Авторы онлайн:
Алексей Осидак

Гений

Вионор Меретуков

Форма: Рассказ Жанр: Ироническая проза Объём: 7713 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям!	Рецензии и отзывы Версия для печати
Симеон Шварц был личностью не обычной. У него была куча достоинств. Например, он обладал исключительно крепким здоровьем. Он никогда не болел и не мог понять, почему болеют другие. Он страшно удивлялся, когда узнавал, что кто-то из его знакомых простудился или умер от инфаркта. «Умирать раньше срока – пошло! Синоним смерти – распущенность! Дисциплинированные, тренированные люди не имеют права ни болеть, ни умирать!» – выпячивая цыплячью грудь, убежденно говорил он и пропускал очередные похороны, ссылаясь или на занятость, или на плохое настроение. Траурные церемонии он принципиально не посещал, щадя нервы. Он говорил, что у него нет времени на всякие глупости, вроде созерцания позеленевших лиц покойников. Он не любил расстраиваться, справедливо полагая, что это сокращает дни и без того короткой жизни. Он, в отличие от известного философа древности, не назначал себе какой-то определенной даты смерти. И делал он это не из суеверного страха. Подозреваю, он намеревался жить вечно. Уверен, в его родословную книгу некогда затесался легендарный Голиаф, который был бы жив и поныне, если не его роковая встреча с Давидом, который все свои дела решал при помощи грубой физической силы. В течение нескольких лет мы, что называется, дружили домами. В то время для меня и Шварца это означало, что мы были обязаны вместе проводить уикенды. Мы их и проводили вместе. И чаще всего без жен (я тогда был женат). Иногда с подружками. И вдруг Шварц заболел. Разговаривая по телефону с его женой, веселой и умной хохлушкой Майей, я слышал в трубке, как мой друг громко кашлял и, откашлявшись, томно стонал. Я хотел навестить больного, но Майя решительно и, как мне показалось, насмешливо отказала мне в этом. Прошла неделя. Потом – другая. По каким-то кляузным делам зашел я в Академию. Встретил Шварца в буфете. Бросился к нему. Меня поразило, как сильно он изменился. Как постарел и обрюзг. Что делает с людьми болезнь!.. И вот что он мне поведал. Оказывается, он был при смерти. Но, благодарение Создателю, его здоровье теперь вне опасности. Говоря это, Сёма устремил вдаль померкшие глаза и надолго замолчал. Да, плохи твои дела, коллега Шварц, подумал я. Глаза никуда не годятся. И весь ты какой-то притихший и поблекший. Ясно, что болезнь не прошла даром не только для тела, но и для души... Я приободрил его, сказав, что все зависит от него самого, от силы его воли. «Да, – сказал он и странно посмотрел на меня, – но есть что-то сильнее воли». Позже Майя со смехом рассказала мне, как все было на самом деле. У Сёмы впервые за всю его сорокалетнюю жизнь случилась заурядная простуда. Когда Шварц в начале болезни испытал непривычное недомогание, сопровождавшееся незначительным повышением температуры и легким ознобом, он, до той поры не ведавший, что такое плохо себя чувствовать, решил, что пришел его смертный час. Сначала новые ощущения ужаснули его. Потом, с грустью осознав, что от судьбы не уйдешь, он смирился и решил мужественно встретить смерть. И как ни стыдила его Майя, призывая прекратить дурачиться, Шварц, искренно убежденный, что ему приходит конец, глазами полными горя и укоризны смотрел на бессердечную жену и готовил себя к смерти. Он вдруг вспомнил, что он еврей, и решил обратиться к иудаизму. Он потребовал, чтобы ему немедля раздобыли Талмуд и привели раввина. Но православная Майя проявила неожиданную твердость, и Шварцу не оставалось ничего другого, как выздороветь. И он выздоровел. Худосочного и невзрачного Шварца безумно любили и жалели женщины, среди которых попадались удивительные красавицы и умницы. Он часто сходился с ними. О его увлечениях знала терпеливая Майя. Она страдала, потому что тоже была влюблена в этого талантливого человека, давно сознательно и без угрызений совести продавшего душу дьяволу. Он обладал непревзойденным талантом прекращать близкие отношения с женщинами, обходясь без истерик и скандалов. Расставаясь с очередной подругой, хитроумный Симеон так виртуозно и убедительно обставлял процедуру расставания, что введенная в заблуждение жертва оставалась в полной уверенности, что это не он ее соблазнил и подло бросил, а она, неблагодарная и порочная, оставила несчастного Шварца. Как он это делал – для меня загадка. А элегантно покинутые им женщины долгие годы продолжали боготворить коварного возлюбленного. Наверно, этот заморыш знал что-то в природе женщин. Что-то, чего не знали они сами... Он ступал по женским телам, как Наполеон – по трупам на бранном поле Аустерлица. Однажды в подпитии, в обществе непритязательных и беззаботных девушек, которым было совершенно наплевать, о чем при них говорил Шварц, он, горделиво выставив вперед свой раздвоенный сластолюбивый подбородок, признался мне: — Мне сорок лет. Из них больше половины я любим женщинами. Представляешь, сколько за эти годы надо мной было одержано побед? И он самодовольно заржал. Как же мне хотелось набить ему морду! Он не скрывал, что жил чужим состраданием. Он им питался. Он с наслаждением пил чужие слезы жалости. Через всю жизнь Симеона Шварца прошла великая любовь. Это была любовь к самому себе. Он любил себя всего: от макушки до пяток. Майя, которая знала Симеона лучше, чем он знал самого себя, рассказывала мне, что ее муж каждое утро ненадолго застывал у зеркала и, внимательно разглядывая свое поношенное лицо, с воодушевлением восклицал: «Ты только посмотри, Майечка, что делают с человеком правильный образ жизни и контрастные души. Господи, да это просто чудо – у меня лицо двадцатилет-него юноши!» И, искренно веря в свою неотразимую моложавость, он любовно мял пальцами дряблые щеки, изрезанные глубокими старческими морщинами. Сын дамского портного и медсестры, он с детства испытал радости российского антисемитизма. Он хорошо знал, что творится в душе десятилетнего мальчика, когда ему в след пускают «жида». Мне кажется, он всю жизнь нес в себе это оскорбление. Это было то тайное, чем он не делился ни с кем. Только однажды он проговорился. Мы к этому моменту уже порядком нарезались, и он, наваливаясь на меня своим тщедушным телом, исступленно орал: – «Как я вас всех ненавижу!» Он был чистым продуктом эпохи застоя. В его представлении честным можно было быть лишь тогда, когда молчишь. Удивительно, но Шварц, стопроцентный еврей, никогда не заговаривал об отъезде в Израиль. Когда об этом с ним заговаривал кто-то другой, он морщился: «Зачем? Что я там не видел? Там же столько евреев! Не протолкнешься!» Шварц шел по жизни в мягких сапожках конформиста, чувствуя себя всегда удобно и легко, будто жил он не в бушующем море абсурда, а в точном мире математики, где каждая формула выверена и доказана тысячами высоколобых ученых. Ему было безразлично, какая политическая погода стоит на дворе. Он доил любой режим. Доил как корову. Хорошие удои давала корова в родовых пятнах капитализма. Но до этого у него и красная коммунистическая корова доилась совсем не дурно. Для него раз и навсегда определилась только одна непреложная истина. Она состояла в том, что Симеон Шварц существует в мире в единственном числе и что ему при любых обстоятельствах должно быть хорошо. Все остальное имело право на существование как довесок к его представлению о собственном величии и только потому, что оно могло обеспечивать ему покой и благополучие. И, что интересно, все – даже умная Майя – считали его гением. И, – несмотря на признание и богатство, – гением недооцененным и до конца не понятым. А потому все жалели несчастного, страдающего художника. Как они это делали, я уже сказал. А уж его репутация порядочного человека просто не подлежала сомнению... (Фрагмент романа «Меловой крест») . © Вионор Меретуков, 2010 Дата публикации: 12.08.2010 13:41:11 Просмотров: 3019 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. Ваше имя: Ваш отзыв: Для защиты от спама прибавьте к числу 50 число 84:
Рецензии Юлия Чиж [2010-08-12 16:11:50] Странный отрывок. Не веришь ни одому слову. Начиная от "не обычный" (слитно, кстати, надо бы), доходя до "Мне 40 лет", добредая к "Ты только посмотри, Майечка, что делают с человеком правильный образ жизни и контрастные души. Господи, да это просто чудо – у меня лицо двадцатилет-него юноши!" и "искренно (искренне. нет?) веря в свою неотразимую моложавость, он любовно мял пальцами дряблые щеки, изрезанные глубокими старческими морщинами.", подползая к "Ему было безразлично, какая политическая погода стоит на дворе. Он доил любой режим. Доил как корову. Хорошие удои давала корова в родовых пятнах капитализма. Но до этого у него и красная коммунистическая корова доилась совсем не дурно." Что-то не сходятся концы с концами. Литгерою, судя по всему, далеко за 60. А в остальном - обычный. Даже можно сказать, что примитивный. Вывод "неожиданный" для себя сделала: единственное, что хорошо умеет общественное мнение - ошибаться. Ответить Вионор Меретуков [2010-08-13 14:41:30] Здравствуйте, Юлия! А верить и не надо. Сорок или шестьдесят? Заметили верно. К сожалению, такие "притяжки" неизбежны. "Не обычно". Можно и вместе, можно и отдельно. Зависит от смысла, который вкладывает автор. Если отрицается "обычность", то раздельно. Здесь как раз тот случай. Примитивный? Конечно, примитивный. Даже более того - типичный. И еще более того - распространенный. Искренно и искренне - оба варианта имеют право на существование(Розенталь). Спасибо за то, что читаете мои опусы. Желаю творческих удач. P.S. Ах, Юлия, Юлия, неужели Вам не нравится, КАК я пишу? Юлия Чиж [2010-08-18 12:01:30] PS: нра/не нра - не та категория оценок, с которыми все участвующие в редакторской работе на портале подходят к публикациям авторов, Вионор. слишком уж субъективна эта категория. и зависит от многих внешних факторов. открою маленький секрет - практически во всех публикуемых авторами в сети работах нахожу положительные моменты. но говорю исключительно о недоработках. зачем дёргаю тигров (котят?) за усы? верю, м.б., в пишущих: могут лучше, качественнее, но по какой-то причине не видят (не хотят?), не замечают портящие текст недочёты и притяжки. завидуют трудягам, метят (а то и уже причислились в душе) в классики, но никак не желают заставить работать низменное во благо текстам. скажешь такому что-то, нарвёшься, а потом махнёшь рукой: "да и фиг с тобой - делай, что хочешь, но не ной, что не понимают, не принимают, не печатают, не оплачивают труд и прочее. скажи спасибо - читают иногда. только на большее не рассчитывай. при таком-то отношении к своему детищу." вообще-то... удивляюсь всегда контрасту между ревностно-амбициозным пестованием дитя-текста и грязными памперсами, которые ему не желают сменить ни за какие коврижки. Вионор Меретуков [2010-08-18 13:35:43] Здравствуйте, Юлия! Я очень высоко ценю общение с Вами: Ваши замечания всегда профессиональны и доброжелательны. Еще раз подтверждаю свое неизменное уважение к Вам как критику и редактору. Ваш Вионор Меретуков. Юлия Чиж [2010-08-18 14:07:42] конечно же - здравствуйте. многие лета. да будет Вам, Вионор. вот уж кем никогда не хотела быть, так это критиком. и не стала им, к счастью. бухтеть - бухчу. под нос себе, чаще что радует в этом процессе - бухтелки всем по фигу извините, что периодически прорывает на рассуждалки на Вашей странице. исключительно из-за Вашего великодушного долготерпения, видимо. благодарю. с неизменным уважением к большей части представителей человечества и к Вам, как его части Вионор Меретуков [2010-08-19 19:06:04] Юлия! Это не бухтелки. Я читал Ваши рецензии другим авторам и нахожу их по большей части и объективными и справедливыми. И вообще автора полезно иной раз пощекотать "под зебры". Умный задумается, глупый - ощетинится.
Отзывы незарегистрированных читателей Волегов Михаил [2011-04-16 17:04:27] пожалуй,что о форме, о содержании, о идее говорить бессовестно, дико и в постмодернизма. Но вкупе всё читается как нельзя гармоничнее и упорядоченнее. Системно как-то. приятно лицезреть литературный язык! Ответить