Я Шлэпэр
Владимир Гладышев
|
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 25961 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Посвящается всем матерям-одиночкам мира... ВЛАДИМИР ГЛАДЫШЕВ Я ШЛЭПЭР… Посвящается всем матерям-одиночкам мира… Я Шлэпэр… И Шмок… И Швыцэр… И Шлэмазл. Он же Шлёма… Так говорила бабушка, а моей бабушке можно верить. Потому что она, несмотря на все старания двух самых безжалостных по отношению к людям государств ХХ века, сумела сберечь, вырастить, поставить на ноги двух девчонок и пацана. Отцы каждого из них, так получалось, погибали в мясорубке, которая называлась Историей, сразу же после рождения детей. Но Парень Сверху знал своё дело, Он хранил бабушку, а уж она хранила детей. Младшей её дочерью была моя мама. *** Сегодня исполнилось полгода, как мама ушла. За эти полгода я ни разу не покупал сахар, рис, гречку и стиральный порошок. Думаю, не буду их покупать ещё довольно долго. Мама оставила после себя запасы, которые пережили её. Люди этого поколения сами себя называли «дети войны» задолго до того, как дебильные политиканы выдумали этот официальный титул, чтобы в очередной раз обмануть их, уже стариков и старух. Лично для меня это название впервые прозвучало в песне Юрия Визбора: «Много знали мы, дети войны…» Это были самые настоящие дети войны. Дети, многие из которых никогда не видели своих отцов. Как мама. Она родилась в конце сентября 41-го года, дед был на фронте, кажется, в это самое время он в первый раз пропал без вести. Был в плену. После его освободили, он снова оказался на фронте (слава Богу, что не в лагере!), где и пропал окончательно. Только теперь я понимаю, почему бабушка так отчаянно кричала соседкам по двору: «Я семья погибшего!» Было это тогда, когда наша семья (мама, бабушка, сестрёнка и я) с боем переселялась из подвала, где я прожил первые семь лет своей жизни, в комнатку общей площадью четырнадцать квадратных метров. Тогда, в середине 60-х годов, эта халупа казалась дворцом. Особенно на фоне роскошного по тем временам Дома специалистов, напротив которого мы жили. В нём я бывал потому, что там жили мои одноклассники, и эти хоромы на всю жизнь остались для меня символом роскоши. Странно, слова «халупа» и «хоромы» начинаются с одной и той же буквы… *** Мама родилась в Узбекистане и, как часто вспоминала, в детстве называла себя узбечкой. В Узбекистан бабушка была эвакуирована, с ней ехал сын, старший брат мамы, которой только предстояло родиться. Старшая же сестра была в армии. У мамы с ней была огромная разница в возрасте, 19 лет. Тётушка запросто могла быть мамой моей мамы. Но оказалась сестрой. Как вспоминали мама и бабушка, в эвакуации семья выжила благодаря дядьке. Когда они приехали в Узбекистан, ему было десять лет, и он стал настоящим главой семьи. Кормильцем. Добывал еду (иногда подворовывал…), топливо, выигрывал деньги в карты и прочие игры – играл он виртуозно! Бабушка шила, это тоже помогало не умереть с голоду. Местные не жаловали эвакуированных, и мама часто вспоминала, как добрые соседи говорили ей, чтобы она попросила лепёшку с маслом у соседского мальчишки. Она рассказывала, что этот толстяк постоянно ел лепёшки, и голодные дети просили у него кусочек, он иногда отламывал. «Я не просила!» - в голосе мамы была гордость, когда она произносила эти слова. Из эвакуации бабушка привезла старую сковородку, на которой она до конца жизни жарила всё, что надо было жарить, и новую по тем временам швейную машинку. Без этой машинки семья бы не выжила после войны в разрушенном городе. А сковородка до сих пор стоит у меня на кухне. Несколько раз я покупал маме новые красивые сковородки, иногда она даже пользовалась ими. Но, сколько себя помню, в доме всегда жарили на этой, чёрной от копоти плиты, сковородке. Сестра говорит, что на ней никогда