грамотей

Виталий Семенов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 20032 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Грамотей

Эпиграфа не было. Обычно же, как шло: идея, эпиграф, схема. Само собой и сразу, «по ходу пьесы» обрастая мини сюжетами, дополнительными персонажами, оборотами, моментами и фразами. Вся эта гамма, постепенно расширяясь и тяжелея, начинала давить и распирать будущего автора. Он, конечно, ходил на работу, общался, ел, пил, спал, все как у людей. Но, занимаясь обычной рутиной, писал. Писал. Сначала в уме, собирая и накапливая постоянно, как снежный ком увеличивающийся объем будущего текста. Его свербело и грузило до тех пор, пока он не начинал, наконец, медленно перебирая клавиатуру, делиться с миром своими мыслями и переживаниями. И не будет ему покоя, пока он не скажет всего, что должен.
Так происходило всегда, в эти последние несколько лет. Идея, эпиграф, схема, текст. Но сейчас Андрей лишь тупо смотрел на монитор и не мог родить даже эпиграфа. Где-то глубоко была идея написать о войне на Донбассе, нечто пацифистское, чтобы внести свой вклад в дело победы здравого смысла над массовым безумием. Вдруг опубликуют, прочтет может кто и хотя бы на пару выстрелов и залпов будет меньше. Хочется, но не можется. К любой, даже самой крошечной миниатюре сам собою шел эпиграф, концепция и так далее, ничего не надо было выдумывать, изобретать и выискивать, только складывай в удобочитаемую форму все, что идет. Но сейчас – ноль. Почему?
Андрей стал копаться в причинах и следствиях, что не так? Вообще с чего началась вся его писанина? Конечно с Али, со знакомства, а позднее и совместной жизни с ней. Рядом с этой женщиной Андрей нашел, наконец, способ выражения и хотя бы минимального распространения своей философии. Это на пятом-то десятке, он понял, что должен делать в этой жизни. Умница, ладно хоть встречая седину, осознал. Раньше просто не везло, с женами. И строго по приписываемой Сократу формуле: «Не повезет с женой, станешь философом», Андрей стал им. Настоящим, после уже трех неудачных браков, закоренелым, с восемью классами образования, не прочитавшим ни одного труда общепризнанных корифеев философской науки, зато имеющим огромный опыт неудач и поражений по жизни. Как у каждого уважающего себя философа, у Андрея на все происходящее в его жизни и в мире вообще была своя точка зрения, разумеется, единственно верная, зачастую несколько, мягко говоря, отличающаяся от общепринятой и официальной. Иногда, правда, он сталкивался с тем, что некая, так тяжело ему доставшаяся, в муках рожденная и отточенная истина уже открыта когда-то и кем-то. Зато сам додумался, выстрадал, не из книжки от чужого дяди взял, а значит уже никто и ничто не собьет с истинного пути. Это Аля, имеющая высшее философское и высшее краснодипломное психологическое, а главное, искренне любящая Андрея, посоветовала ему записывать свои открытия в жизни. Пусть даже, как уверяла Аля, практически все уже открыто в трудах других, общепризнанных философов, все равно: «Ты, Андрюшенька, пиши».
И он писал, не академически, конечно, в литературной, как казалось Андрею форме. Был какой-то сюжет в повествовании, но главное, все же философия. И пусть стилистика хромает на обе ноги, а грамматика в его исполнении совсем инвалид, зато писал, делился, заново проживал и переживал вместе со своими персонажами то, что казалось ему важным, нужным, достойным для того, чтобы другие знали, поняли, и, может статься, мир будет хоть чуточку чище и добрее. И если Андрея изредка спрашивали, о чем написал, то он так и говорил, например: «О силе материнской любви и пацифизме», хотя сюжет был о войне. Или: «О том, как надо жить, к чему стремиться», а там про землетрясение рассказ.
Писал и, видимо, немного получалось, один, вполне достойный и однозначно литературный сайт публиковал некоторые рассказы Андрея. Значит, не зря корпел, значит, кто-то прочтет, и мир станет пусть на самую малость, но чище. Публиковали, конечно, далеко не все, а публикуемое порядком корректировали и редактировали. Ну и пусть, они с образованием и опытом в этом деле, им виднее. В конечном счете, Андрей был признателен редакторам, корректорам и критикам, ведь благодаря им он видел ошибки и откровенные ляпы в своем творчестве, прорабатывал их и старался впредь не допускать. Все верно, «нет лучшего учителя, чем непредвзятый критик», это Андрей уже давно для себя открыл. Пусть правят, зато философия цела.
Андрей тоже попробовал учиться, получить высшее образование. Выбор факультетов в городе был не велик, пошел на «Связи с общественностью». Три вступительных экзамена сдал играючи, а про аттестат зрелости у сорокатрехлетнего абитуриента даже не спросили, постеснялись видимо. Студентом стал. Ну, что тут скажешь, про качество преподавания и экзаменации в современных ВУЗах это, конечно, отдельная песня, больше похожая на реквием. Андрей даже не в претензии к конкретным преподавателям, они при чем, такова система, при которой платный заочник становился «священной коровой», на деньги которого существует весь ВУЗ, тут все понятно. Не это поразило, а отсутствие творческого начала у людей готовящих творческих специалистов. В философии Андрея все сообщество пишущих и думающих делилось на шекспиров-пушкиных и шекспироведов-пушкиноведов. Шекспиры-пушкины это творцы, новаторы, изредка дарящие миру шедевры. Это влюбленные, парящие над землей и в моменты наивысшей влюбленности говорящие на «ты» и с Солнцем, и с Богом. Сила шедевра в том, что пока не понятно в чем его сила, но она есть. Потом обязательно появятся шекспироведы-пушкиноведы и объяснят в чем сила данного шедевра, заодно посчитают, сколько волосков было в бородке Шекспира и сколько раз и в какой последовательности встречается, например, буква «е» в текстах Пушкина. Шекспироведы не могут творить и парить над землей, зато, сыпя умными терминами могут точно сосчитать количество серотонина и эндорфинов в теле влюбленного, творящего новизну Вечности. Ладно бы меценаты и продюсеры, организаторы-популяризаторы, сами не творцы, но без которых большинство шедевров никогда бы не вышло свет, нет, в институте преподавали просто счетоводы. Счетоводы от творчества, конечно, тоже нужны, но учиться у них нечему. Андрей, трезво оценивая свои скромные способности, считал себя совсем маленьким, с ноготок, но все же шекспиром-пушкиным, микрошекспирчиком если угодно. Не понравилось ему в современной альма-матер, бросил. И то подумать, научиться там Андрею нечему, а просто «корки вышки» зачем, к пятидесяти годам, закончив ВУЗ встать на биржу труда как молодой специалист? Пустое.
Жизнь и так налаживалась: любимая женщина, родители еще живы и уже взрослые дети, у самого осталось немного здоровья, нашел выход для своей философии, живи да радуйся, казалось бы. По крайней мере, так счастливо Андрей еще никогда не жил. Но, как всякий глубокий интроверт, он нашел причину для расстройства даже в этом благоденствии. Работа, способ заработка совсем не устраивал Андрея. Много уже чего перебрал по профессиям, но так сложилось, что последние несколько лет был водителем автобуса. Это он-то, с его мозгами и эрудицией!? На скромную жизнь и погашение кредитов, конечно, хватало, но в остальном одно расстройство. Нудно, не интересно, бесперспективно, тупик. Больше всего угнетали философа и ярко выраженного «сову» ранние, в четыре утра подъемы, и бесконечные разговоры сослуживцев-водителей о том, какой график лучше, кто кого «резинит» и какие гаишники козлы. Андрей одинаково не любил все графики, никогда не «резинил» и уважал работников ДПС, а потому с коллегами общался мало и вообще недоумевал, что можно часами изо дня в день горячо обсуждать такие пустые темы. Коллеги считали его нелюдимом, но ценили за безотказную и неоценимую помощь в написании объяснительных. Да, здесь Андрею не было равных во всем АТП. Иной раз так напишет, зачитаешься, а то и слезу пустишь, жалея бедолагу водителя погубившего двигатель или проспавшего рейс. Даже начальство иногда просило Андрея написать объяснительную для вышестоящих инстанций, дабы оправдаться за свои промахи в столь беспокойном деле как перевозки общественным транспортом. Это главный механик первым назвал Андрея «грамотей», прозвище прилипло и … Андрей продолжал быть водилой, лучше всех пишущим объяснительные, но не более того. Так не могло продолжаться бесконечно, требовались перемены, и они произошли.
Сейчас вот Андрей сидит и тупит, не может извлечь из всегда живого сознания даже эпиграфа для будущего рассказа. А ведь теперь он уже не водила-автобусник, а ведущий журналист двух главных изданий в городе. Да, около полугода назад сеть бутиков искала журналиста, о чем и поведала в газете объявлений. Андрей предоставил им несколько своих статей-эссе, руководство бутиков пришло в восторг и попросило написать пару заметок на заданные темы. Сказано-сделано и коротенький рассказ про саму сеть в придачу. Достоинства именно красного и непременно кружевного женского белья описанные в заказанных заметках приняли с похвалой, а вот рассказ об их магазинах, написанный в стиле «что вижу, то пою»… короче расстались, не успев толком познакомиться. Вот тут Андрей понял, что писать на заданную тему он, конечно, может, но не обладает достаточным количеством розовых слюнок, все больше обидами за державу обеспокоен. Для дела продвижения гламура его тексты с непременной ложкой желчи никак не годились. Ладно, отрицательный результат тоже результат. Не долго думая водила-грамотей отправил все те же тексты главредам двух главных городских газет. И что раньше не додумался до этого?
В городе, помимо чисто рекламных, было две газеты: «Волгарь» и «Волжанин». Обе произросли из старой советской газетки «За коммунизм», которую никто никогда не читал, потому что в ней даже телепрограммы и кроссвордов не печатали. Так себе газета была, рыбу завернуть или вместо дефицитного в советское время целлофана применить, а для самокруток лучше «Правду» использовать, бумага качественней. Но на всех заводах и предприятиях города ежегодная подписка на «За коммунизм» была добровольно-принудительной, поэтому газета присутствовала в каждом доме, тираж был стабилен. «Волгаря» и «Волжанина» тоже никто не читал, распространялись они, хвала капитализму, бесплатно, но так же массово и беспардонно, как и их прародитель засовывались в каждый почтовый ящик города, тираж был стабилен. «Волгарь» принадлежал местному, поддерживаемому мэрией олигарху Лягушинскому, а «Волжанин» столь же местному, но поддерживаемому городской Думой олигарху Погосяну. Газеты печатались в одной типографии, готовились и верстались зачастую одними и теми же людьми. Главреды газет, как позднее узнал Андрей, были однокашниками-сокурсниками, постоянно созванивались и периодически встречались за рюмкой бренди. Лягушинский владел одной третью «заводов, пароходов» города, другой третью владел Погосян, все остальное имущество города принадлежало всем остальным горожанам. «Волгарь» существовал и распространялся на заработанные непосильным трудом деньги Лягушинского и мэрии, а «Волжанин» на средства такового же неутомимого труженика Погосяна и городской Думы. Олигархи, как и обе ветви городской власти были конкурентами, а потому вели непримиримую борьбу друг с другом на страницах принадлежащих им газет.
Все это Андрей узнал позднее, после того как его пригласили работать оба издания сразу. Ведь свое портфолио будущий журналист отправил одновременно в обе редакции, ладно хватило ума с разных почтовых ящиков электронки. И «Волгарь» и «Волжанин» ждали от Андрея по три статьи размером с газетную полосу в неделю и стабильно выплачивали по две тысячи рублей за статью. И все это заочно, задания и статьи по электронной почте, оплата на указанные Андреем счета. В «Волгаре» замелькала подпись автора - Андрей Степанов, реального человека, а в «Волжанине» ему зачастую оппонировал автор Степан Андреев, псевдоним того же человека. Вот это жизнь пошла, это вам не опостылевший тринадцатый маршрут, это журналистика! Первый месяц Андрей горел, пылал, засыпал своих работодателей предложениями и проектами, внеплановыми, вне заданий статьями и прожектами. Наконец редакция «Волгаря» настойчиво попросила новоиспеченного, без году неделя, журналиста умерить свое инициативное рвение и присылать только запрашиваемое. «Волжанин» пока молчал, но Андрей понял и заткнулся, ни строчки сверх заказанного и оплачиваемого.
И то подумать, какая тут самодеятельность, и так дел невпроворот, по статье, а то и по две в день. А еще надо куда-то съездить, посетить какое-нибудь мероприятие, взять интервью у «сильных града сего», побывать на фотовыставке или в картинной галерее. Выходных не стало вовсе, мозги кипели от перегруза, нервы на пределе, психика на грани срыва от хронического цейтнота. Да, при таком темпе совсем некогда отдышаться, глянуть на себя со стороны. Писать, писать, писать… Заказ – статья, заказ – статья. Конвейер с высокой производительностью, но отсутствием творчества.
Какое тут к лешему творчество, вы о чем? Надо побывать на некоем мероприятии, заключающемся во встрече двух городских сумасшедших с десятком скучающих пенсионеров. Полтора часа слушать их пустопорожний треп и написать статью о значимости происходящего, высасывая из пальца и значимость и происходящее. Взять интервью у очередного нувориша, засевшего в городской Думе, который, не стесняясь, объясняет, что можно про него писать, а что нет. Конечно предоплата за данное интервью газете, придает уверенности новоиспеченному депутату: «Чо кажу, то и пиши». Заплатил – значит, пишешь о нем или только хорошее или ничего.
Но самое удручающее было в информационной войне Лягушинского и Погосяна. Здесь Андрею приходилось воевать самому с собой. Сейчас, например, олигархи нашли новое поприще для своих предпринимательских талантов – сфера ЖКХ. Как грибы после дождя в городе появлялись все новые и новые управляющие компании, принадлежащие одному из олигархов. Журналист Степан Андреев на страницах «Волжанина» хвалил одних паразитов-посредников и критиковал в пух и прах других, а журналист Андрей Степанов на страницах «Волгаря» хвалил других посредников-паразитов и критиковал в пух и прах одних. Или наоборот?
Да какая разница? Ни одну, ни другую газету народ не читает, используя в лучшем случае для застилания полов при ремонте жилища или для кошачьих лотков. В каждом подъезде стоит коробка или ящик для макулатуры, куда жители не глядя отправляют «бесплатно» полученные газеты вроде «Волгаря» или «Волжанина». А на что еще годится издание уровня «брехаловки», разве там пишут, о том, что интересно, нужно или полезно знать жителям города? О разбитых городских дорогах, повышении «благотворительного» взноса при устройстве ребенка в садик, о высокотоксичном и бесхозном складе химсырья в черте города, о закрытии очередного нерентабельного предприятия, о том, что действительно влияет на жизнь горожан, а потому и интересует их. Нет, освещается только то, за что проплачено, что интересует Лягушинского или Погосяна. Такой вот нынче у СМИ формат, современный аналог цензуры. Пиши что угодно, но в рамках формата, лишь то, за что проплачено, а платят сейчас только за то, что приносит прибыль баблообладателям, имеющим личные медиапредприятия. И любой грамотей сейчас нужен лишь для повышения рентабельности этих самых медиапредприятий, увеличивающих доходы их владельцев. Свобода слова в свободном рынке, власть она всегда одна, никакой там четвертой ипостаси не бывает.
И что во всем этом абсурде делает Андрей? Да, продает свои скромные таланты за оговоренное количество серебряников, постепенно понимая куда катится. Все честно: заказ – работа – оплата. Хотел зарабатывать своим, чуть выше среднего, даром убеждения – пожалуйста. Создатели социальной рекламы «лихих?» 90-х, небольших пронзительных роликов о добре и любви прекрасно зарабатывают сейчас на рекламе шампуней и выборных компаниях. А что, все честно: заказ – работа – оплата, без разницы, в чем убеждать. Андрей чем лучше? За последние полгода ни строчки от души? Отношения с Алей все хуже и хуже: «Ты сильно изменился, у тебя другие глаза, почему ты не пишешь свои рассказы, вернись к самому себе, я больше так не могу…». Зато уже не извозчик-рикша, а глашатай, не водила, а журналист.
В чем смысл его журналистики? Заработка хватает лишь на скромную жизнь и погашение кредитов, как и раньше. Не вставать в четыре утра, зато иногда не ложиться до пяти, изобретая очередную статью ни о чем. Не общаться с малообразованными водителями-работягами, зато общаться с моральными уродами, оплатившими твой следующий опус о них, таких замечательных во всех местах. Тираж стабилен? Да кто его читает, этот тираж? Печататься стал на бумаге? Уже растет поколение людей не умеющих писать на бумаге, но с закрытыми глазами печатающее на любой клавиатуре. Уже сейчас можно употреблять вместо слова писатель – клавиа'тор. Скоро появится поколение, не знающее букв, потому что технологии объемных изображений и голограмм изменят саму семантику передачи и восприятия информации.
А в чем был смысл его дилетантских, на любителя рассказов? В том, что он придавал своим персонажам те положительные качества, которых сам не имел, а отрицательные герои его повествований подозрительно напоминали автора в недалеком прошлом? В том, что прописывая некую ситуацию, Андрей обливался слезами или кипел от негодования, искренне и беззащитно переживая, что совсем невозможно было в реальной жизни, укрытой защитой цинизма и маской безразличия? По-другому пережить в иллюзорном мире то, что прожил неправильно в реальном? И это всё? Изменить мир в лучшую сторону? Но в его писанине мыслей, весьма спорных много, а литературы бесспорно мало. Да имея такое количество читателей как у Андрея на сайте, придется посылать свои рассказы еще тысячу лет, чтобы объять необъятное.
Почему-то именно сейчас Андрею вспомнилась в детстве услышанная легенда об одном православном монахе, в одиночку взявшимся непрерывно молясь из огромной скалы изваять столь же огромную статую Богородицы. За сорок лет неустанных трудов ему удалось выдолбить из скальной породы лишь рельеф стопы Пречистой. Но тут случился обвал, скала обрушилась, похоронив все многолетние труды монаха. И взмолился тогда бедолага горячо и искренне, со слезами отчаяния: «Богородица, Мать наша, за что мне такое наказание, за что уничтожены труды всей моей жизни, ведь ваяя Твой образ, я хотел помочь людям! Вся моя жизнь прожита зря! Помоги, Пречистая!». И явилась Сама и оставила след стопы Своей на одном из обломков скалы. Понял тогда уже постаревший монах, что не зря прожил свою жизнь. Хотя и занят был делом, как оказалось бесполезным, зато достаточно очистил душу за эти сорок лет, чтобы Богородицу воочию узреть. С тем и усоп вскоре. Сейчас на том месте храм большой стоит, Почаевская Лавра называется, а камень с отпечатком стопы Богородицы в центре находится, верующим людям излечиться помогает. Никто не помнит того монаха, но свет души его уже многие века всем во благо идет. Красивая, конечно, сказка, только Андрей здесь при чем?
При том, что рассказы его, от души написанные, для агностика Андрея это сразу и исповедь, и молитва. А кем он работает не столь важно, лишь бы не мешало свою душу чистить и тем самым мир в сторону добра менять. Вот и вся философия.
Андрей отослал короткие сообщения главредам «Волгаря» и «Волжанина» с отказом от дальнейшего сотрудничества. Профессиональные циники легко переживут это событие, найдут себе другого грамотея. Вот и вся журналистика.
Андрей позвонил старшему механику:
- Алло, это Степанов, помните? Обратно на работу примете?
- О, Андрюха, грамотей, конечно. Давай завтра на второй график выйдешь тринадцатым маршрутом, в пять десять выходишь, бумаги потом проведем, лады?
- Да, Леонидыч, железно буду, спасибо.
Ну вот, завтра подъем в 4:00. Маршрут известен до миллиметра, через два дня выходной. Можно будет про войну на Донбассе попробовать, хотя пока даже эпиграфа нет. Зато есть к последнему часу размышлений, народная мудрость, которую Андрей знал с детства, но прочувствовал только сейчас:

Век живи, век учись, а помрешь дураком.

© Виталий Семенов, 2016
Дата публикации: 04.01.2016 08:14:17
Просмотров: 2317

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.