Его война

Cветлана Дурягина

Форма: Очерк
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 15705 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Очерк о Человеке цельном,сильном, талантливом, живущем и сейчас не воспоминаниями, а реальными делами на благо своей Родины.

С.В. Дурягина
Его война

«Как родная меня мать провожала…»
Третий год шла война с фашистами. Душа Васька изнывала от мыслей: «Что же это такое? Отцу полсотни стукнуло, а он воюет, я же, молодой, здоровый парень, – и дома». Каждый раз, когда из тарелки громкоговорителя на поселковой площади голос диктора сообщал о ситуации на фронте, у него чесались руки: хотелось бить фашистов, да так, чтоб клочья летели, а для этого в артиллерию бы – в самый раз. Летом после девятого класса Васёк с приятелями в лесу около станции соорудили двенадцать пушек из срубленных тут же берёзок, и когда над ней гудели немецкие бомбардировщики, пацаны до хрипа драли глотки, изображая артиллерийскую канонаду: они «защищали» станцию. По ночам Ваську снились военные сны, один особенно врезался в память. Будто бы он на фронте и стреляет из орудия по фашистским танкам. Он подбил их уже много, на поле полыхают дымные костры над башнями со свастикой. И вот остался последний. Огромный, черный, он медленно, беззвучно накатывался на Васьково орудие, и ствол башенной пушки направлен прямо ему в лицо. Васёк с ужасом осознал, что снарядов у него больше нет, хотел бежать, но ноги словно вросли в землю. И тогда он отчаянно закричал: «Ма – ма!»
Он учился уже в десятом классе. Затяжные октябрьские дожди выматывали душу. После обеда, затопив печку, Васёк с сестрёнкой уселись делать уроки, мама проверяла тетрадки своих пятиклашек. В дверь вдруг постучали, и в комнату ввалился в мокром дождевике инвалид-почтальон, подал матери серую бумажку. Пима Дмитриевна побледнела, из глаз её хлынули слёзы. Васёк кинулся к ней: «Мам, ты чего?» Взял из её похолодевших рук бумажку. Это была повестка из военкомата. Сердце радостно заколотилось:
- Наконец-то! Мамочка, ну не плачь! Вот увидишь – война скоро кончится, и я вернусь весь в орденах, а ты будешь мной гордиться!
- Сыночек, да ведь тебе ещё только семнадцать исполнилось!
- Да ты что, мам! Я уже вон какой взрослый мужик!- Васёк схватил мать на руки и чуть не упал вместе с ней: от травяного рациона, на котором они жили в военные годы, сил не накопишь.
Одноклассники откровенно завидовали ему: повестку Васёк получил первым в классе. Провожали они его гурьбой. Девчонки чмокали на прощанье в покрытые первым пушком щёки, пацаны дубасили по спине: «Счастливо, Васёк! Дай жару фрицам!» Мамы не было на станции. Он едва уговорил её остаться дома: боялся, что не выдержит её горьких слёз, сам расплачется на виду у всего класса. Гукнул паровозный гудок, Васёк вскочил на подножку. Сердце на мгновение сжалось: доведётся ли ещё увидеть этих ребят, маленький домик станции, янтарные стволы сосен, крыши родного посёлка? Впереди была полная неизвестность.

