 Просмотров: 2359 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|