Кораблики
Марина Павловец
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 41802 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
И у гусей есть мантры К концу недели хоромы Ларисы превратились в судостроительный комбинат: на полу, столах, полках, камине и ящике для обуви поселились кораблики. Белые, синие из цветной бумаги, линованные из ежедневника, рябоватые из газет... Но особенно симпатичными получились суда из денег. – Тётечка, а эта красная? Красная, сколько? – Червонец. Э-э-э... Десять рублей. Видишь, Светик, один и нолик. Смотри, здесь Кремль! Он в Москве, – объясняла Лара пятилетней племяннице. – Знаю-знаю. А это кто? – Это наш дедушка Ленин. – Нет. Наш деда Витя! А тут... – Погоди. Сейчас доделаем кораблик и пойдём пускать. Наведём водичку голубую преголубую, как в настоящем море... – С пузырьками? – Да. И через моря и океаны мы с тобой поплывём в Новую Зеландию!.. – Ой, тётя Ляля, как красиво денежки плава-ю-ют!.. Когда Лариса пропела «Белые кораблики» раз двадцатый, маленькая капитанша засопела. «Всё! Куклы куклами, а надо и дело делать». Чудный ребёнок, подброшенный сестрой Фаиной на время карантина в садике (куда денешься? родня!), уже три дня не только испытывал на прочность характер бизнес леди, но и грозил срывом поступлений. Перепланировка у Аркашиной затягивалась, на коттедж привезли не те светильники… В её отсутствие уборщица Галя притащила в бюро шкуру медведя, двухметровую пальму, репродукцию в золоченой раме, рискуя распугать серьёзных заказчиков «гламурным стилем». Про сестру, родившую под сорок третьего, Лара думала так: «Преклоняюсь, но не завидую». И всё. То, что дети ещё та проблема она никогда не сомневалась, и в её стерильном быте проблем не было. Теперь же только смотри да считай потери: треснувший столик с пескоструйкой от модного дизайнера – раз; испорченный DVD-шник – два; жирный, напоминающий птицу автограф над камином… А журнал «Salon» за две тысячи второй? А-а-а... Когда успела? Но больше всего Ларису достали сказки на ночь. Это же треть жизни! И никуда не денешься. Вот, кажется, всё – спит. Нога нащупала тапочек и можно, не дыша, выскользнуть курить... Ан, нет... – Тётя, а почему у тебя кухня в спальне? – Завтра расскажу. Спи! – А в Индии море есть? – Да. Спи! – Тётечк-а-а... А ты, правда, «такая фурия»? – Да спи ты! Спи... – и опять: Белые кораблики, белые кораблики по небу плывут. Белые кораблики, белые кораблики дождики несут. Лариса похлопывала по тощей спинке, мычала, акала и наблюдала за светом: линии круглые, прямые, ломаные врывались, прыгали, отражались и рассыпались фейерверками в напичканном стеклом доме. Окна переделанной «под итальянку» квартиры портьер не выносили в принципе. Много солнца днём, огни магистрали ночью – своего рода лекарство от зашторенного детства на первом этаже хрущёвки. Свет и ещё раз свет. И никакого одиночества. Эх, Гарик! Не найди она тогда сметы, пела бы сейчас «Кораблики» другому ребёнку и ничего бы не было. Ага. Ни фирмы, ни Сruiser-а, ни мечты. Или мечт? Ха, мечта должна быть. Как без мечты? И поконкретнее, пожалуйста, чтобы не растекаться мыслью по древу, а как колпингист – раз! и в бой. Там разберёмся. В процессе. Хорошо бы ещё завести себе «настоящего полковника» – Hummer-а да поглядывать на мужиков сверху, – «Эй, расступитесь! Я еду!» И переть-переть вперёд, не разбирая дороги. А на одном из перекрёстков (как бы случайно) встретить Гарика, притормозить, ухмыльнуться и... и траками его... траками... Во-во… Да, прав Ходасевич, – «Подлец человек!» И ещё какой! – Спи, Светик. Завтра в садик. Спи... ...Лара могла и не смотреть на Гарика. Зачем? Она и так знала – багровеет: – Деньги-деньги... Я знаю – тебе от меня нужны только деньги. А я? Нет, погоди, Лариска. Я-то тебе нужен? Да-а-а… А было время... Его можно слушать, но напрягаться не стоит. Темперамент. Старая пластинка: Гарик умный, талантливый, предприимчивый, а, главное, благородный. Он – Дед Мороз, который подобрал Лариску (тихоню, корову и чуть ли не деревенщину), дал грудь и научил жить. Без него сидеть бы глупой бабе в мастерской «Гражданпроекта», передвигать стенки в санузлах, есть макароны перед телевизором и бабеть. А денег у неё было бы как раз бабкина банка со старыми червонцами. И Гарик прав. Всегда. Банку с деньгами Лара нашла (продавали бабушкин дом) в леднике за камнем, прозванным схроном. Там оказались соленья под ржавыми крышками, жестянки просроченной камчатской икры, рассыпавшиеся в труху орехи... Трёхлитровую банку, укутанную в фартук, бросили в мусор, но Лариса родные подсолнухи узнала. Ох, и помянули тут бабку за всю «кулацкую» родню: и керенки деда Жоры вместо обоев, и профуканную очередь на «Москвич», и горящую путёвку в Трускавец… А кредит за стиральную машину «Вятка-автомат», застрявший комом в горле? Мама долго сокрушалась: «Ну, что за человек? На счету три рубля, а тут... В своё бы время...» – и приставала, – «Ларис, ну куда теперь с ними? Разве туалет обклеить? Скажи, а?» О бабкиной экономии и осторожности (у меня свой банк!) поговорили, поахали и отделили «раритет» любимой внучке – вроде как наследство. Вот и таскала его Ларка по чужим углам годами, а оставаясь без копейки, доставала банку с денежками: расправляла, пересчитывала, чуть не нюхала и чувствовала себя богатой. Чуть-чуть. А что? Когда желудок запевал голодную «сказку на ночь», она его перебивала: – Эй! У меня есть деньги. Есть! Точно есть… – И ведь помогало. Последнее жилище успешной леди – просторное, из двух малогабаритных квартир – старья не выносило в принципе. Даже кладовка, называемая гардеробной, имела дверцы с прозрачными вставками и демонстрировала нечеловеческую аккуратность хозяйки. Банок же с камешками из Индонезии, деревцами-веточками из Японии, ракушками, рыбками, бабочками в креативном доме скопилось превеликое множество. А бабкина зачем? Ненужное прошлое. И Светик появилась кстати: кораблики из червонцев получались лучше некуда. Хотя пять лет назад... – ...