Как полопаешь, так и потопаешь
Из Вологды Васька отправили на остров Ягры, что в Белом море. Его горячее желание стать артиллеристом было учтено призывной комиссией, и теперь в запасном артполку за три-четыре месяца из него должны были сделать командира расчёта. Однако война, эта прожорливая тётка с косой, так долго ждать не хотела, и уже через месяц вконец отощавшим ребятам (кормили в тылу плохо) присвоили вместо сержантского звания ефрейторское и отправили под Смоленск, в Дорогобуж.
Полковник Кац, командир 113 гвардейского истребительного противотанкового полка, прибывшего сюда из-под Сталинграда для пополнения, хмуро разглядывал построенных перед ним малорослых и тщедушных пацанов в серых шинелях. Он отдал приказ разбиться на расчёты и перетащить на несколько метров с исходных позиций 76-миллиметровые пушки. Ребята рассыпались на группы, облепили орудия, старались до пота. У Васька из-под сбитой на затылок шапки шёл пар. Всё напрасно: пушки трогаться с места не хотели.
- Отставить! – рыкнул Кац. – Позвать сюда повара!
Вскоре перед строем смущенных солдатушек рапортовал о своём прибытии в ватнике, белом переднике и колпаке упитанный, краснощёкий повар Иона. Полковник Кац, ткнув рукой в перчатке в сторону пополнения, громко приказал:
- Чтоб через две недели эти солдаты были как ты!
Иона старался: щедрой рукой солдатские двухлитровые котелки наполнялись до половины то густыми щами с мясом, то кашей, на совесть сдобренной салом; хлеба тоже было вволю. Васёк давно отвык от такой еды. Он знал, что нельзя много есть, и сдерживал себя, а дорвавшиеся до еды пацаны мучались животами.
Пока не отъелись, учились воевать на 45-миллиметровых пушках. Бывалые артиллеристы называли сорокопятку «Прощай, Родина». Через две недели их заменили 76-миллиметровыми орудиями. О них, как узнал уже после войны Васёк, консультант Гитлера по артиллерии профессор Вольф сказал: «Русская пушка «Зис-3» является самой гениальной конструкцией в истории ствольной артиллерии». С этой пушкой Васёк прошёл свой воинский путь до конца.
Как Васёк не научился пить водку
В своём взводе Васёк оказался самым молодым солдатом. За уважительное отношение к старшим, незлобивый, смелый характер и весёлый нрав однополчане его полюбили; с лёгкой руки командира называли Васьком, просили написать письмо домой или почитать вслух армейскую газетку; учили его бриться, а заодно попытались приучить и к фронтовым ста граммам водки, от которых Васёк всегда наотрез отказывался в пользу товарищей.
Однажды под Шауляем их артполк скрытно занял новые позиции. На рассвете намечалась атака, а перед ней фрицам готовился сюрприз – артобстрел хорошо разведанной линии обороны фашистов. До этого момента обнаруживать себя полку было никак нельзя. Батарейцы весело устраивались на отдых в основательно построенных немцами блиндажах. Настроение было отличное: переход оказался не слишком утомительным, а тут ещё старшина притащил фляжки с водкой. Ужинали все вместе, шутили, в очередной раз привязались к Ваську: «Скоро война закончится, а ты так ни разу водочки и не попробовал. Вернёшься домой, и вспомнить будет нечего, а мамка дома пить не разрешит». Васёк сдался, «уважил» однополчан: хлебнул из фляжки горького до слёз. В голове сразу зашумело, захотелось немедленно совершить подвиг.
Васёк вышел на улицу, по фронтовой привычке не забыв прихватить винтовку. Луна сияла в литовском небе во всю мощь, словно фонарь освещая немецкую линию окопов впереди. Вдруг там что-то зашевелилось. Васёк пригляделся: «Мать честная, да это ж фриц с котелком к реке направился за водичкой». Ваську ни разу ещё собственноручно убивать немцев не приходилось, в его задачу входило расстреливать вражеские танки, подавлять их артиллерию, разрушать укрепления. Живая сила противника никогда крупным планом перед ним не представала. А тут – вот он, фриц, как мишень, идёт не спеша, котелком помахивает.
Васёк подстрелил его с первого раза и, влетев в блиндаж, лихо доложил об уничтожении живой силы противника в количестве одной боевой единицы. То, что случилось потом, Васёк запомнил в мельчайших подробностях до конца своей жизни. Комбат с побелевшими от бешенства глазами в ответ на его лихой доклад тыкал ему в нос пистолетом и рычал: «Застрелю, сволочь, предатель!» К счастью, немцы не подняли тревогу. А комбат приказал до утра выкопать новую огневую позицию под орудие размером 6 х 6 х 0,8 метра. Вместо заслуженного отдыха перед боем Васёк всю ночь кидал лопатой землю, и вся батарея самоотверженно ему помогала. С тех пор Васёк больше на войне водки в рот не брал.
«Двум смертям не бывать…»
76-миллиметровое орудие – это тебе не «сорокопятка», поэтому от линии фронта полк, в котором служил Васёк, дислоцировался не близко. Однако и Ваську удалось побывать в переделках.
