Полёт белого орла

Виталий Семенов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 31434 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Полёт белого орла
Смешно оснастился ты для этого мира.
Ф.Кафка

Левую руку вытянуть вперед, правую под живот, особым образом чуть сжать пальцы, левую ногу немного согнуть в колене, правой оттолкнуться, выдох – полетели. Левая рука ведет, правая управляет высотой, левая согнутая в колене, нога не дает опуститься на землю, правая, направленная вниз, оставляет связь с землей и стабилизирует устойчивость. Полет! Выдох правой ладонью и можно выше, ещё выше. Уже видно сверху весь Дом, дальше, ещё выше. Почти весь город внизу, сотни, тысячи домов, собранных в улицы и квартала. Выше, и уже видно чуть в стороне лес, поля, левой рукой немного вправо и уходим в сторону Волги. Сверкающее зеркало водной глади водохранилища под тобой. Чуть шевеля пальцами правой руки и меняя силу выдоха из ладони, резко возносишься вверх или спускаешься вниз, за мгновения пролетая несколько километров от берега к берегу. Влево-вправо, по кругу, свечкой вверх, к солнцу, разворот и камнем вниз, почти до самой воды. Полет, настоящий полет, в прошлый раз лишь удалось немного, на несколько метров приподняться над землёй, а сейчас словно птица можно носиться куда захочешь. Да и что было раньше, сон? Лишь небольшой полет во сне, а теперь всё по-настоящему, реально. Ведь сейчас не сон, Картал понимает, что это не сон, всё наяву. Он летает!

Картал открыл глаза, в бок его толкает Ирма Генриховна (капа Ирга):
- Шесть часов, вставай.
Вот и весь тебе полёт, заземлили. Надо вставать и ехать куда-то на троллейбусе, сегодня первый день работы. Завтрак в такую рань не положен, а обедом сказали, на работе накормят. Надо спешить, чтобы поспеть к семи, иначе огребешь и от Ирги и от пацанов за то, что опять «всё не как у людей». Конечно, огребает он постоянно, не привыкать, но лишний раз получать нагоняй и зуботычины вовсе не хочется, надо бежать. Только тихо. Туалет, умывальник, гардеробная, улица, дребезжащий пустой троллейбус. Полчаса тряски по просыпающемуся городу до остановки «институт». Здание института в ожидании Первомая обильно украшено кумачом. Но столовая дальше, на ней лишь один транспарант: «Экономика должна быть экономной. Л.И. Брежнев». Картал Бабаев, дипломированный повар четвертого разряда, ещё ни разу не бывавший ни в одной, кроме своей детдомовской, столовой может приступать к работе. Вот только студенческая столовая, куда его направили работать по специальности, о которой он имел весьма туманное представление, сама столовая с главного входа закрыта. Парень обошел здание, увидел эстакаду, ворота, ещё две запертые двери, и, наконец, одну открытую. Вперёд, на работу.
Побродив по пустым коридорам и потыкавшись в запертые двери первого этажа, Картал поднялся на второй. И увидел десятки женщин стоящих, сидящих, бегающих, кричащих, зачастую матом, переговаривающихся между собой. Женщины режут, тащат, перемешивают, моют, считают, раскладывают, чистят, льют. И всё это происходит в большом помещении, заставленном котлами, плитами, шкафами, бачками, столами, ящиками и мешками. Это кухня. Кухня большой столовой, обслуживающей несколько тысяч человек в день, учебный день. В выходные, как и в два летних месяца, студентов с преподавателями института нет, и столовая не работает.
Картал стоит и не знает к кому обратиться, и уже получил несколько «Столовая с десяти открывается, не стой здесь» от снующих вокруг женщин с бачками и тряпками. Наконец, его замечает дородная женщина в белоснежном халате и с короткой, но очень красивой стрижкой:
- Мальчонка, на работу?
- Да.
- С детдома, после училища, мне говорили? Пойдем куртку дам. Что умеешь делать, в училище, на практике чему-нибудь научили?
- Да, у нас практики не было, детдомовским нельзя отлучаться.
- Как, совсем?
- Совсем.
- А диплом выдали, повар?
- Да.
- М-да-а-а. Ладно, меня зовут Валентина Лазаревна, я бригадир, а тебя как величать?
- Коля.
- Вот тебе, Коля, спецовка, снимай свою куртку, свитер тоже снимай. Ой, а на ногах-то у тебя что? Черевичек никаких не взял, в своих суконках тут без ног останешься.
- У меня только тапки в детдоме ещё есть.
- Ох, мальчонка, ладно, терпи пока сегодня. У тебя какой размер ноги?
- Сорок один, наверное, или сорок, мне не говорили.
- Ох, мальчонка, ну, не переживай, найдем мы тебе обувь.
Бригадир осмотрела новоявленного повара с ног до головы. Щуплый, носастый, прыщавый, бледный как моль, альбинос, косой и красноглазый, весь какой-то нескладный, пришибленный, на ногах затертые дедо'вские суконочки.
- Раз мужик, то в мясной пойдешь, работай хорошо, не отлынивай и всему научишься, пойдем.
Уже заходя в мясной цех, отделенный от общей кухни коридором и дверями, Валентина Лазаревна вдруг спохватилась:
- Мальчонка, а ты же не из дома, кушать хочешь?
- Мне сказали, что с десяти столовая открывается, а ещё мне сказали, что меня здесь обедом покормят.
- Покормят, Коля, покормят, сынок, мы тебя и накормим и всему научим, пойдем.
И они опять пошли на кухню, бригадир усадила парня за небольшой столик перед ещё пустой раздачей, подошла к одной из женщин, что-то сказала ей на ухо. Вскоре перед советским детдомовцем, впервые самостоятельно, без «капы», оказавшемся в миру стояла тарелка с нарезанными кусочками масла, тарелка с нарезанным сыром, макароны с тефтелями, стакан компота, стакан молока, огромная жестяная банка с повидлом и целый разнос с булочками и коржиками.
- А сколько можно съесть? – Спросил Картал у подносившей всё это богатство женщины.
Она вдруг остановилась, пристально посмотрела на едока и сказала:
- Ешь, сколько сможешь, всё твоё.
И он ел. Вскоре весть о «голодном бесцветном мальчонке-сироте» разнеслась по всей кухне и женщины стали добавлять на стол всё, что готовили и раскладывали. Гуляш, какао, гречневая каша, банка с сайрой в масле, сметана, сочники, винегрет, горсть карамелек, котлеты, сваренная целая курица, жареная мойва, салат из капусты с морковью. Валентина Лазаревна принесла стакан со сгущенным молоком. Целый стакан сгущенки!
Нет, в детдоме кормят нормально, никто не голодает, хлеба вообще много разрешают съесть. Но чтоб так! Когда можно любые праздничные блюда, такие как сыр, сметану, повидло или курицу, есть одному и сколько угодно. Целый стакан сгущенки, которую всего два раза в жизни пробовал! Вообще когда ты можешь есть не то, что тебе дали, а то, что сам выбрал. Это и есть взрослая жизнь, понял Картал, уже с трудом запихивая в рот очередной кусок и пряча карамельки и две булочки в карманы белой поварской куртки. В общем, встретили его здо'рово, он в восторге.
В мясном было холодно. Всё в крови, жиру, раскиданных тушах, тележках-ёмкостях и карабинах с костями, салом, мясом и фаршем. Ещё в углу стояла целая стопа объёмных деревянных ящиков с курами. Неужели возможно поглотить столько мяса за день? Это сколько же здесь едоков обслуживают, наверняка раз в десять больше чем в Доме, нет ещё больше, в тридцать раз, или даже пятьдесят. А мясников, управлявшихся с этой уймой мяса совсем немного. Два парня и две женщины. Паша, лет двадцати пяти, коренастый, юркий и болтливый обваливал туши (отделял мясо от кости). Сережа, тех же лет, тощий, болезного вида долговязый молчун непрерывно нарезал куски мяса на гуляш, бефстроганов и поджарку. Вера, тридцатилетняя, на редкость некрасивая женщина, раскидывала фарш на котлеты, без умолку трепалась с Пашей и таскала разносы и карабины с уже готовыми котлетами и нарезкой на кухню. Лена, тётенька за пятьдесят, с заплывшим от неизлечимого алкоголизма лицом, молча готовила фарш и периодически протирала полы от очередной лужи крови с размораживающегося мяса. Мальчонку Колю поставили чистить от потрохов куриные тушки. Куры были «глупенькие» с маркировкой «Н/С» - не стандарт, синюшные, не до конца ощипанные, тощие тушки иногда с оторванным крылышком или бёдрышком. Много кур, очень много, Картал за все свои семнадцать лет столько не видел, сколько начистил за этот день. Раз в час все дружно шли в курилку – небольшой закуток с открытым окном перед большой холодильной камерой. Курили все четверо, дали и мальчонке – кашлял, плевался, но стойко, как все, взатяг выкурил до обеда четыре сигареты «Искра». А как иначе, ведь он член коллектива – мясник. Может взрослые, рабочие отношения будут добрее и мягче детских, детдомовских. Картал, всегда занимавший в своей детдомовской группе последнюю ступень жёсткой иерархической лестницы, очень надеялся на это и старался, очень старался хорошо работать.
К двенадцати дня у парня стало рябить в глазах, он очень устал от лязга огромной мясорубки, болтовни коллег, шума вентиляции и холодильной камеры. Руки промерзли, пальцы исколоты, ноги подгибаются, между лопаток словно кол вбили – болит. Взрослым быть трудно, понял Картал, глядя на висящие на стене часы – ещё три часа надо продержаться. Продержался, только уже не курил, не улыбался, а последнюю тележку, заполненную отделенными куриными потрошками, случайно перевернул – все полы уделал. Выдохся напрочь. Как, какими силами эти люди умудряются столько работать и не уставать? Паша не останавливаясь ворочает туши и машет обвалочным ножом, весь день. Сережа как робот монотонно шинкует горы мяса на маленькие, в один укус, кусочки. Вера раскидывает и панирует уже какую сотню котлет. Лена бесконечно намывает полы и готовит, замес за замесом, фарш. Весь день, как заведенные, в холоде, крови и жире - конвейер по производству мясных полуфабрикатов.
А чему учили на кулинарном отделении училища, которое окончил повар Бабаев? Да чему угодно, но не реальной поварской работе. Можно смело забыть всю вызубренную белиберду и учиться заново. Ну зачем посвящать целый урок рецептам приготовления артишоков, которые сама преподаватель ни разу в руках не держала? Как можно выучить сорта мяса по картинкам, ни разу не увидев настоящей мясной туши? Зачем называть мясорубку МИМ, тестомешалку на сто кг – ТММ100, а хлеборезку – МРХ, это ж кто по конспектам запомнит и поймет о чём речь? Практика, только практика и ещё раз практика, которой детдомовским студентам кулинарного совсем не досталось – училище то через дорогу от детдома, а комбинат общепита с обучением, на другом конце города – не положено.
Вместе с Карталом на повара ещё пятеро девчонок детдомовских училось, но их сейчас направили в другие столовые. А все пацаны, посчитав работу повара бабской и стыдной для мужика, пошли учиться на строителей и сварщиков. Вечный изгой, постоянно огребающий Картал, наоборот решил пойти не как все, чтобы избавиться, наконец, от унижений и побоев в детдоме. Хотя бы в училище, хоть на полдня он мог вздохнуть спокойней без пацанов-детдомовцев и теперь огребал от них только вечером и по выходным.
Наконец, окончилась эта нескончаемая смена – убирают все остатки в камеру-холодильник, всё чистят и намывают. Обед и домой. Нет, сегодня понедельник, домой никто не расходится – после обеда политинформация будет. Весь личный состав, все повара, кондитеры, мойщицы, коренщицы и кассиры все на политинформацию! Даже оба грузчика, всегда слегка выбритые и до синевы пьяные, даже они, маловменяемые, обязаны прослушать лекцию о международном положении. Лекция долгая и нудная. Оказывается, Рейган – гад, нисколько не лучше баптиста Картера, пытавшегося испортить нам Олимпиаду. А за это мы тоже ввели против США санкции - отказались закупать у них зерно. А бедные американские рабочие, особенно негры, замучены капиталистами, военщиной и менагерами и очень завидуют свободному и счастливому советскому народу. В Польше распоясавшуюся «Солидарность», по требованию польских рабочих, скоро разгонят. В Афганистане уничтожена очередная, видимо последняя банда душманов и прогрессивные пуштунские декхане, благодаря помощи советских танкистов и лётчиков, теперь тоже заживут счастливо. А недавнее повышение цены на хлеб сразу на две копейки, советское руководство во главе с товарищем Брежневым, обязательно компенсирует снижением цен на, ура! товарищи, цветные телевизоры и холодильники. Короче, ещё одна порция ободряющих новостей. Лекцию читала Тамара Степановна, конечно же, с газетой «Правда» в одной руке и листком с приготовленным текстом лекции в другой. Вообще-то она была в столовой технологом и портить понедельник её никто не уполномочивал, но раньше она была в партии и занимала серьёзный пост в Тресте столовых и ресторанов. Потом погорела на каких-то махинациях, ей грозила уголовка, дело замяли, но с должности и из партии турнули. Жить бы спокойно технологом, не высовываться, но Тамара Степановна, по инерции продолжала быть «ведущей и направляющей», взывающей к высоким идеалам и благим целям. Была бы она не технологом, давно бы послали куда подальше, но связываться, зная её подлейшество и лицемерие, никто не хотел.
Всё это Картал узнал через неделю, а пока слушал весь этот уже давно, ещё по телевизору, надоевший бред. Он вспоминал как будучи маленьким, лет в семь-восемь, очень переживал за детей, рождённых в капстранах. Вот ведь страдают там от капитализма бедные дети, вот ведь повезло советским детям родиться при социализме. Потом его родной детдом в райцентре расформировали, и Картал оказался здесь, в большом городе. И это был шок! Он впервые столкнулся со злыми детьми. Несколько мальчишек, особенно Грызлов и Глухов, испытывали глубокое удовлетворение, просто физическое наслаждение от того, что кому-то сделали плохо. Чем больше нагадили, тем удачнее прошел их день. Заводил было лишь несколько, но почему то все остальные им подыгрывали. Десятилетний сирота, прибывший из сельского детдома, искренне не понимал, как можно радоваться чужому горю, за что и получал. Его жизнь стала адом. А сейчас, спустя семь лет, он хотел лишь одного – скорее закончить «школьные годы золотые» и вырваться из детдома. И он точно знал, что ему не повезло в жизни, несмотря на развитой социализм и неустанную заботу партии.
Он был подкидышем-сиротой, у него были сильно не русские имя и отчество: Картал Мамедович. Он был тотальным альбиносом, красноглазым и косым, чем сильно отличался от окружающих. Наивный, доверчивый и беззлобный, хилый и слабовольный. Всё детство его мучали частые простуды, аллергии, «цыпки» и запоры. Сейчас одолевали юношеские угри и начавшие расти по всему телу бесцветные, жесткие волосы, недавно даже на спине стали появляться. Раньше Картала обзывали за его имя и альбинизм белой вороной, теперь за излишнюю волосатость тела – белой обезьяной. У него совсем не было друзей и даже девчонки презрительно фыркали на забитого мальчишку альбиноса. Педагоги всё это знали, но не спешили помогать: «Учись постоять за себя». И он стоял, как мог. О физическом сопротивлении насилию не могло быть и речи. Он слишком хил и слаб, и телом и духом. Он научился вычислять и чувствовать. Вычислять людей, их поведение и реакции. Чувствовать степень агрессии и негатива исходящие от людей и Дома. Сам Дом, содержащий полторы сотни сирот, и даже весь город, с сотнями тысяч горожан несли агрессию. И Картал точно знал, что люди просто слишком слабы, чтобы бороться с негативом Дома и города, они скидывают свою слабость на окружающих в виде агрессии, продолжая подпитывать и увеличивать общий фон зла. И в этом замкнутом круге можно или стараться быть незаметным для остальных, или стать таким же агрессором, как и все. Незаметным альбинос сирота с необычным именем быть никак не мог. Стать таким же, как все, участвуя в бесконечной конкурентной гонке зла и порока, он тоже не мог. Жизнь учила мальчика быть жёстким, наглым, изворотливым, лживым, вороватым и лицемерным. А он никак, не получалось быть как все. За что и получал по жизни ото всех окружающих.
Возвращаясь в Дом, Картал вспоминал и оценивал прошедший день. Кормят от пуза, никогда столько не ел. Матерятся все, но не со зла, просто так разговаривают. Никто его не шпыняет, не бьёт и даже не ругает. Всё хорошо, но неимоверно трудно. Отработать смену очень тяжело, хватит ли у него сил трудиться так каждый день? Он уснул стоя, держась за поручень переполненного студентами троллейбуса. Проехал две лишних остановки, возвращался пешком. В Доме ему накостыляли за то, что всего одну булочку и несколько карамелек с работы принёс, не позаботился о «родной братве». Девчонки, работавшие в других столовых, наворовали и притащили в Дом целую кучу продуктов, не то, что эта зажравшаяся белая обезьяна. Впрочем, с обезьяны, какой спрос, она ведь животное и потому били мало, даже без крови и синяков обошлось сегодня. В общем, день прошёл удачно, очень.
На следующее утро Картал еле встал, всё болело после вчерашней работы. Как же он сможет так работать каждый день? Сможет, надо, только так будет шанс вырваться из этого ненавистного Дома. А в столовой его ждал целый ворох одежды и обуви. У кого-то из армии сын пришел, и вся прежняя одежда стала мала, у кого-то от мужа покойника остались вещи, кто-то старую и не модную обувь принёс, а Валентина Лазаревна просто купила мальчонке кеды и футболку для работы. Иметь восемь рубашек, шесть свитеров, десяток брюк, три куртки и целую батарею обуви, конечно, здо'рово, но в детдоме это невозможно. Картал честно сказал: отнимут. Тогда все вещи отнесли в прачечную и заняли ими пустовавший шкаф, теперь Колин. И опять кормили.
Вместо мясного цеха тщедушного Колю отправили к Бабе Ане, она была во всей столовой самой старшей по возрасту. И самой некрасивой, в свои шестьдесят семь, она выглядела на все восемьдесят. Очень морщинистое старушечье лицо, почерневшие от прожитых лет и бесконечной работы руки, с вылезшими венами и причудливо выгнутыми, узловатыми пальцами. Сгорбленная чуть набок, одетая почему-то в медицинский, с завязками сзади, халат. На голове не поварской колпак или шапочка как у всех, а белая косынка с завязкой на затылке, как у больничной няньки. В общем, выглядела она как Баба Яга в больничной робе, а числилась посудомойщицей. Анна Петровна была блокадницей. Во время войны, в умирающем Ленинграде, тогда ещё совсем молоденькая Аня, работала в детдоме уборщицей. Детей, доживших до весны сорок второго года, их осталась треть, эвакуировали, Аню оставили сторожем и дворником пустующего здания. Вскоре в бывшем детдоме организовали госпиталь и Аня стала уборщицей-нянечкой-«милой сестрёнкой». Так и дожила до Победы. Но всё это было очень давно. А теперь Баба Аня, числясь мойщицей, готовила обед в банкетку для институского руководства, ректоров и проректоров. А ещё она была кулинарным консультантом - как безнадёжно прокисшее-засохшее изделие или продукт можно использовать. Она знала о продуктах питания всё, завпроизводством, бригадиры, повара и кондитеры охотно советовались с ней. Баба Аня умела делать из свеклы гранатовый компот, из солёных огурцов грибное блюдо, творог после особого приготовления становился на вкус грецким орехом и ещё массу подобных кулинарных превращений, не описанных ни в одной кулинарной книге, могла творить эта бабушка. Любое ею приготовленное блюдо становилось шедевром вкуса. Даже кусок обычного хлеба, поданный этими некрасивыми руками, казался вкуснее. А ещё она красной тряпочкой и молитвой излечивала мясникам «рожу», периодически возникавшую у них от сырого мяса. Женщинам, надорвавшимся от постоянного таскания сорока-пятидесяти литровых бачков Баба Аня каким-то особым массажем, словно хилер, выправляла загиб матки. А ещё она, когда откусывала хлеб, обязательно подставляла ладошку, чтобы крошки не упали, а сам хлеб называла только «хлебушек». Всё это Картал узнал позднее, а пока им надо было приготовить обед для начальства. Помимо обычно столовавшегося руководства института, сегодня ожидали проверяющих из Треста – готовили для них роскошный обед и пакеты с продуктовыми подарками.
- Ну, Коля, с чего начнём? – Спросила Баба Аня, очищая замоченный лук.
- С раскладки, какое блюдо, сколько порций, надо посчитать, сколько продуктов брать.
- Про раскладки забудь, с раскладками и учебниками ты и людей отравишь и нас всех по' миру пустишь.
- Как же, ведь нас так учили, всё должно быть строго, для чего же раскладки написаны?
- Сынок, эти раскладки написаны сразу после войны изголодавшимися людьми. Чем гуще, тем лучше тогда казалось. Но по жизни, если на бачок дать шесть пачек кофе, как в букваре, а не две, как все делают, то его и пить будет невозможно из-за осадка и глаза у всех на лоб повылазят от повышенного давления. А если по раскладке щи приготовить, то их и разлить по тарелкам не сможешь из-за густоты, и есть эту кашу никто не станет из-за того, что она будут ужасно жирной.
- И как же тогда готовить?
- Сейчас научишься. – Баба Аня отставила начищенный лук в сторону и принялась за очистку моркови. – Во первых запомни главное правило повара: «Не отрави!». Это первое и самое главное. Во вторых, надо любить людей, которых ты кормишь, и продукты из которых готовишь. Если ты сам будешь испытывать удовольствие от того, что вкусно и сытно накормил человека, то у тебя всё получится. Ну и не ленись, конечно, ведь ты живёшь, только пока трудишься. Вот эти три правила прими, а остальное само постепенно придёт, научишься. Давай сейчас лучок полукольцами порежь.
Да, готовить для банкетки гораздо легче и приятнее, чем в холодном и вонючем мясном цехе монотонно чистить кур. Карталу опять повезло. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что было дальше. Мальчонке предложили не возвращаться в детдом, а работать на полставки ночным сторожем в столовой. Вся работа заключалась в том, что вечером надо закрыть двери изнутри, а утром открыть. Если сработает охранная сигнализация или начнется пожар, то звонить куда следует. Завпроизводством Александра Ивановна лично ездила в детдом, роно, соцзащиту и Трест, со всеми договорилась. Спи мальчонка в столовой, неплохой лежак на складе имеется и душ в кондитерской, еда в холодильниках, а за это тебе ещё и тридцать один рубль сорок пять копеек в месяц родной Трест заплатит. Вот оно выстраданное счастье! Наконец-то можно избавиться от ненавистного Дома, да ещё и есть что захочешь, в любых количествах, и за всё это будут неплохие деньги платить как повару и сторожу. Радостный восторг от предстоящих перемен слегка пьянит и растягивает рот в улыбке, заставляя тихонько и весело напевать. В тот же день после работы Картал забрал из Дома все свои личные вещи, то есть паспорт с приписным призывника и вернулся в столовую сторожить, с надеждой, что больше никогда не увидит ни «родных» детдомовцев, ни столь-же «родных» педагогов.
Так и сложилось: днем работа под руководством Бабы Ани, вечером получить три фляги молока, иногда ещё сметану и творог с молокозавода, которые привозил на мотороллере «Муравей» седой молчаливый водитель. Затащить всё в холодильную камеру. В ночь поставить на плиту, «на двоечку», два бочка с костями для бульона. И до утра счастье полной свободы ночного директора.
Уже через месяц Картал научился делать всю подготовительную работу для Бабы Ани и половину блюд для банкетки. Он уже знал, что такое грохот, венчик, пестик и весёлка, кто такие «ватрушки», что значит «сегодня Лазаревна сдается, иди вешаться», что такое «шб» и каша «дружба», почему весь мужской состав столовой называют мальчонками и где находится гарманжа.
Вскоре у него и друг появился. В мясной цех приняли нового работника.
Вазген, здоровый, чернявый и волосатый, молодой и весёлый армянин. Однажды за обедом разговорились, да так и повелось – обед, перекур вместе. Когда Вазген случайно узнал, какое у Коли отчество, Мамедович, то сразу же спросил его:
- Ва, дорогой, а как же твое настоящее имя?
- Коля.
- Не ври, настоящее как?
- Коля.
- Уф, ты, Коля, упрямый. Ну, вот смотри. Я армянин из Сумгаита, знаешь где Сумгаит, нет? Это рядом со столицей Азербайджана Баку. У меня полно там друзей азербайджанцев осталось и некоторых из них или самих зовут Мамед, или отчество Мамедович, или фамилия Мамедов. Я азербайджанский язык лучше русского знаю, Мамедович не может быть Колей. Как тебя по-настоящему зовут?
- Коля.
- Тьфу, Коля, не выводи меня! Ну, ладно, смотри. Я армянин из Азербайджана, служил вот здесь, в России, женился и поэтому остался тут жить. Сначала я тоже для русских называл себя Вова или Вадим, а потом думаю: а чего я своего имени стесняюсь. Вазген меня зовут! Так даже нашего главного армянского священника зовут, он не стесняется своего имени, а я чем хуже? Вазген по-армянски значит – свет истины. А? Этого разве можно стесняться? Вот теперь, дорогой, давай, скажи мне свое настоящее имя, а я тебе скажу, что оно значит по-азербайджански. Давай, ну, я же тоже нерусский, меня-то чего стесняешься? Как тебя зовут?
- Картал в паспорте записано.
- Ва, Картал, это значит – орёл. Тебя родители назвали Орёл! А ты стесняешься.
- Да нет у меня никаких родителей, я подкидыш и сирота. А по паспорту я русский, там так и записано в пятом пункте. Так что я буду лучше Коля для всех.
- Ну, Картал-джан, как скажешь, будь Коля, но знай, что на самом деле ты Орёл.
На том и договорились: когда они были вдвоём, Коля был Карталом, а при всех Картал, как и обычно, был Колей.
А ещё Вазген учил своего друга никого не бояться. Показал несколько безотказных болевых приемов. Картал отработал их до автоматизма и иногда, на дружеских спаррингах с Вазгеном заставлял того сдаваться. Но, главное, надо было научиться самому не бояться боли, не бояться пропущенных ударов, не робеть перед более крупным, а главное наглым и задиристым противником. И это было гораздо сложнее, чем приёмы и физические тренировки. Изжить из себя тот животный страх, что одолевал Картала при любой внешней агрессии. В самом деле, чего бояться, боли? Молодое, натренированное тело переживет и быстро восстановится после любых побоев. И если ты даже проиграешь поединок, то в следующий раз противник всё же вспомнит твой обязательный отпор, прежде чем нападет на тебя, да и нападет ли теперь. Даже проиграв стычку, ты заставишь считаться с тобой. Бояться угроз и дешёвых «понтов»? По настоящему сильный человек вообще никому не грозит, он в случае надобности сразу действует.
Со второй зарплаты Картал накопил на покупку в комиссионке кассетного магнитофона «Романтик», а Вазген давал ему послушать отличные кассеты с зарубежной эстрадой и Высоцким. А иногда, когда поздно вечером Вазген с беременной женой приходили к Карталу в гости, они включали лезгинку и, отодвинув столы и стулья, в темноте обеденного зала в зажигательном кавказском танце выпускали из себя всё, к чему стремилась душа молодого тела. В сентябре, когда у Вазгена родился сын, после работы весь коллектив столовой собрался на большое общее застолье. Поздравляли молодого отца с первенцем, вскладчину подарили три упаковки, по шестьдесят баночек в каждой, дефицитного детского питания. Картал включил свой магнитофон и перед всеми исполнил для друга танец орла - лезгинку.
В столовой он проработал и прожил год. И за эти двенадцать месяцев сильно изменился. Теперь это не косоглазый, всеми понукаемый и забитый бесцветный оборвыш и хлюпик. Теперь это уверенный в себе, дорого и стильно одетый, возмужавший юноша с необычной внешностью, модной причёской и озорной косинкой в глазах. Да, и зовут его не Коля, а Картал, что значит орёл. Картал подрос, раздвинулся в плечах, порядком отъелся и накачал мышцы, сейчас он в одиночку мог запросто закинуть или снять с плиты полный бачок-пятидесятку, или притащить с нижнего склада семидесятикилограммовый мешок риса. Видели бы его, выбравшего «бабскую» профессию, бывшие одноклассники детдомовцы и попробовали бы сейчас, как прежде, дать ему дежурную оплеуху. Когда болезный мясник Сережа уходил на больничный, то Картал легко подменял болящего, всё делал быстрее и аккуратней. А когда зимой Баба Аня слегла в больницу, то в полной мере заменил и её, угождая любым гастрономическим прихотям деканов и ректоров. Да, он может, он всё может и умеет, чего ещё не может, тому он легко научится и сможет.
В марте уже восемнадцатилетнего призывника прогнали в военкомате через медкомиссию и выдали вердикт: несмотря на косоглазие, к службе годен, нестроевой. «В стройбате тоже повара нужны, а альбинизм это не инвалидность». В апреле провожали всей столовой, надавали кучу советов, мешок продуктов и целый лист своих адресов для писем из армии. Дорога через полстраны, в Забайкалье, до предписанной военной части заняла неделю. Целую неделю новых впечатлений.
В части, в первый же день, Картал понял, что опять, как в детдоме оказался в агрессивной среде. И эта агрессия не имела ничего общего с повышением боеспособности или хоть какой-то, пусть даже извращенной целесообразностью. Агрессия ради агрессии, здесь это закон и норма. Надо или подчиниться тому, что ты «дух и сопля зелёная», или пройти ломку от старослужащих, на что кадровые офицеры смотрят сквозь пальцы. Да, к некоторым, возможно многим, советским частям стройбата выражение: «Не служил – не мужчина» совсем не подходило. Это после года систематических побоев, а иногда и натурального, как на зоне, опускания, ты становился мужчиной? Может после следующего года, когда ты старался все свои прежние унижения, возможно, вплоть до опускания, в полной мере, а лучше с гаком, выместить на новоприбывших? Сильно мужал от этого юноша? Именно в такую часть попал гордый и белый Орёл. Но Картал не из тех и не из других, он не смирится, он будет бороться с этим порочным кругом жуткой, практически узаконенной кровавой дедовщины. Он не даст себя унижать, и не будет унижать других. Ему удавалось отбиваться два дня, а за поход к командиру, с просьбой навести порядок в части, получил шесть суток наряда.
Всё произошло вечером третьего дня, в туалете, где Картал драил полы. Его ударили сзади, железной трубой по шее, потом били ещё по спине и ногам. Ишь, что удумал, порядки свои устанавливать. Он, вообще, кто такой, этот бесцветный «дух»? Авторитетом себя возомнил, слишком сильным и смелым, ничего, обломаешься. Не ты здесь порядки устанавливал, не тебе их и менять. Сегодня старослужащих не будет слушаться, завтра офицеров, а потом и вовсе Советскую власть начнёт свергать. За справедливость решил бороться, за правду? Один против всего коллектива? Правда всегда в силе большинства. На тебе, беленький, ещё и ещё, сейчас твоё тело сильно разукрасится. Кстати, он же сирота, значит, его и искать никто не будет. Последние удары вконец осатаневших от крови и безнаказанности подонков достались голове Картала.

Слегка согнув левую ногу в колене, отталкиваемся правой от земли. Полетели! Сразу и мощно ввысь. Дышать уже не обязательно. Руки можно широко раскинуть, да, так даже лучше, сразу можешь объять целую область земной поверхности, что проносится далеко внизу, под тобой. Ещё выше, ещё, уже пропадают очертания земного ландшафта внизу, всё покрывается голубоватой дымкой. Картал отрывается и от Земли, она становится лишь всё удаляющимся вдаль шариком, с приятным голубоватым отблеском солнечного света. Эта планета прекрасна и очаровательна, мала и хрупка, берегите её и друг друга, люди. Карталу всё-таки нравилось на Земле, но он покинул клетку земного бытия и улетел, теперь уже навсегда.

© Виталий Семенов, 2018
Дата публикации: 05.10.2018 21:06:35
Просмотров: 1796

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.