Душевный случай
Андрей Бондарчук
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 5734 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
У него оставалась последняя сигарета. Он ещё раз пыхнул огоньком и пошёл прочь, но снова оглянулся. Кинул взгляд на светлое окно и тогда уже ушёл совсем, с каждой новой затяжкой становясь всё злее. Дрр... - окурок с силой ударился об асфальт, сыпнув искрами - ...ррянь! Где-то он гулял допьяна ещё. ... . ... Зачем сижу у слабого огня, ломая слог, стопы кривя, Хватая лезвия свечей ей чтобы выжечь экие глаза, Каких бы я хотел коснуться губами с шёпотом речей. Как зверь зверей зверел со зла, тогда ты позвала меня, Хотевшего б вернуться, но трудно было оглянуться – В лицо горящая зола поднялась ветром со стола... Дальше в таком же духе он продолжать не стал, а смял лист и бросил его подальше в угол. Повел кругом пьяными очами, завалился в постель и тут же заснул. Догорела свечка, затрепыхалась и погасла. В темноте наступил покой, лишь за окном горел фонарь и свет его, проникая между занавесок, касался стены. Тонкого луча едва хватало, чтобы тенью вычертить неясные предметы на столе и кипу бумаг. В доме еще где-то скрипела музыка, и звуки её невнятно слышалась в этой комнате под скатом крыши последнего этажа. Но вот часы ударили в последний раз и в тишине уснуло всё. Он то бредил во сне, то, одолевая жар, храпел и срывал с себя одеяло. Душа не вынесла тяжёлого сна. Она покинула уставшее тело, поднялась над ним. Душа поэта поднялась над постелью и затаилась в пятне света на стене, бледнея вместе с ним, серебрилась вместе с серебрившимся лучом. Она оторвалась от тела, но тяжесть не оставляла её и душа тосковала. Шуршало в обоях и в темноте по углам. За окном, чем мог, стучал ветер и выли коты. И вдруг фонарь погас, а кто-то, разбивший его, убежал по звонким осколкам. Погас фонарь и в комнате пропали все полутени ночи. Душа во мраке, оказалась совсем видна, такая одинокая в тишине, серебрящаяся, трепетала. И только помолившись, почувствовала, как легко ей, как просто ей в одном порыве оказаться совсем не здесь... ... . ... Где-то там, в иных сферах звучало восторженно и призывно, но душа поэта стремилась мимо всего этого, к другим звукам... Растаяло солнце в закате, расплавилось оттенками, множества которых не уследить. Казалось, что только-только умолкли голоса, так было тихо. Было жаль неуслышанной песни, и душа прислушивалась к тишине умолчания и хотела угадать пропавшие в ней звуки. И падало, падало солнце за горизонт. Солнце алело, и усталая душа брела, спустившись на пыльную землю, а в поле работали женщины, жали колосья, собирали снопы - это их пение только что разносил ветер над белою рожью. По дороге шёл Христос. И, подойдя к камню, на котором отдыхала душа поэта, Он сказал: "Дай Мне пить". Она не узнала Его, и не знала, чем угостить. Но нашла Ему молока в узлах, что оставили женщины у дороги. Отпив из крынки, Он посмотрел на оробевшую душу. Смутно же припоминая, она заговорила, пытаясь из разговора выяснить - Кто Он. "И сама бы просила напиться, да не знаю у кого", - промолвила душа, но тут же растеряла всё своё одиночество, умолкнув перед Его молчанием. Тогда было около шестого часа. Он сказал: "Может быть, знаешь ты, о чём спрашиваешь, и Кто просит тебя: "Дай мне пить"?". Душа, влюблённая, молчала. "Разве ты одна, - говорил Христос, - когда идёшь по дороге? Так же Я иду... Попросив испить, и ты напьёшься..." - "Идти тяжело ", - пожаловалась душа. Пронизывал её знойный воздух, как пронизывал он и густую, клонившуюся волнами рожь. "Нет ничего проще... ", - отвечал Христос. Оглянувшись потом, душа уже не помнила лица Его, но теперь знала, Кто это был. Женщины, увидев Христа, прекратили жатву и издали в пояс поклонились Ему... ... . ... Над приливом поднимался рассвет, изменились и запахи моря. У берега огненный зверь поднялся с волны, шуршащей пеной, и ступил по воде. Исчезая, душа отражалась в львиных глазах звездой, ускользавшей от взгляда в дыму рассвета. Так приходит и проходит печаль. Зверь коснулся рыжей гривой проходившей волны, высокая трава колыхнулась, потянулась ему вслед, а он, шлёпая тяжёлыми лапами, уходил по багрянцу воды всё дальше и дальше... Увянет трава и вырастет снова. Звезда растает и появится... Так проходит печаль. Вот - я, - думала душа, - и я кому-то пропета, и мне дано отозваться и созвучие... О! - вздохнула она, - О, Боже! ... . ... Она очнулась, душа, полная своей тихой радостью. Прошла к столу и села писать стихи на белой, как сама, бумаге. Мерцали строки, горели, не обжигая листы. А устав сочинять, душа уснула, касаясь носом брошенного пера. Был самый тёмный перед рассветом час. Небо в потоках воздуха шевелилось. Вся ночь прильнула к окну, в просвет между движимых облаков заглядывала белым глазом в исписанную бумагу. Тучи теснились, ложась тенями на стекло и ветер давил на рамы. Окно дребезжало и не поддавалось, только дрогнул один шпингалет. Душа очнулась и, уже не боясь оказаться одинокой среди бурь белого света, стосковавшись о нём, вернулась в покинутое тело поэта. Тот повернулся на бок и тихо засопел. ... . ... Уже рассветало, в сизых сумерках замолкли, наконец, коты и пробудились птицы. Потом и он просунулся, и утро казалось ему серым, тяжелым, как его голова. Он опять курил и злился, взъерошенный, кривился на себя в зеркало. Но душа в нём горела, томилась с тайной забытого сна. Он бросился к столу и в ворохе какого-то незаконченного перевода нашёл листы, белые-белые. Он черкал по ним, кусая бойкое перо и не думал о разбавленных чернилах, ведь слух его был полон чьего-то шёпота и музыки, невнятных слов разговора. И может быть потом, когда он прочтёт свои стихи кому-нибудь, его назовут Поэтом. © Андрей Бондарчук, 2008 Дата публикации: 14.12.2008 02:54:24 Просмотров: 2988 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|