И именно теперь, когда наша фирма начала приносить настоящую прибыль, мы как партнёры не можем себе позволить эмоций... Мы, Лариса Сергеевна, должны вдохновенно, неустанно трудиться не за страх, а за совесть и доверять друг другу. Доверять... «Доверять? WOW! Где это он набрался таких пошлостей?», – Лара помешивала ложечкой остывший кофе и изучала редеющую шевелюру «партнёра», – «Э-э-э... Н-да… Не тот уже колер... И замах не тот! Повторяется, жулик. Ладно». Гарик действительно говорил обо всём сразу: о себе любимом; неблагодарности с её стороны и особом к ней отношении с его; о том, что девочка кой чему у него научилась, конеШно, но без него всё одно пропадёт (мозги-то «куриные» – женские). Это минут двадцать, чтоб прониклась. Потом завел любимую: «Крем-брюле будешь кушать, в норковых манто ходить...». Купиться? Не… Знаем-плавали. Гарик пригляделся, сообразил и кинул козырь: – Лариска, нету у тебя сердца! Я тебя так люблю! Так люблю, а ты... Айда в машину… Что ж… Вчера бы сработало, но сегодня… «Не за горами сороковник, а приёмы-то... Ну и кто из нас дурак?» – Лара смотрела на Гарика и удивлялась: «Да правильно – подлец человек. Нельзя верить! А ведь хочется... Стоп!» Лысый бармен принёс коньяк и подмигнул по-свойски. Снова. Начальник спешил набраться. Догадался или придумал лошадей менять? И это мы проходили – не первый год нос к носу. Как там у нас красивых и смелых? Ничего личного – только бизнес! Главное, быстро. Fanky-жизнь. Ага. С тех пор как Гарику подвернулся крутой заказчик «новорусских замков» за Уралом, он нанял пару-тройку толковых прорабов для мелких объектов, Лару же настойчиво «покупал» делами «глобальными»: – Конечно, командировки, Ларис. То сё... Работы прибавится, но мы же вместе. Нам бы ещё миллионщика с Кавказу зацепить... – Не знает! – отметила Лара и ухмыльнулась. Папка с документами лежала на заднем сиденье машины. «Автомобиль не мужчина – не предаст, не обманет», – думалось не к месту. Железный «мальчик» обольщал её второй месяц, и Лариса чувствовала себя... ну, выше ростом что ли. Какие там каблуки (хотя обувь святое)? Это вам не первая «четвёрка с втыкалкой», которая ломалась через день, заводилась с ходу, а уж ездила... Нет, она ходила при помощи Ларкиных ног и оставляла за собой грязные отметины насквозь проржавевшего кузова. Зять говорил: « О! Из нашей прорабки ужо песок сыплется». А отец охал, – «Ты, деточка, своей смертью не помрёшь. Найдёшь на свою голову!» Но на автобусе далеко не уедешь, коль одних объектов «семь-восемь»; и кафель привези, и цемент; а уж проверить ненадёжный шабашный народ… Потом была «Audi» – подержанная, конечно, но дамочка с выпендёром. Скорость – ах! Салон – ух! После дребезжащего советского автопрома не машина – женщина-вамп. Кафель и акрилу на красотке цвета беж архитекторша уже не возила: отпала надобность брать подешевле на складе, прикупать этикетки у Шурика и тёмной ночью клеить-клеить… до посинения. Навар на одной «Радуге» выходил приличный, но времена меняются и не всегда в худшую сторону. После «Гражданпроекта», коммуналки с алкоголиками и штопаных колготок под джинсами Лариса Сергеевна въехала на «Audi» в хрущёвку. В свою! Рай. Правда, этикетки она до сих пор переклеивает. Во сне. Бизнес. Хотя компаньон-друг-любовник Гурьян Вениаминович Рыбалко об этом и не догадывался, сердце у Ларисы было. Вчера оно дёрнулось и выстрелило в предплечье с такой силой, что пришлось звонить Фаине. – Инфаркта у нас нет, слава Богу, – хмуро констатировала врачиха, отправив бригаду неотложки, – Правда до инсульта не далеко. – Сестра поставила укол и принялась выписывать таблетки. – Толку от них, Ларка, пшик, но на всякий случай... И я скажу тебе прямо: будешь так смолить и глотать противозачаточные, тромбоз тебе обеспечен. Фаина шумно вздохнула и, переваливаясь уточкой, пошла «попить витаминов». Она крикнула из кухни: – А если не бросишь Гарика, то старой девой тебе не быть! Помрёшь от несчастной любви молодой. Старшая носила третьего восьмой месяц и выплёскивала чрезмерную дозу гормонов, пытаясь воодушевить «на подвиг» всех подвернувшихся по пути. – Француженки, Лар, в сорок рожают. Ну... чтоб омолодиться. – просвещала тридцативосьмилетняя роженица, похрустывая огурцом. – Зато американки в моём возрасте только собираются заводить детей... – Она хмыкнула, подавилась, икнула и продолжала, – Слышь, Ларк, только-только. Заводить! Как собак! Хм… Эта вобла в консультации знаешь, что сказала? Знаешь? Говорит, – «Всё равно вы – старая». – О, как! Она ещё учит меня, слышь? Да я же сама врач... Лариса смолчала. Дети. Какие тут дети? Знала бы Файка да сказать нельзя. Курица. Хорошо ей при Вовке-то. Чё б не родить? А тут... Сделал Лару Гарик. Как песню спел: «Крем-брюле... Манто...» Друзья намекали, – «Не чист Гурьян… Не чист…». Так они могли быть не объективны: друзья-то институтские, общие. Поддалась на уговоры, – «Расширяться надо. Мы, Лариска, сила!» Компаньоны. Лицензия. ОАО. Уже не полулегальная шабашка, а приличный бизнес. Клиентура желает не «евроремонт» по дешёвке, а коттеджик рваным камнем отделать или реконструкцию заводика. И не одного. И в областных центрах. Ого! Рынок. Конечно, сомнения были, но клялся же – «люблю-люблю» и «мы вместе». Да, с Гариком они команда хоть куда как «левая и правая», как две части мозга. Вместе и везут и везёт. Делается. А безналичка пойдёт, масштабы станут другие. Верно, риск, но деньги. Фаина, взяв с больной клятву не перерабатываться, – «А то упеку в реанимацию», – засобиралась домой. Счастливую женщину (и бывают же такие!) ждал у подъезда муж-переводчик; дома ужин (чё наша мамулечка захочет?), состряпанный детьми-студентами; и кот-британец, который спал только под её боком; и столетняя черепаха, что грелась исключительно в её тапочках, и даже длиннохвостый попугай Мот в отсутствии хозяйки не вылетавший из клетки. Не то что бы Лара завидовала, но состояние всеобщей любви окружавшей Фаину, раздражало. Почему так? Мама называла их «два берега у одной реки». Ларка надеялась, что когда-нибудь река эта высохнет и берега сойдутся, чтобы быть им вместе – всё-таки они дети одной матери. Хотя... Если старшей покупают кофточки, а младшая всегда донашивает обноски? Или первая выскакивает замуж, рожает погодок, предки разменивают трёшку и родители-студенты практически живут в шагреневом отчем доме да ещё с малыми детьми? Тогда Ларка думала – у неё украли детство-отрочество. А разгар перестройки отцу месяцами не платили зарплату, маму сократили и ночами они втроём шили шапки, сдавали в киоск барыге, зарабатывая на прокорм; и Лара поняла – лучшие годы у неё украли тоже. Кто? Вопрос. Файка же в лихие времена умудрилась слинять со своим Вовкой в Японию и присылала отчёты в картинках – «наша Фая и сакура», «Фаина проводит чайную церемонию» или «искусство икебаны руками дорогой любимой Фаечки». Гейша хренова. А Лариска? В её жизни появился Дед Мороз Гарик. Всё начиналась с корабликов. Это потом Лара узнала о Корбюзье с «застывшей музыкой» и решила – в её жизни должны быть две главные цели – любовь и архитектура. Но сначала была весна. Сколько ей было? Пять? Шесть? Мальчишки во дворе делали лодки из тетрадных листов и запускали в огромные лужи, а Ларка по прозвищу «мелкая» бегала следом. Лёд ещё не растаял, корка больно царапала, жгла красные от цыпок руки, но было так радостно, весело. Пацаны гнали суда: били по воде палками для скорости, подталкивали, а те намокая, шли ко дну, и приходилось деревянными пальцами складывать всё новые и новые. Вот тут у Лариски первый раз в жизни и получилось что-то стоящее: быстро, ладненько, с прибамбасами – и сама не поняла как – она сложила кораблик. Народ тоже не понял (как?): – Во даёт, «мелкая»! – и приставал, – Сделай мне... И мне... И мне тоже... Она сложила один и ещё... целый флот. У неё получилось! Во дворе больше никто не называл Ларку «мелкой». Кажется, именно тогда она и узнала это важное слово – «талант». За корабликами пошли бумажные розочки, квакушки, гадалки, самолётики, раскладушки-книжки, а когда получился первый домик, отец сказал: – Э-э-э... Быть тебе, Ларка, архитектором! Домик поставили на пианино и показывали гостям. Те громко удивлялись: «Ловко!», а один важный родственник даже сказало: «Ого! Пространственное мышление!» и объяснил, какой уникальный ребёнок растёт в семье. Все дружно закивали: – Быть-быть девчонке архитектором... – и Лара согласилась, – Быть! – Согласилась и поехала учиться искусству. А Гарик? Он оказался с ней в одной группе. Парень из общаги. Как все. Не гений. Ночами на стройке работает, зачёты сдаёт последним, а уж хвостов... Откуда ей было знать, что проект яхт-клуба они делают вместе не случайно? Говорят, любовь приходит, когда человек готов: так в почву падает семя, чего-то ждёт-ждёт-ждёт, а потом раз!.. и росток. Лара была не готова. Она спала на раскладушке в коммуналке у тётки и, чувствуя, что ей не рады, дружила со всеми сразу: с бухгалтером Палычем, балетной Ритой, алкоголиком по идейным соображениям Эммануилычем. И ещё всем угождала: подтирала общий коридор, раздовала из посылок «домашнее», одалживала последний рубль… и тусовалась, где придётся, чтобы поменьше быть дома. Тётка её частое отсутствие называла «хождением в библиотеку» и нехорошо ухмылялась. С тех самых пор Лариса социальную жизнь возненавидела люто и с личной не путает. Есть работа, где Лариса Сергеевна душка, карьеристка, стерва. По обстоятельствам. Но не дай бог в дом без звонка… А в отпуск подальше от людей – молчать, есть и спать. Чертил Гарик плохо – грязно, макеты клеил криво, а соображал быстро, и, главное, хорошо говорил. Лара смеялась, удивлялась ему и никак не могла взять в толк: где правда? Они