В гостях у императора
Влад Потёмкин
|
Форма: Роман
Жанр: Любовно-сентиментальная проза Объём: 33042 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Импонирует перерождение королевского повесы. Из малого мирка, затерянного высоко в горах, молодой король попадает в пучину дворцовых интриг римского императорского двора. И ещё неизвестно, что принесёт этот визит… предсказать не возможно, так как всё выходит из-под контроля – даже сам «Поводырь Жизней Людских» сбит с толку его не предсказуемыми выходками, но льющимися от самого сердца. А самое главное, молодой король пересмотрел личные отношения, и тайная любовь Марии перестала быть безответной. Глава 1 Неуступчивость императора Завесы плюща, точно стена, убегала ввысь малахитовым пологом, удлиняя пространство. Кое – где, свисали, оторвавшиеся от общего монолита зеленой стены кисти, покачивающиеся под набегающими напорами ветра, несущего с моря прохладу. В тени аллеи прогуливались император и визирь, явно не имея общего мнения по одному вопросу – визирь настаивал – отказать Локки в гостеприимстве, во избежание наихудших бед. - Двуличен!.. Изворотлив!.. Хитер и коварен! – Хрисафий мог бы до бесконечности перечислять негативные наклонности гостя. - Это, не так, - счел нужным не согласиться император. – В его сознании отсутствует – такие понятия, как – «ДОБРО» и «ЗЛО». «ДОБРО» и «ЗЛО», как действие – целенаправленное. - А как же быть, тогда с таким понятием, как - нравственность? - В его сознании – есть такое понятия, - спокойно парировал басилевс. – Он высокоморальный, но, задумывая вершить «добро», Локки может заиграться и «добро» легко может перерасти во «зло». Для него это забава. Игра. - Вы, сейчас говорите, как старец Несторий, а не правитель? - А правителю не помешало быть, хоть иногда, побывать старцем, - не согласился Флавий Юниор, заострив свое внимание на «хоть иногда». - Хм, - не найдя, что ответить, промычал Этомма, но, собрался с мыслями. - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО, ВЫ, отобрали у меня спокойствие и сон – сделав из бедняка – «счастливчика в коробке» - «ВИЗИРЯ». Феодосий предпочел не развивать его горячей реплики, а пожелал смягчить пыл препозита. - Для, Локки – «хорошо» и «плохо», не синонимы. А все же антонимы. - Просто, свой необычный ум, он чаще всего направляет на плохие свершения, - не сдавался Хрисафий. - И на хорошее тоже,- стоял на своем Феодосий. – Его же не зря изгнали из царства тьмы. - Еще бы не изгнать? – препозит повеселел. – Наорать на самого главу нечистых?? И остаться среди них??? - А я о чем говорю? Вершит, сам не зная, что получится?? - Интересно? А он изначально задумал поставить все выигрыши на своих?? – глаза визиря лукаво улыбались. - И тем самым пополнить казну!! – восторженно вставил император. – Это же - годовой доход??? - Беспорядки обошлись бы дороже!!! – посчитал не согласиться главный казначей. В 532 году, через 110 лет, при схожих обстоятельствах – где, болельщики одних противостояли другим и безобидная стычка, переросла в побоище и хлынула за пределы стадиона. Разгулявшаяся человеческая стихия разгромила весь город – сгорела даже Святая София. Шесть лет понадобилось императору, чтобы восстановить город, от которого не осталось камня на камне, а точнее - только камни и остались. Шесть лет незыблемая – крепостная стена Феодосия окружала не существующий город. В безобидной драке «стенка на стенку» - сошлись разные цвета болельщиков. Синие дубасили красных, остальные цвета примкнули, к противоборствующим группировкам. Руководили же всем этим - богатые сенаторы. Денежным воротилам не нравилась политика императора, и они решили показать Юстиниану, что они значат в империи. Денежные мешки и раньше хвастались друг перед другом – у кого больше «зверей» - так, они за глаза именовали «агрессивных приверженных делу болельщиков», а теперь появилась возможность посмотреть их в деле. Смотрители «зверей» на прямую выходили на финансирующих беспорядки воротил. Настал момент - «зверям» показать, что они могут, а толстосумам доказать, что они значат… - как кланы могут влиять на политику и самого императора. - Да! – восторженно вмешался в разговор Локки. Он появился из-за стены плюща в приподнятом настроении. – Император, - не теряя энтузиазма, обратился он к басилевсу. – Ваше Величество!! Вы, даже не представляете, какого зрелища лишил, Вас, канцлер?? - Не представляю?? – ответил Флавий, который и в самом деле не представлял, масштабов затеянного «Пройдохой» шоу. Глава 8 - Посмотрите на него, - Локки указал на спящего конунга. – Удивительное, доброе, человеческое лицо! Но, как проснется?? Просто не горюй!!! - У римлян есть такое правило: «Если твой друг не умеет пить, не наливай ему, а то потеряешь друга!» - Хорошее изречение! – согласился Локки. – Только это не про него! В преддверии бала публика собралась в зале разношерстная. Все выстроились, вдоль ковровой дорожки – с двух сторон, в несколько рядов – в ожидании выхода августейших особ. У большинства собравшихся людей вид был самодостаточный, торжественный и, несомненно, радостный. Бал в первую очередь, являлся местом, где можно показать свету свою респектабельность, для женщин же покрасоваться своими нарядами. Не которые из мужчин, не уступая слабому полу, тоже щеголяли друг, перед другом блистая и свидетельствуя свету свой достаток и туалеты. Пышные манжеты и жабо придавали физиономиям торжественный вид. Золотые цепи и позолоченные пуговицы подчеркивали одеяние церковных лиц. Все старались себя выказать и представить, лишь богатые евреи со сверкающими орлиными взорами и смеренной печатью на лице старались не выпячиваться. Нет!.. Они не косили под попрошаек! Они просто не афишировались, а разместившись кучкой, в ожидании открытия бала теребили свои длинные волосы, а один из них в глубокой, даже чрезмерной задумчивости покусывал свой пейс. Гости состояли в основном из местной элиты и к ним «примазавшихся». Но, и эта элита была разная. Сенаторы - это одно. Другое дело «возомнившие» себя, не зная кем – за счет неслыханно, свалившихся богатств. Источник состояния, которых ломал голову первым, пытавшихся их «у щучить» и «прищучить», но - эти растущие достояния прибывали и прибывали, не смотря на принимаемые в сенате повышенные ставки налогов. Но капиталы «возомнивших» росли, а казна не так, чтобы уж и преумножались. Бюджета не хватало, и дефицит его рос катастрофически. Но, не смотря на это – первые не теряли надежды обуздать взорвавшихся богатеев. Локки и Хальв стояли среди всеобщей толпы. Конунг, разбуженный раньше времени и, еще не проспавшийся, хмурил брови, глаза его неприкаянно прыгали с одного предмета на другой, не имея ни какой мысли – даже, хотя бы, хоть какой–то - маломальской… Морщинистая, размалеванная и увешанная драгоценностями молодящаяся старуха в богатой одежде с красными, воспаленными глазами и жуткой, бледной кожей на шее и за ушами, жеманясь, что-то объясняла Хальву, больше засматриваясь на его достояние. Лицо ее было умазано румянами и пудрой и от того казалось чрезмерно загорелым. - Господа!!! – призвал зычный голос препозита. Разом, тысячи пытливых взоров, обратили свое внимание на балкон и, затаив дыхание стали ждать. Все замерли и, лишь по еле заметному шевелению - было видно, что это не монументы, а изваяния живые. На балкон, один за другим, по мере представления, должны были выйти: император Феодосий и императрица Евдокия, гостья августа Галла Плацидия и дети. Вот уже два года, овдовевшая Галла Плацидия, мирно жила при дворе в Риме, не вмешиваясь в дела государства, но по старой дружбе к ней заявились представители вестготов, и втянули ее в авантюру – по отстранению брата от власти. Гонорий, узнав об этом – негодовал, но, сдержал свою эксцентричность – он продолжал любить ее. - Надо, что–то делать? – рассудил западный император. Он опасался своего гнева. – Может выслать её подальше от двора?.. Боюсь, иначе не избежать беды?!! Галла понимала свою уязвимость и вину - предпочитала молчать. - Я лишаю вас титула августы, - коротко заявил брат и выполняя просьбу племянника – императора Феодосия добавил. – И высылаю в Константинополь! Сестра спокойно восприняла сказанное. - Надеюсь, при византийском дворе – вы, не будите, так ретива до трона? Плацидия продолжала хранить молчание, ожидая, лишь – чтобы, как можно скорее закончилась её аудиенция. Воспитание детей Галла Плацидия сводила к простому – «ни в чём ни отказывать», поэтому они – сейчас - вместо того, чтобы спать, стояли здесь и, по причине затянувшегося открытия бала, зевали, потирая слипающиеся глаза, но больше всех - это сказывалось на годовалой Лицинии, которую императрица Евдокия держала в строгом соблюдении режима, в отличие от детей Плацидии – четырёхлетнего Валентиниана Плацида и шестилетней Грата Юсты Гонория. Лициния стояла, насупившись и, если бы не заигрывание матери она бы уже непременно расплакалась. Императрица держала ее за руку и пальцем свободной руки подергивала, ее за кончик носа - уже жалея, что решила составить компанию детям гостьи, чтобы это не выглядело слишком нелепо. - Император и императрица, - еще более зычно чем ранее известил препозит и отойдя в сторону, как того требовал этикет уступил им путь. Феодосий и Евдокия ступили на балкон - с полуоткрытых ртов вырвался невольный, восторженный «Ах!», ликующая лавина слилась в единый возглас и покатилась по залу. Император и императрица взирали с высоты балкона, на колышущиеся море голов, тысячи глаз, которые устремили свои взоры на них. Галла Плацидия была встречена воодушевленно, но не так энергично, как первые лица, зато детей приветствовали на «УРА» - под не смолкающие возгласы и крики восторга. Как только ликование стало спадать императорская чета стала спускаться по лестнице – и тут же, новый порыв эмоций захлестнул зал – всеобщий восторг и ликование побежало по рядам, вызывая у собравшихся живейший интерес. Весь спуск по лестнице сопровождался восторженными, жгучими взорами и продолжительными овациями, «аханьями и оханьями», но лишь стоило им ступить на ковровую дорожку, как головы разом склонились в почтительном поклоне и далее царственные особы следовали по лабиринту склоненных лиц и почтительной тишины. Валентин Плацид следовал за матерью, а замыкало шествие – Юста Грата ведя за руку маленькую Лицинию. Строй низко наклонившихся голов придворных и гостей продолжал провожать их взглядом. Тосты звучали один за другим: - За императора!! - За императорскую семью!!! - За процветающую Византию!!! Правило римских пиров: «Либо пей! Либо уходи!!» Чтобы выглядеть пристойно присутствующие разбавляли вино водой. Всеобщая веселость не была маской. Гости, кроме, того как – пощеголять и представить себя в респектабельном виде - пришли еще и праздновать… и отдыхать – это и было залогом энтузиазма – их не надо было веселить. Большинство собравшихся знали толк в винах, картинах, архитектуре, драгоценностях и еде, поэтому императорские балы представляли собой – не сборище дилетантов, а представляли, вполне просвещенную и эрудированную компанию людей, знающих толк в искусстве но, даже отдыхая, они не забывали о своем благосостоянии. Хальв вина водой не разбавлял, и предпочитал пить до дна, а вместо закуски занюхивал рукавом – в лучшем случае, чем-нибудь – солёненьким. - Есть?? Зачем есть?.. – рассуждал конунг, - поесть я и дома могу, а вот такого вкусного вина – я уже вряд ли попью?? Бутылки, перед его глазами, ходили взад и вперёд, окорока летали, а мысли плясали. Хальв вновь подошел к столу – за очередной добавкой. - Подать чарку?.. – спросил виночерпий. - Не против… - Налить? – предложил тот же голос. - А как же?!! - Разбавить? - Не надо!.. - отрезал конунг. – Спасибо приятель!.. – и он, тут же - одним махом, выпил. Зная, что емкость пьющего, по римским законам не должна пустовать, тот же голос предложил: - Добавить? - Ага… - Вам может быть с верхом? - Может… - Хальв выпив, через какое то время, начинал пьянеть и погружаться в сон. Конунг на протяжении всего праздника жил по курсу – быстро захмелев, он начинал медленно говорить и после небольшой добавки - отключался и мирно спал. Проснувшись, он не понимал: «Где он?..», но сообразив, подзывал к себе, пробегающего мимо раба и, осушив с подноса несколько кубков, начинал