Серая мышка
Виктор Лановенко
|
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 11521 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Хочешь стать великим писателем? А стоит ли? СЕРАЯ МЫШКА рассказ Гриша Осадчий с детства мечтал стать писателем. В школе завел тетрадь. Коленкоровый переплет, 96 листов. Пока физичка толковала правило буравчика, Гриша, заслонившись от соседа плечом, строчил очередной эпизод романа. Примерно такой. Главного героя преследует шайка отмороженных бандитов. Погоня изматывает. Герой допускает ошибку и оказывается в тупике. Он прижат к стенке, сердце колотит бешено, а мысли мелькают, как железные конструкции в окне поезда, летящего по мосту. От волнения у юного автора потели ладони, на лице выступали алые пятна. Но жизненные обстоятельства сложились так, что Гриша разминулся с институтом имени Горького, а поступил в местный техникум, где выучился на наладчика токарных станков. Потом - завод "Металлист". На заводе было спокойно - оклад, работа в две смены. Токарные станки ломались редко, поэтому Осадчий много писал, укрывшись в инструментальной кладовой. Особенно хорошо писалось в ночную смену. И вскоре гостеприимная кладовщица Зоя сделалась его женой. Несколько рассказов Грише удалось тиснуть в областную газету и в альманах "Околица". Его хвалили. Даже слух прошел о возможном принятии в Союз писателей. Был, правда, казус в его творческой биографии. Однажды Гришу пригласили на форум молодых писателей. Он купил галстук и поехал в Москву. В столице состоялась встреча с живым классиком. Мэтр делился тайнами литературного мастерства и удостоил прочтения один Гришин рассказ. Судить по крохотной вещице о способностях юного дарования не очень корректно, тем не менее, совет последовал: - На хрена тебе этот геморрой? - поинтересовался классик. - В нашем болоте под названием "Отечественная литература" подобного дерьма - во! - он провел ладонью над копной седых волос. - Займись, сынок, бизнесом. Открой булочную или мастерскую швейных машинок. По вечерам пей "Клинское" и смотри футбол. У тебя кроме молодости ничего нет. Но я бы с удовольствием с тобой поменялся, - классик дохнул на Гришу коньяком и, с трудом нагнувшись, ущипнул за попу юную поэтессу из города Тольятти. Гриша классику не поверил. Вернувшись домой, достал с полки калькулятор и просчитал все параметры успешного романа. Учел современную конъюнктуру, требования рынка, спрогнозировал модные тенденции. И в той же инструментальной кладовке за полгода выкроил остросюжетный роман по стандартным европейским лекалам, прошедшим проверку временем. Пальнул этим романом по всем книжным издательствам, как из установки "Град" и затаился. Стал ждать. Надежды его не обманули. Один за другим редактора выказывали интерес к Гришиному опусу. Затевалась обнадеживающая переписка, шлифовались условия. Порой всплывало чарующее слово "договор", обозначились суммы гонораров, варьировались проценты роялти. Но всякий раз эти тонкие ниточки обрывались. То закрывалась нужная серия, то увольнялся главный редактор, то само издательство растворялось, как дым. Но однажды пришло обидное предложение, от которого Гриша мог отказаться. Мог, но не стал. Похоже, на него повлиял оглушительный статус издательства. Осадчего приглашали стать литературным рабом. Нет, конечно, слова были приличные. Зарплату гарантировали достойную и регулярную, как пенсия полковника. Не исключали карьерный рост и выход в самостоятельное плаванье. Со временем. Испытательный срок Осадчий проскочил на ура. Заказы посыпались, как листья осенью. Грише сбрасывали синопсис романа, пять страничек готового текста, чтобы прочувствовать общий стиль будущей книжки и предлагали написать несколько глав. На первых порах Гриша немножко паниковал под завалами расхожих сюжетов и картонных героев. Его торопили. Он не успевал. Пытался разнообразить характеры персонажей, разукрасить пейзаж и поставить