засиживались над проектом, и не понадобилось особой откровенности узнать его тайны. Ну, например, что к восемнадцати Гарик прочёл только две толстые книжки: «Маугли» Киплинга (зацепило) и Достоевского «Подросток» (от нечего делать, зарабатывая на учёбу портовым грузчиком). Такой уровень невежества Лариса-провинциалка не одобряла, но и не презирала. Она честно решила «лечить парня» книжками. Раз или два в неделю приносила «пакет с эрудицией» в общагу, делала закладки, выписки, испытывала интересом; но «Капитанская дочка» оказалась для Гарика сложной – он засыпал на восьмой странице месяц. Цепкий ум парня насилия не принимал и в знаковых ухищрениях не нуждался. Он без напряжения хватал знания на лету – повсюду. Скоро Ларка убедилась – его банальной эрудиции мог бы позавидовать и профессор. Другое дело, какая в его голове варилась каша и как он умудряется вытаскивать нужную информацию вовремя и к месту. Ужас. Правда, был всё-таки у Гарика один талант – талант делать деньги. Он их «делал» чуть не из воздуха и всегда приносил дары в виде докторской колбасы, сгущенки или зефира в шоколаде. Строптивая тётушка ему радовалась и поучала квартирантку: «Ой, девонька! Если окрутишь такого проныру – не пропадёшь!». Лара краснела, а старуха, отъезжая на выходные к племяннику, намекала: «Гляди, девка... Замуж-то идут, когда берут. Ой, не тяни...» И накаркала. Проект студенты сдали вовремя, конкурс выиграли и обалдели. Премией оказалась поездка в Ленинград «смотреть архитектуру». Лариса строила планы по устранению белых пятен в образовании Гарика, а получилось как-то не так. Нет, они ходили в музеи, на балет, но ни Петергоф ни Петропавловка красотами не очаровали. Всё время хотелось домой в общежитие Мухи. Узкая железная койка, обои с пальмами, зарешёченное окно и огромная, выцветшая карта мира. Да, ещё гвоздь – на нём висела усыпанная значками кепка Гарика... – Думаешь, мы всегда будем вместе? – Лара гладила его слипшиеся волосы, таяла и робела. Он смеялся: – Глупая ты у меня, Ларка! А как иначе? Мы же сила! Две половинки, понимаешь. У нас будет такая хорошая жизнь. Такая... – Он щекотал пяточки, целовал ушки, кормил подтаявшими в кармане ирисками и обещал не норковое манто, а обыкновенную звезду с неба. Да, в той самой комнате она и сложила кораблик из рубля с надорванным краем. Гарик восхитился: – Ух, ты! Как это у тебя получается, Лар? Как? – он вертел кораблик, разбирал, разглаживал денежку и пробовал сделать сам. И научился, но получилось не аккуратно: – Видишь, Лар, я ничего без тебя не могу… Я без тебя не умею! Он придуривался, строил рожи, пел дифирамбы своей девочке. Как раз тогда… – Слушай меня внимательно, Лариска! Я тебе О-БЕ-ЩАЮ!!! Когда-нибудь я накоплю много-много денег и подарю тебе не такой пароходик, а настоящий. Хочешь яхту? С парусом? Хочешь? – Лара настоящих яхт и близко не видела, но очень хотела. Она кивнула. – Мы пойдём на ней через моря и океаны вокруг света... – Гарик снял со стены карту мира, расстелил на полу и, ползая на четвереньках, начал возить кораблик туда-сюда: – Вот пролив Кука. Видишь, маленький такой... Поворачиваем. Так... Ага. А вот и она - Новая Зеландия. – Он смеялся заливисто как ребёнок и отмечал путь жирными пунктирами, а места остановок крестиками. – Знаешь, Лар, там сейчас зима, но для нас всё равно лето. Удивительная страна... Красотища! Фруктов полно – ешь, хоть лопни, и, говорят, комаров нет. Совсем. – Гарик подробно и радостно расписывал Рай. – У нас с тобой будет домик. Сам белый-белый, а вокруг розы (они там как трава растут) и дети... Детей должно быть много. Ты как думаешь? – Лариса краснела, потела, вздыхала, а он продолжал, – А когда мы станем старые (лет под сорок), я куплю сотню овец... Нет, две сотни (они там дешёвые страшно). Ты будешь их стричь раз в год. Нет, два... – У нас всё получится, Лар. Мы же партнёры, Лар. Мы вместе, Лар… Тогда Лариса и полюбила Ленинград: его людей, улицы, камни. Она казалась себе маленькой Эли, занесённой случайным ветром в сказку. Если бы не Гарик, она бы во всём этом царственном великолепии потерялась. Такая путаница – день, ночь? Как можно спать? И до сих пор, попадая в Питер, она узнаёт этот влажный, чуть затхлый дух и начинает мечтать. Как девочка. Господи, опять Новая Зеландия!? И придёт же такое в голову... В одну из белых ночей: душную, счастливую мокрыми простынями умерла вредная тётка. Её племянник не сообщил – седьмая вода на киселе не родственники. Вернулась Лара из Ленинграда в коммуналку за раскладушкой да книжками (комнату уже обменяли, а пожитки студентки ютились у балетной Ритки). Общежитие давали лишь к осени, и домой она уезжала с камнем на сердце и тёткиным наказом в ушах: «Замуж идут, когда берут… Ой, не тяни, девонька. Не тяни!» На вокзале Ларка так и сказала Гарику: – Хочу замуж, – и заплакала. Он утешал: – Ну что ты, Лар? Ни кола ни двора... К мамке надо ехать. Болеет она. А ещё учиться сколько... – Но Лара упёрлась: – Хочу и всё! Прям сейчас! Я с тобой к мамке поеду… «Дурочка!» Вцепилась в рубашку Гарика и оборвала пуговицы. Он оторвал её от себя, пихнул в вагон, придержал, чтобы не спрыгнула, и зашептал горячо, страстно: «Ларис, погоди! Нам денег надо! Надо денег!» Потом бежал за поездом, выкрикивая: – Я приеду, Лар... Через месяц... Я заработаю, Лар… Дурочка-а… Через месяц Гарик не приехал, зато прислал письмо. Хорошее письмо: о пароходике из рваного рубля, что носит в кармане (у самого сердца!), яхте (обязательно купит!) и распрекрасной Новой Зеландии (там нет нищих, представляешь?!) – Мы же сила, Лариска! Си-ла! Партнёры… Созданы друг для друга... – и – Ты же умная, Лар… К концу августа дали место в общежитие: комнату с огромными окнами и двумя третьекурсницами. Первый этаж считался большой удачей: после одиннадцати гостей не пускали, и Ларка радовалась: «Вот приедет Гарик. Вот придёт...» Засыпая на казённой койке, нюхала мамино белье в незабудках и думала: «Ничего. Жить можно! Всё-таки угол. Надо тараканов потравить. – И загадала, – На новом месте приснись жених невесте». Она старалась не возиться – панцирная сетка провисала, шебуршала и дзинькала, задевая бабкину банку: червонцы, раритет, наследство. Смешно. «Вот приедет Гарик...». Лара накормит его домашней колбасой, маринованными грибами, абрикосовым вареньем (вот она какая у него!), потом заставит примерить носки (долго возилась с пяточкой), и, наконец, вытащит банк: – Смотри, Гарик! У нас есть деньги! Много денег. А ты говорил... Он рассмеётся, обнимет крепко-крепко и скажет: – Мы просто созданы друг для друга, Лар... Мы, Лар... Мы... На новом месте Гарик не приснился. Первого сентября на семинаре по деревянным конструкциям его не было. Не появился он и на лекциях. Лара не волновалась. Мало ли? Шебутной он у неё – вечно опаздывает. Мать приболела или заработок какой подвернулся? С ним не соскучишься. Уже в постели, она услышала от девчонок: – Ларис, а этот-то «король паркета» Гарик, кажись, из твоей группы? Женился, блин! Представляешь? Заделал дочке декана ляльку и как сыр в масле… Во, шустряк! Дашка с параллельного потока говорит, – в СочАх витамины хавают… Молодожёны, блин! В академ ушли. По семейным... Права была тётка: «Не тяни, девка...» А она? Лара зажмурила глаза, закусила угол пододеяльника в незабудках и любовь из своей жизни вычеркнула. К утру. Поняла – нет любви! Ну, нет и нет, как и не было. Она и раньше подозревала: что-то не так. Нет, не с любовью, а с ней – дурочкой. Вспомнила она это тоскливое ощущение – будто взяла чужое и присвоила. А учили же не брать. Ведь, учили! Если бы она знала? Нет, нельзя думать. Зато теперь всё в порядке. И чтобы больше не путаться с целями оставила архитектуру, а пустоту, образовавшуюся от выброшенного слова «любовь», заменила на синоним – «деньги». Ну да. Она, конечно, поплакала (немного), помолчала (с неделю) и сделала вывод, – Я жива. Я не беременна. Ничего. Жить можно! И стала жить. Хорошо. Осмысленно. Защитила диплом на «отлично», устроилась в мастерскую «Гражданпроекта», сняла комнату недалеко от метро... Лариса не избегала Гарика – просто как-то не попадался он на глаза. Вспоминала иногда, но в порядке ассоциаций: Гарик – деньги, деньги – Гарик. А деньги были нужны. Очень. Нужны больше чем любовный роман или мечты о пароходике до Новой Зеландии. Всё лишнее (мечты – лишнее) ушло в конец списка подвигов. Она училась, думала, делала. Платили Ларисе мало. В курилке коллеги беседовали не о Колхасе и Нормане Фостере, а об уровне жизни ниже которого опускаться стыдно. Творческий народ работать за голую совесть не желал и поговорку – «художник должен быть голодным» вспоминал лишь после обеда, ковыряя в зубах. И разбегался по оптовым рынкам, шабашкам «новых русских» да заграницам, чтобы, наевшись хлеба, делать красоту, а со временем и экспортировать в родимые дали-веси. Деньги. Гарик оказался прав. Хотя упрекая (подобрал на улице, дал грудь и прочее), он лукавил. Ну, подучил, само собой. Но много позже. Несколько лет Ларка знать о нём не знала, но в ожидании чуда на печи не разлёживалась. Да не позвал бы он её к себе прорабом, если бы в бюро джинсы просиживала. Он всегда говорил, – Будет из тебя толк, Лариска. Точно будет! Толк был. Сестра Фаина, вернувшись из Японии, жить в глуши-провинции расхотела. Мысль о том, что родня должна быть вместе, пришлась по душе и «предкам». Долларов и сбережений хватило на квартиру семье переводчика, двушку же родителей в областном центре меняли больше года. Как раз тогда Лара, назанимав денег, купила свой первый компьютер – старенький, тормозной, с ДОСом и начала «калымы». Дизайнерские услуги были не в чести (да и кто тогда о них знал-то, о дизайнерах?). Обычные чертежи, выполненные на компе. Быстро. Лара день и ночь изучала программы, соловея от бессонницы. Так вкалывая на двести восемьдесят шестом «юзере», она заработала на доплату старикам, на первую собственную комнату, на «шестёрку» с проржавевшим кузовом... Не будь нужды, не появился бы в её жизни Гарик. Хотя… Кто знает? Нужда сильнее обиды. На операцию маме никто не занял, а богатый сокурсник... Позвонила и дал. И не попросил проценты. Лара в судьбу не верила. Просто... Подъехал к институту король на автомобиле с тонированными стёклами (она тогда не очень-то в иномарках разбиралась – не до жиру), тормознул у крыльца, протянул пакет с деньгами (извиняясь, – Чем могу…) и предложил повёзти. Старые знакомые, собранные бедой вместе и ничего