ничего не подгорает… *** Сегодня же, утром, я позвонил женщине, с которой расстался более десяти лет назад. День рождения бывает только раз в году, не так ли? *** Мой бывший ученик давно уже живёт в Израиле. Благодаря скайпу мы с ним частенько обсуждаем самые разные проблемы – от судеб общих знакомых до политики. Этот огромный парень обязательно приходил к нам домой каждый раз, когда приезжал с исторической родины на родину. Иногда он приходил с дочерью. Мама очень любила, когда эта парочка появлялась в квартире. Дочь Виктория отличается буйным нравом, хитростью, неуёмным стремлением добиться своего. Прощелыга в чистом виде. Очень похожа на племянницу, не поэтому ли она так нравилась маме? - Гена ещё получит от Вики нахес, - сказала мама, когда Вике было года три, и она впервые пришла к нам с папой. Об этом же она предупредила счастливого папу, который, соглашаясь, печально покивал начинающей лысеть большой головой. Когда я работал с Геной и его друзьями, они учились в седьмом классе спортивного интерната и очень серьёзно, можно сказать, профессионально занимались академической греблей. Между нами были десять лет разницы, и тогда казалось, что это непреодолимая пропасть. Сейчас же эти здоровенные сорокалетние с хвостиком мужики выглядят старше меня. Как-то неудобно, не раз предлагал Гене, чтобы мы перешли на «ты». Знакомы-то больше четверти века! - Понимаете, мне надо знать, что где-то далеко живёт человек, который мой учитель, - так объяснял Гена. – У нас все со всеми на «ты», дочь Виктория называет меня не папой, а Геной, но мне надо знать, что такой человек есть, что к нему можно прийти… Теперь он придёт в дом, где больше нет мамы. Интересно, вспомнит ли дочь Виктория о маме? Надеюсь, что вспомнит. *** Возле конечной остановки маршрутки, недалеко от моего дома, сидит под деревом алкаш. Совершенно безобразный и безОбразный. Мало похожий на человека. Время от времени он требует, чтобы я давал ему деньги. Деньги я даю. Это мой одноклассник, мы вместе учились восемь лет. Есть фотография, где два пионера перепугано смотрят в объектив, и другой такой фотографии в моей жизни больше не будет. От него я узнал, что ещё один наш одноклассник умер после, как пишут в газетах, «тяжёлой и продолжительной болезни». Об этом человеке в газетах не написали, с точки зрения жизненных успехов он был никем. Как большинство из моих одноклассников. Старая школа в центре города, в двух кварталах от центральной улицы, считалась «босяцкой». Оно и неудивительно: здесь учились дети, родители которых жили в так называемых «жилкопах». Или бараках, так сами жители называли свои жилища. Какая, к чертям собачьим, жизнь могла быть в семье, если на двадцати квадратных метрах ютились бабушки-дедушки, мамы-папы и сами дети? Чему можно было научиться у не просыхающих от пьянки пап, которые утром плелись на завод, отрабатывали смену и добирались домой (если не попадали в вытрезвитель или не валялись под кустами с разбитой мордой) за полночь? Но даже такие, с позволения сказать, папы были далеко не у всех. Примерно половина одноклассников, как и я, были из «неполных семей». Из семей ли? Как я сейчас понимаю, практически все семьи были обречены изначально. Нельзя «молодой семье» жить в холодном подвале, в котором ютятся десять человек. В подвале, в котором живут лишь два мужика: только что родившийся мальчуган и его отец. В таких условиях семьи не выживают. Мои одноклассники рано начали уходить. Первым ушёл гнусный парень по кличке «Паря», он был настоящим подонком и великолепно играл в футбол. Всё восемь лет я воевал с ним, но он и его банда побеждали благодаря численному превосходству, стадности и трусости, когда толпа накидывается на одного. Уйдя из школы после восьмого класса, «Паря» оказался в «рогатнике» (ПТУ), где и стал комсомольцем. Встретив