Глубокое погружение Антона Ч.
Николай Юрлов
|
Форма: Миниатюра
Жанр: Историческая проза Объём: 4242 знаков с пробелами Раздел: "Окололитературное" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Как сибирский страж порядка Пётр Аршаулов водил писателя Чехова по местным «достопримечательностям».
Антон Чехов, который по договорённости с редактором «Нового времени» Алексеем Сувориным отправился на Сахалин через всю Россию, в мае 1890 года прибыл в Томск. На неделю писатель остановился в деревянной гостинице «Россия» и в приватной беседе с немногочисленными гостями своего номера разоткровенничался. Может быть, сверх того или уж и впрямь устал с дороги: мол, едет он на этот каторжный остров «делать двугривенные»... Именно столько платил Суворин своему специальному корреспонденту, командированному на край света: двадцать копеек за печатную строку. При крепости царского целкового (не какой-то путинский рубль!) — просто прекрасный гонорар, мечта литератора нынешнего. На провинциалов это действовало, а чтобы набраться храбрости в дальнейших отношениях со знаменитостью, они скромно просили в номер водки. Вероятно, поэтому Антон Павлович составил о местной интеллигенции не очень лестное мнение. Ему и родной брат Николай своими запоями надоел, а теперь вот гляди ещё и на сибирских говорунов, столь рьяно принимающих на грудь… Вообще о самом большом городе за Уралом у Чехова сложилось не совсем верное представление, что позволило писателю очень смело сравнить Томск со «свиньёй в ермолке». Спецкор вспомнил Гоголя, его бессмертного «Ревизора»: это выражение относилось к попечителю богоугодных заведений Землянике и означало «чванливого человека с необыкновенно большими претензиями». Не берусь здесь за детальный лексический разбор, но фраза явно оскорбительная: свинья есть свинья, тут уж не столько чванство, сколько грязь. Положим, нечистот в Томске, который до постройки Великого Сибирского пути был во многом деревянным, действительно хватало: Сибирь не Европа, улицы в конце девятнадцатого века здесь ещё не мостили. Но один весьма любопытный визит многое объясняет. В первый же вечер к Чехову, когда он сидел за столом и писал первые путевые заметки «Из Сибири», явился помощник томского полицмейстера Пётр Аршаулов. Он даже время выбрал не совсем гостевое, ближе к ночи. Имел полное право, на то он и страж порядка. Правда, цель не совсем оправдывала средства: Аршаулов баловался сочинительством и хотел показать мэтру кое-что. Когда ещё в Сибири литератор такого уровня окажется проездом и при этом не предстанет в кандалах? Чехов нашёл рассказ гостя «недурным». Без водки и здесь не обошлось, а дальше Пётр Петрович, этот «пристав с длинными усами», предложил писателю посмотреть на жизнь, так сказать, изнутри, отправившись в … публичный дом. Что это было: Болотная улица или Мухин бугор, где частенько бывали приисковые старатели после завершения сезона, заглядывали чиновники, купчишки и прочий относительно обеспеченный люд, пробовавший всё на ощупь, — мы уже и не узнаем. В истории литературы осталась только одна откровенная строчка после этой импровизированной инспекции корреспондента «Нового времени» и томского блюстителя: «Противно!» Впрочем, если уж быть до конца последовательным, дневниковая запись Антона Павловича в данном случае не оригинальна. Эта же самая фраза срывается с языка его героя — московского студента-юриста Васильева, который вместе с двумя приятелями посетил ряд злачных заведений в С-овом переулке, откуда вылетали весёлые звуки роялей и скрипок. Но рассказ «Припадок» появился в печати за два года до поездки в Сибирь. В этих первых подступах к теме юный герой лишь попытался найти решение проблемы и, конечно, не смог. Не только в силу того, что к несчастному подступил душевный припадок. Самому Чехову нужно было становиться Львом Толстым, усматривая корень зла в общественном темпераменте, для которого женщина выступала и выступает как источник наслаждения. Может быть, именно посещение томских притонов стало для Чехова тем самым открытием, которое всё и решило в его творческой судьбе: посмотреть на грязь ещё раз и больше не браться за эту тему никогда, предоставив её другим. Потому как не его! Открытие открытием, а осадок остался. … Купив в Томске тарантас и покидая навсегда «Сибирские Афины», Антон Павлович уже не сомневался в истинности слов, что искусство всегда требует жертв, когда дело касается глубокого погружения литератора для предметного изучения нравов. Вот она и всплыла, свинья-то!.. © Николай ЮРЛОВ, КРАСНОЯРСК © Николай Юрлов, 2016 Дата публикации: 08.02.2016 06:14:22 Просмотров: 1988 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|