больше. Нормально. По-человечески. – Спасибо! – Не стоит. – До февраля рассчитаюсь... – Не к спеху. – Как у тебя? – Всё ОК! – Ладно. Пока. Машина дёрнулась, полетела, но резко завизжав, поехала задним ходом. Гарик заорал в окно: – Лариска! Ларка-а… Всё будет хорошо! Слышишь?! Всё наладится! Можешь мне поверить! Я знаю! Конечно, он знал всё – её Гарик. Лара так и застыла у подъезда. Как же она его любила! И думать не могла, а тут... Вот оно – счастье. Рост, вес, количество лет... Да какое это имеет значение?! Подлец ведь, а любишь! Она прижимала к груди пакет и таяла ледышкой. «Вон мужик с лыжами идёт… Чужой! На работе, в кино, в отпуске, в постели... Все чужие. Чу-жи-е! А этого обхватила бы крепко-крепко, уткнулась в подмышку и нюхала-нюхала. Ох, Гарик...» Так начались пять лет «евроремонтов». Ни дня отдыха. «Мы работаем на себя!». Кто прораб? Мастер, бухгалтер, секретарь, сметчица, «клубника со сливками»на переговорах, кто? Лариса. Сергеевна. Семейный бизнес с женатым по ошибке мужчиной. Кажется, лучше этих лет и не было. Да нет. Просто с ним праздник. Он как Дед Мороз подарил ей блестящую коробку с надписью – «Шанс». Шанс не тупо передвигать стены, а ворочать мозгами. Шанс получать за работу не гроши, а деньги. И... вставать с петухами, материться на строителей, а ложась (нет, падая в постель) спрашивать себя: «Сколько мы сегодня заработали? Сколько сделаем завтра?» И ещё – шанс (шансик!) иногда просыпаться с родным человеком, зная, – «Вместе мы сила». – Трудно с ним? – Трудно. – С ним легко? – Легко. Аж летаешь... Права была тётка: «Не пропадёшь!» Вот только зря Ларка согласилась на ОАО. Развиваться. Расширяться. Богатеть. Будто во сне – партнёрство, лицензия, офис в центре... Дальше заводик-другой, коттеджный посёлок, два норковых манто, душка «Audi», поездка на мебельную выставку в Милан, три медовых дня на острове в тропиках... Подумаешь. Главное, эти глупые детские разговоры: «Я куплю тебе яхту, и мы поплывём... До пролива Кука, затем... Знаешь, дома в Зеландии не такие уж дорогие... Про комаров я точно не врал...» – Мы с тобой… Вместе… Лар… Лариса себя знала – не простит она. И он знал. Владелец творожного цеха позвонил в офис и наткнулся на Ларису Сергеевну: – Слава Богу, Лариса-сан! Никак не могу дозвониться. Начальник грозил: «Рустам, хоть ночью звони! Хоть с того света звони! Будут санкции…» Зачем мне неприятности, Лариса-сан? Нет ошибки. Скажи – выписка есть. Документ, хозяйка… Средства прошли на счёт Гурьяна Вениаминовича в семь двадцать три по... Номер счета… Сумма... Лучше бы Ларисы здесь не было и вообще ничего не было. Что-то расхотелось соображать. Итак, деньги шли на счёт фирмы, вместе прикидывали, что куда, кому, сколько и решали, и делили прибыль. Каждый имел дизайнерские проценты с мебели, паркета… мелочь всякую. Партнёры, говоришь? Лару трясло мелко-мелко. Она заперла дверь, высыпала на стол барахло из сумочки и вывернула подкладку: да, в прорехе зацепился ключ от сейфа, потерянный месяцев семь назад. Гарик тогда злился: «Недотёпа! Вечно ты…Придётся замок менять», Лара же клялась – утопила ключ на набережной (уверена была). Дубликат не заказал: «Всё равно потеряешь, женщина». Женщина не упиралась. Теперь находка оказалась на беду. Она открыла сейф не сразу, а выпила воды, умылась, подышала в форточку, чтобы снять тошноту, посидела и... Всё. Разговор, который оттягивала больше месяца: «Будет у нас маленький-маленький, в оборочках... Губки мамины, глазки папины, щёчки розовые… И на тебя похож!» Разговор не состоится. «Вместе, Лар»?! – Аферист-предатель-кидало? Бизнес! Папки лежали сверху: поросячье-розовая и чёрная. Лариса надела очки: «Ага. Ворует». Бухгалтерия партнёра (как и предполагалось) оказалась двойной. Причём, пригребая по-крупному, ловкач не брезговал и мелочами: со строителями рассчитывался по одной ведомости, напарнице подсовывал другую; мухлевал с арендой, счетами за электричество, канцелярскими принадлежностями... Хватит! Подлец. Когда автомобиль – уютный и безопасный, нёс Лару по мокрым весенним улицам, она не раз и не два звонила «по спутнику». Гарик не отзывался. Документы расположились на заднем сиденье бабочкой, и хотелось, чтобы их подхватил порыв ветра и унёс далеко-далеко… хоть в Новую Зеландию; или, чтоб её любимый мужчина взял трубку и объяснил. Он же умный, Гарик. Он умеет. Сказал бы: «Глупая, как ты могла подумать? Да я же тебя люблю! Уйду... Поженимся, Лар. Мы...» И она бы поверила. Нет, она бы сделала вид, что верит, а потом изо всех сил постаралась поверить. Потому что... Он же... И звонила всю ночь, пока не прихватило сердце. Гарик умер. Фаина жевала и жевала: – Нет, Ларис, даже не спорь. Дети – это главное в жизни. Конечно, тяжело с ними, но как же они пахнут... Молочком. Хорошо пахнут... Она корячилась, пытаясь совладать с огромным животом и застегнуть на сапоге молнию. Лара присела на корточки теребить бегунок, застрявший намертво. Ноги беременной раздались, распухли, и лишняя плоть свисала над голенищами кашей. Фая запыхалась: – Плюнь ты! Брось! Дойду. – И, вдруг, чмокнула Лару в макушку. Как маленькую. Что на неё нашло? Жалко Фаину. Так жалко. Она, вдруг, поняла – дороже этой толстой докторши человека-то нет. Ларка шмыгнула