меня на улице, ехидно спросил: - А ты мне дал бы рекомендацию в комсомол. Я молчал. - Знаю, бля, что не дал бы. Во, зырь! – и он показал новенький комсомольский билет. «Парю» застрелили, когда я был в армии. Ему было чуть больше двадцати, но, видимо, в своей среде он стал «весовым». Поэтому с ним разобрались быстро и жестоко. Узнав о его гибели, я почувствовал, что меня обокрали. Это я должен был набить ему рожу, отомстить за все восемь лет… Может быть, мы встретимся с ним там, куда рано или поздно отправляются все? Только имеют ли там значение детские долги?.. Потом ушла маленькая неприметная девочка по имени Вера. Она родила дочь и умерла. Мы были на похоронах, запомнилось, что плачущий крупный парень, муж Веры, прижимал огромными руками к груди маленький белый свёрточек… Рядом шла маленькая обезумевшая женщина, мать Веры, которая на свою зарплату секретаря сумела поднять дочь, поставить её на ноги, выдать замуж. И которая сейчас хоронила свою единственную дочь. …Я даю ему деньги, и бумажки скрываются в большой, поросшей рыжими волосами, грязной руке. В моей жизни никогда уже не будет ни новой школы, ни новых одноклассников. Прошлое не изменишь и не вернёшь. *** С утра шёл дождь, и сейчас, в три часа дня, лужи не высохли. Хмурый и мрачный летний день. Женщина продаёт овощи-фрукты, много овощей и совсем мало фруктов. К лотку подходит… джентльмен слегка потрёпанной наружности, пребывающий в задумчивости и меланхолии. - Доброе утро! – громко и внятно говорит он. Ответ следует незамедлительно: - Доброе утро. Вы только что проснулись? - Да, - гордо заявляет джентльмен. - Погода такая, что в сон клонит, - сочувственно говорит продавец. – Что будем брать? Джентльмен объясняет, ради чего он покинул постель, а я думаю о том, что эта женщина-продавец могла бы быть… Или проще сказать, кем бы она не могла быть в этой недоделанной жизни? *** «Мы живём, под собою не чуя страны…» Эти строчки неоднократно припоминали «Щеглу», которого в конце концов угробила Система. Был ли Щегол добропорядочным гражданином? Не был он добропорядочным гражданином… И не мог быть, потому как был Поэтом, а где вы видели среди поэтов добропорядочных граждан? Собственно, многие, называвшие себя поэтами, были самыми что ни на есть добропорядочными гражданами, вертухаями из вертухаев. Однако же поэтами они были только в собственном воспалённом воображении. Аполлон, требующий поэта к священной жертве, не желает задумываться о том, что человеку надо как-то сводить концы с концами, пить-кушать, детишек воспитывать, жилище обустраивать… Ему, Аполлону, дела нет до того, кто обязан принести жертву Поэзии. Потому что и сам он – всемогущий! – всего лишь исполнитель, начальник среднего звена. Нечто вроде прораба на всемирной стройке, отвечающего за свой участок работы… Сейчас на одной шестой части суши никто не чует под собой страны. Даже самые успешные и богатющие, сдрыснувшие в какие-нибудь Лондон, Лос-Анджелес или Монако, ощущают себя изгоями везде, кроме географического пространства, бывшего когда-то «единым и могучим Союзом нерешимым»… Но эти, богатющие, успели сдрыснуть, прихватив с собой огромные деньги, украденные из «общака» под названием СССР. Мы же и в самом деле живём, не понимая, что представляет собой страна, в которой обитаем… Расплата за грехи? Знать бы только, за чьи грехи. *** Бог живёт в каждом из нас. Как минимум – на уровне собственного Замысла, потому как каждый из нас всё-таки создан Им. Спорить с тем, что Он живёт в каждом из нас, люди стали едва ли не сразу же после того, как поняли, что так оно и есть. Это осознание вызывало инстинктивный протест в тех случаях, когда в человеческом облике обнаруживалась мерзость… *** Самая большая рыба, которую я сам поймал, - это язь на килограмм. Вытащил его летом, шёл дождь, мы спрятались