Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Олег Павловский



Фобия. Глава 1.7. Илья Муромец и Kosa nostra

Сергей Стукало

Форма: Роман
Жанр: Приключения
Объём: 35462 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Полный текст этой главы с иллюстрациями представлен по адресу:
www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=282911


Элита (от франц. elite — лучшее, отборное) —
высший слой социальной структуры общества,
осуществляющий важные системообразующие и культурные функции.
Важнейшей задачей государства является действенное
решение проблемы формирования, отбора,
смены и вознаграждения элиты…
Современный энциклопедический словарь




КОЗА НОСТРА (Kosa nostra)[1] — 1
КВВИДКУС [2]. Аббревиатура или не только?..


К концу 60-х годов cвязь стала глобальной и начала задавать темп человеческой жизни, а поскольку любая война — всего лишь одна из сторон человеческого бытия, то использование новых способов связи не могло не повлиять и на неё, резко ускорив темп и результативность боевых действий. Связь сделала их ещё более ожесточёнными и бескомпромиссными.
Наличие или отсутствие информационной связности стало кардинальным образом влиять на ход боевых действий. Как бы ни был силён противник, лишившись связи, он теряет возможность координировать действия собственных войск и эффективно применять оружие дальнего радиуса действия. Превращается в глухого и слепого инвалида.
Техника связи резко усложнилась, изменившись как конструктивно, так и в эксплуатационном аспекте. Современное оборудование потребовало новых подходов и, прежде всего, квалификации. Оказалось, что теперь недостаточно развернуть полевую кабельную линию и расставить на её концах аппаратуру уплотнения и коммутаторы, или, покрутив верньеры и пощёлкав тумблерами, обеспечить дирижирующему боевой операцией военачальнику связь по радио.
Простого умения копать окопы полного профиля и "очень по-русски" бегать в атаку без артподготовки и не разведав обстановки, тоже стало не хватать для "решительной" победы над технически вооружённым противником. Между тем, проигрывать в вероятной войне руководство страны не хотело. Дело в том, что это — потеря власти.
А какая власть с таким согласится?
Вот и стала дешёвая, но непобедимая Советская Армия получать самую современную на тот момент технику и высокоэффективное вооружение. Для поддержания новой техники в исправном состоянии, а, в ряде случаев, просто в интересах её практической эксплуатации, в войсках спешно вводились инженерные должности. Технические училища преобразовали в высшие, и военные инженеры появились повсюду. У связистов в ведении командного состава осталось оборудование, ещё сохранявшее традиционные контуры, да кручение хвостов личному составу, а, при отсутствии такового, — ручек индукторов полевых коммутаторов. Порой казалось, что допотопные индукторы в полевых коммутаторах и в древних, но поразительно живучих телефонных аппаратах оставили лишь из пиетета к непрошибаемой косности командиров тактического звена. Тех, для кого "связь" — это барышня на телефонной станции, исправно соединяющая "Смольный" и не строящая из себя недотрогу.
В 70-е реалии изменились ещё более разительно.
Представьте связиста, эксплуатирующего станцию космической связи, работающую через борт спутника, движущегося по эллиптической орбите с апогеем где-то над Среднесибирской низменностью. И по сей день от специалиста такого профиля требуется серьёзная подготовка в самых неожиданных сферах знаний: начиная с фундаментальных законов небесной механики, и заканчивая назначением, принципами работы и текущим состоянием действующих орбитальных группировок ретрансляторов. Он должен как рыба в воде чувствовать себя в вопросах теории и практики цифровой связи; обязан разбираться в волноводах, кассегреновских антеннах, фазированных антенных решётках и других устройствах техники сверхвысоких частот. Ко всему добавим, что за время учёбы будущие инженеры военной связи были обязаны научиться виртуозно пользоваться паяльником и самой современной измерительной техникой.
Должны и обязаны, обязаны и должны…
Выпускникам радиофакультета предлагалось изучить более полутысячи образцов эксплуатируемой в войсках связной техники, включая её модификации. Изучить до принципиальных схем, научившись не только качественно её обслуживать, но и, при необходимости, ремонтировать. Причём, делать это в сжатые сроки, используя как суперсовременные методики, так и скудные средства, которые окажутся в их распоряжении в боевой обстановке. Не менее серьёзные требования предъявлялись к выпускникам других факультетов — инженерам проводной связи и автоматизаторам.
Перечень задач, которые должна была решать будущая связная элита, выходил за границы средних человеческих возможностей, но эти задачи должны были быть ей по силам. Именно поэтому, уже на втором курсе, курсантов распределяли по кафедрам, утверждая темы дипломов и закрепляя за дипломными руководителями. Атмосфера культа знаний и каждодневная совместная работа с уже состоявшимися военными учёными медленно, но верно превращала вчерашних мальчишек в матёрых разработчиков сверхсовременной связной техники, создателей методик её ремонта, в пытливых рационализаторов и изобретателей, в военных учёных и аналитиков.
Уже на этапе профессионального отбора к будущим инженерам предъявлялись требования из разряда запредельных. Даже суворовцы, которых в другие военные ВУЗы брали без экзаменов и других вступительных формальностей, в Киевское связи, и ещё в несколько не менее продвинутых училищ, принимались исключительно на общих основаниях. Через фильтры жёстких отборочных тестов и экзаменов олимпиадного уровня.
Иначе было нельзя — училище ковало элиту.
Средств на это не жалели.
Не жалели и вчерашних мальчишек.
Там, наверху, кто-то опытный и понимающий, сформировал концепцию. Под неё выделили административный и финансовый ресурс. Первое было, конечно же, важнее второго. Денег у замыслившего сложное дело индивида может быть как у дурака фантиков, но, как ни пыжься, без команды единомышленников эффекта не получить и поставленных целей не достичь. Серьёзные дела — это вам не в бирюльки играть, они несерьёзного подхода не прощают.
Элиту формировали всерьёз.


