С той стороны смертельной... La Carte VI
Олег Павловский
|
Форма: Эссе
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 4363 знаков с пробелами Раздел: "Дыхание еще не прекратилось..." Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
. С ТОЙ СТОРОНЫ СМЕРТЕЛЬНОЙ… LA CARTE VI _______________________________________________________________________ «Не о любви – о выбившейся прядке, о тихом вздохе, вырвавшемся вдруг…» А.Кушнер. * * * Ты вспомнишь все в распадах белой ночи, в тот самый час, когда не повторим… Сергеичу? Ему гусиный кончик пера... и почерк что-то говорил! Нам огорченья, вроде, не по чину – какая жизнь? какие два крыла? . . . . . . Молочница уж ноги промочила, а Аннушка и масло пролила… ___________________ 14 июля 2009... . . . . . . . Вертелся на асфальте подбитый сизарь и твои пальцы, безжалостные от страха, растерянности, от сдерживаемого возгласа, шарили за порогом пустоты, просыпали картечь и хватали крылья и лапы птицы, били об лед, об асфальт запрокинутой голубиной головой, прятали в пальто теплое тело, дрожа от горячего и невыносимого на вкус ощущения... Это как после прыжка в воду до самого дна озера – мутная вода жжет и ломит в носу, но все уже кончилось, и страх остался у самого холодного дна... ...если подбитому голубю сразу не свернуть шею, он через некоторое время улетит... Краевский лежал не двигаясь, ныла затекшая рука, жгло тело спящей женщины, за окном тяжко шаркала дворницкая метла и «умерлы-умерлы-умерлы» - без конца повторяли голоса городских голубей. На оборотной стороне листка немного цифр и красная четверка с минусом. Из конверта выпало голубиное перо с пятнышком крови и закружилась над полом. Смял и бросил в ведро. Мелькнуло слово ЖИВОДЕРЫ! Бутылка дрянного вина, сковородка с жареными голубями, Васька Папанин трет кулаком нос... Какой дурак придумал это слово? ...синьорина. Подумаешь – Синьорина! Асфальт приплясывал в такт шагам – или это только казалось? Кружилась голова от света, запаха духов и наших отражений в витринах и лужах проливной ночи. Восемь лет, как кровожадная охота обернулась просто охотой, пьяной клятвой Васьки, сопровождаемой битьем себя в грудь... мир восстановлен и Синьорина облизывала снежный шарик, а пьянство по тем временам шло минимум за героизм... Кружилась голова, щелкали подошвы маленьких котурн, вся она от талии до ресниц вроде шахматной лошадки, наши отражения блуждают среди манекенов, жестов, шелковых струй... Спишь, Синьорина, ничего не понимаешь, я понимаю, а ты – спишь... Он думает – я сплю. Я не сплю. Все кончилось, будет утро... Все кончилось, едва папаша... а? кого? Едва папаша заговорил, фанерный голосок заговорил... вам кого? Ее нет, она замуж, нет, замуж, кто говорит? Никто. Она замуж, я женат и асфальт приплясывал, она замуж – и пританцовывал асфальт, и щелкали котурны, крошечные, и десять лет мне снились эти ноги на асфальте и этот ветер в складках платья, раз я такой подлый, и голова кружилась, и нашим отражениям тесно в витринах и лужах, проклятым, как золото днем... куртка мехом наружу в руках и пляшет тень, я не пижон, но вещь шикарная и мне не жарко с курткой в руках на блестящем асфальте... Она замуж... счастлива... телефона нет... В тот же вечер, и после много было таких вечеров, но не таких, как тот, с изрядной суммой, моя дорогая Синьорина, твердил себе, что свободен, что платье красное в цветах на подгулявшей девчонке, не такая она и девчонка... с изрядной суммой у ресторана и еще не поздний час... а он застрял у входа, заведение гуляло от пола до вздрагивающих люстр, манило подвыпившего человека, тогда он занялся мной, я велел ему исчезнуть и он исчез, а я приступил к делу... ...и, как бы то ни было, мы очутились в такси, и, вскоре, вокзальный ресторан заблагоухал кухней и ощущением предстоящей дороги... так и вышло – не оказалось ничего лучшего, чем купе ночного экспресса... без закуски, из чайных стаканов, подстаканники к чертям – так мы ездим в Москву отдохнуть со своим хорошим коньяком и плохим казенным чаем... Где-то впереди предстоящий роман с Гольцевской младшей сестрицей, с отравой, но кто об этом знал? И кто знал, что останется Вероника в начале нашего повествования о... так, о жизни, больше не о чем. . . . . . . . Что подчиняло музыке слова? Что обошла, что превзошла молва? Прохладно в городе моем прямоугольном. Прохладно в городе, где я любил Вас, - нет, я не забыл: мы были, нам не больно и дай нам Бог не видеться сто лет! . © Олег Павловский, 2012 Дата публикации: 10.01.2012 00:10:37 Просмотров: 2847 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|