В Восточной Пруссии полк чуть не попал в «котёл». Погода была адова: ветер, мокрый снег – метель почище, чем в казахстанских степях. Пушки пришлось тащить почти на руках. Васёк то потел, то мёрз. Наконец завязался бой. Немцы озверели: авиация, танки, пехота – лезут и лезут. Прицел без конца залепляет снегом. Васёк, с трудом улавливая хриплые команды лейтенанта Комарова, лупил прямой наводкой. Страха смерти у него не было, потому что знал: всё равно умрёшь - не сегодня, так завтра. Своего командира орудия Дёмкина, который укрывался в окопчике, он не осуждал: мужику за сорок, дома у него - шестеро детей; а ему терять нечего, разве что мама плакать будет. Побаливала спина: от переохлаждения высыпали чирьи, но Васёк старался внимания на это не обращать и никому об этом не говорил: боялся, что перед боем отправят в медсанбат.
В тот день они отбили четырнадцать атак. Когда смолкли последние выстрелы, Васёк присел на корточки, тупо уставился на пустые дымящиеся снарядные гильзы. Голова гудела, хотелось пить. Он сунул в рот горсть чёрного снега. Подошёл, блестя зубами на чумазом лице, командир взвода лейтенант Комаров, весело крикнул ему в лицо: «Молодец, Васёк, не струсил!»- и хлопнул его по спине. Тут Васёк взревел и на мгновение потерял сознание: лопнули чирьи. В медсанбате их насчитали шестьдесят штук.
Сон в руку
Раньше Ваську никогда не приходилось видеть загнанного в угол раненого волка. Но теперь здесь, в Восточной Пруссии, он мог легко себе это представить: гитлеровцы, предчувствуя развязку, дрались отчаянно. Они научились ходить в лобовые атаки, как когда-то в 1941 это делали наши. Первая седина, появившаяся у семнадцатилетнего Васька, - память об одной из них.
Через полчаса после начала танковой атаки у орудия их осталось двое: Васёк и пехотинец Колесников, который шёл из госпиталя, догоняя свою часть, и прибился к расчёту. Заряжающего накануне боя арестовали и отправили в штрафной батальон (он украл у немецкого бауэра барана, чтобы накормить артиллеристов, которые давно уже не ели ничего горячего), и Васёк был рад, что его есть, кем заменить. «Тигр» шёл прямо на орудие. Васёк знал, что лобовая броня у этого зверя 200 миллиметров, поэтому решил подпустить поближе: 600 метров, 500, 400…
- Снаряд!
Колесников подскочил, сноровисто сунул снаряд в казённик. Выстрел! И… только искры посыпались. В оптике прицела Васёк увидел чёрное отверстие наведенной прямо ему в лоб башенной пушки «Тигра». Закрыл глаза. Вся его короткая жизнь пронеслась перед его мысленным взором, а ещё ему явственно вспомнился тот сон, что увидел когда-то до призыва. И, как тогда, захотелось крикнуть: «Мама!» Грянул выстрел. Васёк понял, что он жив. Открыл глаза. Танк горел, выбрасывая ярко-красные языки пламени и жирные чёрные хлопья копоти: сосед выручил, ударил чуть раньше немца. «Почему же мой снаряд не сработал? Я же видел, что попал»,- мучительно размышлял Васёк. Оказалось, что пехотинец Колесников по незнанию подал не тот снаряд: бронебойный, вместо подкалиберного.
Умываясь и бреясь после боя, глядя в осколок зеркала, Васёк вдруг заметил, как изменился цвет его волос на висках – они серебрились в лучах заходящего немецкого солнца.
Как Васёк стал самым смелым
Васёк никогда не задумывался над тем, храбрец он или трус. Он просто жил на войне, старался хорошо выполнять приказы командира, во время боя в окопчике не отсиживался, о смерти просто не думал. Но всё же однажды довелось ему почувствовать себя в заячьей шкуре.
Дело было всё в той же Восточной Пруссии. Их полк на студебеккерах пересекал горящий провинциальный городок, направляясь к реке. Машины, натужно гудя, одна за другой осторожно шли по льду. Вдруг передний тягач остановился и взвыл всем своим железным нутром: прицепленная к нему гаубица проломила лёд и теперь медленно погружалась в воду. Колонна остановилась. И тут начался артналет.
Батарейцы сыпанули через борта студебеккеров, ища спасения в горящих развалинах. Васёк замешкался, зацепившись полой шинели. Немец бил точно. Как потом выяснилось, в городе засел радист-корректировщик. Васёк метался между машинами, как заяц. Казалось, что каждый немецкий снаряд направлен прямо в него. Разрывы вздымали фонтаны ледяных осколков и воды совсем рядом с ним, а до берега было не близко. Васёк почувствовал, как взмокла у него на спине гимнастёрка, а ворот шинели схватил его за горло шершавой рукой. Он рванул крючки на воротнике, развернулся кругом и кинулся к своей машине. В кузове он лёг ничком между ящиками со снарядами и, закрыв глаза, замер, как в детстве, когда прятался от сестрёнки за маминым пальто на вешалке, задерживая дыхание и боясь шевельнуться.
Радиста скоро вычислили и обезвредили, наладили переправу, и солдаты, переговариваясь и костеря фрицев на чём свет стоит, бегом возвращались на машины. Васёк в расстёгнутой шинели встретил своих батарейцев словами: «Ну, вы и зайцы, ребята!» А они лишь смущённо крякали и с улыбкой хлопали его по спине.