Эксперимент удался.
С первых же выпусков училище заявило о себе как один из лучших ВУЗов страны, заняв в родном военном ведомстве первое место по изобретательской и рационализаторской работе. До самого расформирования в 1992 году оно так и не уступило этого первенства, обгоняя профильные НИИ, целевым порядком занимавшиеся разработкой новой военной техники.
"Как такое могло случиться?" — усомнитесь вы и будете правы.
Такого не могло быть по той простой причине, что случайности нигде и никогда не выступают в роли системообразующих явлений. Исключения из правил, конечно же, случаются, но, при ближайшем рассмотрении, они оказываются закономерностями, за каждой из которых стоит профессионализм и кропотливая работа большого коллектива специалистов. Стоит Система. Именно так называли своё училище многие поколения КВВИДКУСовцев, — "Система…"
В войсках выпускников "Системы" прозвали "Мафией" и были правы. Дело в том, что только за пределами Италии это слово несёт негативный окрас и обозначает знаменитое преступное сообщество. У итальянцев же им принято называть обычную дружную семью.
КВВИДКУСовцы и в самом деле выделялись тёплым, чуть ли не родственным отношением друг к другу, характерным для членов большой дружной семьи, умением работать много и результативно. Кроме того, они решительно и дружно защищали друг дружку от произвола старших начальников. Эти качества поражали воображение выпускников других училищ и вызывали по отношению к "киевлянам" осторожную опаску.
Мало ли что отмочат эти, из "мафии"?


Киев, июль 1976 года.
КВВИДКУС


В своё училище Серёга поступал дважды.
В первый раз, уже сдав три предмета на "отлично", он срезался на последнем вступительном испытании, угодив в лапы экзаменатора с издевательской фамилией — Завалин. Оценивая знания абитуриентов, физик Завалин откровенно развлекался, с видимым удовольствием выводя в экзаменационной ведомости одну и ту же не балующую разнообразием последовательность: от двойки до пятёрки. Оценки выставлялись вне зависимости от качества ответов. После двойки следовала тройка, затем четвёрка, потом — отличная оценка. А после неё — снова двойка.
К концу отборочного тура абитуриенты знали: Завалин своей фамилии стоит!!!
На последнем экзамене одиозный физик стал и вовсе непредсказуем. Свою внушавшую ужас "русскую рулетку" он почему-то отменил, и теперь слушал отвечающих внимательно, не перебивая дурацкими репликами. Час спустя он успел выставить несколько четвёрок и пятёрок. Это было странно, и шалевшие от дурных предчувствий абитуриенты впали в нешуточную панику, решив, что физик задумал какую-то особо изощрённую каверзу.
Дело в том, что непонятное всегда страшит больше, чем реальная опасность.
Теперь к Завалину никто не хотел идти. Категорически.
Но когда Магомед не идёт к горе, у той не остаётся выбора.
Отвечать Серёгу вызвали на одиннадцатой минуте, в полном соответствии с приведённым наблюдением на тему магометанских особенностей тектонического дрейфа. Избегаемому абитуриентами Завалину стало скучно. Он встал и двинулся по аудитории, заглядывая в исписанные абитуриентами листочки.
— Ну-ка, что вы тут понаписали? — обратился он к Серёге. — Э-э-э, батенька, да вы уже готовы отвечать! — отметил он, пробежав глазами поданные ему записи. — Давайте-ка, молодой человек, на пьедестал! Оплодотворите мои заскучавшие уши своими знаниями!
— У меня ещё двадцать минут на подготовку… — попытался уклониться от опасного рандеву Серёга. — И задача ещё не решена…
— Что значит "не решена"? — не согласился Завалин, снова заглянув в его листки. — Итоговое выражение возражений не вызывает. А что не успели перемножить да разделить вашу цифирь — это чистейшей воды формальность! Не будем формалистами! К барьеру, сударь!
Тон у физика был дружелюбный, и Серёга, скрепя сердце, поддался на его уговоры. Через двенадцать минут теория была сдана. В соответствующих графах экзаменационной ведомости напротив его фамилии появились три радующие глаз и душу пятёрки.
Оставалась задача, но Серёга был уверен, что уже поступил. Завалин сам заявил, что решена она правильно. Никто за язык не тянул.
Едва взглянув на Серёгин черновик с задачей, физик одобрительно хмыкнул и, за явной ненужностью, отодвинул его в сторону и потянулся к лежащей на листочках ведомости шариковой ручке. В этот момент дверь в аудиторию открылась. Протиснувшийся в неё майор деликатно кашлянул, привлекая внимание, и озвучил пожелания руководства экзаменационной комиссии. Руководство попросило экзаменаторов ужесточить требования. Слишком много оставалось тех, кому откажут, даже если они наберут проходной балл.
— Слышал? — спросил Серёгу его экзаменатор.
Вопрос носил риторический характер, и мальчик, за неимением других альтернатив, кивнул.
— А раз слышал, то и вопросов не будет, — улыбнулся Завалин и с видимым удовольствием изобразил в графе за задачу похожую на кокетничающего лебедя двойку.
Второго вопроса, заданного вслед за этим событием, Серёга не расслышал. Он впал в ступор и не вышел из него даже когда одна из ранее выставленных ему пятёрок оказалась перечёркнута ухмыляющимся физиком.
Неуд за теорию, неуд за задачу…
— Вы должны отдавать себе отчёт, что поступали в военное училище. А на войне не доведённые до конечного решения задачи — это проигранные сражения и огромные человеческие жертвы, — состроив серьёзное лицо, сообщил Завалин, старательно выводя итоговую двойку. — Всё правильно? — спросил он окончательно оторопевшего Серёгу.
— Всё правильно… — эхом отозвался тот.


* * *
Очнулся он уже в городе. В кармане лежал неизвестно где и как купленный авиабилет до Душанбе, а взгляд упирался в чью-то сложенную щепотью кисть, выглядывавшую из-под затканного золотом облачения. Кисть была тёмно-коричневой и высохшей до скелетообразного состояния.
Мумия… Причём человеческая.
— Что это? Где мы? — спросил Серёга попавшегося ему на глаза такого же абитуриента-неудачника из донецкой Макеевки.
— Очухался? — обрадовался тот. — Мы в Лавре! На экскурсии. Представляешь, это — мощи Ильи Муромца!!!
Вопреки недавним неприятностям, голос макеевского радиохулигана был ликующим, словно под стеклом саркофага лежал он сам, собственной персоной.
"Муромец?" — Серёга перевёл взгляд на украшавшую саркофаг латунную табличку и с удивлением прочёл: "Илья Гущин (Муромец) [3], причислен к лику святых в 1643 году". Пальцы левой руки святого были скрючены и сильно изрезаны, словно тот в момент кончины пытался голой рукой защититься от рубящего удара клинка. Безуспешно пытался… Правая рука была цела. Её первые три перста были собраны в щепоть, словно для благословления.
Былинный богатырь оказался вполне реальным человеком.
В памяти всплыло, казалось бы, давно забытое, услышанное много лет назад в детстве: "Мы, Гущины, ведём свой род от Ильи Муромца…" — вслед за этим, совершенно ни к месту, перед глазами возникла глумливая улыбка физика и вспомнилась его слова о "проигранных сражениях и огромных человеческих жертвах"… Поймав в стекле саркофага собственное бледное отражение и настороженный, лихорадочно горящий взгляд, Серёга вздохнул и нахмурил брови. Он вспомнил, что ещё год будет сидеть на шее у родителей, и досадливо чертыхнулся.
Настроение испортилось окончательно.
Собственное отражение опять перестало ему нравиться.


— "Не будем формалистами!.." — передразнивая Завалина, скрипучим голосом сказал он и, чувствуя, что раздражается всё больше и больше, припечатал: — Сам ты, жертва! — звук собственного голоса окончательно отрезвил Серёгу, и он, придя в себя, скривившись, уточнил, — Жертва аборта!
Кому были адресованы эти слова оставалось только гадать. Впрочем, и в самом деле, не будем формалистами — в сложившейся ситуации это было совершенно не важно.




Осень 1972 года. Иркутская область, Саяны [4]
Нижне-Удинский район, посёлок Алыгджер.


— Мы, Гущины, ведём свой род от Ильи Муромца, — нахмурившись, сообщает пятиклассник Сашка и, не отбившись в очередной раз, начинает собирать рассыпавшиеся по столу игральные карты. Чуть ли не треть колоды.
При чём тут Муромец — не понятно. Похоже Сашке, на фоне удручающего невезения, больше сказать нечего.
"От Муромца?.. — мысленно усомнился учащийся классом старше Серёга. — Ну, нафиг!!!" — и, один за другим, выложил на ажурную скатерть четыре козыря.
В руках у Серёги остаются ещё две карты. Шестёрки.
— Погончики "Муромцу"! — дождавшись, когда Сашка подберёт козыри, объявляет он и, водрузив обидный остаток на Сашкины плечи, улыбается. — Тасуй, "Муровец"!
— Я правду говорю! — хмурится Сашка, стряхивая импровизированные погоны на стол.
— Муромец родом из глухого села под Муромом, — пожимает плечами Серёга. — Как тогда вы тут оказались? И почему фамилия "Гущины", а не "Муромец"?
— Не веришь? — закипает Сашка. — Не веришь?!! Да если хочешь знать, моего деда при Сталине раскулачили и сюда сослали! А "Муромец" — вовсе не фамилия, а прозвище!!! — переходит он на фальцет и, бросив рассыпавшиеся по столу карты, рассерженно шлёпает в сторону старинного резного серванта.
Приставив табурет вплотную к чёрной лакированной дверце, он, кряхтя, взбирается на него и становится на цыпочки. При Сашкиной комплекции это чревато падением с последствиями. Грохнется — пол проломит! Но ничего, справился. С высокой, под потолок, сервантной полки он достаёт стопку тяжёлых фотоальбомов и с торжествующим выражением лица возвращается к столу.
— Вот! Смотри! — тычет он вскоре в одну из фотографий. — Смотри!!!
И Серёга смотрит.
На пожелтевшем чёрно-белом фото запечатлён вполне узнаваемый Сашкин отец.
Судя по дате на ажурной виньетке, снимку более четверти века. На нём невероятное: дядя Андрей, а это, несомненно, он, стоит, расставив ноги, с самой настоящей лошадью на плечах.
Не с жеребёнком и не с осликом. Даже не с пони. С лошадью.
Морда у лошади ошалевшая, а молодой, ещё не украшенный блестящей лысиной, дядя Андрей ничего — улыбается, шельма такая. По довольному лицу и не скажешь, что держит на плечах здоровенную конягу.
Сколько весит взрослая лошадь?
Килограммов триста? Четыреста? Или все пятьсот?
К своей досаде, Серёга этого не знает.
Он придирчиво всматривается в тронутую временем фотографию, но следов подпорок, лесов или верёвок, которые объясняли бы увиденное, не находит. Не обнаруживает он на ней и следов ретуши. Впрочем, умелый ретушёр способен не только спасти безнадёжную, казалось бы, фотографию. Вооружившись микроскопом, он может вписать в кадр то, чего там никогда не было, сделав это так, что не подкопаешься.
Неужели Сашкина фотография не трюк?
"Время покажет!" — решает Серёга и делает в памяти зарубку. На будущее.
Для верности он называет её "Муромец".


* * *
Выходные.
Мелкий моросящий дождь уже вторую неделю нагоняет тоску на местных мальчишек. В маленьком посёлке, расположенном в самом центре тайги, нет развлечений: ни телевизора, ни электричества. А тут ещё и погоды не стало. И что с того, что Алыгджер числится столицей Тафаларии?
"Столица"...
Кто вообще про эту Тафаларию слышал?


Серёгины родители живут на местной метеостанции, в её жилом крыле.
У них контракт с Иркутским Гидрометом. Они обязаны обучить персонал и наладить работу расположенной в Алыгджере таёжной метеостанции. Сроку на это — год.
До Нижнеудинска, ближайшего от Алыгджера города, более четырёхсот километров тайги и гор Саянской гряды. Сообщение с большой землёй только по воздуху, умеющими садиться на грунтовые аэродромы самолётами Ан-2 или вертолётами.
Раз в несколько лет, когда мороз сковывает Уду сразу по всему руслу, в посёлок приходит автопоезд. Завозится автотехника, дизельные электростанции, топливо, другие крупногабаритные грузы. Всё остальное время каждая мелочь попадает в Алыгджерский коопторг только воздушным путём, поэтому коробок спичек стоит здесь пять копеек. Всё остальное тоже имеет наценку за способ доставки.
Местные не жалуются — в охотничий сезон заработки у них вполне приличные. Пушнина стоит дорого и принимается она без вопросов и ограничений. Сколько добыл, столько и заработал.
Впрок оно не идёт.
Расплатившись по записям в долговой книге, большую часть сезонного заработка местные прогуливают. Пропивают за какие-нибудь полторы-две недели.
Через две недели в магазине заводят новую долговую книгу. Взамен погашенной.
В селе живёт более пятисот человек и функционирует школа-восьмилетка.
Именно в ней учится Серёга с братом и Сашка Гущин, младший из трёх детей дяди Андрея и тёти Ани Гущиных, работающих на той же метеостанции, на которой работают и Серёгины родители.
Единственный, вызывающий уважение, атрибут цивилизации в посёлке — на удивление неплохая библиотека. Впрочем, местные в неё не заходят. У них другой круг интересов.
Для большинства из них "поход в большой мир" начинается с призывом в армию, и заканчивается демобилизацией. Вернувшись из армии, они возвращаются к прежнему образу жизни, и за несколько лет спиваются.
Им скучно…


* * *
— Умница, умница, во дворе задубится, в хату срать идёт! — не балующая разнообразием дразнилка-нескладуха преследует Серёгу уже третий месяц. С самого первого дня приезда в Алыгджер.
Для жителей таёжного села, в котором технологии бытоустройства прочно застряли где-то в позапрошлом веке, наличие тёплого туалета в городских квартирах — вовсе не предмет зависти к живущим в современных домах горожанам. Здесь за такое презирают.
Презирают не потому, что в зимнее время поход в находящееся на отшибе отхожее место — своего рода подвиг. Городских не любят чохом. Как явление.. Всех вместе и каждого в отдельности. Тотально и истово. Более того — местные брезгают ими. Причин множество, но главная — это отправление горожанами естественных надобностей там же, где готовится, а затем принимается пища — в пределах своего дома или квартиры. Питаться и оправляться в одном и том же месте считается мерзким и отвратительным, поэтому городские вызывают раздражение одним своим видом.
И что с того, что сейчас Серёга живёт "как все"? В таёжной глуши и пользуясь туалетом-сарайчиком на отшибе? В прошлой, городской, жизни он гадил там, где жил, и, по местным понятиям, должен быть проучен!
И его "учат".
Всё равно других развлечений в алыгджерской глуши не предвидится.


Процесс "учёбы" незатейлив. Как правило, он сводится к тому, что возвращающегося из школы Серёгу подкарауливают и кто-нибудь швыряет камень в его затылок. Овальный такой булыжник. Мажут местные редко и теперь его голову украшают мелкие, сантиметровой величины шрамы. Местами они совсем свежие, с подживающей корочкой на тех местах, где кожа разбита до самого черепа.
Происходящее — не жестокость и не изощрённая форма местечкового садизма. Для алыгджерских подростков это и в самом деле развлечение, для которого отведено вполне определённое время и место. В другое время и в другом месте, по пути в школу, в вечернее время и в выходные дни, Серёгу не трогают. Никогда не трогают и его младшего братишку. По местным понятиям тот, кто по возрасту в охотничий сезон пока не уходит с отцом в тайгу — ещё маленький, и за взрослых не отвечает.
Ежегодно после двадцатого октября, когда начинается охотничий сезон, школа пустеет. Мальчики, начиная с шестого класса и старше, уходят в тайгу "белковать" с охотничьими ватагами. В школу они вернутся в начале марта, после окончания сезона. А этот, городской, останется дома, в тепле. Будет ходить в школу, как будто ничего не случилось, заигрывать с местными девочками и чёркать шариковой ручкой в тетради.
Каждый раз, получив камнем по голове, Серёга падает, но тут же вскакивает и бежит под плотным градом обкатанных рекой булыжников, бросая корпус из стороны в сторону и не оглядываясь. Бежит в сторону метеостанции, туда, где его уже не решаться преследовать, не станут добивать.
Закон — тайга, а прокурор — медведь, — это про местных.
Им скучно…


* * *
Дождь…
За десять дней непогоды рыба проголодалась и нагуляла аппетит.
Кто-то уже побывал на вздувшейся из-за осадков Уде и теперь божится, что хариус клюёт как бешенный. Новость о феноменальном клёве принесла Сашкина сестра — Танька. Она только что вернулась из коопторговского магазина, ходила за хлебом и за свежими новостями. Коопторг для местных — своего рода клуб. Сообщив новость, Танька одарила мальчишек шоколадными конфетами, намекнув, что хорошо бы и им сходить со спиннингами на Уду и порадовать взрослых свежей рыбкой к ужину. Делать всё равно нечего, и мальчишки, облачившись в плащ-накидки, идут проверять истинность принесённого Танькой известия. На местной гидрометеорологической станции работают их родители, и непромокаемые офицерские плащ-накидки можно считать своеобразной компенсацией, по-родственному конфискованной ими у профессиональных синоптиков за никак не унимающуюся дрянную погоду.
"Не будет клёва — вернёмся в карты играть!" — приняли компромиссное решение друзья и, обувшись в хлопающие широкими голенищами резиновые сапоги, направились пытать удачу. Благо от Сашкиного дома до разлившегося притока Бирюсы было не более ста метров.
На пути к Уде мальчишек ненадолго остановило зрелище, по своей редкости для местных реалий вполне занимательное и интересное. Вблизи Сашкиного дома, на глинистом взгорке, буксует напоминающий трёхколёсный велосипед сине-голубой "Белорус". Почему-то наличие четырёх колёс не разрушало, а только усиливало сходство завязшего в грязи трактора с детским велосипедом.
— Это Мирон, тракторист местный. Танькин ухажёр. К Таньке едет. Нас — на рыбалку, а сами трахаться будут! — прокомментировал увиденное Серёгин друг.
Он, конечно же, знает о чём говорит.
— Папка сказал, им из жопы ноги выдернет, если на горячем застанет! — добавляет Сашка и ухмыляется.
Вспомнив фотографию дяди Андрея с конягой на плечах и представив безногого тракториста, ползущего по светло-коричневой грязи к брошенному у ворот трактору, Серёга восторженно фыркает.
Сашкин отец и в самом деле слов на ветер не бросает. Сказал — сделает!
— И не боится? — мотнув подбородком в сторону тракториста, уточняет Серёга у Сашки, хотя и так видно — раз Мирон приехал, значит, не боится.
— Он хитрый! — поясняет Сашка. — Сейчас подопрёт калитку бампером, а сам залезет на двигатель и сиганёт через забор. Отец, если что, через забор не полезет — начнёт стучать и шуметь. А так он их нипочём не застанет! Успеют одеться!!!


* * *
Слух о невероятном клёве оправдался, и вскоре импровизированные садки мальчишек оказались под завязку набиты увесистыми сорокасантиметровыми хариусами.
Благодать!..
Всё бы хорошо, но через полтора часа разразилась настоящая гроза. После нескольких оглушительных разрядов дождь резко усилился. Пора было сворачиваться, да и пойманную рыбу уже некуда девать, но какой рыбак оставит такую удачу? Срезав несколько ивовых прутьев, мальчишки переместили свой улов на них и продолжили рыбалить. Не будем их осуждать: инстинкт добытчика — вещь самоконтролю не поддающаяся и простым разумом не постижимая.
Едва их снасти снова оказались в покрытой дождевой рябью воде, как правая излучина реки осветилась. Источник света скрывали густо растущие на береговом выступе лиственницы, а потому понять, что там происходит, не получалось. Свет перемещался, постепенно приближаясь, словно вверх по течению шла моторка с мощным прожектором на носу. Впрочем, звука навесного мотора слышно не было, да и где вы видели такие моторки? Опять же, какой дурак станет днём рассекать по реке с включенным противозенитным прожектором?
Вскоре свет приблизился, а спустя несколько мгновений стал нестерпимо ярким, хоть глаза отводи. Вода по-прежнему бурлила от бьющих в неё дождевых струй, но из-за поворота появилось пятно зеркально гладкой речной поверхности. В свободном от дождя пятиметровом круге, словно маленькое солнце, отражался источник непонятного света — шаровая молния. Вблизи огненного шара дождь поверхности реки не достигал. Испарялся.
— Ни себе хрена… — отметил это дело Сашка Гущин, и появившаяся из-за излучины молния, словно услышав, притормозила и застыла напротив оторопевших мальчишек.
Она совершенно неподвижно висела примерно в полутора метрах над поверхностью воды и потрескивала. То ли сама по себе, то ли это испарялись дождевые капли, оказавшиеся вблизи раскалённого шара.
— Молчи… — сквозь зубы предупредил Серёга. — И не шевелись.
— С чего вдруг? — громко возмутился Сашка, и остановившаяся молния двинулась в его сторону. — Мамочка… — прокомментировал этот факт Серёгин друг и поинтересовался. — А теперь оно нас убьёт?
— Заткнись, и не дыши!!! — прошипел Серёга, и огненный шар тут же отреагировал на его слова, направившись уже к нему.
Самым отвратительным было то, что, определившись с направлением, он заметно ускорился. Серёга мысленно попрощался с жареными хариусами, с родителями и с надоедливым братишкой.
Что можно предпринять в этой ситуации — он не представлял. Приходившие на ум варианты собственных действий были один абсурднее другого. Из прочитанного вдруг вспомнилось, что на поведение шаровых молний влияет множество факторов. От малейшего движения воздуха — вроде человеческого дыхания или сквозняка — до и вовсе непонятных вещей, вроде залегания железных руд или активности магнитных бурь. Причём, влияют самым непредсказуемым образом: непостижимый плазменный сгусток способен двигаться против ураганного ветра, не обращая никакого внимания ни на него, ни на магнитные бури, ни на руды.
Та ещё штука, эта самая шаровая молния! Противоречивая и непредсказуемая.
Достоверным представлялось лишь то, что неподвижно замерших людей она не трогает, — выжившие впечатления индивидуумов, отличающихся сколь либо заметной прыткостью, не производили. Они скорее выглядели как неисправимые флегматики.
Способному чувствовать посторонние взгляды Серёге вдруг показалось, что там, в этом плазменном сгустке, скрывается кто-то живой. Непосредственный и очень любопытный, словно игривый молодой щенок или познающий мир ребёнок. И сейчас этот кто-то с интересом рассматривает мальчишек и, наверняка, что-то там для себя решает.
Когда до огненного шара оставалось совсем ничего, Серёга выставил вперёд растопыренную пятерню и мысленно потребовал от того, кто сидит внутри, остановиться.
Шар остановился в паре метров.
— Не борзей! — сказал застывшей плазме Серёга. — Мы тебе не нужны. У тебя дела, а время уходит… Иди, куда шла!
Молния нехотя попятилась назад. Некоторое время она стояла на середине Уды, потрескивая и шипя, словно раздумывая, что же ей делать дальше, но затем, постепенно ускоряясь, двинулась вверх по течению. Туда, куда шла.
— Пошли домой, "Муромец"? — предложил Серёга, переведя дух. — Похоже, что клёва больше не будет. Да и всё настроение ушло…
— Пошли… — согласился Сашка, сматывая спиннинг, и добавил. — Кому рассказать, не поверят!..


Других приключений на обратном пути не случилось, хотя вблизи Сашкиного дома мальчишек ждало ещё одно заслуживающее их любознательного внимания зрелище.
Калитку уже ничто не загораживало.
Непонятная сила перенесла трактор незадачливого ухажёра на ближайший взгорок и оставила его там, зажатым меж двух солидной толщины берёзок. Одна спереди, вторая — сзади. Впритирку к бамперу и фаркопу.
Когда мальчишки подошли ближе, стало видно, что у перенёсшей трактор силы вполне земное происхождение. Глубокие отпечатки рифленых подошв, оставленные резиновыми сапогами сорок третьего размера, и следы волочения застопоренных ручным тормозом колёс были тому более чем ярким подтверждением.
Тракторист Мирон сидел на росшей во дворе разлапистой сосне, обхватив её обеими руками за ствол и упершись в толстую ветку левой ногой. Правой ногой он в полёте сбивал летевшие в него берёзовые поленья. Поленья в Мирона швырял дядя Андрей. Уворачиваясь от падающих назад чурбаков, он чертыхался, подбирал их и, сосредоточенно сопя, в хорошем темпе продолжал обстреливать совершенно обескураженного таким поворотом событий Мирона. Было похоже, что Мирон этого темпа не выдержит.
— Дядь Андрей! — в конце концов взмолился тракторист. — Давайте мириться! Убьёте же нахрен!!!
— Убью! — подтвердил дядя Андрей. — Попался, теперь не трепыхайся!!! Зашибу, как бурундука!
— А ты его на мне жениться заставь! — предложила вышедшая на крыльцо Танька и, погрозив Мирону пальчиком, достала из кармана халата горсть семечек и улыбнулась. — Возьмёшь меня замуж, Мирон? Если что, я согласная!
— Зато я не согласный! — набычился Мирон и, отвлекшись от процесса, тут же взвыл, пропустив удачно брошенный дядей Андреем чурбак.
— Так тебе и надо! — плюнула шелухой Танька. — Па?!.. А давай его в подвал посадим? Пусть сидит, пока не согласится!
— Мне такой зять не нужон, — наклонился за очередным поленом дядя Андрей. — Опять же, в подвале у нас — картоха. А ну как обоссыт?


* * *
Прошло много лет. И не один раз прошло.
В первый раз установленный в Серёгиной памяти сторожок на фамилию "Муромец" сработал в Киево-Печерской лавре, после его неудачного поступления в училище. Второй раз — тридцать лет спустя. В Интернете ему попалась статья о том, что украинскими учёными по рентгеновскому снимку, сделанному ими в нескольких ракурсах, изготовлена точная копия черепа Ильи Муромца, а уже по ней, по методу профессора Герасимова, восстановлен облик былинного героя.
Статья была иллюстрирована несколькими фотографиями.
На них был изображён дядя Андрей. Или его точная копия.



Справки:

[1] Коза ностра (от Kosa nostra — итал.) — "наше дело". Вполне невинное словосочетание, ставшее, благодаря выходцам из сицилийской мафии, нарицательным названием для группировки крупнейших преступных сообществ в крупнейших городах США и ряде других стран. Представляет собой объединение криминальных групп, мафия ("семья", имеющее общую организацию, структуру и кодекс поведения ("омерта". Каждая такая группа "работает", осуществляя рэкет, на определенной территории — в районе большого города, в небольшом городе или в целом регионе страны. В настоящее время термин "мафия" зачастую используется расширительно для обозначения любых этнических преступных группировок, полностью или частично повторяющих организацию и структуру сицилийской Коза Ностры (например, действующие так же в Италии Каморра, Ндрангета и Сакра Корона Унита; русская мафия, кубинская мафия и др.).
[2] КВВИДКУС — Киевское высшее военное инженерное дважды Краснознамённое училище связи.
[3] Угодник Божий преподобный Илья Муромец (Гущин) по прозванию Чоботок (полное былинное имя — Илья Муромец, сын Иванович), родился между 1150 и 1165 гг.и скончался иноком Киево-Печерской лавры около 1188-1204 года. Память по церковному календарю — 19 декабря по старому стилю и 1 января по новому. Официально канонизирован в 1643 г. в числе ещё шестидесяти девяти угодников Киево-Печерской Лавры. Один из главных героев русского былинного эпоса, богатырь, воплощающий народный идеал героя-воина, народного заступника. Фигурирует в киевском цикле былин: "Илья Муромец и Соловей-разбойник", "Илья Муромец и Идолище Поганое", "Ссора Ильи Муромца с князем Владимиром", "Бой Ильи Муромца с Жидовином". Родиной Ильи Муромца считается село Карачарово под Муромом. После вполне успешной воинской карьеры и, видимо, вследствие тяжёлого ранения Илья становится иноком, и постригается в Феодосиев монастырь (ныне Киево-Печерская лавра). В те годы это весьма традиционный шаг для православного воина — сменить меч железный на меч духовный и проводить дни в сражении не за земные блага, а за небесные. Постриг Илии Муромца приходился на время игуменства преподобного Поликарпа (1164 – 1182).
Предположительно он погиб при взятии Киева князем Рюриком Ростиславичем, во время которого союзные Рюрику половцы разгромили Печерскую лавру. Причиной смерти святого послужил удар в грудь острого орудия. В грудной клетке, меж ребер, на уровне сердца, осталось отверстие (возможно, от копья или меча). Создается впечатление, что герой прикрыл грудь рукой, и она была пригвождена к сердцу ударом копья. Полагают, что его убили враги, найдя в стенах монастыря; он же, безоружный, пытался их благословить... Пальцы левой руки согнуты и изрезаны, словно он пытался отвести удар клинка или копейного жала, а правой — собраны для крестного знамения...
По рассказам Лаврских монахов, у преподобного Илии был мощный торс, а ноги — слабы, с атрофированными мышцами. В 1988 г. Межведомственная комиссия Минздрава УССР провела экспертизу мощей святого Ильи Муромца. Исследования показали, что преподобный имел рост 177 см (для средневековья это рост выше среднего) и был исключительно сильным человеком. У него обнаружены признаки заболевания позвоночника (былинный Илия от рождения и до 33 лет не мог двигаться) и следы многочисленных ранений. Результаты исследований поразительно точно подтвердили известные из жития святого факты. Интересен тот факт, что прп. Илия пребывает в молитвенном положении, сложив персты правой руки так, как принято и теперь в Православной Церкви, — три первые перста вместе, а два последних пригнув к ладони.
[4] Саяны — общее название двух протяжённых горных систем на юге Сибири, вблизи оз. Байкал. Горы Саянской гряды покрывает тайга, переходящая в горную тундру. Реки гряды относятся к бассейну Енисея.


© Сергей Стукало, 2010
Дата публикации: 13.02.2010 17:52:32
Просмотров: 3097

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 46 число 30: