Полёт воображения
Марина Чекина
|
Форма: Цикл стихов
Жанр: Поэзия (другие жанры) Объём: 3571 строк Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
...И будет всё равно:
Жива, иль не жива. Аккордам в унисон Я попаду впервые… Возникшие давно Заветные слова Уронят лёгкий звон, Как капли дождевые. * * * ЕЩЁ НЕ ЗАБЫТО ПЛАВАНЬЕ… Ещё не забыто плаванье, Но, видно, мы стали старше. И в гавани, в тихой гавани Стоят бригантины наши. Ещё паруса потёртые Готовы взметнуться снова… Пока ещё мышцы твёрдые, И гордое зреет слово. Ещё башмаки с набойками По палубе могут топнуть. И мы пока слишком бойкие, Чтоб взять, да и враз утопнуть. А если прижмёт негаданно Да так, что и не отвертишься – Не надо свечей и ладана, Пусть Эльма огни засветятся. Пусть ляжем костьми калёными На дно – ничего не спросим… А море волну зелёную Качнёт, словно кроны сосен. * * * КИРПИЧНАЯ СТЕНА Считается, что мне не больно – Не ощущаю, не должна… Я состраданья недостойна – Я лишь кирпичная стена. Те пули, что в меня попали, Сквозь ткани мягкие пройдя, Во мне навеки застревали, Торча, как шляпки от гвоздя. А капли крови, крохи плоти – Мои впитали кирпичи. Я, как ступень на эшафоте, И мой удел: всегда молчи! * * * ПЕРВАЯ СКРИПКА Я стройна, я изящна и гибка, Мною лично уже решено, Что фигурой на первую скрипку Подхожу, несомненно, давно. И для этой возвышенной цели Я на подвиги шла, не страшась. Но не вышло, видать, подсидели, Упустила единственный шанс… В ожидании божеской воли – Я на скрипке творю чудеса. До истерик, до слёз, до мозолей Занимаюсь я по три часа Дополнительно, то есть – сверх меры! Я стремлюсь к путеводной звезде. И готова, как все пионеры, Я на всё, и всегда, и везде! Не для славы я двигаю горы… Слава – блеф, и признание – дым!... Лишь бы только глаза дирижёра Стали чуточку ближе к моим… * * * АХ, ГРЕЦИЯ!.. Ах, Греция-легенда, Пристанище богов. Извилистая лента Скалистых берегов. Плеснёт волной морскою, Бегущею ко мне. А я коснусь рукою Расщелины камней. Где узкую мордашку Скрывает испокон – Не мышка и не пташка, А сцинковый геккон. * * * МОРЕ ОТДЫХАЕТ НА ЗАКАТЕ… Море отдыхает на закате, Золотисто-розовой волной Задевает – по подолу – платье И шуршит камнями за спиной. Берег неглубокого залива Окружён зелёною стеной – Здесь пятисотлетние оливы, Наблюдают, словно бы, за мной, С чёрными корявыми стволами – Пусть не вечны – вечнозелены – Вслушиваясь в споры между нами Да в ритмичность ласковой волны. Кажется, такою красотою Можно любоваться сотни лет: Отдыхать под звёздной чернотою И встречать над скалами рассвет. И опять, жару превозмогая, Ждать заката, розовой волной Любоваться… Край земного рая!... Но ничто не вечно под Луной… Линию бессрочного маршрута Проложила я на карте грёз. Но, пока живая, почему-то Верится, что это не всерьёз. Подожду ещё совсем немного, Прошепчу последнее "Прости!" И шагнув на лунную дорогу, Добреду до Млечного Пути. * * * "В ГОСТИ К БОГУ" Приснилось мне: широкая дорога, Сиянье незажжённых фонарей. И наш маршрут: наверно, в гости к Богу, Или навстречу Вечности, скорей… Цветущий луг – без края и предела, Жужжанье пчёл над самой головой. А я в упор в твои глаза глядела, И силуэт в них отражался мой. Мы плыли в этом мареве над лугом, И глядя вниз с немалой высоты, Тебя хватала за руки с испугом – Но так спокойно улыбался ты. Невидимый сияния источник Дарил неуловимое тепло. А я ждала, что звякнет колокольчик, И скажут: "Ваше время истекло!" И снова мы смеялись до упаду, Цветочной перепачкавшись пыльцой. И ты не удивлялся, видя рядом Моё не постаревшее лицо… * * * ОТЛИВ Когда идёт волна отлива, Одной подвластная Луне, То неуверенно-тоскливо В тот час становится и мне. Как будто обнажаю душу, Дотоле скрытую волной. И оставляю голой сушей Секрет души моей морской. И одержимо-терпелива, Захлопнув створки тишины, Я верю, знаю, жду прилива Солёной, пенистой волны. * * * НАПРАВЛЕНИЕ Словно стрелка на компасе, я Вся дрожу и мечусь от волненья, Опасений своих не тая, Но упорно держа направленье. Вроде просто, но это понять Первый встречный – способен едва ли: Каково это – изнемогать От влияния всех аномалий. И сомненья сводили с ума, Но пыталась найти объясненья, Отчего отступает зима Перед лучиком слабым, весенним? Не учесть колебаний моих С точки зрения здравого смысла. То, что явно для всех остальных – Для меня, как весов коромысло. Мне б чего-нибудь – наверняка, Чтоб уже навсегда – без опаски. Указующий перст ли, рука? Свежий ветер и яркие краски… Ариадной сплетённая нить, Выводящая странника к свету… Я сумела бы всё объяснить – Но тебе не понравится это. * * * В МОРЕ! (В.С.Высоцкому) Ветер крепчает и балл Душит, как петля на шее. Быстро окончился бал, Мы ещё жить не умеем. Мы не спасёмся у скал – В море – скорее, скорее! Шторм паруса истрепал, Тряпками виснут на рее. Смерти костлявый оскал С каждой минутой страшнее. И седина у виска, Пеной на волнах белеет. Мир и клеймил, и ласкал, Уничтожал и лелеял… Что наливалось в бокал – Делало жёстче и злее. Что же на сердце тоска? Новые будут идеи. Видишь: полоска песка, Ну-ка, греби веселее! * * * МЕНТАЛИТЕТ Дождались, наконец-то зимы, И любуясь родным и исконным, Залегли бы на печку и мы, Обмотавшись ряднишком посконным. И до самой весны – только в клеть, Дать скотине, скребнуть по сусекам. И на печке улечься и млеть – Так само уготовано веком. А на юге – ребятам – не спать: Знай, работай – по три урожая Ежегодно… то сеять – то жать. Мне их жалко… Судьбина такая… А у нас, коль сумел до весны Дотянуть, уповая на бога, То дождёшься, глядишь, новины – И опять всё не так уж убого!… Оттого в бесконечной ночи Обрели мы пристрастье к мечтаньям, Что тягучей зимой на печи – Так приятно весны ожиданье… * * * МИР – ТЕАТР Расставлены акценты, сверхзадача – Сверхрежиссёром определена. Обязана мозги переиначить Прелестных текстов псевдоглубина. Актёры приодеты – всё, как надо – Не оскудеет спонсора рука. Фигуристая прима – как награда – Не зря в её глазах сквозит тоска… Подметено – не слишком, но терпимо. Все точно знают – это пыль кулис. А если "соль" игры проскочит мимо, Ну, не придётся кланяться – на бис. Премьер поддал. А где других видали? Вполне потянет – с видом простака. Никто ведь и не пикнет о скандале – Хотя в душе готов наверняка. Промеж кулис упрятанною ложью – Не испугаешь зрителя вовек: Его запросы, в сущности, ничтожны – Пришёл слегка развлечься человек. И старикан-герой готов на фору. Пастух над паствой – правит вечный бал… Совсем забыла, кто это сказал: "Весь мир театр, и люди в нём – актёры"?… * * * Я ЛОВЛЮ ВОЛНУ! Хорошо, когда тиха волна, И едва-едва ласкает берег – Но такая ласковость скучна – Мне нужны находки и потери! Надо плыть волне наперерез, Если море слишком разгулялось, Разбудить задор и интерес, Побороть секундную усталость. И когда растущая волна Набегает с моря мне навстречу – Я на волю ветра отдана. Я ловлю волну! Тушите свечи. * * * РАССВЕТ Возникает меж небом и морем Поначалу чуть видный просвет, И является зрелище вскоре – Удивительней, в сущности, нет. Синева к горизонту стекает, Оплавляясь лучами зари, Красота возникает такая! Ты, прищурив глаза, посмотри. Искры блещут всё ярче и ярче – Не напрасно мы щурим глаза: Опрокинулся сказочный ларчик, Где опалы, сапфир, бирюза… Заиграли в предутреннем свете, Под пронзительной синью небес… Где ещё ты отыщешь на свете Хоть частичку подобных чудес?! * * * РУЛЬ ЗАКЛИНИЛО Оглянуться назад... Ах, как хочется! Но нельзя – слишком быстро теченье реки. Только миг, только взгляд: Имя... отчество... Если живы, то, в общем, уже старики... Поверни, рулевой! Я попробую Что-нибудь в этой жизни иначе сложить. Не шути надо мной, По-недоброму: Не пытаюсь я двум господам услужить. Ты же дока во всём: Чертишь линии, И по лоциям точным ты выверил путь. Но маршрут ни при чем: Руль заклинило. И кричи – не кричи, а назад не свернуть. * * * МОРЯЦКАЯ ДУША Вольная моряцкая душа, Свежими просолена ветрами. Океанским воздухом дыша, Роль свою играла в бурной драме. Где шторма ревели, и скрипя, Мачтовые рушились махины, Лишь душою чистый, как дитя, Что едва лишилось пуповины, Добровольно мог себя отдать Всем стихиям яростным на волю, Ощущая бури благодать, И саднящий привкус горькой соли. Избегали царственных ковров, Где столь многим сладко бить поклоны. И отринув скопище богов, Одному молились Посейдону. * * * МОРЕ Море – от кромки прибоя – вздымается ввысь, Кажется, это застывшее тело цунами. Суша с водой в единении вечном сошлись, Право возможного выбора – здесь, перед нами. Выбравший сушу – останется берег топтать, Выбравший море – растает в лазурном просторе, Он возвратится, чтоб только борта залатать, И оглянувшись, опять устремляется в море. Выбор довольно жесток, но судьба такова, Что выбирать доведётся не раз человеку. И не всегда прозвучат те, что надо, слова, И не войти нам вторично в знакомую реку. Воду в кулак – не старайся – вовек не зажмёшь, Тает песок, как вода, убегая меж пальцев… И, несомненно, я сразу почувствую ложь – Стать бы скромней нам с тобой, на Земле постояльцам. Было б нелепо Колумбом себя представлять: Не напасёшься на каждого нынче Америк… Вот оно, море – стихия, купель и прамать, Вот твоя гавань, причал и твой ласковый берег!… * * * ПО АРЕНЕ Я, конечно, не бык на арене в Севилье, Но возникло сравненье – Не выкинуть слова… Достаёт до кости острие бандерильи, Окружённая тенью, Топчусь бестолково. Пусть не машет судьба ярко-красной мулетой, Всё пытаясь напрасно Меня ошарашить. Я утратила вдруг восприятие цвета. И взираю бесстрастно На праздник вчерашний. Я, как раненый бык, всё кружу по арене, И мозжит моя рана, И не заживает. А вращенье земли ничего не изменит. И не кажется странным, Что вновь не права я… * * * ПОДО ЛЬДОМ Мне улыбок своих не жалко, Но они, словно свечка, зыбкие. Холодна подо льдом русалка – Промелькнёт серебристой рыбкою… Полнолунье, любовь, мечтанье – Вот не очень святая троица… Малорадостно состоянье: Ждать и ждать, когда речка вскроется. Но наступит момент цветенья, И очнётся природа сонная. А пока – лишь воды движенье Шевелит растенья придонные… * * * МАСТЕРСТВО Помолу рад трудолюбивый мельник, Не в тягость, если лестница крута. И дровосек уходит в старый ельник – Его работа, в сущности, проста, Как прост воскресный день – и понедельник… Но это та, святая простота, Какою прост ночной пирог в сочельник, И верность – непорочна и чиста. Простой горшок из рук своих скудельник Сажает в печь – и суть его свята. Согреет лучше шуб – простейший тельник, И жечь не будет скорбь и маета, Когда поймёт деляга и бездельник, Имеющий солидные счета, Что мастерство – стократ дороже денег, А накопленья – глупая тщета. * * * НАМ БЫ… Нам бы за амбарами да ригами, Жить, не сомневаясь ни черта… Но сочится социум интригами – И кусок не донести до рта. Нам бы каравеллами да бригами – Управлять спонтанно, не с листа, Утоляя финиками, фигами Голод свой – вот это красота! Русь не зря прославилась расстригами – Нам догматы – сущая туфта… Мы живём – единственными мигами – Нам граница: так себе – черта… Нас не взять измором и блицкригами. Очень уж душа у нас проста, Характерна вспышками да сдвигами. Тропочка крута, сума пуста... Общество опутало веригами: Справки, документы, паспорта… Никуда – без них… Лишь рядом с книгами Жизнь проста, прекрасна и чиста. * * * ПЕРЕБИРАЮ… Стихи, как будто камешки на чётках, Перебираю… Где-то есть изъян, А что-то – удивительно и чётко, И глубиной – потянет на роман. Одни – своей красивостью пугают, Иные – остротой горячих слов… Порою впечатленье, что другая Писала их, касаясь облаков. Из странных снов возникнет впечатленье, Цепочкой слов прольётся на листок – И вот уже журчит стихотворенье, И кто узнает, где его исток. Несу стихи, как раны с поля битвы – Любая кровоточит и мозжит. Я каждый стих читаю, как молитву, А голос мой – предательски дрожит… * * * В УНИСОН Я вышла на простор, Навстречу всем ветрам, Над горькою землёй Я стала на колени… Сквозит немой укор – Разор и здесь, и там, Иссосанные тлёй – Деревья, словно тени, Колышут на ветру Костлявым помелом. Листве их по весне Не распуститься снова. И я с землёй умру, Тоскуя о былом, В котором больше мне Не предоставят слова. Охватит тишина, В мертвящее кольцо, Природа до меня Не донесёт ни звука. Лишь музыка одна Дохнёт в моё лицо, Аккордами звеня – Опора и порука… И будет всё равно: Жива, иль не жива. Аккордам в унисон Я попаду впервые… Возникшие давно Заветные слова Уронят лёгкий звон, Как капли дождевые. * * * ДАНЬ Раскрошилась земля, и над самой водой Оголённые корни повисли… Я – один на один – с неизбывной бедой, В голове, словно сполохи, мысли. Обсуждать эту боль с дорогими людьми – Только множить страданья зеркально. Это ж ясно и так, что у нас, чёрт возьми, Только с виду всё, вроде, нормально. Мы мотаем судьбою назначенный срок, Непосильной обложены данью. А земля навсегда утекла из-под ног – Потому не хватает дыханья. * * * ТРОПА Луг – не луг, и пустырь – не пустырь, Много зелени всякого сорта. По тропинке, в ботинках потёртых Я иду. Впереди – монастырь. По обочинам тропки – ивняк, Лебеда, да созревший репейник. Разбросал неизвестный затейник – Что попало, везде, кое-как. А тропинка гудит под ногой – И гудят от усталости ноги… Так выходит: подводит итоги, За меня – вечно кто-то другой. Не умея продать – я дарю. И не жду благодарности, просто – По кустам человечьего роста Я сама свою тропку торю. А успею дойти или нет, Я уже не узнаю, пожалуй, Ну, да, ладно: вперёд – самый малый! А встречающим – общий привет! * * * КРУГИ В шорах, сбруе, подпруге: Не увидишь ни зги… Копошатся в испуге, От мыслишек, мозги. Наши мышцы – упруги, Но повсюду враги. В уши бьют "буги-вуги", И постны пироги. То пыхтим от натуги, То сбоим вполноги, Где друзья и подруги? Отзовись! Помоги! Всей братвою – на струги, И вовек не моги Под житейские вьюги Горевать от туги! Пусть постромки и дуги Не стесняют шаги. Всё вернётся на круги – Разойдутся круги… * * * ДАМБА В отрогах гор – бушующий поток Зажат в ущелье дамбой насыпною, И путнику усталому глоток Не отыскать под каменной стеною. По новым руслам пущена вода. А что и как – виднее инженеру… А в зоне затопленья – города, Чьи жители, исполненные веры, Что усмирён и выверен поток, Спокойно спят. Притушенные лампы Незримо пьют в ночи электроток, Полученный со станции на дамбе. И лишь в кошмарах видится пока Больным, накрытым бреда пеленою, Что рушится плотина, и река Сметает всё стремительной стеною. * * * ЗАКАТ Лёгкой дымкой туман над водою Расстилается, с ветром играя, И идут облака чередою, С розоватой каёмкой по краю. Берега то круты, то покаты. По воде – конвульсивные токи. Опускается солнце к закату, И сгущается тьма на востоке. Над рекой, как над линией фронта, Слабый отсвет пока ещё брезжит, Но закат, остриём горизонта, Зазевавшийся лучик – обрежет… * * * МОРЯЦКОЕ Тихонько тает берег за кормою, А впереди безбрежный океан… Теряется за «пахотой» морскою Романтика чужих, далёких стран. Возможно ли: привыкнуть к колыханью Пучины ненадёжной за бортом? Мы океан обкладываем данью – С лихвою рассчитаемся потом… Своей судьбой, поделенной на вахты, Тоской, разлукой с милыми людьми… Покуда ни просолишься в штормах ты – Понять того не сможешь, чёрт возьми: Какая есть она – судьба в полоску! Когда на берегу – неверен шаг, А палуба – своя родная, в доску – А если понял – значит, ты моряк. А моряка – зовёт далёкий берег, И бухта, где бросают якоря… И вдаль манят – находки и потери, Над океаном – дивная заря. * * * ЦУНАМИ Внезапно стихли птичьи голоса На всём, подвластном слуху, побережье, И с дрогнувших листов стекла роса, Оставив след на выцветшей одежде. И в этой непривычной тишине Зашелестел песок широких пляжей, И показалось почему-то мне: Всё чуть иначе выглядит, и даже Пошире стала пляжа полоса, А небо чуть сильней заголубело, Не возвратились птичьи голоса, А краешек воды с полоской белой Всё дальше, дальше берег обнажал, Как будто что-то всасывало воду. А вдалеке, у чуть подросших скал, Темнеющих и в ясную погоду, Скопилась чернота. И странный шум, Все звуки на земле перекрывая, Стал нагнетаться. И пришло на ум, Что это – сон, что в жизни не бывает Такой щемящей сердце тишины, Такого наплывающего гула… Но зрелище поднявшейся волны – В мгновение к реальности вернуло… * * * ПОДВОДИТ… Подводит твердь, Скользит моя нога – Хватаю жердь С названием "слега". Подводит друг, От подлости его – Такой испуг, И больше ничего. Подводит враг: Всё с тыла норовит… И в толк никак Не взять, где что болит. Подводит свет – Весьма слепит глаза. И столько лет – Ни "против" и ни "за". Подводит мир – Несладкое житьё: Кому-то – пир, Похмелие – моё… Подводит плоть: Плутовка не верна, Но держит, хоть, – Кирпичная стена!... * * * В КРИК Меня швырнули за борт, как балласт, И дали по рукам, чтоб не цеплялась. При помощи к ногам приросших ласт, Плыву теперь, хоть вдоволь нахлебалась. И судно – скрылось в море без следа, Ни жалости не зная, ни стесненья. А сколь горька забортная вода, Кто пробовал – поймёт без поясненья. Мне не протянут руки моряки – На них арест в чужом порту наложен. Они, как я, сгорают от тоски, Ожог души страшней ожога кожи… Одна лишь мысль, один лишь краткий миг – Такая боль: навзрыд, в надрыв, и в крик! * * * АТТИЧЕСКАЯ СОЛЬ Горбаты и хромы Приверженцы задних рядов, Поскольку хоромы Не строятся с честных трудов. Сердитый Юпитер – Юпитер – поэтому прав! Напрасно хотите, Чтоб свой он умеривал нрав. Хоть кесаря доля Довольно обширна на вид, Но вольному – воля: Господню урвать норовит. Воловьей породе – Юпитера куш – не моги! Хоть каждому, вроде: Башка, две руки, две ноги… Кто здесь, рядом с нами, Соседский прибрал каравай – Чужими горбами, Глядишь, и намылится в рай. А тот, кому сложно Усвоить подобный урок, Запомнил надёжно, Что бедность – совсем не порок. Уж, чья бы мычала! Себе-то – накину платок. Поскольку сначала – Не выйдет, хоть вот – локоток! Избегнувши бучи, Затихну, довольна судьбой… А тем, кто покруче – Нет лучшей защиты, чем бой. И многим не внове Навязанный "образ врага"… Бодливой корове Частенько даются рога! * * * ЗИМНИЙ ЛЕС Внезапно мне открылось откровение: Я – зимний, серебристо-белый лес. Меня не тронет смена настроения, И криз гипертонический исчез. Мне хорошо под снежною одеждою, Не бродят соки, листья не шуршат, Я простою под этой шубой снежною Ещё четыре месяца подряд. Я не хочу ни пищи, ни внимания, Не льются слёзы, и не душит спазм, Ни грусти, ни печали, ни терзания, И я, состарясь, не впаду в маразм. В покое, в равнодушии, в молчании Светло и несгибаемо стою. Мне незнакомо горькое отчаянье, В неравном обретённое бою. Поймите! Это – в сфере понимания: Я – зимний, серебристо-белый лес! Я не сошла с ума, и я в сознании – Аутотренинг! Я снимаю стресс… * * * ЗАПАХИ ЛЕТА Свежий ветер надул парусами Простыню на соседнем балконе И играет цветными трусами, Будто гюйсом – на парусном фоне. Словно не было старости, словно Даже зрелость ещё на подходе… То, что время – довольно условно, Ощущаю, согласно погоде. Эти дивные запахи лета: От листвы, от цветов и от пашен – Свежим ветром подхвачены где-то, Вдалеке от дорог и от башен, Населённых безликой толпою, Устремлённой к абстрактной наживе… А пройти бы безлюдной тропою К зеленями украшенной ниве. А вдохнуть бы букет разнотравья, Не отравленный смрадом бензина. Помечтать бы о светлом и давнем, Принести бы – не из магазина – Из леска – земляники, столь густо Наполняющей дом ароматом, Огурца бы колючего, с хрустом, Прямо с грядки, как было когда-то… То, что запахи будят желанья – Мне известно давно и поныне. Этот странный закон мирозданья Вносит жизнь в городскую пустыню. * * * БИЛЕТИК Эта касса, в зелёном бараке, Где окошечко забрано сеткой. Где в закатном сквозном полумраке, Наклонились поникшие ветки Слева – справа, не зная обрезки, И своей шелестящей листвою, Ловят ветер, прохладный и резкий, Над горячей моей головою. Где большие железные урны, С той эстетикой прошлого века, Отрицающей лоска котурны, Лишь удобство суля человеку, Где скамейки, изогнутых линий, Повторяющих линии тела, И газон распустившихся цинний, Так бы села и молча глядела… Как мелькают в огнях электрички, Маскируясь в листве придорожной, И считала по старой привычке В них вагоны, с тоскою острожной… А потом, у кассирши в окошке Я б купила картонный билетик… И мелькнула, скользнув на подножку: Силуэт в электрическом свете… Принимая любое соседство, Как когда-то, без тени укора. Не ревнуй, я уехала в детство. Я вернусь… Обязательно… Скоро… * * * ПОДОРОЖНИКИ Приплыли подорожники в Америку На кожаных матросских башмаках, Сначала порассеялись по берегу, Потом в других протоптанных местах. Его назвали просто замечательно Туземцы, автохтоны, дикари: «След Белого» – красиво и мечтательно… Не веришь, так в словарик посмотри. Помимо джина, бус и подорожника, Религию везли на край земли. Потом с воображением художника, Индейцами туземцев нарекли. Конечно, занимались просветительством: За золото и даже просто так, Приобретя, при общем попустительстве: Паслёновые, сифилис, табак… А нынче на просторах Света Нового Уже не удивляет никого «След Белого» – умелого, весёлого – Хозяина всего, всего, всего… * * * ЧЁРТОВА ИСТОРИЯ Сражались за огонь и территорию, За золото и даже за жену – Куда ни сунься в чёртову историю, Наткнёшься на проклятую войну. А кто из них правей, кто виноватее – Не мне, необразованной, решать. Обидно, что все войны, без изъятия, Себе на плечи взваливает Мать. Какие-то имперские амбиции: Всегда найдут, что меж собой делить, А, между прочим, варвара – с патрицием, По сути-то, почти не отличить. Конечно – Рим! Известность и величие, Дороги, что ведут со всех сторон… Но если вникнуть – главное отличие: Отсутствие на чреслах панталон… * * * В ОКЕАН Я тебя не зову искупаться, когда ураган, Но в умеренный шторм это здорово, честное слово. Если гонит волну неуёмный седой океан – Заходи, не спеша, не мечись у воды бестолково. Надо чувствовать сердцем приход подоспевшей волны, И в последний момент прямо грудью кидаться навстречу – И тогда эти пенные гребни тебе не страшны, И вода не накроет, а будет всё время по плечи. На бескрайний простор надо, глаз не спуская, смотреть, Чтобы гребень тугой не накрыл неожиданно сзади. Это – просто – восторг, заставляющий плакать и петь, Это вовсе не то, что резвиться на штилевой глади. Не бояться воды – это светлый и радостный дар, Ведь когда-то давно все мы вышли из бездн океана. И когда не смогу выносить свой душевный пожар, Я, на берег придя, погружусь в океан, как в нирвану. * * * ЛЕГЕНДА О МИНОТАВРЕ Отбился бык от стада, в древности, И оказался в лабиринте. И замычал, сперва, с напевностью: «Спасите, выведите, выньте!» А пастушок, весь в угрызениях, Пошёл искать его под вечер. И заявляю с сожалением, Что состоялась эта встреча. На зов надрывного мычания Его в момент примчали ноги. А вот потом пришло отчаянье: Не отыскать назад дороги… Он поделился со скотиною Горбушкой хлеба из котомки… Рыдаю пред такой картиною: Спустя лет сто нашли потомки Лишь часть останков – вот оказия! А остальное – съели волки… Но склонен человек к фантазиям – И нынче – том стоит на полке. В котором – плод воображения – А не ребёнок Пасифаи – Сюжет достоин уважения, Но истину – теперь мы знаем! * * * РИТМИКА В скальных расщелинах бьётся вода, Зеленью тронуты бурые камни. Глядя на воду, почти что всегда Хочется думать о чём-нибудь давнем. То ли ритмический плеск виноват, То ль духотища во всём виновата, Но возвращается сумрачный взгляд В бездну событий, прошедших когда-то. Вслед за прибоем волокна травы Мерно качаются влево и вправо. По закоулкам больной головы Всплыли медузами строки и главы. Рыбка случайная – пойманный гид – Мысли уводит, куда и не надо: Это печалит, а то – веселит, Чем не круги, хоть не Дантова, ада… * * * В ВЕНЕСУЭЛУ! Продаются земли, души, тело – Где тут Бог? Здесь – тысяча чертей! Может быть, махнуть в Венесуэлу – Там и Бог, и жизнь, как у людей! Право, братцы, слушать надоело: Лезут к власти сволочь и злодей… Хочется махнуть в Венесуэлу – Вот где воплощение идей! Нас и Солнце прежде лучше грело, И друзей – во всех краях полно… Чавес возродил Венесуэлу! Мы же влезли в полное говно. Мы всегда работали умело – Ибо голова всему – народ. Научи же нас, Венесуэла, Не позорить пролетарский род! Я стара, а то бы я посмела – И не только строчками стиха… Хороша страна Венесуэла – Чем же наша Родина плоха?! * * * ВОЛКИ А у страха людского – глаза велики, Могут панику сеять без толку. И у нас – не такие большие клыки – Мы обычные серые волки… Нас свирепей собаки бойцовских пород И крупнее – и весом, и в холке. Генетический страх вам уснуть не даёт, Вас пугает название: «волки». Мы не ходим дозором у ваших домов, И не ставим железных капканов. Это вы нас лишили земель и кормов – Даже негде зализывать раны! А на вырубках, просеках бывших лесов – Нашим лапам и больно, и колко. А у вас есть замок и тяжёлый засов, И во всём виноватые – волки. Стоит лишь распустить осуждающий слух – Вы же любите перестраховку – И последний из нас тут же выпустит дух, Ведь у вас – вековая сноровка. Люди, люди, вы детям внушаете страх, Создавая зубастые маски, И о злобных, жестоких, коварных волках Сочиняете глупые сказки. * * * МОРСКОЕ БРАТСТВО Закон морского братства – нерушимый, Сегодня ты – за бортом, завтра – я… Своих семей лишённые мужчины – Особая, моряцкая семья… Во имя светлых целей иль разбоя Сошлись на неустойчивую твердь. Горды ли, недовольны ли собою – Зато есть шанс – красиво умереть! Уйти в необозримое пространство, Где властвуют Зефир или Борей… Как неизменно вод непостоянство, Так вечна и романтика морей. И сквозь века – живёт морское братство На всех просторах океанских вод, Но переделать в каперство – пиратство – Вот это, впрямь, был королевский ход. * * * В ПАРИЖЕ А в Париже, говорят, всё по-старому, Не пугается никто летом дождика… Ситроэны растворят вечер фарами, На Монмартре утром встанут художники. А на Пляс де ля Конкорд – все в согласии, Нынче зона, говорят, пешеходная. Парижанин подбежал, чмокнул пассию – Парижанка – потому – очень модная. Обелиски Пер ля Шез – смотрят вехами, Со слезами, говорят, там не справиться. А гетеры с Пляс Пигаль – переехали, Нынче им на Сен-Дени больше нравится. Елисейские поля – это улица, О полях, пройдя по ней – и не вспомните. Но такая красота – не любуется Только тот, кто навсегда заперт в комнате… А на Эйфеле – опять – всё приезжие, Да всё плюнуть норовят, да на головы… Снова утро над предместьем забрезжило, Стало небо Сен-Жермен – цвета олова. Откликаться на «мадам» – так понравится, Что забудешь про своё имя-отчество… В отражениях витрин – я – красавица: Умирать после Парижа – не хочется! * * * ШТИЛЬ Уж, право, лучше бы штормило – Тогда при деле экипаж, А в этот штиль ничто не мило, По пустякам впадаем в раж. И от заката до рассвета Над океаном – полный штиль, И паруса висят, как ветошь, Чьё назначение – в утиль. И стало больше безыдейных, Чья вера кончилась в успех, А припасённого портвейна Уже хватает не на всех. И от рассвета до заката Всё говорит, что нам – кранты. Стоим, ни в чём не виноваты, В немногих милях от мечты. Слюним без толку наши пальцы, В надежде заманить ветра, И утомившихся скитальцев Терзает адская жара. Висят, как тряпки, наши флаги, От скуки – бьёмся до крови. И лишь на донышке во фляге Осталось чуточку любви… * * * В ТАВЕРНЕ В мире столько паскудства и скверны, Сколько пены в прибрежной волне. В мрачноватой портовой таверне Мне сегодня уютно вполне. Здесь такие царят ароматы – Что там всякий парижский парфюм!… И звучит усыпляющим матом Ненавязчивый кухонный шум. Чад жаровен, табачные волны И кофейный густой аромат… Кружку ромом до края наполню, Чокнусь с кем-то, почти наугад. После третьей – хотите – проверьте – Все, кто рядом, друзья – до конца, До девятого вала, до смерти – Наплевать, что не помню лица. Бородатые, бритые люди – Разобьют, если надо, пари, Убаюкают, после разбудят, Не дадут помереть до зари! А потом, кто трезвее, кто – пьяный, В чём, по сути, не вижу вреда – Мы уйдём по своим океанам, Где светлее и чище вода! * * * В РАБСТВО В душном трюме паримся толпой, Потеряли счёт: где дни, где ночи. Давимся разваренной крупой, Вонь терпеть уже не стало мочи… Потные и липкие тела, Смрадное, тяжёлое дыханье, Волны нежеланного тепла, И волны забортной колыханье. Нас набили в трюмы, как сельдей, Как толпу животных без эмоций, Позабыть об имени людей Лет ещё на двести нам придётся. Невтерпёж – ложись и помирай, Сохнут губы, заострились скулы: Для души – одна дорога, в рай, Тело же – достанется акулам… Кто сказал последнее "прости" – Может в океане оставаться, Ну, а тем, кто выживет в пути – Светит пекло хлопковых плантаций… * * * РАСКОЛЬНИКИ От никонианства и от скверны Мы ушли в далёкие скиты. Старине мы преданны и верны, А сердцами – ясны и чисты. Нам претят поклоны поясные, Нам – земные незазорно бить, Четырёхконечные, простые Нам конфузно крестики носить. Против Солнца Крестный ход – не гоже – Троеперстье – Каина печать, Мы не петухи, чтоб с ними – тоже: Аллилуйя – трижды прокричать. Мы ушли: непросто и кроваво Протекали годы и века: Нашу память, нашу честь и славу – Растворила Времени река. Вот беда: всё то, что без движенья – Хоть и по намереньям благим, Всё ж обречено на вырожденье, Мы – не первообразы другим! * * * ЗА ЁЛКОЙ… Беги, родной, ведь я ж не зря Тебе задал овса сегодня, Слаба короткая заря, Темнеет лес предновогодний. Уж, как бы мне на этот раз Не вышли боком эти ели… Поздненько барин дал наказ – Пораньше б выехать успели – Не пробирал бы до костей, Нет, не мороз, а страх резонный – В такое время – жди гостей На тракт наезженный, казённый. Ну, так и есть, Господь, спаси, Никак, беду себе накликал!... Давай, родимый, выноси! Я на весь лес, привстав, загикал… Давай, Саврас, не подведи, Ведь ты ж конёк ещё не старый! Сердечко ёкает в груди, Да и моё – с твоим на пару. Хлестнул – не больно, так, любя, По большей части, для острастки, Руками вожжи теребя, По крупу шлёпаю Савраску. И он мотает головой, И чую, прибавляет шагу. А я дрючком, как булавой, Машу, себе придав отвагу. Мне не сидится – не с руки – На лапнике тепло, но колко… Гляди: усадьбы огоньки – Спаси, Господь! Отстали волки! * * * ГАЛЕРЫ И раз, и два, вперёд-назад… Собьёшься – хлыст уму научит. Такой он, наш и рай, и ад: Суровый, душный и вонючий… Да кто же знал, что мой удел – Рвануть, не дожидаясь фарта. А весла длинные галер – Не ученическая парта. Назад-вперёд – скрипит доска, Саднят кровавые мозоли. Я здесь узнал, что есть тоска – Сильней любой телесной боли. Назад-вперёд, назад-вперёд – Без перерыва, в ритме сердца, Течёт в глаза солёный пот – Не успеваешь утереться… Без фарта сунулся в петлю – Теперь я слаб, костляв, измучен, На океан, что так люблю, Смотрю в отверстия уключин. Кляни иль нет судьбу свою: Но твёрдо знай, что карта – бита, И жди, что борт в любом бою Пропорет лезвие бушприта. * * * ПРОЛОГ Давят своды пещеры, Давит низкий и скошенный лоб, И надбровные дуги Нависают над хитрым прищуром. Ни надежды, ни веры, Только метод ошибок и проб, Да пустые потуги Продвиженья вперёд – на смех курам… Разделили барана, Кто сильнее – забрали своё. Вот и метод отбора – То ль естественный, то ли не очень. А зализывать раны – Разучились – уже не зверьё. До чего же не скоро Мастерство медицина отточит… Нам до лампочки – прав ли Этот Дарвин, а может, не прав. Если созданы богом – Видно, с очень большой похмелюги… Подвергается травле Каждый, чей за пределами нрав… Мы-то – были прологом. Вы – в кого же такие зверюги? * * * АБОРДАЖ Чует сердце: будет абордаж. Пики приготовлены заране. А в душе – такой ажиотаж – Словно мы во власти буйных маний. Койки чуть качает океан, С ними в ритм качаются мужчины, То, чем каждый нынче в стельку пьян, Позже назовут адреналином. Тем, кто спит, не снится ничего – Явь похлеще сна, пожалуй, будет. Над врагом разбитым торжество Омрачает мысль: они же – люди… Люди, как и мы, и также спят, С дреками и кошками в запасе… Мысль мелькнёт порой: на кой нам ляд?... Гонишь, как и мысль о смертном часе. Вхрапывает мерно экипаж, Втягивает душный запах плоти. Что с того, что завтра – абордаж – Мы ж не на гулянке, а на флоте. Нет огней призывных маяков, Нам не встретить свет, в ночи манящий, Но вдали от милых берегов – Знаем – не уснёт вперёдсмотрящий! Вовремя команду капитан Даст к не долгожданному подъёму. О безумстве, смерти, боли ран – Расскажу кому-нибудь другому. * * * АМУР О, Господи, ну, и народу здесь!... Ну, я крылат – за это – слава Богу, Уже давно я выучил дорогу – Но вот в толпу – поди, попробуй, влезь! Ну, чуть вспорхнул… не крылышки, а смех, Господь не мог получше расстараться – То не полёт – попытка трепыхаться… Откуда же возьмётся здесь успех? Ещё колчан по заду вечно бьёт – А зад-то – голый, видели, наверно. Уже на нём мозоль – куда как скверно – А тут ещё, поди – прицелься влёт! И попади – за промахи меня, Пожалуй, проклянут на перекличке… И целюсь я, скорее по привычке, Чем по веленью страсти и огня… А потому – сам чёрт не разберёт, Кого и с кем навек соединяю. Веду на случку человечью стаю – А на любовь надеется народ. Всё – суета, и сам я – в суете, Приелось мне рутинное занятье. Я попадаю в цель. Но вот проклятье – Всё цели попадаются не те… * * * В РАБСТВО – 2 Уговорами, ложью и силой, С отдалённых и ближних селений – К океану, что общей могилой, Стал для нас, обратившихся в тени, Пригоняли в цепях. Даже стадо По саваннам пасётся свободней… Это было правителям надо – И почти позабыто – сегодня. Как на долгие, долгие годы Уподобили негров – товару… Как несли океанские воды Невиновных – на божию кару. Сколько нас поглотила пучина!.. Им-то что – набирали с запасом: Наши женщины, дети, мужчины – Становились костями и мясом… Чёрным мясом – для купли-продажи! Миллионы голов кучерявых – Без семей, без отчизны, и даже, Без имён, без свободы, без права. Я рассказывать в красках не буду, Что снесли наши чёрные спины… Обещала религия Вуду – Возвращение душ из чужбины. Не нашли мы ни щели, ни лаза, Не случилось ни дива, ни чуда… Так и вышло – живыми ни разу И никто не вернулся оттуда. * * * АПОКАЛИПСИС ( По Мэлу Гибсону) Среди племён сложились отношения, Но все живут в условьях нестабильности, Исход войны навязывал решение – В горячности – на уровне дебильности. В периоды затишья – относительно – Нам не казалась жизнь сиропом с мятою, Всегда в походе, напряжённо, бдительно Следили за травинками примятыми… Кусок вовеки сам ко рту не просится – Поди, поймай его в лесу да в прерии!.. На зверя нелегко с копьём наброситься – Порою возвращались и с потерями… У нас проблем своих – как на пожарище: Болезни, пища, бой за территорию… А тут ещё Колумба со товарищи – Припёрло к нам… (А дальше – курс истории). * * * РУСАЛКА Ты живёшь на другом берегу, И никак не могла я решиться – Распахнуть две руки на бегу И вспорхнуть над рекою, как птица. Ни лодчонки, моста, ни плота, Ни парома, ни узкой дощечки – Между мной и тобой – пустота, Над пространством извилистой речки. А луна высоко над рекой… Позабыв на траве босоножки, Я, взмахнув на прощанье рукой, Побежала по лунной дорожке. Но недолго держала вода. И теперь я в другом хороводе, А сюда – выхожу иногда – При туманной и лунной погоде. И брожу по прибрежным кустам, Не на том берегу, а на этом. Почему-то я снова не там, И твой берег опять под запретом. То ли омутом кружит вода, То ль дурманят цветы иван-чая… Но никак мне не выйти туда, Где берёза ветвями качает. Я всё так же на вид молода, В той разлуке, что ты не заметил… А на берег, на твой иногда Выбегают весёлые дети. Напряженно ловлю над водой Детских криков звенящие звуки. Ты выходишь – худой и седой – Посмотреть, как купаются внуки. А когда твоя жизнь наяву Оборвётся сухою травинкой, Я на берег к тебе приплыву Увядающей белой кувшинкой… * * * НА ПЛАТО ПУТОРАНА! Ушей перепонка-мембрана Устала от воплей ночных... Хочу на плато Путорана – Из этих условий больных! Хочу в одичавшие дали, К озёрам в крутых берегах, Да, верю, признаться, едва ли, Что всё не рассыплется в прах… Найду ли клочочек покоя, Где жизнь не отрава, а мёд? Ведь было же что-то такое… Когда? Кто теперь разберёт! Там реки текут, куда надо, В упорном стремленьи – вперёд, И Родины славной награда Однажды героя найдёт! Там слов не доносится бранных – Всю ночь со двора – до утра… Пора на плато Путорана – Я чувствую сердцем: пора. Волшебное, странное слово, Каперна моя, Зурбаган – Пристанище сердца больного Средь прочих провинций и стран. Взойду по пологому склону В далёком и дивном краю, И к богу, к примеру, Амону, Направлю молитву свою. Не Бали, Непал, или Бирма – А горных массивов гряда – Боюсь только: нынче турфирмы Таскают туристов туда. А вдруг, в самом лоне покоя, Куда только я забреду, Отыщется что-то такое, Что в обморок я упаду. К примеру, полянка объедков, Окурков и банок пустых – Всё то, что мы видим нередко В районах привычно-жилых, И ночью под своды палатки Ворвётся всё тот же раздрай!... Тогда я уйду без оглядки – На самый обрывистый край! * * * МОНОЛОГ РАСКОЛЬНИКОВА А всё-таки жизнь – несуразная – Ведь даже не думал о том… И как же всё было по-разному: Одна… И другая – потом… Старуха задавленно взвизгнула, А эта – упала молчком. А дьяволы? Дьяволы изгнаны. Вернулись и вьются клубком В больной голове взбаламученной, И клином – уходят к окну… Душа – до предела измучена – Когда же я снова усну? Я спал? Кто-то ходит по комнате – Прикинусь, что сплю. Тишина. Всё кружится в чёртовом омуте… Ага! Утонула она! Да, это не я, а течение Под камень её занесло. Душа не находит спасения – Где воздух? Дышать тяжело! Ах, как она руку откинула, Как – прядку отбросить со лба… А первая, первая – сгинула, Так просто, такая – судьба… И тело, об пол, с тихим шорохом, И стук головой – по доске, И тряпки рассыпались ворохом, Платочек остался в руке… Ну, две, не одна – нету разницы… Я – тварь? Я – герой? Я – дурак? Ухмылкой поганою дразнится В углу нарастающий мрак. Глаза – удивлённые, круглые – Её, или дьявола взгляд? Какие-то красные уголья Безумным пожаром горят. Когда бы мне ведать заранее: Я червь, или бог, или царь? Откуда – такое отчаянье? Я – тварь! Я – дрожащая тварь! * * * РАСПЯТЫЙ На колени на солнцепёке, Не побрезгую, припаду. Как ввалились худые щёки В этом страшном земном аду. В окровавленных струпьях кожа, Крови – лужицей – натекло… А лицом – стал ещё моложе, Будто высветило чело. Упаду я монеткой медной У худых загорелых ног, Чтоб, со вздохом его последним, Осознать – это с нами – бог! * * * РОЛЬ О, эта взваленная роль: Наивен автор, режиссура – Ни к чёрту, дивная фактура – Осталась в прошлом – гол король! И мизансцены – никуда! Провинциальным гастролёрам – Ещё, пожалуй, было б впору – Вписаться, но не без труда. Костюмы? Ладно бы – в упор – Из зала смотрятся, как ветошь! Держать бы паузу – так нет уж! Бессмысленный, тягучий спор. Какой-то псевдодиалог, Как продолженье монолога, Местами – вычурного слога, Местами – текст весьма убог, И отсебятины – полно, В местах, где тексты не годятся – Не провоцирует оваций Она уже давным-давно. И у кого? Почти пустой Мой зал с акустикой неважной, Но я безумно и отважно Сражаюсь с этой немотой. Но от сочувствия – уволь, Поскольку знаю, без сомнений: Худрук когда-нибудь отменит На плечи взваленную роль! * * * СЦЕНА Железный занавес закрыт, И я отрезана от зала. Над сценой – реплика звенит, Что героиня прокричала. Она осталась здесь навек, Зависла, в воздухе кружится, А в закутках – не тает снег – Из пенопластовой крупицы. Немного Кафки и Дали, Наивность Кэрролла – в придачу… Здесь, как ни странно – соль земли – Нигде так искренне – не плачут… Реальный мир уже давно Абстрактней авангардной пьесы, Безумней страшного кино, В нём несомненны – только бесы, Нас обуявшие. А здесь, В пространстве под колосниками – Людской компот, да вот он, весь: И с умными, и с дураками. С самоотдачей – до конца, С волненьем диким – на премьере, И с выражением лица, По Станиславскому – «не верю!». Мой светлый вздох издалека Не отразится от кулисы, Как застарелая тоска Несостоявшейся актрисы. И вновь меня подстрелит влёт Незакулисное пространство, Где светлых чувств – наперечёт, Где лишь трагедий постоянство. * * * КАРАВАН Заботливо обшили нам мозоли Кусками толстой кожи, чтоб наш брат Не ощущал уж очень острой боли, Одолевая раскалённый ад. История – достаточно простая: Шагаем мы с покорностью рабов, Ежеминутно чувствуя, как тает Насыщенный водою жир горбов. Свой норов – усмиряем на маршруте, Не тратя лишних сил на ерунду, Всем существом стремимся к той минуте, Когда почуем воду на ходу. В терпении, в выносливости – фору Давали очень многим на веку… А норов пусть показывает боров, Лежащий у корыта на боку. Вам не понять, какое это чудо: Тепла, солоновата, как всегда, Но слаще всех нектаров – для верблюда – У морды долгожданная вода! * * * НЕ ПРИВЛЕКАЯ ЛИШНЕГО ВНИМАНИЯ… Ах, римляне, любители распятия – Наглядно, очевидно, назидательно… Возможно, вызывает неприятие – Но вписано в историю – блистательно! Горел Джордано Бруно дымным пламенем: Любили наши предки представления – И становился светочем и знаменем, Грядущие взвихряя поколения. Сегодня мы – приверженцы гуманности, Зато бандитов видимо-невидимо, У нас порой в ходу такие странности – Средневековью было бы не выдумать. А многие не знают, как же лихо нам, Гораздо хуже, чем бывало ранее. Нас могут и распять... но, так, по-тихому, Не привлекая лишнего внимания... * * * СВЕЖИЙ ВЕТЕРОК Я вижу: встрепенулись паруса, Висевшие доселе мёртвым грузом, Видать, по камню чиркнула коса, И понесло судьбу осенним юзом. Нас умерщвляет этот полный штиль, Когда вздохнуть – и то бывает нечем, Когда вокруг на много сотен миль – Пейзаж безжизнен и бесчеловечен. Пока не ветер – свежий ветерок, Ещё слегка вздыхает от бессилья, Но парус на него уже налёг, Уже поймал в распахнутые крылья. Ещё немного – вздут и напряжён – Он обретёт дозволенную силу – И понесёт… Кого-то – на рожон, Кого – к победе, а кого – в могилу!.. * * * ЧУМА Стены замка добротны вполне, И окованы медью ворота, Для надёжности – их Изнутри завалили камнями. Не пройдёт ни на борзом коне, Ни пешком, ни наскоком с налёта! Охраняем – своих, Как в бою – драгоценное знамя. А чужие – нам всем – не указ: Человечье безмозглое стадо. Пусть подохнут они За пределами крепости нашей – Прочь из сердца их всех, как и с глаз! Этих лишних проблем – нам не надо. Нам на многие дни Хватит зелени, мяса и каши. Пусть погибнет весь мир от чумы – Злобной язвы жестокого века – Каждый сам за себя! Только сильный – достоин спасенья! Ни за что не расхнычемся мы, Пусть ребёнок, старик и калека – За стеною, скорбя, Станет корчиться в страшных мученьях. Никогда не решатся они Нам подбросить мясца чумового – Не для них, слабаков, До подобной додуматься мысли. Но, боюсь, наши дни – Всё равно сочтены, право слово: Наш характер таков – Как бы сами – себя не загрызли… Словно в банке паучья семья, Что всегда пожирает друг друга – Это свойственно нам: Нас Фортуна стегает по крупам, Коль под хвост попадает шлея, Мы несём, кто со зла, кто – с испугу, Так, что тошно чертям – Мы ведь шли к своим целям по трупам… * * * ПЕРЕД БАЛОМ Запылали в каминах дрова, Жар волнами исходит оттуда. От угара болит голова, Или это, пожалуй, простуда… Это барину – бал-карнавал, А меня, разбудив до рассвета, Камердинер совсем загонял: То – внеси, или вынеси – это… Чтоб в дровах недостатка не знать, Чтоб свечей в канделябрах хватило – Потому: развлекается знать, А за нею – и правда, и сила. То прохладно – подбавь огоньку, То окошко открой, если душно… И немало разов на веку «Исправляли» меня на конюшне. Хоть неграмотен – сильно учён: Плетью, розгами да батогами… Что же: ждать до скончанья времён, Чтобы враз поквитаться с врагами? Скоро ноги отсель унесу, Если что – я парнишка таковский – Я слыхал, в Кистенёвском лесу Колобродит с ватажкой Дубровский… * * * НЕ УСПЕЛИ! Не успели, вот и не успели, Пропустили свой коронный миг. И над иорданскою купелью Прозвенел младенца звонкий крик. Не успели. Расступились воды, Камни зарыдали, вопия. Через незатейливые годы Проползла дорогою змея. Не успели. Хоть весьма спешили И распять, и сжечь, и запороть Крепкую, цветущую и в силе, Молодую яростную плоть. Из груди, простреленной навылет, К небу вырывается душа. А палач опять верёвку мылит, И топорик точит не спеша… * * * КУПИЛИСЬ… Мы черпаем носом и бортом, Мы режем волну попёрек, Забыты и богом, и чёртом На стыке торговых дорог. Обычно спокойный, сегодня Под нами бурлит океан, Фортуна, проклятая сводня – Мы поздно раскрыли обман. Купились в портовой таверне, За ломаный грош продались, И рвёмся мы к звёздам из терний, Цепляясь за жалкую жизнь. Несчитаны долгие мили, Морской взбушевался дракон… Последнюю мачту срубили – Приказ капитана – закон. Уже не гадаем, не чаем, Что кто-то услышит вдали Гортанные выкрики чаек, Увидит клочочек земли… * * * ПРОИСХОЖДЕНИЕ «Как же дрались мы – до смертного стона, Жаль – не убили меня до сих пор! К милой землице припала с поклоном, Как пережить мне подобный позор? Всех мужиков потоптали татары, Бабы с детишками жались в углу… Это ужаснее божеской кары: Приторочили верёвкой к седлу! Как ни брыкалась – татарин с ухваткой, Ловко мне руки назад заломил – Страшный, немытый, вонючий да гадкий… Господи, свет мне отныне не мил!.. Выберу миг – убегу или даже… Глотку себе перережу ножом! Я и не знаю, что может быть гаже – Жить с этим иродом в доме одном?.. Как же мне солнышко ясно светило, Как же под ноги стелилась трава!.. Вот оно, солнышко – разве не мило? Разве не так же мягка мурава? Бог с ним, что нехристь, что лик узкоглазый, Говор нерусский да хищный оскал – Он же меня не ударил ни разу, Только похлопал – видать, приласкал. Ишь, улыбается, машет рукою, Мяса кусок из котла достаёт, Ноги накрыл мне верблюжьей кошмою – Как поглядишь – не такой уж урод…» Так вот свой гнев поменяла на милость Пра-пра-пра-пра-пра-пра… бабка моя… И в результате на свет появились Предки мои, а за ними – и я… * * * ПЕСНЯ ХАРОНА Оно мне надо? С каждого – обол, Да изо рта у мёртвого – противно. Но я гребу бессмысленно, как вол, Хоть и настроен крайне негативно. К чему? Что за вопрос? Да – ко всему: Река мутна, покойники – угрюмы… Хоть песню б кто завёл, да ни к чему – Видать, заели горестные думы. И что им горевать – ведь знают все, Что смертны – годом позже, часом ране – Фортуна крутит всех на колесе, И как там в чём – а в смерти – не обманет! Могли бы к этой мысли много раз За жизнь свою привыкнуть и смириться! Один бы спел, другой – завёл рассказ – А им бы всё рыдать, стенать и злиться. Туда-сюда мечусь из века в век – Знай, утешаю: всё, мол в божьей руце… Не понимает глупый человек: Чужой тоской могу и захлебнуться! * * * РАСПЯТАЯ Больно пробитым рукам и ногам, Много больнее разбитому сердцу… Стих, наконец, оглушающий гам, Шлющий проклятие мне, иноверцу. Залиты кровью глаза – не могу Видеть того, что творится в округе, Вижу лишь тех, в отдалённом кругу, Жмущихся тесно друг к другу в испуге. Я же добро всему миру несла, Зла не желая ни правым, ни левым. Нету грехов у простого посла – Много грешней Орлеанская дева. Хлеба и зрелищ желает толпа, Зрелища многим дешевле даются: Волей властителя, волей попа – Не совершить никаких революций. И у меня – нулевой результат: Горше всего – откровенно и честно – Мне осознанье напрасности трат. Я не святая и я не воскресну… * * * ПИЩЕВАЯ ЦЕПЬ Мы речь обрели и ещё, так сказать, Умение мыслить абстрактно. Но то, что взамен довелось утерять, Уже не воротишь обратно. Мы голы и слабы, зубов и когтей Лишились в процессе отбора, Но – разумом – создали столько затей, Похлеще вселенского мора. Нарушив естественный, точный отбор, Маячим на линии фола. И наша судьба с незапамятных пор Вершится рукой произвола. Мы заняли место в цепи пищевой – На самом верху – не по праву. Поэтому вечный союз мировой Народам земли – не по нраву. * * * ПИРАТЫ!.. В порядке всё: рангоут и шпангоуты, Надстройки судовые, паруса… И ветер нужных галсов, нету повода За что-нибудь пенять на небеса. Идём вперёд, команда – сверхнадёжная – Случайных да приблудных – никого. И всё же настроение тревожное, Не у меня – у всех, до одного. Возможно, это облако белёсое? По курсу справа, кажется, растёт. Не надо приставать ко мне с вопросами – Ответов у меня – наперечёт. Ведь не земная твердь – стихия зыбкая – Под нашим килем – верь ей иль не верь… И скалится дурацкою улыбкою – Нельзя – во избежание потерь. Не обмануло сердце – чёрной точкою, По курсу слева – судно вдалеке… Вот так оно: решились – одиночкою, Без каравана, дескать, налегке… А если что – одни – крутись, как можется: Обычаи жестоки, нрав суров… Так вот он, тайный повод, чтоб тревожиться: Чей флаг, не разобрать – друзей, врагов?... Встречаться – нет особого желания, Плыви себе, пожалуйста, всех благ! Но вижу – сокращают расстояние – Ну, так и есть: на мачте – чёрный флаг… * * * ПОБЕДА Я вчера победил на арене быка, И не первого в трудной карьере. Я-то знаю, что значат и боль, и тоска – Быть распятым на жёстком барьере… И копытом под рёбра – знакомый удар, И лицом по песку – не в новинку. А сегодня меня кружит пьяный угар, И петляет у моря тропинка. Я с утра возвратил все былые долги, Не зовя, не жалея, не плача… Что над морем туман, и не видно ни зги – Это очень большая удача. Над белёсой и пенной прибрежной волной Распласталась огромная птица И гортанно кричит, повторяя за мной: Ты же знал – это может случиться!.. Завлекает пологая линия дна, А вода холодна и приятна. Обезболила рану крутая волна, Не давая вернуться обратно. А на пляже следы заплывают песком… Это море – как выход и крайность. Я убит был – вчера, на арене, быком – То, что умер сегодня – случайность. * * * НА ПЛАВУ Жарит Солнце – бессменно на вахте, Ожидая восхода Луны. Это лучше, чем в угольной шахте: Хоть обвалы-то нам не страшны. И валы – не обещаны, вроде… Но идём-то, не зная, куда, И не рады хорошей погоде, Ибо скисли еда и вода. Ночью звёзды не кажут дорогу – Горсть брильянтов на чёрной тафте… Мы взывали и к чёрту, и к богу, Да молитвы творили не те. Кем-то спутаны цели и карты, И разжижены ромом мозги. И цепляясь за перты и ванты, Наш «смотрящий» не видит ни зги. Стрелка компаса мечется в круге, И кидается с веста на ост. Разуверились люди друг в друге – Это значит, пора на погост… Не доходят сигналы и вести, Погружается звук в синеву… Ну, да крысы – пока что на месте – Это значит, что мы на плаву. * * * ЗА БУЙКИ А у берега вода – замутнённая, Проскочить её скорей – дело верное. Здесь оплата, как и прежде – подённая, Да и радости дают – кружкой мерною. Не расщедрятся вовек, не расслабятся, А заборы – всё сплошные – положено, Не какая-нибудь там сетка «рабица», Так и ходишь меж заборов – стреножена. Но зато – на глубине – всё до донышка, Не загажено оно, не заплёвано, Лишь буйки на якорях – цепи в звёнышках, Словно с берегом вода окольцована. Я б хотела за буйки – да не велено: Там не далее до дна, чем до берега… Там, наверно, глубина не измерена – У спасателей – скандал и истерика… * * * ВПЕРЁД! Проложен курс – и много чудных стран Готово встретить судно и команду… Но не всегда умеет капитан Держать в руках разнузданную банду. А иногда, как раз, абориген Встречает так, что впору удавиться… Да и у нас не каждый – Поль Гоген, Мы – жертвы неоправданных амбиций. Не миновали бури и шторма Невзрачную посудину со стажем, И ходовая рубка, и корма – Уже давно не в лучшем виде, скажем… Скрипит досками судно, но вперёд Идём, зажав в зубах обрывки стонов... Быть может, всё же дело не дойдёт У нас – до открывания кингстонов. * * * ГРЕЦИЯ – 2 Я тебе расскажу пару-тройку прелестных историй О чудесной стране, что прекраснее всех на планете… Свежий ветер приносит дыхание тёплого моря, С ароматами трав сочетая в волшебном букете. Прижимаюсь спиной к заскорузлому телу оливы, И касаются лба оперённые листьями ветки, Только в этой стране можно быть бесконечно счастливым, А в местах остальных, к сожаленью, недолго и редко. Там среди островов так теплы и прозрачны проливы, Над руинами марево жаркими струями вьётся, Там обычные женщины часто настолько красивы, Что и боги сдержать не умели порою эмоций. Ты настройся на лад – и послышатся ритмы сиртаки, И в легчайших туниках по кругу задвижутся тени, И в слезах прибежит Пенелопа на берег Итаки, Чтоб у пенной волны опуститься опять на колени… * * * ОТ ГОРЯ… Как ни бейся, но рано иль поздно случится: Напоследок глотну подогретой водицы. Осознаю, как члены мои ослабели… И придут за душой – за обещанной данью, И поймают её – на последнем дыханьи. Как, почти на излёте, осколок шрапнели… А потом, как положено в мире треклятом, Будет что-то выискивать врач-патанатом В столь бездушно-бесстыдно разложенном теле. Он раздвинет края и груди, и брюшины, И плечами пожмёт, не увидев причины. (А чего они там обнаружить хотели?) Распластает и взвесит, почти, как на рынке, То, что тело хранило в своей сердцевинке… (Раз, пожалуй, тридцатый – на этой неделе.) Продолжая процесс, он рукою неробкой Лихо спилит мою черепную коробку И пройдёт по домам, что уже опустели… В духе времени, мельком подумав о Боге. Но и там не отыщет больших патологий, Даже с помощью лоботомической дрели… И запишет (а что же ему оставалось?), Что причина кончины – банальная старость – Мы, по жизни, до срока – весьма устарели… И не надо гаданий, и общих теорий: Я от горя умру, от вселенского горя. Отзвучав, как прощальная песнь менестреля. * * * МИРОВАЯ… Грязь, и сырость, и гнилостный запах, И в окопах – вода по колено. Про царя тут шептали: измена… Ну, а мы, в оползающих сапах, Прозябаем, и нам – дальше носа Не видать. Суетясь бесполезно, С нашей логикой, вечно железной, Сочиняем простые вопросы… На которые нам не ответят Ни цари, ни герои, ни боги. Гулко чавкают мокрые ноги, Даже солнце в окопы не светит… Нам – война: шевельнись – и получишь Пулю в лоб, или в спину шрапнелью… И замрёт под колючей шинелью Ком сердчишка… А, может, так лучше?... А кому-то, известно в народе: Мать родная – война. И покуда Мы здесь мрём – там жируют иуды, Нынче ироды, каины – в моде. * * * ГРЕЦИЯ – 3 Надоело уже прибегать к полумерам, Я вняла голосам, раздававшимся свыше, Я ещё и сейчас их отчётливо слышу, На волшебной земле, что воспета Гомером. Виноградные лозы скользят по шпалерам, Образуя живую природную крышу, Что трепещет, шевелится, будто бы, дышит, И лучами играет чудесным манером. Я нашла в этом мире прелестную нишу: Чистый дворик, и сочные грозди кишмиша, От болезней – слегка опылённого серой. И дыхание моря – то громче, то тише, И картинка – словами никто не опишет: Море скалы целует – с надеждой и верой. * * * ЛИСТОК Я был маленьким, клейким и нежно-зелёным, Разорвавшим оковы чешуек смолистых, Рядом – тысячи братьев – огромного клёна Молодая листва – под высоким и чистым Ослепительным небом весеннего утра И под ласковым солнцем, встающем с востока, Мы считали, что жизнь образована мудро… И всё ждали какого-то нужного срока. Мы грубели, нас мыло тугими дождями, Даже как-то побило нечаянным градом. На рябине соседней, большими кистями, Зрели ягоды, нашим открытые взглядам. А на наших ветвях семена вызревали, К нашей радости, ибо – не знали последствий. И хоть кто-то из нас догадался едва ли, В перспективе каких мы находимся бедствий. На ветру мы шуршали всё громче и суше, Стали ночи длиннее, ветра холоднее… Проносили корзинами вишню и груши, Запах яблок и слив становился сильнее. И однажды тот срок подошёл, вероятно: Всем своим существом ощутил я преграду Между мной и стволом… Это так непонятно Показалось – ведь был он по-прежнему: рядом… Но холодная сушь нагнеталась исправно, В желтизну с краснотой повело мою зелень. А вокруг всё менялось, но вот, что забавно: Так же зелены были и сосны, и ели… Тот ужасный момент передать не сумею: Я отрыв ощутил и простор под собою, Трепеща на ветру, очутился в траве я, Чуть придавлен такой же красивой листвою. Что нас ждёт впереди – нам ли ведать. Природа Всё решает за нас – судия, повелитель… Говорят, так случается: годы и годы – Каждый – только послушный судьбы исполнитель. * * * ВСЕВЫШНИЙ Дел у меня – невпроворот – Ведь я – Всевышний… Вот, первый раз за этот год, Завис над крышей. Я оглядел весь шар земной, Весьма дотошно… И вот не знаю, что со мной – Настолько тошно. Они, творения мои, Казалось: перлы – Ведут кровавые бои… А кто там первый, Кто начал бой, кто виноват – Понять не в силах, И даже здесь, у божьих врат. А на могилах: То полусгнившие кресты – То монументы, Не слишком дивной красоты. Венки да ленты… А ведь насколько велика Была идея: Произвести не дурака И не злодея. Чего ж так слепки – далеки От эталона? Не с той ноги, не с той руки, Не тем фасоном… И, вроде, заповеди дал – Весьма успешно. А кто теперь здесь правит бал? Не я, конечно!.. Не получилось волшебство: Бардак да муки… Я, по примеру кой-кого – Умою руки… * * * К ОТКРЫТОЙ ВОДЕ! Зачем-то мы вновь учинили Загадочный этот вояж: Морские и прочие мили… Сменился не раз экипаж. А кормчий… То след вырожденья, То пьянство причиной тому, Что видимость псевдодвиженья, Увы, не ведёт ни к чему. То буря, то мели, то рифы, То – вовсе – Бермудский провал… Останутся, разве что, мифы, От наших метаний у скал. Реальных событий трёхмерность Сотрётся с течением лет. Да, разве когда достоверность Тебя волновала, поэт? Да разве живые примеры Твоею водили рукой? Встречались ещё у Гомера Мы с точностью фактов такой. Не верь в благодарных потомков, Когда это было и где?.. Биясь о прибрежную кромку, Мы рвёмся к открытой воде. * * * ЧЁРНАЯ КОШКА Я ласкова… В душе… Поскольку, быт Не позволяет ласке проявляться. Зато я по подвалам – крупный гид, Знаток всех уголков и инсталляций… Да как не знать – ведь мой родимый дом – Там в глубине, таков виток фортуны… И мать моя за этим вот углом Рвала души загадочные струны. Я ночью сера, так уж говорят… А, впрочем, в темноте я маскируюсь, Лишь стоит притушить зелёный взгляд… Ну, где найдёшь разведчицу такую? Я – первая у баков и бачков, Меня опережать – себе дороже: При помощи зубов и коготков Располосую всю кошачью рожу! Да и собаке – сто очков вперёд Даю, коль соответствует размерам: Чуть что – вцеплюсь в загривок, срежу влёт! Не зря во мне есть что-то от пантеры… Но я, по сути, ласкова до слёз, И от души потрусь о ваши ноги. Не верю я, что это вы всерьёз, Меня узрев, бежите прочь с дороги. * * * Я И ГИТАРА Сияет вагон электрички Так ярко – ну, чем мне не сцена? С годами приходит привычка, И море почти по колено. Волшебная мельница Сампо – Фантазии плод, к сожаленью… В проходе стою, как у рампы, И пульс отмеряет мгновенья. Не то, чтобы бурных оваций, Чтоб девушки лезли, стеная – Мне здесь тишины не дождаться… И всё-таки я начинаю. Не шум ли стихает вагонный, Иль просто я глохну в угаре? И ёкает сердце, синхронно Звучащим словам и гитаре. Я пел бы и пел, ибо песня – Есть лучшее чудо на свете, И нет ничего интересней… Но я здесь не только за этим. Затихли последние звуки, Я должен идти по проходу, Ища долгожданные руки С моим ежедневным доходом. Как странно: хоть пел я без фальши, Взглянуть не отважиться в лица… Быстрее отсюда подальше – И снова с мелодией слиться! * * * СТРАСТЬ Оснастив свой кораблик комфортом, Рассекают по бурным волнам, Отдаваясь обманчивым снам. И не видят, что черпают бортом. Не живые – не мёртвые зомби, Распустив по-павлиньи хвосты, Так и жгут за собою мосты, На Земле, как на атомной бомбе. Берегут на таблетках с диетой Драгоценный гнилой организм, В вечном страхе за бренную жизнь, Ждут конца беспросветного света. И как водится, брата на брата Поднимает… наверное, бог – Предсказуем извечный итог… А меня не страшит носферату! И пока я живая-живая – Не пугайте вампиром меня. Не желаю до судного дня Дожидаться, в гробу истлевая! Я полжизни мечтала о чуде… Пей же, Дракула, жаркую кровь! Это с ней я рифмую любовь, И конца этой страсти не будет! * * * ГРЕЦИЯ-4 Греция лежит на перекрёстке Важных и связующих путей, Полуостровов её отростки В море окунулись без затей… Море – к суше тянется перстами, Тысячей лазурных коготков, А с обрывов скал, над берегами, Нависают гроздья городков. И в одном из крохотных местечек, Я-то знаю, есть и для меня, Парочка, на греческом, словечек, И, такая дальняя, родня… * * * ИЗ ДНЕВНИКА ДЕВИЦЫ За полночь уснула. Не спалось, Всё роман французский. Дочитала. Пахла свечка воском. На "авось" Королём бубновым – загадала… И приснился бал на Рождество, А вокруг: гусары всё, гусары… Но в лицо не видно никого: Вальс играл, и пары, пары, пары Всё кружились. И не разглядеть Ни лица. Проснулась ненароком – Загасила свечку, вот же ведь: Разбудила, щёлкая под боком В лужице оплывшей – фитилём… Вспоминала сон – и задремала, Думая о тайном, о своём… Удалось поспать довольно мало – По паркету топая: "Хром-хром", За дверьми прошёл лакей-калека… Занялось за стрельчатым окном Утро девятнадцатого века. * * * В АЛЬБОМ ДЕВИЦЕ Ах, прелестная девица, Видя жребий мой суров, Кабы знали, что мне снится, Снизошли б до нежных слов! Бьётся сердце в страстном стоне, Неспособно на обман, Я готов упасть в поклоне Пред папа и пред маман. Довели меня до точки: Стройный стан и гордый вид, Ваши глазки, ваши щёчки… Дальше – скромность не велит! * * * ПОЖАРНЫЕ Приходя домой с маршрута, Обнимаю и целую… Рассчитай, хоть до минуты, А итог – непредсказуем. Над пожаром, как торнадо, Вихря огненного струи, Это – небо, помнить надо: Здесь итог непредсказуем. Преломив с друзьями хлеба, На мгновенье затоскуем, Потому, что это – небо – В нём итог непредсказуем. Под пивко и сигаретку Крайний вылет обмозгуем – Это небо, в нём нередко Результат непредсказуем. С нами тот чудак, чьё имя Поминать не надо всуе. Если б были мы – другими – Всё ж итог – непредсказуем! * * * НА МОРЕ Махнуть бы на тёплое море, К обрывистым скалам слоистым, Дохнуть бы всей грудью хоть раз, Очистив хрипящее горло, На, синих оттенков, просторе, Тем воздухом, йодисто-чистым, Чтоб сразу наружу из нас Всё светлое – к свету попёрло! * * * КТО – КОГО Не предпринимай шагов решительных, Веря, что непогрешимо прав, И не поступай скоропалительно, Ничего вперёд не рассчитав. Вспомни битву Карпова с Каспаровым, Глубже вспомни: Спасский, Фишер, Таль… Опасайся участи икаровой, Каждую учитывай деталь. Не смотри под ноги заворожено: Даже если правилен и крут – Не считай, что дело подытожено, До конца не выверив маршрут. Если ты корова не бодливая, Дал иль не дал бог тебе рогов – Требуя отстоя ли, долива ли – Всё считай вперёд на пять шагов… Но и здесь не надо быть уверенным, Что застраховал себя от бед. Даже если всё уже измерено – Никаких гарантий всё же нет. Чуточку замешкаюсь на старте я – Вторгнется: иль бред, иль волшебство… Наша жизнь не шахматная партия, Тут не угадаешь, кто – кого. * * * СОЛДАЙЯ Актёрствую в старинных декорациях: Моя сегодня – крепость генуэзская, И нет уже ни возраста, ни нации, Я вся такая быстрая и резкая. Я дочь архонта, гордая красавица, Отцом в Девичьей башне заточённая, Сумею с целым миром злобы справиться, С любимым вечной клятвой обручённая… "Любовь – сильнее жизни" – крик развеется, И кровью – на камнях – её признание… "Любовь – сильнее смерти!" И надеяться Вовек не помешает расстояние. Змеится серпантин средь виноградников, А крепость исчезает за туманами. И горы, как в театре – тусклым задником, Извилистыми линиями странными. ************************************** *)Солдайя – Генуэзская крепость в Судаке. * * * КАК НАДО! Когда-нибудь наступит судный день, И наши отдалённые потомки, Расковыряв глубокие пласты Межзвёздной пыли или местной лавы, Конечно, если будет им не лень, Приволокут с находками котомки… А выводы окажутся просты: Что предки их достойны были славы, Но не всегда. А чаще, тратя пыл На низменные страсти и желанья, От бога по заслугам получив, Накрыты были страшным камнепадом. Или потоп их сильный утопил, Накрыв все поселения и зданья… И вновь сочтут: у бога был мотив. Господь всегда всё делает, как надо! * * * НА ГОЛОС Да хоть – назло! Но на плаву Держаться, плыть – до посинения! Хрипя, кряхтя – ещё живу… И строки – плод ночного бдения – Летят по свету. И не зря Мы повторяем, вслед за Пушкиным: Взойдёт прекрасная заря! Пройдут, пройдут года непрушные! И снова будет впереди Хоть что-то, кроме накопления. А нынче – тьма – ты в ней бреди На голос мой – до исступления. * * * СОНЕТ Возникает всё реже с годами Удивлённое детское "Ах!" Не бежим, восхищённые, к маме, От немого восторга – в слезах… Не глядим – до мороза на коже На ромашку с росинкой внутри… Чтоб узнать, что ценней и дороже, Не на ценник – на небо смотри! Так обычно бывает на свете: Поначалу – мы все ещё дети, С неиспорченной чистой душой. Хорошо бы, набравшимся знанья, Сохранить тот накал созерцанья – Не заращивать души паршой! * * * ВВЯЗАТЬСЯ! Спрятаться? Исчезнуть? Затаиться? Или – очумело – на рожон? Выплеснуть поток своих амбиций? Или для амбиций – не сезон? После новоявленной берлоги, После немоты и тишины – Что-то плоховато ходят ноги, И проблемы в области спины. И уже нет силы для напора… И не помню, как это: вперед. Вновь учится – вроде, и не впору: Где фарватер, где, простите, брод? А для мастеров инсинуаций – Самый кайф: из зарослей, да влёт! Ладно. Нынче главное: ввязаться, Ну, а там, конечно, как пойдёт. * * * ТАМБОРА Зелень леса, террасы и горы, Рай земной в окружении света… И вулкан, что зовётся Тамбора, Ждёт момент окончания вето… Зреют силы и копятся страсти – Стать для жителей общей могилой, И людской недостаточно власти, Удержать эти грозные силы…. Не лишайте законного права: Я дойду до конечного "зета", И взорвусь, как вулкан на Сумбава, И лишу человечество лета. * * * МОНОЛОГ СОНЕЧКИ МАРМЕЛАДОВОЙ Что поделаешь: мама – простая натура – Нарожала детей от отца-алкаша. Вот и я: не взяла ни лицом, ни фигурой, Ни умом… А кого беспокоит душа? Городишко у нас процветал при заводе, Но итог перестройки: пустые цеха. Может статься, на что-то б сгодились, да, вроде, Кто-то – даже нарочно "пустил петуха", Устраняя под корень своих конкурентов, На руинах страны обустроил дела. Уловил направленье и сущность момента, Ухватил не своё. Ну, а я – не смогла. Но пока молода – подходящей работой, Не хотя, занялась на безрыбье таком: И в пределах природой отпущенной квоты, Удаётся порой пролететь с ветерком. Называют меня завлекательно – "жрицей". Жрицей чувства, увы, недоступного мне: Обиваю подходы к любимой столице – Отсылаю доходы голодной родне… * * * ВПЛАВЬ Я вплавь – по жизни – нравится процесс, Хотя волна, порою, выше дома, Под левую – толкает мелкий бес, И ангелом за правую влекома. Я – вплавь, куда мне берегом? Меня Отлично держат волны. А устану – Лицо подставлю под сиянье дня, А горькая вода – залижет раны. Я вплавь переберусь через беду, Хоть поперёк, хоть супротив теченья. Мне б быть с собой и близкими в ладу – И не имеет прочее значенья. И завершив последнюю главу, Я уроню на дно свою копейку: До горизонта – я не доплыву И этим – обману судьбу-злодейку. * * * БЛИЗОРУКАЯ АКТРИСА Светлане Немоляевой Я бледная слепая моль, Быть без очков – нужна отвага, Но я выучиваю роль До жеста каждого и шага. Мне – неизменный интерьер – Взамен стандартной белой трости, И я привыкла к сонму мер, Как к аллергической коросте. И я хронически больна Своею ролью, этой сценой, И это не моя вина, И я не соглашусь с подменой. И в ограниченном мирке Моей высокой миопии, Я – с вечностью – накоротке, И я не уподоблюсь Вию. Не надо поднимать мне век: Я в этой роли – зорче зрячих – Я – червь, я – бог… Я – человек! Я не хочу уже иначе. * * * ИММУНИТЕТ Мы талдычим о "праве", Волоча по булыжникам гири. Чем нас только ни травят В не особо устроенном мире! Что, к тому же, изгажен Многолетним старанием нашим, Но слегка напомажен… Ну, а мы, по инерции, пашем. Ни глоточка водицы – Без заразы, гормонов, металлов… Не желаешь напиться: Не воды – эманации кала?.. Отупелые лица, Зачумлённая нами планета… И за что зацепиться Измождённому иммунитету? * * * ПАУТИНКА Причудливая память сберегла И вычертила в линиях эстампа, Сюжет, где паутинка из угла Случайно зацепила краем лампу. И шустрый, хлопотливый паучок Меж ловчих нитей мчится по спирали, Закручивая ниточки в пучок, Как мы когда-то коски заплетали… И вновь цепляет клеящую нить К тугим, как струны, нитям радиальным, Чтоб в целое сюжет соединить – Жестокий, но почти что – идеальный. Где в паутине – бабочки, к огню Влекомые, извечно и упорно… А я теперь рисунок сохраню: На оттиске и в строчках стихотворных. * * * "ВЕСНА" И "ПОЦЕЛУЙ" РОДЕНА Всё намечалось – впереди… А две скульптуры Зажгли огонь в моей груди, Будя натуру. И мне мои шестнадцать лет – Предстали клеткой. Но засиял в пространстве свет – Пред малолеткой… Была прекрасная весна – Не за горами. Но я пока была нужна, Пожалуй, маме. И убеждение в крови – Почти с детсада: Что поцелуя, без любви, Давать не надо! Но так влекло, за туром – тур – Бродить степенно Вокруг загадочных скульптур Месье Родена. * * * ПРИЖИЛАСЬ… Ты же знаешь, что я никуда не уеду, И что бурными планами – только пугаю, Что такое бывает со мною по средам, Или пятницам – это бунтует другая. Та, что всё ещё рвётся за край горизонта Заглянуть, вопреки утверждённым законам, Обожает эксцессы, проблемы, афронты, И умеет одна – распеваться каноном. Ну, а я – не она, и тебе ли не ведать, Что бунтую – в пределах отпущенной квоты, Что всегда четвергами кончаются среды, А за пятницей каждой – наступит суббота. И что я прикипела, на этой планете Прижилась, и уже не осилю полёта… Разве что, в восьмистишии или сонете Вдруг проскочит почти запредельное что-то. * * * НА НАВЕТРЕННЫХ ОСТРОВАХ Мне когда-то всё больше нравилось Жить с подветренной стороны: С ураганом сама бы справилась, И спасатели не нужны. Только с берега неприкрытого: Завтра – явственней, чем вчера, Двух небитых дают за битого, И в лицо – веселей ветра! К чёрту бабу, с косой и в саване, И не надо ни "ох", ни "ах". Я навек поселилась в гавани На Наветренных островах! * * * СТРОИТЕЛЬ Корявость сосновой коры, до конца не ободранной, Не гладкость дюймовой пилёной доски не ошкуренной… Вода для раствора, несомая полными вёдрами, С батоном кефир в полутёмной бытовке прокуренной. Бетон и опалубка в робком своём единении, Пазы, уплотнённые мохом просохшим и паклею, Не надо мешать – человек в боевом настроении, Он сам оприходует всё с прибауточкой: "Так её!" Не надо соваться и требовать сил и внимания! Уж так повелось: дураку полработы – не следует Показывать – ибо оно за чертой понимания… А там уж, как водится: с радостью, с болью и с бедами!.. * * * ПАЛЬМА Размывает прибой океанские пляжи, Там, где пальмы вцепились в зыбучий песок. В этом мире, где всё: с молотка – на продажу, Всякий держится насмерть за жалкий кусок. И не скажет никто, что сдалась я без боя, Просто каждый за всё рассчитается сам. Я, как пальма, склонилась к полоске прибоя, Но верхушкой – упрямо тянусь к небесам. * * * ВОРОНЫ Облетят редеющие кроны, Стаи птиц уйдут в иные страны… Мы вороны, серые вороны, Нам заветный юг – не по карману. Нам не по плечу, и не по крыльям Дальние сплошные перелёты, Мы свои никчёмные усилья Тратим на напрасную работу. Санитарим вдоль путей проезжих, Во дворов извилистых каньонах… Что там впереди у нас пробрезжит, В не зарешечённых наших зонах? Где апрель, воинственно-зелёный, С ливневыми бурными дождями? Мы вороны, серые вороны, Слившиеся с серыми ветвями. * * * НА МОРЕ Отпусти меня на море, Я хочу поймать цунами, Так как ловят сёрфингисты Набежавшую волну. Если что – пардон и сори, И запомни, между нами: Не горюй и не стыдись ты, Если я пойду ко дну. Ну, а если оседлаю Высоченный пенный гребень, То с таким громадным счастьем Чуть не с неба погляжу. Полечу, сама не зная, На земле я иль на небе, И к какой волшебной касте Я теперь принадлежу! * * * ПО РЕКЕ По извилистой речке плывём по теченью, Огибая уступы серьёзных событий. Здесь и сила, и опыт имеют значенье, Но одно – иссякает, другое добыто Слишком поздно, когда из отверстий уключин В истончённых бортах выпадают крепленья. А дальнейший маршрут всё равно не изучен… Острова из тумана – причудливой тенью… Водокруты и мели, кипящих порогов В пенных брызгах внезапно встающие гряды… Может, дело идёт к подведенью итогов, А реки поворот – принесёт к водопаду. * * * ГРЕЖУ ПО-ЯПОНСКИ Сдвину сёдзи, сяду на татами, В тихом единении с природой, Чуть шуршат на нитках оригами – О-сёгацу. Значит – с Новым годом! Мне котацу – отогреет руки, Сякухати тронет нежной ноткой, А дзёкан-сакэ из сакадзуки Тёплой струйкой защекочет глотку. Суйкинкуцу звук звеняще-свежий Многоточьем ляжет на страничку… По-японски я сегодня грежу, Но рифмую – русская привычка! * * * КОЛДУЮ Ты не бойся! Это просто – взгляд, Я не обожгу и не обижу – Только больше нет пути назад, Лишь ко мне: всё ближе, ближе, ближе… Видишь этих искорок огонь? Как огонь бенгальский – не опасны. За руку меня тихонько тронь – И тебе всё стразу станет ясно. Будет летний вечер. А потом, В рамках чернокнижной режиссуры: Чай с черносмородинным листом И звезда под синим абажуром… Ведьмочка… А кто же без греха? Тут ведь, как в аптеке – дело в дозе. Зачарую магией стиха, Что-то пошепчу на ушко – в прозе… А промчатся годы, дорогой, Где-то там, в последней, третьей, трети – Стану просто – бабою-ягой… Только ты – различий – не заметишь! * * * ТЕРПЕНИЕ Решил великий падишах Построить всем дворцам – дворец, Чтоб тот сиял в его делах, Как драгоценнейший венец. И по совету мудрецов, Наиумнейших из людей, Пред шаха светлое лицо Доставлен зодчий, чародей По части храмов и дворцов. Тот создал план и чертежи. Окрест известных мастеров Собрал. И к небу этажи Вот-вот бы вознеслись – так нет! Один фундамент над землёй, А зодчего – простыл и след… И день за днём – летят стрелой. И, невзирая на указ: Повсюду зодчего искать, Он скрылся от пытливых глаз – Ни с чем вернулась к шаху рать. Прошло пять лет. И падишах, Уже не чаял и не ждал, Чтоб, как венец в его делах, Дворец прекрасный воссиял… И вдруг пред шаха светлый лик Явился сам шальной беглец И объявил: "Настал тот миг, И ожиданию – конец! Чтоб мог фундамент обрести Высокой прочности запас – Должно не меньше лет пяти Пройти! Я скрылся с ваших глаз! Но вот теперь готов создать Дворец, уже наверняка, Что ваше имя прославлять Способен долгие века…" Легенду эту для того Сегодня рассказала я, Чтобы напомнить: мастерство – Ещё не всё, мои друзья! Талант, учёба, горький пот… Но нужен каждому из нас Для достижения высот – Терпенья редкостный запас! * * * ПЕСЕНКА "На Тихорецкую состав отправится…" Муз. М.Таривердиева сл. М.Львовского Погода – гадость, облака – ни лучика. Но есть перрон, вагон, а в нём – попутчики. В отделе кадров – смотрят в "дело личное"… А на лицо – весьма все симпатичные! Мои вагонные друзья, минутные, Глядим мы с вами за окошко мутное: В дороге запросто всегда общаемся, Поскольку, чуть чего – и распрощаемся. Сосед в купе не то, что в коммуналочке – Со всей душой к тебе, не ради "галочки". Плывём-качаемся, как будто в лодочке, Поскольку приняли чайку и водочки. Легко поделишься бедой душевною С какой-нибудь подругой однодневною: В дороге все рассказы – интересные – Ведь слишком коротко общенье тесное. Но, рассказав, куда – откуда еду я, Мне расслабляться до конца – не следует. Чтоб не чесать потом уныло в темечке, Не забывай, дружок, какое времечко! * * * ЕЩЁ ПЕСНЯ " Тяжелым басом гремит фугас…" Песня из кинофильм "Последний дюйм" муз. М.Вайнберга сл. М.Соболя Ударит песня шрапнелью фраз, И в сердце остыл металл. И слыша её хоть сотню раз, Сдержать не сумею слёзы из глаз – Такой вот накал! Чужая страна, кровавый мир, И странный порыв страстей. Во время чумы – нелепый пир, И личная жизнь – латание дыр… Без всяких затей… А вот запала мне в душу раз – Теперь уже навсегда. И даже старость – ей не указ, Как смена извечная лунных фаз – И что ей года! * * * ГЕРОИ Американский взгляд: спасенье мира – Супергерой в борьбе с суперзлодеем… Являющийся чьим-то там кумиром, Он чем-то фантастическим владеет. Неуязвим, но столь раним душою, Костюм его весьма оригинален. Отделавшийся травмой небольшою, Встаёт, когда ногами запинали. И сажень в нём, как водится, косая, И сила, бог весть, с чем сопоставима… А в жизни – мир, как правило, спасают, Те, что, как все, довольно уязвимы… И, принимая важное решенье, В том отдают отчёт себе и людям, Без всяческих надежд на воскрешенье, Которого, естественно, не будет. * * * "ГЛАДИАТОРЫ" БАКАЛОВИЧА В духе человеческой натуры, Ради выживания, как вид, Похвалюсь крутой мускулатурой – Жалкий человечий индивид. Подмигну хорошенькой девчонке, Может быть, достанется и мне. В нашей мясорубке-потогонке Есть и что-то, сносное вполне. Спрячу под улыбкой ужас смерти, Что близка сейчас, как никогда. Вперемешку ангелы и черти, Чистые алмазы и руда… Помогают годы тренировки, Нет, не жить, а просто – выживать. Где спасёт удача, где сноровка, Где – уменье раны зализать. Превращаясь в полную скотину, В этом мире, словно на войне, Кое-кто вполне способен – в спину. И добить лежачего – вполне… Меж собой стараясь не сближаться: Друга убивать не так легко, Мы срываем снова всплеск оваций Или град каменьев и плевков. Словом, ситуация простая: Ты… Тебя… С плеча, толчком, тычком… Кто-нибудь, один из нашей стаи, Может оказаться Спартаком. * * * МОЛИТВА РОБИНЗОНА КРУЗО Господи, как было всё чудесно: Ты меня от смерти уберёг – Это для меня, конечно, лестно: Я же раб – а ты Всевышний Бог! Я Тебя не стал гневить упрёком, И впустую хныкать да тужить. Что с того, что очень одиноко – Есть надежда, значит, будем жить. Что промок, что нынче лихорадка, Не твоя вина, вина дождя: То знобит, то жарко – всё несладко – Но отпустит, малость погодя. Грезится уютная квартира… Это ж надо было так суметь: По морю проплыв почти полмира, Тут свалиться… Странный привкус… Медь У меня во рту. Звенит, как склянки, Вспухшая больная голова. От дождя – несчастного подранка – Прикрывает буйная листва. Не гневить же Бога, в самом деле, Сам не уберёгся и промок. Выживу: в надрыве, на пределе – Запишу в дневник десяток строк! * * * МУРАВЬЕД А вы хоть раз видали муравьеда, Когда он, постороннему не внемля, В предвосхищеньи вкусного обеда Когтями рвёт болотистую землю? Когда, уткнув в термитник хобот-морду, Термитов, языком, за тыщей – тыщу Гребёт. И на ветру качает гордо Пером великолепного хвостища? Не поминает имя божье всуе, Употребляет, сколько надо, порций. И никогда ничуть не комплексует От явной несуразности пропорций. Идёт по сельве, гордо и толково, И бдителен – без понта и без позы… Вот так и я – условностей оковы Терплю в пределах очень малой дозы. * * * ФРИНА ГЕНРИХА СЕМИРАДСКОГО Пожалуй, что сумеют эрудиты, Уйдя в глубины мифов и историй, Найти другие лики Афродиты, Придумав уйму всяческих теорий. Но Апеллес с Праксителем когда-то, Бессмертие создать сумели Фрине. Всё, чем она была тогда богата – В скульптуре утвердили и в картине. И приравняли смертную к богине! Вот в этом – суть величия таланта: В творениях античных – мы поныне – Изыскиваем прелести гаранты. Она же, столь красивая снаружи, Возможно, и страдала самомненьем, Да и умом, была чуток поуже… Но что была прекрасна – нет сомненья! И та, перед которой Семирадский Открыл дороги в вечность перспективы, Прелестна, если грубо – скажем: адски… Но ведь, при том, божественно красива! * * * НАВИГАЦИЯ Из меня навигатор плохой – лишь кипенье эмоций. И в балансе весов недосмотр, недовес-перевес… По житейскому морю опять устремляюсь без лоций – Только россыпь брильянтов на бархате чёрных небес. Где – сверканье зарниц, где – полярных сияний узоры – Ничего не пойму, только чувствую свет красоты. На Шпицберген иду, на Мальдивы, Бермуды, Азоры? Закрутилась спираль широты, глубины, высоты… Промелькнёт метеор, голубого, нездешнего цвета, И остынет, упав, о земную ударившись твердь. А в созвездии Грёз запульсируют альфа и бета, И начнётся планет, в миллионах веков, круговерть. * * * НА "СЕКРЕТЕ" Покидая старую Каперну В алых бликах утренних лучей, Плавно, методично, равномерно Плыл "Секрет". И лишь виолончель Циммера – задумчиво звучала, С шумом волн сливаясь в унисон. Кроме тех, что были у штурвала, Всех сморил нетяжкий, лёгкий сон. Старый Циммер, думая о счастье, Был по-стариковски, пьян и горд, Понимал, что счастье – соучастье, Где для многих – радостный аккорд. Вечен мир, где всё на свете – бренно… Но звучит в ушах вопрос Ассоль: "Ты возьмешь к нам моего Лонгрена?" И, пожалуй, в этом – смысл и соль! * * * ОДИССЕЙ Ах, Одиссей – картинка в раме! Знаток морских путей и лоций… Богине, нимфе, смертной даме – Не грех за парня побороться! Жена и сын – альтернатива, И жезлы маршальские – в ранце… Ему бы всё – коней ретивых – Свиньёй – подкладывать троянцам! Тут Пенелопа – вся "в законе" – За столько лет – почти весталка… Но на её добротном фоне – И Калипсо – немного жалко!.. * * * ЮАР Океан, Кейптаун. Тучи-облака Над горой Столовой выткали муар. Мне б туда, так я бы вам, наверняка, Сочинила бы поэму про ЮАР. А пока что получается сонет. В нём едва ли мне удастся передать Запах буша и луны печальный свет… Понапрасну я исчёркаю тетрадь. Путевые впечатленья – хороши! Ты возьми – без впечатлений напиши. Кто сказал, что фантазировать грешно? Да такое, чтобы тот, кто побывал – Впечатлений ощутил "девятый вал"!.. Нам на то воображение дано. * * * ПАМЯТИ ВАРЕНЬКИ АСЕНКОВОЙ "Кумир моих далёких дней, Любимый и желанный, Мне не забыть судьбы твоей, Таинственной и странной…" Н.А.Некрасов Актёрка… Хоть – не крепостная, Но статус-то близок к тому… А сцена – зовёт и ласкает, И коль не в театр – хоть в тюрьму! Мечты о трагической роли, И сплошь – водевильный успех, А перлы терзаний и боли – На сцене – укрыты от всех. Улыбки – в партер, через рампу – Привычной гримаски оскал. И страстный порыв: мимо штампа – Трагический выдать накал. А зависть и зло – в изобильи, И краток отпущенный срок… Последнего вздоха усилье. И чудо некрасовских строк. * * * РОДЕО И чем этим людям настолько родео по нраву? Животные бьются со всей первозданною страстью. Ковбои, пусть даже победу одержат по праву, Десяток секунд упиваются силой и властью Над рвущимся бешено диким быком иль мустангом, А после – на землю слетают, рискуя здоровьем… А я вот возьму и не стану смертельное танго Отплясывать здесь, на арене, забрызганной кровью! Упрусь четырьмя, растопырив пошире копыта, Пока что не знавшие тягостной ноши подковок, И каждою жилкой напрягшись, как в комнате пыток, Останусь в загоне, а всадник – смущён и неловок – Всё будет пытаться меня затолкать на арену. И пусть секунданты пинают меня и пугают – Не буду, как все, колыхаться всем телом, и пену Ронять на песок. И ни кнут, и ни плётка тугая Меня не заставят, как всех, суетясь непристойно, Пытаться с себя уронить удалого ковбоя. Один, не как все, я застыну на месте, спокойно. Ему не зачтут, как победу, отсутствие боя!.. * * * "ВОЛК НА ПСАРНЕ". НЕ ПО КРЫЛОВУ Бывает же подобная проруха, Что старый волк, матёрый и седой, Не выгадал ни пёрышка, ни пуха, Ни хрюшки чахлой, ни овцы худой… И как оно случилось – непонятно: Попал на псарню, словно кур во щи… Настолько ж ощущенье неприятно, Как Голиафу – камень из пращи. Хвостом вильнуть, лизнуть ли вражью руку? Попробовать прикинуться, что "свой"? И к лая нарастающему звуку Добавить заунывный волчий вой? Но, памятуя дедушку Крылова, Он понимал, поскольку не дурак, Что для псаря – любое волчье слово – Лишь повод натравить своих собак. А посему, в дебаты не вступая, Пружиной распрямившись на лету, Рванул вперёд, один, в собачью стаю, Нахрапом… И прорвался за черту!.. * * * АМА Толщей солёной воды Спёрто дыханье, Предощущенье беды Гонит сознанье. Греет подспудно её Хрупкое тело Гордость за дело своё – Женское дело. Здесь мужики не нужны, Им не внедриться – Очень уж корни сильны Древних традиций. С грузом уйдёт в глубину – Быстро и ловко, Тянется нитью ко дну Только верёвка. Выдох сквозь жемчуг зубов, Цедит мгновенья – Метод старинный таков – Восстановленья. Муж не кидается в бой, Словно закован: Статус кормильца судьбой – Ей уготован. А ведь ему-то, как раз, Только и нужен Блеск её огненных глаз – Чёрных жемчужин. * * * СЕРДЦЕ ДАНКО Хоть мы по натуре и не злые, Нас, людей пещерных, только тронь: Есть у нас рабочие, большие, Руки, укротившие огонь. Как бы нас ни гнуло, ни ломало, Мы, как знаменитый нитинол. Изменились? Да. Но очень мало – Кто-то волк, а кто – покорный вол… Тот – убого, этот – авантажно, Разбрелись по шарику Земли. И теперь уже не очень важно, От кого мы все произошли. Что там: глина? рёбра? обезьянка? – Кто чего о том ни говори, Лишь бы полыхало сердце Данко – Да ещё б, у каждого, внутри! * * * ЛЕСА МАЙЯ Ах, как хорошо, что руины тропическим лесом Порой зарастают, лишь тем оставаясь доступны, Кто движим действительным, искренним к ним интересом. Так скрыты и капища майя – громады-уступы, Поросшие зеленью монстры – ручная работа, А, может быть, всё ж, без пришельцев бы не было дива? Да, нет же, скорей, без людского кровавого пота – Оно б не восстало из мрака: огромно-красиво! И это прекрасно, что нет проторённой дороги, Что лишь одному королевскому грифу доступно Смотреть с высоты. Как смотрели жестокие боги, Вовсю упиваясь кровищей и запахом трупным… Ушли в никуда, вероятно, в других измереньях Попрятали майя сокровищ своих мегатонны… А крошки-колибри (размер не имеет значенья), На красочном фоне, сравнительно с ними, огромных Порхающих бабочек – яркий пример парадокса, Смещенья размеров и сути, значений и цели… И я б защитила надёжно, не хуже Форт-Нокса, Руины, которых ещё отыскать не успели. * * * ПРОМЕТЕИ Мы дарим любимым огонь наших солнечных душ, При этом, немного сродни становясь Прометею. В ответ – далеко не всегда дифирамбы и туш – Порою такое, что сердце в груди холодеет. И это его, наше сердце, терзает орёл, Ему достаётся страданий удар настоящий. Влюблённый – заведомо – в сердце стрелу приобрёл, А кто-то – и в печень… Но в сердце – значительно чаще. Мешает любви затаённая зависть богов, Что часто из тайной – мгновенно становится явной. У каждой любви разливанное море врагов, Поди, разберись, кто из них самый страшный и главный! И кто-то, злобясь, подсылает коварно орла – Нутро разрывая, терзать чуть зажившие раны… Бывает планета для боли – тесна и мала, Безжалостен Зевс, а посланцы его – неустанны… * * * ГАДАЛКА Не раскидывай карты, гадалка, И судьбой – не шурши на платке. Мне тебя по-хорошему жалко: С затрапезной колодой в руке, Всё пытаешься мне, деловито, Заглянуть, мимоходом, в глаза, Чтоб понять, где собака зарыта, Где – рвануть, где – включить тормоза. Не надейся узреть под личиной: Что болит, где болит, как лечить – Ты от следствий не сможешь причину По улыбке моей отличить. А в колоде – усталые лица, Мне знакомы – предельно давно. Я в валета успела влюбиться В раннем детстве. Тебе не дано У него мои выпытать тайны, Перепутаешь с правдою – ложь! Может, что угадаешь случайно, Пальцем в небо разок попадёшь… Так что, в прошлом – тебе ли копаться? А грядущее – тёмная ночь. Ты не жди от меня ассигнаций, А ступай, драгоценная, прочь. * * * ВИРТУАЛ Я вся разошлась по стихам, и меня уже нет, Как тут кое-кто в комментариях пишет порою. Я сердце своё расплескала, и яростный свет Горит. И его никогда и ничем не прикроют. А кто-то кричит, что под "ником" простецким моим Скрывается, им неугодная, странная секта. Мой дух пролетает, рассветным потоком гоним С Невы – до Невы – першпективой, а ныне, проспектом. И видящим зло там, где не было злобы и нет, Взращённая в канувшей в Лету державе Советов, Хочу предложить лишь один, но реальный совет: Протрите очки – и увидите зарево Света. Но вы не найдёте столь сладостный вам идеал, Взирая на мир из колод, буераков и дупел. А я – по стихам разошлась, и ушла в виртуал, Ведь вам так хотелось иметь новоявленный жупел. * * * МАРТ Удивительно пустой двор… Ровно-ровненько лежит снег, Задувает ветерок в створ. Двадцать первый наступил век. Вот, казалось бы, очко, фарт. Но по жизни – всё сложней, друг… Тут тебе не колдовство карт, Хоть в фаворе мастерство рук. В жизни правил – потерять счёт! Кто-то знает их, а кто – нет. А иной – хоть знает их – бьёт, Закрывает остальным свет. В этой жизненной игре – приз Достаётся шулерам – факт. Им не надо паспортов-виз, Им и музыка звучит – в такт. Пусть другим даётся круть-верть – Ну, а мы – возьмём в другой раз! Ведь красна же на миру – смерть, И не стыдно – от чужих глаз! Нам не надо волшебства карт, Пусть лежит себе двором снег. Мы же видим календарь: март! Скоро вскроется стекло рек! * * * АЛОЭ Любимое детище добрых "старушек-на-вате", Мясисто-колючий жилец подоконников белых, Лекарство для тех, кто здоровье давно подыстратил, Попытка чуток подлечить престарелое тело… И это совсем не случайно, что ангел когда-то Вручил Моисею три ветви: одну от алоэ – Эмблемою Троицы. Стёрлись явленья и даты – Столетник растёт на окне, вспоминая былое. За тонким стеклом в побелевшем проёме оконном, Ему не страшны ни морозы, ни струи Борея. И греет его, поднимаясь, согласно закону, Струящийся воздух, нагретый водой батареи. Горчит его сок, а ведь жизнь наша – тоже не слаще – Так горечь по капельке копится впрок в человеке. И мы прибегаем к нему: кто-то – реже, кто – чаще, Чем к рюмке вина иль к лекарству из ближней аптеки. Туземец пустыни, прижившийся в наших квартирах, Он вечно для нас – самый добрый и ласковый доктор. Покуда не рухнут столпы одряхлевшего мира, С окон не исчезнет алоэ изломанный контур. * * * ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС Разболтались колки, оборвалась струна, И во тьме, впереди, колея не видна. Потеряться легко, путь за солнцем – далёк, Но научен и стар мой цыганский конёк. Он отыщет пути и дороги к тебе: По траве, по росе, по слезам, по судьбе, По незримым огням путеводной звезды… И его понукать я не вижу нужды. Распорола гроза неба чёрный атлас, Поливая дождём неприкаянных нас. Кто кого выбирал: то ли мы, то ль стезя – Так что, хочешь, иль нет – а иначе нельзя. Дождь затих, ветерком потянуло с реки. Я струну подтяну да поправлю колки. И не надо грустить, виноватых искать: Вижу свет впереди, и стоянка близка. Будет каждый аккорд переливист и чист, Отзовутся ему перезвоны монист. А дрожанье плеча и сверканье очей Лучше звёзд озарят сумрак южных ночей. * * * РУСАЛОЧЬЯ ЛЮБОВЬ Раздвинется воды незыблемый покров И нежный голосок окликнет: "Эй, рыбак! Ты здесь сидишь с утра, да только твой улов, Желаньям вопреки, не ловится никак!" Утопленница иль царя речного дочь Явилась на его запутанном пути? Доверчивый рыбак – ему б рвануться прочь, Да с места не сойти и глаз не отвести… Да им ли, что бегут простых, земных оков, Суметь на свете жить, дыханье перекрыв! Заветная мечта наивных рыбаков! Русалочья любовь – не сладостный мотив… * * * НЕБЕСНЫЙ ЮВЕЛИР Прожитых лет тугие звенья Седой небесный ювелир Скрепляет вехами рожденья – Ухмылку прячущий Сатир… То в драгоценную оправу Поставит стразов тусклый ряд – Ведь он на всё имеет право – Кто жил, кто понял – подтвердят. А то – в цепочку из медяхи – Такой оправит бриллиант, Что сам порой взирает в страхе: Туда ли он вкрапил талант? И озирает на досуге Плоды немереных трудов… А мы находим друг на друге Цепочки прожитых годов. * * * МАНОН А я вокруг не вижу ничего: Явлений суть – загадочна вполне. Вселенная со звёздами – во мне, Огромная – мерси, месье Прево! Как де Гриё – беспутную Манон, Рискуя жизнью, разлюбить не смог… Убить, уйти, укрыться между строк… Грешно тому, кто не был так влюблён! Не знал метаний изо льда в огонь, Ежевечерних выстраданных слёз: В глазах других – всё будто не всерьёз. И горести других – попробуй – тронь! Живая боль – какая это боль! Узнай, почувствуй, здесь, в твоей груди – Но нет её и слаще! Погоди – И горести умножатся на ноль! Чего ещё желать, ведь всё в тебе: Ей-богу, вот оно, в твоих руках… Господь: Исус, Иегова, Аллах – О боги! К ней, единой, я в мольбе. * * * ТОРТИЛЛА Толстокожая Тортилла На большом своём веку Нагребла и накопила, Собрала к строке – строку. Нет ни паспорта, ни визы, Нет и домика с трубой: Панцирь сверху, панцирь снизу – Всё своё несёт с собой. Ограниченность амбиций Не всегда у тех, кто туп: Ей же есть, чем поделиться, Что ж вы, люди – сразу в суп! * * * ШАРМАНКА "Разлука ты, разлука…" – Шарманка завела… Ворвусь к тебе без стука, Закусим удила! Хлестнём коней горячих: Давай-ка, волчья сыть! А как ещё иначе Печаль свою избыть? Помчимся по-гусарски В цыганский ресторан, Кутнём с тобой по-царски, Чтоб каждый – сыт и пьян! Ни зла, ни перебранки, Ни драки, что с дубьём… А горечь от шарманки – Мы "горькой" перебьём! Гитарные аккорды Заглушат тот мотив. Ты снова смотришь гордо – Уверен и красив. Уйдёт из сердца мука, Опять душа вольна! "Разлука ты, разлука – Чужая сторона…" * * * СЛЕД Следы смываются дождём И заметаются пургою… Едва ли что-то мы найдём – Эмоций собственных изгои. Следы травою зарастут, Уйдут в песок, как пирамиды… А мы с тобой – ни там, ни тут – Не ради пользы, не для виду. Следы – прибоя полоса Сотрёт с пустынной ленты пляжа… А мы уйдём, куда глаза… Где дух и тело – на продажу. На след положится гудрон, Зигзагом – кубики брусчатки… Лишь тонко вычертится он На слое зрительной сетчатки… Следы – увесисты, легки, Ранимы и… неуязвимы. И пусть дороги далеки, И поезда – проходят мимо – Следы – впечатаны в бетон Души, податливой и нежной – И давит тяжесть – сотни тонн. А значит, встреча – неизбежна! * * * КАЛИКА ПЕРЕХОЖАЯ Растрескались пятки босые, Как тёмная сосен кора. Устала идти по России, Куда-то прибиться пора. Хотя бы избёнку курную, Хотя бы землицы клочок, И чтоб головёнку дурную Могла приклонить на шесток. Но заняты избы, избёнки, Землянки – и той не найти. Видать, что в родимой сторонке – Мои – лишь дороги-пути. Смущает немытая рожа? Умоюсь в ближайшей реке. Каликой бреду перехожей, Без цели – зато налегке. А песни – к душе прикипели: Разбудят дешёвый уют – Такого вам раньше не пели, И после уже не споют. * * * МОНОЛОГ П.П.ШАРИКОВА Да, ладно – шрам на лбу – придумаю потом Отмазку про фронта – легенду обеспечу… Ну, пару раз рвану привычно – за котом – А всё-таки стезёй шагаю человечьей! Смотри, как хорошо: причёсан и помыт, Избавился от блох в густой шерсти собачьей. Налажен за века их человечий быт: Квартиры, поезда, кино, конторы, дачи… А надо-то всего: ходить на двух ногах, Одёжками прикрыть лысеющее тело – И о тычках забыть, пинках и батогах, Что псиная душа за годы претерпела. Не надо рук лизать – буквально: есть слова, Которыми лизнёшь – хоть в зад – а не позорно! И хитрости людей вбирает голова: Про их забавный мир, нелепо-иллюзорный. А я-то сам – не плох, не каждый бы сумел Прорваться в высший свет из пёсьего сословья. И как бы косо кто на это ни глядел, Но мне достался шанс довольно малой кровью. А псу – не привыкать: где наглостью возьму, Полезна средь людей звериная натура. А кое в чём могу осилить – по уму – Не всем из них близка наука и культура. И я в людской среде всегда смогу найти Бесхвостых кобелей и дам с повадкой сучьей. Уж, до того свезло! По верному пути Меня в тот зимний день слепой направил случай! Не случай! Как обвал, в горах после дождя, Он накрывает нас огромной страшной глыбой. А я, за стариком и "краковской" пойдя – Сам сделал этот свой – реально верный выбор! * * * АДАМ И ЕВА Шесть дней беспросветных трудов – Сомнительный повод к иронии. Но с горки преклонных годов Я вижу столь мало гармонии, Что думаю, может быть, зря Господь оприходовал парочку, А взял бы, ругая, коря – Поставил клистир да припарочку, Горяченьких всыпал плетей, Чтоб впредь не томились вопросами… А то ведь, своих же детей – Прогнал, до конца не отёсанных… Потомки несчастных – с тех пор По белому свету слоняются, И только немногим – простор В полёте души – раскрывается. Для прочих: всё в мире – товар, Доход и его продвижение… Из функций, полученных в дар, Освоили лишь размножение. * * * ПРОИСХОЖДЕНИЕ Все мы – одного происхождения, Лишь позднее – Ноя поведение Разделило всех без исключения, Вопреки природе, – по рождению. На людей Господь такие бедствия По простой навлёк неосторожности: Столь несоразмерные последствия Пустяковой хамовой оплошности. Если верить Библии с генетикой – Люди – братья – в давнем поколении. Но страдают этика с эстетикой От пробелов в братском поведении. Мира центр? Вселенной ли окраина? Мы-то на Земле видали всякого… Уж не говоря о шутке Каина, Помним про Исава да Иакова. Подал нам пример кровосмешения – Праведник содомский, Богом избранный… Взгляд на мир подвержен искажению Тут и там расставленными призмами. * * * МОНОЛОГ ВАЛЕРИИ Я ехала с ребёнком на руках По Аппиевой призрачной дороге. А век моих такой коснулся страх, Что разглядеть могла я только ноги. Иссохшие, чернее, чем земля, В кровавых струпьях, ранах и потёках… И я, едва губами шевеля, Молила смерть – не быть такой жестокой. А кто – есть кто – никак не разгляжу: Глаз не поднять – свинцом налиты веки… Да, им бы – снова – в руки по ножу, В единый строй: фракийцы, галлы, греки… У них и нынче – нация одна, Поскольку участь горькая – едина. А чаша скорби – выпита до дна – Не будет никогда ни мной, ни сыном. * * * ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА Меч наружу просится из ножен, Малость поржавевший за века. Только конь по-прежнему стреножен, Хоть и рад почуять седока... Хоть и рад промчать его по полю, Потоптать струящийся ковыль, Чтоб, мечтою бывшее дотоле, Превратилось в сказочную быль. Чтоб плечо героя раззудилось, Размахнулась мощная рука, Чтоб сдались противники на милость Удалого чудо-седока! Чтоб последний раз питалось поле С потом перемешанной рудой, Чтоб не чуял криков смертной боли По ночам ковыль его седой. Чтобы распоследней ратной битвы Прогремел и стих победный крик. Чтоб тяжёлый меч, острее бритвы, Вражеский не вспарывал кадык. Но стреножен конь, клинок ржавеет, И язвит коррозия эфес… Сказка – не короче, не длиннее… Есть ли у народа интерес? * * * НАД ПАРИЖЕМ ПАРЯ Прекрасно: парить над весенним простором Парижа! (Заметьте: фанера парит – исключительно там). За стропы тяну, опускаясь немного пониже, Где зодчий-эпоха – по нужным расставил местам: Прямых магистралей, рассёкшие город, разломы, Буа де Булонь, Шамр де Марс и Жарден Тюильри – Зелёными пятнами – странно, до боли, знакомы – Ведь мне не привычен полёт над тобой, мон Пари! Извилистых улочек фьорды, ущелья, каньоны И шхеры кварталов с цветными рельефами крыш… И тот островок, что знаком на Земле – миллионам, Увидев который, воскликнем в восторге: Париж! На нём прижилась устремлённая в небо ракета – А сколько шумели, плевались и спорили зря! А время-судья – рассудило, что эта примета Понравится всем, кто взлетит, над Парижем паря!.. * * * Я – КАЗИНО Чего ты хочешь, с кем играть решил? Я – казино – меня не обыграешь. Видать, сидишь на сотне острых шил, Что встречных-поперечных задираешь. Ну, задирай, флаг в руки, ветер в тыл, Но я скажу предельно откровенно: Напрасно на меня ты тратишь пыл – Хоть бейся головой и лезь на стену. И если я, ловя слова любви, Слова хулы – спокойно пропускаю, То ты меня, мой злобный визави, Не подтолкнёшь к обрывистому краю. * * * АЙВАЗОВСКИЙ Катит волна за волной, на холсте – натуральней, чем в море, И норовит расплескаться по гладким музейным паркетам, Что любопытный фиксирует взгляд: воплощённое горе? Или сияние волн с тем, сулящим надежду, просветом? То ль сострадание давит наивные детские души, То ль мастерство живописца ввергает в такие восторги? То ли пугает волна, все устои привычные руша, Нам предлагая на выбор одну из безумнейших оргий? Что впечатленья другие в умах искушённых с лихвою Перекрывает: сочувствие, страх, сострадание или Всплеск восхищения, перед бурлящей живою водою, Что на холсте, на музейной стене, навсегда сохранили?.. * * * СУДЬБИНА Не туда свернёшь на перекрёстке, Ошибёшься: малость да слегка – И судьба тотчас постелет жёстко, Там, где обещала быть мягка. Поспешишь на краткое мгновенье – И уже: не то, не там, не с тем… А судьба – стоит сутулой тенью, Вроде, не у дел она совсем. Чуть промедлишь, опоздав на нужный Поезд, самолёт или трамвай… А судьбе: не грузно, и не дружно: Лишь рукой помашет, мол, прощай!.. Ты застынешь в той, ослиной позе, Позе Буриданова осла: Подойти к гвоздике или к розе? А судьба – глядит – из-за угла. Выбор свой решительно свершаешь, Не стремясь загадывать вперёд? А судьба – проказница большая: Всё перевернёт наоборот… Чуть чего – и враз покажет спину, Эта боль – твоя, и только, боль! Ей-то что? Не ты – её судьбина, А она – твоя – и в этом соль! * * * ХОЛОДНО… По капле кровь сочится. Повезло, Что холодно, а то б – лилась струёю. И смерть своё простое ремесло Скорее сотворила надо мною. А так – не смерть сковала, а мороз Мои ослабевающие члены. В глазницах застывают капли слёз, И ног уже не чую от колена. И больше не колотится в висках Горячий пульс, и прояснились мысли. И даже отпустил дремучий страх: Ни тут, ни там себя уже не числю. И духа облегчённого полёт Уже почти не сдерживаем телом, Не давит на него привычный гнёт, Иные открываются пределы. Отброшена бессмысленная кладь Пустых забот. Накрыла безмятежность. Едва мутит воды прозрачной гладь – К родным и близким – жалостная нежность. Родные… Бесконечно далеки, И близкие, конечно же, не ближе, И дом над самым берегом реки, Наверное, я больше не увижу. Там бродит паучок по потолку, Шуршит плющом увитая веранда… Лопаткою стуча по котелку, Шагает похоронная команда. * * * ШУТ Уснул король. Угомонилась знать. Забылась даже чернь тяжёлым сном. И только Шут разбитую кровать Уже перелопатил кверху дном. Увы, успокоенье не идёт, И в каждой мышце жив дневной напряг: Чтоб видел каждый – это – идиот, И только сам он знал, что не дурак. Так просто в роль дурацкую войти, Ни то – ни сё, какой-то конь в пальто, И как при этом тонко ни шути, Изюминку не выловит никто. Уже и сам читает не всегда Подтекст своих изысканных реприз… Под колпаком – башка уже седа, И кулаки, до косточек, изгрыз. Рыдает шут – но в сумраке ночей Не видно слёз. А утром на лицо – Наносится улыбка до ушей, Приросшая к лицу в конце концов. Хохочет шут – до спазмов и до слёз. От хохота беснуется толпа… А всё, увы, жестоко и всерьёз, Но знать к словам глуха, а чернь – глупа. * * * КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРЖСКАЯ Юродивая жалкая старуха, На паперти реалий наших дней, И телом обнищавшая, и духом, Легко смеяться каждому – над ней. И было сразу ясно лишь немногим, Другие тоже поняли, в свой срок: Под этим ликом, тёмным и убогим – Заступница, святая и пророк. * * * СОСНА Вверх устремилась свободно и просто, В небо ушла, напролом, Втрое фонарь, переплюнув по росту, Мощным кондовым стволом. Нет ни сучка, только сверху, как парус, Асимметричная прядь. Где-то над ней, далеко, расплескалась Синяя, яркая гладь. В небе ветвям широко и не тесно – Не с кем делиться тоской, Жизни своей, не особо уместной В парке, в черте городской. Просится в мачты – такая прямая, С ветром и смогом – борец. Возраст таких, как она, узнаваем Только по срезам колец. * * * В МАРСЕЛЕ В театре балета Марселя Дают постановку "Жизели". И мы торопились с тобою Билеты выискивать с бою. Но сели на рифы и мели, Не видеть нам гавань Марселя... И мы никуда не успели В субботу на прошлой неделе... В Марселе на самом-то деле – Растут марсианские ели… К чему же таращились вдаль мы? Нам всюду мерещились пальмы… Всё было так ясно и просто, Но мы заблудились в трёх соснах. * * * Идея марсианских елей – принадлежит моему сыну Александру. * * * СНЫ Не хватает медленного сна, До утра бушует подсознание. Голова на вымыслы вольна, А душа – на муки и терзания. Яви и химер конгломерат, Вольная игра воображения: Снится, без изъятия, подряд, Чудный мир, иное окружение. Чуть переплетаясь с бытием, Не определяющим сознание, Странных, но осмысленных проблем Создаёт на психику влияние. Быстрый сон – подарок или зло? Поощренье или наказание? Точит ум, шлифует ремесло, Даже увеличивает знание? Остры и по-своему вкусны, Придают разгон и ускорение Умопомрачительные сны В перпендикулярном измерении. * * * АДЮЛЬТЕРЫ Зевеса игривые шалости, То Лебедь, то Дождь золотой… Не зная в распутстве усталости, Флиртует то с этой, то с той. Собой ли, быком ли представится, Иль мужем, вернувшимся в дом. Потом донимает красавицу Неправедным Гера судом. Своим утомлённый бессмертием, Горит "олимпийским" огнём – В союзе с известным усердием Есть сила великая в нём. К любой – норовит присоседиться, Все нормы морали поправ. И даже когда он не сердится – Юпитер бывает не прав! * * * © Марина Чекина, 2010 Дата публикации: 28.03.2010 14:25:24 Просмотров: 3087 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииВладимир Макуров [2010-03-31 11:26:00]
|
|