вновь пьянеть… что-то лепетать и уходил в очередную «отключку». Локки, увидев захмелевшего Хальва, решил к нему подойти. - Заливаешь?.. - А то… - не внятно ответил Ирвинг. - Уже опять, мямлишь? Не успел проснуться и уже готов?? Конунг отчетливо слышал вопрос и даже понимал его суть, но он тут же забыл его. Он осознавал, что его речь вышла из повиновения – это расстраивало его, однако он тотчас забыл и об этом и, обреченно склонив голову, уткнулся в свое предплечье и заснул. Двое господ, не обращая ни какого внимания на странных приятелей, сыпали друг другу пошлые шуточки и анекдоты. - А знаешь, какая разница между бутылочкой и милочкой? - Догадываясь, но - всё же? - Лишь в том, что одну затыкают пробочкой, а другую живчиком… - они весело захохотали, закусывая свои остроты куропаткой. - А я смотрю, ты, всё также остаёшься верен излюбленному направлению в своей жизни – «по глубже завинтить живчика?» Они опять дружно и весело засмеялись. К ним, поздоровавшись, подошел человек в военном обличии. - Аспар! – обратился к нему знаток пробочек, он держал в руке – теперь уже рябчика и вертел бедром пернатого направо и налево полный восторга. Бедро маленького рябчика больше походило на птенчика. - Да, Апполоний, - согласился с его очередной шуткой Аспар, при этом широко улыбался. – Удивительная вещь, - продолжал Апполоний Луций, махая бедром крылатого. – Птичка то - всего ничего, а вкусная!!! Максимильян, так звали, второго знатока и любителя анекдотов поддержал приятеля. И они теперь втроем – не сговариваясь, дружно захохотали. Луций был настолько любезен и обходителен, что отказать ему в чём-то было просто не возможно. Поэтому, он считал лишним - держать дома стол, а предпочитал ходить по гостям и кормиться на стороне. Да, он и сам - очень любил ходить по гостям, и ни какие засовы не могли устоять, когда он включал свое красноречие – в народе его звали – «ВЗЛОМЩИК». Покидая хлебосольных хозяев, он хорошо подпитый и досыта наевшийся, чихвостил почём зря радушных господ. Величая их - тиранами и поработителями его свободы – не дающие ему возможности - держать свой стол и слёзно просил и даже умолял их - не поступать с ним – так больше ни когда и не затаскивать, его к себе насильственно в гости! - Максимильян, а ты - все также, предпочитаешь обедать в половину, - спросил Аполлоний, как бы, между прочим. Максимильян, зная - его страсть к гостям ответил: - Сейчас, столько работы, что я вообще не обедаю, а так - перекусываю, что-нибудь на ходу, не выходя из канцелярии. Максимильян был начальником канцелярии военного ведомства. Аспар, до персидской войны был в его подчинении. На войне он и его сын - Ардавур взлетели – доросли до командующих армиями. И даже оба – один, меняя другого - успели побывать командующими фронтом – теперь же они, как и он подчинялись - военному министру, что позволяло им - держатся на равных, хотя они знакомы были и раньше и даже – дружили и продолжали дружить. Глава 15 Каждый гуляет по своему Хальв и Локки, прогуливаясь, вошли в одно из очередных помещений. В большом зале стояло множество больших круглых и вытянутых столов, уставленных яствами и кубками с вином и питьем. Со стен смотрели милые лица муз и ужасающие оскалы воинов в пылу сражений из языческих мифологий. - Хальв! Не знаю, заметил ты или нет – какое здесь множество красивых и привлекательных женщин!! – восхищаясь, сообщил Локки конунгу. Они сидели на одной из скамеек, расположенных по периметру. - Не… - замотал головою Ирвинг. - А куда, ты, смотришь? - Все они - дуры! - Да, нет! Зря ты так… дурнушек здесь нет, - Локки задумался, глядя на молодящуюся бабулю, которая беспрестанно преследовала, конунга повсюду. Вот и сейчас, она подслеповатым взглядом искала его в толпе. – Ну, если только, за редким исключением?!! Барабаш перевел взгляд с крашеной старушки на пьяно-клюющего носом Хальва и заявил: - А тебе, видно, всё равно, - он, не дожидаясь ответа, встал и вышел в соседнюю залу. Дворец был переполнен. Кто-то сидел, вдоль стен, кто-то стоял, группами большими и не очень в своих выездных нарядах под сверкающее озарение огней. Несколько дам, собирались в небольшие кружки и о чем то переговаривались. Такие же кружки мужчин располагались поближе к столам. Время от времени в образовавшихся кружках по интересам, кто-то вытягивал шею, выискивая кого то, и найдя, не извиняясь и не откланиваясь, перебирался к другому скоплению. Как правило, когда кто-то из новеньких появлялся в уже сформированной компании, восторженные возгласы усиливались, перерастая в неугомонное щебетание и трескотню, но это было, как правило - в кружках дам. Грохот пикирующих на крышу птиц разбудил Ай. - Слава богу, что на ней не поселились гуси, - подумала она. – Хотя гусь жирнее утки? – рассудила волчица, но тут же себя успокоила. – Гуси более дружные – у них не так - то просто отвоевать отбившегося детёныша. Думы подняли у неё аппетит – голод, отозвался глубоким урчанием в её поджаром животе. Она прислушалась – в ручье плескались утки. Посмотрев через плечо, на сладко дремлющего Хлода Ай, лизнув его языкам, через расщелину, мягко спрыгнула вниз, и крадучись отправилась на охоту. Долго лившийся дождь прекратился. Небо стало ясным и на небе вновь засветили – солнце и луна. - А почему тебе, так хочется повыть? – спросил Хлод. - Потому, что я счастлива!.. У меня есть - ТЫ! - Я приношу счастье? - Да! Я тебя люблю! И от этого я счастлива вдвойне!! - А, что такое любовь? - Любовь это любовь!! - Как это?.. Любовь это любовь?? Что выходит уже стало две любви?.. - Как это?.. – не поняла волчица. - Ты, только, что сказала – «Любовь это любовь?» - «Любовь это любовь?» это сочетание такое. Выражение!.. А любовь она всё-таки одна!!! - А какая она?.. Эта любовь?? Утка она кого любит? – спросил Хлод, услышав кряканье у ручья. - Утка, она любит своих утят… По небу плыли облака – множество кучевых облаков, точно отара не стриженых овец. - А баран кого любит? - Баран, наверное, любит свою овцу?.. Траву?.. Да мало ли что любит баран?!! – слегка возмутилась волчица. – Тебя должно волновать, что любят волки, а не овцы?!! - А за что баран любит овцу? – не унимался Хлод. - За что?.. За что?.. – вспылила Ай. – Скорее за внешность?! - А волк может любить овцу? Волчица повеселела. - Может!.. – лучезарно сверкая глазами, заявила она, от чего у нее заурчало в животе. - Тоже за внешность?.. - Нет!.. Скорее за содержание!.. Точно!!! За содержание!!! – радостно добавила она. – И хватит на этом! Давай лучше повоем!.. Вон, какая ЛУНА!! Полная луна, освещенная уходящими лучами солнца, на небосводе белой ночи была не отразима. - Да ну её… Что, если мы с тобой повоем на неё – она от этого станет ближе?.. - Фу?!! Какой, ты, практичный?!! Теперь я понимаю, почему именно, ты, спасся из всей восьмерки. Ты, как хочешь, - заключила она, - а я повою… Глава Локки и Хальв пошли в след скрывшейся в тумане телеге. Солнце, сопровождая их путь лучами, отвоевало у тумана палисадник, бурно увитый плющом вдоль высокого забора. В этот самый момент, из-за ограды раздался свист и тут же ему в ответ вторил такой же свист и человек, в длинном пиджаке, отделился из зарослей напротив и направился в их сторону, куда перелетели, преодолевая высоту ограду, один за другим три мешка. Один из свалившихся мешком, подошедший мужчина взвалил себе на спину, а двое его компаньонов, перепрыгнувшие через забор, в таких же длинных не по размеру пиджаках подхватили остальные. Они, не сговариваясь, поспешили вверх по улице. В одном из трёх Локки узнал Шплинта, на его окрик двое мужчин встали, а сам Шплинт, лишь надвинув кепку на глаза, словно это его совсем не касалось, спешно уносил ноги. Они торопливым шагом дошли до пекрёстка и скрылись в узком лабиринте зетобразного переулка. - Ясно?! – изрёк Барабаш. – Что-то свистнули?! И, теперь, удирают, только пятки сверкают – прямо, как в ту - помпейскую ночь!! - Твои знакомые? – спросил Хальв. - Да!.. Один из этой братии, очень нелицеприятный тип… Хотя и двое его товарищей думаю не лучше?!! - От того он должно быть и не захотел общаться с тобой? - Не без этого?.. Я полагаю?.. Константинополь просыпался лениво, хотя его большая часть уже и