Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Владимир Белозерский



Современная литература




Олег Павловский [2013-12-05 20:50:59]
Литературный язык
.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК
________________________________________________________


1.

Здесь не надо лишних слов.
Литературный язык – не специфичен.
Если точность – вежливость королей, а лаконичность – вежливость мудрецов, то легкий,
непринужденный и в тоже время точный язык – это прерогатива поэта, его своеобразная этика.
Как правило язык литературный – это разговорный язык,который может включать в себя т.н.
говор, диалект и даже ряд иностранных слов в оригинальном начертание – здесь очень важно
умение автора, чувство меры – в противном случае остаются лишь «макаронизмы», слова
заимствованные бездумно и безо всякого смысла. Нельзя писать «о труде»
(тяжком и каждодневном) примерно так:

"Беру деталь, завинчиваю шпиндель,
Вставляю в суппорт пламенный резец…" и т. д…

Почему? Потому что это не стихи, а руководство по токарному делу, несмотря на то,
что «пламенный резец» звучит достаточно пафосно.
Уважающие себя специалисты – ученые, философы, литературоведы тоже стараются избегать
избыточной терминологии, если то или иное явление можно объяснить простыми словами.
Никудышного филолога видно сразу – у него слова «катрен» и «версификация» не сходят с языка,
но это скорее признак безкультурья, чем культуры.

Здесь следует оговориться.
Досужие филологи любят блеснуть набившим оскомину подсчетом рифм,
цезур и стоп, но это – не есть ремесло. Штабель досок и бревен еще не дом, дом строят
мастеровые, а постройкой руководят – Мастера.
Чрезмерные попытки создать нечто новое редко увенчиваются успехом. Ранний Маяковский –
это еще не весь Маяковский, и нет нужды подобно А.Белому писать роман в стихах без разбивки
его на строфы «из экономии бумаги». Художник не фокусник.

То, что Бродский в конце своего пути вообще отказался от стихосложения, в общем-то,
закономерный итог, отстраненность рано или поздно приводит к разрушению. Кривулин и Соснора
тоже отдали дань поэтическим экспериментам, но мы их ценим отнюдь не как экспериментаторов.
Да и Кушнер как был так и остался в замкнутом кругу своей интеллигентской неполноценности.

Нет ничего нового, все уже написано – мысль, конечно, не нова… И тем не менее интернетовские
авторитеты продолжают подметать задворки некогда великой литературной империи длинными
полами старомодных пальто.

Подражание неизбежно в процессе ученичества и не только. Реминисценций невольных и намеренных не гнушались Пушкин, Лермонтов, Маяковский, Блок.О кинематографических римейках можно и не вспоминать. В искусстве изобразительном повторение
ставших классическими сюжетов всегда было нормой, однако мы что-то
не часто слышим о конкурсах композиторов, в то время как конкурсы музыкантов-исполнителей вполне заурядное явление.
Искусство в своей сущности всегда тесно переплеталось с ремеслом.

Бродскому многие подражали. Подросла целая плеяда «маленьких бродских» от Димы Закса до
Паши Логинова, причем последний почти целиком заимствовал синтаксис Бродского, повинуясь
очевидно расхожему интеллигентскому мнению, что Бродский создал «новый синтаксис» и чуть ли
не новый язык. Ничего похожего. Бродский всего лишь не самый удачливый разрушитель, что
особенно явственно проявляется в его стихах 80-х годов. Это климактерическое шествие:
отстранение – сарказм – цинизм – разрушение, – оказалось бесплодной попыткой навязать
собственную неполноценность своим слушателям, но не такой уж и бесплодной, как оказалось.

Интеллигенция вообще не является носителем какой-либо идеи, космополитизм для нее
олицетворяет свободу и независимость – вопрос от чего независимость? А от своих
обязанностей в первую очередь, в том числе и от рождения и воспитания детей.
Рождение стиха – тоже рождение, иногда заканчивающееся триумфом и всеобщим почитанием.
Но интеллигенция предпочитает рассуждать, а рождать, творить – это не ее дело, проще
и главное приятнее устроить говорильню…


2.

В общем, верное заветам Ильича «говно нации» совершенствуется в своем умение говорить,
ни о чем не говоря, по мере совершенствования компьютерных программ. И это происходит
не только на развлекательных сайтах с перепугу назвавшихся литературными. Салат из сленга
с заумью, из терминологии со знанием русского языка на уровне начальной школы – это еще что!
«Некоторые любят и погорячее»…

В Интернете сотни и даже тысячи литературных (а каких же еще?) порталов,
и собственно литературной работой никто себя особенно не обременяет.
Сайт открыть не трудно, но где взять сотни и тысячи лит. работников и еще более
интересно, где взять тысячи писателей? Вопрос, конечно, любопытный, если не сказать
– забавный, но как оказалось вполне разрешимый.

Труженики клавиатур легко переключаются от комиксов и порнушки к политике
и литературным экзерсисам, и этот танец бледных мотыльков все более напоминает
нашествие стаи саранчи в бальных платьицах и с челюстями динозавров. Неофиты –
неотъемлемая часть программы, ее базис и они же надстройка, и надстройке этой
не видно конца. Под знаменем ИМХО, под руководством неистребимого стремления
возвестить всему миру нечто очевидное, но доселе неизвестное ему самому, неофит
идет поверх барьеров собственной глупости. Язык неофита ну, «очень литературный»,
да и как ему не быть таким, если к услугам олигофренов «столько много»
электронных энциклопедий, не говоря уже о словарях? Поток информации в Сети
подобен половодью, а какое же половодье без жертв? Поскольку безумаговорящие
жертвовать собой не хотят, в жертву приносятся здравый смысл и то,
что мы называем литературой.

Сленг – это отдельная проблема. Сленг недолговечен во времени и тем более
в литературных произведениях. Мастера используют его с осторожностью понимая,
что их нетленные произведения прекрасно тлеют как снег весной и ботва на колхозном
поле, если они построены на зыбкой почве сиюминутных диалектов. Лишь некоторые
формы этого языкового мусора приобретают устойчивый характер, как идиш
ставший дегенеративным диалектом онемеченных евреев. Существует и литературный
сленг, и даже «кинематографический и телевизионный», кстати, наиболее вредная
составляющая пойла для скота, подаваемого под видом литературы. Кинематограф –
не литература? Отнюдь, и в той же степени как и песенный жанр, но с небольшой
поправкой на многотиражность электронных СМИ и всеядность продюсеров
и тележурналистов.

Интернет и здесь бьет все рекорды, а когда некий Фунь-Фунь спорит с Ниф-Нифом,
и к дискуссии подключается Наф-Наф со товарищи, то в результате неизбежно
получается свинарник.


3.

ОБРАЗ ПОЭТИЧЕСКИЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ, и с чем его едят…
Словечко «образно» это один из любимых приемов неофитов и старых пердунов, когда
сказать им нечего, но «очень хочется». Само по себе оно мало что означает, но образ,
в том числе и поэтический, это синоним картины, и с этим трудно не согласиться.
Приведу такой пример:

[…] «…Когда досужие ценители стенают о рифмах, что-то там говорят об
«образах» или пытаются расставить ударения в стихах не ими
написанных – становится смешно. Нет в поэзии и литературе
вообще незыблемых законов. Пунктуация в необходимых случаях также
подчиняется воле автора. Есть только один критерий – мастерство.

Мастерство приходит не сразу, а иным мастерство вообще не доступно
в силу их ограниченности, нахальства, а иногда того и другого вместе.
Нет банальных рифм, – есть банальные мысли.
«Бедных рифм» тоже не бывает, бывает неумение ими пользоваться.
В равной степени это относится и к «образу поэтическому».
Как правило, «критики» злоупотребляющие этим термином, имеют
весьма приблизительное представление о том, что это такое на самом
деле. Поэтический словарь – не самый лучший помощник рифмоплету
и бездарному писаке. Но для того, чтобы «заболтать» и запутать
собеседника – это удобное подспорье для всезнаек.

Примеров поэтического мастерства более, чем достаточно.

А.С Пушкин:

«Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.»

Изысканная аллитерация, сочетание гласных и шипящих довольно
редкое для XIX столетия. Но и этим достоинством пушкинские строки
не ограничиваются. Очень немногими средствами поэт создает более,
чем явственную картину застолья, праздника и как следствие –
общности людей.

Здесь мы «обнаруживаем» неотемлевое свойство поэта и поэзии – умение видеть.
Видение художника дается далеко не каждому, большинство пишущих
лишь имитируют поэтическое видение, только сочиняют картины,
но не пишут их. Это пятый, «промежуточный» контур сознания,
но один из двух высших на Земле.Обозначая его, мы чаще всего
говорим: талант! … » […]

Пока любители метафор и синекдох штудируют словари, поэты пишут стихи и,
надо сказать, иногда это у них получается…


4.

СПР и компания (and Ko limited…)
«Членов СП» России стало, мягко говоря, многовато.
В СП СССР под занавес состояло около 8 000 членов, из которых менее половины
писали на русском. С нацменьшинствами как будто мы распрощались, союз сжался
до размеров России времен покорения Сибири, но «писателей» в обновленной России
не убавилось, скорее наоборот – теперь их тысяч двадцать и все исправно платят
«членские» взносы», так, пустяки, каких-то двадцать миллионов… Мало, конечно,
чтобы прокормить всех чиновников от литературы. Да и писательские организации
утратили статус государственных творческих объединений – ни те пенсий,
ни путевок в Индию, а повезет – так и в Париж… В Египет ездят, да свои кровные,
однако ж какая никакая, а «заграница»…

2000 вступительный взнос? Мало, с наших зарубежных друзей берут 100 евро,
все равно мало… В МГО РФ все как всегда на высоте и с выдумкой – теперь
в союз «писателей» принимают не стройными рядами, а «компьютерными программами»
типа «Борис Сивко и Ко», и литературную премию дают, и медаль Есенина, правда,
за деньги… (медаль "Чехова" - дешевле). Но кто же пожалеет 10 000 за лавры лауреата?

Союз-то развалили, но о барахле позаботились, и о фондах, и о приусадебных
участках под Москвой – там тоже идет торговля чем и кто во что горазд, субаренда
приносит десятки миллионов годовых, но фантазия у членов правления нового
массолита едва ли иссякнет… Вам еще «royalty» не обещали?
Ну, это Вам просто повезло…
Может, в российской глубинке все иначе? Не думаю, ибо «лучше быть губернатором
в провинции, чем стряпчим в столице» – Россию мы худо-бедно под стандарт
Зимбабве подогнали, а вот русские поговорки остались.

Бижутерии нынче всем хватает – это Вам не раз в году какая-нибудь премия
им. Ленинского комсомола, – и «перья золотые», и статуэтки бронзовые,
всем хватает, да вот «легковесны» эти алюминиевые медали и ордена.

Нет поэтов на литсайтах или их до безобразия мало? Зато «членов» достаточно.
И вообще, должен ведь кто-то за все платить? Вот и платят, нехай…
Пройдитесь по сайтам писательских организаций, МГО в частности. Книгу издать
– с нашим удовольствием, с корректурой, редактурой или с какой иной -дурой,
оформят, озвучат и «royalty» пообещают, держи карман…
Вы спросите, а причем здесь литературный язык? Литературный язык здесь,
конечно, ни причем, не до него как-то, дел не в проворот…


5.

Я – поэт. Зовусь я – Цветик.
От меня вам всем приветик!

Стих рифмованный или ударный? Нет, мы не будем разбирать силлабо-тоническое
стихосложение равно как и любую другую систему, об этом сказано достаточно много.
Можно говорить также и о бедных и богатых, простых и составных рифмах, но не
проще ли задать себе один вопрос, а что такое рифма?

Рифма не только способствует звуковой организации стиха, но и акцентирует
внимание читателя на значение сказанного слова, как бы поддерживает смысл
сказанного, который может быть скрытым, сакральным или осмысленным автором
чисто интуитивно. Внутренняя рифма, как ин странно, не дает угаснуть не только
звучанию, но и смыслу – ритмика и звук сродни кардиограмме, где прямая линия
означает смерть…

Но звуки и ритм придают стиху музыкальность, а так ли она необходима?
Вероятно, здесь соединяются три ипостаси – звук, ритм и мысль или, если угодно,
– информация. Я не большой любитель анатомии, стихотворной тем более,
и не поклонник Ф.Шеллинга утверждавшего, что изобразительное искусство менее
примитивно, чем скульптура, так как оперирует лишь двухмерным пространством,
что музыка превосходит изображение, ибо музыка лишь простое изменение
длительности во времени… (степень и мера условности) и далее, минуя поэзию,
которая все-таки «что-то может», философ говорит о торжестве философии, чего
и следовало ожидать – на то он и философ.

Мы же говорим о звуковой и ритмической организации стиха, и ни о чем более.
Но организован, оформлен и воплощен по полной программе может быть не только
поэтический (стихотворный) текст.

[…] …Прекрасное является как образ червонной дамы в пальцах иллюзиониста. Так дельфийская сивилла вдруг овладела его воображением надолго и сильно, и Ватикан перестал означать тот вкрадчиво-мрачный и длинный, гудящий и медленный зал, а Лауренсиана наполнила слух тем тонким изящным тем грустным подобием капель и тонких сосулек в апреле, и звук их паденья не воспроизводим клавесином но слышен короткий полет... как паденье в объятия кресла и в шелк будуара... и вновь Фрагонар эротичен изыскан развратен как пьяный французский маркиз, и ни солнца, ни света и не белизны их... но мрак будуара, трезвон клавесина – как клавиши гладки! Как пальчики юных развратниц белы! И шелк туалетов их гладок и бел, не горяч, а прохладен...[…]

О пунктуации поговорим в другой раз, но стоит заметить, что пунктуация –
это воля и право автора, а не программа по ликвидации безграмотности
всея Руси и окрестностей. В данном случае перед нами как бы остановленный
и зафиксированный поток сознания – прием открытый не в начале ХХ века,
и совсем не Джойсом, а гораздо раньше – даже словесные фиоритуры Стерна
не позволяют сделать единственный и окончательный вывод, так сказать,
от Гомера и до наших дней. Мастера ведь не слишком многословны, они
показывают, но мало о чем говорят. Можно с известной доли уверенности
утверждать, что не ученик выбирает своего Мастера, это мастера выбирают
себе учеников.


6.

Поток сознания…
…как выделенная форма он существовал всегда. «Длинная строка» гекзаметра
или пеона дают свободу мысли, впрочем, и ограничивая ее в своих пределах.
Когда мы говорим: у него «короткое дыхание», то не вкладываем в это понятие
только количество букв и слогов. Иногда, если сознание не ограничивается
одной короткой мыслью, автор пишет целый абзац или главу одним предложением…


Она думала, что это чорт знает что такое, что она, так и не состоявшаяся женщина, жена вполне состоявшегося романтика, мужчины, мужа – тоже несостоявшегося и на этот раз, кажется окончательно, думала, что из нее могла бы получиться хотя бы сиделка, но теперь похоже и этого не нужно, во всяком случае, ему этого не нужно, он четвертые сутки не приходит в сознание – несостоявшийся романист, но состоявшийся романтик, не приходит в сознание вследствие травматического шока и никак не желает ни умирать, ни жить, хотя как будто и не живет, и вот она сидит подле него и думает, и ждет когда все это кончится, но ей никогда и в голову не приходило, что это может кончится именно так, потому что накануне проклятого, с самого начала неудачного и никак не запланированного в ее измученной душе дня, нелепой случайности так неожиданно изменившей и перевернувшей с ног на голову все, что было «до» и все, что теперь может превратиться в «после», накануне этого ужасного нелепого дня между ними не было ни ссоры, ни даже какой-либо размолвки, но наконец должно было что-то произойти, почти произошло нечто иное – то, что обязательно разделит все на «после» и на «до», но этого не случилось и они почти встретились у поворота шоссе, однако дальнейшее уже не укладывалось в сознании и она вдруг оказалась совершенно бессильной, маленькой точкой в мешанине событий, действий и мыслей, беспорядочных как ее память, и как память навязчивых; и четвертые сутки она, женщина, существо едва не переставшее быть слабым, но не переставшее, потому что самым роковым стечением обстоятельств они встретились на повороте шоссе, когда казалось все уже было кончено, но теперь уже никогда не кончится и она четвертые сутки думала: зачем он вернулся?


… или одной строфой:

...когда исконному повесе
наскучит долгий разговор,
острот оскомина и прессинг
вокабул, выстрелы в упор,
цитат скучнейших синекура
и цитадели эпиграмм,
и клавишных фиоритуры,
и мандолины филигрань –

когда стрельба по манекенам
и вскачь на розовом коне
не прибавляет вам презренных
на депозит и в портмоне,
когда дантист как пьяный кучер,
клиент by Hilton и Lid`o,
как альпинист штурмует кручу
и мерседеса передок,

когда банкир с фальшивой почкой
потягивает Эннеси
(а был когда-то между прочим
незаурядный теннисист,
когда умолкли менестрели
а терпсихоры в neglige
(они немного надоели
к шестому месяцу уже),
и разворачивает свиток –
сиречь указ очередной –
каков наряд – таков пресвитер –
вчера пиджак, сегодня свитер,
а послезавтра – кимоно,
когда курзал в изнеможенье
и гардероб загоревал
мы остановим предложенье
на тридцать третьей, arial…


Но и этого бывает недостаточно. Поток и поток сознания (в частности)
неоднороден, и может меняться по направлению. Часто используемый прием
– двуритмие.

П.Антокольский.
______________________________

Мы приценимся к ним. Мы присмотримся к стеклам и лицам.
Мы узнаем себя в зеркалах и витринах пустот.
Хороша по ночам. Молода мировая столица.
Ты похожа на ту. Да и я – совершенно как тот.
И, качаясь как стебли
В зеленом свеченье воды.
Относимые греблей,
Вступаем в чужие лады.

Наши ломкие части
Истлеют в ничто на лету.
Разве это не счастье?
Разве ты не похожа на ту?

Колдовские ли флейты поют, голосят поезда ли…
О, скорей! О, спеши! Не печалься! Вокзал не далек.
Я не помню – куда, но мы все-таки не опоздали,
И мешок за плечами, и тянет карман кошелек.

Ошалелое сборище
Лезет в тебя и в меня,
Пахнет потом и горечью,
Пылью и перцем огня.

От арбатских торговок
До старых Покровских казарм –
Разбитной этот говор,
Большой азиатский базар…


Двуритмие – это не прихоть автора, и не визуальная модель,
скорее сознание заставляет укорачивать строку, повинуясь как бы второму
пока еще скрытому ритму.


Мы идем на Восток как в тяжелом, как сон, сорок первом,
забывая про горечь не нами добытых побед,
нет ни слов и не слез, раскаленные струны как нервы
в этом театре абсурда тишина... да и зрителей нет.

Мы вернемся сюда, мы вглядимся в руины и лица,
если счастье – игра, и к семерке, как водится, – туз,
и рулетка скрипит, и крупье в зеркалах раздвоится
в фимиаме регалий и грохоте бронзовых луз…

Карнавальное зарево
кружит тебя и меня,
ты проклятая пария,
или подружка менял?

Ты подбитая птица
и я лишь подобье крыла –
коридорами Ритца
костлявая нас провела…


________________________________________________________

Как мы видим, сознание и только сознание первично.
Нет смысла «досочинять» строки и подбирать рифмы.
Мастера так обычно не поступают…

______________________________________________





.

Страницы: 1

Страницы: 1