Критерий зла
Артур Петрушин
|
Форма: Миниатюра
Жанр: Триллер Объём: 11113 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
«О женщины, женщины!» Это сказал не я, а Шекспир, и сказал правду
А.П.Чехов Где мы его достали – я вам не скажу. Это не моя тайна. А даже если б и моя – все равно! Дело слишком щепетильное. Мы тряслись в переполненном троллейбусе, находясь в крайней степени возбуждения. Рома ерзал на сиденье, а Дима беспощадно тер пылающее факелом ухо и нервно притопывал ногами. Лишь я был внешне спокоен, но давалось мне это с огромным трудом. Внутри все куда-то ухало при каждом толчке и шорохе, а руки так и зудели, когда я прижимал Его поплотнее к животу. Его – это настоящий всамделишный парабеллум! Пистолет был далеко не новый, еще с войны, но хранился бережно, в смазке, и теперь выглядел очень грозно и воинственно, несмотря на сплошь покрывающие его царапины. Вдобавок, внутри скрывалась почти полная обойма патронов! Достался он нам… Ах! Я забыл, что трепаться об этом нельзя. Да. Так вот, ехали мы к зоосаду, где неподалеку на отшибе, среди вросших в землю рельсов, стояло заброшенное депо. Место для нас – идеальное: дома далеко, дорога – в полукилометре, никого нет, а самое главное – настоящий сонм диких голубей, избравших старое здание своим штабом и, между прочим, изгадивших его до полного безобразия. А троллейбус, скотина, нарочно тянулся медленно, лениво, с какой-то тупой важностью кланяясь каждому светофору. Так что, когда на нашей остановке открылась дверь, из нее рванулся вихрь, разметавший ошарашенных пассажиров и скрывшийся, не дав возможности даже установить – что это было. Мы бежали молча, продираясь сквозь кусты по самой короткой, известной только нам дороге, и чувствовали себя настоящими древнегреческими римлянами. Но путь все равно не близкий, так что скоро Дима, летевший впереди, тормознул и хрипло продышал: – Куда мы гоним, братцы? Успеем… А то, глядишь, кто-нибудь, увидев нас, заподозрит чего… Нехотя перешли на шаг. Нам еще предстояло взобраться на старинную каменную стену, тянущуюся вдоль шоссе и сплошь увитую деревьями, по ней метров 800 и свернуть за ручьем – а там скоро и наше депо. Мы шли по самой кромке обрыва, пригибаясь под нависающими ветками, и наперебой рассуждали о специфических предметах, представляющих в данный момент для нас живейший, просто жизненный интерес – преимущества и недостатки парабеллума, кучность, дальность, скорострельность… Вокруг щебетал май, мотовски расплескивая свою палитру красок, запахов и звуков, подтягивая в унисон нашим поющим душам. Солнце в небе блестело, как моя медаль за футбол. То и дело из-под ног и над головами, с треском разрывая крыльями воздух, выпархивали птицы, и моя рука судорожно сжимала взмокшую от волнения рукоятку. Но – рано, рано! Постройки слева все редели, приближался ручей, когда прямо над нами с оглушительным гамом взвилось скопище ворон и принялось реять кругами, свирепо каркая. Самая наглая, пикируя, чуть не садилась на голову, с насмешкой разевая клюв и издавая отвратительную какофонию. И тут я, не соображая, что делаю, выхватил нашу игрушку, щелкнул предохранителем и – окрестности содрогнулись, оглушенные выстрелом! На мгновение жизнь вокруг замерла, даже вороны захлопнули свои пасти, Рома, с увлечением несший какую-то чушь, проглотил половину слова… В следующее же поднялся шумовой ураган, мне даже показалось, что ветер вспылил в ветвях – рассерженная природа будто тыкала в меня пальцем, требуя ответа за причиненный переполох… А потом на голову Диме свалился вороний труп. Мы стояли, созерцая несчастную птицу, пока Дима тихонечко нагнулся и перевернул ее. – Класс! – восхищенно прошептал Рома, рассматривая обезображенную голову. От нее мало что осталось – пуля, видимо, попала прямо в глаз. – Тренируйтесь! – небрежно бросил я, пряча пистолет, и, пнув ногой ворону, двинулся дальше, изо всех сил сдерживая подкатывающую как блевота гордость. Но не сделал я и трех шагов, как впереди за деревьями взвизгнули тормоза и хлопнули желтые дверцы милицейского УАЗа! – По-моему, выстрел… – А хрен его знает! Сейчас посмотрим… Э, да вот и они – бойцы!… Стоять! – освирепевшим голосом рявкнул рослый сержант, смотря куда-то мимо меня. Я медленно перевел за ним взгляд, увидел мелькающие подметки моих друзей, и тут только до меня дошло – я стою, в 20-и метрах милиция, друзья бегут, а пистолет у меня! Тем временем к рявкающему сержанту присоединились еще трое с неподвижными глазами, и они все вместе бодрым радостным шагом направились ко мне. Разум у меня в третий раз отключился. Медленным ленивым движением я вытащил пистолет, навел его на самого толстого и деревянным, с хрипотцой голосом, но твердым и уверенным, выдал: – Стоять! Им как ноги обрубило. – Назад! Быстро! – я чувствовал, что сейчас дам петуха, и потому говорил громко и раздельно. Они попятились, завороженно воззрясь на подрагивающий черный зрачок ствола, лица побелели, как яйца на сковородке. Тут я опомнился и застал себя буравящим заросли со скоростью пули в направлении, прямо противоположном окаменевшим у своей машины милиционерам. «Ми-ли-ци-я! Ми-ли-ци-я! Ми-ли-ци-я! – бешено стучало в висках. – Какое словечко умильное…» Лишь метров через сто я осознал, что бегу не совсем туда, куда следовало бы, вдобавок пистолет воинственно подпрыгивает в руке, а по бокам мельтешат какие-то люди, дома… Сзади, неотвратимо приближаясь, ревел мотор УАЗика. Я завернул за угол, едва не сбив с ног какую-то девчонку с собачкой, и из последних сил помчался к замаячившему впереди забору зоосада. Он был неимоверной высоты – выше, чем наш учитель физкультуры, бывший баскетболист – и поэтому, когда оказалось, что я уже вовсю рассекаю по пушистой зоосадовской лужайке, а милицейский броневик еще не выскочил из-за угла, почти собой восхитился. Моя цель – наш старый заветный дуб – манил ветвями на краю лужайки, у речки, впадающей в утиный пруд. В нем было громадное дупло на уровне моей груди, а еще в него лет 200 назад попала молния, расщепив всю верхушку, так что из дупла можно было при большом желании влезть на самый верх по своеобразному надземному ходу – и снаружи тебя ни одна сволочь не увидит! И все же я опоздал. И понял это слишком поздно. Я присел, удобно устроившись в дупле, насилу отдышался, изо всех сил обхватив себя руками, чтобы унять крупную дрожь, и затаил дыхание, натопырив уши. Пистолет, казалось, настороженно смотрит на меня, готовый сделать все, что я прикажу. Время словно остановилось. Даже причудливое облако, зацепившееся за край дупла и напоминающее милицейскую фуражку, задремало, отдаваясь весенней неге. Я напряженно вперился в него, ожидая подвоха. Время остановилось. В голове крутились сумбурные мысли о том, что я ничего плохого не сделал, что пистолет… нашел, и не знал даже, что он заряжен, что я хорошо учусь в школе и… что я… не хочу в тюрьму!.. Напряженные глаза заслезились, зачесались, начали закрываться. Не выпуская парабеллума из побелевших пальцев, я отчаянно затер кулаками глаза. Зрение медленно восстановилось. Фуражка по-прежнему смотрела на меня. Но только настоящая. От неожиданности я нажал на курок. Нет, я не целился никуда, клянусь! Я просто конвульсивно дернулся, а этот дурачок железный ни с того, ни с сего возьми, да и выстрели! Это правда!! Но только фуражка подпрыгнула вверх, а упитанная ряха отвалила назад, брызнув во все стороны кровью! С каким-то звериным торжествующим рыком я шваркнул пистолет под ноги и зашуршал вверх по стволу. С ободранными локтями и коленями, обломанными ногтями, ухватился за сук в самом верху трещины и замер, обессиленный. Внизу кричали, суетились и два раза что-то сухо треснуло, отдавшись дрожью в теле дерева. «Стреляют, ублюдки!» – подумалось почему-то с облегчением, и я полез еще выше, пока не закачался вместе с верхушкой, надежно укрытый ее бархатистой зеленью. Изловчившись на ненадежных сучьях, кое-как сумел обнаружить прогалину в листьях и посмотреть вниз. Первым делом сдавило горло и застучало в висках – этажей 10! Я высоты, честно сказать, боюсь… Спустился пониже, на сук потолще, приник к нему, обвил руками и ногами, прильнул, как к любимой собаке. Я был изо всех сил согласен оказаться сейчас где угодно – хоть на контрольной по алгебре – только не здесь… Сердце потихоньку утихло, оттаяли мысли, и я смог относительно спокойно рассмотреть, что творится на земле. Моя невольная жертва (да – невольная!) лежала в нелепой, безжизненной позе, беспорядочно раскинув ручки-ножки. Над ним хлопотали двое – один нес из речки воду, второй расстегивал амуницию. Третий скрылся – за подмогой, что ль? И во мне тут загорелось: «Это шанс! Пока все заняты не мной, надо линять отсюдова… Вот только как?!» Я осторожно осмотрелся. И похолодел. С другой стороны речки, совсем рядом, горделиво высился высоченный тополь, почти с мой дуб, и его крона, повернутая ко мне, протягивала руки-ветки, приглашая: «Иди сюда, голубчик!» Я сперва даже отвернулся в испуге – ну тебя, искуситель! – но затем, как загипнотизированный, снова уставился на толстую кривулину, вытаращившуюся из тополиной кроны и почти лишенную листьев. От конца моего сука – метра 3 и чуть ниже. «Это шанс! – еще раз пронзило меня. – Речка хоть и неширокая, но быстрая и глубокая, так что я успею сметнуться вниз и сделать ноги очень запросто. А если повезет – они даже и не заметят!» «Пошел, страус, пошел, пошел, пошел!..» Я лихорадочно-медленно пробирался по ветке к предательски-тонкому ее концу, потом встал и зашатался, дурея от сладкого ужаса. Все стихло в нахохлившейся округе. Ветер затаил дыхание, птицы и насекомые закрыли рты со страшными глазами, менты, сжав зубы, копошились над подбитым (или убитым?) товарищем. За свою гримасу судить не берусь, но внутри завелся реактивный самолет и тонко свирепо выл. А может, у меня просто уши заложило. И тут вдруг рявкнула сирена и заголосила на все лады обиженным ребенком. – Скорая помо-ощь! Ка-ак ты во-овремя-а! – пропел я вслух дурацким басом и прыгнул. Хорошо я летел, красиво! Эх, со стороны бы посмотреть!.. И на кривулину свою попал точно! Надежно схлестнулись руки, рывком останавливая мое трепетное тельце, даже на поцарапались! Я захлопнул судорожно разинутый рот, и тут мой сучок крякнул, крякнул, подумал немного и – с пушечным хлопком обломился! Вот дубина!!! Внутренности сжались в материальную точку, россыпь валунов у берега распахнулась ощеренной пастью – я зажмурился, растопырился и заорал… ………………………………………………………………………….. …Настольная лампа, качнувшись, грохнулась на пол, в ней победно разорвалась лампочка. Я застывшим монументом возвышался на родном диване, запутавшись в перекрученном одеяле. Мой посмертный крик еще витал по квартире, отдаваясь в перегибах потолков и вызывая подвывания в унитазе. Это что – мир иной?.. ?!! …Ах ты, господи! Тьфу, черт!.. Это ж дом мой… А я вчера со Светкой гулял до пяти утра, сегодня матушка в школу будит – а я мертвый! Какая там школа?! Пробовал косить под больного – но ее разве проведешь? Ну, вот, встал, оделся, вышел, завернул за угол, на стадион, подождал, пока предки на работу убегут – и домой, в теплую постельку… Да… Вот что значит женщины! От них все зло! © Артур Петрушин, 2010 Дата публикации: 18.07.2010 00:10:14 Просмотров: 2942 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииЛена Лихачева [2010-08-07 23:45:06]
Артур Петрушин [2010-08-08 21:09:14]
Разве?
|
|