под мостом, на понтоне. Сильный такой дождь… Вытащил этого язя и не знал, что делать. Даже не знал, что это язь. Думал, карась. Или лящ. Так мы лещей называли. Когда я поймал самую большую в своей жизни рыбу, мне было 10 лет. Сейчас мне намного больше, но пойманный в детстве язь так и остался моей Большой Рыбой. Или мне ещё предстоит её поймать? *** Мой институтский друг после окончания филфака четверть века умело и старательно крутил гайки на самолётах. Ушёл на дембель с правом ношения военной формы. И кортика. Ибо служил в морской авиации. Сейчас он трудится главным инженером какого-то шараш-монтаж заведения и пишет книги о войне. Документальные книги. В которых, не побоюсь пафоса, самым настоящим образом восстанавливает справедливость. Как бы возвращает погибшим на войне то, что у них – вольно или невольно – было отобрано. Доброе имя. Колька в своих книгах рассказывает о людях, которые погибли при освобождении нашего города. И о тех, кто погиб при его… сдаче немцам. Как оказалось, вокруг этих событий столько всего понакручено, что, как иногда шутит этот историк, не хватит трёх жизней, чтобы разобраться. Но он это делает. Несуетливо, спокойно, уверенно. От него-то я узнал о двух «пропажах без вести» деда. В справке, которую хранила мама, об этом не говорится. А сын моего умершего друга, тоже Колька, занимается тем, что вместе с друзьями «поднимает» прах погибших на войне. Наших и «ненаших», которые тоже остались в нашей земле. Может быть, люди, которых зовут Николаями, как-то по-особому относятся к погибшим на войне и памяти о них? Может быть, они тоже «семья погибшего»? Даже если не знают об этом? *** У мамы есть сводная сестра, дочь деда от первого брака. Она старше мамы на десять лет, и её старшая дочь старше меня на те же самые десять лет. Младшая дочь умерла, тётка теперь живёт в Питере, у старшей. Уезжая, она приходила к маме прощаться, и они обе знали, что прощаются навсегда. Когда ушла мама, я как-то не подумал о том, что мы не позвонили в Питер, не сказали тётке и сестре о смерти мамы. И они обе долго считали, что мама жива. Только в день её рождения Люба позвонила, хотела поздравить с семидесятилетием… В трубе было слышно, как горько они обе плакали. Люба говорила, что мама что-то чувствовала, когда она нам звонила и ей никто не отвечал. Её, Любы, мама. Мне было очень плохо от того, что я забыл им позвонить. А сестра и племянники, наверное, и не вспомнили, что это надо было сделать. Люба плакала, и я просил её: «Люба, береги маму!» Она меня поняла. Иногда я думаю, что из-за моей невольной оплошности мама для них жила намного дольше, чем для всех нас… *** На могиле у мамы и бабушки растут кусты акации. Маму «подзахоронили» к бабушке, и теперь они лежат рядом. Как когда-то ночами в эвакуации. В Узбекистане, рассказывали мама и бабушка, по ночам было очень холодно. Топить было нечем, и все забирались под какое-то драное одеяло, согревая друг друга. Холодно ли им обеим в земле? Акация на могиле у бабушки росла всегда. Мама очень переживала из-за этого, поэтому мы с мужем сестры всё время боролись с этой гнусной колючкой с красивыми фиолетовыми цветами. Казалось, изничтожили на корню, а она появляется снова… В июне почти весь месяц шли дожди, могила заросла кошмарно. Решили, что дождёмся осени, тогда всё и вырубим. Не выдержал, взял у соседки топор, ножовку, сапку и поехал на кладбище. Провозился часа полтора, вырубил всё, что было. Две недели назад приехали к маме, привезли ей цветы на день рождения. На могиле снова появились несколько кустов акации. Небольшие. Вырывать не стали, но скоро я обязательно поеду и снова «вычищу» всё на могиле. Вот только я почему-то уверен, что весной акация опять появится. И зацветёт. Если к этому времени мы её не вырубим. *** Недавно я был в издательстве, относил свою статью для сборника, посвящённого Высоцкому. Редактор – человек, который живёт двумя вещами: морем и Высоцким. Или Высоцким и морем. Потому что о Высоцком этот человек знает всё или почти всё. Таких людей раньше называли энтузиастами. Сейчас я не знаю, как его назвать. Племяшка, человек современный и умный, увидев его, высказалась в том смысле, что очень интересный человек. Сразу и вспомнить не могу, о ком она так говорила в последний раз. Редактор азартно, со смаком, правил мою статью, когда зазвонил телефон. Подняв трубку, он довольно долго слушал, после чего быстро сказал: «Делай, как ты любишь. Мама, я занят». И повесил трубку. Мы учились с ним, как выяснилось в процессе работы над статьёй, в одной школе. Но он на пять лет старше. Наверное, и его мама старше моей. Она, скорее всего, спросила, что приготовить ему на ужин, и он – а сколько раз я сам так делал! – по-быстрому «отвязался», чтобы вернуться к любимому делу. Ничего не сказал ему, а как хотелось! Думаю, люди делятся на тех, у кого мама ещё жива, и на нас, сирот. Настоящим сиротой человек становится тогда, когда умирает мама. Это Счастье, когда тебе уже много лет, но тебя долго-долго спрашивают, что приготовить на ужин… *** Видел сегодня в «одноклассниках» ролик, посвящённый пограничникам. Афганцам. Так их называют. Его отметил значком «Класс!» мой ученик, который почти два года был в Афганистане. Когда я заканчивал учебку, ребята поговаривали о распределении в Туркво-2. Туркестанский военный округ. Но «второй». Оттуда, как говорили, отправляли в Афганистан. Воспитан я был так, что, пожалуй, хотел туда попасть. Никакие рассказы соседа Миши, заработавшего там дырку в спине, не останавливали. Запомнился ещё паренёк, прапорщик, который выступал на линейке перед учениками сельской школы, где я тогда работал. У парня был совершенно обалдевший вид, он не мог связать двух слов. Приехал он в отпуск, и сыну Лёшке было полтора года. Война же только-только начиналась, и парню нужно было туда возвращаться… Позже его сын был моим студентом. Не самым плохим студентом, но почему-то при виде Лёшки я всегда вспоминал его отца. Если бы я попал в Афган, я бы оттуда не вернулся. Это точно. Такие там не выживали, у нас просто не хватало инстинкта самосохранения. Слишком сильно привыкаешь видеть не «зелёнку», а рощицу… Мать, как рассказала потом сестра, все полтора года моей службы в армии молилась о том, чтобы я не оказался в Афгане. Наверное, зная меня лучше всех на свете, понимала, что после этого может и не увидеть меня. Даже если «двухсотым», мало ли их хоронили в запаянных «цинках»? Думаю, именно обращение её к Богу и уберегло меня. Я мог погибнуть в Афгане 27 лет назад. Но Бог сохранил меня, видимо, для того, чтобы я хоть как-то мог отблагодарить мать за всё, что она для меня сделала. Кто его знает, удалось ли это хоть малой частью? Ни одни родители не получают от детей столько, сколько они им отдают. Наверное, так происходит потому, что, будучи детьми, мы как бы авансом получаем неиссякаемый запас добра от родителей. А возвращаем его не им, а своим детям… Так было, есть и, хочется верить, будет. Иначе жизнь потеряет всякий смысл. А Серёжа, мой ученик, получил за два года в Афгане кошмарную рану и орден Красной Звезды. Но самое главное – его дождалась Лена, его девушка, и они поженились. Сейчас у них двое детей, старший сын – огромный двухметровый парень. Отец Серёжи умер, когда сын был в Афгане. Поэтому у их детей был только один дедушка – отец Лены. *** Мама очень боялась, чтобы я не спился, не повторил судьбу отца. Он был прекрасным и добрым человеком. Когда не пил. Напившись, превращался в животное. Наверное, именно поэтому я детства я не видел маму, выпивающую даже рюмку. До того момента, когда она узнала, что у неё рак. Перед первой операцией она позволила