Он не хотел уезжать в Израиль

Владимир Штайгман

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 20122 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Он не хотел уезжать в Израиль

Рассказ

В осенний вечер хмурой осени пенсионер Ефим Борисович Шнейдер возвращался на машине с дачного участка. Продолжалась агония лета, под ветром, сырым и холодным, кланялись облетевшие деревья, и душа ныла оттого, что приближалась темень и холода.
Было 7 ноября. Прежде в этот день, святой почти, ежегодно славили очередную годовщину ленинской революции, и Ефим Борисович со всеми домочадцами непременно посещал митинг. Хорошее было время. Душа безотчетно ликовала. Жена и дети проходили в колонне трудящихся, а он , как уважаемый в их небольшом городке человек, непременно стоял за трибуной наверху и величаво приветствовал массы. Все кричали, пели, веселились так, что аж легкая трибуна покачивалась. Как давно это было? Революцию уже давно не чтили, а если и вспоминали о ней, то лишь спорили и плевались друг в друга.Будущее, которое закладывалось на века, вдруг унесло в небытие, как ту фанерную трибуну.
Сегодня утром, до выезда на дачу, к Шнейдеру зашел бывший сотрудник райкома партии Барсуков. Прежде он был упитанным, вальяжным мужчиной, и костюмчик сидел на нем что надо, а ныне почернел от злости и превратился в костистого старикашку с едким козлиным душком.
-- Ефим! Не отбывай на дачу,рожа твоя еврейская! - задиристо сказал он - Собирайся на протест. Скажешь гневное слово! Ты умеешь.
-- Какой митинг? Отстань! -равнодушно отозвался Шнейдер.
-- Новой коммунистической партии. Кристального толка. Воспрянувшие мы. Нам разрешили провернуть такое мероприятие. Народу глаза пора открывать...
-- Упустя лето, в лес за малиной не ходят! Отговорили мы свое, товарищ Барсуков.- хмыкнул Шнейдер.- Смирись уже...Была у нас возможность массы осчастливить. Профукали все! Народ нас зрить больше не хочет! Обгадились, так уж лучше молчать...
--Никогда!- завизжал Барсуков и затрепетал в сухих коленках.
-- Удались с глаз моих! Глуп ты как пуп, Алексей Николаевич! С тобой говорить, что слабительное пить.
-- Да здравствует "ура".
-- Ложись у телевизора и грей камни в почках!
-- Мы припомним тебе это!
-- Наш паровоз отогнали из тупика на свалку. Поеду на природу любоваться.
И он поехал с женой в свой огородно-садовый кооператив. А вечером они возвратились в город.
У подъезда своей пятиэтажки , он высадил жену, помог ей затащить на третий этаж сумки с овощами, выращенными на приватном клочке земли, который супруги не просто любовно, а самозабвенно обихаживали уже много лет, как боги, вдувая жизнь в бесплодную глину.
Последние три года стало полегче им.
Ветерану войны, после десятилетий ожиданий выдали таки крохотный личный автомобиль- тесный, малосильный, но абсолютно новый, и-о, невиданная щедрость властей- бесплатный.
Далее Ефим Борисович погнал свою бесценную драндулетку в гараж. Шнейдер был хоть и невысок ростом, но довольно полным мужчиной и в своем крохотном автомобильчике едва умещался за рулем. На крутых поворотах для того чтобы быстро провернуть баранку ему приходилось втягивать в себя большой живот и задерживать дыхание. Но он был благодарен правительству, оценившему его фронтовые лишения.
К железным воротам гаража он подъехал уже в темноте. Сеял нудный, шептавший о чем-то грустном, дождь. На западе еще виднелись подсвеченные закатом облака.Там совсем недавно бесформенным комком угасло солнце, так и не выпутавшееся из мрачных туч.
Свет фар высветил знакомые створки убежища для самобеглой коляски.
Неожиданно фронтовик вздрогнул и резко остановил машину. У его гаража происходило нечто странное.
Шнейдер быстро поправил на носу очки и внимательно вгляделся в освещенный круг.
У закрытых створок гаража суетились два подростка в черных, как у профессиональных грабителей, масках. Однако, в руках у них были не ломики или "фомки", а баллончики аэрозольной краски, с помощью которых многие пытаются увековечить свою персону на стенах и заборах, именуя себя художниками-граффити.
Юнцы шустро опыляли двери ветерана войны. Шнейдер задохнулся от гнева, и крепко выматерился. И было отчего.
На одной створке ворот красовалась нацистская свастика, выполненная густым черным распылом,тот самый ненавистный с загнутыми концами крест, который прокляла вся Европа, и не останови нацистов русский солдат, этот символ реял бы над все миром. Третий рейх отмерил себе тысячу лет.
Второй подросток , суетящийся правее, заканчивал красную надпись: "Россия -для русских! Евреи убирайтесь в Израиль!"
И это было написано не где-нибудь на заборе и не для какого-нибудь безымянного человека , а на воротах конкретного еврея Шнейдера.
В свете фар черная свастика, нарисованная в спешке, была размыта по краям, и напоминала хищного, отвратительного паука, присосавшегося к воротам гаража, а мерзкая надпись поблескивала в свете фар, как живая, проступившая из раны кровь.

-- Подонки! Мерзавцы! Убью! - рявкнул Шнейдер, и не смотря на возраст и полноту сноровисто выскочил наружу.
И тотчас напомнило о себе фронтовое ранение, старая-престарая рана- крохотный осколок железа в левой ключице, осколок, который на протяжении долгих десятилетий не решался извлечь ни один хирург- слишком близко находилось сердце. Да и напоминал себе осколок лишь при сильном волнении. Последний раз это было, когда он сдавал партийный билет. И вот сейчас заныла душа, уязвленная национальным оскорблением.
Да, Шнейдер воевал не только за советский народ в целом, но и за свою еврейскую нацию. Тем более ее в открытую собирались уничтожить поголовно.
Пацаны бросились в испуге по сторонам, но он успел настичь одного из них, худенького большеголового , будто знакомого даже по телосложению, ухватил его сзади за тонкую цыплячью шею, пытаясь другой рукой сорвать с лица чулок,используемый в качестве маски, но тут подоспел другой мерзавец, более рослый и плотный и, судя по всему, опытный драчун. Он с размаху ударил старика увесистым портфелем по голове, а когда тот оглушенный, беспомощно зашатался, резкой подсечкой свалил его на землю. Шнейдер рухнул в мокрую траву. Далеко позади осталась фронтовая юность Ефима Борисовича, когда он в одиночку брал любого немца. А были те натасканными, обученными по программе "солдат-атлет" вояками. И кормили сосисками. Но кто устоит против "русского медведя". К тому же озлобленного до черной пелены перед глазами.
Падая , Ефим Борисович, старый, измученный болячками человек, ударился раненой ключицей о камень и мгновенно потерял сознание.
Его привели в чувства соседи по гаражному кооперативу. Подозрение вызвала давно заглохшая, оставленная без присмотра машина. Потом нашли и самого хозяина, лежавшего в канаве.
Терять сознание ветерану было не впервой, это случалось с ним часто, поэтому он быстро оклемался, доковылял до машины, превозмогая головокружение, по-хозяйски тщательно загнал ее в гараж. Иначе нельзя было. Угонять машину немудрящей
Рядом с воротами увидел он белеющую в траве книжицу размером со школьный учебник. Поднял его, всмотрелся.Он подумал, что это школьный учебник, оброненный его обидчиками, и на нем должна стоять какая-нибудь печать, или надпись, по которому можно было определить фамилию подростков, или хотя бы номер их школы. Новое разочарование постигло его. Это действительно, можно было назвать учебником. Но не по географии, физике или химии, допустим! Это был учебник по нацизму! " Майн кампф" Адольфа Гитлера, этого сумасшедшего фюрера держал в руках ошеломленный солдат Великой Отечественной! На русском языке. Опять заныл осколок в ключице и боль предательски сжала сердце....
Соседи вызвали неотложку.
В больнице Ефима Борисовича узнали и поместили в отдельную палату. Нашлась пожилая медсестра видевшая Шнейдера еще в молодости на трибунах парадных шествий.
В тот же вечер уже через час к потерпевшему явился следователь- молодой, упитанный парень с черными редкими усиками, которые лоснились, как смазанные маслом. О деле он говорил натянуто, с явной неохотой, точно не долг сыскной по штату исполнял, а тягостное, в нагрузку, поручение.

