Дыхание Красного Дракона. Часть 1 гл. 9

Сергей Вершинин

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 11581 знаков с пробелами
Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

— Примешь гостью, Анна Матвеевна, или прогонишь без спроса: отчего пришла? — спросила Софья, остановившись у порога.
— Зачем же гнать-то, Софья Корнеевна? — ответила Анна. — Проходи, присаживайся. Только если ты Акулину просить пришла?.. Так не знаю. Пойдет ли она? Мне Акулина больше не прислуга, и теперь ее воле я не хозяйка. Своим домом в слободе живет. Коль надо у нее и спрашивай.

«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЕЛИЗАВЕТЫ ВТОРЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯМ.

Глава девятая.

Софья Корнеевна могла щеголять нагая по дому никого не стесняясь, но свою душу она оголяла только в разговорах с Евдокией. Лишь сестра знала ее боль и ее слезы, да еще Таисия. Почему-то Румянцева раскрылась перед совершенно незнакомой ей женщиной. То ли просто не было кому поведать свои горести, то ли еще что, но нескольких дней проведенных зеленоглазой красавицей в Пресновкой крепости вполне хватило на то чтобы Софья поделилась с ней самым сокровенным. Таисия тоже не пряталась от Софьи и вечерами они говорили о нелегкой бабьей доли, шушукались о любви. Таисия рассказывала, о том, что ищет возлюбленного, — своего Княжича, рассказала, что он старовер. Приехала Евдокия и они пропали из жизни Софьи, растворившись в мире, куда ей как замужней женщине вход был запрещен.
Выйдя замуж за поручика Румянцева, Софья стала российской дворянкой, как это она сама понимала, — обучилась светской беседе, при случае могла на манер жеманных барышень вставлять в разговор колкие словечки насчет высокопоставленных персон женского пола, но дальше этого не пошла. В душе она была девушкой простой, мягкой и доброй. Та ее часть, которая в меньшей степени, чем сестре, но все же досталась ей от матери, была глубоко спрятана за вызывающей одеждой, вздорным поведением и наносным притворством. Амурный роман с обольщением одного из юных Андреевых, случился с Софьей скорее от великой скуки и ненависти к мужу — пьяни непробудной, но, как это часто бывает неожиданно, она влюбилась в Александра. Впервые ее сердце испытало блаженство любви. Софья более не могла с ним флиртовать, как легко и непринужденно делала это с другими юнцами. Более того, умом тридцатилетней матроны, она понимала, насколько еще глуп ее Саша, насколько он капризен, но прощала ему все. В облике Александра Андреева для Софьи воедино слились и желание к мужчине, и любовь к сыну…
Особенно Софья это почувствовала когда вырвала из-под руки возлюбленного донос на коменданта крепости. Ей не было жалко Тюменева, но она хорошо знала, что такие бумаги обоюдоострые и они легко могут уничтожить, как одну, так и другую сторону. Шумейцев, Андреев и Выспянский еще долго играли в карты у нее в гостиной, и пили до самой полуночи. Она не стала дожидаться, когда они закончат, и ушла спать, а утром даже не вышла проводить Александра в дорогу. Всю ночь Софья Корнеевна думала о том, что с ней происходит, ведь в девицах она была скромной, краснела от малейшего намека на фривольность. Как и Евдокии ей всегда претили гулянки отца с распутными бабами, которые он часто творил открыто. Буквально тошнило, когда их дом наполнялся смехом и визгом молодых женщин — как говорила покойная матушка: «Языческих блудниц, людей гулящих». Обычно в такие вечера Софья брала сестру за руку, и они прятались от этого шума во дворе на сеновале.
«Почему же сейчас, я стала подобием батюшки только в женском обличии? — думала она, ворочаясь на перине. — Всему виной, нелюбимый муж или я сама? Кровь предков, безудержных мещеряков, или уже не чаянье доброго и светлого будущего с опостылевшим мужем. Ведь Евдокия совсем другая! Смогла же она, как и матушка страдающая болезнями тела обрести в душе своей Господа! Познать его через книги, оставшиеся от матери. Или Анна Матвеевна? Шустова ведь совсем другая. Хоть она и любит поручика Самойлова, но пристойно. Томясь ожиданием. Не переча женской долюшки. Может в том и есть оно бабье счастье? В ожидании?»…
