Мы с тобой одной крови

Марина Черномаз

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 12616 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Из окна второго этажа Татьяниной дачи видно соседский двор. Второй этаж раньше был чердаком, а дача – хатой тети Паши. Потом хата отошла по наследству Генке с Татьяной, и они решили, что грех не превратить такой обширный чердак во второй этаж со спальнями для гостей. Тем более, что сено на нем они хранить не планировали, а все остальное, что там накопилось за несколько десятков лет, вполне успешно перебралось на мусорник. Так и получились спальни: большая и маленькая, и еще на мастерскую для Генки закуток остался. В меньшей комнате Татьяна работает: вычитывает рукописи. Чаще всего не свои. На работе не успевает: самотек валит, как селевый поток, а шеф требует внимательного отношения ко всем поступлениям.

Из окна видно соседский двор. Так построены дома, близко. При участках в полгектара, прилепились друг к другу. В соседнем дворе растет огромная яблоня, под ней стол и скамьи. Дед Федор готовится завтракать. Поздновато, подумала Татьяна. А то ей не все равно, когда завтракают соседи? Они живут вдвоем: дед Федор и тетка Лена. Дети перебрались куда-то на далекий Север, приезжают, в лучшем случае, раз в год, в отпуск. Да и то ненадолго - предпочитают море и пальмы. Впрочем, старики не жалуются: пусть дети погреются на солнышке. А мы-де и сами еще вполне управляемся: хозяйство-то всего с десяток курей да десяток уток. Поросенка давно держать перестали – хлопотно. Ну, и огород. Как же в деревне без огорода. Поначалу они настороженно относились к хозяйничанью Татьяны с Генкой: как это - без картошки? Сплошные розы и бассейн – невиданное для села дело. Постепенно привыкли. Дед Федор любит приходить по вечерам посидеть с Генкой, поговорить о политике под шум маленького фонтанчика: Ты вот городской человек, неужели же они тама ничего не понимают... – начинает обычно дед. И пошло-поехало. Татьяна часто изумляется мудрой четкости и логичности дедовых суждений: вроде такой себе простой дед, не шибко грамотный, а зрит не то, что в корень, в самую суть вещей!

А вообще, это счастье, что соседи так близко оказались. Если бы не любопытство тетки Лены, да не решительность деда Федора, беда бы в их с Генкой дом пришла. Хорошо, что тетка Лена удивилась: чего это Анна Ивановна, Генкина мама, которая все лето жила в этом доме, на свежем воздухе, полотенце не сняла на ночь с веревки? И ведра не убрала, и лопаты? Негоже, вещи бросать, мало ли... Стала стучать, в окошко заглядывать, звать. Дед понял, что-то не так, высадил окно. Оказалось, инсульт у Анны Ивановны. А дома – никого. Но, слава Богу, обошлось, жива, успели...

Татьяна с тоской посмотрела на толстенную стопку перед собой: хватит мечтать, пора читать. В понедельник надо отчитаться на пятиминутке. А этих «нетленок» у нее еще пять штук. Взгляд невольно снова вернулся к окну: тетка Лена к нам идет, интересно, что-то, видать, нужно. Вот и повод отложить, отсрочить чтение. Татьяна поднялась, надо узнать, зачем Лена идет.

Татьяна спустилась во двор. Тетка Лена разговаривала с Генкой. Муж возился с какими-то железками, разложенными на скамейке перед верандой.
- Ген, ты сильно занят? – спросила издалека тетя Лена.
- Нууу, - невнятно протянул Генка. Отрываться от своих железок ему явно не хотелось.
- Ген, а пойди посиди с моим дедом. Поболтайте, - попросила тетя Лена.
Просьба Татьяну удивила, и тон, каким сказана: несмело и с какой-то тоской. Да и Генка это понял, враз отложил свои плоскогубцы. Тетя Лена женщина спокойная, уравновешенная, мягкая. Не то, что Федор, ну тот, чуть что – фрррр! И все равно, что-то не так.
- Теть Лена, случилось что? – с тревогой спросила Татьяна. Не похоже такое поведение на тетю Лену.
Соседка махнула рукой: Да что там, дело обычное. А Федя всяк раз переживает сильно. Никогда не привыкнет. – Она тяжко вздохнула, словно выдохнула глубоко засевшую печаль.
- К чему не привыкнет? – не понимал Гена, но уже мыл руки под краном, готовый идти.
- Я с тобой, - сказала торопливо Татьяна. – Мам, мы у соседей, - крикнула в окно свекрови, чтоб, значит, не искала.

Дед Федор сидел за новым столом, недавно им же собственноручно сделанным взамен подгнившего, старого. На столе, накрытом веселенькой клеенкой, уже стояла пластиковая корзинка с крупными ломтями хлеба, рядом - бутылка «казенки», то бишь, водки. Татьяна с Генкой удивленно переглянулись: дед Федор не пил. Ну, не то, чтобы совсем не пил, в празник там, или в обед-ужин, « с устатку» - это святое дело. А вот так чтобы, с утра, да и тетя Лена ничего не говорит, а наоборот, молча вынесла еще два «гранчака» - стограммовые розового стекла стаканчики, тарелки, миску с огурцами. Дед Федор появление соседей воспринял без удивления, кивнул: садитесь за стол. Тетка Лена принесла сковороду с жареной картошкой, но сама за стол не села, устроилась неподалеку, у веранды, на табуретке. Смотрела с непонятным выражением на лице. Но без осуждения: что за пьянь в такую рань – чего логично было бы ожидать. Татьяне стало совсем неуютно: что за тоска такая в семье стариков?

Федор разлил водку, Татьяне самую каплю, она пить не хотела, но отказаться не посмела, ждала продолжения. Генка тоже посмотрел на гранчак без восторга, он любил хорошие вина и коньяк, а водку, с утра – дело немыслимое. Но, как и жена, не посмел отказаться. Дед кивнул на гранчаки: давайте. Не чокаясь, сделал большой глоток, пожевал хлеба. Гена коснулся губами своего стакана, Татьяна последовала его примеру, но не выдержала: дядь Федь...
- Ты вот человек грамотный, Ген, в странах разных бывал, - вопрос «бабы» дед обошел молчанием: тут-де мужской разговор начинается, - скажи, у животины есть душа? Вот, у Фильки нашего – есть душа? Али у Маруськи?

Филька, песочно-желтый пес, породы дворняга настоящая, спящий у своей будки услышал, что речь о нем, приподнял голову: может, че вкусненькое дадут? Не дали, однако.
Гена понял, что беседа предстоит серьезная, философская, уселся поудобнее, положил в тарелку картошки.
- Нет, дядь Федь, церковь говорит, душа только у человека. Вот спроси хоть у попа вашего, Афанасия.
- Да что этот Панько знает! – пренебрежительно отмахнулся Федор. В церковь он не ходил, и попов не уважал. Хотя иконка маленькая в «светлой» комнате висела. – А вот ты видел, как животина за дитем своим плачет, видел? Я вот видел. Так что же это – без души она? А я так думаю, - продолжил Федор, не дождавшись ответа от Гены, - увсякая тварь божья душу свою имеет, потому как Богом сотворенная. – Дед вздохнул глубоко, тоскливо: Душегуб я, дети, убийца.
Татьяна не выдержала, взмолилась:
- Тетя Лена, да в чем дело-то? Я ничего не понимаю, может, надо в город ехать, врача вызвать?
Тетя Лена с трудом разжала плотно слепившиеся губы:
- Да ничего не случилось. Маруська ночью котят привела. Дело обычное.
- И что?
- Что, что, мне семь штук котов во дворе не надобно, мне Маруськи и Рыжуни хватает. – Тетка Лена отвернулась в строну, Татьяне показалось, что на щеке ее что-то блеснуло.
- Утопили? – ахнул Генка. – Всех?
- Зачем всех? Одного Марусеньке оставили, все же ей легче. Да и Рыжуня уже больно старая, не сегодня-завтра покинет нас.
- И не топил я их! – вскрикнул Федор. - Не такой я живодер. – Он вдруг сник. – Я их так, сразу, головой об дерево. Чтоб не мучились. Главное, не давать мамке их облизывать, по-быстрому надо. Тогда она не понимает, сколько дитев было. Искать не станет, плакать. Она теперь думает, у нее один был.

Дед Федор снова сделал глоток из своего гранчака, на этот раз до дна. Гена с Татьяной молча последовали его примеру. Застолье накрыло могильной тишиной. Дед положил себе ложку картошки, взял в рот, пожевал. Видно было, что вкуса он не чувствует.
- Я ему говорю, - донесся голос тетки Лены, - нельзя так себя терзать. Горе, конечно, так что ж делать. Кошки ли, собаки, он и родют и родют. В селе отдать некому, куда их столько? Пускай с голоду дохнут? Так то еще хуже, когда они уже соображать начинают, мучаются. Или еще страшнее, санконтроль приедет, раз в сто лет, бродячих отстреливать. А так хоть... - тетка Лена не закончила фразу, встала со своей табуретки, ушла в дом.

Татьяна несмело дотронулась до большой, темной, покрытой старческими пятнами, руки деда Федора: Дядь Федь, не расстраивайтесь, жалко, конечно, но... – Тут ей пришла в голову мысль: А, может, вам стерилизовать Маруську? И проблемы не будет.
Она подумала, что дед может не понять «умного слова», пояснила:
- Операция есть такая, ее ветеринар делает. А? Правда, дядь Федь, тут в селе, наверное, есть ветеринар в колхозе.
- Тут и колхоза нет, - с неожиданной злостью сказал дед. Повозил в тарелке ложкой, покачал головой каким-то своим мыслям. Сказал хмуро: Есть ветеринар, в районе. Как-то Егорка приехал, а у нас тогда еще одна Рыжуня молодая была, чуть не по три раза на год водила. Так я его за грудки – поехали к ветеринару, не могу я больше так. Я ж не такой и темный, как ты, Татьяна, думаешь, читать, поди умею, и телевизор у нас есть.

Татьяна почувствовала, что невольно краснеет: Дядь Федя, я вас неграмотным не считала никогда.
Федор хмыкнул.
- А ветеринар мне и говорит: те че, дед, сдурел? Я что, садюга какой, живому существу в пузе по живому ковыряться?
- Но ведь есть анестезия... – неуверенно предположила Татьяна.
- Ага, Егор мой тоже вот такой грамотный, сразу про анастасию. Чтоб, значит, не больно было. Так ветеринар отвечает: у нас анестасия в больнице в женском отделении только по блату и то за деньги, а так бабы без нее обходятся. Хошь – терпи, не хошь – рожай. В следующий раз думать будешь, как в кусты пойдешь.
- Дядя Федор, зачем вы так, - укоризненно подал голос Генка.
- Извини дочка, - пробурчал старик. – Это ж не я, это ветеринар. Короче, высмеял он нас. Корова там, или хоть коза заболеет – так это еще понятно. Но чтоб сельской кошке операцию с этой... настасией... Егор разозлился: ты, отец, вечно что-то такое придумаешь... Ну, я больше уже и не стал... Сейчас, может, уже другое дело, это давно было, но кто мою Марусеньку повезет в город? Да и стара она уже, может не пережить операции. Еще что ль, по капле налить?
«Давай», - кивнул Генка.
- Я все понимаю, - продолжал старик, - это у нас такие методы испокон веков были, от безысходности, от бедности, от отсталости. Не от жестокости, прости Господи! В кулек, и ведро с водой. А то и просто так закопали – и делов-то. Только... я однажды тоже так сделал, давно еще. И прикопал потом там вон, в саду. Так все делают! - Закричал вдруг дед со страшной тоской. Сник, задышал часто. На пороге появилась тетка Лена, поставила перед ним кружку воды. Дед шумно попил водички. Продолжил глухим, из глубины идущим голосм: А ночью просыпаюсь от шума. Стоит перед кроватью Клякса, тогда у нас кляксочка была, белая, с пятном черным. И стонет, горько так, жалуется. А рядом выложены все пять ее котенков мертвых, откопала она их, и принесла мне: смотри, хозяин! И увидел я на лицах их такое страдание, они же там дышать хотели, в муках умирали!

Дед так и сказал «на лицах». Вытер темной ладонью глаза. Выпил молча свою рюмку до дна.

Татьяну трясло. Слушать этот рассказ она больше не могла. Встала, тихо вошла в дом. Тетка Лена сидела на низкой скамеечке у печи. Там, на куче тряпья развалилась пестрая кошка Маруська. У ее пушистого бока уютно устроился такой же пестрый крохотный котенок. Тетка Лена узловатым пальцем почесывала Маруську под шейкой, приговаривая негромко ласково-бессмысленное, и кошка счастливо урчала. Тетка Лена перестала чесать, что-то вытерла с лица, из-под глаз. Маруська воспользовалась моментом, приподнялась, пару раз лизнула котенка, и снова с довольным «муррр» откинулась на подстилку.

Татьяна неслышно отступила за дверь.

За столом мужчины вели разговор о политике и ценах. Морщинистое лицо деда Федора немного просветлело, видно, боль отступила, отпустила. Бутылка стояла в стороне, в ней они больше нуждались, с аппетитом поедали ароматную, с луком, хоть и оствшую, картошку, вприкуску с маленькими пупыпрчатыми огурчиками.

Татьяна присела у крылечка прямо на заросшую кудрявым спорышем землю. Мимо пролетела легкомысленная белая бабочка. Где-то далеко кричал петух, ему вторила курица. Татьяна прислонилась спиной к стене дома, глубоко вздохнула. Комок колючей шерсти, застрявший в груди, и не давайший дышать, постепенно растворялся под теплым прикосновением солнца, под несмелыми ласками ветра. Жизнь мудрая. Жестокая. Разноликая. У любви улыбка разлуки. У разлуки глаза доброты. У доброты лицо смерти. У смерти душа сострадания. У сострадания сердце любви. Нет черного и белого. Мир пестрый. И все сущее на земле одной крови...

(Спасибо DARKу за идею)

© Copyright: Марина Черномаз, 2006
Свидетельство о публикации №2608110176

© Марина Черномаз, 2008
Дата публикации: 25.01.2008 23:01:26
Просмотров: 3937

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Ирина Курамшина [2008-01-26 18:05:46]

У нас во дворе живет собака - Фрося. Общая на два дома, на 12 подъездов. Все ее кормят. В одном из подъездов даже оборудовали для Фроськи уютное спальное место. Кресло рядом с батареей. Днем Фрося всегда на улице, отгоняет других бродячих собак, а сама - хозяйка во дворе. Живет она уже у нас лет 12. Поначалу была Фрося предводительницей большой стаи. В стае в основном были ее дети, рожденные в разное время. Периодически местные власти присылали службу для отлова Фросиной банды, но она умела как-то почуять и спрятать всех своих детенышей. Лет семь назад, когда Фрося в очердной раз принесла девять кутят, местный дворник решил их утопить, уж слишком разрослась банда, парочка собак в ней были даже агрессивные, людей кусали. Топил он их в бочке у цементного заводика, где Фрося столовалась с малых лет. А через месяц рядом с нашей главной собачьей царицей бегало девять щенков - оказалось, Фрося всех выловила и "откачала". Дворник, утопив щенков, пошел за мешком, чтобы достать их из бочки и отнести на помойку. И пока он ходил за мешком, мамаша детей и спасла. И не только спасла, но и спрятала. И месяц тщательно оберегала.
Вот, тогда и решила одна женщина стерилизовать Фросю. Сама свозила ее к вету, назад привезла, ухаживала за ней после операции. После Фрося уже более не приносила приплод, да и спокойнее стала, и к своей банде интерес потеряла - так и живет у нас во дворе королевной, принимая всю любовь на себя одну :) Про нее даже в газете писали. В местной. Личность, хоть и собака.

Ответить