следствие после причины. Однажды проснулся и понял - всё. Больше не потянет. К черту конвейер. Мы не рабы. Но мудрая Зоя приласкала Гришу и выложила перед мужем калькуляцию семейного бюджета. - Через год мы купим трешку в новом доме, - поведала Зоя. - Через полтора ты будешь ездить на Ауди-4, если выкроишь время сдать на права. А через три года... Ты присядь, Гриша, присядь. Через три мы купим шикарную дачу на берегу моря. Гриша немедленно уволился с завода "Металлист". Купил четыре флакона "Ново-пассита" и выгородил уголок в коридоре, куда не могли сунутся ни теща, ни доченька Лиза, ни жена Зоя. Спустя полгода он так насобачился писать, что получил прибавку к жалованью. Теперь халтура, так он называл литературное рабство, отнимала в день часа три, а то и меньше. Гриша штамповал главы очередного романа, как будто семечки щелкал. Ловил себя на том, что получает злорадное удовольствие, наблюдая, как раскручивают писателя, на которого пашет команда. Он уже знал из переписки с рабами-коллегами, что этого счастливчика вознесут на Олимп, состригут купоны и спишут в тираж. Читатели забудут его имя, а издательство - номер его счета. Модные литераторы приходят и уходят, а такие, как Гриша остаются. Потому что вечны. Осадчий, конечно, знал, где-то живут талантливые, настоящие писатели. Но то был параллельный мир, с которым его путь не пересекался. Мир литературных премий, толстых журналов, заумной критики. Иногда в руки попадал "Новый мир" или "Знамя". Гриша листал журналы, в надежде обнаружить глыбу вроде "Анны Карениной" или "Мертвых душ". Не находил. Зевая, ронял журналы с дивана. Пытался написать что-то свое, настоящее. Но вместо глубины получалась какая-то плесень, болотная ряска. Зато халтура стала приносить удовлетворение почти физиологическое, желаемое и осуществляемое каждый день с девяти до одиннадцати. В те дни Гриша записал в дневнике следующее: "Настоящий писатель - самый несчастный человек на планете. Он выдавливает рассказ из себя любимого, как пасту из опустевшего тюбика. Перелопачивает горы справочного материала, беседует с людьми в поликлиниках, шатается по выставкам и музыкальным салонам, но, в конце концов, запирается в чулане и клещами вытаскивает из сердца нужные слова. Из слов плетет рисунок. Результат еще далеко-далеко, еще не ясно, что получится в итоге, и получится ли вообще, но писатель уже пашет вовсю. Каждый день, с утра до вечера, он горбатится над страницами, теряет аппетит и смысл жизни. Порой ему хочется намылить веревку или уйти в запой. Он занимается глупостью. Но остановиться не может. Он не виноват. Такова программа - человек обречен плести эти чертовы словесные узелки в надежде получить рисунок неземной красоты. Что тут скажешь? Работа, во-первых, бабская. Во-вторых, идиотская. Потому что рисунок всегда получается земной, заурядный. Никому не нужный. Иное дело - литературный раб. Я свободен, я счастлив". Слова, разумеется, были предвзятые и не совсем искренние. Видно, что за грубой дидактикой пряталась зависть к тем, кто сеет разумное, доброе, вечное. Как бы там ни было, предсказания Зои исполнились день в день. А дачу купили и того раньше. Да какую дачу! Черное море плескалось сразу за вольером, где какали курочки. Гришин кабинет на втором этаже выходил на балкон с коваными перилами. В восемь вечера Гриша опускался в плетеное кресло и, потягивая "Шардоне", наблюдал, как солнце проваливается в море. Но была одна маленькая досада. В гостиной, под камином, завелась мышка. Маленькая, серая, но исключительно вредная. Выползала из норки при женщинах. Завидев ее, теща, жена и доченька Лиза орали благим матом, сигали на стол и дрались за место, хотя стол был итальянским, рассчитанным на двенадцать персон. Грише поставили задачу - извести серую сволочь. Осадчий вспомнил технические навыки и замастырил мышеловку пятого поколения. Той же ночью мышка попалась. Была она крохотной и жалкой. Гриша держал ее за хвостик и думал, как бы так замочить зверя, чтобы не брать на душу лишний грех. И вдруг мышка заговорила человеческим голосом: "Не губи меня, добрый молодец. Я исполню твое заветное желание". Будучи человеком вменяемым, Гриша решил, что перебрал вечером "Шардоне". Но мышь опять за свое - исполню, клянусь честью грызуна. Тут Гриша вспомнил золотую рыбку, что вела беседы с безвольным старым хрычом у самого синего моря, и подумал: почему нет? - Хочу стать гениальным писателем, - ляпнул Гриша. - Как Лев Толстой. - Заметано, - согласилась мышка и сдриснула под камин. Утром следующего дня Гриша полил помидоры и поднялся в кабинет отрабатывать халтуру. Про мышку решил - приснилось. Бегло пробежал синопсис. В главе, которую предстояло сляпать за пару часов, было два персонажа, мужчина и женщина. Гриша размял пальцы и ударил по клавишам... - Гриша! Гриш! - позвала жена. Он поднял голову, но не сразу врубился, где находится. - Что с тобой? - удивилась Зоя. - Уже два часа. Пора обедать. Два? Выходит, он провел за компьютером пять часов. Пролетели, как миг. Гриша перечитал написанное и почувствовал, как в груди что-то завибрировало, будто заработало второе сердце невпопад с первым. Перед ним был не текст, как обычно, а кусок живой клокочущей жизни. Оттуда пахло дождем, раздавались эротические стоны, грохотал трамвай, накатывали волны любви и страдания обманутой женщины, горло щемило от заведомой лжи, которую искусно плел мужчина, хотелось крикнуть: спасайся, родная, он погубит тебя! Гриша не мог поверить, что эту жизнь сотворил он. Разве он Бог? Осмотрел свои руки, заглянул в зеркало. Все по-прежнему. Но внутри его, в голове и в груди, как будто убрали перегородки и вместо близких давящих стен открылись такие просторы, в которые страшно было заглядывать. Он видел людей. Всех вместе и каждого в отдельности. Они влюблялись и предавали, строили небоскребы и крушили города, умирали во славу отечества и писали подметные письма. Целую неделю Гриша переписывал эту главу. Дважды ему звонил редактор. Торопил. Книга известного писателя должна появиться на прилавках в конце месяца, а в сентябре ее повезут на книжную ярмарку, в Лейпциг. Наконец, глава была отправлена. В тот же вечер позвонил Главный: - Старик, ты чего накарябал? - Не понравилось? - осторожно спросил Гриша. - Жуть египетская! Вернее, тьма! Словарный запас у нашего читателя - двести слов. А у тебя четыре тысячи. И чего? Со словарем прикажешь читать? - Но... - Срочно переделать! До утра! Главный звонил еще трижды. Потом перестал звонить. Потом платить. Прошло два года. Гриша написал настоящий роман. В издательствах его долго мурыжили, соглашались - да, разумеется, штука грандиозная, но для нас чересчур грандиозная. Извините. Другие ссылались на то, что вещь получилась невиданная, определить ее жанр невозможно, потому что в мире нет подобных аналогов. А без аналогов - извините. Наступили трудные времена. Ауди-4 продали. Теща, жена и доченька Лиза перебрались в городскую квартиру. Шикарную дачу обменяли. Жене Зое достались деньги, а Грише - строительный вагончик и полторы сотки степи. За зиму Осадчий написал второй настоящий роман, а в мае отправился на почту, потому что компьютера в вагончике не было. Да и света тоже. Роман лежал в пакете от селитры и оттягивал руку. Гриша шел медленно и думал о серой мышке, об этой маленькой чертовке. Если бы встретил сейчас, о чем просил бы? Было уже темно. Вместо почты он оказался на берегу моря. Гриша разделся, аккуратно сложил одежду, придавил романом. Вошел в воду. Плавал он хорошо, с удовольствием. Вскоре исчезли огни города. А он все плыл и плыл. Гриша помнил Мартина Идена и знал точно, сколько надо плыть, чтоб не было возможности вернуться. © Виктор Лановенко, 2015 Дата публикации: 25.07.2015 07:47:07 Просмотров: 2812 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииМила Горина [2016-01-23 14:04:01]
|
|