После проводов Александра, к вечеру следующего дня снедающие душу мысли привели Румянцеву к Анне, в ее маленький домик, разделенный плотной шторой на две половины.
Как и все двери жилых помещений крепости, дверь дома Капитанши была не заперта. Когда Софья вошла около печи молчаливо возилась черноокая Дарья. В деревянной лохани она замачивала тяжелый казачий кафтан. Посмотрев на нее, Румянцева удивилась, как с виду хрупкая, тоненькая девушка легко и уверенно с ним управлялась.
При входе гостьи в комнату, Дарья Кашгарова лишь вкинула руку и тыльной стороной ладони убрала от глаз, выбившийся из-под завернутого в цветастый платок клубка, черный, иссиня, локон. Шустова сидела у окна и чинила венгерское платье изумрудного цвета, в котором была у Акима Ивановича на Масленицу. У Анны было уютно, пахло кислым тестом и томно-сладким, ели уловимым цветочным ароматом. В ее маленькой обители, где-то за печью, жило спокойствие. На Софью теплой волной нахлынули воспоминания из далекого детства, когда мать была еще жива, — молода и весела. Очень часто она также сидела у оконца за починкой одежды или за прялкой, а она крутилась возле нее, пытаясь затеять разговор.
— Примешь гостью, Анна Матвеевна, или прогонишь без спроса: отчего пришла? — спросила Софья, остановившись у порога.
— Зачем же гнать-то, Софья Корнеевна? — ответила Анна. — Проходи, присаживайся. Только если ты Акулину просить пришла?.. Так не знаю. Пойдет ли она? Мне Акулина больше не прислуга, и теперь ее воле я не хозяйка. Своим домом в слободе живет. Коль надо у нее и спрашивай.
— Уеду я завтра к мужу, Анна Матвеевна. Прошла моя болезнь. Да и болела ни тем, кем хотела. Вот попрощаться пришла да сказать…
— Садись рядом. Послушаю, — снова спокойно, но неприветливо отозвалась Шустова. — Извиняй, чаям поить не стану.
— Злая ты, Анна!
— А почто мне доброй-то быть? Ты как честь дворянскую блюдешь?! На тебя глядя, бабы-колодницы и те краснеют, да по ветру в след тебе плюют.
— Пусть плюют. Зато хоть отлюбила за все года окаянные. Ты вот вдовая, Анна, а я сама живая упокойница. При муже постылом, не только в постель к полюбовнику, впору в петлю лезть. Холодно мне от супружника моего, словно в стужу лютую, и ему мною никогда не согреется.
— Муж постыл, так ты мальчишку безусого с пути праведного сбить решила! Была бы я его матерью, космы бы тебе выдрала.
— Не о том пришла я говорить, Анна! Свои грехи, придет время сама и оплачу. Ни от одной ноченьки не откажусь. Отпусти воспитанницу, ни к чему ей касаемые Тайной канцелярии дела слышать.
— Тайной канцелярии? — помрачнев, переспросила Анна.
Подтверждая сказанное, Софья кивнула, выдохнула грудью:
— Оной, Анна. Ты не ослышалась.
— Дарья!.. — медленно проговорила Шустова. — Сходи-ка, девонька, к Евсею Даниловичу. Проведай нареченного своего.
Молчавшая весь разговор Дарья и сейчас обошлась без слов. Лишь на секунду встретившись глазами с Капитаншей, она обтерла руки об передник и вышла.
— Красивая у тебя воспитанница, Анна. Видно, что любит тебя, поскольку не переча слушается, — устало, словно старуха, садясь на лавку, сказала Софья.
— Не уходи от ответа, Софья! Начала про тайну-канцелярию, так сказывай до конца!
— Слово и дело [1] на вас крикнули, Анна.
— На кого?
— На Тюменева, Тренина, Самойлова… и нижних чинов в наветном списке много. Донос Родион Петрович на коменданта крепости бригадиру Фрауендорфу в Омск отписал, да отправил с Александром Андреевым, что еще вчера утром киргиз-кайсацких старшин сопровождать отъехал. Отец Илларион тоже в список тот иудовский вписан. Оговаривает Шумейцев офицеров крепости да священнослужителя в пособничестве Олонецкой губернии драгунам. Якобы тайным раскольникам, что к бунту крепость сговаривают. По нынешним временам, сама ведаешь, Старина грех великий, а бунт, он завсегда бунт. Только не по мне сие, Анна. Не возьму я грех Шумейцева на душу. Мне свои грехи, да батюшкины по жизнь не отмолить. Чужих не надобно.
