Собачьи сны

Иван Мазилин

Форма: Повесть
Жанр: Ироническая проза
Объём: 310481 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Иван Мазилин
«Собачьи сны»

1.
Рынок. Рядами пустые прилавки, крытые старым, местами рваным и сильно провисающим пузырями брезентом. Между рядов мусор в виде рваных газет, подсолнечной лузги, огрызков яблок, растоптанных помидоров и небольшой лужи огуречного рассола, вытекающего из-под одного из прилавков. Мгла, пыльная серая, почти непрозрачная. Дальше пяти метров все видимые предметы растворяются, и сами превращаются в эту непролазную мглу. Очень медленно пробираюсь по коридору из прилавков. Навстречу как из потустороннего мира начинают проявляться очередные прилавки, очередные островки мусора.
Ужасно чешется за ухом. Приходится на секунду присесть, и задней лапой остервенело отбарабанить себя по затылку. Вместо зуда за ухом в голове начинает расти тревога. Тревога какая-то тоскливая, потому что невозможно определить направление, откуда она исходит. Страшно хочется, есть, но как назло ничего, даже намека на запах съестного не попадается. Вот последний прилавок, дальше ничего. То есть решительно ничего не видно, пустота. Все одно сплошное серое колышущееся полотно пыли, за которым не угадывается никаких предметов и запахов. Вытянув вперед морду, долго до рези в глазах смотрю в это никуда.
- Мужчина, вы бумажник свой потеряли.
Дрожь пронизывает от шеи до кончика хвоста, который немедленно стыдливо прижимается к животу между лап. Оглядываюсь поворотом одной головы.
На сером фоне, плоская, как вырезанная из бумаги, женщина протягивает мой бумажник. Голос ее звучит как бы отдельно от лица - говоря, она даже не открывает рта. Успевает только мелькнуть рябое, широкое лицо, без каких бы то ни было особых примет. Дальше взгляд фокусируется только на ее руке больше смахивающей на руку тряпичной куклы, на которой пальцы только намечены, и стареньком потрепанном бумажнике псевдокрокодиловой кожи.
- Мужчина, ну что же вы? Берите. А то, не ровен час, останетесь без капиталов – засмеялась неправдоподобно визгливо и как-то даже оскорбительно, даже ушам стало больно. Наверное, тоже с закрытым ртом - кроме самого бумажника в этот момент ничего не вижу.
Наконец, оцепенение проходит, беру бумажник в руки и бормочу себе под нос
- Давно пора было его уже выбросить. В нем только что блохи не завелись. Впрочем, спасибо. Огромное спасибо. Он мне дорог… дорог, как память о…
Собственно говорю я это, а вернее сказать, отчаянно вру уже в пустоту – рядом опять никого, и ничего. И только откуда-то вдруг проступает часть толстой когда-то оштукатуренной, а теперь облупившейся колонны из пелены серой, как часть географической карты с очертаниями неведомых материков, обозначенных трещинами. Откуда здесь колонна?
Вру я сознательно. Я знаю, даже не открывая бумажника, что в нем должен лежать «деревянный» полтинник, а в самом дальнем и узком отделении еще полтинник, но уже бледно-цветной «еврухи».
И все же я не уверен, что все мои последние «капиталы» на месте, а потому с легким волнением открываю кнопку застежки и…

И просыпаюсь.
Я лежу, вдавившись левой щекой в подушку с уже прилично грязной наволочкой. Открываю только правый глаз, потому что в левом виске притаилась тупая, ноющая боль и двумя своими щупальцами медленно орудует изнутри закрытого глаза и где-то возле темени. Старый номер газеты «МК», пришпиленный к окну вместо занавески поделен надвое. Верхняя часть розовая от косых утренних лучей солнца, а нижняя темная и зеленоватая. Про себя отмечаю, что это верно от листьев яблони, что справа от окна - такой вот отсвет. На стене против окна слегка подрагивает заблудившийся солнечный зайчик.
Очень душно. Забыл ночью… или когда я там заснул, не помню, отключить обогреватель. Как впрочем, и компьютер, который теперь своим вентилятором наполняет комнату тихим гуденьем.
В груди сердце колотится о ребра. Кажется, я капитально угорел. Заставляю себя оторваться от подушки и, все также, не открывая левый глаз, чуть приоткрываю дверь. Сразу же по телу пробегает мелкая дрожь от хлынувшего в комнату свежего холодного воздуха, и я опять ныряю в кровать под два тонких байковых одеяла, сверху которых еще офицерская, без погон, почти новая шинель, от которой пахнет чем-то совсем непонятным.
Через минут десять боль понемногу сворачивает свои щупальца, но оставлять свое привычное место в виске явно не собирается. Тем не менее, она разрешает немного привести и упорядочить мысли, до этого отдельными клочками фраз, шуршащими в голове. И первая более-менее стройная мысль – а собственно, где мой бумажник? Он должен быть во внутреннем кармане куртки, а куртка висит на кухне. А на кухне теперь холод собачий, а потому сейчас идти и проверять его наличие, по крайней мере, безрассудно. И потом, что его проверять, когда и так точно известно, что всей наличности в нем, пятьдесят рублей, мелочи наберется рубля два и… в дальнем узком отделении должны быть пятьдесят евро. Но они на самый крайний случай. Выходит, что с финансами у меня предкризисная ситуация. Если учесть, что даже куска хлеба не осталось, позавчера кончился. И тут же пытаюсь себя успокоить, что если бы сидел эту зиму в городе, то деньги бы кончились бы еще до Нового года, а так вот… дотянул… какое сегодня число, вот только бы вспомнить. То, что где-то конец апреля, точно, а вот… впрочем, не важно и это. И хотя холодный конец месяца, все равно - перезимовали и ладно. Теперь будем думать дальше.
Как ни крути, но придется ехать в Москву. Да, кажется, и делать здесь на даче больше нечего. То, ради чего, замуровал себя на всю зиму, сделано, пора двигаться дальше. Можно этот полтинник потратить на продукты сегодня, крупы купить, масла, хлеба… может, еще на банку тушенки хватит. Но тогда на электричке придется ехать зайцем. Ну и ладно, а почему бы и не зайцем? Если все правильно рассчитать, можно избежать встречи с контролерами. Да запросто. Так что было бы неплохо пожрать чего-нибудь, а потом… потом можно и зайчиком попрыгать. На метро надо червончик оставить, но тогда на тушенку точно не хватит. Да, хрен с ним, с метро, ноги пока свои, не казенные.
От одной только этой мысли полегчало. Но… отбросил одеяло и, всунув ноги в сапоги, накинув на плечи ватник, выскочил из комнаты. Ключ от входной двери как всегда прокручивался, и только после пятого или шестого оборота, поддался. Трава покрыта инеем и хрустит под ногами. Заморозки на почве, как говорят синоптики. До туалета, что в конце участка, нужно идти метров тридцать. Оглянувшись на соседние дачи, отлил прямо за углом под яблоню. На душе стало гораздо легче, даже ухмыльнулся, вспомнив какой-то анекдот, суть которого как раз и состояла в том, что душа человека находится как раз под мочевым пузырем.
Солнце, которое казалось, разбудило, отбросило к чертям весь этот нескладный собачий сон, оказалось обманчивым. С запада наползали сплошные серые тучи, грозящие дождем. Вот еще проблема – до дождя смотаться в магазин. А до него, до этого самого… до деревни, километра два через лес. А в лесу еще сыро и холодно. Ну, заныл. А как всю зиму таскался, в слякоть да в мороз? Так что, сейчас умоемся, приведем себя в мало-мальски приличный вид и вперед.
Вчера, обещали, наконец, дать воду, дачников ждут уже. Делаем вывод, что сегодня может быть пятница. Но газ пока не включили. Зачем-то проверил наличие воды в рукомойнике, повешенном на прошлой неделе возле летней кухни – пусто, а вроде бы наполнял. Есть еще, правда, в доме полведра воды, очень уж не хочется идти на соседнюю линию участков к колодцу.
Пошел в дом и зашел впервые с осени в туалет в доме – если нет воды, так чего и заходить. Здесь единственное зеркало во всем доме. Открыл кран. В трубах засвистело, зашкворчало и, наконец, полилась тонкой струйкой ржавая, красно-бурая вода. Открыл кран побольше и стал ждать, когда вода станет чище, и только теперь взглянул в зеркало.
Бог ты мой, старик совсем. Борода несуразная – наполовину седая, на голове черте что творится – леший какой-то из страшной детской сказки. За зиму здорово похудел и, даже не смотря на бороду, видно, что щеки слегка ввалились, одни скулы торчат и глаза какие-то полубезумные. Должно быть, так выглядел Робинзон Крузо, когда его подобрали на острове. Только он наверняка был дочерна загорелый, а этот леший в зеркале с нездоровой желтоватой кожей, скорее похожей на пергамент. И как назло лезвия кончились. Впрочем, можно что-нибудь придумать. Например, взять ножницы и постричь эту растительность – сотворить некое подобие интеллигентской бородки образца семидесятых годов. Если при этом прилично одеться, то вполне сойдет – в Москве за бомжа не примут. Значит, за дело.
Пока занимался туалетом, все же пошел дождь. Дождь тихий, задумчивый, мелкий и почти наверняка зарядивший в своей неспешности на целый день. Уже через десять минут, звонкие полновесные капли защелкали с крыши по бетонной отмостке, зашуршали по листьям деревьев, скатываясь в уже вовсю зеленеющую траву.
Дача по местным меркам небольшая - щитовой «сарай» с тремя небольшими комнатушками, кухней и большой застекленной верандой. К веранде же пристроена летняя кухонька с печкой барбекю. Летом в этом садовом кооперативе кипит жизнь, а сейчас, разве что самые закоренелые мичуринцы приезжают, и что-то с землей колдуют. А зимой так и вообще почти никого, далековато от города – красота.
Дача на зиму досталась через знакомого, который в свою очередь узнал о ней от знакомого… ну, и так далее. Известно одно, что хозяева появятся только летом... А когда узнал, что на даче есть еще и компьютер, который правда может только работать как редактор и через каждое предложение требуется сохранять… но это не важно, ко всему такому быстро привыкаешь. Вот этот «механизм» все и решил – ухватился за этот вариант, к тому же халявный, и ни одного дня не пожалел. Были другие возможности и гораздо удобнее, и в Москве. Но в Москве не смог бы отделаться от… в общем, от всех их. А сюда, эти «все», слава Богу, дорогу не знают, сам искал и блукал порядочно, пока нашел. Одним словом, повезло на все сто. В конце ноября определился в эту берлогу и пожил, как хотел. Позвонил только Архарову, сообщил, где меня искать в случае чего. И хорошо, что ни радио, ни телевизора, ни газет нет. Только когда раз в неделю топал в ближайшую деревню за продуктами, первым делом узнавал у продавщицы тамошней Ирины – «все в мире спокойно? Война у нас ни с кем не началась? Вот и хорошо, жить можно дальше».

Вот и сейчас в магазинчике, больше похожем на товарный вагон, снятом с колес, никого. Бабульки за хлебом обычно рано приходят, а местным алкашам еще не время. Продавщица пухленькая, лет возле двадцати пяти, мужняя, а потому особого восторга не вызывающая, приветливая, поболтать любит.
- Ириша, привет от отшельника. Что нового в мире деется? Война не началась, надеюсь?
- Юрий Иванович, здравствуйте. Что-то вас давно не было, еще позавчера ждала.
- Прямо так и ждали? Муж, не ревнует?
- Ну, прямо, вот еще… вы же знаете, он в Москве работает, по неделям дома не вижу. Ой, какой вы сегодня…
- Что? Совсем замурзанный? Так почти пять месяцев в баньке не был. Снегом мылся, шилом брился…
- Нет, вы сегодня такой… благородный, прямо профессор. А насчет баньки вы зря. Сказали бы, я бы истопила… и спинку бы потерла.
- Ах, ты ж… как я пролетел. Прямо как лист фанеры над Парижем. Или вы это больше для смеха… староват я для вас.
- Так старый конь борозды…
- Но и глубоко не вспашет. Так вроде бы говорят.
- Так то конь… между прочим, не поздно. Вот после праздников…
- Ириш, а какое сегодня число?
- С утра двадцать пятое было, пятница. А что?
- Не получится у нас с вами, Ириша, променада. Попрощаться зашел, да последние деньги потратить.
- Уезжаете? Жаль. Надо было мне вам раньше намекнуть. А то вы какой-то очень уж робкий.
- Ну, да? Вот чего за собой не замечал.
- Все равно, вы же еще приедете?
- Скорее всего, нет. Чужую дачу зиму сторожил, пора на крыло вставать.
- Жаль. Хотя, вас наверно, семья ждет, а я вас…
- Да нет, Ириша. С женой года два в стороны смотрим. Старый я, в июне полтинник бабахнет.
- Для мужика это самый, что ни на есть… и что же, так вот, по чужим дачам и мыкаетесь? Без дома своего?
- Ну, почему. Есть в Москве конура. Работал я здесь. Книжку писал.
- Я почему-то так и подумала. Что вы или ученый какой, или писатель.
- А что же не спросили? Раньше бы и сказал.
- Да как-то… а теперь…
- Хоть и холодная, да дождливая, но все же весна, я так понимаю?
- Угадали.
- Это ничего. Вот мужик домой приедет, и потретесь друг об дружку немного. Все нормально будет.
- Я знаю… не берите в голову, это я так. Тоскливо целыми днями одной сидеть.
- Да вы же при народе, да при товаре.
- Ладно. Все нормально. Что вы сегодня брать будете?
- А что можно набрать на пятьдесят рублей, чтобы на сегодня только хватило поесть? Завтра с утренней электричкой отбуду в Первопрестольную.
- Что-нибудь придумаем. Удачи вам.
- Спасибо. Это как раз то, что мне сейчас крайне необходимо.

Пока обратно шел, от буханки черного хлеба половина осталась. В итоге – изжога и икота. В сухомятку есть «не есть карошо», как говорят всякие там немцы. Вот когда пожалел, что курить бросил. Когда раньше случалось, пепел от сигареты в ладонь собирал и… нормально все. Хорошо, что вспомнил - в хозяйских закромах видел пачку соды, так что дело поправимое.
Все-таки исхитрился на полтинник взять банку тушенки, кило картошки, луковицу, хлеб, три яйца и… и все - «аллес», «капут» полтиннику. Но еще есть чай, сахар… хозяйский, правда. Но хоть что-то я должен поиметь за свое сторожение – совесть чиста. На сегодня я в порядке, а самой последней электричкой на 21.36 или самой ранней, на 8.15… и через два с половиной часа я в центре цивилизации. А там… а что там? Будет видно.
Минут за сорок приготовил себе «пир». Когда «принимал пищу» долго вспоминал, когда же последний раз ел перед этим. И получилось, что прошло с этого мгновенья что-то около сорока часов. Нормально.
После еды неудержимо потянуло на сон. Ну что ты будешь делать. А тут еще дождь бесконечный. Опять включил обогреватель и прикорнул немного… часа на три, без каких бы то ни было снов. Слышал, как мимо прошуршали по гравию две легковые, подумал еще – надо же, не сидится дома кому-то в такую погоду, на природу потянуло.
Проснулся, когда уже стало темнеть, напился чаю с остатками обеда и включил компьютер. Во всю зиму не удосужился текст перечитать и отредактировать… да просто даже «очепятки» неизбежные убрать. Вот этим самым и займемся… а поедем в Москву утром. Если не самой ранней электричкой, то… и вообще, суббота будет, что в городе делать.

2.
В старом московском доме вестибюль огромный, лестница широкая прямо напротив входной двери. Лешка зашел в свой подъезд и остолбенел от увиденной «картинки».
На первой площадке лежат в несуразных позах два человека, мужик и баба. Кажется из восьмой квартиры. Стенка обильно забрызгана кровью. Прыгая по ступеням, навстречу Лешке катятся несколько апельсинов из пакета, лежащего возле женщины. А из-за поворота лестницы выскакивают двое. Было достаточно светло, и Лешка успел хорошо разглядеть их «фейсы» и что-то сразу поразило его в этих мордах. Один из них тут же рявкнул – «Третий. Мочи». Раздался хлопок, и рядом с Лешкиной головой отскочила приличная щепка от дверного косяка. Это «явление» подействовало столь впечатляюще, что второго хлопка Лешка ждать не стал – сработал инстинкт самосохранения – рванулся на улицу. «Хлопок» второй он все же услышал, и левая рука тотчас онемела.
И Лешка побежал. Побежал так, как никогда в жизни не бегал. В голове вдруг ясно сам собой возник план всего квартала, со всеми домами, подъездами, подворотнями, щелями в заборах. И как в какой-нибудь компьютерной игре он сам, Лешка увидел себя на этом плане мигающей точкой, а впереди светящиеся стрелки возможного маршрута ухода от преследования. В голове его только бухало: «Запомнить, запомнить, запомнить»
А его действительно преследовал один, тот, который крикнул смертоносную команду. Было уже совсем темно, прохожих совсем никого, да и рассчитывать на кого-то, Лешка не собирался. Через три проходных двора выскочил в узкий переулок, перебежал его и заскочил в подъезд, помня, что в этом подъезде должен быть черный выход во двор. «Только бы там было открыто» - мелькнуло в голове. Но сил бежать уже не оставалось. И рука, которую он придерживал другой, мелко дрожала и немела. Решение пришло мгновенно, он даже сам не понял как. Он махнул раненой рукой, по которой струилась кровь, и окропил ею ступеньки, ведущие к той самой двери во внутренний двор дома. А сам нырнул под лестницу в темноту и, присев на корточки, замер с широко открытым ртом. От сумасшедшего бега, от потери крови, от каких-то спазм в животе, дышать было трудно, кружилась голова, и тошнило.
Дверь в подъезде хлобыстнула. «Охотник» быстро осмотрелся и рванул мимо Лешки во двор. Лешка не стал дожидаться его возвращения, собрав последние силы, вскочил и снова выбежал в переулок. Следующий подъезд справа был с кодовым замком и Лешка его знал. С третьей попытки дверь открылась, Лешка, уже теряя последние силы, вошел, дверь закрылась. Сделал еще несколько неуверенных шагов, цепляясь здоровой рукой о ряд почтовых ящиков, и отключился.

Очнулся, как ему показалось, сразу. Только уже не в подъезде, а в больничной палате. Один. Рука перевязана и болит. Попробовал пошевелить пальцами – ничего, шевелятся. Отлегло немного и, оглядевшись, закрыл глаза. Но тут же, услышав шорох, снова открыл. Увидел медсестру с блестящим биксом в руках. Такая маленькая лапушка голубоглазенькая и… Бог ты мой, коса русая до пояса, прямо как в сказке царевна-лебедь, звезды во лбу не хватает…
- Ты кто? – спросил, как ему самому показалось, громко.
- Пришел в себя? Это хорошо. Ты что-то спросил?
- Ты кто?
- Медсестра. А кого ты хотел увидеть?
- Я подумал, что это уже ангел за мной.
- Рановато. Повернуться на бок можешь?
- Зачем?
- Колоть буду в попку.
- Думаешь, надо?
- Я не думаю, а делаю уколы. Зовут меня Оля. Давай помогу повернуться.
- Я сам. Алексей.
- Кто?
- Я – Алексей. Алексей Михайлович Репин.
- Художник?
- Откуда знаешь?
- Я кроме Сурикова и Репина… ну еще… Шишкина и Айвазовского, никого из художников не знаю
- Вот, я Репин. Учусь на художника еще.
- Вот и хорошо. А то лежал ты у нас безымянный. Документов у тебя никаких не нашли.
- И сколько я здесь такой безымянный?
- Второй день пошел. Крови много потерял, а рана пустяшная, через пару недель гантели будешь тягать. Домашний адрес свой помнишь? Может позвонить, чтобы не волновались?
- Некому. Предки на работе в Штатах.
- Кто это тебя подстрелил?
- Да так… в пятнашки да в прятки играли…
- Это будешь милиции заливать. Через три часа следователь подъедет. Уже звонил, интересовался. Есть хочешь?
- Очень.
- Сейчас я приду, кормить тебя буду.
- Что я сам не могу…
- Работа у меня такая, понятно?
- Понятно, Оля. Оля… а как дальше?
- Ольга Малинина, студентка первого меда.
- А Александр?..
- Певец? Нет, не родственник. Все, я пошла. Сейчас еще три укола сделаю и принесу поесть. Дождись, не засыпай… Ты это куда?
Лешка, попытался, было встать, уже и ноги с кровати спустил. Только приподнялся, как закружилась перед глазами палата… упал обратно на подушку.
- Куда, куда… до ветру.
- Лежи, сейчас утку достану.
- Я стесняюсь. «Лучше уж журавль в небе, чем утка под кроватью».
- Он стесняется… молчал бы лучше, юморист. Да не буду я глядеть, больно надо. Вот так-то будет лучше. Все я ушла.
Только успела она убрать посудину обратно под кровать и выйти, как тут же снова заглянула – глазами своими большими удивленно хлопая.
- Алеша, а следователь уже здесь. Странно, должен был придти только после обеда.
Но дверь открылась шире, и в палату вошел в белом халате поверх милицейской формы человек, до странности похожий на Николая Васильевича Гоголя, каким его изображают в школьных учебниках. Странным было не то, что носом велик, и не то, что сутуловат, а то, что волос на голове был длинный, что для милицейской формы вроде бы и не полагается. Разом вспомнились те двое, тоже очень странного вида киллеры… маскарад какой-то, не иначе.
- Пришел в соображение? Хорошо. Ну, давай, Алексей Репин, докладывай, как ты дошел до такой жизни. Извини, не представился. Следователь МУРа капитан Смирнов. Удостоверение показывать?
- Так сойдет. Спрашивайте.
- Девушка, вы выйдете. Не мешайте следствию.
- Да, пожалуйста, очень нужно, у меня еще куча дел. Только он совсем еще слабый, вы уж не долго его утомляйте.
И вышла, плотно притворив дверь.
Откуда он знает, как меня зовут? У меня же действительно никаких документов при себе не было. Что-то тут не так…
- А чего докладывать? Сами, наверно, уже все знаете.
Смирнов открыл кейс, достал пластиковый планшет с листами бумаги, из внутреннего кармана достал шариковую ручку. Устроился на стуле удобнее.
- Знать-то мы, много чего знаем. Только нужны твои официальные показания. Приступим. ФИО?
Что-то мне все это не нравится. Пожалуй, начнем «художественный свист».
- Репин, Алексей. Шел домой, никого не трогал. Откуда и кто шмальнул, не видел… «очнулся – гипс».
- И то, что убили помощника депутата Госдумы Власенко Валентина Павловича и супругу его Анну вы конечно не знаете?
- А почему бы я должен это знать?
- Веселый у нас с вами разговор начался. Про убийство в своем родном подъезде не знаете? И как в подъезде почти в двух кварталах от своего дома, оказались, тоже? В том подъезде, где вас нашли?
- Приятель мой в этом подъезде живет. В восемнадцатой. Николай. Фамилию не знаю. Я у него засиделся. Только из подъезда вышел, как…
- И «ствол», который мы нашли рядом с вами, тоже никакого отношения к вам не имеет?
- Какой еще «ствол»?
- Как какой? «Береттка» с глушителем. «Пальчики» на нем мы сняли. Сказать, чьи они?
Невольно посмотрел на пальцы здоровой руки. Следов от краски, если брали отпечатки, не заметил. Значит, «лапша».
- В жизни не держал…
- Тем не менее, пули из этого «ствола» две жизни оборвали.
- Да, и чуть мою тоже.
- Ошибаетесь. Ваша пулька другого калибра, из другого «ствола». Так что, колитесь, пока не поздно.
- И теперь вы мечтаете на меня всех своих собак навесить?
- Мы, хоть и «легавые», но вешаться ни на кого не собираемся. Честь мундира и истина дороже.
Подумал, что, кажется, влип капитально, надо выкручиваться, а то и в самом деле «навесят». Начал рассказывать подробно, как было дело. Только все равно сказал, что лиц настоящих преступников не видел, и даже не запомнил, в чем они были одеты – дескать, свет ему в лицо бил, а они… ну, эти… в тени были. Пока и сам еще не понял, зачем так поступил.
- И, значит, ничего странного вы не заметили? Вы же художник?
- Нет.
- Ладно. Не буду вас больше утомлять. Подумайте, может, чего еще припомните, а я к вам завтра еще наведаюсь. Пока вы единственный свидетель… и единственный подозреваемый. Так что в ваших интересах все хорошенько вспомнить. Прочтите и распишитесь вот здесь.
- Я левша и расписываюсь левой. А левая моя пока не в состоянии.
- Хорошо, спешить не будем. Я справлялся… дней через двадцать, а может раньше, вас выпишут – есть время. И не вздумайте исчезнуть… впрочем, мы об этом позаботимся. Всего наилучшего.
- До свидания.
- Вот именно.
Не успел капитан… или как его там… все-таки, «ксиву» надо было посмотреть, как график, мог бы заметить, если что не так. Хотя при сегодняшнем уровне техники… в палату буквально ворвалась Ольга.
- Так. Допрыгался, Шишкин?
- Репин я. А ты откуда?..
- В соседней палате никого. И хорошо слышно, между прочим.
- Ну, и что ты слышала?
- Что ты киллер, замочил двух сразу. А напарник твой или кто там был с тобой, хотел тебя убрать… а ты…
- Тормози.
- Ага, он людей убивает, а я ему утку подставляй, так что ли?
- Я сказал – тормози… а то, в поворот не впишешься. Все совсем не так.
- А почему я тебе должна верить?
- Потому что художники никогда…
- А может, ты такой же художник, как я… не знаю кто?
- Ты гораздо красивее. Даже красивее Клаудио Шиффер, это она на тебя похожа была в молодости, лет восемнадцати.
- Клеишь? Не выйдет, у меня парень есть.
- Оля, мне отсюда убираться надо. Не нравится мне все это. Кто-то пытается на меня свалить свои грехи или еще чего хуже. Ты видела ментов длинноволосых?
- Не-а. Я все поняла, не совсем дура, хоть и на киношную Клавку похожа. Между прочим, все это говорят, не оригинальничай. Все, лежи, я на разведку пошла, все узнаю у девчонок, что вчера дежурили и приду.
- Мата Хари, узнай, кто меня доставил сюда. И… оченно кусать хотся…
- Совсем забыла. Жди,
И убежала так стремительно, что показалось Лешке, что с собой увлекла и весь воздух из палаты. А без воздуха, сами понимаете… закрыл глаза и провалился в сон.

Проснулся, когда за окном стало уже темнеть. Рядом на тумбочке обнаружил неизвестно, сколько часов стоящий холодный обед. Рука очень болела, но он все же, прижав ее к телу здоровой рукой, медленно сел на кровати и с жадностью проглотил все, что было. Потом попробовал даже встать, но ноги от слабости дрожали, и он решил, что это несколько преждевременно. Лечь обратно оказалось еще сложнее. Тут он заметил кнопку вызова и нажал ее. И только минуты через две в палату вошла санитарка явно пенсионного возраста
- Ты, милый, что же встаешь? Тебе еще не полагается. А что нужно, я подам. Господи, ты что же, весь холодный обед прибрал, оголодал совсем? Я ужин тебе принесу, каша рисовая сегодня хорошая, сама пробовала и какао…
- Как мне вас…
- Да зови тетя Даша. Все меня так называют.
- Тетя Даша, помогите мне лечь. Поднялся сам, а вот…
- А давай, милок, я тебе подсоблю. Конечно, с раненой-то рукой поначалу особенно не попрыгаешь. Вот так… хорошо?
- Спасибо, тетя Даша. И еще... Оля…
- Медсестра? А то у нас еще врач Ольга Ивановна.
- Медсестра.
- Так смена ее закончилась. Домой ушла. Теперь аж через два дня будет. А теперь вот Галка дежурит. Она тебе попозже твое лечение принесет. Ничего, поправишься быстро, молодой, да и кость не задета. Так что, если чего нужно, ты кнопочку дави. У меня там лампочка зажигается. А кашки я тебе сейчас мигом принесу, мог бы и не ложиться.

После ужина и вечерних процедур, Лешка окончательно улегся поудобнее, пристроив раненую руку и попробовал хоть как-то проанализировать свое положение.
В училище, скорее всего, придется «академку» брать, сессия на носу, а как теперь… черт, угораздило же. Но может, и обойдется.
Теперь так. Значит, замочили соседей, что под ним живут. Кто они и чем занимаются… занимались – неизвестно. Хотя, как там мент сказал – помощник депутата Госдумы. Известно только, что они… с моими родителями… нет, лучше об этом даже не думать, свихнуться можно. Значит, мужик у этой Анны оказывается крутой. Не знал, что помощников депутатов уже стали убивать, самих депутатов им уже стало мало. Сволочи. Однако же, здесь есть какая-то головоломка – на кой хрен, этим мокрушникам рядиться? Вот вопрос. А может, как раз именно для него, для Лешки, карнавал устроили? Зачем? И потом, этот Гоголь-мент? Пародия какая-то. Но, кажется, носяра у этого кэпа своя, не лепленная. Пока разговаривал, пару раз брался за свой нос. Хм… потому такой и вырос, что, наверное, в детстве часто его тянул… вот и оттянул до… тоже персонаж. Черт, если бы не рука, такие сюжеты для графики наклюнулись – полный отпад.
Вспомнил – «Третий. Мочи». Вот так и говори всем, что выходит точно, его ждали. Ерунда какая-то, невозможно подгадать, чтобы так вот все сошлось. И зачем этому менту понадобилось мне «пушку» клеить? Что-то здесь не так все. И это запомним, пригодится.
Давай сначала…

3.
Было смутное предчувствие, что «очепятки» надо оставить в покое для корректора. В конце концов, это же его «хлеб». Где-то после десятой страницы вчитался в свою очередную «нетленку» и пошел все переделывать да перекраивать. Птичка вдохновения клюнула в темечко, как это обычно со мной бывает после десяти вечера, и «пошла писать губерния». Запорхали белы рученьки по клавиатуре, едва успевая за новыми поворотами в мыслях, заскользили по монитору обновленной житухой своей герои…
Оторвался от компьютера только, когда спина совсем онемела от длительного сидения где-то на странице пятидесятой. В углу монитора очередная цифирка выскочила – 3:46. Все, на сегодня хватит. Лег на кровать, вытянулся с хрустом костей. Руки заложил за голову и попытался подвести итог своим сегодняшним деяниям, глядя в темный потолок уставшими от монитора глазами. А итог таков, что придется, кажется, еще застрять в этой дыре, да не на один день, пока не удастся привести все к общему, так сказать знаменателю, в связи с новой концептуальной тенденцией развития произведения. Черт, времени осталось совсем мало, а то бы, кажется, взял и все начисто переделал. Но Архаров ждать не будет, определил срок до мая, а уже двадцать шестое апреля. Четыре дня осталось. Хотя если еще прихватить праздники, то неделя целая. Можно успеть. Все, хватит вилять хвостом, спи. Завтра, с утра пораньше еще раз перечитаю и вполне очень даже может быть и… хм-м, хорошо, что неправленый вариант догадался на дискетку скинуть. К такой-то прабабушке, которая, как говорят семейные хроники, развлекалась стихами, можно будет послать всю эту сегодняшнюю галиматью. И в Москву, в Москву… вместе с тремя сестрами и дядей Ваней в придачу. В понедельник скинуть в редакцию…
Черт, этот гад, не будет читать с монитора. Придется заначку всю потратить на распечатку. Так – четыре рубля лист, умножаем на триста двадцать, получаем тысяча двести восемьдесят. Двести с хвостиком еще останется, это хорошо. А может, еще сразу удастся у Архара перехватить – рукопись-то вот она… тепленькая. Или, все-таки переделать? Этот сакраментальный вопрос оставим до утра… не забыть выключить компьютер. Господи, как не хочется подниматься… ну его к чертям собачим, надоел. Как каторжник к нему цепью прикованный. Эх, блин горелый, деньжат бы небольшую кучку, так, сантиметра три зелени, да купить ноутбук и вперед по родной стране. И на любой поляне или навозной куче… это уж как где придется, отшлепать пару страниц и дальше вперед с песнями… только где ж их взять. А это что за хренотень такая?
По стене справа от окна полоса пошла розовая, светленькая, слегка переливающаяся. От фар машин совсем не такая полоса, да и не с той стороны машины появляются и звука мотора не слышно. На что же это похоже? Не успел разрешиться вопрос – взрывчик… такой… не очень уж сильный… только стекла задребезжали – сразу все ясно стало – горит кто-то. И быть может, помощь, какая нужна? Так что бери-ка какой-нибудь шанцевый инструмент и дуй на пожар.

Горела полностью из деревянного бруса дача в самом конце участков. Горела хорошо, по всем правилам горения. Время от времени раздавались взрывы полупустых газовых баллонов, бытовой техники – холодильника, телевизора и прочего добра. Жар стоял такой сильный, что в радиусе двадцати метров у всех деревьев мгновенно скукожились листья, и от них валил пар. Хорошо еще, что ветра не было – пламя поднималось высоко, прямо, постепенно переходя в клубы дыма. В метрах пятнадцати стоит машина, готовая вот-вот тоже рвануть, «Жигули», девятка красная. Багажник машины, стоящей передком к горящему дому, неожиданно щелкнул, и открылся. Все же рискнул, подбежал к машине и выхватил из багажника первое, что попалось под руку. Оказалась небольшая матерчатая сумка. Сумка уже была горячей. Широко размахнувшись, закинул ее во двор дачи, что стояла напротив, через дорогу. Больше не стал рисковать. Как назло никого народа. Если кто и приехал вечером в пятницу, то, полюбовавшись на дождь, и теперь мелко сеющий, и который пожару, конечно, не помеха, то или спали непробудным сном, или уехали обратно в Москву, выслушав сообщения Гидрометцентра, что в воскресные дни улучшения погоды не предвидится.
Ну, и что я один мог бы предпринять со своей лопатой? Если учесть к тому же, что понятия не имею, есть ли здесь телефон, и как далеко он?
- Да, батенька, всякая революция начинается с искры и, как говорит диалектический материализм, рано или поздно превращается в мировой пожар.
Оглядываюсь на очень уж знакомый говорок картавенький. Точно – Ленин. Да, собственной персоной, в кепочке, также знакомой по разным изображениям. Вот только ватник старенький на голое тело все дело портит. Но зато есть подтяжки и большие пальцы за эти подтяжки заложены. И видимо у меня вид оказался… изумленный, что ли…
- Не беспокойтесь, товарищ, я не из мавзолея сбежал. Просто уж очень похож, а потому и привык. Ваша, товарищ, личность мне малознакома. За зиму несколько раз только наблюдал ваши походы в ближайший продмаг, а познакомиться не пришлось. Так что разрешите представиться – Иван Петрович Прялкин, по совместительству – Владимир Ильич Ульянов, в скобках, Ленин. Так сказать вождь мирового пролетариата. У вас, товарищ, телефон мобильный имеется?
- Нет.
- Жаль. Придется с моего звонить. У меня осталось на счету всего пятьдесят центов. Экономическая политика подсказывала сохранить этот минимум для подачи в понедельник депеши в Москву дочери. Но видно придется звонить пожарным. Если будет ветер, мы все здесь одним местом накроемся, в уголья превратимся, а этого история нам не простит.
И тут же из кармана брюк торчащих на коленях пузырями и кое-как запиханными в зимние сапоги, достал новенький, с разными наворотами мобильник
- Беспокоят вас из садового товарищества «Прогресс». Пожар у нас… какие могут быть шутки? Вы на свою каланчу, если она у вас есть в наличии, поднимите свою задницу, да в нашу сторону обратите взор, должно быть видно хорошо. Да, и в милицию сообщите, у меня больше денег нет на звонок… да, возможны трупы. Машина рядом, сейчас рванет, уже горит. Все. Ждем. Кто-кто звонил? Ульянов… извините, Прялкин, участок 7. Ждем.
Сложил свой мобильник и сунул обратно в карман
- Революция в опасности, а эти… карать надо, карать. Архиинтересно узнать, вы из пролетариев или сочувствующая интеллигенция?
- Давно не сочувствую. И в политику не играю.
- А я вот… заигрался. Да-с. Работа моя такая. Вот на следующей неделе дочь меня отсюда заберет, и пойду работать вождем… на старый Арбат, на все лето. Последние два года похуже стало, а лет восемь подряд без пары стольников домой не возвращался. Зять мне на цветном ксероксе советских червонцев нашлепал с факсимиле Ленина поперек, так я их буржуям на их червонцы менял, да за фото с собственной персоной по пятерке отрывал. Батенька мой, давайте-ка отойдем подальше. Вон, у вас куртка уже задымилась. А машина взрываться не будет, вероятно, горючки мало.
Не успел он это сказать, как «Жигули» на месте подпрыгнули, наверное, на метр целый и рванули. Над головами просвистела какая-то деталь от машины.
- Я же говорил… впрочем, я этого не говорил… продолжим разговор наш. Дождемся пожарных и… чем на жизнь зарабатываете?
- Писательством.
- А позвольте поинтересоваться…
- Юрий Иванович Алексин.
- Не читал, признаюсь. Я батенька в основном свои… то есть Ульянова, читаю. Архизанимательно. Читаю и сравниваю. До девяносто первого мастером был на заводе. Был завод да сплыл – закрыли. Безработица, батенька. По совету сына своего отрастил бородку… лысина-то у меня своя такая, так сказать переквалифицировался… в политику влез по уши с кепкой вместе. Вон и светать скоро начнет, а пожарные-то все не едут.
Крыша у дома давно уже прогорела, и внутри с треском стали рушиться какие-то перегородки, поднимая целые столбы искр. На ближайшей баньке, крытой рубероидом, тонкими голубыми змейками забегал огонь. Но уже было слышно подъезжающую машину. Еще минут десять ушло на подготовку шлангов, и пожарные стали поливать начавшую гореть баньку, а заодно и ближайший дом, бревенчатые стены которого, тоже были готовы загореться, а на крыше от жары трещал и лопался шифер.
Милицейский каблучок подъехал еще через десять минут, когда у пожарных стала заканчиваться цистерна с водой. Но, кажется, огонь стал слабеть, и опасность для остальных строений миновала.
- Кто тут Прялкин? – спросил подошедший молодой старший лейтенант милиции и тоже разинул рот, увидев вождя – вы бы, батя, бородку сбрили, не пугали народ.
- Бородку товарищ, сбрить не сложно. Только, батенька мой, куда же я умище-то свой дену?
- Ну, ты, блин, даешь, батя. Прямо кино.
- Товарищ, вы лучше пожаром займитесь, возьмите наши показания, да отпустите нас с миром. Между прочим, как минимум пара трупов должна быть.
- Ну, если и были трупы, то теперь от них и пепла не соберешь. Чья дача?
- Вот чего не знаем, того не знаем. Телефон запишите председателя товарищества, он вам все это и сообщит, а мы вам тут ничем полезным быть не можем.
- Ладно, сейчас запишем показания и свободны. Идите в машину, я сейчас подойду.
Вся эта бумажная волокита заняла минут двадцать. Пожарные уже уехали, милицейская машина тоже, дом мирно догорал и уже не вызывал особого интереса. Можно было с чистой совестью идти спать.
- У вас, товарищ, есть настроение продолжить наше знакомство? – и, видя, что особого возражения с моей стороны не поступило, продолжил, - тогда милости прошу к нашему шалашу. Нет-нет, батенька, не в Разлив я вас приглашаю и не в Шушенское, а всего-навсего на седьмой участок. Если вы проходили мимо, то могли заметить, что, выражаясь языком сегодняшней революционной молодежи, седьмой участок представляет собой «весьма нехилый сарай». Между прочим, построен он на буржуйские деньги, которые я у них экспроприировал. И это, я считаю, весьма знаменательное явление. Водочка у меня найдется, да и чем закусить тоже в закромах наскребем.
Мы пошли медленно к его даче. По дороге «Ленин» мне вливал знакомые по институтской истории КПСС цитаты…
Чего греха таить, я хотел жрать. И я готов был слушать любую галиматью про главных врагов революции – политическую безграмотность, коммунистическое чванство и взяточничество. Я что-то мычал вроде одобрения или понимания - я хотел жрать. А тут такой случай на халявку и я готов был выслушать и не такое.
После первой же рюмки «поплыл». И весь субботний день до вечера самого тупо слушал, слушал, слушал. И жевал, жевал, жевал, пока меня, уже в темноте бредущего в свой угол не вывернуло наизнанку вместе со всем курсом политэкономии, вместе с тремя составляющими… основоположников.
Дождь, наконец, перестал. Небо прояснело, и высыпали горохом звезды. После «освобождения» организма от «оков мировой буржуазии», я почувствовал себя более-менее сносно и решил прогуляться до пожарища, посмотреть, чем дело кончилось, и на чем душа огня успокоилась. Мелкий гравешок хрустел под ногами, в голове бродили неприкаянно отдельные слова типа – «Эмпириокритицизм», «волюнтаризм» и еще какие-то «измы», больше похожие на мокрых бездомных собак.
Пепелище… как наверно и все подобные места, в темноте представляло вид фантастический. Какие-то металлические детали торчали из всего этого нагромождения. Еще по головешкам то тут, то там пробегали цепочки огоньков, кое-где появлялись и исчезали язычки пламени и дым, уже белесый равнодушно и медленно поднимался над этой панорамой прошедшего пиршества огня.
Впервые за весь этот день подумал о тех, кто нашел конец своего жизненного пути таким вот образом. Можно сказать, кремация состоялась без особых хлопот. Пожарные, баграми оттащили в сторону остов сгоревшей машины, и теперь сложно было узнать в этом покореженном куске металла творение человеческой мысли и рук.
И тут только я вспомнил про сумку, что мне тогда удалось выхватить из чрева этого агрегата. Долго соображал, куда же я ее закинул. Не поленился и перелез через низкие въездные ворота дачи напротив и в темноте стал шарить по участку. Через минут двадцать наткнулся на нее в зарослях кустов малины, что шли вдоль ограждения участка. Сумка оказалась легкой. Перелез снова на дорожку и тут же попытался открыть эту самую сумку. Внутри обнаружились какие-то тряпки, еще что-то… волосатое вроде бы. Не было особого смысла в темноте осматривать это «хозяйство» и поэтому, я снова закрыл молнию на сумке, не спешно перекинув ее через плечо, поплелся к своему временному жилищу.
Все мы на этой Земле временщики. Приходим, уходим, кому, как придется и судьбой предопределено, а вот следы кое-какие остаются. Так сказать, улики нашего пребывания. От кого-то бессмертные творения, живущие еще и тысячи лет, а от кого-то вот такая мокрая сумка, полная всякого барахла. А от тебя что останется? Пара романов надцатилетней давности, названия и автора которых уже никто и не помнит, или теперешние «творения», которые, ни с какой стороны нельзя назвать шедеврами. Так только… средство к существованию - макулатурное чтиво, эрзац литература на потребу издателя и больше ничего…
Вот такие философствования по поводу… и без повода привели меня, наконец, к моей фазенде. Совсем голова забита всякими словесными отбросами – свет, уходя, забыл выключить, да и компьютер, наверно, тоже. Странно только в этом одно, свет не выключил не только в своей угловой комнате, но и в соседней… и на кухне. «Что-то с памятью моей…».
Долго ковырял в замке – сукин кот, ключ, все проворачивался и проворачивался. Наконец, я не удержавшись, выматерил вообще все ключи и замки, а заодно и всех, кто их делает. И видимо, это имело свое мощное воздействие на металл, замок тихо и спокойно открылся. Но открылся замок, а не сама дверь. Как только я потянул за ручку эту сраную дверь, как только эта самая дверь соизволила открыться, тут же из темной прихожей получил в лоб мощнейший удар. Удар, от которого, сначала резко дернулась голова, и сам я как-то неуверенно попятился сначала задом. Но через пару шагов таким неестественным манером, сознание мое так и не сумело адаптироваться к этому неожиданному удару, а потому соизволило отключиться… «на перезагрузку».

4.
Никакой я не доберман, и уж точно, не пинчер. И не надо меня водить на поводке по кругу вместе с этими шавками. Вы думаете, мне это легко на трех лапах? Я же сказал, не надо! Я русским языком вам говорю… плевал я на ваши медали. Повесьте их на мою хозяйку – она этого стоит. И не надо меня измерять, лучше косу хозяйки измерьте и убедитесь, что она стоит всей вашей кучи бляшек блестящих. Вот это уж, совсем слишком, идите вы со своим «апортом» знаете куда. И вообще, за кого вы меня держите? Я же прекрасно понимаю, что вы мне все снитесь, не дебил же я совсем. Но и во сне я не позволю со мной обращаться как с псиной. В конце концов, я в любой момент могу проснуться, и от всего вашего дефиле не останется…
А это что за уродина плоская и длинная? Да еще лысая и с эспаньолкой?
Час от часу не легче… где это вы видели пуделя такого жирного и с бакенбардами? Ах, вот так, значит? Значит, против лома нет приема? Это мы еще глядеть будем, кто кого…

- Леш, Леш, проснись. Хватит валяться и махать рукой. Да, проснись же ты, наконец, художник хренов!.. Учти, я тоже вмазать могу, не заскучаешь. Ну, слава Богу, я уж думала, что ты в полном отрубе, а как махать рукой начал, сообразила, что во сне с кем-то воюешь. Все? Проснулся? Собирайся, времени совсем в обрез.
Лешка ошалело выскочил из своего сна. Такой дури ему еще не приходилось видеть, и поэтому секунд десять он еще недоумевающе смотрел на Ольгу. Первое инстинктивное желание его было… лизнуть в знак благодарности ей руку, но… все же удалось проснуться окончательно. Ольга была не привычном голубом халатике, а в зеленоватом и с шапочкой, в каком врачи хирурги обычно…
- Подожди, подожди, Оля, куда собираться? На выставку?
- Алеша, ты че? На какую выставку? Я, можно сказать, титаническую работу провернула, чтобы подготовить тебе эвакуацию, а он на выставку. Перетопчешься пока со своими картинами. Одевайся вот в это.
Из сумки достала старенькие джинсики, кроссовки, черную рубашку и точно такой же зеленоватый комплект врачебный.
- Не знаю, влезешь ли ты в мои джины, других не нашла. Наверх надевай форму. Сможешь обойтись одной рукой? Е-мое, давай помогу. Да черт с ней с ширинкой, лишь бы не свалились на ходу. А, ничего, тебе даже идет. Руку раненую за пояс пока заложи… вроде привычка у тебя такая. Отлично. Идти сможешь?
- Вроде, получше. Сколько сейчас времени?
- Третий час ночи. Мне у коменданта удалось стыбрить то, что было у тебя в карманах, пока менты не опередили. Так что ключи и записная книжка, бумажник…
- Стоп, стоп. А почему они не забрали все это когда доставили?
- А я знаю? Забыли наверно. Давай быстрее, времени мало, нас уже ждет Валерка.
- Какой еще?
- Парень мой, ясно? Пошли. Нам надо через отделение травматологии пробираться. Отсюда на второй этаж и через переход в другой корпус, потом на первый и через приемную на улицу, понял?
- Веди.
- Вперед. И главное, помалкивай, кто бы и чего бы… особенно в приемной, там сейчас человек пять-шесть пострадавших разных. И нам надо тихо мимо их прогуляться.
Говорят, что дуракам везет. Нет, не так. Просто хорошим людям… не знаю, Бог иди там, случай помогает. Вот так вернее.
Вышли из палаты в коридор – никого. Дежурная медсестра к кому-то в палату отлучилась. Быстро по коридору прошли и спустились на второй этаж. А уже в переходе, нагнал санитар худой и длинный с каталкой. К нему пристроились и в грузовой лифт вместе заскочили.
Ольга так делово его допрашивает, прямо как профессор какой, не меньше.
- Куда, каталка?
- Большая авария на Соколе. Только к нам сразу четыре машины.
- Понятно. Есть еще каталки?
- Наверху.
- Это хорошо – а тут уже и приехали. Ольга за каталку уцепилась и командует санитару – так, ты дуй за следующей, мы этой займемся. И побыстрей, не вошкайся – прямо перед его носом дверцу лифта закрыла.
В приемной суета деловая. Навстречу каталка с «пассажиром» стонущим, вокруг него трое реаниматоров суетятся. По коридору с ними разъехались и уже на выходе еще одна. Во дворе четыре машины «скорой», мигалками через сетку дождя свою дискотеку крутят. А у дверей пасется, вроде швейцара, «качок» под два метра с короткой стрижкой – двери для снующих туда-сюда медработников вежливо так распахивает. Лешка подумал было, что этот как раз и приставлен за ним, за Лешкой наблюдать и «не пущать». Но Ольга ему только кивнула и потащила Лешку в сторону, к пятой, стоящей без огней машине, но тоже «скорой». Открыла заднюю дверцу и шепнула
- Ныряй быстро.
- А?..
- Помалкивай и замри.
Дверцу захлопнула, сама в кабину, а этот «качок» уже за рулем сидит, и проводки зажигания соединяет. Ловко это у него выходит, завел и поехал на выход. На выезде Ольга что-то охраннику крикнула… что-то вроде «мы скоро». И через пару минут машина выскочила на улицу Народного ополчения в сторону Сокола.
Ольга открыла стекло между кабиной и кузовом
- Ну, ты как там?
- Ничего… рука только болит.
- Не ной.
- Да я не ною.
- Вот и не ной. Через пару часов перевязку сделаю и… и не ной.
Тут, Валерка… ну, тот, что «качок», не удержался и вступился
- Ты чего к нему привязалась? Эй, «киллер», как звать-то?
- Алексей.
- Леха, не слушай ты эту липучку. Она всех достает. Маленькая, а…
- Сам ты липучка. Почти год ко мне липнешь.
- А что я могу сделать, когда ты за меня замуж не идешь?
- Ну, достал! Лучше вперед смотри.
А Валера в ответ, вдруг, как само собой разумеющееся, спокойно так
- А за нами, кажись, увязались. Я уже дважды вокруг Октябрьского поля крутанулся, засек «волжанку».
- Ва-у, погоня! Классно!
- Классно, то классно. Только если остановят, кранты нам.
- Короче, придумай что-нибудь. Не все же тебе на ринге кулаками махать, мозгой пошевели.
- Лёленька, я давно уже все продумал и на этот случай. Сейчас только на Песчаную вырвемся, а там… там увидишь. Леха, слабо к нам в салон перебраться?
- Валерка, ты че, офанарел? У него же рука…
- Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Что-то не похоже, чтобы погоня очень нас хотела догнать, им верно интересно, куда мы денемся.
- А куда мы денемся?
- А куда я тебя уже целый год приглашаю, а ты все упираешься.
- Ни фига себе, в такую даль, на угнанной тачке.
- С тачкой мы исправим скоро. Так, Леха, приготовься. За угол заеду и тормозну, а ты быстро к нам в салон, понял?
Не успел Лешка ответить. На повороте еле удержался, чтобы не вмазаться раненой рукой о стекло. И тут же ею же задел о переднюю стенку, когда машина резко затормозила. Охать от боли времени не было. Быстро в два приема перескочил в кабину к ребятам. И рванули дальше в сторону Полежаевской.
Уже на Беговой, свернули под арку дома, и тут же, под аркой встали. Проезд очень узкий, не то что дверцы открыть, но и бочком протиснуться рядом с машиной невозможно.
- Ты куда заехал, громила? А дальше как?
- Лёлька учись, в жизни пригодится – сказал Валерка и, несмотря на свои габариты, легко выбросил ноги на приборную доску и одним движением выдавил лобовое стекло. – Прошу на выход, это кино кончилось, переходим к следующей серии.
Кое-как выбрались из машины. От боли Лешка чуть не потерял сознание. Но Валерка подхватил его своими лапищами и потащил куда-то в темноту двора.
Двор оказался проходной, и у другого выезда, всего в метрах тридцати стоит старенькая серая «шестерка».
- Карета подана. Быстро садитесь и рвем когти подальше отсюда.
Выехали в переулок, и снова погнали по мокрым ночным московским улочкам, стараясь не попадать на широкие проспекты. За собой вроде бы никого не заметили. Минут через двадцать выехали из Москвы по Дмитровскому шоссе. Пока ехали по городу, Валера с Ольгой то и дело весело, а порой и достаточно остроумно переругивались, как будто даже забыв, о нем, о Лешке, ради которого и существовала эта ночная гонка.
- Валерка, а где ты стыбрил «скорую»? Шофер наверно сильно сопротивлялся, когда… ты его в нокаут послал наверно?
- Шофер спать пошел, смену свою закончил. А машину в отстойнике поставил. А у меня друган этот самый отстойник караулит.
- И тебе и другану твоему по первое число накатят, вот увидишь. Я такие хулиганские действия покрывать не буду. И передачки не буду тебе таскать. Лучше замуж выскочу за какого-нибудь старичка лет тридцати.
- Попробуй только… этот «старичок» до семидесяти будет вспоминать мою ласку.
Было видно, что это просто привычная форма их общения и, не смотря на боль в руке, Лешка откровенно начал им завидовать, и даже чувство похожее на ревность неожиданно возникло. Ольга сидела с ним рядом на заднем сидении, положив руки и подбородок на спинку кресла рядом с водителем. В свете редких фонарей, она казалась совсем еще подростком. На виске выбилась одна русая кудряшка – «завлекалочка», а в ушке иногда поблескивали сразу три подряд камешка сережек. Из-под халатика выглядывали и упирались в переднее кресло остренькие коленки.
Валера гнал не сильно, шоссе было свободно, желающих провести выходные на дачных участках совсем было мало – погода не располагала. Мало помалу, Ольга примолкла и скоро засопела, уткнувшись в уголок. И с полчаса ехали молча. Нарушил молчание Валера
- Леш, ты как сам-то думаешь дальше? Не все же в бегах? Запыхаешься…
- Не знаю. Не знаю, что и делать. Может, через пару-тройку дней пойду сдаваться.
- Ну и навесят на тебя. Им же галочку надо поставить… плюсик о раскрытом преступлении.
- Да, тут ерунда какая-то. Посуди сам, стал бы я в собственном подъезде мокрушничать? Это основное мое алиби.
- Хреновое алиби, когда ствол с твоими отпечатками. Ты хоть этих жмуриков знал?
- Да прямо подо мной жили. Встречал, здоровался и все. Ну, еще родители мои с… Анной ее звали.
- Короче. Непонятно, зачем они тебя притягивают? И кто заказчик? Кому этот помощник депутата дорогу перешел? Сплошные непонятки.
- А еще короче, надо мне прямо на Петровку идти. А до этого про следователя Смирнова выяснить…
- Ты думаешь, мент-оборотень? Это по теперешнему времени даже модно.
- Не знаю, надо подумать. Может еще выяснится, за что Власенко шлепнули. И еще… очень уж странные киллеры там были. Я этого Смирнову не сказал.
- Чем же?
- Вроде спектакля устроили. Вырядились, словно хотели, чтобы их всякий свидетель смог хорошо запомнить.
- Как это?
- Один под Мефистофеля косил, а другой, прямо Пушкин вылитый, в крылатке и… не помню только, был у него цилиндр или нет, стрелять начали. А этот «черт» длинный за мной гнался. Меня с раненой рукой запросто мог бы догнать.
- Блин, ты не знаешь еще своих возможностей, Леха. Когда от задницы паленым начинает вонять, можно такой спурт развить, мировые рекорды все рухнут.
- Если только…
- Ладно, на даче у меня отсидись немного, а потом что-нибудь придумаем. Я ребят своих поспрошаю, может, кто и сможет, сей краксворд раскусить. Только домой пока тебе не надо. Я думаю, что те, кто хотят тебя подставить, позаботились к тебе наведаться, да и еще чего-нибудь напакостить.
- Вполне.
- Мне днем Лелька про тебя сказала. И я кое-чего успел выяснить. Во-первых, вспомни, когда тебя зацепили?
- Что-то возле часа ночи, может чуть больше, а что?
- То. Привезли тебя в больницу в четыре утра. А в час двадцать ночи тебя в том подъезде уже не было. Понял?
- Откуда ты?
- От верблюда. Походил я, поспрошал жильцов. Мужичек из дома, что напротив того подъезда случайно выглянул в окно, проверить наличие собственной тачки. И видел, как тебя увозили. И было это в час двадцать. И где ты был два часа с хвостом, того не ведомо. И какого черта тебя со Сретенки повезли во Мневники? Рядом же «Склиф»?
- Ты как это все накопал?
- В новостях показали место событий. Я и дернул туда. Потом подумал, и представил себе, как бы это я убегал… и «побежал»… пешком, конечно. Нюх у меня собачий, понял. След твой взял.
- А ты мне не заливаешь?
- А пошел ты… тебе, кстати, сны не сняться? Не сняться сны, что ты, например, собака?
- Как ты угадал? Самое последнее время…
- То-то. Жизнь такая стала – люди озверели, собаки очеловечились… в стаи формируются, скоро свою партию создадут. Ну, и происходит… происходит какая-то замена. Может даже на генетическом уровне. Я, между прочим, собачий доктор, вот – кинолог и ветеринар. Поэтому Лялька за меня не хочет идти замуж, не хочет с собачником жить.
- Эй, боксер переросток, тормози - словно почувствовала, что о ней речь, встрепенулась Ольга. - Тормози, говорю. Ваша сучка хочет присесть под кустик. А то салон описаю.
Пришлось остановиться. Только Ольга села в машину снова, как от Дмитрова мимо них проскочила пожарная машина со своей сигналкой на крыше. Когда уже сворачивали с шоссе на бетонку, ведущую через небольшой лесок к садовому товариществу «Прогресс», увидели столб дыма и небольшое зарево.
- Кажется, у нас что-то горит. Только бы не наша дача – протянул Валера
- Куда ты нас затащил? Гарь будем теперь нюхать вместо соснового воздуха.
- Не переживай, Лелька, дождичком все прибьет, отлично отдохнем.
- Отдохнем-то отдохнем, а жрачку ты догадался захватить? Я понимаю, что тебе одной обглоданной кости хватит, а как же я? Как же наш раненый, ему усиленный рацион нужен, витамины.
- Лялька, ты вот меня все обижаешь, обижаешь… а все терплю, терплю.
- А может, я как раз и жду, когда твое терпение лопнет, и ты отлипнешь от меня. Надоел – сил нет. И не смотри на меня своими собачьими глазами – терпеть ненавижу… на дорогу смотри… и не жди, не пожалею, за ухом не почешу.
- Вот, видишь, Алексей, что делается. К ней со всей, какую только можно представить преданностью, а она тебя по мордам, по мордам… не, ребята, не мы горим, слава Аллаху. Вот только по нашему проезду мы не поедем, навстречу пожарка пойдет – не разъедемся. Я, пожалуй, вот сюда приткнусь. Пройдемся пятьдесят метров и через соседский забор… у-гу?
- Ладно, Белый Клык, веди нас. Я прощаю тебя.
Валера, конечно, потащил две огромные сумки, вынутые из багажника. Нес их легко, как пушинки, и Алешка еще раз для себя отметил – «не, не соперник я ему, кишка тонка». Валера снял кусок сетки рабицы, и когда прошли на территорию соседней дачи, так же ловко восстановил загородку. Между участками загородки не было. Вместо нее плотной стеной стояли заросли смородины. Пока лезли через эту живую ограду, промокли основательно.
В дальней комнате дачи горел свет. Валера недоуменно остановился так внезапно, что Ольга, шедшая следом, машинально ткнулась носом в его спину.
- Это что же получается? Или я осенью забыл выключить свет, или у нас гости непрошенные. Будем посмотреть.
И снова уверенно зашагал к домику. По хозяйски достал из кармана ключи, долго вспоминал, какой же должен быть именно от входной двери. Наконец, нашел и открыл замок.
В маленькой прихожей… скорее даже не в прихожей, а в большом тамбуре, тоже горел свет.
- Э-эй!.. Живой кто есть? Выходи знакомиться с хозяином этого чудного бунгало. Если хорошим человеком окажешься – пожалею, а нет…
- Валерка, да нет здесь никого. Просто ты осенью лопухнулся. Представляю, сколько электричества за зиму нагорело.
- Если нет, то… не, человеком пахнет, носками грязными воняет, слышишь?
- Не слышу я ничего.
- Проходите гости дорогие. Чувствуйте себя как дома.
Оставил пока сумки в этом тамбуре и распахнул дверь на кухню. Потом быстро прошел по всему дому, зажигая, где только можно свет. Открыл самую маленькую угловую комнатку, остановился на пороге и замотал головой
- Ребятки, все же гость есть. На моем компьютере работал, даже не выключил. Неужели смог? На этой каменоломне, не то, что работать, вшивенькую игрушку типа «косынка» не сыграешь. И недавно еще здесь присутствовал – вон барахло свое здесь держит, капитально устроился и… судя по всему, давно уже здесь обитает, всю комнату провонял. Лялька, а на кухне, как там?
- Холодильник фурычит совсем пустой, газа нет… ура, вода есть… только ржавая очень, посуда грязная, ведро мусорное полное. Что еще сказать?
- Я думаю, что какой-нибудь бомж поселился. А сейчас, в данный момент, побежал на пожар глазеть. Это все ничего. В другие комнаты вроде бы не лазил – деликатный бомж, я бы даже сказал – интеллигентный.
Во все это время разговора они и не заметили, что Алексей отсутствует. Когда же, наконец, это обнаружили, то нашли его спящим сидя в тамбуре на какой-то пустой картонной коробке, которую он уже изрядно продавил. Валера слегка потрепал его за здоровое плечо.
- Эй, Леха, я тебя в гости пригласил, а ты… - дальше он не нашелся что сказать. Просто поднял его с коробки и повел полусонного в комнату.
- Короче. Лелька, ты материал перевязочный, шприцы и все такое захватила?
- Да еще вечером тебе же в сумку и положила, разуй глаза-то.
- Так. Вспомнил, точно. Делаем так. Тебе готовить ужин… или все же завтрак, а я перевязкой займусь, и чем-нибудь укреплю этот организм… потом будем спать.
- Не выйдет. Ты хозяин, ты и готовь, а перевязка это моя обязанность. И вообще, это мой больной, и я за него несу моральную и… всякую ответственность. Доволен?
- Ладно, только если за едой я услышу в свой адрес упреки кулинарные – будешь спать под дождем.
Пока готовился ранний завтрак, пока делалась перевязка, совсем рассвело. Пожарная машина давно уже уехала, но с пожара непрошенный гость не возвращался. И о нем постепенно как-то даже и забыли. После вполне сносного завтрака, приготовленного на электрической плитке и состоящего из огромной яичницы из дюжины яиц с мелко порезанной колбасой и сверху прикрытой нарезанными помидорами. Чая с прошлогодним вареньем черной смородины со слегка поджаренными ломтиками хлеба.
Алешка едва-едва пожевал немного и снова заклевал носом. Быстро соорудили постель и его уложили. Ольга тоже ела очень мало, так что большая часть завтрака досталась Валерке. Еще за завтраком Валерка, впрочем, весьма прозрачно, намекал на «ложе», но спать ему пришлось в одной комнате с Алешкой, а Ольга заняла диван в самой большой комнате, служившей и гостиной, и столовой при наличии большего количества приезжих.
К девяти утра, когда уже и дождь перестал, и солнце как-то неуверенно попыталось вырваться из объятий облаков, угомонились окончательно и заснули.
И проспали почти до самого вечера.

5.
- Валерка, сукин ты сын, ты что наделал? У него же сотрясение мозга будет. Смотри, под глазами чернота пошла. Я не знаю, как тебя твои собаки терпят, на их месте, я бы тебя в клочья порвала.
- Лялька, я же не виноват, что у меня такая реакция? Мне в темноте показалось, что у него в руках типа… типа автомата. А это просто сумка была. Да ничего, прочухается. Просто в глубоком нокауте. У тебя случаем нашатыря нет?
Зачем ненужную мебель непременно везут на дачу? В этом кресле, незабвенной сталинской эпохи, пружина давно хотела испытать на прочность мое несчастное тело…
Глаза открываю. В розоватом тумане не сразу вижу четко парня и девицу. Хозяева нагрянули, не иначе. Черт, надо было еще утром мотать отсюда. Чем это он меня «поприветствовал»?
- Папаша, живой? Какого хрена тебя на чужую дачу занесло, да еще в темноте? Это ты тут прочно обосновался? Давно здесь обитаешь?
Омерзительное состояние беспомощности, будто в невесомости какой застрял. Надо выкручиваться из этой переделки
- Мне Борис ключ от дачи дал в ноябре.
- Какой Борис?
- Знакомый мой один… инженер химик.
- Химик, говоришь, не знаю… а у него откуда?
- От его друга… вроде Володьки…
- Тынков, что ли?
- Вполне может быть.
- Лялька, круг замкнулся. Этот Вовка как раз в сторожах на автостоянке. Что-то такое припоминаю, давал ему ключ, а он, паразит…
Девица грохнулась на диван и рассмеялась облегченно
- Сам ключи кому попало раздаешь, а потом кулаками машешь.
- Ладно, папаша, извини, не рассчитал удар. Знакомиться будем или как?
- Алексин. Юрий… - и зачем-то добавил – писатель.
- Иди ты? Лялька, живого писателя видела?
Ольга сразу подобралась и даже села на диване скромненько, руки на коленки положила как школьница
- Вот здорово! А я Оля. Оля Малинина. Это Валерка. А еще один наш друг в комнате спит – Алексей Репин. А вы взаправду писатель?
- Взаправду. Вот удрал из Москвы, чтобы на природе очередной роман написать. Только не успел вовремя уехать.
- Так это и хорошо. Иначе бы мы и не встретились.
- Чего же хорошего… от такой встречи?
- Вы его простите. Просто у нас неприятности и… вообще…
- Чего уж…
Все это время Валерка стоял посреди комнаты и не знал, куда себя деть, куда приткнуться.
- Юрий… э… как дальше?
- Иванович.
- Юрий Иванович, где же вы были целый день? Мы почти сутки уже здесь.
- С Лениным беседовал целый день… под водочку.
Ольга опять не выдержала и расхохоталась, как ненормальная
- С мумией что ли?
- Успокойся, Лялька. Есть тут один чудик. Под Ленина косит. Мужик ничего, я его встречал уже. Зимой здесь живет, а летом по Арбату шастает.
Этот громкий разговор разбудил Лешку, не поленился, встал и выполз из комнаты. Сон пошел на пользу и выглядел он уже получше, рука вроде не так сильно болела после перевязки.
- Юрий Иванович? Вы как здесь… очутились?
Удивление от встречи было обоюдным.
- А ты, Алексей, каким ветром? Что с рукой, и какие неприятности у вас, молодые люди? Выкладывайте, будем вместе соображать.
- Леха, кем он тебе?..
- У нас в училище зарубежку вел. И очень хороший писатель. Романы у него классные. Что же теперь будет, Юрий Иванович, что пишите?
- Даже не знаю, выходит, что чистый детектив…
- Раньше вроде бы…
- Алексей, раньше и сахар был слаще. Рынок, «а ля базар» пришел в страну. Все бабки хотят сорвать. И мой издатель тоже.
- Этот ваш «Архар» из своего «Рапсода»?
Валера, наконец, пристроился рядом с Ольгой на диване… и даже попытался, как бы даже невзначай, нежно обнять ее, воспользовавшись тем, что Ольга чуть ли не с открытым ртом слушала диалог художника и писателя. Нежно не получилось, Ольга вдруг вскочила с дивана и заявила
- Так. Все разговоры за ужином. Готовлю я. Без меня ни о чем интересном не болтать, иначе останетесь голодными. И… Юрий Иванович, нельзя ли будет у вас попросить какую-нибудь вашу книжку… только с подписью?
- Конечно можно, Оленька. Будем в Москве…
- Й-и-ес!.. Все, пошла готовить ужин.

В художественном училище у меня подработка, несколько часов в неделю… была. Только очень уж надоело мне это учительство, будущие художники только вполуха лекции слушают, конспекты вроде бы пишут старательно, а сами в это время на тебя такие карикатуры… в общем, бросил это занятие. Тем более, что напряг большой, а зарплата копейки смешные. Алексей, правда, толковый ученик, мы с ним прежде бывало, часто болтали. Интересовался он в то время Франсуа Вийоном, целая серия миниатюр графических по этому поводу у него была. Очень любопытная графика. Пару раз у меня дома бывал, материалу по Вийону у меня довольно много. Ну и про жизнь его тоже кое-что с его же слов знаю. Родители почти все время за границей – ландшафтный дизайн «раша» теперь весьма и весьма в моде у штатских аборигенов и новых американцев из России. Заказов море, платят очень прилично.
И, вот тебе, пожалуйста, у студента моего проблема криминального свойства, и эта проблема сама ко мне прикатила – с доставкой по адресу… если только умолчать про «штемпель», которым «почтальон» встретил, то лучше не бывает.
Во время ужина внимательно выслушал похождения Алексея. Потом Ольгу. Потом соображения Валерки. Потом снова Алексея, со всеми возможными и… пусть даже просто привидившимися подробностями. Очень любопытная картинка вырисовывается, прямо настоящая завязка для детектива. Только в детективе, по крайней мере, автор знает концы и начала, что и к чему, а в данном случае, вообще ничего понять невозможно.
Голова после ужина чуть прояснела, хотя перегаром от меня наверно тянуло еще здорово. По этому поводу я старался держаться от молодежи на деликатном расстоянии и отпивался крепким чаем.
- Ситуация более-менее ясна – сказал я, тыкая вилкой в кружочек колбасы. Теперь надо приступить к анализу этой самой… - несчастный кусок краковской колбасы благополучно достиг моего рта и возникла пауза глубокомысленного пережевывания – …ситуации. Если мы, собравшиеся на сегодняшнее заседание, принимаем решение довести до разумного и логичного конца это… - все же проглотил, наконец – …я бы сказал, расследование, в котором мы крайне заинтересованы, то…
- Юрий Иванович, вы поешьте сначала нормально, а потом… я же вижу, что за зиму вы тут себя довели до крайнего…
- Алексей, не перебивай старших. Так вот. Я попробую сконструировать то, что нам известно. Некто… назовем его Х, заказал господина помощника депутата. Надо думать, что причины у него должны быть достаточно веские. Жена его оказалась невольным свидетелем, и ее тоже…
Теперь Алексей… Алексей, странный свидетель, которого, судя по вашим же рассказам, и нужно было только слегка задеть, а может быть, и задели-то случайно. Да, скорее всего, что именно так. И дали уйти. Вопрос – раз. Зачем? Либо ты, Алексей, что-то этакое знаешь, и тебя решили очень хорошо припугнуть, чтобы ты заметался, и, быть может, сам того не подозревая, привел бы их… куда? Это вопрос - два. И, наконец, три – зачем было нужно для этого устраивать карнавал? Какие будут соображения?
Валерка почесал задумчиво за ухом.
- Да никаких соображений. Полная ерунда и бред.
- Давайте думать. Что общего у Алексея с… как, кстати, фамиль этого помощника?
- Власенко Валентин… Палыч, кажется.
- Докладывай Алексей, что общего у тебя с этим… Палычем.
- Здоровался несколько раз и все. Родители к ним часто ходили в гости, когда домой приезжали… дружили… в общем.
- Оба на! А ты говоришь, никаких связей. Могла, скажем, твоя мать какие-нибудь поручения от этой Анны иметь в Москве, или пуще того, за гранкой? Я думаю, что вполне. Может и ничего особенного, если это только по тряпкам, а если по просьбе этого самого Палыча? Предполагаю, что могли воспользоваться их доверием и…
Валерка дернул башкой, точно проснулся
- Стоп, Юрий Иванович, так мы, пожалуй, запилим совсем далеко. Нам ведь надо сначала выяснить мотивы. По какому поводу Власенко грохнули. Может, самого депутата напугать и только, а мы тут башню строим Останкинскую.
- Валера, про башню это хороший образ… только тогда бы его замочили где-нибудь в другом месте и без цирка-шапито… постойте, а где та сумка, из-за которой я в нокауте побывал. Надо сказать, незабываемое впечатление. Валера, не в упрек тебе конечно.
- А правда, где сумка? – вставила, наконец, свое слово Ольга.
- Где-где? На улице наверно. Я вас втащил, а сумку… пойду, посмотрю.
Через минуты три была принесена насквозь промокшая сумка. Сегодня правда, дождя уже не было, просто не успела высохнуть. Сумку открыли. Тряпки мокрые и… господи, что это… два парика – одна лысина и черный кучерявый, две «котлеты» бакенбардов и, наконец, эспаньолка… Алешка занервничал.
- Юрий Иванович, вы откуда приволокли это… это же… это же. Черт, в это же киллеры были одеты. Вот манишка и шейный галстук. А это лосины и рубашка…
- Подозреваю, Алексей, что твои киллеры теперь разыгрывают Фауста перед Всевышним. Думаю, что с ними расправились, как уже с сыгравшими свою роль статистами. Припоминаю, что перед пожаром, часа за два-три, две машины в сторону той дачи проехали, а обратно ни одной… одна сгорела, а другая где?
- Юрий Иванович, выехать можно и по другому проезду. Моя машина в том проезде теперь стоит, кстати, перегнать во двор нужно бы, пока колеса не поснимали.
- А чья дача сгорела? Почему именно здесь с ними…
- Завтра выясним, я мало кого здесь знаю.
- Машина это хорошо – и чего-то раззевался. Ах да, двое суток почти без сна - Ладно, молодежь, пойду, полежу, подумаю, а утром еще раз все обсудим, на свежую голову. Ничего путного пока не лезет.
Не успел прилечь, как тут же и уснул. Не слышал, как Валерка во двор машину загонял, как еще долго ребята сидели на кухне. Решительно ничего не слышал.

Под утро снова приснился «собачий» сон, правда, с другими обстоятельствами и реквизитами. В самом же конце повторилось - часть толстой когда-то оштукатуренной, а теперь облупившейся колонны, как часть географической карты с очертаниями неведомых материков, обозначенных трещинами…
Проснулся и долго вспоминал, где же эту самую колонну доводилось видеть и, самое главное… под таким, «собачим» углом зрения. Потом вспомнил весь вчерашний очень длинный день, начиная от пожара, политликбеза с «вождем», приезда молодежи и все эти навороты с убийствами, погонями и прочим… Попробовал на листе бумаги начертить что-то вроде схемы связей какие на сегодня известны, но оказалось, что почти все стрелки на этой схеме заканчивались вопросительными знаками. Одно только было ясно, что преступление тщательно спланировано, с очень большим упором на психологию восприятия Алексея. Зачем? И, самое главное, каким образом можно было свести в одно место и в одно время убийство помощника депутата и его жены с появлением Алексея? И какую роль во всем этом играет милиция – соучастников или же… в этом есть тоже загадка. Два часа везти раненного через всю Москву – это как? И «ствол» подбрасывать? Как-то уж очень лихо закручено. Понимаю, что в детективном романе возможны и не такие навороты, но жизнь гораздо грубее, в ней очень много непредвиденного и невозможно все разыграть как в шахматной партии. И надо самому себе признаться, что ничего в этой ситуации на ум не приходит. Детективчик настрогал, местами даже сам от себя восторгался, а «в переплет» почти такой же пригласили, и завял…
В дверь тихонько постучали. Вернее даже, поскреблись ногтями
- Я не сплю, входите.
Дверь приоткрылась и высунулась только голова Ольги с косой.
- Юрий Иванович, завтрак готов давно, вас ждем.
- Оленька, скажи, тебе не тяжело таскать такую шикарную косу.
- Не-а. Прикольно даже. Только возни с ней много, а так… мне нравится, что мало у кого такая же.
- Мне тоже нравится… очень. И не вздумайте обрезать.
- Это вы моей маме скажите. Она мечтает из нее себе что-нибудь соорудить.
- Придется познакомиться с вашей мамой и убедить ее в нежелательности такого варварского поступка.
- Лучше не надо… она… неважно это, не надо. - И слегка помрачнела – мы вас ждем. Без вас не будем завтракать.
- Ровно через пять минут буду.