себе выпить. Сестра и двоюродные сёстры смотрели на неё квадратными глазами. Нам всем было очень страшно. Она выдержала две операции. После операций она – когда семья собиралась или на праздники, или просто так – выпивала наравне со всеми. Ей можно было уже не опасаться, что я сопьюсь. Слишком убедителен был пример мамы. За всю жизнь я выпил стакан водки и две рюмки. Стакан – мальчишкой, когда мы в конноспортивной школе отмечали чей-то день рождения. Выпил залпом и через какое-то время отключился… А две рюмки водки я выпил на поминках. Первую – когда поминали моего единственного друга, ушедшего в 45 лет. Вторую – на поминках мамы. *** В нашем доме живёт старая женщина, единственный сын которой – мой ровесник. Он пил, как лошадь, и умер лет двадцать назад. Сын был здоровым, дебиловатого вида парнем, битюг битюгом. Когда он пьяным шёл домой, на пути ему лучше было не попадаться: мгновенно лез в драку. Мать же, огромная женщина, легко с ним управлялась, хотя соседки рассказывали, что он её иногда поколачивал. В «лихие 90-е» она, похоронив сына, подторговывала всякой мелочёвкой на конечной остановке троллейбуса. Она и её соседка по подъезду. Они волокли тяжёлые сумки и складные табуреточки сначала на остановку, потом домой. Иногда, если было по пути, я им помогал, подносил сумки. Сейчас эта женщина редко появляется на улице. Зимой она ходит в толстой кофте и какой-то непонятной обуви, какие-то калоши, что ли… Ходит она очень медленно, часто останавливается, опираясь на палочку, долго отдыхает. Иногда присаживается на лавочку возле построенного недавно павильона. Как бы там ни было, но мама никогда не торговала возле остановки. И – так получилось – не ходила по улице с палочкой. Она просто слегла и не поднялась. А эта женщина и её товарка больше не торгуют. Не могут. Возраст взял своё. Но они по-прежнему радостно здороваются со мной, если мы встречаемся. *** Несколько дней назад из Израиля пришла электронная почта. Гена прислал фотографии. Последний раз он, его племянница и дочь Виктория были у нас зимой. Следующей зимой мама умерла. А тогда дочь Виктория несколько раз сфотографировала маму. Мы говорили с Геной по скайпу, когда в комнату вихрем ворвалась эта любительница денег и балета, с порога заорав: «Гена, ты отправил фотографии?» От этого голоса, наверное, могла бы рухнуть люстра. Но Гена парень основательный, у него дома всё сработано на совесть. Люстра удержалась. - Это она нашла в папке фотографии, когда мы были у вас, - пояснил Гена. – Сейчас я вам их отправлю. На фото мама выглядит очень усталой, но улыбается. Ей очень нравилась дочь Виктория… *** В конце каждого учебного года есть день, когда студенты получают дипломы. Торжественный для них, их родителей и нас, преподавателей, день. Три года назад диплом получала племянница. Что-то там намудрили декан и его заместители, поэтому вручение дипломов началось на час позже. Собравшиеся родители тихо роптали, здоровенный мужик, полковник милиции, отложивший совещание, отчаянно смотрел на часы и понимал, что ему не удастся увидеть, как его дочь, подружка племянницы, получит свой выстраданный диплом. Наконец, обречённо махнув рукой, он медленно пошёл к выходу из актового зала. Мы – мама, сестра, её муж – дождались. На этом вручении я был не преподавателем, а родственником. Хотя сидел в первом ряду, вместе с коллегами. После получения диплома племяшка с товарками умчались праздновать, а мы поехали в новое кафе. Где и отметили появление в семье ещё одного человека с высшим образованием. Нас, с «вышкой», в семье немало. Есть даже один профессор. Но начиналось всё с мамы, которая из-за болезни сердца так и не сумела окончить медицинское училище. *** Не знаю, как это объяснить, но, наверное, есть что-то, что и в самом деле не зависит от времени, пространства, обстоятельств. А зависит только от нас самих. От наших поступков. Или не-поступков. Недавно мы приехали с племяшкой из столицы нашей независимой страны. Были там на футбольном матче. Красавец-стадион, фан-зона, атмосфера невероятного праздника, когда все всем братья и все всех любят… Днём, за несколько часов до начала матча, друзья отвезли нас на кладбище. К могиле удивительной женщины, большой души человека. Она была моим консультантом по докторской диссертации, и, честно надо признаться, только благодаря ей я сумел всё-таки эту треклятую диссертацию защитить. Не потому, что сама диссертация была никудышной, а в силу, так сказать, «академических интересов» тех околонаучных деятелей, которым работа моя была как кость в горле. Когда эта женщина умерла, у меня ежедневно были гоэкзамены, поэтому я не смог поехать на похороны. На следующий год, когда её сын сделал годовщину со дня смерти мамы, у меня снова был госэкзамен. Только я знал, что обязательно приду к ней на могилу и положу букет цветов. Сын, мой ровесник и тёзка, бывший в своё время экспертом ООН по вооружению, находился на совещании, когда я позвонил ему, чтобы узнать, как отыскать могилу его мамы. Извинившись за то, что не сразу ответил на звонок, он подробно объяснил, и у нас оказался лист бумаги, на котором были записаны ориентиры. Кладбище находится в пригороде столицы, нашли мы его быстро, только долго ездили по городу, пытались купить цветы, но все цветочные киоски были закрыты. Купили цветы на улице. Не розы, не пионы или что-то такое помпезное, а очень похожие на полевые цветы. Ярко-синие, они пахли степью. Думаю, они очень понравились бы человеку, который, я уверен в этом, сейчас в раю. После того, как мы, побыв какое-то время у могилы, вернулись к машине, я ощутил какую-то необыкновенную лёгкость. Как будто камень с души упал. Мама и Нила Иосифовна ушли за полгода. Они очень нравились друг другу, когда встретились у нас дома, мгновенно нашли общий язык, хотя мама всю жизнь проработала в заводе, а Нила Иосифовна была академиком… Но они обе были настоящими Мамами, а это объединяет самых разных людей. На защите докторской они были по-настоящему счастливы, и тогда все трудности, которые предшествовали этой защите, показались мне такой ерундой… Это нужно было сделать, чтобы они были счастливы. Почему-то я не сомневаюсь, что теперь они теперь часто говорят друг с другом. Как знать, не вместе ли они смотрели, как я положил на могилу Нилы Иосифовны цветы? *** Когда бабушка умирала от рака, я только призвался в армию. Служил в учебке. Всем было понятно, что бабушке остаётся недолго, но тогда в отпуск отпускали только на похороны самых близких родственников: отец, мать… Поэтому было ясно, что последний раз я вижу бабушку живой, уходя из дому в яловых сапогах, ватнике и с портфелем. В армию я отравился со старым портфелем, с которым ходил и в институт, и на работу… Мама рассказывала, что бабушка в беспамятстве хлопала в ладоши и кричала: «Черенков! Черенков!» Я очень любил футбол и гениального маленького «Федю», который вытворял на поле такое… Но почему бабушка, которая терпеть не могла эту игру, запомнила именно Фёдора Черенкова? Почему именно его фамилию она повторяла, когда уже уходила из жизни? … Сегодня сообщили, что умер футболист Фёдор Черенков. На 56-м году жизни… © Владимир Гладышев, 2021 Дата публикации: 12.02.2021 21:37:09 Просмотров: 1367 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииФрида Шутман [2023-04-09 19:37:41]
Владимир, благодарю Вас за воспоминания... Мои мама и бабушка тоже были в Узбекистане во время войны. Той войны... И мой дедушка пропал без вести в 1941 …
Всех благ! С уважением, Фрида Шутман. Ответить Владимир Гладышев [2024-06-10 09:07:02]
Благодарю за прочтение и отклик, Фрида! Мира, добра и счастья Вам и Вашей семье!
|
|