100000007. Я есть чистит.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 22292 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Содержание.

1. Поле от Франции до Канады с тоской в животе.
2. Пьеса на ладони.
3. Пушкин.
4. Яяяяяяя.
5. На звездЫ.
6. Лекции.
7. В жемчужине.
8. В лабиринте одиночества смерти я.
9. Бог Бога Богом о Бога чистит.
10. ВОВ внутри.
11. Я есть чистит.
12. Транспорты серой слизи и пятое измеренье.
13. Бездна.
14. Телепатия.
15. Хоэфоры.
16. Лев Толстой и цунами.

Я есть чистит.

Я есть чистит. Веня Ерофеев и Саша Соколов это наши пророки. Рид Грачёв и Мартышка это наши ангелы. Б. Г. и Бродский это наши святые, которые поломались, но продолжают светиться. А я кто? Я житель. Я знаю свой следующий шаг, смотреть всё время, а больше я ничего не знаю. Если бы все сделали шаг навстречу друг другу, авторы не говорили пошлость, редактора не халтурили, население не было слепоглухонемым для счастья, то было бы прожить легче. Жёлтое золото между глазами было бы слово Бог, все бы его ели и ходили с животами, полными младенцев. Камни бы верещали. Люди не болели бы кокетством и корыстью. Сон был бы явью. А так нас всех удавят. Останется одно дерево на болоте и родит солнце. Чёрные, несчастные трупы зашевелятся под лучами и скажут, круто получилось.

Как на божественной драме жизни. 2007.

Жёлтый полосатик.

Я что сделал. Я понимал, что я не дотягиваю до поколения. Что я ещё 10 лет не выдержу. И я сделал вот что. Взял 10 лет из предыдущего поколения. Т. е., как бы положил 10 лет, которые были, на 10 лет, которые будут. Функционально это искусство.

60-е – первая реакция на войну 45 года, актёрская, тюремщик пал, остался актёр. 90-е – вторая реакция на войну 45 года, геройная, актёр всех может сыграть, кроме себя, для этого ему надо стать героем жизни.

70-е – реакция на реакцию. В городе Мелитополе токарь 6-го разряда Толик за соседним станком получал 600 рублей в месяц на сдельщине, действительно высококлассный специалист. Летом уходил в отпуск за свой счёт на черешню, на помидоры, на цветы, на арбузы.

У него были свой дом, участок, машина. Но это как бы и не важно. Важно, что это была вера, новая Америка. Потом все деньги сгорели. Но ведь у всех все деньги сгорят, и всё сгорит, останется только вера, так что вряд ли это довод, стало быть надо исследовать веру.

2000-е – трёшка, «Мицубиси», дача, Ницца, ностальгия по Штирлицу и государству.

80-е – русский рок. Военный и блондинка стали наркоманом и одинокой и умерли, но слава Богу, от них остался Гена Янев, русский рок, вера.

10-е – мы налагаем на Гену Янева, русский рок, автора, Никиту, и получаем местную веру, которая здесь 24 тысячи лет по последним данным из ютуба, что Гиперборея пошла в Рим, Крит, Индию, Скифию из Арктики, а Атлантида в Египет, Вавилон, Грецию, Америку из Антарктики.

Началось всё с того, что он искал своих в Интернете, отмороженных, и сначала они текли сухой ниткой. Адвокат, который за всех заступился и возле своего трупа рыдает, а все делают вид, что это пьяный обоссался.

Математик, который доказал теорему Пуанкаре, отказался от нобелевского лимона, живёт на старенькую мамину пенсию, музицирует на скрипке, ходит в Маринку на Галёрку, выращивает тараканов, в Оксфорд и Кембридж не поехал, потому что когда бабахнет, важна будет вера, что ты еврей, т. е. русский.

Академик, 20 лет назад, когда началась каша про достойную жизнь на Марсе, уехал в тайгу и тундру. Пасека, дом в тайге, наукой не перестал заниматься, но его наука сместилась в другое. 2 года назад в ютубе с лекцией появился про то, что земля попадёт в космическую фазу, когда у неё съедет электричество.

Но это не страшно, страшно, что начнётся техногенная катастрофа. Атомные станции, ядерные ракеты, подводные лодки, которые продолжат работать в автономном режиме. Пока не поздно, надо разрядить ядерную зиму, это он из своей тайги увидел.