Крепкий кофе, это как раз то, что сейчас нужно. Валерка успел сгонять в магазин за дополнительными припасами.
За завтраком поинтересовался у него, под чьей это шинелькой довелось ему зимовать.
- Моя. Пришлось после института немного послужить Отечеству.
- Не спрашиваю, где и как, наверно, военная тайна?
- Да какая тайна. Кинолог я. Собачек для разных структур и на разное, натаскивал. Теперь по специальности основной – ветеринар собачий в частной клинике.
- Ну, хорошо. Теперь вернемся к нашим «баранам». Известно нам очень мало. Первое дело – получить как можно более полную информацию.
- Иваныч, я узнал, чья дачка погорела. Не поверите – записана дача на Анну Борисову. Она же по мужу, Власенко. Как вам?
- А не кажется вам, молодые люди, странным, что именно здесь много концов сходятся. За вами следили, когда вы из больницы бежали, а потом отстали… зная, почти наверняка, что вы сюда именно и поедете. Знали, что дача Власенко здесь же. Скорее всего, ее всю перепотрошили, искали что-то, неизвестно, нашли или нет, а потом киллерков убрали… а может и не убрали, а только следы замели. А теперь, вполне возможно… даже в это самое время, за нами наблюдают и ждут нашего хода.
Ольга вышла из-за стола и пристроилась у открытого окна с сигаретой – из всей компании только она одна смолила сигареты.
- Такое только писатель мог придумать.
- Вот именно. А теперь давайте думайте, чтобы вы предприняли сами, если бы меня на даче не оказалось? Чего они… а похоже, что дело это «многолюдное», ждут от вас? Как бы вы поступили на своем месте? Давай, Алексей.
- Да я, Юрий Иванович, хотел только пару-тройку дней здесь отлежаться, а потом податься на Петровку. Не понравился мне тот следователь. Мефистофель, Пушкин… а потом еще и Гоголь – это уж, слишком, перебор.
- Хорошо. Теперь ты, Валера. Если ты ввязался в эту странную авантюру, твои действия?
- Я?.. Я собирался побегать по Москве, понюхать. Может какой-нибудь след взять.
- Тоже хорошо. Непременно тебе след подкинут… и не один. Вот так и действуй. А я пока в тени постараюсь остаться – никто же не знает, что я здесь зимовал. Со стороны буду наблюдать, и делать выводы. Алексей, не ходи на Петровку, от тебя чего-то другого ждут. В больнице без документов тебя потеряли – искать не будут, только заявят в милицию. Оля ты его имени никому в больнице…
- Не-а. Юрий Иванович, а мне что делать?
- Я так понимаю, что твоя миссия в этой истории окончена. Ты свое дело сделала. Тебе, кстати, когда на дежурство?
- Да ну его… - но встретила взгляд неодобрительный, сигарету выкинула в окно - сегодня вечером на сутки заступать.
- Вот и заступай, как ни в чем не бывало. Связь вся через тебя будет, довольна?
- Й-и-ес! Слушайте все, мои позывные – я теперь «Кэт». Гоните мне дружно ваши телефоны и шифры для связи.
- Так что собираемся потихоньку и в город… по домам. Да и я с вами, зажился я здесь, одичал немного.
- Юрий Иванович…
- Слушаю, Алексей.
- Я не трус, но… есть предложение. Не могли бы вы, скажем, месяц… или больше со мной пожить. Мне одному в большой квартире неуютно будет в такой ситуации. А с вами и мне спокойней, и вам гораздо лучше, чем в вашей комнатенке. И потом… ваш «Рапсод» от меня в десяти минутах пешком. И принтер у меня есть. А?
- Заманчиво. Может так и надо. Может так оно и лучше. Решили.
6.
Как быстро человек привыкает к хорошему. Неделя прошла, а у меня такое ощущение, что в этой новой комнате, в которую меня пригласил пожить Алеша, я уже живу… по крайней мере полжизни.
Все устроилось как нельзя лучше. Только заехал в свою конуру, прихватил самое необходимое и перебрался к Алексею. Все майские праздники просидел за своим детективом. Почти полностью заново переписал. Архарову не звонил, боялся нарваться на скандал, оттягивал эту встречу, сколько было возможно. Пошел пятого. Без рукописи… «на ковер».
И очень изумился, когда, придя в редакцию, узнал, что сам Архаров с супругой дней десять как «отъехавши в теплые края на неопределенное время». Это сообщила его замша – Алла Дмитриевна, прокуренная насквозь, с желтыми от никотина зубами и ногтями барышня бальзаковского возраста. Я с ней не ладил. Как можно ладить с человеком, который начисто лишен чувства юмора. И вот такие живут возле литературы. От одного этого хочется поменять профессию.
Но еще большее удивление меня ждало, когда она почему-то раздраженно почти бросила мне конверт с посланием Архарова для меня. Письмо? Мне? Это совсем выходило за рамки обычного моего с ним общения. Он часто забывал даже мое имя, называя то Юрием Александровичем, то Иваном Юрьевичем. А тут… письмо с извинениями, пожеланиями, обещаниями весьма соблазнительными … и… вот что самое главное – пятьюстами баксами аванса в счет будущего гонорара. Можно сказать, подарок судьбы, не иначе.
Прочитал я сие послание прямо в кабинете у Аллы Дмитриевна, деньги аккуратненько переложил в бумажник совсем пустой. И наверно, так нежен и доброжелателен при этом был мой взгляд во время этих действий, что Алла, поймав его, отнесла его на свой счет, посчитав его за зовущий. Отсутствие чувства юмора еще не говорит об отсутствии желаний… в общем, из ее кабинета, изнасилованный в почти зверской форме, а потому внутренне опустошенный, я сумел выбраться только через час.
Теперь о главном. Реальная «детектива», похоже, отходит тихо-тихо в сторону, и вроде даже забываться стала. Никаких последствий. Тишина и только. Ничего в этом плане не происходит, никто никого не тревожит. Никто не интересуется. Даже странно. Давно уже должна была нагрянуть милиция во главе с «капитаном-гоголем».
Будто и не было ничего такого. И если бы не рука Алешкина, дающая о себе знать, особенно по вечерам, когда он пытается что-то рисовать ею, при этом, матерясь отчаянно, то можно было бы считать, что всего этого происшествия и не было вовсе.
Впрочем, это неверно. Пару раз звонила и однажды появилась в квартире Ольга. Пришла она шестого мая, то есть вчера, уже под вечер, вероятно с дежурства. Алексея не было, в магазин уходил. Я сидел за компьютером, добивал последнюю главу, а потому попросил подождать и занять себя чем-нибудь…
Ольга побродила по комнатам, успела навести видимость порядка на кухне, потом села у меня за спиной на мой диван и просто тихо как мышка сидела долго.
Наконец, я поставил огромную точку, найдя для этого соответствующий символ в компьютере, и с наслаждением потянулся. Ольга подошла неслышно сзади и как-то очень осторожно провела сначала одними кончиками пальцев по моим волосам, потом по лбу, глазам… пальцы ее пахли почему-то земляникой. Я немного ошалел от такой непонятной и давно не посещавшей меня нежности, замер и крепко стиснул зубы.
- Юрий Иванович…
- Что? – спросил я, словно ожидая услышать что-то совсем фантастическое, и сам не узнал своего голоса.
- Хотите, я вас подстригу? У вас на голове творится черте что. Не беспокойтесь, я умею. В школе мальчишек стригла, нравилось мне это.
- Хочу… но только это как-то…
- Неловко, что ли? Ну, вы, в натуре, даете. Мы же взрослые люди. И потом, вы мне обещали свою книжку, помните?
- Конечно, помню.
- Так что это будет… как бы алаверды, идет?
- Идет.
Когда Алексей соизволил, наконец, появиться, голова моя приняла весьма недурной вид, и весь я словно сбросил с себя десяток, а то и больше лет. Вероятно, на это еще повлияла близость этой восемнадцатилетней девчонки, ловко орудующей ножницами и расческой и изредка касавшейся меня то бедром, то грудью. Чуть не сомлел окончательно.
Потом мы вместе пили чай, Оля сделала Алексею очередную перевязку и они ушли куда-то. И вот что интересно. Во все это время, тоже ни одного слова о прошедшем не было сказано…
Они ушли, а я вдруг затосковал, как… я не знаю кто - чуть не заскулил по собачьи.
И с чего бы? Я давно привык к холостяцкой жизни. О жене я вспоминал только в прошедшем времени. Все мысли были постоянно заняты очередным «творением». Поймала меня девчонка на паузе, когда одно из них уже закончено, а другое пока не начато. Слабое место оказалось, «пробой». Находиться одному в пустой квартире, выть в потолок – такая перспектива совсем меня не устраивала и я, быстро одевшись, вышел. Спускаясь по лестнице, обратил внимание на квартиру ниже этажом. Она, как и прежде была заклеена бумажкой с печатью и подписями, но на этот раз одна сторона ее отстала. Слегка поколебавшись, я, так, на всякий случай, взялся за ручку двери. Непостижимо - открыто.
Можно было просто пойти домой, взять клей и снова приклеить эту бумажку. Собственно я так и поступил. Вернувшись уже с клеем, я… черт, все же любопытство было выше моей порядочности. Если открыто, подумал я, то не просто так, а с умыслом. Например, для того, чтобы здесь побывал Алексей, т.е. очередная подстава. Есть в этом что-то. Так что пусть вместо Алексея буду я. Одним словом, я «подставился». Вошел и прикрыл за собой дверь. На всякий случай, закрыл замок.
Я ожидал увидеть следы погрома, обыска или чего-нибудь совсем из ряда вон выходящего. Но в квартире было тихо, чисто, если не считать легкого налета пыли на вещах, все было так, будто хозяева минут пять были здесь и теперь ушли по своим делам, случайно забыв закрыть дверь.
Ну, что ж, если уж я проник в опечатанную квартиру, тем самым, совершив противоправное действие, то отступать поздно. Попробуем найти что-нибудь говорящее о причинах смерти хозяев или хотя бы постараться составить впечатление об образе их жизни.
Но сколько я не ходил по комнатам, стараясь руками ничего не трогать, никаких мыслей и ощущений не рождалось. Все как у людей среднего достатка, ничего лишнего, если не считать… ага, вот «пунктик» - прямо на полу в комнате, по всей видимости, кабинета, стопка высотой сантиметров пятьдесят журналов «КДО» с объявлениями по продаже-покупке недвижимости. Как в риэлтовской конторе. Пришлось из середины стопочки достать один номер и сунуть в карман. Вот и все, пожалуй, больше здесь делать нечего, надо тихо убираться.
Перед дверью долго стоял, прислушиваясь, чтобы не напороться на кого-нибудь на лестничной площадке. Выждав момент, вышел и прикрыл дверь. Полоску не стал приклеивать – не тобой снята и оставлена открытой дверь, не тебе и…
Уже выходя на улицу, подумал, что в квартире успел наследить изрядно – и откуда только эта пыль берется? Стоит герметично закрытое помещение оставить на несколько дней, она тут как тут. И чем дольше, тем слой больше – загадка природы, однако.
Тоскливое настроение улеглось, я немного погулял по бульварам и завалился в пивняк на Трубной площади. Уже темнело. После двух бокалов пива, в ожидании, когда принесут третий, вытащил из кармана журнальчик и полистал его. Журнал оказался весь разрисован пометками, «птичками-галочками» стрелками, вопросиками и отдельными буковками вроде – sic, NB, OK. Сокращения знакомые, но к чему они относились, не стал вчитываться, потому что ко мне за столик подсел мужик с бегающими глазками и шепнул
- Интересуетесь площадями?
- Нет, макулатуру собираю, а что?
- Есть верняк. Прикинь, всего за штуку комната и еще две за другую. Дом под снос, сечешь?
Решил немного подыграть, очень уж мужичок забавным показался, меня с кем-то точно спутал
- Чья хаза и какая твоя доля?
- Алконавты в бомжы просятся. О доле я сам с ними разберусь. А так… любые бумаги подмахнут. Можно и без них – «ксивы» их у меня и… все остальное тебя не коснется, понял?
- Подумаю. Позвони завтра, есть листок?
- Сюда пиши – сунул мне потрепанную записную книжку с полустертыми цифрами на обложке 1999. Я написал… что в голову пришло… типа «прачечная».
- Звони завтра, а теперь отвали по быстрому, не светись.
Надо сказать, после этого рандеву, мне совсем полегчало, так что домой я пришел даже в приподнятом настроении. Алексея еще не было. Я завалился на диван и стал внимательно изучать журнал.
Записи были сделаны шариковой ручкой и фломастером. Скорее всего, шариковой – намеченные объекты, фломастером – реализованные. Минут через двадцать я вскочил и перешел к столу. Я ничего не понимаю во всех этих делах с недвижимостью, но здесь все было предельно ясно. Нашел вариант - отметил, купил – отметил, продал, тоже отметил. Просто, как морковка. Просчитал только одну страницу и вышла, по крайней мере для меня, почти астрономическая сумма дохода – с учетом всех неизбежных «отстежек» - двадцать штук чистого дохода. А в журнальчике, сколько листиков таких? А самих журнальчиков? Господину Корейко такие барыши и присниться не могли. Вот тебе и помощничек депутата. И неужели же только за такой бизнес нельзя было его грохнуть? Да если бы мне предложили хотя бы половину, то я… хм, это уж я хватил через край, поставив себя на место заказчика и исполнителя в одном лице.
Мне стали понятны мотивы преступления, понятно, что милиция отвязалась от Алексея – это дело рук настоящих «профи». Только во всем этом есть одна неувязочка…
Я вскочил и забегал по комнате, как ненормальный, пытаясь на ходу сформулировать свое сомнение, выразить словами то, что вдруг закопошилось в голове.
В передней раздался звонок. Я замер, у Алексея есть ключ, кто бы это мог быть? Я тихонько подошел к двери и заглянул в глазок. Там стоял все же Алексей. Он уже было, потянулся к звонку, чтобы позвонить еще раз, как я открыл дверь. От него тянуло спиртным перегаром.
- Юрий Иванович, извини, забыл в ветровке ключи.
- Это ничего… ты знаешь, который теперь час?
- Вы прямо как мои предки. «Который теперь час?», «Где ты шлялся?». А мне уже восемнадцать, между прочим.
- Я не предки. Я просто спросил, который теперь час?
- Возле двух… Ольгу провожал и… все такое.
- Хорошо. Чего-нибудь жевать будешь?
- Нет. Пошел спать. Спокойной вам ночи.
- И тебе.
Алексей ушел в свою комнату, и слышно было, как он, не раздеваясь, грохнулся на кровать, а я, постояв немного в прихожей, обратил внимание на связку старых газет, на большую коллекцию ключей, развешанных на стене, и долго тупо на нее смотрел. Потом потушил свет в прихожей и пошел к себе. Разделся и лег. Долго ворочался, все пытаясь уловить, что же во всем этом меня раздражает. И… как это и бывает – вдруг… вдруг это самое понял. Если был обыск в квартире, понятно, что аккуратный и все такое, наверняка эта стопка журналов просматривалась. И если они, будем надеяться, не совсем тупые, то, как раз эти журналы и есть основной «мотивчик» преступления. Посему, этот самый «мотивчик» должен был перекочевать к «вещдокам» в другие кабинеты. Из всего этого есть только два пути выхода. Либо эта стопка журналов появилась позже, либо… либо были взяты только часть их. Мне же неизвестно, сколько их вообще было, может, еще столько же. Второе меня устраивало гораздо больше. На этом я успокоился и заснул. Уже совсем засыпая, вспомнил почему-то Ольгу… «Эх, сбросить бы лет двадцать… или хотя бы десять…».

Проснулся утром рано. Это уже, стало быть, сегодня. Догадался с утра дойти до палатки и купить несколько бутылок «Мельника». Потому как с перепоя, по себе знаю, бутылочка хорошего пива, лучше всякого рассола.
Алексей проснулся поздно и после долгого пребывания в туалете и затем в ванной, вышел на кухню с очень помятой рожей. Ни слова не говоря, открыл бутылку, которую я перед его приходом успел достать из холодильника. После первого стакана долго и мучительно решал вопрос – бежать снова в туалет или же, обойдется. Пока решал, «лекарство» сделало свое дело, и его взгляд стал более-менее осмысленным.
- Юрий Иванович, с добрым утром…
- И тебе того же. Здорово перебрал?
- Не то слово.
- С какой радости?
- Разве с радости напиваются? От вселенского горя.
- С Ольгой…
- Т-сс… ни слова об этой. Все бабы – суки. Я только думал, что она…
- Не надо так грубо. Женщина, как и собака, друг человека. Что бы мы без них?
От моих слов Алексея даже передернуло.
- Все… все. Закрыли тему. Не хо-чу. Ну, их всех…
- Как знаешь. Попробуй позавтракать. Я тут соорудил, что мог.
- Нет, еще пива и… все. Полежу потом немного. Что это у вас?..
Я пока готовил нехитрый завтрак, пока ждал «Явления Алексея народу», прихватил с собой на кухню тот вчерашний журнальчик, хотел еще полистать его.
- Это? Это «КДО».
- Вы хату собираетесь купить или свою комнату продать?
- Нет, просто думаю, что в этом журнале заключается отгадка убийства твоих соседей. Ты, когда вчера с Ольгой уходил гулять, ничего странного не заметил у нижней квартиры?
- Нет. И что там странного?
- А то, что квартира открыта, и печать сорвана.
- Не хило - Алексей как будто даже окончательно пришел в себя – надо пойти взглянуть.
И как были – я в стареньком халате, а Алексей домашних трениках, майке и шлепках, спустились на этаж ниже.
- Ну, и где же тут?...
Дверь была нормально опечатана и, судя по всему, закрыта.
- Дело в том, что этот журнал я вчера взял в этой квартире.
- Юрий Иванович, я не знал, что вы домушник. По чужим квартирам… опасный вы человек.
Мы тихо засмеялись и быстро поднялись к себе обратно.
- В общем, Алеша, я так думаю. Твои соседи занимались недвижимостью, крутили серьезные бабки и кому-то крепко перешли дорогу. Вот и вся недолга.
- Ну, и хрен с ними. А я-то тут причем? Меня-то зачем? И этот маскарад?
- И до этого докопаемся. Валера без меня не звонил? Пропал куда-то.
- Видел я его вчера. Он Ольгу увел…
- И поэтому поводу ты надрался?
- Выходит…
- Не переживай, «любовь еще, быть может…
- В моей груди угасла уж совсем»…
- В стихе не так.
- Ну и пусть. Ну и все равно. Ненавижу… вместе с ее этим собачником.
- Что у вас вышло? Расскажи, чего уж. Я стреляный воробей, может, чего и насоветую…
- Позже. Мутит меня еще. Я посплю еще немного. Потом…
Он спать завалился, а я вдруг вспомнил. Может, и померещилось мне там, в кабинете у Аллы Дмитриевны, пока мы с ней… хм… В общем, во время «действа» мелькал у меня перед глазами точно такой же журнал. Я еще пытался придумать другую расшифровку аббревиатуры «КДО». Правда, ничего хорошего не придумалось.
Неплохо было бы проверить… к тому же, может быть, «упрочить свое положение» в глазах руководства редакции.

7.
Нет, совсем не так представлял себе Алешка это свое первое свидание с Олей, совсем не так. Представлялось, что они возьмутся за руки и пойдут… пойдут просто так, бесцельно, куда глаза глядят. Например, по бульварному кольцу. И будут идти, идти… и весь вечер, и всю ночь, а при восходе солнца, скажем, где-нибудь в парке или на Поклонной горе, он ее поцелует и она ответит. И он сможет, наконец, рассказать о себе, обо всем, что его волнует, обо всех своих…
Только вышли из дома, как Ольга слегка наморщила нос, запахнула легкую курточку, которая ей очень была к лицу – такая, турмалиновая, и изрекла,
- Смотри, какой ветрюга, а еще называется весна. У тебя бабки есть?
- Есть… только в баксах. Мне предки каждый месяц высылают.
- Какая разница. Давай закатим куда-нибудь, оторвемся по полной программе.
- Я не знаю, где можно.
- Короче. Пошли, повеселимся на всю катушку. Я одну дискотеку знаю, там ди-джей прикольный…
- Оль, я, кажется, уже вырос из тинов и этих тусовок.
- Вот и тряхнешь стариной. Ой, совсем забыла, дрыгаться тебе еще… ладно, пошли куда-нибудь в кафе посидим.
- Отлично. Только я приличных кафе…
- Я поведу тебя в самое неприличное. Там тоже тусовка классная, там много моих знакомых бывает, познакомлю.
Все хрустальные замки его мечты и фантазий акварельно поплыли. Ну, ничего, подумал он, в другой раз, когда и теплее будет и…
- Веди. Далеко это?
- Сейчас тачку поймаем. Это на Войковской. «У Михалыча»
- Может на метро?
- Ну, ты в натуре. Не жмотничай, за тачку я плачу.
И тут же выскочила на проезжую часть, едва не попав при этом под «БМВ», и сразу тормознула частника.
Всю дорогу весело переругивалась с шофером, травила анекдоты, сама хохотала как сумасшедшая от его похабных прибауток. Алешка всю дорогу молчал, и настроение у него портилось с каждой минутой. Последней каплей оказалась Ольгина реплика, на просьбу шофера добавить к полтиннику еще хотя бы чирик, весело и громко, на всю улицу она ему брякнула – «отсоси себе сам. Слабо?» - и вошла, даже не оглядываясь на Алешку в кафе.
Алешка уже проклинал себя за то, что вообще пошел с ней. Ему вдруг страшно захотелось вернуться домой, схватиться за перо, тушь - это его всегда умиротворяло, и… но, не бросать же вот так… покрутил головой и пошел следом.
Кафе было в полуподвале, небольшое и, наверное, уютное, если бы не было столько народа. В углу, на маленькой эстраде, какой-то длинноволосый дядька лет под шестьдесят бренчал на банджо, но из-за шума за столиками, его почти не было слышно.
Еще с лестницы Алешка разглядел через накуренное помещение Ольгу. Ее, по видимому здесь хорошо знали, и она сидела за самым дальним столиком, на котором стояла открытка – «служебный». Алешка протолкался между столиками, поминутно извиняясь, хотя в этом совершенно не было необходимости – никто на него и внимания не обратил. Подошел к столику.
Ольга была другая! От того сорванца, что был на улице еще пять минут назад, не осталось и следа. Теперь это была грустная, немного даже таинственная в какой-то своей неземной печали, девушка. И даже глаза от бокового мягкого освещения бра казались разного цвета и чуть искрились печальными искорками. Медленно достала пачку «Салем» и положила на столик
- Ну, садись, чего ты? Смотри, как здесь здорово. - Этого было вполне достаточно, чтобы у Алешки снова застучало взволнованно в груди. Он сел. Взял со столика зажигалку и дал прикурить. Оля положила свою ладошку на его.
- Ты извини меня…
- За что?
- Ну, это… за… в общем, это самозащита такая, понял. А теперь можешь считать, что никого вокруг не существует, есть только я, ты и эти звуки банджо…
В это время к ним подошла официантка. Алешка не успел ее рассмотреть. Вернее, кроме Ольги он вообще перестал, что-либо видеть.
- Привет, Лелька. Как обычно?
- У-гу.
- А молодому человеку?
- Тебе чего заказать?
Алешка вдруг глупо заулыбался и пожал плечами
- Не знаю.
- Тогда… тогда ему пиво. Лучше «Туборг». Свет, Валерка не появлялся?
- Давно не видела. Вы что, поссорились?
- Не-а… так. Ну и ладно. Если появится… нет, ничего, сама найду. Все.
Официантка ушла, а Ольга оглянулась и легонько махнула рукой музыканту. Тот в ответ улыбнулся и кивнул головой, отчего со лба упала на лицо длинная прядь наполовину седых волос.
- Классно играет. Я от него просто тащусь. Между прочим…
Принесли бокал пива и какой-то немыслимый коктейль – снизу что-то зеленоватое, а сверху бледнорозовое, с долькой апельсина и соломинкой.
- Алеша, ты, по-моему, какой-то дикий. Ты что, никогда по кабакам не шлялся?
- Нет. Не было желания. И вообще… я всегда был… как бы сказать… маменькин сынок.
- Вот не думала. Я думала, что все художники алкаши и бабники.
- Я, наверно, исключение.
- Интересно-то как. Все, давай рассказывай.
Монолог Алешка готовил для прогулки, чтобы была… как бы перспектива для зрения. Но вот так, глаза в глаза, под грустную музыку… не складывается.
- Я даже не знаю.
- Ладно. У тебя девушка есть? Или была? Ты трахался… извини, ты спал с ней?
- Нет. У меня сейчас такое ощущение, что я все свои восемнадцать лет только и делал, что учился, учился, учился…
- Считаешь, что полный ботан?
- Вроде…
- И женщины тебя не интересовали? Вы же в училище рисуете голых. Неужели совсем ничего не возникало?
- Нет, почему же… только вначале. А потом карандаш берешь и видишь только линии и формы.
- Хочешь, я как-нибудь тебе попозирую… голой совсем?
Алешке стало душно и показалось, что даже затылок вспотел
- Я думал об этом. С распущенными волосами… Магдалина или…
- Просто любимая девушка.
- Или так.
Алешка и не заметил, как стал с увлечением рассказывать о своих планах, задумках, композициях. И только когда Ольга спросила о его родителях, Алешка вдруг помрачнел и даже зачем-то обернулся и посмотрел на выход.
- Я не хочу говорить о родителях. Они дизайнеры. У них своя жизнь, у меня своя.
- Вот и я тоже. Только скажу, что этот музыкант – мой отец, а мать у меня – алкоголичка… и все.
- Вот, ничего себе…
- Я сказала – «и все», Значит, тема закрыта. Валяй дальше. Мне нравится, когда ты так увлеченно рассказываешь о вещах, о которых я не имею представления. Наверно, как-нибудь потом, я тебе с таким же увлечением буду рассказывать об анатомии и физиологии человека. И еще о психологии и неврологии. Хочешь?
- Вполне. И кем ты станешь, когда свой институт добьешь?
- Это еще не скоро. Еще целых четыре года, потом… Психотерапевтом. Понимаешь, все люди… и ты, и я тоже, страшно закомплексованы. Страшно боятся всего в этой жизни, а потому совершают невероятное количество ошибок и даже преступлений. И все из-за того, что…
- Привет, Леха! Я вижу, Лялька и тебе начинает мозги компостировать. Неисправима. Хочет при помощи своей психотерапии исправить человечество, которое стремительно несется к пропасти… к нравственной и… и к буквальной.
Вот такого облома Алешка совсем не ожидал. «Все, можно сушить весла» - подумал, и почему-то даже облегченно вздохнул. Ольга ногой двинула стул, приглашая Валерку. Впрочем, его можно было и не приглашать, он и так бы тут же уселся, загородив своей спиной эстрадку. Уселся и бесцеремонно в два глотка выпил Алешкин бокал, при этом подняв три пальца кверху и покрутив ими высоко над головой. Кажется, даже не прошло и десяти секунд, как на столике уже стояли три новых бокала пива и еще один коктейль для Ольги.
- Ты где, паршивец, пропадал все праздники, я телефон оборвала?
- Щасс!… - опорожнил сходу еще один бокал, рыгнул для порядку.
- Ребятишки, я делом занимался. Не поверите, все сошлось, как в самом крутом детективе. Короче. Стал я интересоваться, Алешка, твоим «гоголем-моголем». Узнал – есть такой, самый, что ни на есть, настоящий. Только собрался стрелку ему забить, а он сам на меня выскочил. На второй день после дачи, звонок. Шеф мой звонит и дает мне заказ – ехать аж, в Тучково, к одному крутому клиенту на дачу роды принимать у пекинесихи хозяйки дачи. Братцы мои, такой фазенды не мог себе и представить – что-то около тысячи квадратных метров. И всего два человека в ней живут, не считая прислуги да охраны. Ну, и застрял я там почти на неделю. Кесарил сучку, потом выхаживал. Слава Богу, все обошлось – капусты немного срубил, на мою долю можно месяц хорошо гулять. Пожил как белый человек. Только собрался отваливать, как приезжает к хозяину по делу ментовская машина, и выходит из нее… не поверите, Гоголь. Алешка, ты когда мне свистел про него, я не очень… а как сам увидел, совсем охренел – точно, Николай Васильевич. В штатском. Крылатки и цилиндра не хватает только. Ну, я слегка тормознулся, подождал, пока он свои вопросы выяснит и к нему, мол, «подвезите бедного живодера до города, анекдотами всю дорогу устелю».
Поехали. Я сразу ему в лоб – «Капитан Смирнов»? «Так точно… откуда?..». Я ему – «Вся Рассея наслышана мол…». В общем, слово за слово и понеслось. Про тебя ему напомнил… вернее, про убиенных. И тут получил информацию, для тебя Алешка, нужную. Не собираются они тебя искать, и так знают, что дома живешь. У них есть уже подозреваемые, ловят. Если и вызовут, то только как свидетеля на опознание, понял? Все, живи спокойно.
И как-то сразу, без паузы
- Лелька, можно я к столику нашему Григория Александровича приглашу, пивом угощу, а?
- Он в завязке. Даже пиво не пьет. И потом, к нему через час друзья музыканты подойдут, до утра играть будут.
- Ты смотри-ка, джаз-бэнд подбирается?
- А думаешь, почему здесь теперь столько народу? И каждый вечер собираются.
- Ништяк. Пойду, поздороваюсь с будущим тестем. Или вы тут без меня… я вам рандеву сорвал? Извиняйте. Ну, я быстро.
И отошел. Ольга свой коктейль допила и придвинула второй бокал
- Не вышло спокойно посидеть. А, ладно… в другой раз?
Алешка только плечами пожал. Ему почему-то вдруг опять захотелось топать домой, и… вот только немного странный вопрос один застрял в голове и он решил дождаться Валерку и задать ему этот вопрос. Пока же просто сидел, чуть захмелев от двух бокалов пива, и глупо улыбался, стараясь заглянуть Ольге в глубину ее глаз. Она же закусила нижнюю губу и старалась тоже не отводить взгляд. Вот такие «гляделки» получились.
Когда Валера вернулся к столику, она не выдержала и расхохоталась так громко, что на нее стали оборачиваться с соседних столиков.
- Извини, Алеша, смешинка в глаз попала.
- Леха, чем это ты ее так достал? Поделись опытом.
- Валера, - Алешка чувствовал, что у него начинает слегка заплетаться язык, но решил все же задать свой вопрос – Валера, ты вот объясни, далекому от мира животных человеку… вот, скажем, «собачья свадьба». У одной сучки течка началась, и за ней носятся целая стая кобелей…
- Вполне реальная ситуация… Лялька, не дыми в мою сторону, и так продохнуть нечем. Короче, что дальше?
- Вот как эта самая сучка выбирает себе партнера? Или кобели сами между собой решают эту проблему силовым методом?
- Все гораздо проще. У какого кобеля запах на это дело мощнее, тот и будет «дружить», а остальные только присутствовать. Вот как в мире животных устроено. Разумно и понятно с точки зрения эволюции вида.
- А вот… верность, или там, я не знаю… после… одним словом, у собак остается потом привязанность? Верность сохраняют?
- Ну, ты, в натуре, даешь. А зачем она им? Главное, чтобы щенки были. А в положенный срок, при следующей течке это может быть совершенно другой «партнер», вот так устроено. Удовлетворил любознательность?
- Вполне. Не хочу быть собакой…
- А кто тебя заставляет?
- Мальчики, вы чего это, про меня совсем забыли. Кто меня развлекать будет? Зоологические подробности меня не развлекают совсем.
- Лялька, чего ты теперь хочешь, скажи. В зубах принесу…
- Хочу кататься.
- Вот, я как будто чувствовал. У Володьки опять одолжил тачку до утра. Погнали.
- Когда ты свою-то купишь?
- Когда за меня выйдешь…
- На пенсию раньше выйдешь.
«Кончен бал, погасли свечи». Опять гонка по ночной Москве.
Довезли Алешку до самого подъезда, а сами поехали дальше.
Вместо того чтобы идти домой, побрел на Сухаревку и в ночном кафе выпил грамм триста водки, чтобы заглушить состояние потерянности и безысходности. Ушел, когда ему уже не стали больше наливать, попросили вежливо вытряхиваться баиньки.
До дому шел, цепляясь за углы, пьяно всхлипывая и отчаянно матерясь… на всю эту собачью жизнь. Потом долго сидел притихший на ступеньках лестницы между вторым и третьим этажом, разглядывая на стене след от пули…

8.
«Двое в комнате – Я и Ленин…». Правда, не в комнате, а на кухне, и не «фотографией на белой стене», а на фоне светло-зеленоватых обоев, по фону которых прорисованы… да-да, именно от руки прорисованы еле различимо какие-то заросли, мостики через водоемчики, где-то в самом углу – усадьба с колоннами и фонтан перед ним. А справа от окна портрет, тоже едва заметный и сильно размытый. Очень похоже, на Ольгу.
А мы с Ильичем… то есть с Прялкиным Иваном Петровичем… я все время путаюсь, называю его то Ильичом, то Петровичем – не обижается. Мы сидим уже достаточно долго, если судить по пустой посуде, что звякает под ногами, когда мы, не совсем понятные изречения свои дополняем жестикуляцией не только рук, но и ног. Хорошо сидим – это тоже цитата.
Вторая половина мая за окном. Липа огромная во дворе начинает цвести и в наступающих сумерках ее медовый запах легко перебивает запахи нашего… все же умеренного возлияния. Умеренного, хотя бы потому, что разговор у нас… архиинтересный выходит. Это великое дело, когда собеседники достойные – меньше хмелеешь.
Заловил я Петровича случайно. Естественно, на старом Арбате. Он с «Брежневым» - такой же чудило, но меньше похож на генсека, чем Петрович на Ильича, пиво пили у одного киоска. Выяснилось, что сегодня что-то такое в атмосфере происходит – бизнес не идет. А если бизнес не идет, то… «мировой пролетариат в таком случае должен посылать его в задницу и находить себе досуг» - это его слова. Вот мы и определились с досугом. И теперь сидим, пьем водяру «кристалловскую», достойно проводим время. И уже обсудили все мировые политические проблемы, коснулись «народного опиума», то бишь, религии, про баб немного и не подробно… словом, пришли к консенсусу по глобальным вопросам бытия.
- Хороший ты мужик, Иваныч, хоть и писатель. Я это тогда еще на пожаре заметил. Заметил, как ты жадно впитывал впечатления, прямо ноздри шевелились. Я понимаю, это профессиональное – брать от жизни ее художественную правду, а потом сливать все это на бумагу. Хвалю. Давай за соцреализм выпьем?
- Нет, Петрович, за соцреализм я пить не стану, ну его на х.., давай выпьем просто за человека. За любовь к человеку.
- Эта скотина Пешков написал… «он вообще любил людей». Это как? Вообще любить нельзя. Любят, потому что любят, и за что-то, а в о о б щ е… паскудство только одно.
- Вот, Ильич, и выпьем за человека, которого ох как трудно любить, но…
- Правильно мыслите, товарищ, верными категориями. Вздрогнем.
Выпили. Хорошо пошла, зараза. Под хорошую закуску, на которую не поскупились, то, что надо.
- А вот скажите, господин писатель, вы помните, например, какого цвета была машина, которая сгорела тогда?
- К чему это ты? И кстати, ты вроде бы после меня уехал в Москву. Чем там дело-то кончилось с пожаром?
- Э… батенька мой. Эта же целая эпопея, скажу тебе. Сейчас я этот грибочек оприходую и расскажу.
- Нашли хоть косточку одну от сгорельцев?
- Не было там никого. Не было и все тут. Эксперты там дня три гребли с утра до вечера и – ни хре-на…
- Но ведь приезжали две машины.
- Не приезжали, а приехали, обе черные, и никуда потом не уезжали, а в гараже на участке № 65 стояли. Это через один дом до пожарища. Знатный такой коттедж, кирпичный, да ты видел его, когда мимо шли. Луговой приехал сотоварищи, погуляли хорошо, пожар продрыхли весь. А сгорела машина, которая за два дня перед тем приехала. Днем. Кто в ней был – неведомо. Машина действительно хозяйская и…
- Красная девятка. Валентина Павловича?
- Точно. Только он, говорят, в ту же ночь или накануне, не знаю когда, был в Москве застрелен с супругой. У крутых свои игры, которые при анархическом состоянии общества нередко заканчиваются насильственными методами с лишением жизни.
- Что же получается? Что пожар сам собой вспыхнул? Так не бывает.
- В техническом смысле вполне возможно. А в смысле изотерическом, тем более.
- И получается тогда, что Валерий Палыч этот сам пригнал туда машину. Бросил ее, неизвестно на чем вернулся в Москву, чтобы через сутки почти лишиться жизни? Бред какой-то.
- Бред конечно, если учесть, что спросить не у кого, к спиритам надо обращаться. Кстати, что вы думаете насчет оккультизма?
Про себя тут же мелькнула мысль одна и застолбилась. Но вслух о ней не стал говорить, хоть и был уже достаточно хорош, но… вот именно, «но». «Контроль и еще раз контроль» - железное правило… кого бы это. Пусть будет – ревизора. Хм… И еще. Пора нам с Ильичом закругляться, скоро Алексей из училища своего нагрянет. Собственно, давно должен быть дома, так что… непедагогично получается.
- Петрович, а не пора ли нам на свежий воздух. Явить, так сказать, себя народным массам?
- Намек понял. Быстренько сворачиваемся, заметаем следы, и если нам… как это… приспичит, то продолжим выступление на улице.
Свернулись действительно быстро. В этих старых домах есть одна достопримечательность – мусоропровод находится прямо на кухне. С одной стороны, удобно, но с другой, если неплотно закрывается дверца, то присутствует в помещении легкое амбре. Так что не разберешь, что же все-таки лучше, выносить мусор на площадку или внимать запахам. Ну так, все следы нашего присутствия тут же оказались в мусоропроводе.
Только собрались выходить, как зазвонил телефон в прихожей. Почему-то мне сразу подумалось, что это звонит Ольга. Но это оказался Валера.
- Иваныч, ты один? Леха где?
- Должен скоро подойти. Нужен?
- Да нет, не особо. У меня к вам разговор есть. Можем столкнуться?
- Вполне. Когда и где?
- Я сегодня без тачки. Через… полчаса у главпочтамта, устроит?
- Лучше у Грибоедова.
- Идет. До встречи.
Пока разговаривал с Валерой, «Ильич» рядом со мной в прихожей толкался, руки в карманах брюк, и этак, с пяток на носки покачиваясь, рассматривал всякие прихожные «достопримечательности» в виде коллекции всевозможных ключей, живописно развешенных по стене. Этих ключей здесь было, наверное, больше двух сотен. От старинных, от укладок, сундуков и амбаров, до самых навороченных, современных. Возле самой же двери торчали два свободных гвоздика без ключей. А вроде бы утром были на месте. Еще вспомнил – один маленький совсем, от почтового ящика или от камеры хранения, а другой очень сложной системы и квадратного сечения. Я такого еще и не встречал, потому и запомнил.
Не успел я трубку положить, как…
- Иваныч, что ж, вы, батенька, не сказали, что собираете ключики от сердец людских? У меня, если покопаться, тоже нашлись бы несколько весьма оригинальных экземпляров.
- Иван Петрович, сия коллекция не моя, хозяйская. Но буду иметь в виду. Ну, что, пошли?
- Я правильно понял вас, товарищ, что мы сейчас двинем брать главпочтамт, а потом...
- Извини, Ильич, у главпочтамта придется нам расстаться, деловая встреча, понимаешь.
- Не надо извиняться, все понимаю. Да и мне давно пора. Дома, наверное, потеряли – и так привычно головку на бок… вот, паразит, очень уж похоже - А на посошок, товарищ?
- Ильич, оставь себе на завтра. Мне соображалку надо сейчас иметь трезвую. Надеюсь, что пока дойдем до метро, проветрюсь немного.
- Тогда вперед…- и здесь не удержался – к победе мировой революции.
- Вперед.

С Валерой встретились и прошли по бульвару до пруда. Нашли свободную лавочку и сели. Валера пил пиво, а я отказался – на водку лить пиво, последнее дело. Пока шли, Валера рассказал о своей встрече со Смирновым. О «тройном» свидании, конечно, умолчал, а я также деликатно промолчал, не спросил, хотя и подмывало узнать, где это Алексей тогда наклюкался.
- Юрий Иванович, информации новой много, но только она еще больше все запутывает.
- У меня, Валера тоже есть кое-что. Обменяемся и подумаем.
Рассказал я ему о своем «походе» в квартиру убиенных. Тоже свои странности есть. Высказал соображения по поводу журнала «КДО». Не стал говорить только, что видел такой же журнал в редакции – проверить самому не мешало бы, мало ли, многотиражное издание-то все-таки.
- Понимаешь, Иваныч, я тут успокоил Алешку, что мол, он сбоку вообще, но у Смирнова он пока подозреваемый номер раз. Эксперты не подтвердили маршрут Лешкин от дома до того подъезда. Следов крови не нашли и в соседнем проходном подъезде. Неотложка, которую мужичок видел в час двадцать, увезла другого больного. И действительно, обнаружили Лешку в подъезде жильцы дома возле четырех утра и вызвали «скорую» с милицией. И «ствол» действительно при нем был, и с его только отпечатками. Дальше… стрелявший был один. «Макарыч» тоже как и «беретта» с глушаком без отпечатков нашли на месте. Вот такие дела.
- Полная херня. Они совсем там не соображают? Один пистолет выходит с отпечатками, другой без… стрелял один… так не бывает. Если это был Алексей, то, что же он, потом сам себе рану нанес? Это-то легко проверяется… Если у него отпечатки брали, надо было и другие анализы взять. Откуда вошла пуля, откуда вышла. Я, не следователь, но даже я не могу себе представить, как можно самому себе со спины в предплечье выстрелить. Что-то они там ищут…
Я встал со скамейки и «стрельнул» у какой-то парочки сигарету. Почти год уже не курил, а тут не смог удержаться, разволновался, очень уж много всего сразу навалилось.
От сигареты башка сразу же пошла кругом, а потом… ничего, успокоилась.
- Это все?
- Нет, не все. Только Юрий Иванович, все это между нами…
- Само собой.
- При обыске на квартире у Власенко нашли одну любопытную видеокассету американского производства. Смирнов… кстати, его зовут Сергей Александрович, сделал мне копию, просил вам показать.
- Откуда он знает, что я?..
- Нет, Пинкертона из вас точно не выйдет. Когда вы «домушничали», Смирнов там был, в квартире, в туалете отсиживался. Вы же в туалет не заглядывали?
- Без нужды было. Во, блин, попал!
- Да, ладно. Вы-то, вне подозрения, хотя в следствии заинтересованы, так что все в порядке. По просьбе Сергея Саныча посмотрите эту кассетку и еще… фломастер и ручку в цвет журнальных пометок, посмотрите у Алексея в комнате.
- Я в нее не заходил.
- В чужую квартиру запросто, а тут…
- Так то ж…
- Ну, ясно, что для дела. И тут для дела. Брать, конечно, ничего не надо, а на листке каком-нибудь почеркать и все. Потом мне передать при следующей встрече. Да хоть завтра. Договорились?
- Скажи, Валера, ты тоже думаешь, что это Алексей мог сделать? Абсурд полный.
- Короче… вы кассетку посмотрите, а потом я вам буду этот вопрос задавать. Да, чуть не забыл. Еще информация. В тот день… в училище Лешки не было.
Чуть было не рассказал про машину сгоревшую, решил придержать до другого раза, а то можно было бы предположить, что это Алешка угнал машину, оставил ее на даче Власенко вместе с той сумкой, подготовил пожар с установкой на определенное время, а сам… лучше пока так не думать, иначе мозги закипят. Да и про машину они сами должны были уже все знать
- Действительно, многовато подзапутано.
- Не беспокойтесь, Смирнов мужик нормальный, зря не будет резких шагов делать. Говорит, что очень хорошо, что ты у него в квартире живешь, мало ли что может произойти. Понимаешь, Иваныч?
- Понимаешь… - сказал и поймал себя на мысли, что в этот момент какая-то злость внутри всколыхнулась… злость, почему-то на Валерку. Он-то тут при чем?
- А теперь не по делу. Ольга вам привет пламенный передает. Книжку вашу где-то достала, читает. С вашей подписью специально тогда не взяла… чтобы был повод еще раз встретиться. В последнее время только о вас и говорит. Смотрите, я ужас какой ревнивый… шучу, конечно.
И тут я не удержался и брякнул, не совсем трезвый был все же.
- Может, и есть у тебя повод ревновать. Очень она мне нравится. Если бы только не возраст… может быть и закрутил бы с ней по серьезному. Запала в душу.
- Не вы один, Иваныч, не вы один. Лешка от нее тоже торчит. Выходит, что с троими девка динамо крутит. Только я никому не отступаю, учтите. Ладно, мне пора. Мне еще на Котельническую набережную к клиенту надо заскочить.
- Так ведь поздно.
- Поздно для милиции и врача никогда не бывает. Счастливо. Я позвоню завтра.
Пока шел домой, купил по дороге пачку сигарет, выкурил одну. Но, подходя уже к дому, начатую пачку вдруг сжал в кулаке сильно и бросил в урну… не попал.

Знал я, что у американцев нечто подобное практикуется, но чтобы по этому поводу рекламно-учебные фильмы были, совершенно не предполагал. Я не силен в английском, а потому называю это явление как «вайф-суоппинг» - обмен супружеских пар партнерами на вечер или даже на всю ночь.
Назавтра, как только Алексей ушел в училище, я включил видак и вставил кассету.
Фильм был на английском, но и без перевода было все понятно.
Сначала показали одну пару, которая «приелась» друг другу. И по этому поводу обращается к сексологу. Он им брошюрку какую-то вручает и почему-то от чека отказывается. Они выходят из его кабинета, и тут же следующая пара заходит. У них тоже свои проблемы такого же характера. И с ними разговор и брошюрка в конце, по всей вероятности с телефоном предыдущей пары – сексолог своей рукой написал. Потом эти пары знакомятся где-то на вечеринке, потом на яхте в открытом море еще раз встречаются. Прямо на яхте затевают свои игры и перетрах с заменой партнеров. Снято с подробностями порнографическими, но красиво. Потом, каждая пара бурно трахается со своими законными, каждая у себя дома.
И, наконец, хэппи-энд. Счастливые пары, приходят снова к сексологу и он милостиво принимает у них чеки. Наверняка с приличной суммой. Хорошая работа у этого сводника, ничего не скажешь.
Снят фильм очень хорошо, музыка отличная, актеры приличные и все такое. Только не успел еще фильм закончиться, даже титры еще не пошли…
- Юрий Иванович, где вы взяли это?..
Я вздрогнул, будто меня застали за чем-то совсем неприличным, скажем, за ковырянием в носу, и оглянулся.
В дверях гостиной стоит Алексей побледневший, а из-за его плеча выглядывает Ольга. При этих его словах, она ловко проскользнула мимо него, брякнулась на диван и прошептала
- Какая гадость.
- Оленька, во-первых, здравствуй. А во-вторых, какая же это гадость? Ты же будущий психотерапевт и должна понимать, что секс является неотъемлемой частью физиологии, высшей нервной деятельности, и, соответственно, психологии человека в части его общения с себе подобными.
- Все равно, гадость. Гадость! Просто порнуха. Я никак от вас не ожидала…
- И сколько времени вы наблюдаете таким образом?
- Минут пять. Не ожидала…
- Если пять минут, то понятно. Могло показаться, что это порно. На самом же деле, это фильм о «вайф-суоппинге».
- Да какая разница?
- А разница в том состоит, что он о том, как восстанавливаются готовые треснуть на сексуальной почве, супружеские отношения.
Алексей прошел к видаку и вытащил кассету.
- Где вы ее взяли?
- Не здесь.
- Действительно, кассета и коробка не наши, не было таких у нас. А вот содержание…
Он полез на полку с кассетами и долго копался в них. Все это время Ольга сидела от возбуждения и негодования пунцовая до самых корней волос, и от этого была еще красивее. А я не знал, куда мне деваться в этой непредвиденной ситуации.
- Вы как здесь оказались?
Алексей, все также роясь в фильмотеке, сказал
- Она к вам шла. Книжку подписать, что вы обещали. Я случайно ее встретил у метро, ну и… проводил. У нас было три подобных фильма, а теперь только два.
- Один фильм твои родители отдали чете Власенко…
Алексей так прямо и сел рядом с телевизором на пол.
- Я почему-то так и подумал. Значит, все это правда. Я надеялся, что этого не может быть просто по определению, но если…
- Ты думаешь, что твои родители и Власенко…
- Теперь я не думаю, теперь я уже точно знаю. Да, они этим занимались.
- Ну и что, не вижу в этом криминала. Они взрослые люди и вольны поступать, как считают для себя…
- Да, Оля, действительно, гадко все получается. Мои родители занимались б**дством…
И возникла пауза. Длинная и мрачная. Все трое долго не могли смотреть друг на друга. Но первой нарушила паузу все-таки Ольга.
- Я все поняла. Кобели вы несчастные. Готовы чем угодно прикрыть свои желания. Любыми теориями и… «пособными» материалами лишь бы перетрахать как можно больше баб. Юрий Иванович, пока мы от метро шли, я чувствовала, что Алешке очень хочется переспать со мной. Прямо сегодня, прямо сейчас. И вы, тоже… Юра… когда я стригла вас… тебя…
- Мы, Оленька, просто живые. И твой Валера, и Алексей и даже я, несмотря на возраст. Мы живые просто. Но у нас есть мораль и…
- То есть отдаете право сучке выбирать себе самой…
- Не так грубо, но очень похоже.
- Алеша, ты тоже так думаешь?
Всего ожидал услышать от Алексея, но только не это.
- Не знаю, Оля. Я ничего не знаю. У меня нет опыта…
- Ты что, еще девственник? Ха, вот не думала, надо же… значит, до сих пор дрочишь, бедненький?
Я на месте Алексея, наверно, что-нибудь этакое… нестандартное непременно выкинул, а он только тихо так прошептал.
- Я знаю одно, что мои родители делают гадость и все. И чета Власенко тоже… может, за это я их и грохнул? Откуда вы можете знать…
- Алексей, ты понимаешь, что ты говоришь? Это же на тебя ложится подозрение. Из чувства ревности или, я не знаю… убить.
- Ну и пусть, мне наплевать.
Ольга встала и пошла к двери. На пороге остановилась и, не оглядываясь, спросила
- Юрий Иванович… Юра, я прочла. Это все правда, что ты написал в своем романе «Записках по памяти»? Это ведь ты сам - герой романа?
- Отчасти. Хотя многое и сочинил.
- Это неважно. Юра… я… мне кажется, что я… если бы ты меня позвал, я пошла бы за тобой куда угодно. И потом ни одной минуты в жизни не жалела об этом. Вот только сама не позову!
Рванулась вдруг, и, выбежав из квартиры, грохнула дверью…
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…».

9.
Но день еще только начинался. И погода обещала быть отличной. За окном о чем-то шептались с легким ветерком листья липы. А на подоконнике открытого настежь окна пристроились два голубя и ворковали промеж собой, греясь на солнышке. И только в самой комнате стояла тяжелая и мрачная тишина. Оба мы сидели неподвижно довольно долго, пытаясь разобраться в себе…
«А, собственно, что тут такого произошло? Ведь ничего же особенного, из ряда вон выходящего и не произошло. Ну, девчонка выкинула свой очередной фортель и обоих оставила с носом – пройдет день и все забудется. Ну, наговорил на самого себя сгоряча пацан. И это можно понять – застукал своих родителей на нетрадиционном взгляде на некоторые вещи… но потом это еще и не факт, мало ли в жизни бывает совпадений. Надо вытаскивать парня из стрессовой ситуации. Может сходить водочки купить? Нет, не дело, как-то надо по-другому»…
- Юрий Иванович, скажите честно, где вы взяли эту кассету? – Алексей поднялся с полу и точно так же как Ольга с размаху грохнулся на диван.
Понял я, что надо «колоться»
- Валера передал. А ему дал Смирнов.
- Я думал, это вы сами… когда вы у них в квартире шмонали. Выходит, этот амбал с ментами капитально спелся.
- Вот что, Алексей. Во-первых, насчет Ольги успокойся, я тебе не соперник – солгал сам себе - во-вторых, похоже, что милиция все-таки против тебя копает.
В-третьих… что должно было быть «в-третьих», я еще не придумал.
- Я пойду сдаваться. Все расскажу, как было. Я не все вам тогда рассказал… не хотел вас впутывать. Думал, обойдется как-нибудь.
- Может быть, и правильно сделал. Похоже, пора нам с тобой самим из всего этого выпутываться. Ты как, не против? Способен ты сейчас на аналитические упражнения?
- Юрий Иванович, вы думаете, что я в таком состоянии, что готов на неадекватное поведение? Зря вы так… Ольга, она, мне кажется, еще сама не знает, по-моему, что ей надо.
- Мудрое замечание «не мальчика, но мужа»… Конечно, все будет… У Заболоцкого кажется – «Дневные раны сном лечи, а завтра будет то, что будет»
- Не до стихов…
- Ну, извини. Ты, прежде чем в милицию идти, все расскажи мне подробно, вместе покумекаем, что тебе говорить там, а о чем и помолчать…
- Да все надо говорить. Иначе, так заврешься, что потом самого себя не найдешь. Ладно, давайте пожуем чего-нибудь, что-то я от всего этого проголодался. А потом… все, я пришел в себя. Все.
Сам собой получился у нас второй завтрак. Сварили кофе, наделали бутербродов.
- Давай начнем с самого начала. Где ты был весь день… до ночи тогда?
- Ага, значит, знаете, что меня не было в училище?
- Доложили.
- Алиби железного нет. Проспал. Накануне чуть не до трех ночи работал. Встал уже около одиннадцати, посмотрел, что вчера натворякал и… начал все переделывать
- Это мне хорошо известно по собственному опыту. Над чем работал?
- Над иллюстрациями графическими к роману «Над пропастью во ржи»
- Достойный роман
- Я тоже так считаю. А вечером понес эти иллюстрации и еще иллюстрации к «Кентаврам» Апдайка показать приятелю своему. Живет он в том самом подъезде. Просидел у него до часа ночи.
- А точнее?
- Не знаю. Потом пошел домой…
- Той же дорогой, что и убегал?
- Нет. Там дворы темные. Не думайте, что испугался, просто хотелось пройтись немного. Ну и прошел по освещенной улице кругом. Дальше было, как уже рассказывал. Только…
- Только что?
- Только когда… ну, в том подъезде, где я сидел в углу темном под лестницей, а этот «Черт», когда мимо меня пробегал, бросил, ну, бросил «ствол», понятно? Бросил, чуть по башке не попал мне. Бросил, а сам дальше пробежал. Я даже обрадовался – все-таки оружие для защиты. Схватил этот «ствол» и на улицу выбежал. Ну, и в соседний подъезд поперся, надеялся до приятеля добраться.
- Не знаешь, твоего приятеля вызывали?
- Да уехал он… наверно, точно не знаю. Он собирался утром в Англию лететь. Я ему свои иллюстрации для того и потащил, чтобы он там, в Лондоне пристроил их… должен я ему двести баков. Вот мы и договорились.
- Он тебя сам домой отправил?
- Нет. Стоп! Он… мне кажется, он все время меня как бы задерживал всякими пустяковыми разговорами. А потом ему позвонил кто-то, и он сказал по телефону «ОК» и все, положил трубку. А после сказал, что спать хочет. К тому, чтобы я выметался… До этого еще два-три звонка были, но он только слушал и клал трубку.
- А не мог он тебя специально?..
- Потом я тоже так думал. Но он улетел, не спросишь.
- Вот так, взял твои работы и улетел? Кстати, ты давно его знаешь?
- С зимы, с января. Я тогда на вернисаже толкался, пытался продать свои работы. А он все оптом скупил, хорошо заплатил. Ну и сказал, что впредь, когда деньги нужны будут…
- Тебе же родители присылают.
- Черт их знает, эти деньги, куда они исчезают. В общем, он у меня все покупал подряд. Потом, правда, я видел свои работы в разных магазинах… в десять раз дороже.
- Что-нибудь у тебя осталось? Покажи.
- Так… эскизы в основном. Пойдемте ко мне.
Если бы я писал роман о художнике, я бы описал творческий беспорядок мастерской, где по соседству с холстами могут находиться самые неожиданные вещи, стены все завешаны картинами, все заляпано краской. Но, то, что я увидел, никак не говорило о том, что я имею дело с художником. В комнате его было чисто, донельзя все рационально. И на обоях висел только один календарь с церквушкой сельской, деревянной, с уже покосившимися крестами.
Скорее она была похожа на комнату какого-нибудь историка или архивариуса. Книги, а их было неожиданно очень много, и не только альбомы художественные. Книги стояли рядами на одном стеллаже. По количеству их я понял, куда исчезают денежные знаки у Алексея. Несколько полок были забиты исключительно мировой классикой – от Гомера до… последних я не успел рассмотреть. Еще одна полка, как я понял, была отдана детективам и фантастике, остальные – художественные альбомы. На другом стеллаже разместились совершенно одинаковые папки. Не хватало только, может быть, номеров на них. Но и без номеров, Алексей прекрасно ориентировался в них. Весь же «рабочий инструмент» у Алексея весьма живописно был разложен на широком подоконнике. Коробки с углем, сангиной, пастелью, банки с тушью, перья, кисти и еще масса для меня совершенно незнакомых предметов. Кстати, среди них я не увидел ни фломастеров и шариковых ручек, и это еще больше меня… успокоило, что ли.
- Я последние два года, в основном книжной графикой увлекаюсь, миниатюрами.
Он достал две-три папки и положил на стол, совершенно свободный.
- Люблю, чтобы на столе было пусто… не отвлекало
Наверно, с полчаса я рассматривал его работы. Алексей молча, без комментариев, доставал одну папку за другой…
В основном, это были иллюстрации к романам мировой классики, которые я хорошо знал и любил. Я плохо разбираюсь в живописи. Но то, что я увидел, меня просто потрясло. И все это успел создать этот… ему же всего восемнадцать? Когда он научился так тонко чувствовать? Так и хотелось воскликнуть – «Ты, Моцарт, Бог, и сам того не знаешь…». Честно говоря, уже через пятнадцать минут я начал ему завидовать… как Сальери, наверно. Завидовать, как всегда тихо завидовал Хемингуэю, Кафке, Маркесу…
- Да, брат, я не ожидал? Когда ты успел столько?
- Что ж, хорошо? – только и спросил он.
И это тоже прозвучало, как бы из уст пушкинского Моцарта. Я даже чуть не крякнул от такой неожиданной реминисценции.
– А это вот… - открыл он еще одну тощую папку – это вам, Юрий Иванович. Я давно ваш роман прочитал. Понравился он мне очень, вот я и немного пофантазировал на тему … дарю.
Этим он окончательно меня добил. Да, это были иллюстрации к моему «выдающемуся» роману. Иными себе я их и не мог представить. Невозможно их описать. Это… как если бы Дюрер и Пикассо работали одной рукой. Не очень хорошее сравнение, но лучше я все равно не подберу. Поймал себя на том, что машинально стал искать на руке своей воображаемый перстень с ядом. Может быть, знатоки графики сочли бы гиперболизацией мои восторги, но это действительно было талантливо сделано.
- Да-а, потряс капитально… - только и сумел я сказать. Пророчу тебе, Алексей, великое будущее.
- Если милиция вовремя не остановит. Но, говорят, и на зоне нужны художники. А Вангог, например, в психушке писал, …
- Это ты брось… мы с тобой еще подергаемся.
Еле заставил себя оторваться – хотелось просмотреть буквально все, даже наброски и эскизы.
- Ладно, пойдем в гостиную думать, прячь свои сокровища. Рядом с этим, о бытии если и можно говорить, то только шепотом.
- Преувеличиваете. Это всего-навсего эскизы. Работ почти не осталось, разошлись по миру, продал, раздарил.
Нельзя было вчера курить – неудержимо захотелось снова, хоть беги на улицу и «стреляй». Желание это было, наверно, столь красноречиво, что Алексей ухмыльнулся даже, потом зашел в спальню к родителям и принес начатую пачку «Мальборо».
- Травитесь… и я с вами. Правда, я только балуюсь.
- Вот и не надо тебе.
- Да, ладно…
Закурили. Постепенно я пришел в себя от увиденного. И решение, что именно я должен, во что бы то ни стало распутать всю эту уголовщину, настолько окрепло во мне, что я почувствовал себя… ну никак не меньше Джеймса Бонда или Шерлока Холмса.
- Значит, так… - глубокомысленно изрек я – будем действовать так… несмотря на позднее время, тебе надо появиться в училище… учиться тебе необходимо. Ты и теперь уже… насколько я понимаю, классный художник, но… в общем, ступай в училище, а я… я «пойду другим путем» - как сказал один мой знакомый, цитируя одного…
- Ленина, что ли?
- На которого он невероятно похож. К тебе же у меня одна просьба. Ты единственный видел этих киллеров. Так вот, не смог бы ты их нарисовать без отвлекающих «наслоений» – париков, усов, бород и прочих атрибутов? Очень помогло бы.
- Надо попробовать. Да, наверное, смогу. Значит, убрать все навороты… а зачем вам это?
- Я не хочу тебе сейчас это говорить, чтобы не было мое мнение навязанным.
- Не хотите меня посвящать в свои планы? Ладно. Только… я, наверно, сегодня поздно приду, если приду вообще домой. Так что зря не беспокойтесь – и, заметив мой вопросительный взгляд, добавил – Оля… она сегодня на дежурство заступает. Проберусь в больницу.
- Ну и молодец. И… докажи ей, что ты…
- Ничего доказывать я не собираюсь. Просто она мне нужна… очень. Вот и все. А завтра я сделаю их портреты. Мне даже самому интересно, что получится. Ладно, я побежал, на две пары еще успею, а потом… в общем, пока.
- Бог в помощь – сказал я не очень уверенно и в груди еще раз возникла эта проклятая зависть… зависть к молодости, зависть к… Подавил ее кое-как, прикурив следующую сигарету от уже догоревшей.
Алексей ушел, а я вдруг почувствовал такую усталость, будто вагон угля разгрузил… как тогда, когда еще был студентом филфака. Да еще сигареты после длительного воздержания….
Лег на диван в гостиной, чтобы как следует подумать, и не заметил, как заснул.
Я рожден атеистом. Может быть, в этом заключается моя ущербность, но это так. И ничего с этим я не могу поделать – так меня воспитали. Я не верю во все эти сказки о загробной жизни и о всяком таком прочем. Как не верю во всю чертовщину, считая ее плодом если не больного воображения, то попыткой прослыть оригинальным, придумывая всякие фантазии. Отношусь ко всему этому с известной долей здорового скептицизма и…
По поводу снов мне все же кое-что известно. Например, то, что дневной сон не может быть вещим, тем не менее… мне снова приснился «собачий» сон.

Лежу в густой траве, положив морду на передние лапы. Какое-то черно-белое «кино». То ли сон у меня не цветной, то ли собаки видят мир бесцветным, хорошо бы это выяснить. Через полуоткрытые глаза мне видны перепутанные стебли травы, по которым в разные стороны куда-то по своим делам спешат муравьи. Еще краем глаза удается увидеть кусочек белесого неба с одиноким облаком в форме хорошей мозговой косточки. В уши бьет настоящий оркестр из стрекота кузнечиков, шелеста крыльев стрекоз. А это унылое гудение чье? Веду глазами в сторону – точно, жирнющая муха, которая начинает кружить прямо перед моей мордой. Я долго слежу за ней глазами, потом не выдерживаю, быстро мотаю мордой и клацаю зубами – не поймал. Муха басовито рявкнула над самым ухом и полетела прямо к облаку.
Вдруг, какая-то неведомая сила подымает меня. Вскакиваю на свои четыре лапы и тут же начинаю стремительно бежать, стараясь держать высоко морду чтобы трава не секла по носу и можно было услышать этот зовущий новый запах. Запах, который поднял меня с места и повлек за собой. Он врывается в мои ноздри и уже распирает грудь.
Так же неожиданно, вдруг, срабатывает врожденный инстинкт охотника, и я, как приличный спаниель делаю классическую стойку – застываю прямо на бегу с одной поднятой передней лапой, морда вытянута далеко вперед, а хвост застывает параллельно земле. Я еще не вижу, я только чувствую. Сердечко в груди отстукивает – «Каждый. Охотник. Желает. Знать. Где. Сидит. Фазан». Но запах, который неудержимо влечет меня, явно не дичи. Может быть, через минуту осторожно делаю несколько шагов, стараясь даже не пошевелить траву, и теперь уже вижу…
Ольга загорает среди этой высокой травы, лежа совершенно голой на узком надувном матрасике, а дальше за ней, метрах в двадцати чуть искрится кромка воды. Нет, все же это не Ольга. Нет, точно не она. Это… нет, этого совсем уж быть не может… это же та, которая теперь так редко приходит ко мне во сне…
- Тубо! Ко мне!
Совершенно неожиданная команда. Голос знакомый. Резко разворачиваюсь назад и тут же «влипаю» в… колонну, на которой как часть географической карты с очертаниями неведомых материков, обозначенных трещинами…

- Ко мне, Мухтар! К ноге! Вот молодец. Молодец, Мухтарушка…
На экране телевизора Никулин с собакой. Старый добрый фильм. Я лежу потный на диване – солнце послеобеденное нещадно лупит на меня в окно, майка мокрая липнет к телу.
Соображаю, кто бы это мог включить телевизор, пока я спал. Потом понимаю, что наверно это включение запрограммировано… наверно для записи. А же когда ставил ту кассету, вытащил из видака, скорее всего чистую, приготовленную для записи. Все становится на свои места. Просто идет запись фильма. На чем? Так почему-то и подумал – на кассете с рекламно-просветительским роликом нетрадиционного сексуального досуга. Все. Нет этого ролика. Есть фильм «Ко мне, Мухтар»! Ну, и ладно, не велика потеря…
Я встал, скинул прилипшую к телу майку и пошел в ванную под душ.
После прохладного душа, снова закурил сигарету и начал одеваться, не переставая думать при этом о своем сне? К чему бы это могло присниться? Ольга или… голая, запах ее… запах, который и теперь я почему-то чувствую, и он меня будоражит. «Вот старый хрен, потянуло на малолеток, твою в душу мать».
Решение созревает как-то сразу. Надо идти в редакцию. Сделать сразу же несколько дел – наконец, передать свою «детективу», повидать Архарова, покалякать с ним. Поискать у него и на прилегающей территории журнальчик «КДО», чтобы окончательно убедиться в своей догадке… или ошибке, что желательнее. И, наконец, если Архара до сих пор нет, может быть, удастся еще разок перепихнуться с этой кобылой Аллой Дмитриевной. Ну и что, что зубы велики как у лошади и прокурены, можно и… вот как раз журнальчиком «Квартира, Дом, Офис» и прикроем. А всякие там романтические затеи оставим молодым щенкам – пусть порезвятся. Мы от жизни свое уже получили. Если не по полной программе, то, по крайней мере, в достаточном количестве.
Вот с такими мыслями я и вышел из дома. Хотя возражения, которые я пытался заглушить в себе, звучали примерно так – «А кто это самое количество устанавливал, и где же эта мера, которой мерят потребности?».
Да… когда выходил из квартиры, обратил внимание, что недостающие ключи в коллекции были на месте. Когда появились недостающие два? Вероятно, что Алексей брал их и теперь вернул на место. Впрочем, или это только показалось, что маленький ключик вроде был другой. Да и хрен с ними, мне-то какое дело.

10.
Выйдя из дома, Алешка направился, было в училище, но, уже подходя к метро, передумал, развернулся и пошел по Сретенке к центру. Шел он, задумавшись, «на автомате». Не давало покоя вот это самое задание Юрия Ивановича по «фотороботу» киллеров. Он мысленно пробовал сначала рисовать портрет «Мефистофеля», стараясь вспомнить хоть какие-нибудь характерные детали. Когда ему показалось, что почти удалось все вспомнить и хорошо представить, начал постепенно «раздевать» «портрет», начав с эспаньолки. Получилось забавно, но… «нет, нужна бумага и карандаш. Хоть беги в ближайший магазин… кстати, где это я нахожусь, куда меня принесли ноги? То, что называется – на ловца и зверь… - «Детский мир», то, что нужно.
Алешка, зашел в «Детский мир» и уже через пять минут вышел оттуда с пакетом, в котором находился купленный дешевенький детский альбом для рисования, несколько карандашей и канцелярский нож. Дойдя до здания МХАТа, он сел за столик летнего кафе, взяв кружку пива, и попробовал сделать эскиз портрета.
Он испортил почти весь альбом, но что-то не получалось. Определенно чего-то не хватало в рисунке. Он еще раз просмотрел все зарисовки, но так и не смог сообразить, в чем состояло отличие от, увиденного там, в подъезде. Тут его взгляд с альбома переместился на световое табло Центрального телеграфа. Будто вспомнив о чем-то очень неприятном, он скривил лицо, но тут же поднялся и быстро перейдя через подземный переход Тверскую, зашел в переговорный пункт и заказал разговор с городом Омахой в штате Небраска. Через несколько минут он уже был в отдельной кабинке и разговаривал с Америкой.

- Здравствуй, мама. Извини, что разбудил. Который у вас час?
- Привет, сынуля. Мы только легли, работали допоздна. Папа уже спит, разбудить?
- Нет, не надо. Извини, что разбудил.
- Что-нибудь случилось? Я хотела тебе звонить еще неделю назад, сон нехороший был, но замоталась немного. У тебя все в порядке?
- У меня да, как вы?
- Работаем. Максимум еще на полгода. Соскучилась очень. Деньги получаешь вовремя?
- Да, все нормально.
- У тебя странный голос. Я чувствую, что что-то случилось.
- Ма… Власенко убили… обоих. Почему ты молчишь, мама? Мама, не молчи, говори хоть что-нибудь…
- Ты откуда звонишь?
- С центрального телеграфа.
- Адрес электронный и пароль помнишь?
- Да.
- Тогда… тогда до связи в шесть вечера по Москве. Постарайся найти Интернет к этому времени. Тебя не вызывали? Впрочем, ничего не отвечай. До шести. Прощай.
- Пока, ма…

Алешка повесил трубку и еще секунд десять тупо смотрел на нее, будто про себя договаривая, что не успел сказать. Оплатил разговор и вышел на улицу. Тут вспомнил, что у него был пакет с альбомом. «Верно, забыл в кафешке у МХАТа» - подумал он и направился к переходу.
И, вдруг он увидел! Он увидел этого «Мефистофеля». Алешка узнал бы его даже из тысячи похожих. Тот спускался в переход. Он был в оранжевой майке с какой-то надписью, типа «Кисс ми». Короткая стрижка и нос… «вот что неправильно я запомнил – нос». Нос был очень тонкий у основания, стремительно к середине расширяющийся и также стремительно снова утончающийся на конце. Ноздри тонкие и чуть вывернутые на изнанку. Глаза глубоко посажены и чуть косят. Как же он, Лешка, мог забыть. Это действительно был один из киллеров. Между ними было около тридцати метров, и Алешка рванулся к переходу. На бегу, он и не заметил, что за ним так же неожиданно рванулся совсем неприметный молодой человек в серой рубашке с коротким рукавом, с пакетом «Перекресток» в руках и с наушником от плеера в одном ухе. Как не заметил и то, что именно он «провожал» его от самого дома, идя обычно по другой стороне улицы.
Лешка вбежал в переход, пробежал его весь и снова поднялся на той стороне Тверской. Никакой оранжевой майки не мелькало в толпе. Он снова спустился в переход и чуть не налетел на парня в сером, который завязывал шнурки на кроссовках. Алешка прошел медленно мимо всех палаток в переходе, заглядывая вовнутрь каждой. «Черт» как сквозь землю провалился – чертовщина, а прямом смысле слова, не иначе.
Пакета с альбомом у летнего кафе не было. Как не было уже и парня в серой рубашке. Но из старенького «москвича» в совершенно неположенном месте вышел другой парень, постарше. Этот был в темных очках и, несмотря на жару, в джинсовой куртке. Он подошел к афише и стал рассматривать фотографии. В это время на него и обратил внимание Алешка. «Чего он там видит в темных очках?» - мелькнуло у него в голове. Но ему снова нужна была бумага и карандаши. Он вспомнил, что здесь где-то рядом должен быть магазин «Педагогическая книга» и там есть все это. Но на полпути к магазину он вдруг развернулся и зашел в другой магазин, в этом же Камергерском переулке. «Пушкинская лавка» был его любимым магазином. Одним из последних оставшихся букинистических. Здесь можно было найти редкие альбомы по живописи.
Уже стоя у прилавка и листая альбом Брака, которого в его коллекции не было, он снова увидел этого типа в темных очках. Тот тоже зашел в магазин и… даже тут свои очки не снял. У Алешки похолодело все внутри – «пасут его, не иначе. Что же они знают из того, что он сам еще не знает?» - мелькнуло в голове. Он решил это проверить. «Совсем за лопуха меня держат. Вот и хорошо. Посмотрим, кто хитрее. Ох, и помотаю я вас. Надо на «Горбушку» ехать, там народу всегда тьма… вот там и затеряюсь»
До шести часов оставалось еще больше трех.
Да, вспоминая, все прочитанные детективы, он сначала так и хотел поступить – сунуться в метро, покататься с часок, неожиданно выскакивая и вскакивая в вагон, покрутиться как-нибудь вокруг одного и того места. Но как только он вышел из магазина на солнце, он вдруг понял, что всей этой суетой он только покажет, что чувствует этот свой «собачий хвост». «Все правильно – нельзя чтобы хвост вилял собакой», а посему сделаем вид, что ничего не заметил».
Алешка неторопливо дошел до «Макдоналдса», хорошо перекусил и спокойно пошел к метро. Кстати сказать, того типа в темных очках, который пошел за ним в сторону «Макдоналдса» он неожиданно потерял и больше не видел…
Уже через двадцать минут он вышел на «Октябрьской» радиальной и пошел в свое родной училище. Он точно все рассчитал. Когда он входил в училище, навстречу ему шла на перерыв целая толпа студентов. Еще через десять минут эта же толпа, накурившаяся на крыльце, двинула обратно на очередную «пару». Вот в эти-то десять минут, Алешка, стараясь не попасться на глаза кому-нибудь из своей группы, выскользнул в большой сквер позади училища. Прошел между торчащими то здесь то там мольбертами, за которыми творили свою «живопись» первокурсники, прошел в самый дальний угол сквера, буйно заросший кустарником, и вылез через дыру в заборе на тихую улочку, ведущую к небольшой церквушке. Он не стал выходить на Димитрова, а, пройдя за Центральным Домом Художника, вышел к «угробищу» господина Церетели, изображающего Колумба с головой Петра 1. А еще через двадцать минут он уже спокойно ехал в метро в сторону «Филевского парка».
До шести часов оставалось час и двадцать минут.
Сидя в метро, он увидел парня в серой рубашке с коротким рукавом и наушником от плеера. «Что-то знакомое… где-то я его уже сегодня встречал». Алешка перевел взгляд на его ноги и, когда увидел кроссовки, шнурок на одном с которых вот-вот должен был развязаться… вспомнил, что столкнулся с ним тогда, в переходе у телеграфа. «Неужели все-таки ведут?». Надо непременно проверить.
На «Филях», когда дверцы уже закрывались, неожиданно встал и выскочил на платформу. Парень в сером остался в вагоне, только слегка дернулся, но остался сидеть. На следующем поезде Алешка доехал до «Багратионовской». Вышел и через рынок, петляя между рядами, рванул на «Горбушку». Нужно было бы иметь десятка два «топтунов» чтобы отследить его в этой толчее. Еще через сорок минут он смешался с большой группой приезжих тащивших огромные коробки телевизоров к машине, благополучно покинул этот муравейник и, исследуя все дворы подряд, пешком вышел возле «Пионерской» на Большую Филевскую.
Здесь было Интернет-кафе. Сюда он и двигал самым запутанным маршрутом. Когда до шести оставалось десять минут, он уже сидел в отдельной кабинке за компьютером и «гулял» по Интернету. И ровно в шесть часов набрал нужный адрес.
Его ждало очень короткое письмо. Неожиданное, непонятное, недосказанное и, как ему показалось, пахнущее обреченностью и смертью. Сообщение, по всей вероятности было «с уведомлением», потому что ровно через минуту исчезло с экрана монитора. Его просто стерли там, в далекой Америке. Стерли и оборвали, может быть последнюю ниточку.
Алешка долго сидел перед слабо мерцающим пустым экраном, пытаясь хоть как-то осмыслить прочитанное. Потом, еще несколько раз повторил про себя, чтобы запомнить, адрес и цифры и выключил компьютер. Теперь ему было наплевать, следит за ним кто-нибудь или нет – все это теряло всякий смысл.
Ему стало страшно. Только теперь он осознал это последнее телефонное «прощай». Ему стало совершенно ясна причина, по которой к его личности проявляется столь назойливая заинтересованность. То, что называется - без вины виноватый… за чужие грехи. И не совсем за чужие…
Еще три часа назад он собирался совершить дерзкий поступок, забраться в больницу к Ольге, чтобы объяснить ей и быть может, собственно, он теперь и не помнил, что же хотел ей объяснить - теперь и это теряло всякий смысл. Жизнь его, казалось катившаяся в привычном ритме, с достаточно предсказуемым будущим, вдруг, за какой-то неполный месяц превратилась… в не пойми что.
Алешка вышел из кафе и поплелся по улице. Рука под пластырем с тампоном немилосердно чесалась. Он оторвал пластырь и бросил его в ближайшую урну. На месте раны был еще багровый шрам с синевой вокруг. Он купил пачку сигарет, забрался в какой-то унылый двор, сел на первый подвернувшийся ящик и просидел на нем до тех пор, пока не стало темнеть. Постепенно мысли хаотично метавшиеся в его голове под действием полученного сообщения и выкуренных сигарет, замедлили свое движение, двор стал казаться не таким унылым как прежде. Тем более, что недалеко расположились несколько тинов, три пацана и две девицы лет по шестнадцати с музыкальным центром, врубленным на полную громкость. Они пили пиво, громко, бессмысленно матерились, девицы истошно визжали, а из динамиков неслись блатные и такие же матерные тексты – «пара-пара-парарум парара-рарум парарура… без тебя теперь на нарах одному недолго спать»… И так, много раз подряд.
Возвращаясь домой, он уже даже хотел, с какой-то нарастающей злобой внутри, чтобы за ним снова «топтун» следил. Хотел, обнаружив его, подойти, дать по морде или сделать что-нибудь совсем уж неприличное. Желание идти «сдаваться» в милицию у него пропало совсем. Надо было думать о своем будущем.

Через два дня ему сначала позвонили из американского посольства, а потом и встретились с ним, чтобы выразить соболезнование на стандартном официальном бланке от имени Президента Соединенных Штатов.
Алешкины родители попали в страшную автокатастрофу, в которой, как говорилось – «власти Америки, допустили серьезную ошибку, и виновные будут наказаны по всей строгости закона штата Небраска. Но поскольку его родители сгорели вместе с машиной, то, после расследования катастрофы мы сможем передать вам прах ваших родителей в урне и… компенсацию за потерю близких людей».
Алешка держался вполне мужественно, будто давно готов был к такому повороту событий. Но все же замкнулся и несколько дней без необходимости вообще не вылезал из своей комнаты. Подолгу лежал или сидел на кровати, уставясь на единственную картину на обоях – маленькую деревенскую церквушку с покосившимися крестами. Я старался к нему не лезть с накопившимися проблемами и мыслями, дав ему возможность самому придти в себя.
Маленький ключик из прихожей снова исчез.

11.
Издательство «Рапсод», принадлежавшее Архарову Рубену Робертовичу, помещалось в полуподвальном помещении огромного здания сталинских времен на малой Лубянской улице. Напротив и чуть наискось высился католический храм. Что было в этом доме до перестроечных времен, трудно сказать, но то, что в подвальном помещении всегда существовала типография, можно сказать точно. Все же остальные восемь этажей теперь занимали различные конторы, офисы. У каждого подъезда пестрели вывески с мудреными названиями различных фирм и представительств. Правда, они довольно быстро исчезали, уступая место другим, с не менее трудно переводимыми названиями. И только издательство «Рапсод» со своей довольно скромной табличкой могло считать себя здесь старожилом, потому что возникло оно, когда еще только начинали появляться первые кооперативы. Соседство же типографии служило солидным довеском для довольно небольшой редакции издательства, помещавшейся в нескольких комнатушках, соединенных подвальным коридором.
В основном издательство выплывало за счет типографии на выпуске различных учебных пособий, методичек, театральных афиш, билетов, буклетов и прочей мелочевки. Художественная же литература издавалась весьма скромными тиражами и довольно редко. Из малочисленных постоянных авторов здесь был и я. Когда мне было туговато, то я не гнушался переводами и корректурой. В общем, я был здесь свой, пригрелся на этом месте и не собирался его менять в ближайшее время.
- Юрий Иванович, Юрочка, куда же вы запропали?
Вот такой встречи я совершенно не ожидал. Прежде я никогда не видел Аллу Дмитриевну не только смеющейся, но и просто улыбающейся. А тут… просто настоящее пособие по стоматологии. Мне показалось, что в этом «Юрочка», а еще больше в «запропали», я успел разглядеть подробно все ее зубы… и десны. Мне стало страшно, за свою потерянную, правда, еще двадцать пять лет назад, невинность. И от этого испуга, залепетал что-то такое невразумительное, чего прежде и представить за собой не мог, вдруг заюлил хвостом и стал сам себе противен.
- Аллочка – я всегда ее звал про себя «гнидочкой» - Аллочка, понимаете, все в трудах праведных, в затворничестве. Баба с крылышками в последнее время зачастила ко мне, не до прогулок стало.
- Я, было, уж собралась ревновать вашу музу…
- С чего бы?
- Ну, как… э… разве мы не?
- Не! Аллочка Дмитриевна, не. Инструмент затупился, понимаете ли… – это я уже пришел в себя. Тем более что дверь кабинета директора и главного редактора распахнулась с неприятным скрипом и на пороге возникла фигура Архарова. Его сросшиеся брови удивленно полезли на лоб и стали напоминать изгиб арбалета, в котором мощной горбатой стрелой служил нос. Он несколько раз перевел взгляд с Аллы Дмитриевны на меня и обратно, потом еще шире открыл дверь и, сделав ладонью приглашающий жест, сказал
- Заходи.
Когда я прошел в его кабинет, он плотно прикрыл за собой дверь, потом закрыл вторую, тамбурную, внимательно осмотрел меня с ног до головы… вернее, наоборот – с головы до… и вдруг разразился таким заразительным и продолжительным хохотом, что через несколько мгновений я уже вторил ему, согнувшись чуть не пополам.
- Иваныч, неужели, и ты попал? – прорыдал между раскатами хохота Архаров, - ты же всегда крепостью был неприступной?
- Каюсь, Рубен Робертович, сделала она меня, как…
- Ну, все, дорогой, теперь ты надолго войдешь в анналы летописи редакции. И имей в виду, если без потерь выкрутишься, я тебе стольник подкину из собственного кармана.
- Ловлю на слове.
- Садись, Иваныч, рассказывай. Но сначала, рукопись на стол! Раз-два! Молодец, службу знаешь. Разрешаю налить по рюмке коньячку, знаешь, где взять, и десять минут мне не мешать.
Архаров доверял своему художественному вкусу. Обычно с двух, трех страниц любой рукописи он уже точно знал – «пойдет - не пойдет». Дальше трех страниц он предпочитал читать только дома, в другой обстановке.
Я достал из небольшого бара бутылку армянского коньяка и два низких и широких бокала, плеснул янтарной жидкости. Архаров уже распаковал рукопись и погрузился в чтение, поэтому я молча поставил ему на стол его бокал, а сам сел на небольшой диванчик в углу кабинета и стал «дегустировать» коньяк и, посматривая на Архарова, пытаясь определить, нравится ему это чтиво или нет.
Кабинет Архарова имел две двойные двери. Одна вела в редакцию, через которую я только что вошел, а вторая в типографию. Так что при желании у Архарова всегда была возможность уходить незаметно от кредиторов, проверок и прочих нежелательных посетителей. Кроме этого издательства у него были еще какие-то дела. Могу это сказать с уверенностью, потому что в трудные финансовые времена, у него вдруг неожиданно появлялись большие деньги для латания дыр издательства. Собственно, другие его дела меня совершенно не интересовали до недавнего времени. Теперь же я не то, что подозревал, но хотел проверить. Я встал и с бокалом в руке стал ходить по кабинету из угла в угол, рассматривая содержимое многочисленных стеклянных шкафов, стараясь обнаружить знакомую обложку.
- Не маячь. Сядь и не дыши. – Архаров отпил из своего бокала и перевернул страницу. Уже четвертую. Такого не могло быть просто по определению, но это состоялось. «Что бы это могло означать?», подумал я. И тут же вспомнил, что журнальчик-то я видел в соседнем кабинете, а не здесь. Это открытие меня успокоило отчасти, и я еще плеснул себе в бокал.
- Не увлекайся, жара на дворе около тридцати градусов, а ты уже не мальчик… - задумчиво произнес Архаров, не отрываясь от чтения, и слегка постукал себя по груди.
Наконец, уже после десятой или одиннадцатой страницы, он откинулся в кресле, скрестил на начинающем отчетливо выступать животике руки и долго смотрел на меня, почти не мигая.
- М-да-с… - глубокомысленно, наконец, изрек он. – Это может лихо пойти. Совсем непохоже на твои прежние андерграундные заморочки. Словно другой человек писал. А ты случаем… нет? – он захихикал и стал вдруг удивительно похож этим своим смешком на Мюллера-Броневого. Но я не остался в долгу.
- Нет. Я просто обнаружил неизвестную рукопись покойного Михаила Шолохова, немного подретушировал и…
- Молодец. Вот так и держи. Классиков необходимо грабить с умом. Сколько у тебя здесь? Так, на вес… на пакетбук тянет. Пиши продолжение, срочно.
- Какое продолжение? У меня там, в конце, главного героя бродячие собаки загрызли.
- Реанимируешь. Клонируешь. Родишь обратно. Понял? Бабки надо делать. А мы их сделаем. Сколько я тебе аванса выдал?
- Пятьсот.
- Держи еще столько же – зеленые бумажки благополучно перекочевали в мой бумажник.
- Это по-королевски.
- За каждый следующий, удваиваю. Но через три месяца чтобы було. Проникся?
- Надо подумать.
- Здесь думаю я. И плачу я… и с тиражей тоже буду платить. Эксклюзив подпишешь…
Постучали и открылись почти одновременно обе двери. За первой стояла Алла Дмитриевна с пачкой журналов «КДО», а за второй… Валерка.
- Рубен Робертович, извините, что нарушила… ваши журналы у меня. Я… мне нужно было кое-что посмотреть.
- Какого черта, Алла, я же просил, ничего не брать у меня в кабинете. И потом… откуда эта макулатура?
- У вас здесь лежала.
- Да?.. Не помню.
- Я хотела только на минутку, а потом забыла. Еще раз извините.
Она положила журналы на край стола так неловко, что вся пачка тут же грохнулась на пол. Один журнал распахнул свои страницы и я увидел знакомые «почеркушки» фломастером и шариковой ручкой. Видел ли Валерка, который все это время стоял у двери, я не знаю. Алла Дмитриевна кинулась поднимать журналы, сильно при этом, надеясь, что я кинусь ей помогать. Но на меня напал столбняк. Наконец, журналы были подняты, и снова положены на стол. А сама «гнидочка» как-то бочком, бочком покинула кабинет. Я понял, что журналы были только предлогом – на самом деле ей не терпелось увидеть, чем так долго заняты босс и… не знаю, за кого теперь она меня держала.
- Рубен Робертович, приветствую вас.
- Здравствуйте, Валерий Михайлович. Давненько вы у нас не были, забыли дорожку.
- Да, я заходил пару раз, вот только не застал, звонил…
- Извините, не познакомил. Самый талантливый из ныне живущих писателей, Алексин Юрий Иванович.
- Да, мы знакомы – сказал, здороваясь со мной, Валера.
- Иваныч, я не знал, что ты у нас собачник.
- Скорее, бездомный пес.
- Вот так отвечают почти все гении, надо упомянуть в мемуарах. Значит, вы знакомы на почве человеческой ветеринарии?
- Почти. Как-нибудь при удобном случае расскажу – я заторопился раствориться - Разрешите откланяться. Только, если возможно, дайте мне уйти через типографию. Не хочу видеть этого… эту крокодильшу.
- Так она тебе еще не строчила? Ну, ты даешь, старик. Много потерял, довольно острое, я бы сказал, зубатое впечатление. Неизгладимое, так сказать. Впрочем, кому что.
Валера тронул меня за рукав
- Юрий Иванович, подождите меня, я скоро, вместе выйдем.
- Ну, ладно – сказал я и направился к двери, ведущей в типографию
- Да, нет, можно и здесь подождать, секретов нет. Мне только нужно подписать дополнительный тираж на свои листовки-расклейки. А это я мигом. На бегу, дела у меня еще есть. Так что, Рубен Робертович, извини, в другой раз поболтаем. А сейчас, черкани мне листик этот и получи с меня, как обычно.
- Все спешишь, все на ходу. Ладно, дело молодое. Не женился еще? Смотри, жду приглашения на свадьбу.
- Да еще погулять охота.
- Ну, смотри. Привет главному Живодеру. Скажи ему, что только появился третьего дня, позвоню.
- Хорошо.
- А теперь, выкатывайтесь. Читать буду – сказал он, забивая увесистый биллиардный шар в изрядно потрепанную сеточку моей авторской скромности.
Уже выходя из подвала совсем на другой стороне дома, я и сам на секундочку поверил в свою гениальность. Так поверил, что пришлось пару раз мотнуть головой, чтобы выбросить из нее эту дурь. А Валера засмеялся
- Юрий Иванович, вы и в самом деле как собака, стряхивающая с морды блох.
- Скорее, лапшу с ушей.
- Значит скоро будем ваш детективчик листать? В метро люблю время убивать.
- Да вроде бы. Что-то Архар расщедрился, на него не очень похоже.
- У него нюх на бабки, точно говорю. Если расщедрился, значит, надеется очень хорошо поиметь на этом. Так что поздравляю. Может, мы это дело спрыснем… слегка.
- У тебя же дела, сам сказал.
- Это для Архара, иначе ля-ля на полчаса было бы. А нам поговорить надо.
- Ну, если надо, то пошли.
- Куда зарулим?
- А… гулять, так гулять. Айда в «Будапешт»
- Только на берегу… я плачу. Гонорар гонораром, а когда будет следующий, никому не ведомо. А у меня поступления чуть не каждый день.
- На халявку, говоришь? Пополам. Дикси – я сказал.

Через пятнадцать минут мы уже сидели в отдельном маленьком кабинете ресторана «Будапешт» одноименной гостиницы и пировали… я прикинул, примерно на двести баксов. Для меня сумма если и не астрономическая, то близкая к этому…
Когда прошлись по водочке и закусили балычком, приготовились «разговоры говорить».
- Ну? – Валера утер губы салфеткой и разлил по второй
- Что ну? А… гражданин начальник, разрешите докладнуть. Значит так, задание не выполнено по объективным обстоятельствам. Алексей классный художник – заявляю откровенно. И у него, в его мастерской-кабинете фломастеры не водятся.
- Блин… а в спальной у родителей его смотрели?
- Как-то не сподобился. Упустил…
- Ладно. Как кассетка?
- С кассеткой дрянь получилась. Застукал меня Алексей на этом порно. Хорошо еще, что сам не онанировал, вот картинка была бы – про Ольгу решил молчать. – Ничего особенного. Алексей сразу признался, что похожая кассета… повторяю – похожая, у его родителей была. Но это ровно ничего не значит.
- Ну и прекрасно. Получается, что у Лешки мотив был…
- Валера, тебе пить совсем нельзя, хреновину начинаешь нести.
- Иваныч, да это не я. Что я, враг ему? Это Смирнов так думает.
Я решил защищать Алексея до последнего патрона.
- Валера, ты в кабинете у Архара ничего такого не заметил?
- Только у тебя хотел спросить то же. Журнальчик-то также разрисован – фломастером и «шариком». Сечешь?
- Я тебе больше скажу. Если у убиенных с Архаром и были общие дела, то они не имеют криминального запашка. Риэлтовство, даже в такой самодеятельной форме, статьи не имеет. Если люди занимались куплей-продажей недвижимости, то это их личное дело. Разве что и можно, так налоговиков натравить. Заплатили или не заплатили они налоги, этого не узнаешь - уже «спят спокойно».
- А если, предположим, были у них общие капиталы, да не поделили, скажем? Мог Архар их заказать, а сам, для собственного алиби свалить на юга в это время? Мог?
- В этом мире ничего невозможного нет. Но заявлять вот так, голословно…
- Не заявлять, а предполагать – две большие заразницы.
- Вот пусть твой легавый, Смирнов и копает, а меня увольте. Не получается из меня ищейки. Главное, что Алексей здесь совершенно ни причем. Не надо его трогать. Талант надо лелеять, соломку в нужном месте подстилать
- Ага, и горшки за ним выносить…
- Надо будет, и горшки...
- Ладно, согласен. А этот твой Архар? Не мешало бы проверить его связи. Судя по «письменам» на журнальчике, он с Власенко был знаком? Между прочим, у этого Власенко была одна отсидка, при Советах еще. Три года мотал по хищению государственной собственности.
- Тогда за сто рублей можно было три года схлопотать, если я ничего не путаю.
- Вернемся к Архару. Он… ты его давно знаешь?
- С тех пор, когда ты тоже сидел… на горшке еще. Четырнадцать лет.
- Я в десять лет уже на толчок приседал. Не злись, Иваныч, я сам хочу, чтобы хороших людей не трогали. А поэтому мне самому интересно найти этих киллеров, успеть поговорить с ними, пока они сами себе харакири не успели сделать. Давай выпьем за то, что б они все в одночасье подохли как бешенные собаки.
- Вот за это я выпью… черт, не привык я из таких мензурок водку пить, не по-русски, как-то.
- Кстати, Архар по национальности кто?
- У тебя что, на черножопых стоит?
- Иваныч, извини, тебе действительно мензурками пить водку нельзя – башку сносит сразу. Сейчас попрошу стаканы… пардон, бокалы.
- Армянин он, московского разлива. Его прадеды здесь на армянском кладбище лежат, понял. С позапрошлого века – московские армяне.
- Класс. Тебе Иваныч, адвокатом бы заделаться, бабки бы греб…
- Не, Валера… я смертельно отравлен графоманством. Подсел я на это дело, лечить поздно. Я потому и один… в семейном коллективе, ломка начинается. Вот такие дела. Вот ты же своих собак любишь?
- Балдею я от них.
- Вот и я… вот и я тоже…

Совершенно не помню, как добрался домой. Утром проснулся – все «чин чинарем». В бумажнике все «президенты» на месте. Стало быть, Валерка платил и… скорее всего, меня и домой приволок. И, что интересно, похмелья не было. Не было и все тут. И сны собачьи не снились.
Уже днем подошел к двери в спальню родителей Алексея. Приоткрыл только чуть. Приоткрыл и присел на корточки. Точно, как я и думал – следы на пыльном полу до трельяжа и обратно. Что было взято или положено – неизвестно. Круглое пятнышко на пыльной поверхности и все.
И все-таки, Валерка… чуть не сказал про себя – гад. Вовремя одумался. Совсем он не гад - неплохой парень, справедливость в жизни ищет и всякое такое. Совсем неплохой, даже, я бы сказал, надежный мужик. На месте Ольги…
Нет, пусть уж каждый останется на своем месте. И Ольга тоже.

12.
«Луна огромным яичным желтком повисла за окном, и свет от нее улегся на паркет бледным прямоугольным омлетом». Перечитал и понял, что на сегодня надо заканчивать - раз такая дурь полезла, продолжать бессмысленно. Я аккуратно «снес» это предложение и выключил компьютер.
Вторая половина июня. Очень холодный июнь выдался в этом году. Говорят, раз в пятьдесят лет бывает такое. Холодные, моросящие дожди, слякоть и какая-то постоянная дремотная усталость. По крайней мере, у меня. «Реанимировал» я своего героя и начал писать продолжение. Получалось вяло, надуманно, местами даже самому противно. Надо делать перерыв, хотя бы на неделю, подождать, когда придет вдохновение. А пока… пока вернуться к реальности.
А реальность такова. Валера не звонит, Ольга тоже не проявляется. Наверно, в мединституте экзамены. Алексей понемногу пришел в себя. Тоже свою сессию сдает, а по ночам подолгу творит у себя. И как-то не получается у меня с ним разговора, не идет он на контакт. Понятно, что родителей потерял, все понятно. Но я чувствую, что его еще что-то угнетает.
Разложил диван. Потушил свет, разделся и лег. А в окно действительно луна полная заглядывает, будто напрашиваясь – «запоминай, какая я, а то… «яичный желток». Вот сбрендил».
Услышал, как Алексей вышел из своей комнаты, прошел на кухню, открыл холодильник, банку с пивом открыл. Мне тоже пива захотелось, хоть вставай и иди.
- Юрий Иванович, спите уже? – услышал я тихий шепот.
- Заходи, Алексей. Не сплю еще.
- Я вам банку пива принес, будете?
- Вот это сервис. Только подумал, что хорошо бы…
- Держите. Можно я бра зажгу?
- Валяй. Хотя и так от луны светло. Развиднелось, может, дожди прекратятся, придет тепло, наступит настоящее лето, немного согреемся.
Алексей зажег бра рядом с диваном, потом протянул мне банку пива. И два листа бумаги.
- Вот. Посмотрите, что у меня вышло. Я попробовал сделать монтаж. Вот два портрета, а это, сверху на прозрачной пленке, что сверху листа, «навороты» на них.
Я сел на диване и стал рассматривать рисунки. На одном был изображен классический «Мефистофель», на другом… нет, совсем не «Пушкин». Разве что курчавая черная шевелюра и бакенбарды… а так, ничего похожего.
- Вот, такими я их запомнил. А теперь снимайте пленку.
Я снял пленку и увидел совершенно другие физиономии. И… одна показалась мне очень знакомой. Кого же она мне напоминает? Нет, с ходу не вспомню, но то, что видел его – ни малейшего сомнения.
- Просто здорово. Вот этот, мне как будто знаком. Понимаешь, Алексей, какая ерунда со мной в жизни происходит. Я помню много всего. Запоминаю мелочи, факты, цифры, но вот совершенно не запоминаю лица. Вот такая беда. Если, скажем, меня познакомили с человеком, то уже через неделю, а то и на следующий день, я буду мучительно вспоминать, где я этого человека видел, как его зовут. Но стоит ему только сказать хотя бы одно слово, или… ну, не знаю, запах пота, одеколона, дезодоранта… что-нибудь такое - и у меня тут же ассоциативно возникают обстоятельства встречи с этим человеком и все остальное. Вот какая беда.
- Это вовсе не беда. Это нормально. Просто это значит, что вы больше воспринимаете ушами и носом. Как собака. Между прочим, где-то читал, что собаки неважно видят, а потому у них больше развит слух и обоняние.
- Гм… очень даже может быть. Вот и теперь. Мне кажется, если бы этот портрет сейчас что-нибудь произнес…
А Алексей неожиданно вдруг громко рявкнул. – «Третий. Мочи». - Если бы было открыто окно, то весь дом переполошил бы. И опять что-то знакомое…
- Это крикнул вот этот… с натяжкой большой, «Пушкин»?
- Ну да.
- Интонацию ты точно передаешь?
- Как умею…
- Маловато, конечно… но что-то похожее на… «Тубо. Ко мне!» - вот так?
- Ага…
- Нет, с ходу не вспомню, но где-то рядом. Надо вспоминать. Я вспомню, нужно только время. – И попытался перевести разговор – Ты, Алексей, сам-то как?
- А что я? Нормально все.
- Ты извини, пошло звучит, но все мы когда-нибудь там будем.
- Вот именно – «когда-нибудь». Ладно, Юрий Иванович, я сказал, что все нормально. Все. Вот только…
- Что, «только»?
- Возле дома ничего не замечали?
Я-то надеялся, что это мне только показалось, но Алексей тоже заметил постоянную слежку. Но, тем не менее, я постарался остаться спокойным.
- Это ты про наблюдение за тобой?
- Слежку постоянную.
- Я думаю, Алексей, что это не слежка, скорее, охрана. Ты единственный, кто видел киллеров, а потому тебя охранять нужно, пока их не взяли.
- Вы так думаете?
- Да уверен… почти.
- А я так вот совсем не уверен.
- Тебя только это тревожит? Как в училище?
- Нормально
- С Ольгой не встречался?
- Нет, сегодня… вернее, уже вчера, звонила…
- И?..
- Ну, типа, черт… поболтали. Мне кажется… может, я ни черта не понимаю в этом, но она в вас втрескалась по уши.
- Этого еще не хватало.
- Вот и я думаю. Я ей говорю, извините… «прикинь, ему полтинник, а тебе… Ты просто в роман его поверила, так бывает».
- Алексей, мне с этим старым романом, знаешь как досталось? Сколько писем я раньше получал от юных почитательниц? В день по пять-десять штук. Наверно, через месяц перестал читать. А потом письма кончились. Так и у нее…
- Да… действительно классный роман.
- К сожалению, ничего лучше потом я так и не написал.
- Да, вам всего лишь пятьдесят, творческая жизнь еще только начинается.
- Будем надеяться. Ладно, Алексей, давай спать. А этот портретик ты мне оставь, вдруг выплывет из памяти. Если вспомню, то я тут же сам к Смирнову пойду. Возьмут его за зебры и будем дальше спокойно жить.
- Юрий Иванович, у меня немного странная просьба.
- Валяй.
- В июле там, или в августе, вы не смогли бы вместе со мной прокатиться до Орловска?
- Не спрашиваю зачем. Отвечаю – а почему бы и нет. Даже больше – очень хочу. Родился я там, тридцать лет не был.
- Договорились. Все. Спокойной ночи.
- И тебе тоже.
Алексей ушел к себе. Я, потушив свет, снова лег и попытался заснуть. Но наверно, час проворочался, все никак не мог заснуть. Потом, не выдержал, вскочил и снова включил компьютер. Сел и начал перечитывать то, что успел написать.
Уже начало понемногу сереть за окном, когда я оторвался, как всегда, забыв выключить компьютер, и почти сразу заснул. «Портрет» я перед этим прикнопил к стене и, уже засыпая, еще раз подумал – «Где же я уже видел эту рожу? Гадом буду – вспомню. Вопрос профессиональной чести». Почему именно «чести», да еще к тому же «профессиональной», уже не успел подумать, заснул.
На этот раз мне снились мои родители. И я еще совсем маленький, в матроске, бескозырке и коротких штанишках иду между ними, держа обоих за руки, и слушаю их взрослые разговоры… и при этом еще тихонько плачу, потому что мне очень хочется писать, а вокруг очень много людей и никаких намеков на туалет. Вот такой сон.
А на самом деле, виновато пиво. Вскочил, когда уже совсем рассвело, и побежал в туалет. Когда возвращался, снова взглянул на рисунок. «Блин горелый, вот ведь дрянь какая, знакомая личность, а вот вспомнить никак не могу. Это надо же – заклинило и все тут».
Снова завалился досыпать и проснулся возле одиннадцати часов. Алексея уже дома не было. Компьютер выключен, слава Богу… или все же его Алексей выключил уходя? Пусть будет так.
Выглянул в окно. Ну, наконец-то выглянуло солнышко, погода налаживается. Это одно уже радует. Есть не хотелось, я залез под душ, потом побрился, потрогал темно-синюю рубашку, которую выстирал вчера. В квартире было все же прохладно и рубашка была влажной. Достал утюг и выгладил ее. Наконец, надел старенькие джинсы, рубашку еще теплую после утюга и вышел на улицу. Так просто, без всякого плана. Не размышляя, повернул направо и пошел вниз по переулку к Цветному бульвару. И хорошо сделал, что не размышлял – интуиция великая сила. Это она меня вывела. Вывела к цели.
Странен и неисповедим путь ассоциаций. На Трубной площади я зашел в кафешку «Русская картошка» позавтракать. Усаживаясь на высокий стул у узкого столика под окном, почувствовал, что в заднем кармане джинов что-то есть. Это оказался ключ… ключ от Валеркиной дачи, который я так и не удосужился ему отдать. Я положил его перед собой и пока ел запеченный в фольге картофель с салатами, поглядывал, как на перекрестке мигает светофор, регулируя поток машин. Потом долго рассматривал пешего Георгия Победоносца, убивающего копьем змея на высоченной тумбе. Когда же я снова перевел взгляд на проезжающие машины, то буквально остолбенел – прямо передо мной, всего в каких-то пяти метрах, стоит под светофором синяя тачка с правым рулем. Но не это меня поразило. Поразило то, что вид этой «неправильной» машины, как-то неожиданно совпал с лучом солнца свернувшего на лежащем ключе и…. я вспомнил… вспомнил, как зовут этого типа. Это был Борис, который в ноябре пристроил меня на дачу. И у него именно была такая же тачка, только цвета другого. А Бориса знал Володька. А Володьку…
Зажегся зеленый и машина, как-то взбрыкнув на месте, тронулась. Я взял бутылку пива и вышел из кафе, на ходу соображая свои дальнейшие действия. Долго вспоминал, когда же и где я познакомился с Борисом. Это выходило с большим скрипом. Получалось, что «на какой-то тусовке… так, на тусовке… на тусовке, по поводу чего? Не помню, хоть убей. Надо вспомнить. На тусовке нас познакомили, пили что-то, болтали. Он, паразит, все меня нахваливал, не подозревая, что этих «одобрений» я уже наелся столько, что тошнит. На следующий день встретились в метро на минуту. Он передал мне ключ. Кстати, где ключ? Блин, придется возвращаться в кафе – забыл на столе, раззява».
Я вернулся в кафе. Ключ лежал на том же месте. Я сунул его в карман и снова вышел. «Ну, и что теперь делать? Знаю имя, знаю, через кого найти, а дальше?. Самому искать или… все же предоставить это право органам?».
Уже у метро «Цветной бульвар» подошел к таксофону. Карты телефонной у меня не было, но я догадался, что, как и в совковые времена, 02 – звонок бесплатный. Я и позвонил. И что самое удивительное, капитана Смирнова Сергея Александровича нашли очень быстро и соединили с ним в течение минуты. Я назвался и начал объяснять сложившуюся ситуацию. Долго, путано и коряво. Смирнов слушал молча мой «словесный экзерсис», только изредка «нукая», словно подтверждая, что связь телефонная не прервалась.
- Вы где находитесь?
- Возле станции «Цветной бульвар»
- Это рядом… Петровку 38 найдете?
- Конечно. По дворам… через десять минут буду.
- Будьте на проходной, я выйду.
Быстро пошел на Петровку. Я был крайне недоволен своим телефонным «выступлением» - писатель, блин, а двух слов связать не может. Кажется, вся эта история подходит к концу, этих «гавриков» наконец возьмут, раскрутят и все встанет на свои места. Потом будут таскать как свидетеля Алексея, меня… но это уже пустяки.
К воротам Управления я подошел через пять минут – когда я думаю на ходу, я очень быстро иду. У проходной почему-то толкалось человек пять мужиков.
Еще через минут десять из проходной вышел капитан милиции среднего роста, лет сорока, плотный. Мягкие черты начинающего полнеть лица с глубокими залысинами. Он повертел головой и громко спросил
- Кто тут спрашивал капитана Смирнова? Я капитан Смирнов.
Это был не «Гоголь».

13.
- «Ах, какая девочка, ах, какая девочка, мне б такую…»
- Ребята, как мне Репина найти?
- А Суриков не подойдет?
- Или Эжен де ля Круа? Так это я…
- Шурики вы еще, перебьетесь, мне нужен Алексей Репин.
- Леха? Он еще в здании, я его видел. Пацаны, а ну хором, «грянем дружно удалую, на помин его души».
- Репин! Репин!! Репин!!!
Студент он и есть студент, что с него возьмешь? И если есть повод, а повод действительно классный - такая стильная девчонка завернула в училище, как тут не поерничать, не поколбаситься, не приколоться? Тем более что все экзамены скинули, а впереди целое лето, по настоящему можно оторваться.
Алешка со второго этажа выглянул в окно на улицу и обалдел от увиденного.
На ступеньках училища стоит Ольга в платьишке, которое с большим трудом можно назвать платьем, скорее, короткая маечка, едва-едва прикрывающая трусики, на каблуках-шпильках, делающих ее ноги еще длиннее и тоньше. Ну, прямо «Диана охотница» в тунике. А вокруг нее уже целый хоровод ребят с большими папками, этюдниками и прочим «скарбом» будущих художников. В училище есть девушки, немного, но есть. «Но когда восходит солнце, звезды должны позаткнуться» - подумалось вдруг.
Перевел Алешка взгляд за ворота училища, а на ближайшей стоянке все тот же старенький «Жигуль» торчит, а внутри двое… или трое. Лешка рванул из коридора в кабинет, выходящий во двор… и здесь в дальнем углу двора, там где рядом с кучей так и не вывезенного с весны мусора, стоит скамейка, сидит мэн и читает, читает газету! Даже короткое название газеты почти разглядел – не то «Сегодня», не то «Завтра». Чтобы в художественном училище читали газеты? Двадцать два – перебор, не наш человек.
«А собственно, какого я… мечусь? Ну, их… всех этих шестерок, шпиков, топтунов. Мне-то что? Я им нужен, так и пусть работают, а я буду делать вид, что их не замечаю. Главное, она пришла, как обещала. Вчера-то я ей и не поверил, думал, что шутит как всегда». Вот с такими мыслями и выскочил на улицу Алешка. Прорвал круг колготившихся вокруг Ольги «соплеменников».
Ольга, как будто только так это и должно было быть, притянула его к себе, обняла, стиснула, и поцеловала прямо в губы так, что земля качнулась под ногами, дух захватило.
«Этот стон у нас песней зовется»… и «долгие, несмолкаемые аплодисменты, переходящие в овацию». Впрочем, это из другого времени, хотя аплодисменты и «стон» все же были.

- Куда мы идем?
- Не знаю. Просто идем, потому что мне нравится вот так идти рядом с тобой и держать тебя за руку. Я пробовала ходить просто так с Валеркой, но у него очень большая грабли и все время потеет.
- Зато он надежный парень…
- Фигня все это. Как ты? Немного пришел в себя?
- Нет, я до сих пор не верю, что родителей у меня не стало. Мне кажется, что все равно они когда-нибудь приедут из этой своей поездки. А как твой отец, все играет?
- По ночам играет, а утром и днем ухаживает за мамой. Она не всегда была такая? Пела на эстраде… потом вот подсела на алкоголь. Ладно, куда мы идем?
- Просто идем…
- Ты меня извини, я тогда, у тебя дома… ляпнула.
- Проехали.
- А погнали к тебе?
- Ты хочешь Иваныча увидеть?
- Вот еще. Я хочу тебе позировать… совсем голой. Я хочу, чтобы ты меня нарисовал.
- Написал
- Да как ни назови… изобразил. Вот так лучше?
- Наверно.
- Тебе такое предложение как? Катит?
- Поехали. Хотя, знаешь, давай пройдем пешком. Дойдем минут за сорок, а через час в гостиной у меня будет как раз такое освещение, которое…
- Пошли.
Минут пять просто шли и молчали.
- Леш, у тебя взаправду никого еще не было? Я имею в виду, женщин?
- Я не знаю, почему ты так решила… тогда и сейчас. Была у меня девушка, пару раз спали с ней.
- И?
- Что «и»?
- Куда она девалась?
- Никуда не девалась. Вышла замуж и все.
- Переживал очень?
- Было.
- А теперь скажи, что я тебе нравлюсь.
- Ты мне нравишься… очень.
- А как я тебе нравлюсь?
- Ну… просто нравишься.
- Нет, а все же?
- Мне нравится, что ты такая… вот такая «липучка». Все тебе скажи-расскажи.
- Еще.
- Еще… еще, с виду ты такая вот красивая, легкая и, может показаться, легкомысленная, а на самом деле…
- Все. Молчи. А то на бумаге изображать будет нечего, все в слова переведешь.
- И правда… знаешь, из тебя должен получиться классный психолог
- Психотерапевт.
- А какая…
- Психолог только объясняет, а терапевт…
- А терапевт творит. Правильно?
- Терапевт лечит.
- Я и говорю – творит, лечит душу.
- Леш, а Леш? Я у тебя сегодня останусь. Хочешь?
- Очень.
- Тогда, давай все же сядем на «Аннушку». Ты думаешь, мне на шпильках ковылять сплошное удовольствие?
- А зачем ты их сейчас?
- Не люблю целоваться, встав на пуанты.
- Гм… и часто ты?
- На пуантах?
- На шпильках.
- Я их всего раз надевала, на выпускной вечер, да и то после торжественной части сняла, в кроссовки влезла. И… вообще… сегодня все будет в первый раз, по крайней мере, у меня, понял. Я так решила.
- Оля. Не знаю, я почему-то так и подумал А те слова…. ну, Юрию Ивановичу?
- Дурак, ты все же, Лешка. Мне просто интересна была его реакция. А может, и нет. Ты что, уже ревнуешь?
- Нет… наверно, нет.
- Ну и жаль.
Вот за такой болтовней они и не заметили, как дошли до «Павелецкой», как ехали на трамвае, как потом, на конечной сошли и как дошли до Лешкиного дома. А Лешка во все это время ни разу не обернулся, чтобы посмотреть, следует ли кто за ними или нет.

В голове царил абсолютный Хаос, как до сотворения мира, когда даже и самой Земли не существовало. Если еще к этому Хаосу примешать душевное смятение… впрочем, это уже лишнее, достаточно одного Хаоса. Вполне достаточно этого определения, для определения… (пусть тавтология, хрен с ней), состояния с которым я возвращался домой. Я решил сегодня завалиться спать пораньше, чтобы завтра, прямо с утра пораньше, сесть в какой-нибудь темный уголок и заняться медитацией - приведением в покой и в маломальский порядок мыслей, догадок, чувств неожиданно в последние дни взбунтовавшихся во мне. Честно говоря, подобного состояния не испытывал лет… пожалуй что, двадцать. Последние …надцать лет протекали более-менее предсказуемо и не выходили за рамки нормальных человеческих бытовых стрессов, которые научился сбивать - просто ложился на грунт на энное время и давал событиям действовать, как им заблагорассудится. Даже когда жена ушла, не выдержав безденежья и бестолковости совместной жизни, воспринял холодно и спокойно, даже как само собой разумеющееся, и даже сам потом на себя удивлялся.
В конечном итоге всегда оказывалось, что это и было единственно разумным решением – ничего не делать.
Сейчас же, скорее всего, так не получится. Сейчас как раз нужно что-то делать, действовать быстро и решительно. Только вот с какой стороны… с чего начать? Пожалуй, все же начнем… завтра с того, что все разложим по полочкам, пронумеруем, заактируем, сотворим некое подобие плана боевых действий. Поставим конкретные стратегические задачи и определим, скажем, два… или три варианта тактического их решения. Дальше… дальше по истечению определенного времени, произведем разбор полетов, и, не меняя основного стратегического плана…
Так… это чем же я пытаюсь открыть дверь квартиры? Пока меня на ходу словесно поносило… (все же ударение на втором слоге), не заметил, как в подъезд вошел, как на этаж поднялся. Не заметил и то, что ковыряю замок в двери квартиры Борькиным… вернее, ключом от Валеркиной дачи.
В конце концов, нужный ключ найден, дверь открыта. Вхожу тихо в предвкушении грядущего облегчения от соприкосновения головы с подушкой.
Нет, сегодня решительно что-то в лесу сдохло. И не только сдохло, но и уже успело до конца сгнить – нельзя обрушивать даже на такого закаленного жизнью человека, как я, так много неожиданностей в короткий промежуток времени.
Двойные двери в гостиную распахнуты настежь. В старом кожаном кресле, явно антикварного происхождения, откинувшись и положив обе ноги на подлокотник, сидит совершенно голая Ольга. Левая рука закинута за голову, опущенную на правое плечо, и от этого одна, совсем еще девчоночья грудь, победно и вызывающе торчит своим розовым наконечником. Солнечный свет отражается от светлого паркета и мягко подсвечивает снизу линии тела.
Ольга явно слышала, как я открыл дверь и вошел, но даже не шевельнулась.
- Ну, вот, Оленька, опять напряжение. Расслабься, ну же… должна быть томная нега, понимаешь, а не выперндреж.
- Я не могу расслабиться… два мужика в доме это уже много.
- Юрий Иванович, это вы?
Пришлось обозначиться из темной прихожей в дверях гостиной, стараясь не смотреть на Ольгу
- Извините, что помешал.
- Ничего, я… мы сейчас закончим. Да и свет уже уходит. Еще минут… двадцать, не больше.
- Я посижу на кухне, не буду мешать.
Но Ольга, не меняя позы, скосила глаза в мою сторону
- Нет, Юра, я хочу, чтобы ты сел на диван и смотрел на меня, как на модель и не более того. Алеша, я расслаблюсь, вот увидишь. Вот так хорошо?
Алеша сидел спиной к окну. Рядом стоял мольберт, а на полу валялось уже около десятка эскизов.
- Ты просто классная модель. Все натурщицы в училище рядом с тобой просто жалкие шлюшки.
- Вот! – только и сказала Ольга. Прозвучало это так гордо, что я, поколебавшись в дверях еще несколько секунд, все же прошел на кухню.
Не успел я достать почему-то дрожащими пальцами сигарету, и подумать, что я, кажется, снова начинаю курить, как в дверь позвонили. Я пошел открывать, а Ольга быстро вскочила и метнулась к окну. Все же я сначала закрыл обе половинки двери в гостиной и только потом открыл дверь. Ну, конечно, кого еще не хватало, как мне казалось в этой не очень простой ситуации, так это Валерки. Не хватало, а теперь, вот он, здесь, собственной персоной.
- Иваныч, привет. Ты один?
- Да нет, вся команда в сборе.
- Как и Лялька здесь? Я ее полдня искал.
- Здесь. Пошли на кухню, кое-что спросить у тебя хочу.
- Пошли, потолкуем. У меня тоже новости есть. Причем не очень хорошие.
Не успели мы сесть за кухонный столик, как в гостиной раздался веселый переливчатый смех, потом звонкий хлопок явно по голому телу и… тишина. Не знаю уж, кто, кому… и по какому месту влепил, только Валерка вскочил так резко, что чуть стол на меня не опрокинул. Я его вовремя успел поймать за руку и удержать, а не то… трудно даже представить, что бы было, если бы он теперь ворвался в гостиную.
- Валера, сядь. Сядь и успокойся. Не мешай людям - достаточно твердо сказал я, пытаясь усадить на место эту глыбу.
- Я ему кости переломаю, точно. Иваныч, они что там… кувыркаются?
И, вдруг, как будто поняв для себя что-то очень важное, неожиданно весь как-то скукожился, как будто даже пиджак на нем стал велик. Ногтями обеих рук лихорадочно быстро зачесал шевелюру на затылке и даже заскрипел зубами.
- Блин… блин… блин, я же догадывался! Ах, ты… за-ра-за…
- Валер, пошли отсюда на воздух. Нечего нам с тобой под дверью тут злопыхать.

Валерка неожиданно легко согласился, и мы тихо вышли из квартиры. Спускаясь по лестнице, он мрачно шарахнул кулаком по стене
- Увел паразит, девчонку, надо же. Проморгал.
- Вообще-то она только позирует ему… как художнику – мудро изрек я, - пусть повозятся, первая любовь щенячья, к сожалению, быстро проходит. Ты же мужик опытный, все про это знаешь.
- Молчи, Иваныч, или я тебя еще раз вырублю.
- Думаешь, от этого полегчает?
- Если бы.
- Пойдем куда-нибудь водку пьянствовать.
- Слушай, Иваныч, я… понятно, но ты-то чего с перевернутой мордой? Ты что, тоже в эту сикушку вмазался? Я так и знал. Е-мое, ну что за наказание такое.
- Слушай, Валера, если бы я был немного посильнее, за «сикушку» тебе тоже вмазал бы.
- Или на дуэль вызвал?
- Или на дуэль.
- Да, хрен с вами, что я вам… в этом каждый за себя. Пошли отсюда.
Не сговариваясь, мы повернули к Сухаревке, перешли через Садовое и пошли по проспекту Мира. Так же, не сговариваясь, завернули в ресторан. В ресторане было немного народу, день еще только заканчивался, а вечер еще не наступил.
На голодный желудок сто грамм легли неуверенно, вызвав только раздражение вместо расслабухи. Чтобы исправить положение, пришлось накинуться на салат, вкус которого я так и не понял… что-то с крабами или креветками. Следом понеслись очередные сто грамм. Я почувствовал, что начинаю как-то непривычно быстро пьянеть и решил про себя, что надо бы мне больше слушать, чем болтать.
Когда взяли еще полкило водки, Валерка, наконец, по-видимому, пришел в себя.
- Ладно, это все семечки – сказал он, ковыряя только что принесенный шашлык – теперь о деле. Твой Архар еще тот козел.
- Вот так сразу…
- Слушай, Иваныч. За каким… я вообще влез в это болото, мне это надо? Прикинь, все клево складывалось в жизни. Работа, хата есть. Тачка не сегодня-завтра. Девчонка классная, жениться собрался, скоро мне двадцать шесть гавкнет, пора. Чего еще хотеть? А тут ты с этим щенком под ногами… со своими проблемами - и челюстями заходил, прожевывая кусок недожаренный. - Короче, плохо ты своего босса знаешь. Думаешь, он такой маленький жучок, черный маклер, макулатурная крыса? Да, ладно, Иваныч, не кривись, лучше жуй, что принесли, а то раньше времени отрубишься.
- Не учи отца жить. Хм, надо же, двадцать шесть ему… сынок.
- Да иди ты… ты хоть знаешь, что твой Архар еще при Советах по зоне гулял?
- В личное дело не заглядывал.
- Не так чтобы такой крутой был или там, в законе, а завязки у него с тех пор всякие. Между прочим, с этим… как его… Власенко на зоне схлестнулись, потом вместе крутили с недвижимостью.
- Ну и что? Кто теперь не крутит?
- Так это только снаружи. На самом деле бабки отмывали через недвижимость и издательство. И, похоже, лихие. Власенко тоже. Короче, этот Власенко общак держал. И, скорее всего хорошую часть заныкал. Вот за это его и подписали. Просто как палец.
- А Алексей тут при чем?
- Предки Лехи, очень может быть, знали, где он держит свои мани. Их там, в Штатах, потрясли, а потом грохнули. Сечешь, куда тянется. Не может быть, чтобы его предки, чуя финалец, не передали сынуле единственному, сколько, где и… все такое.
- А если не передали?
- Похоже, что передали. Вот такие дела. Так что Лешка теперь лакомый кусок и вызывает сильный антерес у самых разных мэнов. И маскарад устроили – на художественную впечатлительность рассчитывали. Думали, что сразу побежит и… в общем, приведет куда надо.
- Это тебе Смирнов напел такие фантазии?
- А то. Да и у меня котелок кое-чего варит.
И тут я чуть не проговорился - вовремя набулькал водки и без паузы выпил, не дожидаясь, пока Валерка повторит мой маневр. И все же не удержался, спросил осторожно
- Слышь, познакомь меня со Смирновым. Кстати, ты сам с ним познакомился где-то у своего клиента? Кажется в…
- В Тучкове, а что?
- А чего он там потерял?
- Не докладывал. По службе был.
- Это в области-то? Московский мент?
- Е-мое… он мог быть по службе и на северном полюсе.
- И, правда… не подумал. Что-то я сегодня набрался
- Все. Больше не будем пить. Хорош.
- Да… все забываю – я достал из кармана ключ и положил его на стол – извини, возвращаю с благодарностью. Лучше поздно, чем никогда. Кстати, выяснил, через кого твой Володька мне ключ сей передал?
Валера покрутил ключик в руках и кинул в соусник
- Это не мой ключик. Я Володьке давал нормальный, а это копия. И притом плохая.
- То-то он все время проворачивался в замке. Надо бы выяснить…
- Никогда не поздно. Давай, прямо сейчас к нему на стоянку подвалим. Тут недалеко, В Марьиной Роще. Заодно проветримся, мозги проветрим, а потом продолжим. Гуляем сегодня с горя вселенского. Сейчас я ему звякну.
Достал мобильник
- Вован, привет. Ты как? В смысле оторваться?.. Все, заметано, жди… я с писателем буду. Каким-каким? Ты читать умеешь? А он для таких дураков, как мы с тобой, пишет. Бросай свою работу к ядреней фене, рванем куда-нибудь… Все, вылетаем.
Вышли из ресторана. Начинало темнеть, уже горели фонари. И только глотнув свежего воздуха, я неожиданно вспомнил, что у меня сегодня… одним словом, прямо сейчас, вот с этого самого первого нетрезвого шага, шестой десяток начал отшагивать. И совсем уж не к месту вдруг представил, как сейчас Алексей с Ольгой… и так захотелось задрать морду и завыть. Завыть на свет ближайшего фонаря оттого, что… да какая разница от чего, когда все желания и чувства вместе в один комок слиплось, не отделишь и не рассмотришь в отдельности. Просто тоска собачья.

14.
Следующим номером нашей программы было посещение платной охраняемой стоянки под номером 145, зажатой между железной дорогой и 8 –м проездом Марьиной Рощи.
Стоянка обнесена бетонным забором, за которым существует свой маленький шоферской мирок со скромным бытом на колесах. В основном здесь «ночуют» большегрузные машины, длинномеры с прицепами. Дальнобойщики обычно спят в машинах, экономя деньги на гостиничных номерах. Возле небольшой конторки на высоких металлических «курьих ножках», из окна которой отличный обзор всей площадки, постоянно дымит мангал. Там же стоит один длинный деревянный под навесом стол со скамейками.
Впрочем, что там было дальше на территории, я не смог увидеть, потому что, когда я с Валеркой на частнике подкатили к стоянке, у распахнутых ворот стоянки стояло несколько милицейских машин с мигалками. Мы остановились, не доезжая метров сто, и пока Валерка расплачивался, я выбрался из машины и закурил. И только теперь почувствовал, что нагрузился, если не под завязку, то весьма основательно. Пока прикуривал, меня пару раз прилично качнуло. Про себя подумал – «что-то штормит, не хватит ли на сегодня приключений?».
- Иваныч, ты как? В норме?
- Абге махт.
- Ты что, немец?
- Нет… но звучит красиво.
- Понял.
Валерка взял меня крепко под руку и увел с проезжей части на тротуар, потому что меня начало слегка мотать из стороны в сторону.
- Кажись, не ко времени мы здесь. Какая-то ментовская разборка. Наверно, шоферня перепилась и чего-нибудь отмочила. Ты в состоянии тихонько прогуляться со мной мимо этого «собрания»? Только как бы нас по пьяному делу не замели самих. Нам бы Володьку только высмотреть.
- Погоди, я сейчас соберусь… с мыслями в членах и… и все. Вперед. Петь будем?
- Нет. Кочумаем.
- Жаль, я арию Мазепы из одноименной оперы вспомнил. Пошли.
Валерка будто и не пил совсем. А я… я, как мне показалось, все же слегка переигрывал сильное опьянение. А может, и в самом деле от какой-то острой не проходящей тоски развезло. Не знаю.
Валерка плотно прижал меня к себе, и мы как два старых приятеля или отец со своим взрослым сыном, подошли поближе. Совсем близко нас не подпустили, откуда-то сбоку, как бы нехотя появился омоновец в полной экипировке с автоматом
- Куда граждане? Если на стоянку, то не суйтесь. Топайте домой, поздновато уже для прогулок.
- Слушай, командир, друг у меня здесь охранником. Хотели у него тачку взять…
- Тебе сейчас только за руль не хватало сесть... Ничего не знаю. Не видите, оцепление?
- Чего там стряслось?
- Не вашего ума. Я сказал, валите.
- А нельзя без грубостей?
Омоновец по стволу автомата похлопал
- У меня только мой друг вежливо может разговаривать. Я сказал, проваливайте, пока не положил вас на асфальт отдыхать.
В это время еще одна машина подкатила, и из нее вылезли парни с телекамерами. Омоновец даже присвистнул.
- Во, блин, «Дорожный патруль» приперся. И как только они узнают о происшествиях?
Валерка не удержался и брякнул
- Да ваши же и сливают, что мы не знаем. Через час будет вся Москва знать, что здесь произошло. Иваныч, поехали ко мне, по ящику выясним, что здесь случилось? Может, еще Володьку на экране увидим. Поехали.
Я немного пьяно покуражился. Это выразилось в том, что щелчком запустил на околоземную орбиту светлячок-окурок, потом немного помотался из стороны в сторону, задрав голову к невидимым звездам. Но этого времени как раз хватило для того, чтобы сама собой пришла информация о происшествии на стоянке. Пришла собственными ногами в виде помощника оператора, который отбежал в нашу сторону в тень забора, чтобы облегчиться. Пока он журчал на забор, мы с Валерой взяли его в тиски и без пристрастия допросили. Даже не допросили, а просто задали один, весьма невинный вопрос
- И что там за шум-гам? Почем сегодня ночные новости?
Парнишка оказался разговорчивым и, застегивая ширинку, выложил все, что успел узнать.
- Мужика грохнули. Охранника. Не то Тонков, не то Панков.
- Тынков?
- Ага. Знакомый что ли? Только вышел из конторки обозреть окрестности, его и сняли. Спикировал сверху с дыркой в башке. Кто и откуда стрелял неизвестно. Менты приехали минут через двадцать. Если и был снайпер, то он уже давно спит себе дома или же покинул пределы Москвы. Никого не поймают. Ладно, я пошел штатив таскать – такая моя доля на сегодня. Пока, мужики.
- Пока, не замерзни, ночь будет свежая и дождем пахнет.
- И вам хорошо погулять.
Он убежал, а Валерка потащил меня вдруг от этого места подальше, шепча по дороге
- Это Володьку грохнули. Володьку, ты понимаешь? Допрыгался. Говорила мне мама – «не связывайся с плохими ребятами»…
- Валера, как ты думаешь…
- Я думаю, что еще полчаса назад я с ним по телефону трепался…
- Это плохо. Совсем плохо. За что же его?
- За что, за что… он же не только охранник здесь, но и совладелец стоянки. Значит, не поделился. Бандюки здесь крышуют, понял? Тачки угнанные бывает, что разбирают, там, на стоянке есть маленькая мастерская.
- Смирнов это знает?
- А причем здесь Смирнов? Каким боком?
Хмель основной у меня уже соскочил, я немного подумал и решил чуть приоткрыться.
- Понимаешь, какое дело. Я не хотел тебе говорить, потому что… не видел я пока твоего Смирнова, но он мне как-то не нравится.
- Он что тебе баба, чтобы нравиться или не нравиться?
- Не цепляйся. Давай лучше соображать. Дело в том, что Алексей на днях по памяти изобразил тех ряженых. Одного из них я узнал. Как раз приятель твоего Володьки. Ну, тот… Борис, который мне ключ от твоей дачи презентовал на зиму.
- Ты что такое говоришь? - Валерка резко остановился и даже слегка встряхнул меня, как какую-нибудь куклу тряпичную. – Ты соображаешь, что говоришь?
- Я-то соображаю… а ты мне скажи, Володька какого примерно роста… был?
- Ну… под два метра. Баскетболист, морпех бывший.
- Худой?
- Не очень чтобы. Ты куда клонишь?
- Володька твой не мог вместе с Борисом?
- Мочиловкой заниматься? Ну, ты меня прямо обушком… хотя… бабки сильно любит… любил. Черт его знает.
- И еще… ты у Смирнова в управлении… или там, в отделении… словом, в кабинете у него был?
- Нет, только по телефону мобильному и на нейтральной почве. Ты и его сюда же клеишь? Бред полный.
- Надо возвращаться на Сретенку. – и увидев, разом «перевернувшееся» лицо Валеркино – да не бери ты в голову, Ольга, небось, уже дома дрыхнет.
- Ты ее не знаешь. Если она чего задумала…
- Откуда ты можешь знать, что она задумала? Может, опять тебя дразнит только – очень неуверенно это у меня прозвучало.
- Думаешь? На нее похоже. А если они уже?
- То тут ничего не поделаешь. Ну, и что теперь? Мир перевернулся?
- Мой мир да. Ладно, как-нибудь переживем. Поехали.
- Главное, не терять надежды.
- Вот этого… у меня просто навалом.
- Тогда поехали. Я хочу тебе рисунки Алешкины показать. И если мои подозрения верны, то…
- Вот тогда и будем соображать… но по морде Лешка все же от меня получит.
- Да он-то тут при чем? И потом из-за девчонки…
- И тебе вмажу, если…
- Снова здорово. Его приятеля только что грохнули, а он о девчонке уже думает…
С полчаса ловили тачку. Все-таки со стороны мы смотрелись хорошо поддатыми и частники просто опасались брать нас. Наконец, остановили «москвич», готовый от старости вот-вот развалиться. Водитель тоже был явно пенсионного возраста, а в темноте салона вообще казался древним замшелым пеньком.
И действительно, на нем мы смогли доехать только до Олимпийского проспекта - машина просто заглохла на светофоре и окончательно встала. Я, было, из сердобольности протянул водителю стольник, но Валерка перехватил мою руку, сказав
- Контракт не выполнен, платить не будем. Вылезай, Иваныч. Дальше пехом.
- Вашу мать… я так и знал – только и смог сказать шофер с тоской в голосе.
- А если знал, зачем сажал? Почини сначала тачку, а потом бомби.
Я все же исхитрился оставить полтинник на сиденье.
До Сретенки топали еще минут двадцать. По прохладе хмель у нас выветрился и к дому мы подошли уже вполне нормальным шагом. У подъезда я привычно оглянулся в надежде увидеть уже ставший привычным «наружный пост наблюдения». Среди стоящих в переулке машин старый «жигуль» не проявлялся, и это меня встревожило. Но, поднимаясь по лестнице, я все же решил, что ребята вышли погулять по ночной Москве и «утащили» за собой свою «охрану». Очень хотелось, чтобы все это было именно так, имея в виду, что встреча их с Валеркой никаких положительных эмоций не могла нести…
В квартире… впрочем, теперь ее можно было с большим трудом назвать квартирой - вероятно нашествие татар в средние века, оставляло менее разорительные впечатления. Все же интересно, соседи слышали, что творилось за стеной или нет? Хотя навряд ли – музыкальный центр, единственный механизм, оставленный в неприкосновенности, орал на полную громкость. Все было перевернуто, раскидано, разворочено, раскурочено и приведено в «нетоварный» вид.
И самое главное, Алексея и Ольги не было. Было совершенно непонятно, сами они покинули квартиру до этого погрома, или же… о худшем совсем не хотелось и думать
Первым делом мы выключили музыку. Прошлись по комнатам, поминутно пытаясь определить попадавшиеся под ноги вещи на привычные для них места. Очень долго молчали, пытаясь хоть как-то объяснить самим себе увиденное.
- Ну, и что теперь будем делать? – это я не выдержал и задал риторический вопрос. Впрочем, не совсем риторический – с чего-то все равно нужно было начинать действовать.
- Иваныч, как думаешь, этот погром был до или после?
- Хотел бы я это тоже знать…
- Вроде следов борьбы… насилия я не заметил, но… ты слышишь этот запах?
- Запах чего? Я слышу только запах беды.
- А я к этому еще и запах эфира. А это говорит за то, что наших щенят похитили. А если это так, что старые псы должны выходить на охоту. Я звоню Смирнову.
- Какому? «Гоголю»?
- Другого я не знаю. Кстати, где этот рисунок?
Я кое-как привел в порядок перевернутый диван, сел и еще раз хорошо осмотрелся.
- Не вижу. Сложно в этом бардаке хоть что-то найти, хотя, похоже, что ничего не взято, на первый взгляд. Что-то искали, а вот нашли или нет, вот вопрос…
Но тут же быстро вскочил и вышел в прихожую. Ключи почти все были на месте. Кроме совсем маленьких, миниатюрных. «Ключи от чего? Неужели от «сундука», где лежат деньги? И все эти Валеркины «напевы» верны»?
Как ни странно, но телефон работал. Не отдавая себе отчета, я нашарил свою старенькую записную книжку, нашел телефон и позвонил.
- Рубен Робертович?
- Я. Кто это? - Сонный голос звучал почти угрожающе.
- Это Алексин.
- Юра?.. Иваныч, тебе что, дня мало?
- У меня проблема.
- Дальше… и побыстрее, спать хочу.
- Странный вопрос можно? У тебя судимость была?
- Иваныч, у тебя что, крыша поехала? Ночью звонить, чтобы узнать… хотя, от вас, гениальных авторов еще не то можно ждать. Если для твоего детектива, то не получится. Я, к твоему сожалению, не привлекался, не сидел, не… и так далее. Выезжал только по делам редакции и то в пределах страны. Доволен?
- Вполне.
- Когда ждать второй книги? У тебя только пара месяцев, больше не дам.
- Успею.
- Ну, твори. И не мешай своему издателю спать. И много не пей
- Я не пью
- А почему от телефонной трубки так несет?
- С чего ты взял?
- Во-первых, когда ты датый, то переходишь на «ты», а во-вторых, не выговариваешь одну букву.
- Какую?
- «Ю». Пока.
- Пока.
Я положил трубку и только теперь почувствовал, что за спиной стоит Валерка и внимательно слушает. Не знаю, слышал ли он наш разговор или нет, но мне стало немного спокойнее. Хотя о каком спокойствии могла идти речь, когда ребятишек нет. Весь этот разгром как-то можно объяснить, но исчезновение… одни вопросы, одним словом.
- Ну, и что твой Архар успел тебе объяснить?
- Чего-то промямлил спросонья. Я ничего не понял – солгал я и глазом не моргнул
- Так он тебе и скажет правду. Что делать будем, Иваныч? Надо искать Ольгу.
- И Алексея. Если его увезли, то с ней… третьего не дано. Звони.
- Смирнову?
- А ты знаешь, кому еще нужно звонить? - я даже немного разозлился, - звони!

15.
Щенок еще совсем маленький жалобно скулит на паркете посреди комнаты. Мордочка тупая, глазки бусинками, уши болтаются, лапы скользят и разъезжаются. Весь черный и только посреди лба белый треугольник и толстенький животик светлый с подпалиной. Он дрожит, хотя в комнате тепло. Лешка тоже маленький, скоро шесть будет, лежит, на полу рядом с ним и просто смотрит. Щенок, наконец, как-то бочком трогается с места и оставляет за собой небольшую лужицу.
В дверях появляется мать. Лешка видит только ее ноги в стоптанных домашних тапках и замирает.
- Убирать сам будешь, учти. И какашки тоже. Комната если провоняет, вместе с собакой будешь ночевать на улице.
Щенок, старательно ковыляя, добирается до Лешкиного лица и лижет его в нос…
«Ну, и ладно, ну, и пусть на улице. Главное, что у меня появился друг» - думает Лешка.

Сложно понять, что за помещение. Скорее всего, подвал или кладовая с пустым длинным стеллажом по одной стене. Но и этот стеллаж чуть угадывается в почти полной темноте. Свет в помещение проникает только узкой полоской из-под двери.
Лешка пришел в себя и, широко открыл глаза, пытаясь хоть что-нибудь увидеть в темноте. Долго соображал, каким образом он попал сюда. Все так хорошо складывалось у них… а где Ольга? Он попытался подняться и тут же шарахнулся болящей и без этого удара головой о кирпичную стену. Потрогал стенку и сел, привалившись к ней. Постепенно глаза стали различать и стеллаж. Он осторожно поднялся и стал ощупывать его. Из-под стеллажа послышался легкий стон. Алешка присел и провел рукой под стеллажом. На ощупь нашел Ольгу. Только на секунду почувствовал облегчение оттого, что не один. Но уже в следующую секунду тревога захлестнуло его.
- Оля. Оленька! Ты как?
- Алеша, почему так темно и болит голова? Где мы?
- Пока не знаю. Ползи ко мне. Голову не поднимай – ударишься, ты лежишь под какой-то полкой.
Он помог Ольге выбраться и пристроиться с ним рядом.
- Нас что ли, похитили? Какого черта? Кому мы нужны? Неужели это продолжение твоего кошмара?
- Похоже, я впутал тебя в большую неприятность, прости.
- А-га, ты хотел сказать, в очередную большую неприятность. Вот уж не думала, что…- не договорила и прижалась к его плечу - представляешь, я помню только, как из ванны вышла и, вдруг дышать стало нечем. Это что было, наркоз, да?
- Ты же медик, тебе виднее. На меня вдвоем навалились, пикнуть не успел, тряпку вонючую на лицо и все… до сих пор голова как не своя.
- Во, попали. И что теперь будет?
- Самое противное, это неизвестность. Кто и зачем? И куда смотрел пост ментовский, который ко мне приставили, непонятно.
- Выходит, тебя охраняли?
- Ну да…
- А зачем, когда и так все уже выяснили, что ты ни причем?
- Выходит, что причем…
- Алешка, ты чего-то темнишь… в этой темноте. Кстати, мыши здесь есть? Резать я их резала, а все равно боюсь – и прижалась к нему еще плотнее – а если они нас убьют?
- Не гадай. Не думаю, чтобы они нас долго здесь держали в неведении.
Не успел Алешка это договорить, как дверь массивная с металлическим лязгом открылась и на пороге возникла фигура. Свет позади него и поэтому лица не разглядеть, да и глазам после темноты привыкнуть нужно к свету.
- Эй, молодые люди, очухались? Выходите, послабление режима вам выпало.
Голос вроде спокойный, без угрозы. Сказал, повернулся и ушел, оставив дверь открытой.
Чуть помедлив, Алешка с Ольгой поднялись
- Алеша, я боюсь.
- Ну, вот. Скажи спасибо, что выпускают из этого склепа. Может, как-нибудь все утрясется. Я тоже… немного боюсь, между прочим. Но давай выбираться.
За дверью сразу несколько ступенек, а дальше попадаешь на кухню. И не просто на кухню, а на шикарную кухню, навороченную всякими западными техническими прибамбасами, сверкающую кафелем, никелем, открытыми полками с посудой и прочей утварью. Огромная метров на двадцать кухня с большим открытым окном, за которым, метрах в сорока виднеется глухой высокий забор. За забором плотным строем высятся сосны, на золотистой коре которых играет солнце.
Первым делом Алешка стал искать глазами что-нибудь… ну, хотя бы нож какой подлиннее, а Ольга сразу кинулась к окну.
- Не рекомендую делать резких движений – за спиной раздался все тот же спокойный голос – это только суета одна и видимость свободы. На самом деле считайте, что вы в клетке. Как это и есть на самом деле. Клеточка золотая для маленьких птичек… певчих. Слышите, как в лесу на свободе они чирикают, а вам вот в клетке придется некоторое время… попеть.
И совсем на бандита или там… на похитителя не похож. Средних лет мужик, среднего роста, начинающий полнеть, с короткой стрижкой «ёжиком», одетый в спортивный костюм «Адидас» и кроссовки. Только вот глаза глубоко посаженные, жестковатые и малоподвижные. А так вполне мог бы сойти за преуспевающего технаря или… да вообще на кого угодно, только непременно преуспевающего. И еще… если, скажем, ему парик кучерявый, то будет похож… нет, все же не он – тот был моложе.
- И ножичек не высматривай – хлопотное это дело, ножиком махать, большая практика для этого нужна. Так что, приводите себя в порядок. Везли вас в собачьем фургоне, а в нем, сами понимаете, за чистотой не смотрят. Хозяин не любит разговаривать когда псиной пахнет… в общем, ванная комната налево, а направо в столовой для вас накроют завтрак. Через час чтобы были готовы.
И вышел.
Ольга, попав на кухню, сразу осмелела. Будто в такой ситуации она через день бывает, привыкла. По хозяйски все осмотрела, попробовала открыть дверь, ведущую из кухни на улицу. Надо же – открыта. В окно выглянула, высунувшись чуть не по пояс. Потом, со знанием дела, изрекла
- Так… охраняется это заведение серьезно, кругом камеры понатыканы и на углу «шкаф» торчит. Чего делать будем?
- Для начала помоемся и пожрем, а там видно будет.
- Точно. Дождемся этого… как он назвал?
- Хозяина.
- Наверное, крутой, судя по хатке. Ой, блин!
- Ты чего?
- Я из ванной голой выходила, в халатике. Это ты меня одел?
- Как же я мог, когда…
- Гады… не прощу… сволочи.
- Оль, прибереги красноречие. Иди в ванную первая.
- Вот уж нет… нам теперь по отдельности нельзя – и, помолчав немного, тихо сказала – это я только хорохорюсь, а сама еще больше боюсь. Мне с тобой будет спокойнее.
- Ладно, пошли, а то действительно от нас должно быть несет, как от помойки.
В это время дверь, ведущая в чрево огромное дома, открылась и вошла женщина лет за пятьдесят по виду, в длинном коричневом платье и фартуке с цветочками. Тощая как щепка и чем-то очень напоминающая колли. Вероятно, лицом как-то странно вытянутым и чуть раскосыми глазами, губы как две лиловые гусеницы. Во всяком случае, Алешка ее так сразу и окрестил – «Колли».
«Колли» покрутила носом и, не обращая внимания на ребят, открыла огромный холодильник и погрузилась в созерцание его внутренностей. Лешка не удержался и спросил
- Простите, э… не знаю как вас…
«Колли» высунула голову из-за дверцы холодильника и долгим немигающим взглядом уставилась на Алешку.
- Я только хотел спросить, кто тут ваш хозяин?
По видимому, прислуга здесь была вышколена по высшему классу - «Колли» как-то задумчиво перевела свой взгляд в потолок, подвигала своими гусеницами и снова уткнулась в холодильник. Через очень длинную паузу снизошла ответить
- В ванной висят халаты. Свою одежду оставьте, надо постирать. Через час будет готова. Что вам подать на завтрак?
Наглеть, так наглеть – Ольга ни с того, ни с сего брякнула
- Ананасы в шампанском, утку по-пекински и… омары – и увидев удивленный Лешкин взгляд, добавила – можно вино «Савиньон» 1988 года. Пока все.
Это выступление не вызвало ни малейшего удивления со стороны видневшейся из-за холодильника спины, а приглушенный голос изрек
- Ананасы вчера закончились, «Савиньон» за завтраком не пьют. Будет омлет с ветчиной и грибами, кофе, тосты… сок апельсиновый.
- Спасибо. Годится – сказал Алешка и потянул за собой Ольгу в коридор.

Очень верно заметил Валерка – если эта девчонка чего захочет, то… и совершенно неважно при этом, что ситуация, в которой они насильно оказались, совсем не располагает к проявлению бурных чувств. Хотя, кто его знает, может, как раз вот это острое ощущение опасности, неопределенность положения и вызывает наиболее острое проявление сексуальности. Это пусть сексологи объясняют.
Словом это произошло. То, что должно было произойти еще ночью, в совершенно другой обстановке и атмосфере, случилось в совершенно незнакомом доме, в ванной комнате с джакузи, душевой кабиной и даже небольшой сауной, в которой только что не было телевизора. Это им не могло пригрезиться даже в ночных фантазиях. Так что, если Алексею и Ольге еще придется долго прожить на этой грешной земле, то им будет что вспомнить.
А если совсем недолго осталось? А если всего несколько часов? Черт возьми, то и тогда в самый последний момент можно будет вспомнить литературную фразу – «они жили долго и умерли в один день». Имея в виду, что время ужасно растяжимая штука, и иногда каких-нибудь полчаса могут стоить полжизни.

Одежду они так и не отдали в стирку, без нее чувствовали бы совсем беззащитно. Кое-как почистили, сбрызнули каким-то дезодорантом и снова надели. После плотного завтрака, «Колли» проводила их потом в двухсветную гостиную, в которой мирно уживались готика и модерн в виде высоких стрельчатых окон и ультрасовременной мебели. В этой гостиной они просидели в глубоких и мягких креслах еще минут двадцать, пока не появился «Преуспевающий».
- Заждались – кажется, больше для самого себя сказал он и плюхнулся на диван - все равно придется еще подождать, пока не поступит других указаний.
- От кого? – спросила Ольга и, видя, что на столике появилась пачка «Мальборо», спокойно встала, подошла к столику и вытряхнула из пачки сигарету.
- В этом доме… - достал зажигалку «Преуспевающий» и дал прикурить Ольге - … в этом доме решает все… как хотите, называйте – босс, хозяин или начальник. Это что вам будет ближе.
- И все же, кто он – этот самый босс? И по какому праву вы нас сюда так грубо приволокли? – снова спросила Ольга и выпустила клубок дыма прямо в лицо этого типа.
- Слушай, птичка, не наглей, веди себя прилично.
- Я веду себя точно так, как вы по отношению к нам.
- Ты, что, птичка, не сечешь, что тебе здесь шейку могут открутить? Кстати, вы успели хоть трахнуться-то? Я бы на вашем месте воспользовался этой, может быть последней возможностью?
- Не ваше дело, не пугайте.
- Я и не собираюсь. Весь страх, боль, отчаяние и желание как можно быстрее умереть, у вас будут впереди. А пока мы просто побеседуем. Пока вы еще держите хвост пистолетом, но это совсем недолго будет. Дальше вас ждут такие испытания, рядом с которыми средневековая инквизиция вам будет казаться…
- Это что, психологическая подготовка?
- Ах, да, девочка у нас будущий психолог. Совсем из головы вылетело. Ладно, так и быть, немного проясню ваше положение. Все дело в том, что вас пригласили… правда, не совсем любезно, прошу извинить, обстоятельства требовали, для того чтобы задать вам, вернее вашему… я полагаю, возлюбленному юноше всего-навсего один лишь невинный вопросец – «где бабки»?
Ольга круто развернулась и с удивлением посмотрела на Алешку, который все это время молча сидел и смотрел в окно.
- Бог ты мой, да девочка, кажется, и не знает, что ее мальчик на сегодняшний день владеет огромным состоянием, которое ему не принадлежит. И которое нужно бы вернуть. Не правда ли, молодой человек?
- Алеша, ты что-нибудь понимаешь из того, что этот… говорит? Какие бабки, какое состояние?
Алешка, наконец, оторвался от окна, потер руками виски и произнес как-то даже задумчиво
- Я долго думал обо всем этом и, кажется, понял. Эти господин и его хозяин почему-то всерьез решили, что мне что-то известно такое, что составляет их крупный денежный интерес. Весь маскарад во время своей «мочиловки» и даже мое легкое ранение, они затеяли только с одной целью – чтобы я тотчас… или спустя какое-то время, помчался сломя голову куда-то и привел их… непременно привел туда, где должны лежать деньги. Судя по всему, деньги, нажитые неправедным путем. Но вот почему они решили, что именно я должен знать это – для меня до сих пор загадка. Если бы я только что-то знал, то без малейшего колебания разрешил бы эту проблему. Они рассчитывали на то, что мне нужны эти самые «бабки». Но вся штука в том и состоит, что они меня совершенно не интересуют, а потому я и не могу ничем им помочь. И из этой ситуации только два выхода - либо они нас убьют… не важно как, медленно и с мучениями или быстро, либо отпустят, а еще лучше отвезут туда, откуда нас с тобой увезли. Но мне сдается, что ситуация, в которой происходит сейчас этот разговор, может очень скоро кардинально измениться, потому что… эти господа кое-что не учли и не предусмотрели…
- Интересно-то как…
Голос раздался откуда-то сверху. Алешка повернул голову и увидел на небольших хорах «Пушкина». Он сразу его узнал и без маскарадного костюма. Он стоял, облокотившись на балюстраду, чуть пьяно покачиваясь. Вероятно, уже давно слушал разговор.
- Я говорю, интересно поешь. Привет. Вижу, что узнал. Как лапка, не болит? Я постарался аккуратненько тебя задеть. Брат, ты, что психологическими опытами решил заняться? Напрасно ты это, они сами тебя в чем захотят убедят. Точно говорю.
- Ты чего вылез раньше времени? – Это уже «Преуспевающий» подал голос, не поднимая головы.
- Брат, ты свою мобилу проверял? Шеф дозвониться не может.
«Преуспевающий» вытащил из кармана телефон и посмотрел
- Черт, села мобила, забыл зарядить. И что дальше?
- Часа через два сам будет. А пока велел еще занять этих гавриков чем-нибудь. Ты мне девочку пошли наверх, с детства люблю девочек за косички и за все остальное дергать. Или я сам спущусь, вместе поразвлекаемся. А пацана этого, художника сраного, привяжем и пусть смотрит. Когда еще придется такой натурализм видеть. Если придется вообще что-либо видеть. Я два раза в одно место не стреляю.
- Ты что, с утра уже нажрался? Уймись и не рыпайся пока.
- А что? Эй, художник, слабо нарисовать, как орут, когда пальцы на ногах один за другим отстреливают? Или когда у телки грудку ее девичью свежуют, а?
- Слышь, Борис, заканчивай треп, пойди лучше посмотри, что вокруг делается.
- А что делается? Птички чирикают, солнышко блестит – красота.
- Вот и иди себе. Каждый должен знать свое место.
- Да иди ты… - но все же покачался немного и нехотя ушел с балкончика. Только закрыл за собой дверь, тут же обо что-то приложился звучно.
- Это брат мой. Чуть поддаст, так сразу звереет, садист в нем просыпается. Древние инстинкты наружу прут. Ну-с, нас прервали. Продолжим. Что вы еще сможете добавить к выше сказанному, молодой человек?
- А добавить мне придется только одно. Я предлагаю вам медленно… очень медленно поднять руки и положить их за голову. Потому что, если вы чуть резко дернитесь, то тут же получите дырку в затылке. Валера, ты чего так долго? Нас здесь чуть не порешили.
На месте «Пушкина» стоял Валерка и не знал – то ли прыгать ему сверху, то ли искать дорогу вниз. В руках у него было пусто. Но после Алешкиных слов он разом включился в «игру».
- Эй, мудак, не вздумай оборачиваться, продырявлю. Медленно, как в школе учили, лег на пол, руки за голову. Алешка, пошарь у него в карманах. Только не заслоняй собой…
- Су-ча-ра… - только и смог простонать «Преуспевающий». Впрочем, таковым он уже не выглядел. Любого человека положи на землю с руками за голову, и он становится «Никем». Если конечно жить ему хочется. А этому типу жить хотелось.
Из карманов удалось «выудить» мобильник, бумажник, пистолет неизвестной системы – небольшой и удобный в руке. Из кобуры, из-под мышки еще один. Это был «Макаров» и Алешка примерно представлял, как с ним надо обращаться. И только когда ему удалось снять предохранитель и направить его на лежащего, Валерка легко перепрыгнул через балюстраду и мягко приземлился.
- А теперь мы тихонько, не опуская рук, поднимемся и сядем, поджав под себя ножки. Я понимаю, что с такой комплекцией это сложновато, но чего не сделаешь, если хочется продлить свою жизнь. Живей, скотина – и сильно заехал этому типу ботинком под ребро. «Преуспевающий» застонал и попытался сесть.
Все это время Ольга тихо и молча сидела в кресле и еле заметно дрожала. После внушительного Валеркиного пинка, она вдруг глупо хихикнула, потом еще раз. Хихиканье сменилось нервным смехом со слезами пополам.
- Лелька, кончай психовать, все худшее почти позади. Этот тип вас не обижал?
- Не успел.
На смех в дверь просунулась голова «Колли». Увидев необычную мизансцену, ничуть не удивилась, спокойно заложила руки за голову. Прошла в гостиную и села на диван.
- Ну, вот и все, ребятки – сказал Валерка - Осталось связать этих и нужно рвать когти, пока здесь не стало жарко. Мадам, - обратился он к «Колли» - у вас в хозяйстве имеется веревка?
Ни слова не говоря, она, поднялась и направилась на выход.
- Леха, иди с ней.
Через десять минут все было готово. Охранник был упакован чуть раньше, братья и «Колли» связаны. Напоследок, Валерка не удержался и все-таки вмазал в челюсть «Благополучному», когда тот стал сквозь зубы матерно пророчить всякие беды на их головы и в самое ближайшее время.

За воротами их ждал знакомый «жигуленок» и я. За эти полчаса, пока Валерка «штурмовал» коттедж, я думаю, что еще изрядно поседел. Меня на «дело» Валерка не взял, да я и сам смутно подозревал, что толку от меня будет немного, а вот то, что могу помешать – была почти стопроцентная уверенность…

16.
Мы стоим друг против друга в коридоре. Я Валерке едва по плечо, а уж фигурой, вообще нужно помалкивать – так, шибздик какой-нибудь рядом с горой. Может, я немного и преувеличиваю, может, меня одной соплей и не перешибешь – из жил одних состою. Из жил и желваков на скулах, которые теперь неумеренно заходили.
- А ты знаешь, кому еще нужно звонить? Звони!
- Нет, я все же не понял – Валерка тоже начал психовать – ты, что, Иваныч, дурку гонишь? Чем тебе Смирнов не нравится? Гоголевским видом? На свой профиль посмотри – тоже не идеал для классика мировой литературы. Я хочу позвонить менту, который занимается этим делом, понял?
- Если он только мент, то и без тебя должен был бы знать все. Ты здесь кавалерийскими набегами, а я здесь живу… пока. И не просто живу, а еще и вижу.
- Ну, и чего ты тут разглядел?
- У Алешки хвост здесь постоянный был. Круглосуточный. Понял?
- Въезжаю. Наверное, Смирнов и поставил. Ну и что дальше?
- Как что дальше? Сейчас его нет.
- Как это нет? Его что, сняли?
- Хотел бы я знать. Только послушай старую дворнягу – так не бывает. Не бывает, чтобы только сняли охрану… или наблюдение, так тут же другие нехорошие парни наших ребят умыкнули и все вверх дном в квартире перевернули. Так не бывает.
- Значит, по-твоему, это дело рук ментов? Смирнова?
Я еще немного приоткрылся
- Звонил я в Управление, понял? Узнавал? Нет там такого «Смирнова-Гоголя».
- Как нет? А я тогда с кем имел дело?
- Тебе видней. Я знаю одно – надо искать. И мой нюх подсказывает где. Где ты откопал своего мента?
- Круто задвинул, Иваныч. Подумать надо. Считаешь в Тучкове?
- Не знаю точно, но что-то подсказывает…
- Значит, интуитишь?…
- Да один хрен как назвать. Сам что думаешь? Шевели своей грушей боксерской. Шевели опилками.
- Иваныч, нарвешься…
- Думай, ептать! – это прозвучало у меня очень внушительно, поскольку сорвался на крик.
- Вот так уже лучше. Ну, очень интеллигентно звучит. Погоди, дай сосредоточиться. Все. Значит так. Возвращаемся на стоянку, берем машину и едем в Тучково. А там по обстановке. Годится?
- Вполне. Только… а если?
- Никаких если. Если ты прав, то…
- Чья там хоть дача?
- А кто его знает. Я хозяина не видел, общался только с хозяйкой. И если все нормально, то хозяйка теперь должна быть в Париже вместе со своей пикинесихой.. По крайней мене, тогда собиралась.
- Ладно, поехали.

Через полчаса мы снова были возле злополучной стоянки. Уже совсем рассвело, было довольно прохладно. Менты уехали, труп увезли. Все выглядело достаточно спокойно, только возле горящего мангала стояли и грелись шоферня, обсуждали происшедшее. На вышке был уже Володькин сменщик. Его Валерка тоже знал. С ним он потолковал о происшедшем минут пять и пошел к машине. Я за ним.
- Все в порядке. Доверенность у меня в кармане, права, ключи на месте. Поехали.
В пять часов утра немного машин на улице, можно было ехать через центр. Но Валерка выехал на проспект Мира, свернул к Ярославке, и только на МКАД погнал в сторону Минского шоссе. Всю дорогу мы молчали. Когда свернули на Одинцово, я не выдержал и просто-напросто заснул.
Ну, почему? Почему, все, что связано с Валеркой, так или иначе связано с собаками? Мне опять снился «собачий» сон. Нет, даже не сон, а бред какой-то, то и дело прерываемый на резких поворотах шоссе, когда меня как мешок с дерьмом кидало из одной стороны в другую. Я сидел на заднем сиденье и не мог помешать Валерке управлять машиной, это меня отчасти успокаивало.
Каждый раз, я, засыпая «брал след» и меня неудержимо куда-то несло. И когда казалось, что вот-вот, еще немного, и я схвачу зубами… или еще чем-нибудь, того, кто мне, буквально, до рвоты необходим, меня встряхивало на повороте, чтобы снова и снова «взять след».
Закончилось это все крайне банально – меня вырвало, едва успел открыть окно. Валерка в зеркальце посмотрел на меня… нет, не осуждающе, скорее, снисходительно – «вот, дескать, на мою голову… и так далее». Мне, конечно, от взгляда его легче не сделалось, но стало как-то спокойнее внутри и я, наконец, заснул совсем без сновидений – просто провалился в сон и все.
Проснулся я оттого, что машина свернула на проселочную дорогу, и ее затрясло. Было ощущение, что еще немного, и она начнет разваливаться на куски. Откуда-то сбоку выглянуло солнце и заплясало в боковом зеркальце. Валерка слегка скосил глаза
- Иваныч, ты как, пришел в себя? Скоро за работу.
Я немного ошалело уставился вперед на дорогу, идущую через поселок. И только когда навстречу нам попался трактор «Беларусь» с прицепом, от которого сразу в кабине остро запахло навозом, окончательно пришел в себя и включился в реальность.
- Все нормально. И что я буду делать? Ты уже решил?
- Сейчас решим. Вот за поселок выедем, а через метров восемьсот коттеджи начнутся, будем решать. Я вспоминаю, что там охрана не ахти, но забор и ворота совсем недурные. Пойдем в лоб.
Не успел я еще спросить себя – «а готов ли ты, вшивый писака «идти в лоб», хватит ли силенок или крепок ли лоб?», как машина резко свернула за угол первого же участка и остановилась.
- Приехали. – Валерка посмотрел на часы и решил – в это время, все должны быть спокойны и приятно удовлетворены, что ночь закончилась спокойно, что утро солнечно и ясно. Что еще один летний, теплый день ничего плохого принести не может. Так что мы вполне вовремя подкатили.
- И что дальше?
- Что-что… зайдем и освободим, если только они там.
- Как зайдем? Ты же сам говоришь, что забор… ворота.
- Иваныч, тебе бы сейчас какие-нибудь очечки… хотя и так сойдешь. Сойдешь, скажем, за проверяющего счетчики. Главное, чтобы дверку открыли, а там… там уж я разберусь, что к чему.
- Мне бы какой-нибудь ключ или монтировку, что ли…
- А вот этого как раз и не нужно. Твое дело, счетчики проверить, понял? А потом на стреме стоять и не рыпаться. Я понятно приказы раздаю? В армии присутствовал?
- Довелось, корреспондентом.
- М-да… ладно. Будешь у машины держаться и ждать. Понял? Свистеть-то хоть умеешь?
- Не дурак совсем.
- Если что два коротких свистка и заводи машину. Сможешь?
- Совсем-то с дерьмом мешать не надо.
- Не обижайся. Видишь те ворота? Я вокруг обойду и к воротам плотно с той стороны подойду. А ты, как увидишь меня на месте, топай в открытую. При прямо и звони. Надо чтобы только открыли, а там… а там я уж как-нибудь. Пошли.

Дальше все произошло совсем как-то даже обыденно. Я чего-то промямлил про счетчики и время уплаты в микрофон у ворот, дверка отворилась. Кто-то, я даже не заметил, кто там был, получил коронный удар в лоб. Валерка проскользнул на территорию, дверка закрылась. Вот и все.
Я посмотрел по сторонам, ничего и никого подозрительного не заметил и неторопливо пошел обратно к машине. И только тут до меня дошло, что я на природе. Одно дело сидеть промозглую зиму на чужой даче, прикованным к компьютеру и совсем другое вот так просто идти по плотно укатанной дороге, смотреть, как лето начинает набирать силу. Господи, как давно я не видел так отчетливо листьев на деревьях, солнечных бликов, бродящих в еще росистой траве. Как давно не вдыхал нормального воздуха, от которого кружится голова и разом глупеешь. Я даже на несколько мгновений просто забыл, за каким таким делом сюда прикатил. Хотелось просто сесть под дерево и просто сидеть и ни о чем не думать…
Но, оказывается, я совсем не одинок в таком восприятии солнечного летнего утра. И совсем некстати было бы думать, что летом в таких вот коттеджах-замках обитают одни ночные приведения. Из-за третьего от меня коттеджа появилась до странности знакомая фигура. Встретив в городе, я ничуть бы не удивился, но здесь, при таких… впрочем, только моих обстоятельствах. Что-то похожее промелькнуло на лице и подходившего ко мне неторопливо Прялкина-«Ильича». На этот раз на нем был совершенно новенький костюм, жилетка, галстук в горошину. И даже красный бант в петлице сиял своей свежестью и первозданностью шелка. Вот только большое полотенце на плече и отсутствие кепки все портило.
- Иван Петрович, какими революционными ветрами занесло вас в этот буржуазный уголок России и в столь ранний утренний час? – почему-то почти пропел я, при этом несколько раз оглянулся, будто хотел разглядеть еще что-нибудь, объясняющее столь неожиданную встречу
- Юрий Иванович, представьте себе, что я удивлен не менее вашего, увидев вас здесь. Поневоле становишься верующим в некие предначертания свыше.
- Я-то как всякий непризнанный классик от литературы хожу по России и пытаюсь найти «кому на Руси жить хорошо», а кому и не очень, а вот вас что занесло так далеко от кремлевских стен?
- Представьте себе, батенька, за длинным рубликом погнался. И уж третий день обитаю здесь неподалеку на дачке одного маститого господина от рекламы. В ролике рекламном снимаюсь.
- И что же приходится рекламировать?
- Если бы я только знал. Но все дело в том, что меня просто снимают, так сказать в бытовой обстановке, на природе, извините, приседающим под кустик… а уж потом, на студии все это будут монтировать. Предполагаю, что рекламировать я буду туалетную бумагу, на которой так хорошо можно писать молоком конспиративные письма или декреты. Если перевести гонорар на советские времена, то получается, что я трижды народный артист Союза и лауреат многих премий собственного имени. Ничего не поделаешь – купили вождя. Я понимаю, что это не совсем… и попахивает, но сильно надеюсь, что после длительных водных процедур отмоюсь. Кстати, здесь еще на Москва-реке не были? Составьте мне компанию. Группа моя съемочная перепилась и раньше полудня ничего не произойдет. Можем искупаться. Вода здесь чистейшая.
- Нет, Иван Петрович, боюсь, не получится у нас с вами ничего. Я жду друзей, что с минуты на минуту должны подойти, и надо будет ехать дальше… вперед по родному краю.
- Жаль, батенька. Мы славно бы провели времечко. Поговорили бы о самом важном искусстве, каким является кино, обсудили бы текущий политический момент и выпили бы пивасика.
- В другой раз. Я думаю, в другой раз мы найдем что-нибудь и покрепче.
- Так ведь только гора с горой… а два гиганта, два человечища, всегда найдут дорогу к друг другу. Не смею задерживать.
- Счастливо. И ни пуха, ни пера на съемках вашего шедевра.
- К чертовой прабабушке, вместе с империализмом. Пока.
- Пока, пока.
«Ильич» ушел. Вернее, он долго еще был виден в конце улочки, я меня вдруг охватила тревога - «Какого черта я тут природой наслаждаюсь, когда вот за тем серым забором сейчас наверно происходят ужасные вещи, и моя помощь, быть может, крайне необходима». Я чуть было не кинулся штурмовать эту крепость, но вовремя остановился. «У тебя, батенька… тьфу ты, привязалось послание, какое задание? Стоять на стреме и бдеть, чтобы чего ни то не случилось непредвиденного, а ты…». Дальше я не смог подобрать нужных слов. В который раз убеждаюсь, что господа писатели, к которым я себя изволю причислять, в жизни ужасно косноязычны. Закон сохранения, что ли… ну и так далее, что-то из школьной физики.
И я, как «боец невидимого фронта» стал ходить взад и вперед, поглядывая, как мне казалось, зорко по сторонам, чтобы не пропустить ничего подозрительного. Но вот что было делать с разгулявшейся вдруг фантазией? А представляться мне стали ужасные вещи – от камеры пыток в гестапо, с иголками под ноготь, с вырезанными на груди звездами… до распятия на кресте и еще бог знает чего. И самое ужасное это была тишина – ни малейшего звука с территории злополучного коттеджа.
Закончилось все это тем, что за пятнадцать минут я так раскрутил свои нервы, что не выдержал, плюнул на задание и решительно направился к воротам.
Дверца оказалась не запертой. Я решительно рванул ее на себя и нос к носу столкнулся с Валеркой и с ребятишками. Валерка, слава Богу, не заметил моего решительного порыва, только скомандовал – «все, быстро исчезаем. По коням!». Мы добежали до машины и уже через десять минут выскочили на шоссе, ведущее к Москве. Ольгу еще немного трясло от нервного возбуждения, Алексей то и дело сжимал кулаки и что-то мычал про себя. Самое, на мой взгляд, любопытное было то, это я уже потом припомнил, что почти всю дорогу… точнее, чуть больше часа, в машине не прозвучало ни одного слова. Валерка, правда, попытался включить автомагнитолу, но после первых же звуков какого-то попсового хита, долбанул по ней кулаком, неизвестная мне певица подавилась каким-то невразумительным полусловом, и заткнулась. В другое бы время понеслись бы по салону какие-нибудь приколы по этому поводу, но только не сейчас. Все четверо напряженно смотрели только на дорогу, наматывающуюся на колеса. Молчали и каждый думал о своем… если вообще о чем-либо думал.

17.
В конце концов, машина оказалась на высоком берегу Москва-реки в районе Крылатского. Несмотря на будний день, загорающих оказалось много. Среди оставленных наверху машин дымились костерки, и пахло шашлыками. У самого берега и наверху, тут и там на подстилках лежали еще не подпаленные солнцем этого лета тела. И только в нашей машине было мрачновато.
Наконец, Ольга не выдержала, открыла дверцу, вышла и, стрельнув у кого-то сигарету, прислонилась к капоту и задымила. Пора было уже и нам «отойти» от состояния происшествий последних суток. Я кашлянул и тоже нерешительно вылез из машины. Через несколько минут мы уже вчетвером стояли на самом краю обрыва и наблюдали, как по воде неистово носились на скутерах несколько человек, поднимая волну на радость визжащим на мелководье малышам, как на том берегу, на «культурном» пляже Серебряного бора несколько пар играли в пляжный волейбол, а остальные, размахивая бутылками пива, кричали так, что даже нам здесь было слышно.
- Мы сюда приехали купаться, или как? – это первой Ольга высунулась.
- Нет, блин. Я привез вас сюда, чтобы всей кучей утопить к чертям собачьим.
Интонация Валеркина ничего хорошего не предвещала. Мне показалось даже, что вся остальная «куча», со мной вместе, вздрогнула. Вздрогнула и вернулась от идиллии окружающей природы к нашей совсем непростой действительности.
Я снова деликатно кашлянул и сказал, стараясь звучать как можно спокойнее
- Я думаю, что нам нужно обсудить создавшуюся ситуацию.
- Ситуация вышла из-под контроля и теперь обсуждать нужно только как из нее выбраться. Пошли отсюда – сказал Валерка, и первый пошел к машине. Ольга вспылила тут же.
- Какого черта ты притащил нас сюда? Сам притащил, а теперь еще куда-то засобирался. Мне здесь хорошо, никуда не поеду.
- Лялька, не выступай. Если хочешь, чтобы тебя поскорее грохнули, можешь оставаться. Вы все можете оставаться, а я уехал.
Ольга догнала его и уцепилась сзади за рубашку
- Так не пойдет. Мне домой надо. Я у меня даже на метро нет с собой. Поехали. Мальчики, вы чего смотрите? Садитесь и едем, если этому собачнику не терпится.
Валерка подождал молча, пока Ольга оставит в покое его одежду, а потом…
Потом он вдруг неожиданно упал рядом с машиной и полез под нее. Я с Алексеем даже стали тревожно озираться по сторонам, но, не обнаружив ничего подозрительного, подошли и присели на корточки, стараясь рассмотреть, что он там делает под машиной. Совершенно случайно машина удачно остановилась над небольшой ямкой – так что Валерке удалось протиснуться под нее.
Минут через пять Валерка выразительно выругался, пару раз чихнул и вылез из-под машины, держа в руках какую-то небольшую штуковину с торчащими проводками. Открыл заднюю дверцу, поднял сиденье, еще пошарил недолго. В этом месте были вырваны еще какие-то проводки. Огляделся по сторонам, размахнулся и закинул подальше в реку найденную штуковину. Кое-как отряхнулся от пыли, очень зло почему-то посмотрел на меня и на Алексея, промычал что-то сквозь зубы и сел за руль.
- Все. Поехали.
- Валер, это что было? Маяк?
- Нет, Иваныч, хуже. Все время, пока мы были в машине, нас кому-то было очень хорошо слышно. Сечешь?
- Сегодня?
- Кто его знает? Надо думать, что каждый раз, когда я был в этой тачке. Надо думать худшее. Попал я с вами…
- Валерочка, милый, извини. Это я тебя впутала. – Ольга чуть не заплакала.
- Да иди ты…
За все это время Алексей первый раз подал голос
- Наверно, все-таки это я во всем виноват.
Валерка даже подскочил в кресле
- Да неужели? Только допер? Да, как только ты появился, так пошли одни неприятности.
- Мальчики, не ссорьтесь, я прошу вас. Это я виновата. Я виновата в том, что я вас всех троих очень… очень люблю.
Хорошо, что в это время мы еще переваливались по грунтовке, пробираясь к асфальту – в противном случае ДТП было бы неминуемо. Валерка резко затормозил и остановил машину. Все трое, включая меня, будто и не заметили, что машина встала – во все глаза уставились на Ольгу, пытаясь понять, что это такое она сморозила только что. Не могло же нам всем троим показаться, что…
- Ну, чего вы, как идиоты, на меня зенкуете? Что сказала, то сказала. Люблю и ничего плохого в этом не вижу. Юру люблю… тебя, Валерка, и Алешку тоже. Чего в этом странного? Прямо ничего им не скажи…
Я первый решился поставить вопрос ребром
- Как это, троих? А… ну, это… как-то это… за что?
- Тебя Юра за то, что ты такой талантливый и такой неприкаянный по жизни…
- Меня вполне устраивает моя жизнь.
- Не перебивай… вот. Валера, я тебя люблю за то, что ты такой сильный и надежный… как брат. Я всегда хотела, чтобы у меня был брат, который бы меня всегда защищал. Правда-правда.
- А если меня роль брата не…
- Тоже помолчи… пока. А Алешку… Алешку я люблю не за что, а… вопреки… или… потому… черт. Потому что люблю и все! И все! Понятно? Вам всем понятно, что я сказала? И не надо меня больше делить. И не надо между собой собачиться.
Не знаю как у остальных, но все же от этих ее слов что-то у меня внутри оборвалось. Не больно, нет, скорее… в общем не важно как в данной ситуации.
- С чего ты решила, что мы…
- Я что, совсем дура? Я что не вижу, слепая? Ну, и все… - и совсем уж тихо добавила – Поехали, Валера.
- Куда? Куда ехать-то? Где нас еще не ждут? И потом… Алексей… не напрягайся – морду бить тебе не буду… пока. А надо бы – увел, гад, девчонку…
- Валера!
- Ладно, сказал. Только Леха, ты все равно, гад. Мы тебя второй раз уже вытаскиваем из дерьма. За тобой какая- то чернуха тянется и мне кажется, что ты чего-то темнишь. То ли нам не доверяешь, то ли сволочь, какая приличная в тебе живет. Колоться будешь? Учти, иначе помогать не буду, на хрен ты мне сдался.
В машине было довольно душно, несмотря на открытые окна. Да еще мимо прошла еще одна машина к реке, подняла пыль – тоже приятного мало. Алексей долго молчал, опустив голову, потом с трудом изрек
- Я не могу здесь. Поедем домой.
- Да ты хоть знаешь, что у тебя дома погромчик произведен. А после сегодняшнего утра вообще тебе там появляться не стоит, пока все не уляжется как-нибудь. Если нас прослушивали, то и мой адрес знают и Лялькин. Куда теперь?
Вот теперь я «на сцену вышел».
- Господа, значит так… доедем до телефона… один-два звонка и у нас будет хорошее местечко, где можно будет привести себя в порядок, обсудить все, а в случае чего и отсидеться некоторое время.
- Иваныч, возьми мою мобилу и звони.
- А если и твой телефон слушают?
- И то… ладно, поехали.
Возле метро «Баррикадная» Валерка пошел затариться в Макдональдс, а я нырнул в метро, в кассе купил телефонную карту и сделал два звонка. Сначала позвонил своей бывшей жене. Но здесь меня ждал облом – никто не подходил – скорее всего, слиняла на юга, а к замку, который она поменяла после моего ухода, у меня ключа не было. Конечно, можно было пересидеть в моей берлоге в Медведково, но там у меня была комнатка в десять метров только. И к тому же за нее я был должен за полгода.
После второго звонка я немного приободрился и к машине пришел в довольно хорошем расположении духа. Валерка уже был на месте, и вся троица уплетала гамбургеры, запивая их спрайтом. Залезая в машину, я чуть не сел на пакет, в котором была еда и для меня.
- Ну, что, ребятишки, в путь? – это прозвучало у меня как-то даже весело.
- Куда?
- Поедем к Алексею. То есть туда, где нас меньше всего ждут. У меня с хатой не получилось, я и подумал, что самое гениальное – вернуться к Алексею. Не совсем же они дураки – не станут они нас там искать.
Тут меня Алексей поддержал
- Все правильно. Тем более что мне все равно нужно непременно попасть домой. Мне легче вам будет все объяснить дома и… для дальнейшего прихватить кое-что.
- Если только это «кое-что» давно уже не «тю-тю».
- То, что нам надо, они ни в жизнь не смогут найти, разве что… все равно, надо ехать домой. А дальше, после того, что я вам расскажу, вы уж сами решите, как каждому из вас поступить.
В машине наступила жующая и булькающая тишина. Ольга половину своего гамбургера отдала Валерке…
- А?..
- Нас хорошо покормили в…
- Так вас еще и накормили? Хорошо устроились, надо было вас там оставить.
- Валерочка, черный юмор тебе не идет.
- Твоему «братику» все идет, запомни – это прозвучало мрачновато.
- Прости…
- Все поклевали? Так куда прикажите?
- К Алеше.
- Черт с вами. Может вы и правы. Только «махаться» мне уже надоело.
- Не придется… наверное – это уже я с полным ртом умудрился изречь, впрочем, не совсем уверенно.

Странное дело. Я думал, что как только мы войдем в квартиру, то тут же начнутся какие-нибудь Алешкины откровения. Ничего подобного – как ни странно, попав в дом, у нас всех наступила какая-то расслабуха. К тому же, мы с Валеркой перед этим ночь не спали – одним словом, ровно через полчаса из разных комнат уже слышалось сонное сопение и даже ровный Валеркин храп. Впрочем, не противный.
Проспали мы почти до вечера. Проснулась раньше всех Ольга, нашла свои старенькие джинсы и черную рубашку, в которых «эвакуировали» из больницы Алешку и начала наводить в квартире видимость порядка. Меньше всего пострадала кухня и из тех запасов, что еще имелись в холодильнике, ей удалось соорудить неплохой ужин. Я проснулся оттого, что почувствовал запах жареной картошки, которую обожал с детства. Оказалось, что вкусовые пристрастия у всех совпадают, на этот же запах подтянулись и все остальные, так что никого ждать не пришлось к столу. За окном наступали сумерки, но свет пока решили не зажигать.
- Ну-с, господа, все теперь в сборе. Приступаем к вечерней трапезе, во время которой мы все очень надеемся услышать откровения нашего художника, а дальше… дальше, как фишка ляжет или Бог пошлет. Конечно, к этому ужину не хватает бутылочки хорошего вина, но сойдет и так.
- Тебе бы, Иваныч, тамадой быть – не удержался съязвить мрачно Валерка.
Алексей ел довольно вяло и был погружен в свои мысли. Ольга неприметно бросала на него взгляды, пытаясь приободрить, а мы с Валеркой уплетали за обе щеки. Когда, наконец, жевательные движения основательно замедлились и вилки перестали стучать по тарелкам, а по кухне поплыл запах свежесваренного кофе, Алексей встал из-за стола, отошел к холодильнику, хотел было уже начать… но снова сел на свое место и опустил голову.
- Алеша, не хочешь, не говори – шепнула Ольга – никто тебя за язык не тянет.
- В конце концов. Это только твое дело, - поставил точку Валерка – тебе его и разгребать.
- Ладно, все равно я один с этим не справлюсь. Хотя, по сути говоря, никакого дела и не существует. По крайней мере, для меня. Я не хотел до вчерашнего дня вообще что-либо делать, потому что… в общем, так. Вся цепь происшествий, начиная от убийства супругов Власенко и моих родителей в Штатах, моего ранения, «маскарада» киллеров и… прочего тоже… до событий прошедших суток крутится вокруг очень больших денег.
- Кто бы сомневался в этом…
- Валер, позаткнись и не мешай.
- В круг этих денег насильно поместили меня, к сожалению, и вас через меня тоже. Еще вчера вечером я собирался все это дело передать МВД, УБЭП, ФСБ… в общем органам, властям, по возможности самым открытым способом, чтобы эти деньги не ушли куда-нибудь налево или «затерялись»…
Так было до вчерашнего вечера. Я знаю, что «бешеные» деньги никому и никогда не приносили счастья. А я хочу быть счастливым… и я уже и теперь счастлив, потому что… ладно, постараюсь без соплей.
Сегодня мне этого мало. Мне мало просто отдать не принадлежащие мне деньги государству, но я хочу знать, куда и как эти средства будут использованы. А главное, кто будет наказан за все преступления, связанные с этими бабками. Я хочу сам выяснить, кто и по чьей воле убил моих родителей, кто стоит за всем этим. Я понимаю, что один я не в силах все это сделать… вот поэтому… поэтому я и рассказываю вам все это. Я не хочу никого из вас втравливать в это дело, каждый из вас может встать и спокойно уйти без малейшей обиды с моей стороны. Может быть, мне от этого даже легче станет… решайте сами.
Заговорили вдруг все разом и совсем без паузы
- Чего решать? Чего решать? Алеша, я тебя одного не оставлю, так и знай.
- Лялька, не женское это дело…
- Все равно, я с Алешей!
- Ну, и положат вас вместе.
- Ну, и пусть, тебе какое дело?
- Блин, куда я вас одних пущу? Вы же без меня как щенки слепые.
- Ну, и пусть. Юра, вы с нами?
Надо же, опять на «вы» перешла
- С вами я, с вами ребята. Вот только против кого, С кем мы собираемся сражаться?
- Как против кого? Как против кого? Против преступников!
- Надо знать врага. А то действительно, нас как слепых кутят в унитаз опустят.
- Образно сказано, Иваныч. Сильно! Леха, ты мне скажи, много там бабок?
- А я знаю? Ехать надо и считать на месте.
- Далеко?
- В Орловск.
- Вот ни хрена себе! А ближе нельзя? Что, в Москве их нельзя было заховать?
- Выходит так.
- Так чего мы сидим? Погнали!
Я не выдержал и тормознул этот благородный порыв
- Стоп! У меня есть вопросы и предложения. Алексей, говори все, до мелочей. Решать надо на месте. Рассказывай, что деньги в чемодане, чемодан в доме, дом в Орловске… а ключ от дома у тебя в кармане. Или еще хлеще – копать под тремя березами на берегу речки «переплюйки» в… и вообще, дайте мне сигарету.
Ольга придвинула ко мне пачку «Мальборо». Пока я прикуривал, почему-то все очень внимательно смотрели на огонек зажигалки. И только когда я положил ее на стол, перевели взгляды опять на Алексея.
- Нет, Юрий Иванович, не так все. Деньги лежат в банковской ячейке на Чапаевской набережной города… коммерческий банк «Инвесткомбанк».
- А ты знаешь, Алексей, что собой представляет банковская ячейка – маленький ящичек, большой сейф, бронированная комната или бомбоубежище времен холодной войны?
- Не знаю. У меня только карточка магнитная и цифровой пароль…
- Послушай, а что тогда творится с ключами… с ключами, что в коридоре висят. То висят, то исчезают, то снова…
- Это… это для маскировки. На самом же деле, есть только карточка, пароль и адрес.
- Откуда?
- Мне родители сообщили… успели. Успели, перед тем как их…
- Ясно. Теперь надо соображать, чьи это деньги. Валера, твой Смирнов пытается нас убедить, что это воровской общаг, а держатель Власенко или даже Архаров. Так?
- Ну…
- Ерунда все это. По закону воровского жанра, если Власенко убрали свои, то должны были знать, где эта «касса». Правильно? Вот… Значит, убрали чужие. Передел или еще что – мы не знаем. Теперь дальше. Это не может быть просто воровская касса еще и потому, что тогда твои родители совсем уж ни при чем. Если убрали Власенко, а спустя совсем короткое время, твоих родителей… причем, не здесь, в Штатах…
- Иваныч, ты думаешь, что это международная мафия?
- Ты хотел сказать, Валера, структура. Мафия, террористическая организация, какая-нибудь политическая партия или еще кто-нибудь, имеющий выход на международное пространство.
- Но тогда…
- Правильно думаешь, Валера, Тогда в этой ячейке не могут лежать «бабки», «капуста», «грины» и всякое такое. Все эти господа работают, как говорится, «по безналу» - могут гонять деньги по всему свету, куда вздумается. Отсюда вывод – мы имеем дело не с дензнаками, а информацией, которая может уместиться на один всего лишь диск. Вот за этой самой информацией и гоняются. И очень похоже, не одна структура, а, по крайней мере, две. И теперь мы с вами оказываемся между ними. Как вам такой расклад? – и вдруг, даже для самого себя, без паузы добавил – а вообще-то, там может находиться все, что угодно. Это нам неизвестно. Ну и все равно… захочешь ли ты, Алексей, быть между двумя кувалдами?
Валерка наверно представил себе эту картинку
- Классно, Иваныч сформулировал. Остается только взять это «неизвестно что» и шантажировать обе стороны. А еще лучше, стравить их и пусть себе развлекаются.
- Только сначала они нас всех грохнут – вставила Ольга и тоже потянулась за сигаретой, а я продолжил
- Да… для начала хорошо бы узнать, хотя бы одно действующее лицо от каждой стороны. Можно конечно считать, что твой Смирнов-«Гоголь» - это одна сторона, вторая, допустим, хозяин тучковского коттеджа. Еще…
- Еще Борис-«Пушкин» с братцем и «Мефистофель». Ниче, «кампания»?
- Твой «Черт» уже с дыркой в башке… сутки уже – мрачно изрек Валерка.
- А?..
Валерка встал, и было, направился к окну, но передумал, через два шага остановился
- Вот тебе и «А». Вчера шлепнули. Звали его Вовкой. Это он с Борисом Власенко… а тебя пуганули. Не исключено, что Бориса, особенно после сегодняшнего случая, тоже уже нет в живых. Я так все же соображаю, что это были простые «шестерки». Даже не козырные. И сколько их еще в колоде? Осталась одна зацепка – хозяин коттеджа. Это наподдающая сторона. С другой стороны был Власенко. Еще тот, кто убрал Володьку, хотя это могут быть и свои. Опять же «Гоголь». А дальше?.. Дальше – тишина. Тишина и мрак. Нападающая сторона все сделала, чтобы довести тебя до такого состояния, чтобы ты начал действовать. Тебя «раскрутили», понял, Алексей? И уверены, что ты сделаешь все правильно. Они уверены, что ты не пойдешь в органы. Ты собрался ехать в Орловск? Замечательно. Это будет твой последний вояж. – закончил свой мрачный монолог и снова сел к столу.
- Валера, ты только забыл, что другая-то сторона никаких шагов не предпринимала пока по отношению к нам, не считая дезинформации, и неизвестно, что это будут за «шаги»… и кто наверху этой «другой стороны». Это только наши предположения.
- Как неизвестно, как неизвестно? Очень даже…
Но мои слова оказались, по-видимому, пророческими. На лестничной площадке вдруг раздались несколько выстрелов подряд. Несчастный подъезд, за один месяц два происшествия – это перебор. Если бы я писал об этом детектив, то нипочем не пошел бы на такой повтор… придумал бы что-нибудь оригинальнее.
Первая минута после выстрелов прошла в тревожном ожидании продолжения. На верхнем этаже кто-то все же выглянул на площадку и с большим шумом кинулся звонить по телефону в милицию, забыв закрыть за собой дверь.
Мы, не сговариваясь, схватили все, что было под рукой из одежды, Алексей покидал какую-то мелочевку в сумку и мы, стараясь не шуметь, покинули квартиру.
Ниже этажом, возле злополучной квартиры лежал… корчился в конвульсиях «Пушкин». А возле парадной двери внизу лежал «Гоголь». На этот раз он был в гражданской одежде. С «классиками» все было закончено. И это было уж слишком для одного дня.

18.

- У нас что, собачьи бега или ночное ралли «Париж-Даккар»? Какого черта мы из квартиры удрали? Сидели бы, нас эта перестрелка ни с какого боку… ну, и чего вы молчите все? И вообще, куда мы летим? – в голосе Ольги звучала тревога и дрожь
- Куда-куда?.. На кудыкину гору.
- А где эта гора?
«А правда, где?» - Валерка посмотрел на спидометр – «110. По МКАД можно. По МКАД? Это значит по кругу. Та-ак…».
Перестроился, затормозил и, наконец, включив «аварийку» остановился на обочине.
- А, правда, куда мы летим? Мне кто-нибудь скажет?
- Ну, мальчики, совсем забурели. Два трупа увидели и побежали. Ну, ладно, я – я женщина и мне можно в панику удариться, но вы-то – «герои…».
Чтобы привести мужчину в состояние… в общем, в нормальное состояние, нужно чтобы женщина назвала его «героем». И неважно совсем, каким тоном это будет сказано – важно, что эта реплика возымело свое действие. Все трое сидящих в машине особей мужеского пола разом сбросили напряжение спин, плеч, шей… ну и всего прочего. Откинулись на сиденья и постарались расслабиться.
А мимо по дороге тянулись бесконечные вереницы белых и подмигивающих красных огней, шелестели шины. Я открыл дверцу, закурил и, посмотрев через зеркальце на Ольгу, сидящую на заднем сиденье с Алексеем, наконец, выдавил из себя
- Мы, господа, надо признаться, струхнули слегка. Если проанализировать происшедшее, то получается, что от двоих своих недругов мы неожиданно избавились – друг друга они постреляли или еще кто «помог» им убраться в мир иной…
- Да сами они друг друга замочили. Сами! Сами. – Валерка наклонился и несколько раз лбом постучался о руль. – «Гоголь-Смирнов» пальнул в Бориса, причем два раза. А тот, уже будучи раненным, его шлепнуть успел. Непонятно другое - какого черта они появились у квартиры Власенко? Или все-таки по нашу душу топали? Не дошли… не успели?
- Ну, и кто теперь из известных нам лиц, остался?
- Кто-кто? Хозяин… босс, которого никто не видел. Ну, и еще этот… кем он там у него? Дворецкий или управитель, брат этого Бориса.
- Нас, очень уж похоже, подгоняют, дорогу расчищают.
- Ага. «Фас!» нам кричат – «беги-хватай» и… - крутанулся в кресле назад - Леха, ты хоть чего хотел, захватил из дома? Не придется возвращаться?
- Не придется – Алексей хлопнул по сумке – и деньги какие были и… остальное, что в голове. Только я подумал вот что – не надо нам всем туда ехать. Я один поеду.
Ольга так и взвилась
- Как это один? А я? Алешка, я тебя одного не пущу.
- Да мы вчетвером уже верно всем кому ни лень глаза намозолили. И потом… если они меня грохнут, кто дальше это все…
Тут уж я возмутился
- Иы думай, что говоришь, Алексей. Я тебе давно пообещал, что съезжу с тобой в Орловск. Даже больше. Я так понимаю, что в гостинице там останавливаться нельзя будет, а я… я город знаю, хотя не был там очень давно, найдем, где переночевать.
- Юрий Иванович, не собираюсь я там ночевать. Сейчас на любой проходящий поезд. Или еще лучше – электричками… Там несколько часов и потом поскорее добраться до Москвы.
- А дальше что?
- Что?.. Пойду в солидную газету и только потом…
- Хорошо все это придумал, Леха. Только один ты этого не сможешь сделать. Наверняка ты под таким «колпаком», что тебе и пикнуть не дадут, голову открутят. Я абсолютно уверен, что им известно, что ты в поход собрался и думаю, что знают куда. И готовят тебе там торжественную встречу с красной дорожкой и оркестром.
- Что ты предлагаешь?
- Может это и очень стремно, но мы сейчас поедем опять к тебе. Ну, что вы на меня, как эти… не крызуха это. Ты сидишь в квартире… сколько надо, пока я… ну, еще может быть с Иванычем… в общем, пока мы не будем знать – «кто, сколько и почем»… ясно?
- Нет.
- Ну, чего тут непонятного? На хрена мы будем светить Орловск до тех пор, пока всего знать не будем? Забаррикадируемся… и из глухой обороны вылазки начнем делать. Придется мне на это дело всех своих друзей подписать…
- Валерка, ты умница! – Ольга подскочила на сиденье и чмокнула его в затылок – Я все поняла – надо поднять на уши прессу, телевидение, широкую общественность и тогда вместе с государственными органами открыто ехать…
- Лялька, тебе не терпится засветиться на экране?
- Конечно!
- А если в этом ящике только кусочек собачьего дерьма, а ты поднимешь шум? Вот начнется тогда…
- Вот так! Вечно ты, Валерка… помечтать не дашь.
Я бросил сигарету, посмотрел как улетает в темноту ночи крохотный светлячок и…
И вдруг. ЭТО всегда происходит вдруг. Со мной это уже случалось прежде. Точнее – три раза за все мои пятьдесят лет. Последний раз… последний раз ЭТО было лет десять назад. Обычно это состояние длится достаточно долго. Последний раз около месяца. Тогда этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы написать начерно мой лучший роман, жутко влюбиться и даже успеть при этом, жениться… впрочем, последнее не совсем удачно.
Все вокруг вдруг резко меняется, становится таким… таким необыкновенно ярким и таким понятным. Я уже не говорю, что ЭТО сопровождается удивительной легкостью – кажется, стоит только набрать в легкие побольше воздуха и полетишь, даже не размахивая руками. Я, правда, этого не пробовал, но думаю, что это возможно.
Может быть, ради вот таких состояний, не знаю, как их назвать – вдохновение, озарение, откровение, взрыв творческой энергии – скорее всего последнее, я и живу зачем-то на этом свете.
И надо же было случиться, чтобы ЭТО пришло именно сейчас. Как будто какой крантик открылся где-то там у меня внутри, и это предчувствие необыкновенной радости стало заполнять меня. Все так же стоял молчаливо лес Лосиного острова, все также пролетали мимо машины и подмигивали своими подфарниками, а я…
Со стороны, вероятно, это выглядело диковато – начинающий седеть мужик в стареньком пиджаке, подкладка которого уже изрядно пестрела дырами, выскочил вдруг из машины и… нет, на руках не ходил, точно помню, но что-то такое балетно-акробатическое выделывал несколько минут.
Ребята в машине наверно подумали, что у меня «крыша сорвалась»…
Наконец, я подошел к машине и облокотился на высокое ограждение дороги. Решение наших проблем пришло так неожиданно и так ясно, что я и в самом деле на какую-то наносекунду поверил в свою возможность влиять на ход событий в этом мире.
Но эта наносекунда пронеслась в свою вечность и…
- Все! Всем слушать меня. Объявляю себя командующим. Командовать парадом буду я!
Это, верно, прозвучало так… в общем, несмотря на неопределенность ситуации, в которой мы все оказались, эта молодая троица зашлась в хохоте на бесчисленное количество этих самых пресловутых наносекунд, вылившихся в конечном итоге минут в пять. Я дал им отсмеяться, сохраняя внешне… нет, не Наполеоновский вид, скорее, Кутузовский. Разумеется, так, как я его себе представлял. Для полноты ощущения даже прикрыл слегка один глаз и слегка «боднул» лбом воздух, чем вызвал новый взрыв веселья.
- Иваныч, я за тобой не наблюдал прежде актерских способностей!
- Без посторонних реплик, слушай все сюда! Мне, наконец, надоела позиция пассивного наблюдателя и советчика – я из нее выжал все, что только было можно. Перехожу к активной фазе. Слушай приказ! С данной минуты мы начинаем операцию под кодовым названием… «Ю».
- Э-э-э-э… а почему именно «Ю»? А не «Ы» - Трус, Балбес и Бывалый налицо?
- Валера, не надо примазываться к шедеврам. Считается… некоторые считают, что именно эту букву я не выговариваю, когда… не важно. Операция «Ю»! Возражения не принимаются.
- Всем слушать полководца! – рявкнул Валерка и снова, теперь уже вместе со мной, брякнувшимся на сиденье, зашлись хохотом. Казалось, что машина от этого почти беспричинного смеха задергалась от удовольствия. Не скоро затихли.
- Так. Немного разрядились – уже хорошо. Мы все едем в Орловск. Но… - я многозначительно поднял палец – каждый в свое время и разными путями. И по моей команде. Сейчас Валера отвезет меня на Курский вокзал, потом всех по домам. И дальше ждите моей команды. Пока я один выезжаю на место и готовлю «операцию». Валера за это время все, что можно узнает о господине депутате, помощником которого был Власенко. Пресса это дело не раздувала. И мы как-то упустили его из виду. Вернее, нас всячески постарались отвлечь от его личности, навязать другое мнение. А это возможно дело политическое. Возражений нет? Отлично.
Далее. Задача наша не только овладеть содержимым этой банковской ячейки, но и привлечь… «пригласить» как можно больше участников заинтересованных сторон к участию в этом «действе». Так сказать, устроить небольшой хепенинг. Для этого, я повторяю, только по моей команде и с моими подробными инструкциями, вы все, поодиночке выдвигаетесь на заранее подготовленные мною позиции. Больше пока я ничего не смогу вам сообщить. Повторяю – пока. Обещаю предусмотреть все мельчайшие возможности развития этого «сюжета». Самое главное, я хочу, чтобы никто никоим образом не пострадал при этом.
- А я? Вы что, совсем меня хотите задвинуть подальше?.. – не выдержала Ольга.
- Я же сказал – «все». Ты, Оленька, тоже будь готова. Я думаю, все мы будем прикрывать Алексея. Но надо все очень хорошо продумать. Согласны? Ваше молчание воспринимаю соответственно... Поехали. Алексею теперь уже точно нечего бояться у себя в квартире. Теперь они… черт, хорошо бы все-таки знать, кто «они». Но, по крайней мере, теперь на нас охотиться не будут. Даже теперь… мы уже сколько стоим, а к нам даже…
- Мы просто по правилам стоим.
- Я и говорю. Мы будем все делать по правилам… по нашим правилам. Поехали.

Около полуночи я вошел в купейный вагон поезда из Питера, идущего через Орловск, прошел в купе спящее, где была свободна верхняя полка. Неловко забираясь на эту полку, я продолжал прислушиваться к себе обновленному новым чувством восторга и эйфории до мелкой дрожи. Нашарил в темноте и включил ночник, но тут же сообразил, что в карманах у меня нет ни клочка бумаги, как, впрочем, и прочего дорожного багажа. Выключил свет и уставился, не моргая почти на решетку вентилятора, по которой уже заскользили отблески убегающей в ночь Москвы… Я думал, что сумею еще до утра родить какую-нибудь новую, совершенно необыкновенную идею для нового романа или разработать гениальный план поимки всех негодяев. Но не прошло и десяти минут, как я заснул сном младенца. И без каких бы то ни было снов. Вот так.

Хотя от Курского до Сретенки по Садовой всего ничего на машине, по негласному соглашению, сохраняя некий «статус кво», отвезли сначала Ольгу до дома. Ольга выскочила из машины, сказала только «Пока-пока…» и шмыгнула в свой подъезд. Только поехали дальше, как загорелся «волчий глаз» - значит, бензин склоняется к своему нулевому значению. Пришлось в районе метро «1905 года» остановиться на заправке. Несмотря на позднее время, здесь была небольшая очередь. Решили не рисковать – до следующей заправки могли и не дотянуть. Алешка хотел распрощаться и двинуть домой на метро, но Валерка буркнул ему – «Сиди. Довезу».
Алешка притих. Откровенно говоря, ему было страшновато возвращаться в свою квартиру. Ему казалось, что стоит ему войти в подъезд, как его тут же арестуют или еще того хуже… и потом, наверняка были свидетели позорного бегства с места преступления четверых людей, среди которых его запросто могли опознать соседи. В конце концов, он решил «будь, что будет» и тяжело вздохнул.
Валера посмотрел на него сбоку, подумал и сказал
- Боишься? Понимаю. Вот что… «бардачок» открой.
- Зачем?
- Увидишь.
В открытом автомобильном ящичке разгляделись в полумраке салона два пистолета. Алешка закрыл его.
- Валера, это оттуда? Зачем ты?
- Иногда голых кулаков бывает недостаточно. Бери один для самообороны.
- Ты понимаешь, что если тебя проверят и найдут, то мало не покажется?
- А если на меня со стволами пойдут, то мне совсем поплохеет. А тебе так тем более. Бери, пригодится.
- Нет, Валера. Я не смогу… не смогу выстрелить в человека.
- Когда припрет – сможешь.
- Все равно, эти игрушки не для меня.
- Ну, как знаешь…
Уже подъезжая к дому, Валера остановился на углу Сретенки и Лешкиного переулка
- Ладно, Леха, не дрейфь, все будет путем. И вот еще… короче, я в переулок заезжать не буду, здесь приткнусь. Я заметил, что спальня твоих предков вон те окна с эркером на третьем этаже. Так вот. В квартиру попадешь, пару раз моргни мне светом. Ну, чтобы мне уж совсем спокойно было. Если через пять минут сигнала не будет, то… то я что-нибудь придумаю. Хотя, видит Бог, спасать твою шкуру еще раз мне совсем не по кайфу, как ты понимаешь.
- Валер, так вышло…
- Не слепой. Короче… два раза моргни. И дальше, если что будет нужно – звони. Я по жизни еще никого не подставлял, понял? А с бабами… что-то мне и в самом деле непруха какая-то – либо шалава какая, либо… вот так. Надеюсь, это временно. Все, катись. Напоследок… если обидишь чем Лельку, ноги пообрываю.
- Ее обидишь.
- Еще как… плохо ты ее знаешь. Она… она такая. На кой черт я тебе это говорю? Короче, уяснил, что я тебе сказал?
- Уяснил.
- Ладно, живи. Спокойной ночи.
- И тебе тоже.

Вроде бы уже и уговорил себя, а все равно в подъезд Алешка зашел как-то даже бочком. И тут же лифт открылся. И навстречу ему вышли уже немолодые супруги с собакой на поводке. Кажется с шестого этажа. Поздоровался.
- Вас еще милиция не трясла? По всем квартирам ходили. А, вы только что пришли и ничего не знаете. У нас в подъезде очередная «разборка» произошла и два трупа опять. По лестнице стало страшно ходить. Говорят на втором еще лужа крови у той же несчастной квартиры – то хозяев, то гостей. Черте что творится. Давно пора охрану в подъезде установить. Мы собираемся подписи жильцов собирать. Подпишитесь?
- Конечно, конечно. Давно пора.
- Так мы к вам заглянем завтра?
- Хорошо. Спокойной вам ночи.
- И вам тоже спокойной.
На разговор ушло минуты две или три. Не успели «верхние» соседи выйти, как Алешка пулей взлетел на третий этаж – лифтом никогда не пользовался. Крови на втором не заметил.
В проеме его двери стоял огромный чемодан, а на чемодане сидела Ольга. Алешку меньше бы поразило присутствие здесь милиции или даже киллеров. Его не сильно поразило и само присутствие здесь Ольги – это было как бы даже само собой разумеющееся.
Поразило совсем другое – как эта пигалица дотащила такой огромный чемодан от своего дома до этой двери…

Валера уже отсчитал положенные пять минут, сунул ПМ в карман, и, выйдя из машины, направился к подъезду, когда в окнах эркера на третьем этаже дважды мигнул свет.
«Вот ведь срань египетская…» - дальше последовали более конкретные ругательства в адрес Алешки… и вообще всей этой сволочной собачьей жизни. Он сел в машину, развернулся через две полосы, и погнал… погнал по Садовому кольцу… опять по кругу…

19.
Под утро все же что-то снилось. Не «собачье» точно. Не запомнил. Проснулся от легкого толчка тронувшегося поезда на скомканной подушке, мокрой от слез. «Этого еще не хватало! Пятьдесят первый год дураку, а он…».
Перевернулся на другой бок и встретился с внимательными глазами. Точно в такой же позе, как я – «зеркально», на полке напротив толстоватый мужик. Лежит и смотрит на меня внимательно и добродушно глыба такая. Мужику за полтинник уже тоже, руки и грудь заросли непроходимым мхом светлым, на голове глубокая лысина, а дальше длинные лохмы седых или светло-пепельных волос. И от этой лысины, все лицо кажется состоящим из многих окружностей – мощного лба, щек, подбородка. Ну, словом одним, полноват.
- Мужик, пить будешь? – как пароль какой прозвучал бархатный баритон.
- Водку? Теплую? Наливай! – только так и должен был прозвучать отзыв с моей стороны.
- С утра водку даже кучера не пили. Предлагаю по чаю для знакомства.
С полки легко спрыгнул, как мячик в спортивном необъятном костюме с белыми полосами. Схватил полотенце, несессер дорожный и, подмигнув, скрылся в коридоре.
Я свесился с полки и оглядел купе. На нижних полках было пусто, только свернутые матрасы – наверно, попутчики еще ночью вышли. Попробовал также легко соскочить в проход. Легко не получилось, бедром ударился о край столика и завалился на нижнюю полку. Хорошо, что никто не видел этого кульбита. Оделся и сел дожидаться соседа - не оставлять же купе без присмотра.
Минут через десять, выбритый, свежий и довольный собой, сосед появился в проеме двери
- Идите в тот конец вагона, там свободно. Акт знакомства произведем после. Я пока озабочусь насчет чая.
Когда я вернулся, на столике уже стояли стаканы в традиционных поездных подстаканниках с чаем, в одной тарелке лежали всякие «Сникерсы», «Марсы», «Кедбери» и прочие дары западной цивилизации, а на другой бутерброды с ветчиной, с сыром, помидоры, вареные яйца и два крупных копченых куриных окорочка.
- По праву хозяина купе – я раньше вас его оккупировал – приглашаю вас к столу. И давайте знакомиться.
- Юрий Алексин. Еду в Орловск из Москвы. Просто по делу.
- Наум Гуревич. Еду в Орловск из Питера. Просто по делу. Прошу садиться и набрасываться на то, что Бог послал. Завтрак должен быть очень плотным, чтобы день прошел плодотворно. На обед можно и наплевать, вернее, чего-нибудь на ходу, а ужин… ужин это вопрос особый и мы его пока отложим. Да вы не слушайте меня, а ешьте. Я же вижу, что вы путешествуете без багажа и без припасов, а вагоны рестораны оставим для очень крутых, к которым ни я себя, ни, как я догадываюсь, вы не причисляем. В шахматы играете?
- Немного. Давно не пробовал.
- Вот после завтрака и разомнемся, если не против. И давай сразу на «ты» перейдем, если уж мы в один город едем. Раньше в Орловске бывал?
- Родился и жил почти до двадцати лет. Тридцать тому уже…
- Жаль. А впрочем, я кое-что о городе знаю. Могу рассказать, если тебе это интересно.
- Очень.
- Послушай, все писатели такие немногословные, или ты исключение? Ха-ха, удивил? То-то. У меня память исключительная на лица. Я тебя видел в Питере в… 1993-ем в июне, то есть десять лет назад на презентации книги… э… вот название не помню.
- А вы… ты…
- Да я же и организовывал это мероприятие. Я режиссер развлекательно-зрелищных программ самого разного свойства. Вот теперь в Орловск еду «ставить на уши» весь город, которому исполнилось пятьсот лет. Они и тебя пригласили по этому поводу?
- Нет, я сам, по своим делам.
- Ладно. Я тебе о городе много чего могу. Из истории и теперешнем состоянии – и вдруг, без всякого перехода, спросил – тебе никогда не снился сон, что ты собака?
- Последнее время…
- А мне вот только сегодня. Смешно, но я был сенбернаром и раскапывал снег, спасал кого-то из-под снежного завала. Может это быть… как бы?..
- Вещим сном?
- Во-во, вещим? Я еду спасать совершенно дурацкий, бездарный и безнадежный сценарий празднования юбилея этого города. Сценарий кто-то из аборигенов накропал, встречать меня на вокзале должен. А, кстати, это по твоей части… хочешь подработать? В команду возьму.
- Очень даже может быть. На месте определимся.
- Определяйся. Город, между прочим, самый «красный» из всех оставшихся «красных» - просто соцгород. Денег в праздник вбухали немерено при общей нищете, но полная бестолковка при отличной организации всех структур…
Наум продолжал выдавать задачи, проблемы, идеи… а со мной точно также, как вчера… мне вдруг показалось, что меня стало много. Меня стало очень много. Вернее, меня стало – несколько. И эти мои другие «я» заполнили собой все купе, тесновато стало.
Один пил чай, потом играл вполне сносно в шахматы небольшие, дорожные, слушал неиссякаемый речевой поток собеседника, вставляя порой изрядно остроумные реплики.
Второй просто сидел и смотрел в окно. Вроде как ждал чего-то напряженно и взволнованно
Третий начал шастать по закоулкам памяти и где-то в самом дальнем уголке памяти приоткрыл запыленный ящичек и начал аккуратно и медленно, за уголок, извлекать на свет листочки, которые лежали до поры в темноте, а теперь кажется, были готовы развернуться в грандиозный роман, который если будет написан, то непременно потрясет своей пронзительной откровенностью весь мир.
И, наконец, четвертый – стоял в проходе, холодно и внимательно наблюдал и фиксировал все, происходящее со мной и… вокруг меня.
Нет, неправда – не холодно. Во мне, во всех четверых моих «я» продолжала расти какая-то потрясающая радость, подступавшая иногда к горлу и к глазам… и тогда Наум во время своей бесконечной речи, вдруг начинал это воспринимать верно, как свою гениальную способность мастера разговорного жанра.
И это длилось. Длилось!
Мы дважды выходили на перрон каких-то небольших станций размять ноги. Но и на «твердой» земле ЭТО не проходило. Я даже чуть не попробовал взмахнуть руками, но вовремя удержал это желание взлететь. Мы покупали вареную картошку, малосольные огурцы, еще что-то…
ЭТО длилось целый день и, как мне кажется, только усиливаясь. Не закончилось ЭТО и тогда, когда проводница, лицо которой я вдруг вспомнил – это была барышня из самого первого «собачьего» сна с бумажником - вошла и предложила сдать постельное белье, потому как через полчаса поезд прибывает в Орловск.
И, пожалуй, только теперь я окончательно сообразил, что возвращаюсь в город своего детства. Это я сообразил, уже топая по коридору на выход. За мной пыхтел Наум с огромным кофром на колесиках.
И уже в тамбуре. Все мои три… или сколько там было моих «я», налетели друг на друга, столкнулись, создав критическую массу, что при моих скромных познаниях физики привело к цепной реакции и соответственно к «взрыву»…
Я увидел ЕЕ на перроне прямо перед собой!
Если бы я был поэтом-новатором, я изобразил бы это в стихе, состоящем из одного единственного слова
«Она?
Она.
Она!
Она!!
ОНА!!!
ОНА!!!!...»
Если бы я снимал фильм, то эти три вагонные ступеньки и еще четыре шага по платформе, я «растянул бы рапидом» на добрых полчаса, во время которого герои – то есть я и Она успели бы рассказать о себе все-все предшествующее этой встрече.
Но мне было не до этого. Мне было достаточно увидеть ЕЕ глаза, губы беззвучно шепчущие «Юрочка» и все… все окружающее в какой-то момент просто исчезло и вернулось на место вероятно не скоро.
Первое, что я увидел по «возвращении» – солнце большим красным шаром, запутавшееся в хитроумной паутине станционных проводов…
Поезд давно ушел, обезлюдел перрон, и только мы стоим, слившись так крепко, что кажется даже, что и дышать перестали. Она плачет, уткнувшись в мою тощую грудь, как когда-то плакала десятиклассница в гимнастерку. А я… я тоже, кажется, мокрею. А в трех метрах от нас стоит Наум деликатно отвернувшись и терпеливо ожидающий чего-то. Ко мне первому возвращается голос
- Как же так? Почему так долго?
- Юрочка, молчи, прошу тебя. Я тебя всегда ждала. Не важно сколько. И вот ты… и все… - и новые слезы.
- Но… как же так?
- Я знала, я всегда знала, что ты приедешь, и я тебя встречу…
- Невероятно. В дороге я чувствовал… но вот так чтобы сразу… у вагона…
- Я ждала…
- Вы, Валентина Николаевна все-таки, наверно, ждали меня – как-то даже чуть виновато вклинился Наум в наш нескладный диалог.
- Господи, Наум Яковлевич, простите – все еще с мокрыми глазами обернулась к нему Валечка.
- Это все ничего. Эта сценка дорогого стоит. Даже позавидовал и сам чуть не захлюпал.
- Извините, Наум Яковлевич… я… наверное… не…
- Все понимаю. Вы не сможете меня доставить до места назначения в номер отеля. Прощаю великодушно. Где тут у вас такси?
- У центрального входа стоит «Волга», номер 101, шофера Володей зовут. Он все знает… а я… мы… – и опять уткнулась в меня, и опять заплакала уже в голос.
- О, Боже, где моя юность? – только и произнес Наум и поплелся медленно к зданию вокзала. Но метров через сорок обернулся и крикнул – Но завтра в 11.00… нет, в 17.00 ко мне на ковер… в номер. И ты, Юра тоже. Всего вам…
И пошел дальше, волоча за собой свой кофр и что-то такое, выделывая в воздухе свободной рукой.

Долго «косил» от армии, но не избежал. Военком посмотрел на двадцатитрехлетнего засушенного ботана, потом на корочку литинститута, поскреб наждак подбородка и позвонил.
- Михалыч, писателя возьмешь?.. Как зачем, пригодится. Ну, это… как его… ну, не лопату же ему в руки?.. – подмигнул мне весело - Добро. Я в долгу не останусь… понял… до видзенья… пошел ты…
Один телефонный звонок и я оказался в редакции армейской малотиражки. Корректор, наборщик, верстальщик, помощник печатника и, наконец, военкор – послужной список. Успел тиснуть тройку своих рассказов, а больше все «ура и да здравствует наши славные ВС!». Самое главное, что в конце самом моей службы времени свободного оказалось много – в затылок уже двое молодых дышали, «хлеб» отбивали. А я и рад. Больше для себя стал бумагу мучить.
Вот тогда я ее и встретил. Валеньку. В десятом классе она тогда еще училась, офицерская дочка. И три месяца пребывал на седьмом небе. Только вдруг она исчезла. Уехала как-то внезапно - дочь офицера, сами понимаете, сегодня здесь, а завтра где прикажут… не успели проститься даже. Неожиданно уж очень. Одним словом, потерял я ее, и пусто стало внутри до того, что готов был пойти на крайности. Да только из этой вот «пустоты» и родился мой первый роман. Сам не ожидал, что получится. С такой занозой в сердце, с такой болью от потерянной первой любви писал.… Посвятил этот роман «Валенке» в надежде «А вдруг…».
Пробовал искать, только такая ерунда случилась непоправимая – за три месяца не удосужился фамилию спросить. А как без ФИО найти человека? Как? И никогда не забывал. И успел жениться только потому, что показалось… чем-то напоминала. Да, только напоминала, а заменить не смогла. Уже через полгода семейной жизни затосковал по-звериному… Конечно, время свое отшлепывает, загоняет воспоминания вовнутрь поглубже, да только нет-нет, а мелькнет в толпе огненно-рыжий маячок волос и… нахлынет. И так во все эти годы.

Зачем такие короткие ночи в июне? И уже совсем бледненькая луна спешит раствориться без остатка перед восходом солнца, и уже начинают розоветь неплотные портьеры в комнате. Мы, наконец, спим.
А было все - начиная от «а помнишь», с дорогой на ощупь через столько лет назад, со слезами восторга от воспоминаний самых первых мгновений до разлуки, до возвращения к нам сегодняшним, с новыми взрывами восторга открытия, узнавания и любви. Утомленные спим, но и во сне руки наши нет-нет, да и ищут друг друга, словно боясь даже во сне потерять то, что так неожиданно обрели. Две скитающиеся по жизни души наконец-то нашедшие то, о чем, может быть, большую часть этих лет боялись и подумать даже

- Перестаньте карябать дверь, входите. Вы точны, это похвально. Не спрашиваю, как самочувствие, на ваших лицах все это весьма откровенно написано. Ей-богу, если бы не этот дурацкий праздник и будь к тому же вашим начальством, я бы отправил вас на месяц, на необитаемый остров. Но дело есть дело. Кое-что я уже успел. По городу походил, посмотрел, что к чему.
- Наум Яковлевич, я же дала вам машину на все время.
- Э, Валентина Николаевна, машина это… а ноги совсем другое. Полистал еще раз ваш сценарий. Теперь хочу услышать ваши возможности.
- Театр, цирк-шапито, конноспортивный клуб, воинская часть, танки, вертолеты… Ну, и участников, сколько будет нужно. Костюмы, ретромобили, артисты эстрады, пиротехника за вами. Это вы обещали.
- Считайте, что есть. Но вся административная часть работы в городе ложится на вас, заместителя мэра по культуре и социалке.
- Валенька, ты?..
- Оба на! Юра, по твоему испуганно-изумленному виду, я сильно подозреваю, что ты не в курсе, кем тут в городе твоя подруга?
Он просто смягчил определение – вид у меня был просто дурацким.
- Ну, а вы-то, леди, надеюсь, знаете, что вы имеете дело с широко известным в узких литературных кругах талантливейшим писателем нашей эпохи Юрием Алексиным?
Настало время Валеньке широко открыть глаза
- Юра, ты?!.
- Слегка конечно, но…
- Как говорится «ну, вы, блин, даете!». Впрочем, я понимаю – любовь не спрашивает профессий. И я даже этому отчасти рад. Но это все лирика. Теперь, когда вы еще немного узнали друг о друге, мы приступим к делу.
А меня, как всегда вдруг и как всегда не вовремя осенило – «так вот же решение проблемы моей. Благодаря этому Дню города, все и может получиться как нельзя лучше, все как нельзя лучше сходится». И, конечно, извинившись, я рассказал все.

Из гостиницы «Россия» я с Валей вышли в пять утра, решив почти все организационные вопросы. Мои в том числе. Я обязался написать новый сценарий, учитывая пожелания всех заинтересованных сторон, а Наум взял на себя всю постановочную часть всего мероприятия, и даже в моих делах оттеснил меня самого очень искусно на роль если не стороннего наблюдателя, то рядового статиста. Впрочем, меня это вполне устраивало.
Потом были три дня «великого сидения» в местном краеведческом музее. Потом, вымучивание текстовок белым, разумеется в меру моих способностей, стихом. Лист за листом у меня выхватывали из компьютера, распечатывали в большом количестве и куда-то уносили. Потом еще две недели беготни по городу с какими-то не совсем понятными мне поручениями. В Москву за это время я сделал несколько звонков и стал ждать час «Х».
Не надо говорить, что все эти дни я старался по возможности держаться поближе к Валеньке, потому что ночи были короткие, а за день мы так уставали, что, едва добравшись до постели, засыпали в обнимку. Но и это казалось нам огромным счастьем.

20.
Позицию для наблюдения Валерка нашел классную. Со старой сучковатой и широко раскидистой березы отлично виден подъезд к поселку, а также подъезд к тому самому злополучному участку за высоким забором. В бинокль хорошо читаются номерные знаки приезжающих машин. При этом его самого ни с дороги, ни снизу совсем не видно.
Машину он оставил на окраине деревни под присмотром какого дедка, а сам с утра пораньше, только светать начало, занял свой «пост» и целый день просидел на дереве. До 18 часов отследил полтора десятка машин, для верности записал их номера. Но ни одна из них к тому участку не подъезжала. Да и сам этот участок никаких признаков жизни не подавал. Подумал, что вот еще часок посидит, и пора будет слезать, как услышал снизу тихий свист. А потом и голос, спокойный и внушительный
- Мужик, слезай без шуму, а то нам никакой нужды нет тебя оттуда выковыривать, пристрелим запросто и будешь там висеть как червивое яблоко… на березе. Устраивает такой момент? Мы тут подумали с другом, что тебе будет лучше самому. Аккуратно слезай, смотри, не поцарапайся
«Против двух Амбалов в сером камуфляже с автоматами не попрешь – придется слезать. Да, ладно, чего-нибудь набрешем. И как они меня выследили, ума не приложу» - думал Валерка слезая.
Два сержанта омоновца. Один ниже среднего, белобрысенький совсем, даже ресницы белые, а другой выше Валерки, да и помордастей. Одним словом, лучше не связываться, на аргумент в виде АКМ можно нарваться.
- Ну, и чего ты там забыл на этом дереве? Да ты ручонки-то положи на ствол, а ножки раздвинь пошире – бить не будем, а яйца пощупаем. Вот по ним самым и определим – террорист ты или просто шпиен.
- Ребята, да нет у меня ничего. Вот паспорт.
Морды добродушные. Быстренько обыскали, документы достали. Один все же автоматик наготове придерживает, а так ничего, спокойно.
- А это мы поглядим. Ксива ничего, подходящая. Только на фотке ты красившее. Где служил?
- Спецназ. Кинолог.
- Свой значит. Уже хорошо. И кого же мы пасем?
- Лучше скажите, как меня нашли?
- Все тебе расскажи. И как маму мою зовут и сколько уже успел пострелять. Уметь надо искать, вот и нашли. Сливай, кого пас?
- Да тут такое дело, братаны. Гад один увел у меня девку. Вон в том коттедже обитает. Хотел заловить и потолковать.
- В каком говоришь?
- В третьем справа.
- Так ты бы у нас спросил. Мы бы тебе и сказали, что не выйдет у тебя ничего, браток. А не выйдет потому как депутатская неприкосновенность. Понял? Думец он. Вот на следующий срок не переизберут, тогда валяй, выясняй отношения. А пока… сам понимаешь.
Белобрысый до этого молчавший, неожиданно густым баском заурчал
- Да и нет его на участке. С месяц не видели. Так что время на ветер.
- Ну, может из его команды кто?
- Может и так… Смотри сам, как знаешь, и только не в нашу смену. А теперь вали домой, В Москву. И проверь правое заднее… спускает и покрышка лысая совсем. Слушай, а это не твоя тачка здесь же паслась пару недель назад?
- Может и моя, а что?
- Да так… езжай и сюда лучше не суйся, не рекомендуем. Сам понимаешь, здесь много разных шишок…
- А как фамилия этого думца?
- Кажется, Зайков. Да, точно, Зайков. Только дача не его – на жену записана, чтобы в декларации не указывать на выборах. Все. Заболтались. Топай, нам еще до конца смены далеко.
- Всего вам.
- Предупреждаем – о тебе все же доложим, учти это.
- Ваше дело. Пока.
Разошлись по хорошему.

- Входи, Валера, входи. Привет! Мне… нам звонил Юрий Иванович, так что мы в курсе всего. Да проходи ты.
- Лелька дома?
- А где же ей быть? Дома. Второй час в ванной что-то колдует.
После моего звонка Валерку не покидало радостное возбуждение от предчувствия скорой развязки этой истории. Он нашел факс и принял подробные инструкции со схемами, планами со стрелками и прочими разъяснениями. Размножил их в трех экземплярах (впрочем, это было излишним) и как только смог сорваться с работы, выпросив недельный (на всякий случай) отпуск, примчался к Алексею. Но при подходе к двери квартиры, возбуждение так же внезапно как и появилось, вдруг оставило его и сменилось на непонятную растерянность… нет, скорее, неуверенность. Мысленно выругав себя за ревность запоздалую позвонил в дверь.
- О-ля! К нам пришел Валера. Выходи.
В ванной что-то звякнуло, брякнуло, охнуло, и раздался чуть задавленный голос
- Мальчики, еще пять минуточек. Я скоро.
- Проходи, Валера. Садись, куда хочешь. Какие новости?
- Привез инструкции. Будем читать и готовиться.
Из ванной снова «зазвучала» Ольга
- Мальчики, без меня не болтайте, я ничего не слышу здесь. Алеша, напои его чаем, что ли… квас есть в холодильнике. Пива нет, не ищите. Я скоро уже.
И тут же зашумел фен.
Валера прошел в гостиную и открыл свою спортивную сумку
- Я догадался прихватить пивка. Держи банку.
Но не успели они устроиться и приложиться к пиву, как дверь в ванной открылась, по коридору прошлепали домашние тапочки. Дверь в гостиную, одновременно обе ее половинки разом распахнулись и в проеме появилась…
- Что ты наделала!! – раздался дружный мужской вопль
Вместо длинной и толстой косы светло русых волос, на голове Ольги была короткая, едва закрывающая шею прическа «каре» с прямой челкой почти до бровей пугающе черного цвета. При дружном вопле мужчин победный блеск ее глаз мгновенно угас и коротенький халатик как будто обвис на ней как на вешалке. Но только на какое-то мгновенье, потому что уже в следующее из нее посыпался такой поток слов и с такой скоростью, что для того чтобы ее можно было понять, этот «словопад» нужно было бы записать на пленку, а потом проигрывать на более медленной скорости. Но и тогда смысл сказанного вряд ли смог дойти до слушателей с первого раза
- Мужчины, мальчики, вы ничего не понимаете. Вам этого от природы не дано. Как вы не можете понять то, что я сразу поняла. Я все сразу поняла и решила. Понимаете, поняла и решила. Решила все в этом мире перевернуть так, чтобы этот мир стал лучше. Я так поняла, и вы поймете, раз я поняла. Я решила начать этот мир переделывать и поняла, что надо начать с самой себя. Я поняла и на это решилась. Я изменилась сама, сначала внутренне, потом вот так. И теперь мир вокруг меня должен и прямо-таки обязан измениться. Он должен измениться к лучшему или… или… ну, вы что, мальчики, мои хорошие. Посмотрите, как это здоровски, как мне это идет… или нет?.. – Она уже как-то менее уверенно развела в стороны руки, запрокинула назад голову и крутанулась на месте. При этом халатик ее естественно распахнулся, обнажив все, что только можно.
Самое интересное, что Валерка, совершенно взрослый парень вдруг густо покраснел и отвернулся, а Алексей шумно выдохнул и тихо сказал
- Оля, иди оденься. У нас гости.
- Где гости? Это Валерка-то гость? Ты че такое говоришь? Это же мой… наш самый лучший и близкий друг… дикари вы все-таки.
Она ушла, а в гостиной повисла мрачная пауза. Валера и Алешка уткнулись взглядом в разные углы, сжимая в руках банки с пивом. Наверное, еще немного бы и это пиво закипело бы. Но снова появилась Ольга, теперь уже в шортах и топике и разрядила обстановку.
- Алеша, ну, не сердись ты. Ты же Венеру с меня написал уже. Теперь можно будет писать Диану-охотницу. А я из обрезанных волос сплету тетиву для лука. А?.. Да ну вас, в самом деле. Ну, хватит вам, совсем офигели. Мы зачем собрались? Мата Хари хочет знать свое задание… Ну, вы че? Черт, ну, что мне на коленях прощение у вас просить из-за каких-то волос? Не дождетесь, пионеры. Прямо дети, честное слово. Короче… короче, скажите, что я вам в любом виде нравлюсь и начнем совещание.
В общем, кое-как вывела ребят из шокового состояния. Я, наверное, тоже бы получил хорошенький удар, будь на их месте. Только минут через пять Валерка раздал копии инструкций и все углубились в их изучение. Собственно, все там было предельно просто и понятно. К тому же Валера уже раньше это прочел и не один раз. Теперь он только делал вид, что и он тоже… а сам искоса поглядывал на Ольгу и ему становилось все тоскливее.
- Ребята, а почему тут написано, что три одноместных номера? Я хочу «дабл»
- А что это?
- Темнота ты, Валерка. «Дабл» - это двухместный номер с одной широкой кроватью
- Лелька, там же паспорта проверяют
- Валерочка, миленький, извини… я… то есть мы…
- Валера, мы расписались вчера. Вот.
И тут Валерка взорвался
- Гады, сволочи, мерзавцы, идиоты… - но тут же «слез с потолка» - … тихушники подлые. Почему мне не позвонили… господи, что я такое несу. Простите, ребята. В общем, поздравляю. Могли бы, и пригласить, вроде не чужой
- Валерочка, я звонила. Правда-правда. Но тебя не было.
- Когда? Позавчера?
- Ага.
- Я в Тучково был
- И-и?
- Та дача оказалась думского депутата Зайкова, у которого Власенко в помощниках бегал.
- Ни фига себе!
- Это не все. Этот Зайков избирался от Орловска. Так что мы теперь в его вотчину едем. Вот тут… сами видите… едем вместе и открыто. И… а вот – «побольше репья на хвосте привезите». Я так понял, что мы… а хотите с шумом свадьбу соорудим, пошумим немного. Я с горя, вы с радости, а?
- Валерочка, если бы в нашей стране был принят закон о многомужестве, я тебя клятвенно заверяю, что моим вторым мужем был бы ты.
- Весьма признателен, только… ладно, проехали. Будем дело делать. От результатов зависит, сможем мы дальше жить спокойно… и по возможности счастливо.
Алексей, наконец, проглотил комок в горле и сказал
- Еще несколько месяцев назад рядом со мной… Я понимаю, это немного пафосно звучит, но я так много потерял и так много нашел… а черт, полная ерунда со словами. Только ближе людей… человеков у меня теперь…
- Алешка, не гони волну. Лучше покажи свою картину. Хочу лицезреть богиню Любви.

21.
И час настал!
Нет, это был еще не сам праздник города, к которому почти все было готово. Это был его канун – была устроена в будний день генеральная репетиция парадного шествия, открывавшего сам праздник. Разумеется без костюмов и основного реквизита. И сама репетиция проходила, конечно же, не на центральной улице – проспекте Ленина, а в двух кварталах от нее, на параллельной… на набережной Чапаева.
Пешие, конные, машины декорированные и даже, (о, Господи), «Ленинский броневичок», «заряжены» на улице Щорса, выходящую на Чапаевскую набережную. В трехстах метров от перекрестка, возле… совершенно верно, возле банка, четырехэтажного здания, в котором банк собственно занимает только два этажа. К строению банка под прямым углом примыкает еще одно строение в строительных лесах за высоким, до второго этажа забором.
Перед зданием банка небольшой скверик. А перед сквериком, на тротуаре стоит ЗИЛ-130 с распахнутыми бортами. На его платформе небольшой… так, в человеческий рост, динамик и усилитель с магнитофоном. Это, стало быть, для фонограмм. По этой же платформе задумчиво прохаживается Наум. И изредка кого-то о чем-то спрашивает по рации. Рация трещит и что-то такое непонятное «вещает». Но Наум понимает и это меня окончательно успокаивает. Я сижу на подножке машины со стороны банка и… ничего не делаю, даже не волнуюсь ничуть. С моего места отлично виден вход в банк и почти вся Чапаевская набережная в оба конца. Так просто сижу, смотрю по сторонам и все.
Набережная с обоих сторон оцеплена милицией, машины пока пропускают, но только для внутреннего въезда, прохожих мало – рабочий день еще не окончен.
День на редкость солнечный. Наум бурчит, что по закону подлости нам завтра обеспечен дождь непременно, вот если бы он был сегодня, то за завтрашний день он был бы абсолютно спокоен… Два раза мелькает Валенька и машет мне рукой, но я слегка разморился на солнце, в ответ ей только улыбаюсь… почему-то с удивлением отмечаю про себя, что уже две недели не курю и потребности в этом не испытываю. Даже странно как-то.
Наконец, Наум смотрит на часы и кивает мне – «пора». И в это же самое время со двора через два дома на набережную выезжают два «ВМW» с затененными стеклами и застывают недалеко от нас, прижавшись к бетонному парапету. Гибедедешники их почему-то не прогоняют. Оглядевшись по сторонам, я принимаю для себя решение. Чтобы все отлично видеть, я встаю, обхожу здание в лесах со стороны набережной, ныряю в узкую калитку в заборе и карабкаюсь по узким металлическим лесенкам строительных лесов на третий этаж. Под ногами у меня хлипкий настил из необрезных досок почему-то разной длины, кое-как сколоченных поперечными брусками. Про себя отмечаю, что было бы совсем недурно «настучать» куда-нибудь по поводу техники безопасности в строительстве.
С высоты третьего этажа мне хорошо видна вся набережная, стоящие машины, «голова» колоны, Вход в банк и…
Наум громко орет в рацию «Пошли!». Начинает звучать фонограмма, что-то такое из Бородина или Мусоргского. Фонограмма звучит не громко – «проба на время».
В голове парада целый блок, который должен по замыслу символизировать историю города, от царя Гороха до нашего времени. Я слушаю текст, наложенный на музыку, и с большим трудом узнаю плоды своих мучений. И надо же, мне это нравится. До того, что я чуть совсем не забываю, основную свою цель, что я не просто зритель, я еще и участник этого действия. Долго ищу глазами Алексея с Ольгой.
Наконец замечаю, как из проходящей колоны отделяются, Алексей с… еле-еле узнаю в коротко стриженной брюнетке Ольгу. Они входят в банк. Я оглядываюсь по сторонам и не нахожу Валерку. А он должен быть… должен быть на той стороне колоны у парапета набережной, но я его не вижу, вероятно, из-за высоких штандартов в руках проходящей конницы. Это меня тревожит.
Хотя нет – вот и он. Валера выныривает из толпы «революционных солдат и матросов», впереди которых ползет броневик. А на броневике… Кажется, у меня со зрением что-то не так - на броневике «Ленин». Был уговор, что на репетиции сегодня броневик пойдет без «вождя», которого должен изображать завтра актер местного театра. Неужели все перепутали или мое зрение меня не обманывает – на броневике все-таки Прялкин собственной персоной.
Я недоуменно смотрю на Наума, но его это, кажется, только веселит. Но и он нет-нет, а оглядывается на вход банка. На третьем этаже здания банка, в самом углу, наконец, открывается окно. И одновременно из банка выходит старенькая уборщица с пластиковым мешком. Она, прикрыв ладонью глаза от солнца, с минуту смотрит на парад, потом аккуратно опустошает две урны, стоящие у входа. Через минуту медленно ковыляет к мусорному контейнеру, стоящему за углом. Мне его отсюда не видно.
Но вот появляется Алексей с большим чемоданом в руках. «Ленин» - теперь я уже не сомневаюсь, что это Прялкин, поворачивается на своем броневике и своим жестом «вождя» указывает на Алексея. Что он при этом говорит, я не слышу. Зато «солдатоматросы» начинают громко ржать. Теперь мне хорошо видно Валерку, но не видно машин, стоящих у парапета
Алексей на крыльце останавливается и ставит чемодан рядом. Чемодан стоит секунд пять, а потом… вдруг легко начинает сам собой подниматься по какой-то замысловатой траектории – вверх и куда-то в сторону от меня – в сторону, как мне кажется, броневика. Броневик останавливается и вся колона соответственно тоже. Образуется щель между машиной и впереди идущей частью колоны, и через эту щель я вижу какое-то движение у машин. Одновременно вижу плывущий теперь уже высоко в воздухе чемодан и Валерку, который пытается что-то достать из кармана.
Раздается сильный хлопок петарды, чемодан на лету буквально разваливается на мелкие куски и из него начинает сыпаться огромное количество зеленоватых бумажек, быстро устилающих асфальт.
Раздается еще один сильный хлопок или треск. Последнее, что я вижу – из-за парапета, прямо из речки Орловки, как черти из табакерки выскакивают камуфляжные ребята. Последнее, потому что доски подо мной проваливаются, и я куда-то лечу – разумеется, вниз. Лечу долго и противно, задевая по пути за металлические трубы и обломки досок. В конце концов, я оказываюсь лежащим на груде битого кирпича. А прямо перед своим носом вижу часть толстой когда-то оштукатуренной, а теперь облупившейся колонны, как часть географической карты с очертаниями неведомых материков, обозначенных трещинами.
Боли я не чувствую, но вид этой очень знакомой колоны вызывает во мне удовлетворение. Потом приходит и захватывает боль, и я отключаюсь.

Давно уже, может лет пятнадцать назад, читал книгу, кажется Моуди о жизни после смерти. Много было в этой книжке рассказов разных людей, которые однажды умирали, но были возвращены усилиями медицины на эту грешную землю, еще немного покоптить воздух. Много там всего было, и про разные туннели, канализационные трубы и свет всякий разный, и даже про то, как самого себя вроде бы видишь, а потом попадаешь в не пойми куда…
Только все это ерунда. Ничего похожего я не испытал. Либо этот самый Моуди с его как этот… респондентами, или как там их еще, наврали с три короба, или же я не умирал. Третьего не дано. Но это уже и не важно. Важно, что я чувствовал и видел.
Я снова был собакой непонятной масти. На шее у меня был очень тесный ошейник с длинной цепью. Этой цепи хватало от конуры с узким круглым лазом до низкого столика с компьютером у которого был… о, Боже, огромный плоский монитор. И конура и сам столик с компьютером находились в огромной и стерильно-белой комнате.
Обдирая бока я вылезал из этой конуры и бежал, гремя цепью к этому столику. Помню, мне ужасно хотелось что-то написать. Компьютер работал и на экране была незаконченная когда-то мной фраза – «Ну, и куда мы летим? У нас что теперь, ночная гонка «Париж- Дакар»?..
Вы попробуйте сжать руку в кулак и кулаком что-нибудь высокохудожественное изобразить на клавиатуре компьютера. Может быть, у вас что-нибудь и получится, но вот собачьей лапой – проверено, ничего не выйдет.
В отчаянии я принимался скулить. Немедленно цепь начинала тянуть меня обратно в конуру, и, несмотря на все мои героические сопротивления, я снова оказывался в темной и тесной собачьей будке.
Это повторялось много раз – цепь ослабевала, я рвался наружу, чтобы, добежав до столика и немного поскулив там, вновь быть притянутым насильно в темноту. Врагу не пожелаю.
Между этими бесконечными и в конечном итоге бессмысленными попытками, я все же видел чаще всего воспаленные, чуть ли не красные глаза Валеньки, то коротко стриженную жгучую брюнетку, имя которой я никак не мог вспомнить. Возле нее суетился Алексей. Раз один мелькнула вечно озабоченное лицо капитана Смирнова…
При этих мимолетных «видениях» я совершенно не ощущал своего тела – его просто не было. На моем лице торчала какая-то маска и мешала мне дышать. В эти секунды мне ужасно хотелось что-то сказать, спросить, и даже, черт возьми, потребовать, но эта маска снова и снова заставляла меня закрывать глаза, возвращая в собачью будку.
Сколько это продолжалось – не знаю. Помню только, что во время очередной попытки вылезти из конуры…
Нос мой неожиданно утыкается в теплые ладони, пахнущие земляничным мылом. Потом у лба своего чувствую легкое дыхание, и прохладные губы целуют мои закрытые глаза. Я понимаю, что все, весь этот кошмарный бред позади. Не открывая глаз, пытаюсь улыбнуться, и мне кажется, что это у меня получается. ОНА совсем рядом и от этого мне становится совсем спокойно и хорошо.
Я просто сплю.

Когда же я окончательно пришел в себя, то, открывая глаза, я очень рассчитывал, что снова увижу Валеньку. Но… (Между прочим, на мне «ошейник» - корсет такой, почти до ушей, и с ногами… «вертолет»… полный. Со стороны, наверное, приятного мало, а уж мне самому… удержался – не заскулил)
- Ну, вот и хорошо. Пришел в себя, молодец.
Перед кроватью сидит капитан. Или уже майор, если я ничего путаю. Да, майор Смирнов. Настоящий Смирнов.
- Не хлопочи глазами, Иваныч. Здесь она твоя ненаглядная. Спит рядом в комнате, устала очень – больше месяца с тобой тут. Можно сказать своими руками вытащила. Завидую, ей-ей, завидую. Ну, а я чего здесь? Меня, можно сказать, в отпуск выгнали, вот я и решил на несколько часов подменить ее. А то она никого к тебе не подпускает. Пришлось приказать, ты уж извини.
Ты, я вижу, уже соображаешь, и тебе, конечно же, не терпится узнать, чем дело закончилось? Так и быть, я тебе свою версию выдам, а потом молодежь все красочно добавит. Рассказывать или погодить, пока ты со своего одра не сойдешь?..
«Точно, майор, вон, два просвета на погоне из-под халата блеснули».
- Ты мне только скажи – кой черт тебя понес на эти галеры?..
«Надо же, мент, а Мольера цитирует. Забавно. Значит, еще не все в стране так плохо».
-…решил сверху все, так сказать, запечатлеть? Понял я. Я тебе все сначала расскажу. Как устанешь слушать, так и засыпай. Договорились? Вот и хорошо.
Самое главное – очень вовремя ты ко мне тогда на Петровку пришел. По Власенко мы только криминальную разборку рассматривали, про ранение Алексея и весь «маскарад» ничего не знали, да и не узнали бы. Очень грамотно многоходовку придумали, сволочи, все рассчитали точно. И девчонку эту… Ольгу с ее парнем подтянули. Да и ты сам тоже входил в их планы. Без тебя, да без ребят, Алексей точно в милицию сразу бы побежал. Одно в их планы не входило, прокольчик получился – вовремя ты сообразил к нам обратиться. Ну, а дальше, все, как положено, пошло – подкопом под подкоп…
«Господи, мне грезится или, в самом деле, еще одна цитата… из «Гамлета»?»…
-…на господина депутата вышли. У него алиби – за границей был. Только «несчастный случай» с Репиными на нем же и повис. В общем, распутали мы тихонечко все. Только ты с Валеркой чуть нам все карты не попутал – сами друзей кинулись освобождать. Мы, понимаешь, уже хотели операцию начать, а они… вот ведь как. Хорошо еще, что не хлопнули они вас там.
Смех смехом, приоткрою тебе наш маленький секрет, но, чур, язык за зубами, понял? Прялкин-то наш человек. Так и знал, не хлопай глазами-то – наш классный агент. Вот так. А ты думал он тебе так просто все время на глаза попадается? То-то же.
Слышь, Иваныч, эту штуковину, ты придумал или Наум Яковлевич? Ну, с ящиком-то? Он на тебя валит. Ну, понятно, а ты на него. Ничего, эффектно сделано было, я бы сказал, с художественным вкусом, аллегорично даже. Самого депутата из машины этим даже вытащил. Тоже вот, от неожиданности растерялся… повязали. Взяли всех. Валера отличился. Как он увидел, не понимаю. Мы точно упустили этого снайпера. За триста метров оптику разглядел, надо же. Мало того, что успел тому зеркальцем «бликануть» по шарам, секунд на десять из строя вывести, так еще и собой пытался прикрыть Алексея. Вот, Иваныч, это дорогого стоит, вот о чем тебе надо бы писать поэмы. Так сказать «за други своя живота не щадя своего»… хороший мужик. И это при том, что… ладно, это их дело. Ольга… ну, блин, актрисулька – навыпендривалась от пуза. Только коса ей все же больше шла. Точно.
Все. Закрываем дело. Вернее, мы закрываем, а следствие еще долго будет. Потом суд и прочее – это уже не по моей части.
Да… самое главное. Что же все же в ячейке хранилось? К сведению – депутат тот от Орловска избирался. Там же и повязали на глазах изумленных избирателей.. Как тебе? Можно сказать, с поличным… почти. Ничего, докажут, на то они и следователи.
А в ячейке всего-то должны были лежать пара листиков бумаги машинописных. Пара листиков на два с половиной миллиардика долларов на заграничных счетах. Так сказать, золотой запас партии капеэсэсовой. Только теперь другая партия их тоже не получит – шиш им с маслом. Хоть и чуть раньше до нас, их забрали оттуда, но уже известно, где… у кого они «сохраняются» в целости и сохранности. Так что все в порядке с этим – дело не долгого времени.
Вот, пожалуй, и все. Ты, между прочим, в Склифосовского лежишь, это вертолетом тебя, значит. Ты давай, побыстрее выздоравливай. Когда я из отпуска вернусь, чтобы уже на ногах стоял – кутнем, отметим, так сказть…
- Ничего вы не кутнете и не отметите, Сергей Александрович. Как только Юра поднимется, увезу я его отсюда далеко и навсегда. – Это уже моя Валенька, прислонившись к дверному косяку, молвила.
- Навсегда не получится, Валентина Николаевна. Да и на свадьбе вашей, я так понимаю, свидетель будет нужен. Ну, все. Все. Откланиваюсь. Помни, Иваныч, нас ждут великие дела.
Смирнов ушел, а Валенька…
Нет, даже здесь я не буду писать, что было после его ухода. Не надо это в слова обращать – все равно не получится. Так что… «дальше – тишина». Тоже цитата и опять же из Шекспира – у Смирнова заразился.

22.

Осенний холодный моросящий дождь. Без начала и без остановки сеет водяною пылью. На карнизах окон собираются тяжелые капли и методично вколачивают замысловатый ритм в какую-то жестянку за высоким оконцем кабинета Архара.
Вот уже третий час пошел, как Рубен мусолит страницы, подперев одной рукой щеку и изредка прерывая чтение восклицаниями типа – «вот, охренел… угу…» и непереводимыми армянскими ругательствами. А я сижу в кресле, «пользую» коньячок и чувствую себя, если бы еще не эта боль в спине, то вполне…
Наконец Рубен Робертович переворачивает последнюю страницу и недоуменно таращит на меня глаза
- Где конец, мерзавец?
Я, потянувшись в кресле, с плохо скрываемым чувством превосходства, изрекаю
- В моем конце… твое начало – и при этом выразительно щелкаю пальцами.
- Крахабор, паразит, кровосос… - Архар роется долго в карманах, кряхтя, разворачивается вместе с креслом и открывает сейф, что стоит на полу за его спиной - …мытарь сраный. Получай свою мзду и гони на стол финал.
Я пересчитываю честно заработанные зеленые стольники, медленно и аккуратно укладываю их в старенький бумажник.
- Дело в том, Рубен Робертович, что финальных страниц пока нет, но… не стоит сильно расстраиваться – финал я прямо здесь, не выходя из кабинета, и напишу. – И вдруг делаю неожиданное предложение – А давайте сделаем так. Давайте вместе напишем. Я вас в соавторы возьму и даже часть своего гонорара верну? А? Как вам такое предложение? Катит?
Архар долго хлопает глазами и жует свои губы. Наконец «созревает».
- Правда, что ли? А что, в этом что-то есть такое… ну, и с чего начнем?
- С того, что осталось нам неизвестно?
- Ясно – где бабки. Ну, и кто все это затеял.
- Точно. Тогда еще один вопрос? Вот сейчас, когда вы открывали сейф… кстати, ключик любопытный у вас. Сколько таких ключей имеется?
- Один. Вот этот.
- Точно?
- Был запасной, но я его потерял, давно уже… лет пять прошло. Все думал, что надо бы личину поменять, но потом забыл. – и слегка насторожился даже – А, собственно, это к чему ты клонишь?
- Это пока просто так. Пока.
- Темнишь, Иваныч, ой, темнишь. Мне интересно – кто эту всю комбинаторику затеял, а ты мне про ключи – и вдруг рявкнул громко – Кто в этом деле центровой?
- Как кто? Как кто? – я выдержал приличную паузу, посмотрел, что коньяк закончился и вздохнул – Да вы же и есть центровой. Кому, казалось бы, еще им быть?
Рубен надул щеки, а потом неожиданно захихикал и стал снова похож на Мюллера-Броневого.
- Шалишь, Иваныч, сочиняешь. Этого-то никто и никогда не узнает. Даже если найдут эти самые бабки твои. И потом… ты все это сочинил. На самом деле-то ничего и не было. Фантазия одна, да и только.
- Фантазия говоришь? Может быть, может быть. А вот если я тебе скажу сейчас, что вот, скажем, за этой дверью на месте Аллочки сидит майор Смирнов… естественно не один, а с присными, а за другой дверью, вот за этой стоит… нет, скорее всего, сидит – три часа подряд стоять приятного мало – человек, который знает, где листочки эти самые лежат. И может привести самые неопровержимые доказательства. Те самые листочки, за которыми миллиардики светятся…
- Да, понял я, Иваныч, понял. Ты и теперь сочиняешь. Стало быть, Архаров в твоей повестушке – это я? Фамилию только поменял. Мне, конечно, лестно войти в литературу прообразом этакого масштаба, но…
- А все же?
Архар вскочил и замахал даже руками
- Все! Хватит мне мозги дурить, дописывай, и катись на полгода куда хочешь до третьей книжки!
- Ладно, Рубен Робертович. Я не переломлюсь, встану и сам за вас открою дверь.- Я действительно вылез кое-как из кресла и только теперь понял, что совсем не стоило усердствовать с коньяком, повело слегка – ну, так какую дверь сначала открыть? Не подскажите?
Я действительно попытался подняться с кресла, но без особого усердия. Архар внезапно успокоился и сел.
- Ну, артист. Тебе бы в театре представлять
- Знаете, в чем был ваш прокол? Доверенную шестерку надо выбирать осмотрительно и не все выкладывать ей. Это раз. И второе – Власенко был очень болтлив, если чрезмерно примет. Вы же с ним частенько «заряжались».
- Почему бы не выпить с хорошим человеком?
- Да и договориться, как подставить его хозяина.
Архар хмыкнул, потер нос свой и тихо сказал
- Все. Пошел вон. Будет он на меня хвост подымать – и вдруг сорвался на крик – Пацан с грязной попкой будет мне тут уголовщину клеить!
- Остынь, Робертыч. Пошутил я. Считай, что финал дописан. Я наш с тобой разговор на пленку записал, можно просто сделать стенограмму и все – финец.
- Уфф… ты меня своими… доконаешь. Так ведь можно черте до чего дойти…
- Ладно, будем считать, что ты тут ни при чем совсем. Ничего не знаешь, не ведаешь, а все устроила Аллочка-гнидочка. Как думаешь, так можно закончить?
Это был уже удар ниже пояса.
- И чтобы какая-то баба… твоего Архара… ну, мерзавец. Ну, мерзавец!
- Вот те раз, чуть что, так сразу и мерзавец. Смотри сюда. Журнальчики тебе кто притащил? Кто тебя к делу Власенко этими журнальчиками прицепил?
- Иваныч, ты коньяк уже весь выжрал? Плесни… ты меня до инфаркта решил довести?
Я взял бутылку и разлил остатки на двоих. Вышло по полбокала. Архар сам подошел, взял свой бокал и залил в себя всю «дозу» залпом, чего раньше никогда за ним не наблюдалось. Поставил бокал на место, зачем-то потряс пустую бутылку, словно от этого в ней еще что-то могло появиться.
- Нет, Иваныч. Пусть будет лучше так – во всем главным будет твой Архар. Не хочу, чтобы женщина… пусть она делает то, что хорошо умеет и все. Вызывай своего Смирнова, колоться буду. Хотя подожди… скажи сначала, где же все-таки эти твои листочки? У кого они? Допустим, я их давно… нет, не так… ничего не знаю – ты автор, ты и в ответе. Где листочки?
- Как где? Да у тебя же в сейфе. В самой нижней папочке, в которой ты даже и не помнишь, что лежало. Власенко у тебя ключик от сейфа один реквизировал, сам своего хозяина обчистил, да тебе же в сейф, надеюсь, без твоего ведома, и положил. А ключик этот у Репиных на стеночку повесил, в коллекцию, чтобы ненароком не потерять. Да заодно и кое-какие сведения об Орловской ячейке Репиным доверил. Уж очень хотелось ему сердечному самому попользоваться, да только его партийная совесть не позволила. Вот трахать чужую жену и свою подкладывать позволила, а коммунистические высокие идеалы предавать нет… шибко был убежденный. Вот чего ты мог и не знать о нем. За этой вот дверью сидит твой основной исполнитель и «ликвидатор». Пусть еще немного посидит, подождет… Задумано у тебя все было очень здорово. Сначала хозяина Власенко – депутатика думского уведомить о славном партийном прошлом его помощничка и о его тайнах. Только о ячеечке не упоминать. Потом некоторую схемку предложить – пусть, мол, сам это дело поковыряет. Ну, а как «жмурики» появятся, тут уж меня подключить. Чтобы я ментов в нужном ракурсе информировал…
- Нет, не так. Я сам ему ключ отдал, а он потом сказал, что потерял. Вот я и решил все это обстряпать. Годится? Только уговор… измени и мое имя, адрес и прочее. Ну, чтобы, сам понимаешь. Договорились? А теперь гони обратно сто баксов, я их честно заработал. И зови сюда своего Смирнова и Коляна из той комнаты.
- Я не говорил, что его Николаем зовут.
- Это я тебе бесплатно… дарю. Понял? И еще… скажи, тебе правда, снились собачьи сны?

КОНЕЦ

© Иван Мазилин, 2010
Дата публикации: 25.03.2010 17:02:56
Просмотров: 2676

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.