была отвоёвана из царства тумана. Туман продолжал ещё стелиться вдоль Босфора и бухты Золотого Рога, разливаясь по обоим берегам. - Как тебе это? – спросил конунга Локки, любуясь не описуевым видом. - Красота!.. – заворожённо произнёс скандинав. Дымка, пронизанная лучами подымающегося солнца, стала ещё более блеклой, но часть города, что ближе к воде, продолжала утопать в зыбком покрывале воздушных взвесей. Над туманом высились маковки куполов и бойницы крепостной стены, но основания их продолжали утопать в клубах пара. Солнечные стрелы лучей будоражили просыпающийся город, все ещё погружённый в ленивую дрёму. Светило неустанно подымалось, всё выше и выше, с ликованием рассыпая свои лучи, вступая в окончательную схватку с пеленою. Туман отступил, открывая город во всей его красоте и величии. Водная стихия царствовала и охраняла, играя не высокой ласковой волною. Город – нагромождение кварталов, казался исполином. Этот город, вобравший в себя до пятисот человеческих душ, не имел равных себе, не только по вместимости, но и по красоте. Константин не зря выбрал скромный Византий, для столичной миссии и Константинополь говорил ему: «СПАСИБО!..» Миновав входные ворота в крепостной стене, друзья подошли к лодкам рыбаков. Хальв, как и прежде, стоял в полном забвении, а Локки смортел на днище лодок и любовался сверкающим на солнце уловом. Рыба кишащила, играя серебристыми боками. Множество чаек кружили в небе. Одинокий орёл парил в вышине, горделиво раскинув крылья, и оглашал округу пронзительным – «Пить». - Смотри! – указал Локки на кружащую птицу. – Пока, ты, пьянствовал и спал, я научил этого красавца летать! - Я не спал, - возмутился конунг. – Я вместе с конюхом обследовал конюшню!.. Конюх бредил мечтою - вывести чистокровного скакуна, но при этом, очень выносливого. Он скрещивал арабских лошадей со степными тарпанами, ослами и ишаками, но скакунов из его чудо экспериментов не выходило. Но он не отчаивался и продолжал свои занятия. - Я пообещал, что помогу ему в его делах!.. - О!!! – посочувствовал ему «Пройдоха». – Ты не зря сюда прилетал?.. Скрещивать колылиц истинно королевское занятие!.. Они подошли к берегу моря и сели на прибитое приливом бревно, выбеленное морской солью. На волнах колыхалось множество амёб, то и дело в голубой воде проплывали косяки рыб, а по дну ползали крабы. Хальва начинало клонить ко сну. Локки смотрел на просыпающийся город, в пол-уха слушая прибой. Смотрел на волны, набегающие на берег и оставляющие пену по всей береговой черте. На белые барашки, застывшие на гребне взмывшихся волн, на корабли, стоящие на рейде, которые были словно - маленькие точки на фоне безграничного, безграничного моря. - Хочешь спать! – спросил Локки приятеля. - Угу… - Пошли, - предложил ему Барабаш. Они легли на прогретые камни – конунг тут же захрапел, а Локки уставился в голубое небо, без единого облачка. Глава Сквозь бурную растительность, на стенах склепа можно было рассмотреть фрески и барельефы, свидетельствующие о богатстве покойного. Железная дверь и стены склепа с внутренней стороны были затянута плотным слоем паутины. Запустение и заброшенность сквозило во всем – казалось, что несколько столетий никто не ступал сюда. Сквозь разбитое окно погребального сооружения проникала пыль и плети плюша бурно расплодившегося и пустившего свои щупальца по стенам. На стенах изображались сцены из ритуалов погребений и другие печальные рисунки со скорбящими лицами. Внутри склепа было прохладно и сыро, так как воздух не поступал сюда – сообщение с внешним миром происходило через глухую железную дверь с чугунным засовом, который только что Хальв открыл по наставлению Локки. Каких-то запахом, кроме плесени не было – содержимое гробов, по всей видимости, должно быть - давно истлело или же они были настолько сильно притёрты, что оттуда ничего не поступало. Локки удивило – почему мародёры не потревожили, столь богатое погребение. При мысли о мародёрах в углу что-то зашевелилось и, притаившись выжидающе затихло. Но, стоило им - чуть ступить вперёд, как какое-то существо - на подобии мурены