Все посмеялись. Через год в Японию пришло цунами. Поскольку это даже не Германия, а Япония с их конфуцианством, погибло очень мало, около 15 тыс. Цунами было 9 баллов по десятибалльной шкале. В Индии до этого около полумиллиона с их буддизмом.

Но дело в том, что там наступила 2 серия по пасечнику-академику. Атомная станция стала работать автономно и никого к себе не подпускала. Было уже не смешно. У нас на «Маяке» на Урале таких атомных станций 150 тыс. и они аж пищат от микрорентген.

Потом отмороженные пошли густым потоком. В Интернете и не в Интернете. Стало ясно, что ничего и жёлтый полосатик перекрылись с излишком, и сразу на войну захотели, потому что на войне – вера.

На войну было нельзя, потому что война сама придёт скоро, и надо будет спасать всё время, как на небе, тогда наша практика поможет.

Когда мы вроде бы с отмороженными, а вроде бы не с отмороженными, с нашим русским роком и романом.

Когда вы налагаете одно на другое, русский рок на роман, 80-е на 10-е.

И понимаете, почему вы с Соловков уехали из тайги и тундры из Гипербореи с её верой подо льдом под мышкой.

И в Атлантиду приехали, с её парками, женой, дочкой, тёщей, Орфеевой Эвридикой, Майкой Пупковой, Марьей Родиной, меценатами, братьями, декабрисками, санскритологами, учителями, богинями судьбы, и жёлтым полосатиком. Из всех точек воздуха глазами, что нам попхать, потому что ядерная зима уже наступила.

Я ничего и не делал особо, как все наши из ютуба, как все отмороженные. Ну, не служил, само собой, это само собой. Потому что ты сначала за трёшку, «Мицубиси», дачу, Ниццу для братьев Орфеевой Эвридики, Майки Пупковой, Марии Родиной запродаёшься, а потом в кайф становится от гмо, жёлтого полосатика и ничего.

А потом военный и блондинка становятся наркоманом и одинокой, потому что 10 лет уже прошли, и не один раз, а 100000007 за все поколения от Гипербореи до Атлантиды. Короче.

Ты налагаешь Гиперборею на Атлантиду, русский рок на роман, 80-е на 10-е, чтобы атомный распад не стал автономен от ядерной зимы и чтобы на войне спасать всё время, как на небе, где я и не я воюет, потому что не знает, что не я это главный я, потому что ему жёлтым полосатиком и ничего глаза залило.

И сначала отмороженные текли очень сухой ниткой, а потом попёрли дуром в Интернете и так. Ну и что, потом отмороженными станут все, между гибелью электричества и техногенной катастрофой.

Кто их спасёт, что военный и блондинка могли и не стать наркоманом и одинокой в ядерной зиме, если бы они наложили 80-е на 10-е и написали роман «Русский рок» за 10 лет до событий.

Я ещё раз повторяю, я ничего и не делал особо, как все отмороженные, я просто не шёл на войну всё время, и война умирала.

Я подходил к ядерной зиме и смотрел ей в глаза, сначала там ничего и жёлтый полосатик были, потом я, потом не я, потом вера, потом русский рок, потом роман.

Сколько я спас за 100000007 лет? 100000007 поколений как минимум. Если учесть, что это был я, и не я тоже был я, можно прочесть содержанье романа.

Чтобы спасти ядерную зиму, надо было не обосраться войны, и не пойти на войну. Ничего и жёлтый полосатик просто аннигилируются мгновенно. Они будут просто запивать жёлтого полосатика пивом и смотреть кино про ничего, и ничего не видеть, как все всех спасают, как отмороженные.

Я есть чистит.

Мне, конечно, льстит, что ко мне обращаются как к медиуму, учителю, экстрасенсу, гипнотизёру, телепату. Но я не медиум, гипнотизёр, экстрасенс, учитель, телепат. Я маргинал – писатель.

Это очень важно. То, что видно из моего угла, это не телепортация, а немое писательство, юродство. А то, что это круче любой телепортации, всё про всё видно, до этой лычки и нычки на пенсии по инвалидности в доме в деревне с эпилептического бочку надо дослужиться. Иначе это будет блаблабла, профанация вести, ток-шоу со слезами на глазах.

И сразу дальше. Как ты можешь лечить. На этом остановился Тарковский. Триер замахнулся на дальше, но надорвался, что не верит в дальше. Я, конечно, не верил, что я смогу дальше, я же не режиссёр. Это смешно. Я написал 6 лет назад книгу «Австралия», что надо делать мультфильмы.

Я оглянулся. 6 лет жена Мария делала мультфильмы. А я ей помогал. Всего лишь. Она кучу форм перевернула. Дизайн одежды, скульптура из фельца, из терракоты, из текстиля, из папье-маше, из дерева, живопись, пастель, масло, гуашь. Не переставала работать в школе, потому что зарплата, в конце концов пришла к школьному театру как синтезу форм.

Что делал я? Это важно. Послеконцасвета. Если вы соедините 2 эти половинки, мультфильм и послеконцасвета, вы получите не только учительство, экстрасенство, медиумическое гипнотизёрство и телепатию. Вы получите 2 половинки.

А теперь представьте. Вы были Богом. А потом вам сказали, идите, посмотрите. Как будто. Хотя вы это сами себе сказали. Вы, конечно, должны были знать заранее главный секрет жизни, я есть чистит, иначе всё превращается в блаблабла, профанацию вести, ток-шоу со слезами на глазах.

Говорили вы сами себе в мультфильме послеконцасвета на пенсии по инвалидности в доме в деревне с эпилептического бочку, пока тут генсеки, паханы и шестёрки с помощью ничего, жёлтого полосатика и пива гипнотизировали населенье с трёшкой, мицубиси, дачей и Ниццой, что они военный и блондинка, а не наркоман и одинокая.

Как можно было рассказать главный фокус мультфильма послеконцасвета, я есть чистит? Вы же не экстрасенс-спасальщик, вы же писатель-маргинал, юродивое чмо. «Или вы я, или вы не я».

Если вы не я, вы конечно Бог и дослужились до лычки и нычки, но кто про себя может сказать такое, но мультфильм тем не менее красивый и волшебный, как «Капитанская дочка» Пушкина и «Хозяин и работник» Толстого.

Ну а теперь представьте, вы спаслись, чудом. Выскочили из дырки в новое, и после того как отдышались, вернулись, чтобы спасти другого, это нормально для людей.

Я есть чистит 2.

Именно ради памяти новые папы и мамы ловятся на это. Поэтому я своих не пожалел. Т.е., пожалел. Потому что это одно и то же.

Ловушка в том, что Интернет это ток-шоу, ток-шоу это психушка, психушка это зона. Если перестоять, то получаются литература, кино, театр, школа.

Другими словами, община верных, мастерская возле жизни, дом в деревне, пьеса на ладони. Другими словами, место силы.

Ловятся на достойную жизнь. Но достойная жизнь после конца света. А до конца света центр не отпускает провинцию на места, и провинция приезжает жить в центр, а он пустой.

А после конца света не я плавает на острове по полю и спасает. Спасает так, смотрит в глаза и узнаёт себя. И они спасаются, как папа и мама.

Рожают Гену Янева быстро, и становятся наркоман и одинокая, а не военный и блондинка для достойной жизни.

Гена Янев был запасной вариант. Они не знали, что жизнь это запасной вариант. Т. е., конечно, знали. Но ведь ловушка ловит. Ну, достойная жизнь, все знают.

В 2000-х - слепоглухонемые для благополучья. В 70-х - трёшка, мицубиси, дача, Ницца. Это неинтересно. Про запасной вариант. Это интересно.

Остров плавает по полю после конца света. На острове Гена Янев-1 и Гена Янев-2, дед и внук, за руку, для преемственности поколений.

Смотрят в глаза зоне психушке, ток-шоу, Интернету, и видят дом в деревне, пьесу на ладони, общину верных, мастерскую возле жизни, потому что они – место силы.

Вытаскивают на остров, остров начинает тонуть, как подводная лодка в степях Украины, очень много спасённых, центр и периферия. Что дальше?

Ну, по крайней мере, 5 поколений, дедов, отцов, детей, внуков, правнуков, 150 лет. Отмороженные в ютубе говорят, что это новая реальность.

Корректирующий луч из чёрной дыры в центре млечного пути срезает магнитное поле и электричество, и вы начинаете тонуть.

Дальше они говорят, или мы болтуны, или надо срочно замораживать все АЭС. Интересно, а уровень жизни? Какой уровень жизни, мы тонем (год остался)! Ясно, твоя моя не понимает. Итак, запасной вариант.

В начале семейной жизни у Мандельштамов была семейная поговорка, нэ трэба. Матрос, министр культуры Украины, на все литературные жанры говорил им, нэ трэба. Потом они смеялись, не от них нэ трэба, а их нэ трэба.

В начале семейной жизни у Марии и Никиты была семейная шутка. Ты чего? Ничего. Никита говорил, ты чего, на всегда загипнотизированные глаза Марии. Она отвечала, ничего, потому что не знала, чего чего?

Прошло 22 года. Дочка Майка Пупкова смело могла эту сутру написать на футболке, что внутри и снаружи одно и то же, ты чего, ничего.

Она сначала оттолкнулась от Никиты и Марии для Орфеевой Эвридики, от неблагополучия для достойной жизни.

Потом оттолкнулась от Лёлика и Болека-1, потому что он не прошёл тест на место силы. Потом запуталась.

Потом пошла учителем в школу, в место силы, и распуталась постепенно, что можно взять Гену Янева-2 в детдоме.

Прошло ещё 11 лет. Я это всё придумал, конечно. Просто мне неинтересно придумывать про незнакомых. Я не боюсь, что я накличу.

Потому что писательство это проговаривание вариантов, как у отмороженных в ютубе. Потому что жив только один жанр, как ты показываешь, как ты спасаешь.

И постепенно. Ну, как постепенно. Ну, эта притча про тоннель и свет в конце тоннеля. Нет там никакого света, там просто ты стоишь.

И вот ты идёшь по тоннелю 33 года, жизнь поколенья, для достойной и загробной жизни. Выходишь из тоннеля, а там поле от Франции до Канады с тоской в животе без связи после катастрофы в ядерной зиме по уши.

По полю плывёт остров и всех спасает, на острове ты и ты стоят. Спасают так, глядят в глаза и себя узнают, они начинают дышать. Ты размазываешь сопли по лицу тыльной стороной ладони и плачешь.

Танки вознесенья.

Все «Бог, Бог». Богу, между прочим, тяжелее всех, потому что он как мистика, обернулся, а его уже нет, он уже перенёсся.

Поэтому пустота разрастается всё время, а Бог всё время уходит. Ты можешь назвать его любым словом, главное, что он уже ушёл, потому что он Бог.

В этом описанье работы. Самуилыч, Седуксеныч, Демидролыч, Соловьёв, Никита это знали. Так, как они, никто бы не смог. Даже Вера Верная и Мария.

Были ли они Богом всё время? Но дело же не в этом. Они видели Бога всё время. Вот кто настоящие монахи.

А потом построили форму одежды и стилизовали населенье под форму пустоты. Это значит, что Бог уже ушёл.

Ну, и естественно, Самуилыч, Седуксеныч, Демидролыч, Соловьёв, Никита за ним повлеклися в новые горизонты, как крысы за дудочкой, как монахи за мистикой.

Здесь интересней уже другое. Вера Верная и Мария. Как они обживали пустоту как образ, в котором только что жил Бог, чтобы племя пошло дальше. Оно ещё с тёплым пухом было.

Мы могли бы выстроить иерархию, как у монахов, что Самуилыч круче Седуксеныча, потому что Седуксеныч стилизовался под юродивых и пил водку, чтобы быть одиноким.

А Самуилыч строил его смыслы, как музыку, чтобы можно было подумать, какой Бог был недавно живой и сильный.

Что Демидролыч сильнее Самуилыча, потому что уходил всё время за Богом, как десантник, потому что видел, что это место уже пустое.

Остров, Бог его уже покинул, ушёл в поле, которое погибнет, потому что ему его жалко. И он за ним влёкся, как зима за осенью, как время за солнцем.

Соловьёв круче Демидролыча, потому что на месте оставался. Потому что Бог Богом, но людей тоже бросать нельзя.