носом. Устыдилась. Неожиданно для себя она почувствовала сестру по-особенному – кожей что ли – всеми пупырышками, прожилками, пульсом… – вроде собственное тело. Ох, должно быть тяжко пузо таскать по вызовам, подлаживаться к взрослеющим детям, ухаживать за зверинцем... Всем же надо. Вовчик её тоже – ничего мужик, добрый, но от большого ума дурит – наберётся бурбону и за руль горы искать (говорит, там прячутся Птица Счастья, Шамбала, Смысл жизни), а сестра жди да плачь. Господи, трудно-то как, когда тебя все любят. Фаина прижала Лариску к твёрдому животу, гладила, приговаривая: – Ну, не плачь. Да не умру я. Не умру! Я свои почки знаю... – Она опять чмокнула Ларису в мокрый глаз: – Лар, я так тебя люблю! Я такая счастливая… Он шевельнётся, а я, – «Слава Богу, живой!» – Это – чудо, Лар. Поверить не могу, что со мной случилось. – Фая всхлипнула и затараторила: – Лар, ведь на самом деле я – плохая мать! Я же детей своих толком не видела. Ты ж помнишь: институт, дежурства, отработки… Бегом всё. Если бы не мама... Ох. А сейчас смотрю на них: «Когда выросли?» Страшно мне. Не сильно я нужна им теперь. Дела у них свои, друзья свои, интересы непонятные мне. А какую музыку они слушают? Ужас. Разбегутся скоро. – Она ойкнула: «чудо» толкнуло в поясницу. – Лар, думаешь, чего у меня живности столько? Да маленьких сильно люблю! Возиться люблю, ухаживать... Лариса обнимала горячие ноги сестры, не зная как же сказать: «Нет, Файка! Ты – хорошая мать, добрая слишком, и на тебе все ездят. Но разве тебя переделаешь? Главное, ты – сильная!». Острая коленка или локоток задвигался бугорком под платьем: – Гляди, топчется он! Гимнастом будет! Пловчихой... Не, боксёром… Лара застегнула сапог на треть, – «Спасибо тебе Господи! Сошлись два берега. Ничего удивительного – всё-таки мы дети одной матери». Уже на лестнице, Фаина обернулась и, пряча глаза, бросила: – Не хотела говорить... Вчера в консультации встретила жену Гарика. Двадцать восемь недель уже... Прости. Лара улыбнулась, бодро закивала: – Да-да… Я знаю. Она не знала. «Правильно. Те же грабли. Не воруй!» Дежурная «таблетка от совести» (у неё же украли-то... у неё!) не принесла облегчения. Ничего. Завтра Ларка уставится в сливовые глаза не мигая; выслушает «как жить?» и «что делать?» («Я тебя... А ты!» «Э, милый, тут кремень-броня») и зашипит: «Пошли в машину». Она соберёт в букет сметы и ударит. Нет, испепелит взглядом. Нет, лучше с достоинством аристократки: «П-п-шёл вон!». И всё. Не всё. Ночью достанет с балкона бабкину банку с деньгами, высыплет содержимое на ковёр и начнёт пересчитывать, приговаривая: – Я богата. Богата! Всё хорошо. У меня есть деньги! Есть. – И будет думать, как жить дальше. Будет хорошенько думать, чтобы хорошо жить. Лариса сможет. Она сильная. И Фаина сильная. И мама. Никуда не денешься – порода. ...Светик завернулась калачиком и сопела. «Надо ей полипы вырезать. Летом», – повторила Лариса за Фаиной, осторожно вытягивая из-под племянницы одеяло. Она поднялась, подоткнула углы и пошла курить. На лоджии пахло весной. Внизу по мокрой автостраде, разбивая в брызги лужи, неслись машины; дымил ТЭС – густой, тяжелый, плотный смог резал небо на части, в одной из которых красными маячками выгибал спину мост, в другой перемигивались глазастые полуночники многоэтажки. «Весна. Кораблики», – Лара оглянулась на ребёнка, – «В новой квартире настрою перегородок. Мало ли», – и пошла наводить чистоту. Она тёрла гладкие стенки джакузи и рассматривала раскисшие, жульканные суда: «Ха! Тоже мне деньги». Выбрав поприличнее (червонец), отряхнула его, расправила и поставила на полку. Запихивая объёмистый ком, некогда бывший флотом, в банку: тёмную, битую у горла, с застывшими в стекле пузырями, она ухмылялась. «Вот вам», – шепнула Лариса, спуская банк в мусоропровод. Она не захотела проверить эскизы Аркашиной, планировать дела; даже не спросила себя на ночь сакраментальное: «Сколько?» Три дня в няньках сделали своё дело – Лара расслабилась, заигралась и, кажется, впервые за эти годы (годы без Гарика) подобрела. Ага, у неё есть деньги (настоящие, не из бабкиной банки) и ладно. Но всех проблем этими разрисованными бумажками не решить. Завтра (уже сегодня) она отвезёт Светку в садик и начнётся... Лариса Сергеевна прислушалась: в окна барабанил первый дождь. Хорошо. Эх, видели бы её подчинённые, как здорово пускает кораблики... Ларисе приснился сон. Опять. Всё тот же – Стоит она на высоченном обрыве средь сосен. Внизу река неземной красоты: голубая с кудрявыми волнами и лёгкой пеной. Из детской книжки река, только шевелится. За ней холмы до горизонта, а перед ними изумрудный берег и овцы... Овцы белые, круглые словно облака. Кажется, подуй ветер, и поднимутся они в лазурное небо, и поплывут. Лара разглядывает, щурится. Вода блестит, трава блестит, крыша домика за фисташковым забором. Красотища вокруг сказочная, а ей не по себе. Вроде ждёт она кого-то и не может выбрать: спуститься к реке или тут стоять. И стук всё время: «Тюк да тюк». Откуда? Лариса прислушивается, выглядывает дятла или птицу какую. Наконец, отчаявшись, подходит к краю обрыва и видит корабль. Он идёт быстро. Сверкает. Слепит. Не разобрать, – «Яхта? Нет?» Лара приглядывается и, вдруг, начинает