Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Желтые шарики

Денис Требушников

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 11434 знаков с пробелами
Раздел: "Современность"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


посвящается Е.


Мы вышли из метро под забавное своей серостью и уныние небо. Оно казалось необыкновенным. Наверное, это случилось потому, что ногами ступили на снег, грязноватый, скомканный и рыхлый, и стали вровень с темными домами, мрачными от нависающих на нас карнизов и балконов с чугунными завитками и выпуклостями. Грусть возникла не сразу, постепенно: в тот момент, когда начали осознавать, что мы, как люди вокруг, лишь темные силуэты, зажатые между пасмурным зимним небом и снегом, покрытым дорожной слякотью.

Впрочем, она светилась и сияла! Из-под цветной шапки скатывались светло-русые волосы, плавно огибая плечи. Большие, озорные глаза и по-детски вздернутый носик выделяли ее из прохожих. Она – довольная и счастливая – широко шагала, размахивая руками; в кулачках, спрятанных в разноцветные перчатки, зажимала концы длинного желто-зеленого шарфа. Кружилась, всматривалась в просветы в облаках, следом на пронесшегося желтого жука, новой модели от «Фольцваген» с круглыми, слегка наивными фарами, что придавало автомобилю особенное простодушие. Она часто смотрела на меня, зазывая, следовать ее примеру: веселиться и жить беззаботно. А проблемы у меня были, да и дух авантюризма заменялся смесью меланхолии и флегматизма. Я пошел, потому что ей того хотелось. Очень ей хотелось, одна - наотрез отказывалась идти. Конечно, можно было и потом пересказать, но ведь лучше, когда пересказывают двое:

– Так живописнее, детальнее, чувственнее и забавнее, – говорила она звонким, переливающимся, мягким голосом.

– Они не будут знать, кого слушать, - возражал я.

– Да ты чё?!

– Реально. Верно. Честно. Несомненно. Очевидно. Бесспорно. Безусловно. Безоговорочно. Беспрекословно… – синонимировал я так всякий раз, когда она задавала этот вопрос.

Так отвечать нравилось мне, и ее веселило. Впрочем, переубеждать не собирался, зная, что это бесполезно. Еще ей нравилось зазывать: «Смотри! Смотри!» - и бежала, чтобы встать с объектом или субъектом ее внезапного наблюдения. Порой мне казалось, что среди многочисленных друзей она одинока, и от этого скучает. Иногда ей просто хотелось с кем-то побыть; часто дарила подарки: маленькие, незначительные, безделушки, – но такие светлые, радостные, необыкновенные, подобные ей.

Она – это сияющее солнце, пляшущее в пасмурный зимний день на «улице 1905 года».

– Вы не знаете, как пройти на Ваганьковское кладбище, - спросил я у прохожего в черном коротком пальто, из воротника которого выглядывала светло-голубая рубашка, увязанная на шее темно-синим галстуком. Лицом он был хмур, аккуратен, приятен и даже солиден.

– Простите, но мне туда еще рано, - улыбнулся он в ответ и пошел дальше.

– Что он ответил? – с любопытными серыми глазюками подскочила она, обвив меня своим шарфом.

– Рано ему туда.

– Хороший человек, – подытожила, и опять понеслась изображать солнце.

Сгорбленную старушку нашел мгновенно. Давно приметил, что бабульки, особенно в черном тулупе и с повязанным на голову бурым платком, знают всё. Если нужно что-то найти, тем более такое значимое для них место, как кладбище, нужно обращаться к ним, лучше сразу. Старушка тут же словами, подкрепив их жестами, объяснила дорогу, благословила в добрый путь и пожелала от Бога здоровья. Не успел я закончить односложно благодарить, как солнце уже подпрыгивало возле меня, с нетерпением ожидая начала похода по двору, мимо того здания, по кладкам, затем направо, а там, за домом налево, через дорогу…

В церквушке начиналась какая-то служба, мешать им не стали, хотя осмотрелись, чтобы согреться. После мы ходили по утоптанным тропинкам мимо оград, надгробий, постояли у чьего-то памятника. В основном говорила она, по привычке. Я не возражал, лишь изредка поддакивал и хмыкал. Ее беззаботная радость все равно передавалась мне, и от этого сбежать было невозможно. Она завораживала, занимала все внимание. Не спрятаться, не защититься.

И тут она выдала:

– Если я умру, ты придешь на мою могилу?

– С портвейном, - ответил я.

– А желтые шарики принесешь? – продолжила она допрос, слегка потускнев.

– Целых два.

– Здорово! Давай уговоримся, если кто-то из нас умрет, то второй принесет на могилу желтые шарики. Хорошо?

– И портвейн.

– Куда уж без него? Но только желтые шарики важнее…

– Да ты чё? – передразнил я.

Это ее развеселило, и обрамленные золотым тучи, что начали окружать это солнце, постепенно рассеялись.

Вечер мы провели в общаге, в ее комнате.

Как обычно по субботам, мы с друзьями выбирались в Красногорские леса. Там тренировались к полевым ролевым играм. Бегали с деревянными мечами, осаждали крепости, закапывались в сугробы, отрабатывали тактику. Веселились и грелись у костра. Утром встретился с ними, и часам к одиннадцати мы спускались по ступеням. За спиной растянулись железнодорожные пути, справа росли деревья, покрытые черным, мазутным инеем. Слева распахнутыми желтыми металлическими ставнями встречали куры-гриль. Впереди простиралась автобусная площадь.

В кармане завибрировал мобильник.

– Да, – ответил я.

– Привет, – начала она. – Сегодня у подруги день рождения, поедешь с нами? Ты ведь ее помнишь? Она тебя приглашала, честное-пречестное…

– Вряд ли смогу.

– Он будет вечером. Еще успеешь. Давай через час на Курском? Мы поедем в Ногинск… а ты где?

– В Красногорске, – проговорил я, вспоминая, где же находится этот Ногинск.

– Ах… Ну это же по пути, так? Давай мы тебя подберем…

– Красногорск – в другой стороне Подмосковья, – сообщил я.

– Да ты чё? Еще успеешь, мы тебя подождем.

Друзья нетерпеливо ожидали с пакетами куриц и ящиком пива.

– Реально. Сегодня, я точно не смогу.

– Значит, друзья для тебя важнее?..

Она бросила трубку. А камень, что подпирает душу перевернулся и прижег нагретой стороной, как уязвил клеймом. Я оказался еще и виноват. Пошло и противно ощущать вину… Она едет к друзьям, и я с друзьями. Не стоило и думать об этом, но как человек задумчивый по природе своей, размышлял. Всю дорогу до леса. Она хотела показать меня подругам – вот в чем была причина ее обиды. Не в том, что я уехал, не в том, что я был с друзьями. Я просто не пригласил ее… Какая банальная (но незаметная на первый взгляд) глупость может испортить настроение. Лучше бы не думал.

Работа руками, ногами прочищает мозги, но лишь перестаешь заниматься физическим трудом, мысли наваливаются с новой силой. Вернувшись в общагу, я точно знал, что делать.

Утром собрался пораньше, в метро: либо на Киевской, либо на Александровской – купил шарики. Заранее рассчитал, сколько денег у меня останется после покупки билетов, поэтому скудных запасов хватило только на десять штук. Они были плохие: слипшиеся, мятые, уродливые. Пришлось отбирать, однако широколицая тетенька в бордовой куртке, видимо, понимала, что не просто так длинноволосый человек в черном покупает шарики. Желтых оказалось только три. Чертыхнувшись, остальные подбирал по белому рисунку – слоники были самые симпатичные.

Сунув покупку в карман, поспешил на Курский вокзал, где купил билеты до Ногинска и обратно. Не прошло и пятнадцати минут, как я сидел в вагоне, прислонившись шапкой к оледеневшему стеклу. Электричка неслась туда, где я еще никогда не бывал. Все незнакомое вызывает не только любопытство, но и потаенный страх: сначала «а что если?», потом «а вдруг?». С одной стороны все должно быть обыденно закономерно, с другой же, кажется, что будущее невозможно даже частично предугадать, хотя бы набросать развитие каких-либо ситуаций, диалогов. То, что для нее казалось пустяком: сорваться в другой город на попутках, - мне давалось с тяжким трудом. Для меня это было самопожертвованием, в худшем смысле…

Меня отвлекли два человека, вошедших в вагон с расчехленными гитарами. Они поздоровались и спели «Выйду ночью с конем». За окном ночная синева уже почти растаяла. Вагон им аплодировал, а кто-то даже подпевал. Я же сожалел, что нет со мной одногруппника, - его голос был привычней.

Ногинск встретил меня безлюдным и серым, даже тоскливым: со странными широкими дорогами, какими-то складами впереди. Иномарка, пронесшаяся влево, указала на кирпичные высотки. Туда и двинулся, усмехаясь, как этот город своим запустением напоминает Новосокольники. Огибая какой-то пруд, я понял, что обхожу Ногинск по окружности.

– Я в Ногинске, – позвонил я.

– И что? – спросила она сонным голосом.

– Дай адрес.

Она назвала адрес, я же свернул на оживленную улицу, показавшуюся мне главным проспектом. Шел вперед, периодически спрашивая нужную улицу. Может, через час я стоял у черной парадной двери двенадцатиэтажного дома. Встретила меня именинница. Я извинился, что без подарка. Улыбаясь, она ответила, что это не имеет значения.

В однокомнатной квартире скопилось с пяток женщин, включая мать именинницы. Пока мое солнце остывало на утепленной лоджии, отказываясь со мной говорить, меня кормили салатами, кофе и вопросами. Я терпеливо ожидал.

Она молча уселась на диван, поджав под себя колени. Серые озорные глаза потускнели, словно заволоклись зеркальной пеленой. В них я не нашел ни прежнего задора, ни обычной радости. Лишь пустота и серость.

Молчали. Я не любитель поговорить, а она злилась, или делала вид, что еще злиться. Когда мрачное солнце ушло на кухню, я разложил на софе шарики и по очереди их разминал, чтобы быстрее и мягче надувались.

– Я рада, что ты приехал, – сказала она; ее глаза сверкали от влаги.

– Вот и хорошо, – воодушевилась именинница. – Нечего в моем доме грустить! Налегаем на шарики!

В одну из сред, когда ее соседки не было, я сидел на матрасе, разложенном на полу, она лежала на моих коленях. Окна были зашторены, горело несколько свечей. Играл Дмитрий Ревякин и группа «Калинов Мост». От ароматической палочки поднимался сероватый дымок.

– Почему ты молчишь? – спросила она.

– Не знаю.

– Ты никогда ничего не знаешь. Когда мне нужно, чтобы ты говорил, ты все равно молчишь!

– А что случилось?

– Ты думаешь, я такая веселая? Жизнерадостная? Так? Я могу быть такой… Я долго не обращаю на негатив внимания, но он, ведь, никуда не уходит, он накапливается. Иногда мне нужно помолчать, подумать… или выплеснуть эту энергию. Сегодня именно такой день. Мне нужно всего лишь утешения. Я ты даже простого сказать не можешь!

– А что ты хочешь услышать?

– Вот, опять. Не надо спрашивать чего я хочу, просто говори что-нибудь хорошее… или уходи.

Я ушел.

Спустился в свою комнату, взял нож, бумагу и пошел в туалет. Там я надрезал кожу так, чтобы проступила кровь, и нацарапал всего одно слово. С этим тетрадным листом я вернулся к ее комнате. Сел поодаль от двери, где располагалась пепельница. Закурил. Стряхнув со штанин белый пепел, поднялся и направился к ней, чтобы еще раз заглянуть в черную глотку нахлынувшей на нее меланхолии. Постучал.

– Зачем ты снова пришел?

– Читай, – протянул я листок, сложенный вдвое.

Она прочла, а я повернулся к двери.

– Останься.

– Зачем?

– И ты меня прости. Скажи, чем ты написал?

– Это кровь.

– Останься, я тебя очень прошу.

Я остался.

– Знаешь, – говорила она, – когда ты ушел, я подумала, ты больше не вернешься. Как тогда в Ногинске. Знаешь, как я была рада, что ты приехал… Ты первый, кто вспомнил про шарики.

– Желтые…

– И бутылка портвейна! – улыбнулась она, плача. – Ты ушел, мне показалось, что никто не подарит мне желтых шариков, никогда...

– Даже пессимисты дарят радость.

– Да ты чё?!

– Реально. Несомненно. Очевидно. Бесспорно. Абсолютно. Безусловно…

© Денис Требушников, 2009
Дата публикации: 08.07.2009 19:44:18
Просмотров: 3426

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 58 число 2:

    

Рецензии

Оксана Биевец [2009-07-09 18:03:59]
Единственное, чего я не поняла: это каким образом герой умудрился с Казанского вокзала купить билет до Ногинска. Солнц, до Ногинска билет можно купить только с Курского вокзала ;)
А в остальном - здорово. Понравилось.

Ответить