Потому что люди поверили в жизнь как в Бога и надо их выводить из ловушки, что они не Бог и что они Бог.

Никита круче Соловьёва, он вообще про себя не думал, и когда каждый раз падал, когда Бог улетал от него к людям, он думал, так вот какой механизм, и умирал, и рождался.

Вера Верная круче Никиты. Чего бы стоила эта мистика без людей, которые приходили, раскладывали костры, варили воду, детей рожали, ехали на автомобилях на ток-шоу, потому что оно государство, потому что оно зона.

Людей приводила Вера Верная, потому что она верила в людей, а не в Бога. И это было круче, как Пашенька и отец Сергий.

Мария была круче Веры Верной, потому что она верила в одного человека, а не в племя. Что раз из него Бог улетел, значит, он в него вернётся.

И строила всё время связи, из людей, из одежды, из искусства, из тёплого. Бог трусился, как обдолбанный, когда глядел на Марию, как гюрза на медиума.

И, конечно, делал по слову её, потому что он думал, вот это да, а чё ж я?

Мы могли бы, конечно, выстроить иерархию, как у монахов, кто у них там архитриклине, а кто типа юродивого. Но нам интересней другое, общая картина.

Потому что только она важна на исторических поворотах, когда Бог оглядывается на всю местность и размазывает сопли по лицу тыльной стороной ладони от жалости к перспективе, которую утюжат танки вознесенья.

Например.

Например, одна редактор уехала в Германию. Она не была редактор, она была пианистка. Она сделала журнал, это хороший журнал, хороших журналов мало, потому что.

Ну, здесь надо посмотреть, что говорят молодые. Они доводят совершенство формы до жаргонизма. Они говорят, зарабатывать на жизнь любимым делом. Это невозможно, надо кормиться у государства. Государство мертво, значит, сделать работу мёртвой.

Например, одна директор. Одна из главных школ в Москве. Вы же понимаете, что это такое, дети генералов и банкиров. Ну, крыша, разумеется, и всё такое.

Но я не про это. За 70. ЧП. Погиб ребёнок. Можно было потопить учителя, можно было взять ответственность на себя. Учителя могли посадить. Директора просто уволят.

Она старая и больная, но у неё больше ничего нет. Но она приняла решенье, потому что привыкла принимать решенья.

Про ЧП. Время от времени кто-то погибает. Почему? Может быть, потому что чин времени нелепость.

Это как чин простых, не хочу сказать, народа, - чтобы любить надо ненавидеть.

Например, Бродский основал этот жанр, и сделал из него литературу. Потом уехало 50 млн. Они уехали, но они остались.

И они сделали журналы, потому что оказалось, что нельзя только несколько вещей, всё остальное можно.

Нельзя быть не ясновидящим, нельзя брать деньги у государства, потому что государство совершило преступленье, нельзя не видеть живое, если ты редактор, а кто здесь не редактор?

Про я и не я.

Дело же не в регалиях. Дело в вине, обиде и кораблике, на котором уплывают выжившие, простая деревяшка, половинка грецкого ореха. Дело в алчбах, пенях и алканьях.

Как все переселенцы, сердце постанывает от тревоги, звёзды – трассеры, ветер беспокойства, простор – незащищённость.

Списки партий, интриг, расстрелянных и нерасстрелянных, теперь вроде счастливых воспоминаний из ненаставшей загробности.

О, видели бы невыжившие, они бы восхитились, что им почти повезло, да они же и видят. Рядом с этой тоской стоят.

Теперь стало ясно, чего мы боялись, пили, тонули в порнухе, служили до полного забвенья. Не найти себя в этой каше из ложных и истинных я. Не увидеть зренья.

Так ходят пожилые по окраинам местности, как переносящееся зренье. На них никто не обращает вниманья, не потому что некогда, а потому что не дослужились.

Великий инквизитор и вся его война юродивому не ровня, он с той стороны лакейской, и долго решал, 70 лет и 30, ради людей, что можно и что нельзя.

Потом понял, что ради людей всё должно, и уплыл на грецком орехе в сторону заката.

Это было первое время. Потом настало второе и третье. Все его видели на горизонте и за ним стремились на плавсредствах.

Что рассказать? Как друг друга топили? Этого не было, скажу правду. Видно пригодился серый цвет с его чёрным цветом.

За 20 лет привыкли как из них белый свет идёт мимо, и приняли внутреннее решенье смириться, все конфессии, даже религиозные.

Вывода только 2, если по правде. Природа движется как эволюция и как мутация. Истории нужна природа.

Звёзды смотрели иронично, вот так выводы, бляха-муха, за 100000007 лет до нашей эры.

Напрасно, звёзды, потому что вы наши, а мы ваши. Это всё про я и не я.

Лестница.

И вот ты плывёшь на кровати,
Вплываешь в великий поток,
И плаваешь дальше, как платье,
На теле из 1000 строк.

И дальше про строки, чьи тропы,
Как света и тени игра,
Как солнце и зелень, как стропы,
На парашюте «вчера».

На горизонте «сегодня»
Твой парашют – невидимка,
Так ты плывёшь очень долго,
Как деревянная льдинка.

Мимо и сквозь, как рисунки,
Снявшиеся с листа,
Внутренности, форсунки
Снящегося холста.

Можно ли было молиться,
Можно ли было терпеть,
Можно ли было присниться
Так, чтобы бедная смерть

Всё переделала на фиг,
Снящаяся себе,
Я передумала, Ваня,
Я не приснилась тебе.

Наоборот, я стремилась
Трассерами видений,
И загоралась как зренье,
И наконец опочила.

Дальше ты только начнёшься
Деревом и животными,
Дальше ты просто качнёшься
Ветром навстречу живому.

Ты приплюсуешь все плюсы,
Отминусуешь все минусы,
Сверху приплюнешь, как Фурсенко,
Образованья министр.

В думающем орешнике
Палку сломаешь по росту,
Взрослое привидение,
Лестница – переросток.

Не со звезды на звезду,
А на все лестницы сразу,
Для небеды небеду,
Для незаразы заразу

Вот кто придумал. Мы думали
Это как сон и проклятье,
Это мы просто не думали,
А надевали, как платье.

И заносили до дыр его,
Как носят только любимое,
И сквозь черты мойдодырии
В нас проступало незримое.

Многие морщились, корчились,
Многие просто плевались,
Многие стали порочными,
Многие расплевались.

Семечками на асфальте,
Пылью на образах,
Мы собирали их пальцами,
И надышали. Душа

К телу внутри прикоснулась,
Как призывник к гимнастёрке,
И языком облизнулась,
Так по чертам полустёртым

Мы узнавали забытое,
Мы узнавали тебя,
Мы узнавали, что ты –
Лестница внутрь себя.

Ну, и мы лезли по лестнице,
Как отморозки притрушенные,
Вокруг всякие женщины,
Вокруг рыла и трусятся.

Вокруг начальники, подчинённые,
И это всё изнутри,
Не надо только про то, что
Не надо бояться, смотри.

На всё на свете плевавшие,
С блевотиной на висках,
Так ничего не узнавшие
Красавицы и красавцы.

Дальше, мой полюбезник,
Дальше приблудный сын,
Дальше односотрапезник,
Лампа и Аладин.

Дальше на лестнице страшно,
Дальше нет ничего,
Дальше какая-то каша
Из величья его.

Из каши перси и длани,
Из каши лона и пахи,
Из каши орлы и лани,
Из каши львы, куропатки.

Из каши Толстой и Чехов,
Из каши Гога с Магогой,
Из каши Эдита Пьеха,
Из каши Содом с Гоморрой.

И на одной перекладинке
Последней и невезучей,
Как на перекладных, как пепел,
Корячишься на всякий случай.

Вокруг всё только чёрное,
Ты как точка и думаешь,
За что мне такое,
И наконец придумаешь.

Стоп, а где - другое,
Где пустота, где вымысел,
Где люди, для которых
Всё на свете вынесешь.

Чмошество, лакейщину,
Юродивость, нищету,
И начинаешь постепенно
Выдумывать в пустоту.

Ещё одна загорелась,
Скажут на материке
Под водой загорелые
Исследователи материнства

И отцовства лестницы,
И того, что они могут,
Рыла или лестницу,
И того, кто им помогут.

Июнь 2011.

© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 07.09.2011 17:29:10
Просмотров: 2607

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.