цвета бело-сине-голубого извиваясь, поднялось и преградило им путь. Существо закачалось и, раздувая мешки - точно кобра, угрожающе - не мигая, уставилось на них. Не смотря, на свои маленькие, узкие глаза привидение держало их под непрестанным контролем. Хальв, охваченный смертельным ужасом – почему-то, подался вперед. Приведение, тут же, поднялось, зависнув в воздух с прижатыми локтями к туловищу. Не дожидаясь – чего-либо ещё, оно с душераздирающим криком «Йя», стремглав подлетело к конунгу и выкинуло голенью от колена, хлёстко ударило его по голове, в районе уха. И тут же, совершив полукруг, оно опять заняло выжидающую позицию, прищурив и без того узкие глаза. Конунг, тем временем, отлетел в угол, ударившись о стену, где на него тут же свалился кусок штукатурки, ударив по голове и правому плечу, а ворох пыли, накрыл его, в дополнение к случившемуся. Приведение готовое, для отражения нового выпада пришельцев - замерло в своей излюбленной позе. Ему должно быть нравилось находиться в постоянной растяжке, и быть готовым - для нового броска. Хальв продолжает сидеть, не шевелясь. Недвижимую позу гиганта призрак расценил, как отвлекающий манёвр. Но, видя, что он и не помышляет о каких-либо агрессивных действиях, оно переключилось на Локки, но как не пыталось оно ухватить его руками, только воздух оказывался в его объятиях. В этот момент Хальв встал и направился на помощь приятелю. Приведение, заметив его поползновения, тут же ударило Ирвинга кулаком в челюсть - от чего конунг опять отлетел, ударившись в ту же стену и очередной ком штукатурки, но более весомый, грохнулся рядом с ним, подняв ворох пыли и мелкой взвеси. - Таким можно и убить, - сделал вывод Локки и решил спросить. – Чего, тебе, надо? - Мне?.. – удивилось приведение. - А кому же? - Это я ВАС в свою очередь хочу спросить: « Кто, ВЫ, такие? И, что - здесь делаете?? - Мы пришли на могилу к его потомку? А, ты, нас встречаешь, далеко не хлебом – солью?? Приведение сурово посмотрел на Локки – анализируя услышанное. - А чего он молчит? – указал он на сидящего конунга. - Он потерял дар речи от встречи с тобой! А ещё больше от общения! - Кто он? - Он пра…пра… и ещё несколько пра… - вот этому погребённому!! - Ты говоришь, что он - прапрапрадед?.. - Да!.. Так и есть! - И чего он хочет от своего прапраправнука? - Он рассуждает? Дать ему жизнь или нет? - Моего удара ему достаточно, чтобы прекратить эти рассуждение? Или ещё добавить? - Я думаю, ты, его уже убедил! - Точно? - Точно… А, где хозяин? - Он отправился на какую-то пустошь! Он оставил там без присмотра какую-то базуку! Но, адреса я вам не скажу?! - Успокойся! Адреса нам не надо! - Вы, точно не место пришли занимать? - Точно! Точно! Мы не раки отшельники!.. У нас есть места!.. Свои места! Хальв, к этому моменту, пришёл в себя, встал и стал приближаться к ним. Приведение, прыгая с японского на китайский, продолжало задавать вопросы, а Локки переводил их конунгу. Ирвинг на всё услышанное соглашающе мотал головой, даже порой не осознавая, что ему говорят – он ещё не вышел из состояния гроги. - Спасибо, - добавил к сказанному узкоглазый и представился, - Ёки Сан! - А, вы, где с ним познакомились? – спросил конунг, наполненный нескрываемым интересом. - На небесах, - ответил Ёки Сан и улыбнулся. Он повелительно, взял его за руку и подвел к саркофагу. – Смотри! – указал он тоном, не то указания, не то просьбы и упорхнул в раскрытую железную дверь. Но, Хальв воспринял это, как обязанность - стоять на часах. Он поправил свою палку, так и не применимую, за всё время своей борьбы с Ёки Саном, если его односторонние летания в стену - можно назвать борьбой и замер по стойке – «Смирно». Хальв посмотрел в бездну, и головокружительная дурнота овладела им. Он тут же отпрянул от края – боясь не устоять и свалиться вниз. Леденящий холод пронизывал его, покрывая кожу гусиной сыпью. Конунг вздрогнул, но это был Локки. Влияние дружеской руки отрезвило Ирвинга. - Ух! – выдохнул он, но на улыбку у него уже не было сил. - Пошли, - потянул его за рукав «Пройдоха». - А, как же пост? - Пост?.. – переспросил Локки, а внутри себя растаял. – Хальв думал о будущем!! - А пост мы сохраним за собой! Закроем двери на засов, а внутрь запустим сов – пусть улюлюкают, пугая желающих поживиться на дармовщинку. Энергичной походкой они вышли из зала, если так можно назвать помещение внутри склепа и закрыли дверь на тяжеленный засов, который конунг ни за что на свете не поднял бы один и даже с дюжиной молодчиков-здоровяков, не окажи Локки телепатическую воздействующую помощь и неимоверное желание Ирвинга помочь своему роду. После чего они пошли по заброшенному парку, через заросли крапивы и папоротников. Хальв еле успевал за Локки, крапива нещадно жалила его по голым ногам, но он готов был вопить от радости. ЭПИЛОГ - Слушаешь? – спросил её Локки. - Да! – ответила волчица. - Любопытство разбирает? - Нет. - Нет?.. - Мне кажется, я влюбилась?!! - Не вздумай!! Да и волкам - это не присуще! - А. я влюбилась!.. - Бедняжка… - Почему?.. Это разве не счастье?.. - Тем более, бедняжка… - Почему?.. – переспросила Ай, готовая закричать. - Любовь приносит много боли… - Но, ведь любить хорошо?.. - С чего, ты, взяла? - Мне сказала Луна!.. Мне сказала она!.. – волчица указала на стоны Марии. – Я слышу её состояние!.. - Она любит давно, а состояние радости испытала, только сейчас… И не знаю – надолго ли?.. - Ради такого состояния я готова ждать сколько угодно! - И, даже - вечность??? - И, даже – вечность!.. - Одумайся!.. И, не дури! – сказал Локки и скрылся. Теперь она каждый вечер приходила сюда. Слушала их разговоры. - О чем, они, так долго беседуют?.. Зачем? У волков всё не так?.. Но, ей уже не хотелось, как у волков. Она уже была в другом мире. Ей хотелось – вот так!.. Как у них!.. Шорох снимаемой одежды – пробежался по её коже мурашками. Тихий стон Марии парализовал Ай окончательно. - Почему я дрожу?.. Разве мне холодно? – спросила себя Ай. - Нет!.. Тогда почему я дрожу??? Мне не должно быть холодно?.. Стоял жаркий конец затянувшегося бабьего лета. В след за непродолжительными дождями восстановилась благодатная осенняя пора. - Почему же так наэлектризовано моё тело?.. Она слышала прикосновение их кож – тела скользили друг по другу. Она отчетливо слышала их дыхание – оно становилось всё более жестким и учащенным. С каждым вздохом Мария произносила его имя и эти звучания полушёпота и неги стояли в заострившихся ушах волчицы. Сердце Ай билось учащенно, а кровь бурными потоками носилась по венам, пульсируя в голове стреляющими, колющими ударами. Самое удивительное - теперь - эти слова и действия не были для неё пустой тратой времени. Она хотела всё - это слышать и ощущать. Она горела и чтобы потушить этот пожар, Ай решила спускаться к ручью. К звукам Хальва и Марии добавились ещё любовные речи и действия Ауста и Иден и эти наваждения закружили её – наэлектризовали ещё больше. Нежные слова Ауста и Хальва сливались в одно целое – и понеслись точно река по её изменившемуся сознанию. Она осознавала, что все эти нежности и ласки не в её адрес. Но, ей хотелось этого - она завидовала Марии и Идэн одновременно, но завидовала, как сестрам – они были для неё родными и близкими, хотя она их совсем не знала и даже не догадывалась о их существовании до ближайшего времени. Тело Ай от этих мыслей не становилось - менее наэлектризовано, а наоборот вбирало в себя всё новую и новую индуктивную мощь – электромагнитная связь ширилась - нарастала, расширяя пространство. Она отчетливо слышала, как во сне бормочет Хлод, а Эйр, держа в руке куклу, раскрывается, скидывая с себя одеяло. Ей захотелось стать женщиной, стать матерью, она завидовала Марии и Идэн, как никогда – ни кому не завидовала. Очередной наплыв жара охватил её на столько, что ей захотелось завыть от этого навалившегося на неё чувства – боли, желания и состояния непонятности охватившее и лишившее её рассудка. Чтобы не выдать себя, она поспешила к ручью. Бурный поток должен был остудить её жар… Продолжение следует… Читайте начало на © Влад Потёмкин, 2016 Дата публикации: 13.05.2016 12:02:32 Просмотров: 8287 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|