— Почему только сейчас пришла? Андреев ведь уехал, бумагу не отзовешь и не воротишь. Теперь как выйдет, так и выйдет. В губернской канцелярии чай люди, — не звери сидят. Разберутся.
— Если такие как Шумейцев, то всех в одни сани усадят. Потому я молчала, что Александр Андреев тоже с ними, Анна. Впутан он штаб-лекарем Выспянским! Не ведает, чего творит! Хотел, было, подписаться под доносом, да я ему того не позволила.
— Любишь его?
— Люблю, Анна. Уж так люблю! Свет в окошке через него увидала. И не чаяла что со мной может этакое сделаться… Веришь?
— Верю, Софья.
Из глаз Румянцевой брызнули слезы. Припала к плечу Анны, всхлипывая, она проговорила:
— Не осуждай меня, Аннушка. Пусть все судят, а ты не осуждай… Ладно?
— Ладно.
— А с Андреем у тебя сладится. Баба ты вдовая, свободная. Я еще тогда, на Масленицу догадалась, что меж вами любовь зародилась, потому и нагло напросилась к тебе ночевать. Зависть меня в ту ночь изглодала, прямо поела до разума. Почему одним все, а другим ничего?! Прости меня. Ведь я и не думала, что сама, случаем, Александра полюблю.
— Думаешь, любит меня Андрей?
— Конечно, любит, Аннушка! Оттого и уехал. На такие дела у меня глаз наметанный. — Софья откинула от плеча Капитанши голову и продолжила: — Представляешь, Анна Матвеевна! Вот, если бы мы на пару с тобой в крепости амурничали!?
— Что ты, Софья!
— Ладно не буду… Еще вот что хочу сказать. У Родиона Петровича в таможне тайничок имеется, он как-то пьяный мне о нем проговорился. По словам его, там тысяча рублей серебром лежит, не учтенная по документам сумма от торгов осенних. Но об этом я тебе не говорила, Анна.
— А Выспянский тоже с ним заодно?
— Сигизмунд Янович, птица моему бабьему уму не понятная. Он вроде и с таможенником и вроде нет. Каверзный он, мутный да опасный, словно жижа болотная. Водку не пьет, в карты не играет, а каждый вечер ко мне приходит. Я думала: уж не влюбился ли в меня пан Сигизмунд? Нет! И здесь промашка. Вот господин Шумейцев по твоей Дарье слюни точно пускает — длинные, да тягучие. Надо девицу от греха замуж поскорей отдать. Слышала я, казачий сотник Евсей Захарин свататься к ней хочет?
— Не хочет. А уже сватается. Только денег на свадьбу у них пока нет.
— Денег… Если бы бабье счастье только от них проклятых завесило, Аннушка! — воскликнула Софья — Думала к окаянному мужу направиться, да стало быть, не судьба. Остаюсь еще на месяц. И не перечь мне, Анна. Свадьбу им справлю, тогда и отъеду.
— Оставайся, Софья. Смотрю я на тебя и сама удивляюсь. Почему же ты раньше совсем ни такой была? Акулину в прислугах прямо загоняла, меня кичливостью извела.
— Молодая женщина дворянского происхождения должна быть… Должна быть, Аннушка! Так в книжонке об этикете написано, ну я и была, — Софья заливисто засмеялась и добавила: — К Акиму Ивановичу-то для совета как с доносом Шумейцева поступить сейчас пойдешь или опосля? Как я к себе уйду?
— Поздно уже. Завтра схожу.
— Александра моего отгороди от Шумейцева.
— Отгорожу.
— Теперь-то угостишь чаем?
— И наливочкой…
— И наливочкой. Как думаешь, Анна, голубь мой долго в Омской фортеции пробудет?
— Хочешь с ним встретиться?
— Один только разочек, Анна Матвеевна! — словно прося разрешение у старшей сестры, Софья заглянула в глаза Капитанши. — Прощальный.
Анна улыбнулась и махнула рукой.
— Ну и встречайся… Бог тебе на то судья.

Примечания.

[1] Слово и дело государево — так в XVII — и первой половине XVIII вв. в России назывались государственные преступления. В Уложении царя Алексея Михайловича от 1649 г. «Слово и Дело» называется «Великими государевыми делами». «Слово и Дело» получило широкое развитие в царствование Петра I, когда всякое словесное оскорбление величества и неодобрительное слово о действиях государя были подведены под понятие государственного преступления, караемого смертью. Во времена Елизаветы политические доносчики сделались язвою того времени. Вскоре по вступлении на престол Екатерина II указом 19 октября 1762 г. запретила употреблять выражение «Слово и Дело».

© Сергей Вершинин, 2010
Дата публикации: 26.06.2010 13:50:23
Просмотров: 2437

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.