Вино, рулетка...
Вионор Меретуков
Форма: Рассказ
Жанр: Ироническая проза Объём: 8744 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Не каждому выпадает удача в одночасье стать миллионером. Мне удача улыбнулась. Но эйфория длилась недолго, а потом восторги куда-то подевались. Я опять был один на один со своими мыслями о цели, целесообразности, предназначении, о жизни и смерти, со всеми этими бессмертными «зачем» и «почему». Будто ничего и не произошло. Будто и не было этих чемоданов с миллионами. Может, мне они, эти миллионы, и не нужны, может, они мне мешают жить, мешают творить и выпекать романы века? А что если избавиться от них, от этих миллионов, отправив по примеру незабвенного Остапа по почте главному финансисту страны? Кстати, кто он, этот мифический главный финансист страны? Вряд ли это министр финансов… Хорошо, допустим, я все-таки как-то красиво и достойно избавлюсь от миллионов. И что я обрету в результате? Вдохновение? Может, я тут же накатаю шедевр, который произведет фурор во всем подлунном мире? Сомневаюсь. Так в чем же дело? Может, я просто не умею извлекать из денег то, ради чего их придумали? Вино, дорогие женщины, рулетка, скачки, автомобильные гонки, горные лыжи, бирманский массаж, тайский массаж, гавайский массаж, тибетский массаж, фешенебельные отели, райские наслаждения... Традиционный набор удовольствий, которые приедаются очень быстро. Мальорка, Рио-де-Жанейро, Мадрид, Барселона, Лондон, Рим, Венеция, Осло, Флоренция, Париж... О, Париж! Везде я был... Может, смотаться на Восток? В Китай? Или на Мадагаскар? Ах, не это мне нужно! Перемена мест и впечатлений может отвлечь от главного. Да-да, может, я это знаю. Но только на время. И потом, это не жизнь, а бегство... Звучит банально, но от себя, от своих тягостных мыслей не убежать... Они всегда при тебе, где бы ты ни был. Это я испытал на себе. Чего мне не хватает? Обвинял отца, а сам... Видимо, мне тоже не хватает второй жопы. Перечитать, что ли, Бродского?.. У Чаплина вычитал, как некто представлял себе счастье. Этот некто, слегка смущаясь, сказал, что когда он думает о счастье, то перед его мысленным взором возникает безлюдный пляж. По песку медленно движется маленький открытый автомобиль, девушка, свесив ноги, чертит следы на песке... Уверен, что Чаплин писал о своем понимании счастья. Только теперь я понял. У кого-то это пляж с девушкой, у кого-то угол дома, врезающийся в ослепительное небо, у кого-то выщербленная стена кладбища. У кого-то воспоминание о свежем утре и занавеске, трепещущей от порывов ветра, и пьянящем запахе, исходящим от юной женщины, только что познавшей любовь... У кого-то - видение театральной сцены, на которой ставят твою пьесу. У кого-то - лужайка перед избушкой и дым от костра, сложенного из сырого хвороста. А у кого-то нет даже этого. И самое-самое главное – в душе должен быть покой. А какой тут покой, когда… Не покой у меня был на душе, а поза, лукавое и показное довольство жизнью, которую я украшал украденными миллионами… Мне ничего не хочется. У меня портится настроение. По части плохого настроения я могу уже сейчас состязаться с Карлом. Совсем недавно я был бодр и весел, как Генри Миллер в пору его голодной парижской молодости. Почему я полюбил Миллера? Он величайший мастер по извлечению бодрости и веселья из того, в чем бодрости и веселья вроде бы и нет. Он во всем видел красоту. И он мотался по свету не для того, чтобы эту красоту отыскивать – она и так всегда была у него перед глазами. Повторяю, он видел красоту буквально во всем. Даже в куске дерьма. У Миллера никогда не бывало плохого настроения. Он всегда был бодр и весел. По крайней мере, так он пишет, и это меня убеждает. Вот бы и мне... Миллер знал, что основная особенность окружающего мира – это олимпийское спокойствие. Другими словами – равнодушие и безоглядный оптимизм, граничащий с идиотизмом. И Миллер этим жил. И совсем не плохо жил. Он это принимал как данность. Когда умирает маленький незаметный человек - понятно, что это проходит незаметно. Даже когда умирает всеобщий любимец: герой войны, знаменитый футболист, кумир попсы или великий актер, - то людям хватает получаса, чтобы всласть погрустить и вернуться к своим каждодневным мыслям и делам. У оставшихся в живых нет времени на грусть, им надо успеть переделать великое множество самых разных вещей: заняться любовью с женой приятеля, позавтракать с нужным человеком, подсидеть коллегу, внести очередной взнос за дом, договориться о кредите, отдать машину в ремонт, поговорить с сыном... И т.