Май 2010

Марина Чекина

Форма: Цикл стихов
Жанр: Поэзия (другие жанры)
Объём: 324 строк
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

А сегодня впервые на нашем дворе ощутимо
Не весною, а летом запахло к исходу апреля.
Погружённые в осень, мы верим в грядущую зиму,
И застывшие спины – на солнце пока не согрели.

Ожидаем тепла, своего благодатного срока,
Как бескрылые фениксы, пепел с души отрясая.
И она, обновляясь, дрожит под ударами рока,
Но выходит из спячки: святая, нагая, босая…

А фламинго, летящие в небе на поиски рая,
Соответственно опыту прежних своих поколений,
Непременно находят один, из других выбирая:
Где солёные едкие воды достигли коленей.

Где никто не достанет в пространстве природного ринга,
Где от розовых перьев и Солнце немного ослепло.
Там способны кормиться лишь стаи свободных фламинго,
Ежегодно и вместе воспрянув из серого пепла.
* * *
От падения ниц
Позвоночная дрожь.
Это новых границ
Расчленяющий нож.

Это слёзы ракит,
Это ивушек плач,
Это зорю трубит
Неубитый трубач.

Это пули излёт,
Это божья роса.
Словно ссадина, жжёт
Вдоль границ полоса.

Это саднящий страх
Выбривает «под ноль»:
Онеменье в культях
И фантомная боль.
* * *
Любой из нас в душе – артист,
И это мнение не ново.
И ограняя аметист,
И обрабатывая слово,

В оправу тонкую – гранат,
Изысканную рифму – в строчку
Вставляя, сам себе гарант,
И сам поймёшь, где ставить точку.

Кому-то близок морганит
Румянцем карнавальной маски,
Другого – тянет, как магнит,
Округлый жемчуг – око хаски.

Топаз ли краше, бирюза? –
Терзаем тестами натуру…
Изюбра юного глаза
Сияют яростной фактурой!

Дарит лучи гелиодор:
Себя и радуем, и мучим…
Глядь: догорели! Не в укор,
Но пойман ты на чувстве жгучем.

Всего себя швырнул в затоп,
Родится ль фианит из глины?
Рассудят после: хоть потоп,
Хоть песни, саги и былины…

Оценят истинный талант,
Когда комедия – финита.
Пока ты жив, стоит атлант –
Необработанным гранитом.
* * *
Как она обожала девчонкой
Приходившего в дом почтальона,
И неслась на сигнал его звонкий –
Всех быстрей, попирая резоны.

И соседушка тётя Арина
От неё, так внезапно-степенной,
Получала письмишко от сына
И уже не держалась за стену…

Кончив школу, на почту явилась,
И не зная сомнений и страха,
Получила как благо и милость
Тяжеленную сумку и бляху.

Вдохновенно, легко, непреклонно,
Сотни писем в любую погоду
Разносила она по району
До весны сорок первого года…

Треугольник живого привета
И казённый конверт «похоронки»…
Сколько их лишь за первое лето
Перетискали руки девчонки!

Треугольники – в первую пачку,
А конверты – отсрочить пытаясь,
Сберегала, как скряга – заначку,
Той отсрочкой – сама же и маясь…

Руки, ноги – худющи и тонки,
А в глазах – разливанное море.
Плещут скорбью глаза почтальонки
От другими пролитого горя.

Бросить дело – заманчивы думки,
Но несёт – настоящая профи –
Тяжкий крест коленкоровой сумки,
По ступенькам взбираясь к голгофе!
* * *
Ветки-ниточки берёзы плакучей
Закурчавились листвой новорожденной,
Откликаясь на сияющий случай –
Отражённый, сотней стёкол умноженный.

Это окна моют в доме напротив,
Отогретые лучами горячими,
А у нас – тенисто, будто бы в гроте,
И окошки – слепышами незрячими.

Нам-то, ладно: электрическим светом
Обойдёмся, а берёзка – по лучику
Собирает нашим северным летом –
Уповая, что хоть что-то получится.

И, представьте: получается всё же,
Зеленеет, ловит лучики редкие.
Для меня она – счастливиц дороже,
Каждой тоненькой своей ниткой-веткою.
* * *
Ещё прозрачен лиственниц убор,
Иголочки – на пару миллиметров –
Проклюнулись, как ёжики из нор,
И вздрагивают, чуя силу ветра.

Каштаны, что на юге отцвели,
Едва стряхнули корочки чешуек,
На северном краю большой Земли
Крутой зимы не выдержала туя.

А так уже красиво прижилась,
Так хороша была зимой и летом,
У стелы, где времён скрепилась связь,
У партизана Германа портрета.

Зато сегодня здесь полно цветов,
И на могиле братской, что напротив…
И вновь слезится взгляд у стариков,
И в ленте на пиджачном отвороте

Над золотом довлеет чёрный цвет,
Как ни старайся – всё ж преобладает.
От памятных и горестных замет
Склоняется головушка седая.

Наверно, ничего не сделать тут,
Что этот праздник дарит боль и слёзы…
Но всё равно – каштаны зацветут,
И затрепещут листьями берёзы!
* * *
Всех нас обучают годы и беда
Жить, себя окружностью очерчивая.
Но с тебя, как будто с лебедя – вода,
Ты сейчас, как в юности, доверчивая.

Многие другие гнутся по судьбе,
К ней приноровясь, как гуттаперчевые.
Вот уже чего не скажешь о тебе:
Милая, открытая, доверчивая.

Всё-то сочиняешь сказки о любви,
Свой сюжет сознательно наверчивая,
И летишь куда-то – только позови!
До чего ж ты всё-таки доверчивая!

Взгляд – за горизонт. Вставая на носки
Да на вкус мужской – еду наперчивая,
Ты потом одна рыдаешь от тоски,
Всё ещё по-прежнему доверчивая…
* * *
Снова жара накатила внезапным контрастом,
Листья, чуть-чуть распустившись, немного привяли.
Тёплые вещи в прихожей повисли балластом,
Только их сбрасывать за борт я стану едва ли.

В сквере корявы дубы и безжизненны с виду,
Лишь на верхушках заметны зелёные всплески.
Девушки голыми ножками дразнят либидо –
Если с позиции зрелой – на грани бурлеска.

Город не верит жаре, подступающий вечер
Стирку затеял, полнеба безжалостно вспенив.
Серый оттенок – сигнал о возможности течи,
Мечется чайка в проёме зашторенной сцены.

Ночь, распахнувшая занавес, дарит сюжеты,
Не по зубам изощрённому из драматургов –
Так начинаются белые ночи, и лето
Входит в законное право в стенах Петербурга.
* * *
Суть совсем не в природном явленьи,
Белой ночью предельно важно:
Чтобы рук человечьих творенье –
Надышалось прохладой влажной,

Каждой клеточкой, каждою порой,
Что при свете – ещё приметней.
Оттеняет решёток узоры:
Шарм в Михайловском, строгость – в Летнем.

Эта ночь называется белой,
Хоть не слишком буквально это.
Просто в полночь ещё не стемнело,
А в четыре – уже рассветы.
* * *
Одуванчиков жёлтые пятна
По газону рассыпались щедро.
Марширую туда и обратно,
Намотав полтора километра.

Долгожданный автобус не едет,
Всё не то, всё другие маршруты,
И по ним уезжают соседи.
Моего же всё нет почему-то.

Только я с несравненным терпеньем
Не браню автодор понапрасну,
На границе меж солнцем и тенью
Наслаждаюсь погодой прекрасной.

Не грущу одиноко-чужая,
Не стенаю фальцетом и басом,
Потому что всегда выезжаю
Я из дома с огромным запасом.

В подворотнях сомкнувшихся зданий
Не томлюсь неприкаянной птицей:
Просто я не терплю опозданий,
Потому не люблю торопиться.
* * *
Когда твоя плавучесть на нуле,
Когда и твердь держать уже не хочет,
И мёртвый штиль, и бунт на корабле,
А в Питере черны в июне ночи,

Цепляешься за каждый пустячок:
Улыбка, блик огня, штришок и строчка –
Соломинок крошащихся пучок,
До запятой доращивает точку.

Туда, где в росах плещется заря,
Идёшь простоволосая, босая.
Ведь тонущий цепляется не зря:
Бывает, и соломина спасает.
* * *
Нет нужды копать колодец,
Чтобы выпить чашку чаю.
Вот идёт канатоходец,
Балансир в руках качая.

Напугать способен он же,
При наличии сноровки:
Незаметна снизу лонжа,
Вроде, парень без страховки.

И любой из нас, убогих,
Приземлённых, заурядных,
Должен точно ставить ноги
При прогулках непарадных.

Чуть допустишь шаг неловкий,
Глядь: уже на пальце бирка…
Все мы, все мы без страховки,
Со страховкой – только в цирке.
* * *
Под раскидистой кроной каштана
Укрываюсь от майского ливня,
Но не прячет листва, как ни странно,
Дождик мочит довольно противно.

Чуть поодаль родная берёзка
Приклонила плакучие ветки,
Что в сравненьи с каштаном, неброски,
Крона кажется более редкой.

Но попробовать всё-таки надо:
Я под нею укрыла макушку,
Словно вдруг отыскав Эльдорадо
Возле тихой безвестной речушки.

Лишь случайные капли хватая,
Ощутила внезапную нежность:
Вот где истина крылась простая –
До чего же обманчива внешность!
* * *
Где в этом городе
Счастья магистраль?
В питерском холоде
Чудится мистраль.

Здесь непрактичною
Кажется мечта,
Смесь эклектичная –
Тоже красота.

Знай, хороводится
Скверами сирень,
Здесь непогодица
Каждый божий день.

Дурит каштановым
Розовым вином,
Кажемся пьяными
В сумраке ночном.

Много на глобусе
Радующих мест,
Только автобусы
Следуют в объезд.

Крутят троллейбусы
Те же вензеля.
Сложные ребусы
Мне забавы для.

Стадные, стайные –
Кто мы с вами тут?
Рельсы трамвайные
В прошлое ведут.

Ждёт бестолковую
Сонмищем ветров
Лишь тупиковая
Линия метро.

Вздрогнет аккордами
Сказочник и враль –
Ищем, не гордые,
Счастья магистраль.
* * *
Если долго в глаза
Дорогому смотреть человеку,
Ты – уже не одна,
Не прервётся надёжная связь.
Никакая гроза
Не замутит прозрачную реку,
Не поднимет со дна
Залежалые мусор и грязь.

Осознаешь потом,
Что не надо ни чести, ни лести,
Чтобы в сердце плеснуть
Кровотоком сосуды круша,
Кровь, согретую в том,
Несказанно-загадочном месте,
Где скрывается суть,
С непонятным названьем – душа.
* * *
В прошлого спиральную воронку,
В мареве тумана тихо тая,
Утряслись извозчики и конки,
И почти уехали трамваи.

Улицы, что нежились когда-то
Только под копытами – веками,
Двадцать первый век набил богато –
Частниками и грузовиками.

Узкие проспекты, вправо-влево
(Всё на этом свете в Божьей руце),
Словно финь-шампань от перегрева –
Заткнутые пробками – взорвутся.

Сильно забродившие в сосуде,
Лопнувшем, пронзительно и гулко,
Хлынут расплескавшиеся люди –
Пеной по дворам и переулкам.
* * *

© Марина Чекина, 2010
Дата публикации: 31.05.2010 21:06:09
Просмотров: 2697

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.