хохотать, да так, что не остановиться – до всхлипов, до коликов, до истерики. По реке ходко, легко загребая волны, плывёт огромная банка зелёного стекла, а в ней Гарик... Сон Лариса Сергеевна припомнила лишь к вечеру после звонка из детского сада. День же был – знай, поворачивайся. Народ без начальницы разболтался, и до обеда пришлось раздавать «дыни». Она так засиделась дома, что бегала, звонила, встречалась и договаривалась с удвоенной энергией точно после отпуска и без всякой лирики. Да и что ей лирика? Анахронизм для подростков, домохозяек и пенсионеров. А красивым и смелым главное не останавливаться. Остановилась и присела Лара в начале пятого, подъехав домой за наличкой (приспичило оплатить заказ). В ящике кухонного стола денег не было. Опешив, начала искать в гардеробной, за коробками, перерыла в бельевом шкафу, посмотрела на стеллажах... Денег – чуть больше трёх тысяч долларов – как и не было. Мысль о том, что квартиру посетили воры, она отмела сразу: надёжные замки, сигнализация, консьержка. Приличный дом, чёрт возьми. Посторонние? Гостей она принимала раз в сто лет, а деньги пересчитывала вечером. Лариса заварила кофе и села звонить детективу. Опередил вибратор мобильного. Взволнованный женский голос кричал: – Ларис Сергевна, срочно! Срочно приезжайте! – Что? Что с ребёнком? – В порядке. Фаина Сергеевна дала ваш номер. Не волнуйтесь. Мы во всём разберёмся… Милицию вызвали. До вашего приезда никто не выйдет... – А в чём собственно… Как Светик?.. Не добившись толку от воспитательницы, Лара договорилась об отсрочке платежа и помчалась спасать племянницу. Тут-то она и вспомнила сон: – Ну-ну… Гарик к добру не приснится! В раздевалке средней группы стоял гам. С трудом протискиваясь через толпу родителей, Лара слышала: – До милиции никто не выйдет. Никто... – Наталья Ивановна. Вот ещё сто долларов... Ещё... – Перестань реветь, Крякин. Придёт твой дед... Да не стучи ты! – Сёма! Сёма Рыбалко, я кому сказала! Сядь на место, а то... – Руки на коленки! Все… На колени… Лариса увидела Светочку: её цыплёнок притулился на стульчике и бесстрастно качал Барби. Рядами и полукругом сидели провинившиеся воспитанники: стриженный под бокс Крякин размазывал по лицу слёзы и сопли, кудрявая девочка в майке с Дональдом Даком била красными от цыпок руками в ладоши, испуганный белобрысый малыш... – Ещё сотня... Мокрая совсем... – Фаина Сергеевна, пишите: номер купюры... Притихшие родители стояли кучкой у входа и переговаривались: – Тоже мне аферисты растут – денег они не знают... – Да всё они знают… Надо же такое придумать… – Пороть их некому… В Англии между прочим до сих пор… – Вы не имеете права. Они дети... Дородные тётки в белых халатах проверяли кабинки, потрошили одежду, пакеты, сестра Фаина что-то писала в блокнот. Тут Лара заметила верёвку через всё помещение. На ней гирляндами сохли пришпиленные прищепками бумажки – доллары. Кто-то сзади пихнул в плечо: – Возьмите. Это должно быть ваше. Нашёл в луже за качелями. – Он протянул зелёный кораблик, сложенный из стодолларовой купюры. Ловко сложенный. Аккуратно. Лариса посмотрела на шмыгающих капитанов, на племянницу и ухмыльнулась: «Да... Быть девчонке архитектором. Точно быть!» – А дядька добавил: – Ничего не поделаешь... Гены. – И колени подкосились: за спиной прямо в ухо дышал отец Сёмы Рыбалко. Ужас! – Точно говорю. Быть! Деньги, высушенные Фаиной, лежали стопками на каминной полке. Лариса развалилась в дизайнерском кресле и, потягивая вино, смотрела на огонь. Мартини, джаз, сигарета: не так уж много надо для счастья художнику. Ну, ещё хорошо бы горные лыжи зимой, шашлык у воды летом, а по осени в Милан за тряпками. Нет, в Париж побродить. Нет, лучше на острова в Индонезию. Но это так… Лирика. Главное, делать дело, не очень комплексовать в поисках совершенства и говорить себе почаще: «Я молодец! Я всё могу! Я творю красоту!» Лара сделала глоток, – Приличное вино. Есть у меня вкус. – и, покосившись на полку, – И деньги! Хорошо. Нина Симон снова и снова пела Feeling good, и Лара не сразу сообразила, что звонят в дверь. Гостей она не ждала и открывать не собиралась (свои предупреждают). Сделав погромче, она пожевала мягкого сыра, доела оливки. Звонки же перешли в грохот: колотили в итальянскую дверь. Лариса пристроила ноги повыше – на столик. Сейчас даже крик: «пожар!» и звонок президента африканской республики не заставили бы её подняться. Вот разве что Гарик. Гарик?! Да, за дверью был Гарик. В голове мелькнуло: «Ещё пять лет?» и тут же: «Красивый, подлец!» Больше слов не было. И мыслей не было. И головы. Она держала его крепко-крепко даже во сне. Утром Гарик поглядывал на неё чёрными, как слива глазами и жевал. Молча. А когда пили кофе, протянул конверт. В нём оказались два билета на рейс в Новую Зеландию и фото. Яхты. Чудесной. Большая капля упала как раз на корму и заблестела. – Ну-ну. Даже не думай, – буркнул Гарик и поставил на блюдце кораблик – потёртый на сгибах, белёсый, тот самый из старого рубля. – Я же обещал... – И задышал быстро-быстро, – Ну что ты, Лар? Не плач, Лар! Мы вместе, Лар... © Марина Павловец, 2015 Дата публикации: 25.02.2015 07:28:08 Просмотров: 2089 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|