--Сказать откровенно- я первый проявил агрессию ,- признался старый фронтовик,- но как было мне утерпеть? Вы были у гаражей и сами видели эту свастику, эту гадкую надпись? Вы понимаете, что в нашем государстве происходит нечто ужасное... Меры надо решительные предпринимать. Вы согласны со мной.
-- Я понимаю вас, Ефим Борисович! Вы фронтовик, награды имеете. И в мирное время, работая заведующим баней, Орден Ленина получили.- казенно поддакнул следователь и тайком посмотрел на часы.
-- В Израиль они меня хотят вытолкнуть,- усмехнулся Шнейдер.- А я не желаю туда переселятся. Хоть и пафосно это звучит, но для меня здесь, в России- родина. Настоящая и единственная. Вот так я им отвечу, этим мерзавцам.
--Правильно! Имеете право жить, где вам захочется. - не изменившись ни лицом, ни расслабленной позой на стуле согласился и с этим вялый следователь.
- Я удивлен ,молодой человек! У вас под носом два уголовных преступления совершилось. А вы так невозмутимы!
--Отчего же невозмутим. Напрасно вы так говорите! Мы активно работаем по этому делу. Уже побывали у вашего гаража. Все посмотрели, опросили свидетелей. Улики собрали. Вот! - он повертел в руках книжку Гитлера.- Этих пацанов глупых мы привлечем за хулиганство...А также за причинение вреда вашему здоровью.
Шнейдер вскинул свободную левую руку, на правой клещом впился шприц капельницы.

-- Молодой человек! Разве только в моем здоровье дело,- гневно воскликнул он.- Мое здоровье никто уже не поправит. О другом говорю. В нашем городке русские фашисты плодятся, как тараканы, а вы это хулиганством называете . А Уголовный Кодекс , между прочим, трактует эти действия совсем по- другому.
--Ефим Борисович!- устало прислонился к спинке следователь.- Фашизм- это большая политика уже...
--Что с того?
--Мы туда не вмешиваемся.
-- Ну и ждите когда вас вешать начнут. Эти мерзавцы из малой политики. Мелкие хулиганы, как вы говорите.
--У нас весь городок разрисован свастикой, газеты фашистские продаются...И в Москве то же самое! А вы предлагаете мне здесь в провинциальном захолустье, рядовому следователю начать борьбу с русским фашизмом? С антисемитизмом! Космополитизмом! Да у меня просто на это нет служебного времени.
-- Хорошо! Когда вы осознаете опасность, будет поздно. Меня они в Израиль посылают, а вас на Соловки упекут. Не смотря на то, что вы русский. Но хотя бы найти этих подонков вы можете? Я хочу посмотреть им в глаза... Прощупать их подлые душонки. Поговорить с ними. Узнать,есть ли у них мозги в голове.
-- Вот и ладненько! Замечательно!- с какой-то непонятной готовностью, радостно даже воскликнул следователь-Мы этих подростков, к вашему сведению, уже задержали, выяснили фамилии.- Он кончиком мизинца усики, хмыкнул,- задержали, не смотря на поздний час. Так сказать, по горячим следам.Они недалеко ушли. Пытались вернутся за книжкой Гитлера.
-- Так уж и задержали,- засомневался ветеран, морщась от боли в ключице, которая никак не утихала и готовилась вот-вот снова забрать у ветерана сознание. Слишком сильными оказались сегодняшние волнения.- Не ошиблись, не перепутали? А то ведь вам только человека подавай. Засудите для отчетности.
-- Нет Ефим Борисович ! Не перепутали. Мы их за гаражами изловили. Пацаны измазаны краской! Черной и красной! И баллончики еще не успели выбросить.
-- Ну! Поздравляю! -искренне восхитился Шнейдер? - Оперативность, хватка профессиональная оказывается, у вас есть!
-- Задержали и привезли сюда... Вы гордость ветеранов, на трибунах красовались. Я пионером мимо вас ходил, молился, как на икону... Баней заведовали. И еще чем-то! Мы не могли спустить это дело на тормозах.
И тоненькие усики его иронически задергались в такт словам.
" Из нынешних демократов, сукин сын!- неприязненно подумал о следователе Ефим Борисович.- Все мои прежние руководящие должности знает. Насмехается, сосунок! Все успел выведать. А ведь я работал куда партия посылала. Ей виднее было справлюсь я с делом или нет"
--Да, молодой человек!- с вызовом ответил он.- Заведовал баней.- И мне за это дали Орден Ленина.
-- За баню? Что-то больно щедро!
-- Наша баня выиграла всесоюзный конкурс среди прочих бань.Я никогда не рвался на должности. Мне партия их поручала. Это были не привилегии, а ответственные участки, где дела шли нехорошо . Где надо было не себе в карман положить, как делают нынешние руководители, а хорошо исполнить работу. Простите! Вы местный?
-- Да! Я здесь родился. Учился в школе, пошел в университет, и сюда вернулся после юридического факультета. Я почти всех жителей нашего городка в лицо знаю. И о Вас много наслышан!
-- Это хорошо! Вы правильный молодой человек!- не удержался от похвалы Шнейдер.- Ваши родители небось, мылись в моей бане? Все так и говорили: "Пойдем к Шнейдеру кости попарить!" Я везде, где работал- вкладывал душу вкладывал. По другому не умею. До Хрущева никаких личных ванн в квартирах не было. Это считалось пережитком гнилого Запада, хотя я лично с этим никогда не был согласен... Гигиена никогда не может быть пережитком ничего! Она просто характеризует уровень бытовой культуры общества. Где нет в достаточном количестве общественных бань и туалетов- это признак отсталости, дикости нации. Я единственный в стране банщик, отмеченный столь высокой наградой.
-- Спасибо Вам!- иронично, не вставая со стула, поклонился следователь,- я с отцом точно посещал в детстве вашу баню. Он работал машинистом на паровозе и очень любил париться. Зверски любил! Дым и гарь паровозную из кожи выгонял. И меня со временем к этому приучил. Хорошо помню, как в вашей замечательной баньке можно было из под полы и водку, и пивко приобрести, что отец не раз и проделывал. Цена, разумеется, была двойная . За это в основном тогдашние мужички и любили вашу баню.
--В ней всегда был пар нужной температуры и влажности, и горячая вода.Ни в одной бане этого не соблюдалось. Да же в московских Сандунах. Я этого Силу, буржуя, за пояс заткнул. Ездил, изучал опыт. Две недели в бани эти ходил. Каждый день мылился и парился. Вызнал до тонкостей секреты бани. В Сандунах лиственница для полков использовалась, а я сосну стал применять. Душистое дерево, полезную энергию выделяет..Против Сандунов у меня, конечно, масштабы не те. У них четыреста банщиков в штате, а у меня восемь. Но в женском отделении ставил на работу мужчин, а в мужском наоборот...
--Да вы оригинал, Ефим Борисович! Как на это смотрела партия?
-- Были, конечно жалобы... Разбирали тщательно. А потом так решили- раз диалектика материалистическая признает единство и борьбу противоположностей, то она и на банном уровне верна.
-- А водочкой в Сандунах можно было ошарашиться?
-- Еще как! Мой банщик Федорчук оттуда эту хитрость и вынес. Позор , конечно! - поморщился Шнейдер.- Левыми услугами баловался. Еще в партию хотел, мерзавец. пролезть. Я его быстро с должности турнул, у меня такие сотрудники долго не задерживались. Были недостатки- кто же спорит! Человек- он ведь не ангел. Для того и грешит, чтобы каяться. А сейчас в городе ни одной общественной бани нет .Мое заведение торгаши перекупили. Жвачки продают, джинсы. Меняльная лавка.
--Давайте вернемся к нашим баранам, -прервал его следователь, понимая, что бывший партиец оседлал любимого конька, и долго еще будет галопировать на нем.Пока не оправдает мудрость Советской власти и величие партии.
-- Да, пожалуй!
--- Вы хотели самолично увидеть хулиганов, напавших на вас у гаража ?
-- Фашизм - это не хулиганство! Фашизм -тягчайшее преступление!- снова начал возмущаться Шнейдер.
-- Спокойно, товарищ капитан разведки! Вводить художников?
-- Да! Чего вы из меня душу тянете?
-- Окей!, Ефим Борисович!
Следователь потыкал пальцем в мобильный плашматик.
Тотчас почти в палате показался другой милиционер и с ним двое понурых подростков.
Они были уже без масок- один щупленький, большеголовый, и другой - более рослый и мускульно развитый. Высокого подростка Иосиф Давыдович никогда раньше не видел, а вот щупленький был ему знаком... Да еще как знаком! Это был его родной внук Матвей, сын младшей дочери.
Именно этот заморыш, одной с ним крови, близкого родства, пытался услать деда в Израиль.
У старого Шнейдера было трое детей -два сына и дочь.Сыновья радовали отца- они прочно стояли на ногах и не позорили его родословную. А вот Ольга с детства была головной болью семьи.
Она ненавидела евреев, еврейство и открыто стыдилась этой крови.
При получении паспорта отказалась брать и фамилию, и национальность отца,и в дальнейшем открыто чуралась своего настоящего происхождения. Она назло вышла замуж за русского парня, а уже родившегося сына воспитала ну просто в злобном неприятии предков.
Этот внук ,похоже, зашел дальше всех. В этом убедился сегодня ошарашенный дед.
Взор фронтовика опять заволокло горячим туманом. Боль в левой ключице до этого тупая и обширная, и спрятавшая было свои коготки, распалась вдруг на множество горячих иголок, которые предательски устремились в сердце...
Он очнулся лишь утром . Больничную палату заливало осеннее солнце, иголки вышли из сердца, и вернулись на прежнее место.
Под окном раскачивался на ветру ободранный жестоким предзимним ветром тополь, взметнувшийся на высоту пятого этажа, и там , в его голой погасшей кроне неумолчно галдела стая " Скоро на юг тронутся,- равнодушно подумал Шнейдер.- Через неделю увидят другие страны. Израиль тоже! Тепло там! Но не тянет меня...Хоть убей!"
Он кашлянул и скосил глаза, давая понять ,что уже вернулся с того света. У его кровати находились жена и дочь Ольга. Чуть поодаль, отвернувшись, стоял внук. "Откачали врачи. Не впервой им меня вытаскивать оттуда. Значит, буду жить дальше, -отрешенно подумал он,"
--Папа! Очнулся!? Ну, слава тебе ,господи!- необыкновенно ласково, будто ничего не произошло за эти сутки,воскликнула дочь, присаживаясь на краешек кровати, и беря в свои ладони холодные руки отца. Лицо ее было покорным и виноватым.
Он отвернулся и снова посмотрел в окно.
Солнце, сиявшее до этого почти восторженно, вдруг, точно устыдившись своей радости скрылось за облаками.
По верхушке тополя скользнула черная тень, и птицы единым махом снялись с веток.
С севера уже несколько дней властно тянуло холодом и надо было уходить к теплу.
" Зачем мне Израиль?- думал Шнейдер, глядя на колышущуюся ниточку птиц в небе, как на прощальную строку,- я живу среди русских, я воевал за них. Мне есть чем гордится и требовать к себе уважения. А в Израиле я буду всего лишь иностранец, докучливый эмигрант. Но сегодня лучше бы мне было помереть... Тогда собрались бы родственники и осудили дочь , и невесть в кого уродившегося внука- урода."
Ольга протянула отцу листок бумаги, виновато, с притворным покаянием вздохнула.
Что это?- хрипло спросил он, и внутренне напрягся, ожидая новых неприятностей.
--Следователь порекомендовал, папа! Чтобы Матвея не осудили.Тебе отказаться надо от жалобы.Будто ничего не было,- торопливо заговорила она.-Прости его, папочка! Он же мальчишка. Глуп еще! Ты подумай, что будет если его осудят? Мне на работе кости мыть будут.Тебя тоже никто не поймет. Собственного внука, скажут, в колонию упек! Зачем нам эти проблемы? Тем более они гараж уже закрасили... Он извинится перед тобой.
-- Ручку давай,- сипло выдавил он.
-- Вот держи! Я, папочка, весной по турпутевке в Израиль поеду. На Святую землю. И Матвея с собой возьму. Интересно ведь! Хочешь с нами?
--Нет! Какой смысл? А Вы- решайте сами! Совета не буду давать! Моя Святые места здесь.
Расписавшись, Шнейдер устало откинулся на подушку. Внук по-прежнему находился спиной к нему.
Жена и дочь улыбались, глядя на Шнейдера с любовью и восхищением.
Ефим Борисович терпеливо дождался взгляда внука. Наконец тот повернулся.
Сердце старого еврея тревожно сжалось.
На него в упор смотрели холодные, беспощадные глаза матереющего волчонка.

© Владимир Штайгман, 2009
Дата публикации: 09.09.2009 04:36:21
Просмотров: 3002

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.