Плавин
Геннадий Лагутин
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 8425 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Рассказ Девочку звали Фирюза. По-русски это «бирюза» означает. Прохладный низкий дом и крошечный садик были окружены высокими глинобитными стенами. За тремя из них были такие же садики и такие же дома их соседей. Четвертая стена выходила в узкую улочку, в ней была тяжелая деревянная дверь, украшенная резьбой. И от стены к стене, по старинным усталым, переплетенным проволокам, гремучим и ржавым, тянулись, провисали, цеплялись усиками длинные узловатые лозы черного винограда. В глиняных стенках, там и тут торчали куски дерева, концы балок, составляющие каркас дома, и детям строго-настрого запрещалось к ним прикасаться – деревяшки эти должны были выводить наружу влагу, они обеспечивали сохранность древней постройки. Старшего брата звали Рахмат, он был самый сильный. Второго звали Мурат, он был самый шаловливый, а когда подрос, стал самым отчаянным. Потом шла Фирюза, девочка с шестнадцатью косичками, затем Нур-Саид, ее любимец, и самый младший -Азизик. Веселый, шумный, усатый отец и худой молчаливый дед, рано утром уходили на работу, мать убиралась в комнатах и иногда, замесив глину, добавляла нашлепки там и здесь на свежие трещины в стенах. Старая бабушка либо шаркала в старых тапках по тенистому садику и по полутемным комнатам, либо лежала подолгу, на старой железной кровати с шариками по углам, установленной на глиняном возвышении во дворе. Однажды Фирюза погладила ее худую руку, затянутую тонкой-тонкой глянцевитой кожей, подернутой мелкой сеткой морщин и сказала ей: -Апа, ты ведь старенькая, больная и слабая. Почему же ты спишь на улице, а не с нами в доме? -Не могу я спать на белых простынях, внучка, и видеть над собой белый потолок. Как проснусь, увижу все это белое и мне кажется, что я уже умерла и надо мной молитву читают. А здесь, во дворе, я всякий раз, проснувшись, вижу, какая звезда до какой ветки дошла. И звезды одни и те же, и ветки сплетены все так же, и мне кажется, что я никогда не умру. Однажды, когда вдоль улицы провели ржаво-коричневые, вечно холодные трубы водопровода, старый дедушка оставил работу и принес домой свой белый-белый кетмень с отполированной ручкой, словно выточенной из благородной кости. Теперь он целыми днями возился в маленьком садике, пуская по крохотным канавкам воду к деревцам абрикоса и граната, подрезал виноградные лозы. Если землю не рыхлить, не поливать и не перекапывать, она превратится в пыль, и первый же ветер унесет ее прочь, куда захочет. Тогда обнажатся переплетающиеся корни деревьев, похожие на жилы на дедушкиных руках. Лозы теперь дружнее полезли вверх по проволокам, с них свисали тяжелые гроздья ягод, так тесно прижавшихся друг к другу, что на их боках оставались вмятины. А гранаты оказались какого-то неудачного сорта – кислые. Их никто в доме не ел, и плоды так и висели, пока, не перезрев, не взрывались и не выворачивались наизнанку, рассыпав по светло-серой земле продолговатые красные бусины-зерна. Деревья цвели, плодоносили, тянули к солнцу ветки, но почему-то стволы их оставались все такими же тонкими – они росли, но не мужали. Приходя из школы, Фирюза переодевалась в легкое платье с узором из цветных, продольных полосок и в парадной комнате делала уроки, сидя за столом на стуле. А Нур-Саидик лежал пузом на ковре и учился рисовать, высунув кончик языка. Смахивая в сторону тетрадки, он совал сестренке свой рисунок: яркую разноцветную птицу с пышным хвостом и зеленым хохолком на голове. -Это плавин, - объясняла брату Фирюза. Она знала, что так называется самая-самая красивая в мире птица. Других птиц, красивее, не бывает. По праздникам, они всей семьей располагались за достарханом, убрав в тень бабушкину кровать и выставив в окошко телевизор. Или уходили в комнату, когда к отцу приходили друзья. Тогда мужчины сидели, скрестив ноги в носках, и пили водку из праздничных тонких пиал. По этим дням на главную площадь приезжали издалека автобусы с туристами. Пестро одетые люди ходили задрав головы, глазели на старинные башни и зубчатые стены. В такие дни Фирюза клала маленький камешек на порог двери, чтобы она не закрывалась плотно, чтобы оставалась узкая щель. Ей хотелось, чтобы приезжие, проходя мимо, заглянули в эту щель, хоть одним глазком и увидели, как они