Как Васёк чуть в плен не попал
После штурма Кенигсберга в начале апреля 1945 года полк, в котором служил Васёк, остановился на побережье Балтийского моря, и солдаты почти месяц ожидали здесь окончания войны. Смельчаки купались в море, кое-кто пытался рыбачить, но однажды подошли немецкие корабли и начали утюжить берег, сея панику и смерть среди артиллеристов и танкистов. На глазах у Васька осколком снаряда убило его друга Сашу Билёва, который, высунувшись из окопа, что-то весело кричал ему за минуту до смерти. Это был последний, как думал Васёк, оскал войны. Похоронив друга, он жил в ожидании демобилизации. Хотелось домой, на Вологодчину, на тихую лесную речку Чагодощу, где он любил рыбачить на заре, любуясь золотыми от солнечных лучей стволами сосен. Чтобы хоть как-то убить время и избавиться от жары, Васёк ходил со знакомым солдатом Иоськой купаться на море.
Однажды они шли босиком, без оружия по пыльной горячей дороге, неся на плечах связанные за ушки сапоги, лениво переговаривались и вдруг увидели на обочине дороги за кустами трёх здоровенных фрицев с автоматами. Солдаты застыли на месте, не сводя глаз с обнажённых по локти ручищ фашистов, сжимавших оружие.
- Kом хиер,- гортанно сказал один из них. Повинуясь, подошли, сердце у Васька ёкнуло: «Вот и конец».
-Вир сдавайс, хотим ваш штаб.
Пошли. Васёк с Иоськой впереди, немцы сзади. Прошли немного, товарищ Ваську говорит:
-Слышь, Васёк, надо бы у фрицев автоматы забрать.
А те словно обрадовались, залопотали : «Битте, битте!»- и оружие протягивают. Васёк повесил два автомата на плечо стволами вниз, пошёл рядом с немцами, а Иоська взял наизготовку, обошёл фрицев сзади.
Ребята из взвода встретили их как героев, толпой проводили до штаба. Васёк, будучи старшим по званию, сдал немцев офицеру, вышел на улицу. Иоська кинулся к нему:
-Ну, что?
- Всё сказал, как было.
Иоська разочарованно сплюнул:
-Дурак! Придумал бы что-нибудь героическое, ордена бы получили.
Васёк драться не любил, а тут не сдержался – врезал приятелю по скуле от всего сердца, затряс рукой:
-Сволочь, они же убить нас могли, но не сделали этого, сами сдались.

Так для Василия Гавриловича Рогушкова закончилась война. Пять тысяч снарядов выпустил он из своей пушки, подбил два танка и самоходку. Вернулся домой с сержантскими лычками на плечах и тремя медалями на груди: «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За взятие Кенигсберга». Женился на хорошей девушке, окончил университет, пятьдесят лет, как и его мать, учил детей в школе, двадцать девять из них был лучшим директором ЧСШ №1. А теперь он рисует чудесные чагодощенские пейзажи и иногда вечерами достаёт альбом с фронтовыми фотографиями, с которых ему браво улыбается ясноглазый Васёк, чья юность пришлась на жестокое время Великой войны.

© Cветлана Дурягина, 2010
Дата публикации: 11.09.2010 21:42:56
Просмотров: 2839

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.