Два звонка для Ивана Дашкова (6) продолжение
Александр Шипицын
|
Форма: Повесть
Жанр: Просто о жизни Объём: 8439 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
6. Второе рождение Тогда, после посадки, зарулив на свою стоянку, они не спешили выйти из самолета. И дело даже не в ослабевших внезапно коленях. Штурман, достав цилиндр бароспидографа, дрожащими руками спешно коптил спичкой место падения высоты, тупо и бесстрастно фиксируемую прибором. Затем иглой ножки циркуля провел прямую линию, исключающую всякие подозрения касательно выдерживания режима полета. В каждом экипаже есть человечек, следящий за тем, чтобы ничего явного тайным не стало. Для соответствующих органов, разумеется. Был такой паренек и в экипаже Дашкова. Несмотря на меры, принятые Иваном, и клятвенные уверения всех членов экипажа в совершеннейшей преданности и полной конфиденциальности, соответствующим органам об этом происшествии все стало известно в течение 2-3 часов после посадки. Там спешить особенно не стали. Во-первых, ждали, может сам доложит? А во-вторых, информацию надо как-то легализовать, чтобы не раскрыть ее источник. Да и признаков измены родному социалистическому Отечеству, вроде, не просматривалось Ждать пришлось довольно долго, почти месяц. На ближайшую после происшествия субботу Иван, вопреки своим правилам – не пить с подчиненными, назначил тайное празднование второго Дня рождения. Собрались в общежитии в комнате второго штурмана, где он жил один. Выпили крепко и тихо, чтоб не привлекать внимания, радовались, что остались живы. Все дружно восхищались своим командиром. Его выдержкой и мастерством. Правый летчик Дима заявил: - А я вообще ничего не понял. Летим, спокойно так, и вдруг: бросок влево, бросок вправо, это я теперь понял, что командир стрелков будил, а тогда…. И вдруг самолет в крен валится, да так, что и не удержать. Смотрю – командир шасси выпускает. Думаю – он что совсем, того!? Куда садиться? Самолет падает, внизу вода, крен адский. Только когда все три лампочки «Шасси выпущено» зеленым засияли и крен исчез – понял: стойка выпала. И как только командир сообразил это? Я бы ни в жизнь не смикитил. Днем бы еще туда сюда, может быть КОУ доложил, но ночью…! - А я …, а меня так к приборной доске прижало, - пытался рассказать штурман о своих впечатлениях, - мелькнула мысль: Надо катапультироваться. А куда? В Охотское море. Лучше сразу, в кабине застрелиться… Штурман к месту и анекдот вспомнил. Как на одном Ан-12, что полную кабину людей вез, один двигатель остановился. Все страшно перепугались, побледнели, но молчат. Только один, в кожаной куртке, летчик, наверное, все в иллюминатор внимательно смотрит. Все думают, оценивает, сколько до берега осталось. А тот смотрел-смотрел и к толпе поворачивается: - А интересно, акулы тут водятся? Все в ауте. Чуть не побили того летчика. В результате этих разговоров выяснилось, что все друг друга ценят и уважают. Радист долго и путано рассказывал кормовому стрелку, за что именно он его так ценит, но тот ничего не понял, так как в это же время рассказывал второму штурману, как надо делать блесны для подледного лова корюшки. Под конец, когда все выговорились, и на душе стало чище и легче, обнимались и плакали. И настолько крепко выпили, что правый летчик только под утро домой пришел. На гневные упреки жены, забыв об обете молчания, гордо заявил: – Молчи, дура! Мы свое второе рождение праздновали. - Какое еще рождение? – опешила супруга и давай расспрашивать. А наш герой грудь выпятил от геройства своего, и под конец слезу пролил. - Да мы с десяти тысяч почти до самой воды сыпались. У нас шасси, того…, кувырк и выпало. Да кто же знал? Скажи спасибо Иван Ивановичу. Была бы ты уже вдовой, - и хотя детей у них еще не было, добавил, - а детки наши сиротами бы родились. Смотри же – никому, ни полсловечка! – Наш герой от жалости к будущим деткам даже всплакнул слегка. Перепуганная жена, ахая и охая, вытащила из него, что смогла. Мужа ей жалко стало, даже рюмочку коньячку налила. Тот от этого совсем раскис и под конец нес такую ахинею, что понять его смог бы только такой же, как он пьяный. А потом, полураздетый, на диван рухнул и сразу уснул. Просто диву даешься, как эта женщина две недели терпела. Решив, что срок давности уже истек, с подругой поделилась. А та, тоже поахав да поохав, спасением души своей поклялась молчать и даже на одре смертном свято тайну хранить. Но в очереди за мясом всем, кто уши имел, об этом происшествии доложила. Понять ее было сложно. По ее словам в самолет Дашкова то ли ракета, то ли комета попала и падали они до самой воды, а как от воды отскочили, так свои самолеты и догнали. Даже первыми на аэродром прилетели. Мало кто чего из этого куриного бреда понял, но тот, кому надо - все уразумел. В каждой очереди за мясом всегда соответствующая бабенка есть, которая и понимает, и знает, что это за кометы по утвержденному командующим маршруту летают, и кому следует об этом рассказать. Бабенка – соответствующим органам доложила. А уж теперь легальных источников информации столько, что хоть в мешки складывай. И носителей этой информации поочередно в особый отдел вызвали и с них объяснительные записки об услышанном в очереди происшествии взяли. Там умеют даже самым нелепым слухам совершенно правильную форму и нужное значение придать. Начались для Ивана тяжкие дни. Все понимали, что Иван скрыл происшествие не из страха за себя, а из опасения, что опаснейшая предпосылка к летному происшествию повиснет на его эскадрилье и на полку в целом. Но, тем не менее, полковое и дивизионное начальство, понукаемое особым отделом, взялось за Дашкова с особым рвением. Экипаж объяснительные записки написал. Штурманы под его руководством схему происшествия два двадцать на метр восемьдесят изобразили. А так как опыт у них был нулевой, пришлось прапорщика Мальцева из Дома офицеров звать да за бутылкой для него бегать. Какая же картина происшествия без источника вдохновения может быть создана? Зато схема получилась – загляденье. Иван ее после себе забрал и тщательно сохранял. На схеме в плане и в профиль изобразили весь путь падения, с соответствующими пояснениями. И в обоих случаях остров Святого Ионы нарисовали. Только ленивый этот экипаж не порол. И политотдел, и секретарь парткома, которого больше всего бесило, что он свое личное время тратит на тех, которых земля по непонятным причинам все еще носит, а каленым железом и поганой метлой их почему-то не секут. И комсомольские организации, вначале эскадрильская, а затем и полковая персональное дело комсомольца Дашкова рассматривали. Особенно забавно было слушать, как первого года службы матросик-комсомолец из штаба полка ему вопрос задал: - Вот вы нам, вашим товарищам по комсомолу, ответьте, о чем вы думали, когда педалями шевелили? Иван всю выдержку свою в кулак собрал – матросик при замполите полка вроде вестового состоял, и спокойно ему ответил: - Да ни о чем не думал. Хотел кормового стрелка разбудить. На это, умудренный опытом службы при политорганах, матросик, удрученно вздохнул и, обученный политотделом, как по писанному, выдал: - Низкая у вас еще сознательность, комсомолец Дашков. Потом, когда все отведали Иванова тела, уже на дивизионном собрании офицеров, стоял Иван, голову понурив, а его руководители всех служб и ведомств дивизии полоскали и песочили, как только могли. Пока Саша Костренко, правдолюбец из другого полка, руку не поднял: – Так за что мы летчика осуждаем? Действовал он грамотно, строго по инструкции. Экипаж и самолет спас. Его к ордену представлять надо. А вот что стойка шасси от любого толчка вываливается – это разбора достойно. Командир дивизии правдолюбца усадил и поинтересовался: – Капитан Костренко, вам мало, что вас к нам из Острова за излишнюю любознательность и разговорчивость сослали? Мы капитана Дашкова не за действия его осуждаем, а за то, что опаснейшую предпосылку к летному происшествию скрыть пытался. И адвокаты нам тут не нужны. Не в милиции, чай. Ване служебное несоответствие от комдива вкатили. Да, Костренко при встрече ему руку пожал: - Ты, Ваня, настоящий летчик! И не бери все это в голову. Да и комдива пойми, поставь себя на его место: в Москве увидят бумагу – предпосылка, опасная. А кто виновник? А как отреагировали? А теперь – красота! Наказали, проинформировали, проработали и, в части касающейся, довели - вопрос можно закрыть. А за одного битого, двух небитых дают. Звезда Ивана потускнела слегка, но не закатилась совсем, а из крутого кабрирования в плавный набор высоты перешла. Правда, командиром отряда, как это раньше планировалось, в первую очередь не его поставили. © Александр Шипицын, 2015 Дата публикации: 25.08.2015 10:11:11 Просмотров: 2110 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|