д. Миллер знал, что Господу и миру людей безразлично от чего ты умрешь, главное – чтобы ты умер. И умер вовремя. ...Может, мне заняться благотворительностью? Отдать все деньги до копейки в какой-нибудь приют для престарелых. В надежде, что когда-нибудь и мне найдется там место. В один прекрасный день я заметил, что солнце светит не для меня. И что? Как описать тоску? У Тургенева есть замечательные места, от которых веет скукой далекого девятнадцатого века. Возможно, тогда это скукой не называлось. Так жили все. То есть со скукой все были на короткой ноге. Жили неторопливо, размеренно и осмысленно. Скука была неотъемлемой, привычной и необходимой частью светской городской жизни. Иногда и деревенской. И не надо думать, что только помещичьей. Крестьянин тосковал не меньше. Особенно долгими русскими зимами, когда он сутками лежал на полатях и не знал, чем себя занять. Так, может, надергать две сотни слов из Тургенева, перетасовать их на современный лад и вывалить на голову читателя? Я устал от беготни. За мной гнались невидимые противники. Знать бы, как выбраться из этого состояния. И дело было не в том, что за мной гнались, вернее, не только в этом. Дело было во мне самом. Как только я обрел эти треклятые миллионы, у меня появилось свободное время. И вместо того чтобы писать книгу, я ни черта не делаю, Вернее, я делаю вид, что пишу ее, делаю вид, что моя жизнь это и есть книга... Очень удобная позиция. Если бы она не была для меня мучительна. Я устал от самого себя... Тоска, тоска... Можно было бы на скорую руку слепить вывод: жизнь без цели, жизнь, купленная воровским путем, приводит творческого человека к банкротству, к нищете духа. Ах, если бы все было так просто! Мы научились с легкостью делать выводы, за которые ни перед кем не отвечаем. Моя жизнь вовсе не бесцельна. Я пишу книгу. Я все-таки пишу ее. Может быть, я буду писать ее всю жизнь. И если мне не помешают, если меня раньше не пристрелят, как куропатку, я ее когда-нибудь допишу до конца. Очень может быть. И если это случится, то моя книга станет фактом истории. Вернее, фактом реальности. Это меня приободряет. Пока книга пишется, ее содержание является достоянием только одной головы, а именно: головы создателя, в рассматриваемом случае - моей писательской головы. И по этой причине оно, содержание, не имеет ин веса, ни массы, ни формы, ни габаритов, и больше похоже на метафизическое представление о жизни, чем на реальную жизнь. А готовая книга – это уже нечто осязаемое, реальное. Это как горящая свеча на столе... свеча горела на столе... или Эйфелева башня, которую ненавидел по крайне мере один французский классик. События и лица в написанной и изданной книге не менее реальны, чем та же Ингрид или я. Кстати, Ингрид должна переспать со мной. Я так решил. Надо внушить ей эту мысль. Я ей докажу, что она просто обязана это сделать. Во-первых, это будет прекрасной проверкой истинности и серьезности ее отношений с ангелочком. Если он обо всем узнает и простит, значит, его чувство к ней так же прочно и несокрушимо, как тот могучий дуб, о котором я говорил выше. Чувство, укрепившееся в результате такой проверки, оседлает вздорную ревность и выдержит любое испытание. Это будет необходимое, с одной стороны жестокое, с другой - такое милое и приятное, испытание на прочность. Когда Мартин ее простит, а я верю, что он ее простит, ибо он великодушен и прозорлив, они пойдут по жизни, держась за руки и честно глядя друг другу в глаза. И будут идти так до самой смерти. Во-вторых, это очень поучительно и продуктивно – подвергать себя такому испытанию. Сразу взрослеешь и становишься терпимей ко всему, что касается любви и прочих штучек в этом роде. (Фрагмент романа «Восходящие потоки») . © Вионор Меретуков, 2010 Дата публикации: 25.08.2010 13:19:30 Просмотров: 2629 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |