Вездесущий
Владимир Викторович Александров
|
Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры) Объём: 15025 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
А случается, что и обстоятельства бессильны перед человеком... Вездесущий Ясь по фамилии Брындуля партизанил уже 2 года и при этом страдал анурезом. Проще говоря, недержанием мочи. А ведь был уже не ребенок, 21 все-таки, но эта беда и мука-мученическая хлопца не отпускала. И хоть перед войной жил он на отшибе, на краю деревни у самой опушки леса, все деревенские про то ведали и звали его «Вездессущий». Уж не говоря про друзей по партизанскому отряду. Он даже землянку вырыл себе отдельную, чтобы было меньше свидетелей. Хотя, чем он, спрашивается, был виноват? Он родился в страшном 1921 году, когда у детишек от голода мутился разум и они обгладывали себе пальцы на руках. Вот и мать его, немолодая и измученная дистрофией, родила его, задохлика со смещенным позвонком в пояснице, который на что-то там давил, как объяснил польский врач, или что-то там ущемлял, отчего Ясь не мог контролировать такую важную вещь, как мочеиспускание. В 1922 эта часть Беларуси отошла Польше, большевистские продразверстки и прочие поборы закончились вместе с голодом, и отцу с матерью все-таки удалось выкормить своего задохлика. И не только выкормить, но и поставить на ноги. А в 1939 – новая беда, Германия и СССР поделили Польшу, и эта часть Беларуси отошла к Советам, а вскорости началась коллективизация. Отец попробовал было заартачиться, да его вмиг скрутили в бараний рог и упекли в Сибирь, а мать слегла и через неделю померла. Так что никого из рода Брындулей кроме Яся на свете не осталось. И хоть он так и не подал заявление на вступление в колхоз, его почему-то не тронули, только отобрали лошадь, землю прирезали к колхозной, а взамен дали неудобья на самой опушке леса, все сплошь болотистые да пнистые. А налогом таким обложили!.. Вот и стал Ясь перебиваться с хлеба на воду, откладывая каждую копейку в надежде завести коровенку. Так ведь и завел-таки, хоть и залез по уши в долги… А в 41-м пришли немцы. Да так стремительно, что Яся не успели забрить в Красную армию. Вначале-то он надеялся, как и другие деревенские, что немцы колхозы отменят, дадут людям хозяйствовать по своему разумению, да не тут-то было, немцы оказались хуже большевиков! Колхозную систему они не тронули, оказалось, что сподручнее обирать крестьян централизованно, а не шастать за каждой клячей по дворам. А когда, по доносу старосты, явились и к нему на отшиб и увели коровенку да еще десяток кур прихватили, Ясь плюнул и ушел в лес, где и прибился к партизанам. И партизан он был не из последних, хотя в это было трудно поверить, глядя на его тощую фигуру с кривыми рахитичными ногами да на понурое лицо с желтыми зубами и унылыми усами. Однако с самыми трудными заданиями справлялся. А уж из разведки никогда без «языка» не возвращался. Как-то ухитрялся их брать и приводить даже в одиночку. Одно беда – в самый ответственный момент обязательно обмочится! Так и ведет пленного к партизанскому лагерю в мокрых штанах. А однажды, когда совсем обложила их отряд разъяренная выходками партизан немчура, наступила злая бескормица, от которой особенно страдали имевшиеся в лагере детишки. И снова спасать положение отправили Яся. Сунулся он в одну деревню, в другую, третью – всюду патрули. Из четвертой едва ноги унес, благо бегал он быстро, несмотря на кривые ноги. Пришлось от автоматных очередей в спину забираться в непролазную чащобу. Там и вышел на него медведь. Вездессущий, понятное дело, и тут бы обмочился, да только уже нечем было, остатки жидкости израсходовал во время бегства. Он и подумал, не застрелить ли медведя, да не приволочь ли тушу (хотя бы по частям) в лагерь. Только что-то в поведении медведя показалось ему странным. Зверь и не бросался на человека, и не убегал от него, а только жалобно ревел, стоя на задних лапах и тряся передней, словно призывая на помощь. Ясь, держа винтовку наизготовку, осторожно подошел к медведю, пригляделся и увидел, что лапа его кровит, а из раны торчит конец здоровенной щепы. Не смог Вездессущий застрелить медведя, не смог обмануть чужое доверие, хоть и звериное. Он прислонил винтовку к дереву, осторожно взялся за медвежью лапу и ногтями вытащил ту чертову занозу. Потом снял с пояса фляжку с самогоном и с замиранием сердца промыл рану. Медведь перенес эту операцию стоически. Он сидел, молча крутил головой и с надежной заглядывал человеку в глаза. Вездессущий оторвал с исподней рубахи широкую полосу и перебинтовал звериную лапу, примотав к ране кусок молодого лесного мха, ведь любому деревенскому известно, что мох и кровь останавливает, и обеззараживает, и рану заживляет. Наконец медведь принял горизонтальное положение и заковылял восвояси на трех лапах. Лишь однажды обернулся и промычал что-то издалека, может благодарил. Где-то через неделю Ясю снова довелось оказаться, по тем же делам в той же чащобе. И опять на него вышел тот же медведь. Только теперь он нес во вполне здоровых лапах деревянную колоду. Медведь положил ее на землю и носом подкатил к Ясю. Потом, промычав вполне дружелюбно, отправился восвояси на всех четырех, даже не прихрамывая. Так Вездессущий приволок в лагерь колоду, полную лесного меда, который стал, буквально, спасителем детишек от малокровия. Пусть и попахивало от него слегка мочой… А в 43-м в Беларусь с боями вернулась Красная армия, и Яся призвали на действительную. Учитывая его славное партизанское прошлое, направили его рядовым в разведроту. Много раз он ходил туда и обратно через линию фронта, за что был дважды повышен в звании и стал младшим сержантом. Так с боями и приключениями добрался он со своей разведротой до Вислы. А летом 44-го стала готовиться какая-то крупная операция. Ох, и работы прибавилось их разведроте – ни ночи сна! А потом началось наступление по всему фронту. Началось на две недели раньше времени и плохо подготовленным. Низовое начальство шепталось, что это Сталин преподнес подарок союзничкам по «Второму фронту», англичанам да американцам, которые под немецким кулаком обдристались в Арденских горах и теперь просят пардону. Когда пришлось форсировать реку, да еще при недостатке плавсредств, их разведроту сунули в самое пекло, как обычную пехтуру. Кому повезло уцелеть при переправе, вывались на вражеский берег, а дальше ни тпру, ни ну! Напоролись прямиком на ДОТ, который по всем правилам полагалось бы подавить тяжелой артиллерией еще перед атакой. Да где ее возьмешь, артиллерию, в этом бардаке? Несколько ребят, поднятые с земли матюгами комроты бросились к ДОТу с гранатами, да только те гранаты отскакивали от его бетонных боков и взрывались, не причинив ему вреда. А в амбразуру разве попадешь? Так и сгинули ребята ни за что, ни про что. Комроты, извиваясь ужом между лежащими, яростно хрипел им: «Того, кто обеспечит проход, представлю к Геройской звезде! Того, кто обеспечит проход…» Вездессущий отложил винтовку, скинул каску и пополз налегке, оставив лишь по лимонке в карманах галифе и немецкий штык-тесак за голенищем. Он полз вовсе не за Геройской звездой, просто надоело покорно лежать, уткнувшись носом в землю, повинуясь чьей-то злой воле. А потом работа-то не сделана, кто-то же должен ее выполнить, так почему другой, а не он? Прячась за бугорками и кочками, он подобрался к ДОТу на расстояние броска, только гранатами пользоваться не стал, а вынул из-за голенища штык-тесак и, все так же лежа, принялся нарезать дерн крупными ломтями. Когда ломтей набралось достаточно, он приподнялся и стал бросать дерн в амбразуру. Пулемет на несколько мгновений замолчал, пока обитатели ДОТа прочищали сектор обзора и пулеметный ствол от земли и песка. Этого было достаточно, чтобы Ясь поднялся в полный рост, подбежал к ДОТу вплотную и одну за другой отправил лимонки в верхний люк. После чего привалился к бетонному боку и принялся сворачивать самокрутку. Его рота поднялась и с криком «ура!» ворвалась на взятую Ясем высоту. Комроты крепко-накрепко обнял Вездессущего, уже не обращая внимания на знакомый запах мочи… Когда пришла пора подавать представления к наградам, комроты загрызли совесть и сомнения. С одной стороны, он пообещал Ясю Геройскую звезду. А с другой… Он явился к замполиту полка и попросил совета. Замполит, выслушав историю Вездесущего Яся, тоже преисполнился сомнений. А если вызовут на вручение в Кремль? А, если вручать будет сам товарищ Сталин? И они оба представили, как товарищ Сталин прикалывает к гимнастерке Яся Золотую звезду, а на галифе у того от волнения расплывается мокрое пятно с запахом солдатской мочи! Ведь это же запросто может быть воспринято как демарш. Да еще с политическим душком!.. Послали они за Ясем и, запинаясь от укоров совести, выложили ему все свои сомнения, как на духу. Только Вездессущий вовсе не обиделся. «Да, куда к моему рылу Золотая звезда?» Замполит с комроты обрадовались и стали наперегонки соображать, чем бы все-таки Яся наградить? Замполит стал предлагать шикарный трофейный бригет в золоченом корпусе. По нему можно было узнать не только московское время, но и время в Берлине и Токио. А так же фазы Луны и время восхода Солнца. Только замполит заметил, как Ясь поглядывает на лежащий на его койке новенький немецкий аккордеон с перламутровой инкрустацией и черным кожаным футляром. «Нравится? – удивился замполит, - Он твой!» А представление к Геройской звезде (не пропадать же добру) решено было послать на старшину Николая Орлова. И фамилия подходящая, и улыбка, как с плаката, и статью Господь не обидел. Вездессущий еще в деревне пиликал на старенькой гармошке, а тут инструмент попался серьезный. И стал он его осваивать. Сидит часами в землянке, если нет задания, и наигрывает. Даже под артобстрелом. И стало у него получаться все складнее и складнее. Чуть так и жизнь свою не окончил в обнимку с аккордеоном. Вроде все было тихо, никакого обстрела, а тут принесло одиночный снаряд и бабахнуло аккурат по землянке. Только тройной накат и спас, хотя он же его и придавил. И попало ему одно бревно комлем по позвоночнику, а, точнее, по пояснице. В медсанбате, куда его принесли на плащ-палатке, думали, не жилец, но не прошло и месяца, как он оклемался и снова принялся мучить свой аккордеон, который тоже чудом уцелел. Да, еще ведь вот какая штука случилась! То бревно, которое его долбануло, сместило что-то в позвоночнике и позвонок, который так мучил его всю жизнь, стал, наконец, собака, на положенное ему от природы место. И все! Кончился у Вездессущего анурез, как рукой его сняло! А летом 45-го вернулся Ясь в свою развалюху на краю деревни с мешком сухпая и наградным аккордеоном. На груди его красовались две медали: «За победу над Германией» и «За боевые заслуги». Думал он, что хоть теперь-то от него, фронтовика, начальство отвяжется, ан нет, снова оно за свое: «Иди в колхоз!». И снова Язь казал ему свое упрямство, а начальство свое – обложили его налогом, как волка красными флажками. И стал он тянуть лямку. Хату поправил, огородик вскопал, картошку-моркошку посадил. А чтобы, там, ржи или ячменя клинышек посеять, так как в одиночку без лошади такой клин вспашешь? А правление колхоза ни за какие пряники не шло ему навстречу и не давало коня и прочий инвентарь в аренду. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, принялся он браконьерить. Казалось бы, как без ружья? Однако наловчился он плести силки да делать прочие охотничьи приспособления. И то зайчишку добудет, то глупую крякву в камышах прижучит, а то и лиса-огневка в самодельный капкан попадется. Стал он таскать свою добычу в район на базар да торговать из-под полы, когда милиции поблизости нет. Завелась у него кое-какая деньга. Он уже и на коровенку нацеливался, но сначала справил коровник в ожидании, когда накопится нужная сумма. А однажды зимой пошел в лес проверять силки да капканы и наткнулся на медведя. Того самого. Постарел, видно, медведь, бессонница его стала донимать, вот он и принялся шататься по лесу. Узнал медведь Яся, помычал радостно, потерся о его ногу своей широкой башкой да и последовал с ним дальше, как собачонка. Пожалел Ясь медведя, привел его к себе на усадьбу, накормил пареной репой и уложил спать в новенький коровник, укрыв соломой. Конечно, с медведем появились новые хлопоты, но Ясь был даже рад, все не так одиноко. Просыпался медведь раз в неделю и тогда Ясь кормил его, как давеча, пареной репой или замоченным овсом, который он теперь регулярно покупал на рынке. А однажды медведь исчез. Он не появлялся два дня, а на третий объявился и знаками и мычанием потащил Яся куда-то к сухим камышам на краю болота. Сунулся Ясь в камыши – и обомлел… Там лежал огромный кабанище-секач с переломленной шеей. Замял-таки его косолапый! Не раз и не два Ясю пришлось прогуляться к болоту и возвратиться с тяжеленной котомкой, полной кабанятины. Но теперь жизнь пошла веселее. И свежего мясца они с медведем вволю поели и заготовили впрок. А еще немало Ясь продал на рынке и к весне, скопив заветную сумму, приобрел вожделенную коровушку. Корову Ясь поселил в хлеву бок о бок с медведем. Поначалу-то она боялась дикого зверя, все норовила нацелить на него рога, но потом, ничего, пообвыкла. Они даже согревали друг друга теплыми боками. А по весне засеял-таки Ясь несколько полосок и ржи, и овса, и проса и даже гречихи. Конечно, не в одиночку, а с помощью медведя и коровы, которые и тянули самодельную соху. Теперь зимой им не придется голодать. А когда закончилась посевная, Ясь прихватив медведя и наградной аккордеон, отправился с ними на базар. Он наяривал «лявониху», а медведь в такт подрыгивал ногами (за зиму выучился), а потом шел с шапкой по кругу и собирал медяки с базарных зрителей. Сегодня на одном базаре промышляют – завтра на другом. От таких заработков Ясь уже мог позволить себе и карамельку к чаю, и пару кружек «Жигулевского». А однажды, как раз на 9 мая на областной ярмарке, когда они с медведем потешали публику, заглянуло областное начальство. Да не одно, возило оно по области героя войны, а нынче члена ЦК компартии Белорусской ССР Николая Орлова. А Орлов возьми да и узнай старого боевого товарища. Отошли они в сторонку, взяли по кружечке «Жигулевкого» да и принялись вспоминать о былом. Орлов, поправив на лацкане пиджака Геройскую звезду, так, без обиняков и спросил: «Ясь, а тебе не обидно, что тогда ее не тебе дали?» «Что ты, что ты!» - замахал руками Ясь. «Ну, как бы она смотрелась на убогом, который в обнимку с медведем тешит публику? Самой звезде было бы зазорно. А вот ты с ней, вроде, как и родился! Нет, брат в жизни все по справедливости». И, выслушав о мытарствах фронтового товарища, Орлов вызвался ему помочь. - Ты, главное, держись, не ссы! – приободрил он его после второй кружки. - А я уже давно не вездеССущий, а вездесущий, - усмехнулся Ясь. И вскорости Орлов подтвердил, что все в жизни по справедливости: нажав на какие-то ведомые ему одному пружины, он добился, чтобы районное начальство отвязалось от Яся. Нет, налоги ему, конечно вовсе не отменили, но сделали все же полегче. Справедливые налоги. А однажды летним вечерком, сидя за чаем с карамелькой, вездесущий Ясь задумался о своем житье-бытье, о том, что он остался единственный Брындуля на всем белом свете, а ведь дело уже к 30. И решил он жениться. Но это уже другая история… © Владимир Викторович Александров, 2010 Дата публикации: 06.08.2010 00:52:24 Просмотров: 2419 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|