тут живут. Если один из членов семьи оставляет приоткрытую дверь, которую остальные затворяют плотно – никакой щели, конечно же, е остается. Но тем не менее щель была, была весь день. Однажды Нур-Саид, таинственно оглядевшись по сторонам, сказал сестре: -А вот посмотри, что мне ребята дали. Фирюза глянула в его ладошку. Мальчик держал необычно крупное куриное яйцо, грубо разрисованное акварельными красками. -Это яйцо плавина. Мы его подложим нашей пеструшке, и у нас выведется свой плавин. Хотела бы Фирюза узнать, что-же обменял Нур-Саид на это обманное яйцо. Но решила не спрашивать. Не иначе, как что-то очень ценное. Такое, что если узнать о его потере, то нельзя будет не сказать родителям, и тогда мальчика непременно накажут. А Фирюза не хотела, чтобы он плакал. Но все равно, пришлось ему плакать, прямо заливаться слезами, потому-что пеструшка чужое яйцо, конечно же, расклевала. Умерла бабушка. Источился кетмень деда. У отца болели почки, он теперь спал на старой кровати во дворе под переплетением виноградных лоз. Прежде чем ложиться спать, он подолгу стоял склонившись в изголовье кровати, сжимая тяжелыми потрескавшимися пальцами железные шарики, словно бы не решаясь лечь. Рахмат уехал в другой город, женился. Своего первого сына он назвал Мурадом в честь своего брата. А потом Рахмат уехал в Россию на заработки. Он рыл на Новгородчине осушительные канавы в тамошней липкой коричневой земле и присылал деньги. Немного семье, немного отцу. Мурад служил в армии. Нур-Саид ходил в школу. -Почему ты больше не рисуешь мне своих птиц с зелеными хохолками? – спросила его Фирюза. -У меня потерялся зеленый карандаш. Фирюза попросила у мамы денег, хотела купить ему большую коробку с карандашами. -Он уже не маленький, - ответила мать. – В душе он видит эту птицу, но понимает, что не может нарисовать ее так хорошо, как видит. А плохо рисовать он не хочет. Потому и не рисует. Да и денег у нас на карандаши нет. Как-то летом Нур-Саид (ему уже исполнилось двенадцать лет) допоздна сидел у своих приятелей. А поздно ночью явился домой с удивительным растением. Тонкие ветки его пышно кустились, узкие листочки были нежными на ощупь. В доме узнали его – именно такие цветы совсем недавно были высажены на обочине центральной площади города. Отец отвесил Нур-Саиду тяжелый подзатыльник, чтоб не смел баловаться, но дед все-таки посадил редкостное растение как раз посреди их садика и тщательно, заботливо его поливал. Всем было интересно, как же оно зацветет. Однажды ночью Фирюза проснулась. Поджимая пальцы ног, она нащупала тапочки и вышла наружу. Над двориком стояла высокая яркая луна. Внезапно, будто из-под земли, донесся какой-то грозный, неторопливый гул, словно упрятанный в землю раскат грома. Почва поколебалась. Девочка взглянула на зеленый пушистый куст в середине сада. Не будь у него днем такого нежного оттенка, сейчас он показался бы совсем черным. Вдруг он затрепетал и поднялся над землей, а под ним показалась голова огромной длинноклювой птицы. В это время раздался хруст, глубокая щель пробежала по стене маленького бассейна, и вода журча хлынула вон. Облако белесой пыли встало над садом, а когда оно чуть улеглось, птица с расправленными крыльями была уже вся на виду. Она повела головой из стороны в сторону. Бездонные глаза ее бросали красно-голубые лучи, и отблески их скользили по стенам. Когда такой луч упал на девочку, она не смогла удержаться на ногах и изо всех сил вцепилась в старую шершавую лозу винограда. Фирюза было подумала, что переплетения узловатых виноградных лоз, обвивших каркас из ржавой проволоки удержат птицу, как клетка. Но нет, стоило ей взмахнуть крыльями, как все проволоки лопнули разом с низким басовым гудением, треснули длинными извилистыми изломами перекрученные виноградные лозы. Щель, протянувшаяся по дереву до самого корня, защемила Фирюзе кожу на ладошке. Птица снова взмахнула крыльями. Попадали деревья в саду, посыпались плоды и листья, и сверху открылось пустынное звездное небо. Теперь птица была хорошо видна, и Фирюза разглядела, что тело у нее – из железной решетки, такой же, как старинная их кровать, и так же украшено блестящими металлическими шариками. А перья в ее крыльях фанерные. Они трепетали. © Геннадий Лагутин, 2010 Дата публикации: 15.09.2010 17:58:12 Просмотров: 2765 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |