Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





горлопан

Юрий Сотников

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 25824 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Почему осмысленная обида ребёнка с одной лишь слезинкой мне так сладка? Причём, это не маньячество или садизм уродливого душегуба – потому что я ненавижу стоны да рёвы, о просьбе пощады, и прочую сатанинскую тварь всяких разных убийц. Мне важна именно душевная боль получеловека, коим я почитаю котёнка, щенка, ну а лучше ребёнка – в их простенькой беззащитности словно обнаруживаются все тяготы мира, которыми тот наделён с сотворенья. Страдания взрослых людей все уродливы, мерзки: чёрным мазутом загустевшая кровь, выбитый мозг сероватого мокрого цвета с черепными огрызками белых костей, и синие черви кишок свисают из жёлтого пуза – этот человек орал на весь белый свет, уходя, но сердце моё еле дрогнуло. Может, потому что была у него защита от мира: панцырь, броня, иль хитиновый горб под которым он прятался с острозаточенным ножиком. А дитя без щита: гол ребёнок и нежен как ангелы в белом пуху, и пока он отрастит себе чертячьи копыта да роги, пройдёт туча времени, сотни шрамов сердечных оставят на нём изуверы как я. Нынешние слащавые детолюбы во всю глотку кричат, что детей нужно беречь от порки, увечий, от до смерти убийства. Но маленькие дитячьи обиды без стонов и слёз в мильён раз страшнее, ужаснее – когда он, недомерок, потёпа, глядит божьим взглядом творца, премудрым как мир и бездонным, а сам немо шепчет губёшками: - … люди, за что?!...
==============================

С каждым днём мне всё боле тревожно, оттого что из жизни моей пропадают, уходят близкие люди.
Сначала с дружком ослабела перписка. Когда-то общались едва ли не кажинный день: он мне свои событья выкладывал в личку, а я на его страницу отсылал электродную почту. Даже помощь мы оказывали друг другу – удалить, копирнуть, схорониться. Спрошу – почему долго не был на скайле. Отвечает – заболел так что руку неможно поднять, дотянуться к розетке. Или я по работе в командировке – а он всё шлёт мне приветы от мышки, посылки с гостинцами, худеет со скуки.
Но это бы ладно; я с бабой любимой поссорился. Сидели-болтали, улыбались и целовались в лицо, в груди и прочие вкусности тела. Уже вот оно – доходило к тому чтоб раздеться – и всё. Я нажал не ту кнопку – какойто дэлет. И она удалилась, любовь моя, сладость и стон. Её маячок ещё малость мигал в лабиринтах воздушных сетей; но потом потускнел синеватым оттенком, и сдох.
Я пытался вернуть её, слал прошения, даже униженные мольбы мудоратору сайта – но тщетно. Мне невыносима эта тягостная одинокая жизнь – прощайте. Я перехожу на новый высочайший уровень. Я спускаюсь к земле – и ножками, ножками, ножками.
==============================

Не хочу иметь ум, в коем только образование, зубрёжка, догмы, каноны, константа. Умник прочитает весь данный ему учебник, и запомнит его не погружаясь с головой в изыски истории, физики, литературы. Зачем со дна выхлёбывать знания, черпая их разбитым ведёрком из студёных колодезных глубин с риском захлебнуться подземными бурными водами – если можно набраться водички с поверхности, пусть тухлой и с тиной зелёной, но сохранившей в себе безмятежность покоя.
Я хочу себе разум – который есть наитие творчество провидение грёза парадокс поиск. Разумный читает по нескольку страниц кусками, вразброд – а потом состыковывает, додумывает, творит эту книгу сам. И когда одно единственное словечко из неё задевает всего лишь тоненькую струну, то в его душе озывается скрипка, призывающая к музыке весь симфонический оркестр.
==========================

Знакомой моей другой мой знакомый признался в прошедшей любви. Будто бы со смешком, с зимним круглым снежком – но в глазах его отчегото блеснули сосульки, которые падают с крыши, слезой дребаданя по весёлому марту.
Он наверное сожалел о себе, и о ней, что так поздно признался. Первая любовь ведь совсем необязательно должна быть обманной, непрочной – потому что в юношестве нас очень крепко друг с дружкой сковывают цепи из тех звеньев, что навечно связали лауру и петрарку, данте и беатриче – а скоропостижное чувство ромеоджульетты любого возвысит к бессмертью и славе.
Но я отвлёкся. Знакомая моя сверху вниз, как мать на недотёпу, посмотрела на моего знакомого, и погладив его вспотевшую от волнения плешь, сказала что – дурак ты, и даже похуже мудак, потому что у меня два развода и двое жестоких детей, которые не жалеют семью, и не желают её наглядевшись на пьяниц, а ведь они могли быть от тебя, мне любимого, и жили б мы счастливо.
Как она рыдала, со всей мочи мудохая его по щекам и мстя за несбывшееся – я не стану рассказывать. А синяки целый месяц сходили.
===========================

То ли от птичьей ругани, или от своей послевоенной неуспокоенности я тревожно спал. Снился мне флагоносец боевого гвардейского пехотного полка.- Бери знамя.- он сказал, выплёвывая из разорваного рта жёваный свинец подлых пуль.- Мне уже не подняться, силы потерял с кровью, а наесть их нечем - зубы в крошево. Ты молодой да ярый, ты дойдёшь. Только назад не оглядывайся, верь своим товарищам - не предадут.
Знаменосец тыкнул мне в руки древко с красным лоскутом, улыбнулся и затих на ржавой земле - ладонью ещё скрёб её зло, отчищая окалину войны. И я ушёл от него, бросил, но позади тащились отутюженные бомбами батальоны, прореженые свекольной шрапнелью роты, и взводы, забитые в грязь по самые шляпки - лишь торчали из окопов пилотки с оттопыренными ушами. На них жыводёры пришли с танками да самолётами, с клопами в сердце и с мухами в душе - жизнь паучью волокут за собой. А у нас нищие винтовки со считаными грошами патронов, да старые берданы, ряженые на медведя. Да поля золотые и леса зелёные, небо синь, бабкой вышитое, дед ещё радугу заплёл в косу; а пращуры толком не обошли земелю родную - много мест заповедных. Вот потому и ненависть к нам в удачу - мириады вражьих голов гниют в незнамых могилах, беспамятных схронах. А мы живы: голодно - пожрём отросшей пшеницы, холодно - спинами прижмёмся, и не спрашивая, кто позади шею греет - товарищ.
Но к чему этот сон? неужели война? не даёт мне сегодня покоя многоглазое мудрое провидение. Я уже так и эдак перебрал в уме всевозможных иноземцев, склонных к интригам и даже нападению со спины. Оказалось, что эти боятся меня - а те уважают другие. Да и родная охрана не дремлет у отечественных рубежей: вынослива, когда мои сморенные суки ночуют, сопя во дворе. Но мнительный я всё же заточил до боевой остроты два тупых топора и литовку косу - в то время когда я верующий истово молился господу удержать врагов от предательства.
Сбылось начертание божье - сегодня меня вызвали на генеральскую асамблею всех вождей всех народов. Утром сижу в белом корыте царь - в горячей воде да мыльной пене. На неделю вперёд отмокаю, ведь кажин день такую бадью с печи не нагреешь. Мои мечты разморило чудесные: они оттаяли, запахли, и к ним со двора мухи слетелись. Или это из тех мушек, что кружат над яблочной брагой взасос, когда я попинаюсь стаканом. Вдруг чу!.. нет, не чу, а диньдилиньдилиньдилинь! затрясся от радости звучный колокольчик, привязанный у калитки заместо звонка. Он бесится весело как дуралей из сумасшедшего дома; а вставать мне не хочется, потому что я по самые уши в фантазиях - хорошооооо. Но прибежала собака - глаза огорчённые, в зубах телеграмма - не уезжай, хозяин. Как так? ты что говоришь? там уже мир на грани катастрофы, полный конец света, еду спасать. Из корыта на телегу, с телеги в самолёт - и вот уже предо мной столица мира, планетарное сборище, свобода и гармонь. Здесь у бедных властителей суровые лица недоверия, у богатых к ним покровительственные улыбки - а у меня десять ящиков водочки. Их разносят по столикам тайно, с плутоватыми пузырьками минеральной воды. Мужики отхлёбывают по глотку и удивляются, выпивают всю и балдеют. Говорят только правду, приглашают друг дружку в гости, даже жизни готовы отдать ради ближнего. Оказывается, они не такие уж выродки - просто великая должность обязывает каждого выступать за родную страну, может быть похеривая чужие.
И я встал, рабочий мужик перед ними, сказать что милосердная стойкость руского православия и яростная отвага руского мусульманства вместе с мощью да благом других наших религий принесут Святой Руси бессмертное неизбывное величие в нынешнем веке. Это будет не величие кошельков и желудков, не первенство роскоши да упитанных задниц, не сила экономик с бюджетами - не могущество демократии дверных глазков и замочных скважин, которая курвой таскается по миру на подошвах солдатских сапог, на крыльях штурмовиков да гусеницах тяжёлых танков. Это будет величие руских душ человечьих, кои потянут весь мир за собой тонкими нитями своих ярых сердец, и нити те станут крепче толстенных железных канатов. А ежели кто покусится на нашу свободу да волю, то мы уничтожим весь мир, и сами помрём, но рабами не станем. Потому что руские в чужой кабале не живут. В своей могут.
- Как же ты отрицаешь всеобщую человеческую демократию, если сам всех в России зовёшь русскими? Где же твоя национальная правда?
- Моя истина на Святой Руси в том, что горбатые ли у нас носы, утиные ли носяры, русоволосые мы иль чернявые, нация у нас одна должна быть - руские мужики да бабы. Но каждая руская народность обязана до гробовой доски сохранять свои танцы, песни, книги, веру, культуру. Потому что без родства предков человек превращается в быдло. Я знаю, что проклятое всемирное планетарное царство, единение - уже неизбывно. Только пусть оно случится не при мне, или моих внуках. А при какихнибудь яйцеголовых потомках, которых совсем не жалко.
Речь моя была недолгой, но пылкой, и домой я вернулся поздно - отпускать не хотели меня братья по разуму. К тому времени вода в корыте успела остыть, а собаки проголодались. Мы сели ужинать, радио трещало последние известия. Вдруг передачу прервал взволнованный женский голос:- Это вы?- Нет,- говорю, облизывая ложку,- не я.- Ой, вы наверное шутите, у вас ведь такой запоминающийся бархатный баритон.- Я прочистил шерсть в горле, и рявкнул:- Чегггго надо?- Ой, мы вас приглашаем на конференцию по проблемам семейной жизни, у вас ведь такой занимательный профессиональный опыт.- Ничего необычного;- презираю болтунов и бахвалов,- среднее мастерство, шаблонный инструмент.- Ой, но ведь вы им с нами поделитесь? мы вас все очень ждём.- Хорошо, выезжаю;- и мыться снова пришлось.
Из корыта в телегу; из телеги на поезд; достиг я огромного города. В колонном зале сидят почти одни женщины - очень мало баб. Разница в том между ними, что женщина сознаёт свою красоту, и поэтому пользуется ею одна; а баба своей красоты не знает, и не жалея всем её дарит как солнышко. Женские души упрятаны под лоскутами глянцевых журналов да жёлтых газетных страниц, и тоскуют втихомолку над слезливыми дамскими романами; а бабские души скитаются по бескрайнему миру, отыскивая свою единственную любовь. Женщины ездят на юга в поисках сладеньких любовных приключений с заморскими принцами; а бабы с малолетства воспитывают простых соседских мальчиков, чтобы верой своей превратить их в сильных и добрых мужиков, от которых так приятно рожать детей. У женщины много мыслей, и она спешит всё высказать сразу, считая это очень важным; у неё большая куча подруг, друзей, знакомых, родственников - которые требуют к себе особого внимания, ничего не отдавая взамен - и эта огромная куча тырит семейное время, подъедая даже крохи минут. Для бабы солнце светит, только когда рядом дети да муж; но она и на товарища может так посмотреть, выслушать так, что за неё умереть хочется беззаветно. На женщину вместе со свадебной формой надевают и три узды для верности: первую снимают, если станет хорошей хозяйкой - вторую, если доброй женой - а третью носит всю жизнь. Бабу можно сразу распрячь - лети, милая!; а она - нет, любимый, теперь до смерти с тобой.
Именно женщины и мужчины разговаривают друг с другом так:- Здравствуй, дорогая.- Привет, дорогой.- Почему ты со мной холодна?- Тебе послышалось.- Ты врёшь.- С ума сошёл?- Ах так!- Ты меня не любишь!- Прощай!!!- разбежались по чужим кроватям отдаваться разврату в любых горячих местах и потных временных промежутках. Это они рождают там мерзкое лесбиянство да жопошниство: потому что есть стыдная любовь от бога, когда мужику или бабе не даровано господом иной любви, кроме как любить однополого; а есть п***рство от блуда, когда мужчинка или женщинка всерьёз убедили себя иной любовью в погоне за удовольствием, сладострастием, похотью. И растут от таких малолетние ваньки, не помнящие не только родства, но уже и своей половой принадлежности.
Бабы да мужики даже после измены говорят с друдружкой подругому:- Плохо без тебя, дети взрослые, я им неинтересна…- Зато приятна была кобельку случайному, ублажал суку текливую, в театр сводил. Смешно, если б не было больно, и стыд.- Плохо без тебя, умереть хочу. Только бы сил хватило. До свиданья. Люблю всерьёз и насовсем…- Замолчи, дура! Закрой свой поганый рот! Не смей уходить! Люди! вы там рядом постойте, пока я приеду к ней! Потерпи минуточку, родненькая!- Но иногда бывает иначе:- Не стоишь ты моих слёз.- Да ты до смерти будешь страдать обо мне.- Ломаного гроша за тебя не дам.- Спорим на этот грош?- А через полсотни лет прозвенит тот медяк на могильном камне: ты победил, ты победила. И что им было друг другу не прощать? гордыню любви - чья сильнее? случайную похоть, которую мужик, баба ль испытали в разлуке? но ведь страдающая от тоски душа в мильярд раз важнее того непрощения. Нельзя бабам и мужикам ставить любовь в зависимость от своих капризов, прихотей, обид. Мол, сделай мне выгодно, тогда я тебе дам. Наоборот - при каждой обиде сразу снимай трусы и тяни любимого к мохнатке. Ведь она ж не лопнула, она не треснула, а только шире раздалась - стала нетесная. И тогда всё горе пройдёт, наступит благословенное счастье.
У каждого из мужиков в памяти своя бессмертная, которую не забыть, о какой дрожливые сны видятся. На ней одной жениться, с нею к старости жить; только если б можно было вмиг догадаться об этом - пусть озарение приходит ко всем мужикам. Вон и моя жёнка стоит: выхватила соседского ребёнка на руки из коляски, закружила его, расцеловала всюду. И счастлива материнством, любовью, что я гляжу на неё, и у нас тоже будут дети. Превыше на свете всего, даже веры и отечества - русская баба, самая милосердная да отважная изо всех человеков на земле. Мироволица в кольчужке. Она может поплакать над кающейся адовой душой - а может высокую райскую душу зарезать за мелкий грешок.
Из глубины колонного зала, с галёрки дешёвых зрителей я смотрел во все глаза на себя. Кудато ушла бродячая моя нетерпимость, но я ещё не мог принять такого доброго поворота судьбы, милуя своё тёмное недоверие. Ведь за время одиночества я стал бирючливым, замкнутым мужиком. И пообщаться с бабой в любовь мне приятно, если недолго. Говорить ей, слушать её, жестами любоваться. А прирасти всеми окрылками, сухожилиями, корнями да кроветьями - тяжко. Трудно романтику уживаться в одной душе с похотливым животным. Меня, мечтающего быть верным до гроба единственной любви, мутит от желания ко всякой симпотной бабе. Я создал из себя неприкасаемого пророка, творца, и вот уже очень давно живу один. Но если бы кто знал - какие распутные фантазии голышом гуляют в моей голове. Правда, в них нет лошадей, педерастов и мертвецов. Зато есть тысячи замужних баб, которых я яро хочу. Если мне придётся выбирать между этим миром и любимой женой, я выберу бабу свою - и за неё подохну. Но если выбирать мне меж любовью да верностью к жене и сладкой похотью к чужой бабе - то даздраствует похоть. Ведь жена - это всё же оберег, целомудрие, жертвенность. Ей постыдно блуд предложить. А я распутен, блудлив, и только великая гордыня духа пока удерживает меня от греха. Она гоняет со мною по свету не имая запретов - метрик да аттестатов, паспортов да билетов, талонов, чеков, документов. Проведаться дома некогда, едва успел скотинку покормить.
Вот опять в кулисах дышу, шкорябая сапогами по мытому полу, будто с места вскачь сорваться хочу. От нетерпения к зеркалу стал: красив ли для телевизора? понравится ль народу моя физиономия?
- Ну что, гражданин? надо идти в прямую речь.- Рядом застучала каблучками милая ведущая этой программы; но тут же смущённо смёрла, увидав мои красные уши да потный лоб, хоть прежде наглецом ей казался.- Вы платком оботритесь.
Я пошарил карманы, и в спешке платка не найдя, промокнулся занавесом, на котором пыль свила серые гнёзда. Да шагнул прямо под яркий свет, на миг запнувшись сослепу в проводах.
А когда глаза раскрыл, то увидел перед собой несметные тыщи людей, сидящих перед телевизорами с открытыми ртами - в ожидании, что я им важного скажу о вере, и об отечестве. Тут не подойдут никакие пафосы, не затронут душу самые высокопарные словечки, от которых гаснут звёзды на небе да меркнет повсеместное солнце, стыдясь своих грязных подштаников. Здесь бы ярость больную, неизлечимую, сбросить с кровати наземь и потоптать её, чтобы выла она матерными проклятьями: а нельзя - там вон за спинами старших родычей детишки тоже главаря слушают, выгадывая будущую судьбу. Но какой она будет? кто б знал.
И я для людей вытащил сердце гудящее, генератор из пазухи: оно поначалу невнятно заклехтало тугими клапанами, потом откашлялось чёрной слизью, и кровью, и выползло на лоб вместе с фиолетовыми толстыми червенами.- успокойся,- шепнуло оно щекотно в ухо.- ты бей их правдой; она есть бог, а не сила. У кого богатство немереное - значит, воровано; у кого власть на поводке - верно, куплена. Ну а уж если и господь с ним? - выходит, что вера приручена, церковь с ладони ест. И на бесов, на бесов напирай,- поспешило с напутствием, увидав суетливые скачки телевизорных барышень.- да к сему запомни: народ зримо чтит праведников, но втихомолку обожает бунтарей. Ну? чего ты заглох?- сердце больно стукнуло по шее.- тьфу! отойди в сторону и слушай. Здравствуйте, дорогие мужики да бабы. И вам добрый день, слабаки злостные.
Эхма; кто знал, что непотаённое, широкоформатное собрание так вот начнётся.
- Обижайтесь или ненавидьте, но лишь половина из вас согласятся с моими мыслями, а остальные убоятся их как чёрт ладана и спрячут хвосты под скамью. Но не можно ведь целую жизнь молчать да трусить, надеясь только на господа и удачу, что всё само образуется. Мы за власть взялись давно уж, свои усилия крепко тревожим, и вроде пот подступает от работ трудоёмких - а результатов нет. Потому что весомые звания, грозные чины, степени наук, коридоры авторитетных администраций никогда не смогут помочь в деле лентяям и наплевателям. То есть нам самим. Откуда вообще взялась эта неподсудная клика? вожди, политики, святоши, кого угодно облапошат, затравят мирные народы, угробят красоту природы, назначат вере свою цену, опутав мир паучьим пленом? да из нас, из низости души нашей. Это ведь мы и есть, кто давно уже жил человеком когдато, а нынче скурвился. Помните все, какой был у нас главарь лет десять назад. Он наше отечество на дыбы поднял, он тогда воевал с продажной властью, с врагами - и ярость к противникам помогла ему победить. Он мужиком жил. А после того времени он боролся только с собой, с собственным быдлом - жадностью, ленью, трусостью, пьянством - и всё завоёванное уважение в этой борьбе похерил. Его победила спесь, самолюбование и лесть приближённых холуёв. Он стал котяхом. Я думаю, что любой настоящий мужик со средним образованием будет гораздо полезнее в чиновничьем кресле - если у него к народу милосердное отношение, к его рукам не липнут казённые деньги, и в голове планы великих строек да мечты грандиозные, а не порочные мыслишки, желания. Люди, милые! не взрослейте нудно, тоскливо - живите с сердцами детей. Смешна самовлюблённость власти и мессианства. Власть - это только лишь работа ,но не цель огромной жизни. И для патриарха, президента, муфтия, фельдмаршала, генсека. Великие властители и простые работяги, придёт время, все сгниют в своих коробушках. Нужно понять бесконечную нелепость гордых потуг человека выбиться в божественное назначение за счёт власти да денег, если для мира важна лишь душа человеческая, и ею оставленная память в сердцах людей. Уморительно смотреть на спесивых дурачков в аду - корчатся, рыдают, трясут ручкаминожками, отпустите! всё плохое исправлю, изменю заново, отмолю! - а нет ходу назад. Их не огонь да смола пожирают: то безмерная жадность палит под котлом и глотки золотом переполнены. Им теперь денежное содержание всей земельной казны, слава власти всей не стоит утренней улыбки рыбачащего на речке мальца - что светлее всех звёзд, отстоящих на длину удочки, лески и серебристого карася. Вот, чтобы такого адова зверства не было больше, надумал я один указик в конституту присобачить, безобидный совсем, под весёлую потеху. И для с юга загорелых руских людей, и для с севера бледнолицых. Хочу я, чтоб каждый приходящий в народные управители клялся свободой своей, а то и жизнью: смертью казнить его за труд или милостью прославить. И пусть закон этот будет един для всех властных последухов, кто после придёт. А коли откажется - трус значит, иль негодяй. Такого не выбирать.- Сердце моё, запалясь, даже обжёглось с левого боку.
Я спрятал его хитрецой под костюм, и теперь уже выступил сам. Смело туда, где среди огней сидит за столиком красивая дикторша - нарочно подсунули, скромно надеясь увлечь меня в завлекательные дебри. Тото она выспрашивает обо многих личных моментах, в коих я и любимой бабе не признавался.- где впервые влюбился?- как отдыхаю досуг?- верю ли дружбе, судьбе, астрологии?
Морщу лоб, будто до корочки спёкся в железной духовке, и со всех сторон под белую рубашку наползает огненый жар, дале стекая солёными ручьями сквозь туго затянутый ремень. Уже примокрели трусы; еле ворочая языком всякую ерунду, абы не молчать, я удушливо рву галстук - а вредная криворотая девка ещё ближе суёт микрофон к моему носу: посмотрите, мол, люди, на глупого истукана.
Вдруг но захлопали крылья; биясь на жёстком стекле белой грудью, стремился в окно залететь турман тревоженый - то ли явый, или в голубя обращён колдуном. А на лапе блестящее колечко, сходное с тем, кое жениху одевает невеста.
Со стула привстал я - блажится мне, грезится, в светлую даль влекут спасительные слёзы - сгрёб я на пол заготовленые бумажки.- Кто мы для власти, народ? Мы лишь средство поживы, объект для охоты. Обманут, заманят, а потом нападут со спины, истекая в беззащитную шею голодной слюной. А для чего же тогда революции? для надежды, народ. Но после всякого бунта к должностям присасываются горлохваты, лицемеры, хлюсты. Где ж её взять, свободу? в себе искать надо. Там она: среди пороков жадности и пьянства, лени, зависти. Глубоко упрятана: в тех тёмных и стыдных уголках, куда самому страшно заглянуть. А вдруг я совсем не такой, вдруг всё про себя придумал? Может, липовый героизм, навеянный фальшивыми сериалами, на поверку окажется трусливым позором. Гранату собой накрыть, на пытки за веру? - что вы, что вы! я лучше на диване с газетой прилягу. Ну а если не струсил? Если я в самом деле герой, труда и отваги? Это же великая слава. И гордо задрав русую голову, выхожу на улицу со своей личной свободой подмышкой. А навстречу сосед - тоже руский, чернявый южанин. Он тоже свою свободу погулять вывел, и так же горд. Кто кому кланяться должен? Оба руской нации и господь всевышний один - а разные национальности, пророки непохожие. Слово за слово, плевок за плевком, и из уличной потасовки двух ротозеев вызрела гражданская бойня. Которой не знала ещё Святая Русь. Я думаю, если кто бегает по нашему отечеству со свастикой, с полумесяцем ли, с крестом на хоругвях, и кричит об инородстве других руских народностей, отличных от его - это есть быдлы да гнобыли, которые желают, мечтают разделить Святую Русь на запасные части для других важных государств. Если уж ты един, гордин, считаешь себя пупом земли, то будь до конца честен - и один оставайся, воюй, а не собирай под своё знамя в душе презираемых тобой соратников. Я уверен, что руское православие и руское мусульманство по духу, и по родству веков уже в тысячу раз ближе друг дружке, чем противоречащим канонам своих религий. Мне нравится отважная первобытность руского мусульманства, и не по душе лицемерие да корысть канонического западного христианства. А отечественному мусульманину ближе милосердная стойкость руского православия, чем тревога и ярость фундаментального ислама. Западный католицизм уже старик - в нём нет борьбы; восточный ислам ещё отрок - в нём нет покоя. Нам, руским, незачем их подпитывать своей зрелой кровью. Но как сделать, чтобы власть нас не стравливала в тесных и грязных клоповниках больших городов? нужно выкупать землю да хаты и расселяться по бескрайнему отечеству. Это избавит людей от рабства властям и от кабалы комфорту. Раболепство - самая невыносимая мука. Да, я любуюсь своими идолами, богами, веруя в них как в защиту - но во мне не смирение с дрожью в коленках, а благо природы, мощь, и моё с ней единение. Солнце, ветер, вода, добро к людям без абсолютной ненависти - и убить я готов, потому что кабалят, завоёвывают меня - а не должны кабалить, нет у них прав на мою свободу. Свобода любовь жила и жить будет. В прошлые века её ножами резали, ядами травили - без толку. В нынешнее время её мотают на танки да глушат бомбами - а она, затравленная злыми гемодами, всё равно партизанит под лопухами с обрезом. Потому что превыше человеческой свободы ничего нет на свете. По праву моей бессмертной души рождения - я никому ничто не должен. Моя вера, моё отечество, и семья моя - святы. Если моего бога не тронут, то и я чужого уважу. Вот такая она для меня - власть народа. Она не лежит на секретном складе под тайным замком. Бесполезны ключи да отмычки. В душе свобода - твоей и моей.- Я обращаюсь к телеэкрану, к людям, но слышат ли они.



© Юрий Сотников, 2014
Дата публикации: 07.06.2014 11:20:39
Просмотров: 2545

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 62 число 38: