Ошен Вью (Ocean View)

Майк Гелприн

Форма: Рассказ
Жанр: Юмор и сатира
Объём: 17476 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Свалившись в 1994 году с трапа самолёта на американскую землю, я не был отягощён знанием английского языка. Классическая людоедка Эллочка со своим пресловутым лексиконом дала бы мне солидную фору. За год, проведённый в стране, я улучшил язык примерно настолько, чтобы различать поприветствовали меня или послали в известном направлении. Кроме того, я стал способен связать несколько чужеродных слов так, чтобы шляпа на собеседнике не всегда слетала с головы из-за волос, вставших от моего бреда дыбом. На большее, однако, я никоим образом не претендовал.
Эта история случилась как раз год спустя после прибытия. День рожденья моей жены выпал на четверг, и я собирался купить ей букет цветов.
Думаю, что часть Нью-Йоркского Бруклина, называемая Брайтон Бич (Brighton Beach) - район, в котором преимущественно селятся русские эмигранты, известен достаточно широко. Поэтому я ограничусь довольно коротким описанием. Брайтон Бич или просто Брайтон - это улица, тянущаяся вдоль побережья Атлантического океана на протяжении эдак полукилометра. Заселён Брайтон и его окрестности почти исключительно выходцами из стран бывшего Союза, скупо разбавленными упорно не желающими съезжать с русскоязычных вотчин китайцами, латиносами и пакистанцами. Людей, разговаривающих здесь на английском, презрительно называют иностранцами и недоумевают по поводу их неумения или нежелания пользовать великий и могучий. Многочисленные лавки, магазины, кафе и рестораны, расположенные по обеим сторонам Брайтона, все поголовно оснащены вывесками на русском. Текст иногда сопровождается выполненным мелким шрифтом переводом на английский, но чаще обходится без подобных изысков.
Под прямым углом Брайтон пересекают узенькие улочки, названные с присущими американцам выдумкой и изяществом. Первый Брайтон проходит на западном конце, Четырнадцатый - на восточном, а остальные двенадцать - между ними.
Все четырнадцать Брайтонов тянутся на сотню метров на юг, где обрываются, упираясь в океан. В двухстах метрах к северу они упираются в идущую параллельно Брайтону улицу, помпезно называющуюся Ошен Вью (Ocean View - вид на океан). В отличие от кипящего жизнью Брайтона, Ошен Вью почти всегда пустынна и пользуется недоброй славой. Сомнительной репутацией улица обязана облюбовавшим её для тёмных дел угрюмым антисоциальным индивидам. Среди помянутых преобладают наркоманы всех мастей, сутенёры и дешёвые проститутки с отвратительной внешностью и привычками.
Итак, в четверг вечером я поехал на Брайтон купить жене цветы, и, как и следовало ожидать, не нашёл парковки. В поисках её я минут десять крутился окрест, и, наконец, на углу Пятого Брайтона и Ошен Вью увидел садящегося в припаркованную машину мужика. Я немедленно встал за ним и стал ждать, когда он отъедет. Водитель, однако, не спешил, и, пока он возился, я заметил стоящую через дорогу на тротуаре и улыбающуюся мне девушку. Американский этикет требует ответной улыбки, так что я широко осклабился и изобразил подобающие дружелюбие и радость от подобной встречи. Девица помахала мне рукой, и я, продолжая скалиться, сделал ручкой в ответ. Пока мы соревновались в галантности, мужик, наконец, отъехал, и я принялся совершать маневры, собираясь занять его место. Когда я в результате запарковался и уже намерился вылезать, то обнаружил, что девица пересекла улицу и, не прекращая улыбаться, приблизилась ко мне.
- Going out? - спросила она и сделала лёгкий книксен.
Перевести эту фразу на русский не составило для меня никаких затруднений. Меня спросили, выхожу ли я из машины. Откуда мне было знать, что одновременно эта фраза представляет из себя идиому, которая лучше всего переводится на русский, как "Не собираетесь ли потрахаться?".
- Yes (да), - уверенно сказал я и вылез из машины. Вблизи девица оказалась довольно хорошенькой, хотя и несколько вульгарной. Однако я всё ещё не думал, что передо мной проститутка.
- Ten dollars (десять долларов), - объявила моя новая знакомая.
- What about ten dollars (что десять долларов)? - продолжал я тупить и не врубаться.
- BJ (би-джей), - пояснила она.
- Ah, Black Jack (а, блэкджек), - понял я, обрадовавшись, что нашёл знатока этой игры в таком, казалось бы, неподходящем месте.
- Blow job, stupid, - последовало новое объяснение.
Я призадумался. Все слова по отдельности я знал. Blow означало дуть, job - работа, а stupid - дурак, и им, очевидно, был я. Однако связать эти слова вместе мне оказалось не по силам. Конечно, знай я тогда, что Blow job означает оральный секс или попросту минет, то дело приняло бы другой оборот. Но знаний этих у меня не было, поэтому, вдоволь почесав бестолковку, я решил уточнить.
- What kind of blow (какой вид дутья)? - спросил я и изобразил заинтересованность.
- Are you stupid or what (ты точно дурак)? - осведомилась моя собеседница. - The only kind of blow job is blow job (единственный вид минета это минет и есть). Тут она очень помогла мне, высунув язык и проделав им движения, показавшие, что имелось в виду на самом деле.
Доперев, наконец, до всех лингвистических тонкостей, я решил проявить свойственное мне ослоумие.
- Sorry, I prefer regular sex (Извини, предпочитаю обычный секс), - гордо сострил я и повернулся, собираясь уйти.
- Same price (та же цена), - ухватив меня за рукав, обнадёжила работница сексуального фронта.
- Five (пять) - вновь проявил я признаки врождённого ослоумия.
- OK, five (хорошо, пять), - легко согласилась она. - Do you have a condom (у тебя есть презерватив)?
- No (нету), - признался я. - Go buy it (Иди купи его).
- I will (сейчас схожу), - пообещала она. - Would you wait for me (ты будешь меня ждать)?
- Sure (А то), - сострил я напоследок. - Go do it fast (давай покупай побыстрее).
С этими словами я повернулся и, довольный собой, двинулся по направлению к Брайтону. Пройти мне удалось, однако, недолго. Рядом со мной с визгом затормозила полицейская машина, двери синхронно распахнулись, выскочившие из них лбы в форме приложили меня мордой о капот, исподтишка дали по почкам и сноровисто защёлкнули наручники. Девица оказалась вовсе не жрицей любви, а undercover officer (переодетым сотрудником полиции). Доблестные правоохранительные органы Нью-Йорка проводили внеплановую акцию по оздоровлению обстановки в неблагополучных районах. Заранее оповещённые об операции представители криминалитета загодя убрались по своим притонам, поэтому под оздоровление предстояло попасть прочим гражданам.
Наградив подзатыльником и нецензурно обозвав, бравый сержант чёрного цвета закинул меня в спрятанный в ближайшем палисаднике автобус и обнадёжил, что займётся мной лично. Я оказался первой ласточкой, но обживать автобус в одиночестве долго не пришлось - в течение следующих двух часов он наполнился собратьями по несчастью до отказа. Как выяснилось позже, граждан ловили на живца сразу три представительницы органов охраны порядка на углах Ошен Вью с Третьим, Четвертым и Пятым Брайтонами.
Набив в себя человек семьдесят, автобус, наконец, стартовал, и, проехав минут пять, выбросил толпу новоиспечённых уголовничков у дверей полицейского участка. Участок не был предназначен для столь многочисленного контингента - и сотрудников, и камер явно не хватало. Позвонить домой сексуальным преступникам разрешили сразу по прибытии, ограничив разговор двумя минутами на брата. Я потратил отведённое время, пытаясь объяснить маме (звонить жене не рискнул, так как чувствовал, что за две минуты явно не успею обсказать сопутствующие перипетии), что меня забрали невесть за что и будут теперь разбираться. В полночь, после того, как всем объяснили, какие мы мерзавцы, нас развели по камерам. Все пятнадцать камер были одиночными, и на каждую, таким образом, пришлось по четыре-пять человек. Разделённые тонкими перегородками помещения не препятствовали общению, так что мы начали знакомиться. Из семидесяти пострадавших шестьдесят девять говорили по-русски и попали под раздачу ровно по тем же причинам, что и я. Ни один из них не намеревался обменять десять баксов на вирус СПИДа ни с помощью орального, ни с помощью любого другого вида секса. Единственным приятным исключением являлся восьмидесятилетний ортодоксальный еврей, по его собственным словам, раввин местной синагоги. По-русски он не говорил, а то, что собирался вступить с дамой в сомнительную связь, не отрицал.
Итак, в камере нас оказалось пятеро. Гриша справлял серебряную свадьбу в ресторане "Император". Он вышел на улицу покурить и обратно уже не вернулся, оставив юбиляршу-супругу с гостями в полном недоумении. Восемнадцатилетние недоросли Юра и Вадик везли своих подружек погулять по берегу океана. Остановившись на светофоре, Юра вступил в беседу с псевдо-проституткой. Под ржанье присутствующих Юра предложил ей участвовать в группен-сексе на пять персон и обещал заплатить за это два доллара. Вадик сбил цену до одного, и через минуту после того, как договаривающиеся стороны пришли к обоюдному согласию, Юра со скованными руками уже сидел в автобусе, а сопротивляющегося Вадика в него заталкивали. Опешившие подружки стояли в пяти шагах и поносили полицию отборной русской матерщиной, которая вызывала бурное сочувствие внутри автобуса и полное непонимание снаружи. Пятым в камере оказался пресловутый раввин. Первые два часа он провёл в молитвах, видимо, уговаривая бога вызволить его из заточения, но, убедившись в тщетности обращений к всевышнему, не растерялся. Подмигнув нам, он в течение двух минут симулировал великолепный эпилептический припадок с конвульсиями, пеной у рта и надсадными хрипами. На издаваемые раввином звуки сбежался весь участок. Через минуту ворвались вызванные санитары, престарелого служителя культа погрузили на носилки и освободили камеру от его присутствия.
Вадику спектакль очень понравился. Не успели раввина унести, как он уже бился патлатой башкой об стену, рычал, пускал слюни и непрерывно сквернословил. Однако есть, безусловно, разница между настоящим артистом и неумелым подмастерьем. На звуки, производимые Вадиком, лениво приплёлся двухметровый чёрный сержант, и, от души ввалив дубинкой по решётке камеры, обещал заняться симулянтом вплотную. Вадик немедленно затих, мы разыграли на пальцах очерёдность сна на единственной койке, и Гриша, которому выпало спать первым, немедленно захрапел.
Ночь прошла в оживлённой дискуссии между бодрствующими обитателями всех камер. Если десятая доля того, что было сказано о Нью-йоркской полиции, оказалось бы правдой, то ряды органов правопорядка имеюли бы голубой окрас и сплошь состояли из представителей сексуальных меньшинств.
Поутру нас по одному стали вытягивать на допрос. Удивительно похожий на Эдди Мэрфи придурковатый лейтенант охотно объяснял контингенту, что каждым из нас совершено тягчайшее преступление, и грозил тюремными сроками вплоть до пожизненного. Два сержанта того же цвета, что их начальник, авторитетно поддакивали. За их спинами с прискорбием на рожах стояла прочая полицейская шелупень. В результате, лейтенант неохотно объявил, что, к сожалению, законы штата Нью-Йорк не позволяют содержать задержанных в заключении более двадцати четырёх часов без предъявления обвинения.
- Поэтому, - сказал он, и было видно, что человеку действительно глубоко обидно за столь гуманные законы, - вас, развратников и маньяков, сегодня же отвезут в суд. Но это, с другой стороны, и хорошо, - вдруг сообразил лейтенант, - потому что пятница. Судьи вечером пойдут домой, а в выходные они не работают, и придётся вам, скотам, провести пару ночей в принадлежащей суду тюрьме. Компания будет приятная, - ораторствовал блюститель порядка, - сунем вас по двое, по трое в камеры к хулиганам и наркотам, им очень понравятся ваши белые задницы.
Тем временем, пока задержанные наслаждались внезапно открывшимися перспективами, их родственники не теряли времени зря. Ранним утром моя жена уже купила русскую газету и обнаружила в ней телефоны пары тысяч адвокатов, каждый из которых позиционировал себя, как непревзойдённый знаток американских законов и пламенный борец за права уголовников. Голова у жены побежала кругом, и в результате она выбрала адвоката, остановившись на одиозной фамилии Мюллер. Сам групенфюрер, видимо, отсутствовал, и с женой поговорил русскоязычный помощник. Прежде всего, встал вопрос, за что меня упекли. Этот вопрос вице-Мюллер решил без труда. Воспользовавшись мобильным телефоном и держа собеседницу на линии, он сделал пару звонков, кратко поговорив с абонентами. Так что через пять минут супруга уже знала, что меня сняли с проститутки в нелегальном публичном доме. Осознав, что ей нужен скорее специалист по бракоразводным делам, нежели чем по уголовным, жена передала Мюллера со товарищи моей маме и самоустранилась от дальнейших перипетий.
Согласившись заплатить шефу Гестапо любые деньги в разумных пределах, мама вместе с референтом Мюллера прибыла к полицейскому участку, уже осаждённому друзьями и родственниками находящихся в нём сексуальных маньяков. Под давлением общественности придурковатый лейтенант сдался - маньяков вывели, нацепили наручники и запаковали в давешний автобус. Сопровождаемый мощным эскортом из машин родственников и друзей жертв платного секса, автобус проследовал к зданию суда.
Здесь извращенцев выгрузили, сковали единой цепью и провели вовнутрь, где к ним присоединился изъятый из госпиталя раввин. После проверки документов и снятия отпечатков пальцев выяснилось, что раввин - дутый. Оказалось, что за раввина выдавал себя почтенный пациент дома для престарелых румынский еврей Яша - сексуально озабоченный молодой человек восьмидесяти лет от роду, сбежавший в самоволку из-под пристального надзора медперсонала.
Тем временем, адвокат прибыл в суд личной персоной. Состоялось свидание в присутствии самого маэстро, его помощника, мамы, сменившей гнев на милость жены и потенциального уголовника, то есть меня.
Мюллер оказался молоденькой девушкой, только что закончившей колледж и ужасно волнующейся. Помощник, он же переводчик Мюллера, нелегал Фёдор сразу взял быка за рога.
- Что ж, ты, придурок, на Ошен Вью потаскух снимаешь, - пристыдил меня Федя. - Там же законченные уродки и наркоши. Меня слушай - езжай на сорок вторую в Манхэттен, там за двадцать баксов подцепишь шикарную шмару. Мало ли что дороже, зато оно того стоит, ты уж мне поверь, я знаю.
Прервав Федины откровения, Мюллер принялась строить для меня линию обороны.
- Есть три пути, - под синхронный перевод знатока Нью-Йоркских пороков защебетала Мюллер. - Первый - ты признаёшь себя виновным, и тебя немедленно отпускают. Второй - невиновным, тогда...
- Стоп, - прервал её я, - признаю себя виновным, а больше и слушать ничего не хочу.
- Ни в коем случае, - хором ужаснулась женская часть собравшихся, которой все детали были изложены ещё по дороге в суд. - В этом случае на тебя заведут запись, и, когда попадёшь в следующий раз, пойдёшь по сумме статей.
- Да, не годится, - согласился я, - обрадованный перспективой стать постоянным клиентом полицейского участка. - Так что там насчёт невиновности?
- Если ты объявляешь себя невиновным, то тебе предстоит являться в этот суд ещё раз пять-шесть. Обойдётся это в круглую сумму, а шансов доказать невиновность немного, - авторитетно заявила Мюллер, - запись твоего разговора с переодетой сотрудницей я прослушала - ты явственно соглашаешься её трахнуть за пять долларов, да ещё и за контрацептивом посылаешь.
- Да как же явственно, - загорячился я, - ослу же понятно, что это была шутка.
- Ослу, может, и понятно, - согласилась Мюллер. - Но не американскому суду. Поэтому надо идти третьим путём - признать себя виновным, но частично.
- Это как так частично? - опешил я. - Признать, что хотел трахнуть, но не совсем, что ли?
- Признать, что и в мыслях этого не имел, но вёл себя несдержанно, и, тем самым, унизил её женское достоинство.
- Ни себе фига, - совсем ошалел я, - унизил - это когда предложил пять долларов вместо десяти, что ли?
- Не когда торговался, а когда принял её за проститутку, - терпеливо объяснила Мюллер.
- А за кого же было её принимать? - продолжал упорствовать я.
- Это неважно, главное, что ты признаёшь себя виновным, но лишь частично. Тогда тебя немедленно отпустят, но присудят в течение полугода отработать дней пять в пользу города.
- А это как? Самому переодеться шлюхой, что ли? - съязвил я.
- Нет, будешь задействован на уборке территорий, - проявила компетенцию Мюллер. - Это совсем не страшно.
- Тогда согласен, - сказал я. - Частично так частично.
Меня судили сразу после Яши, который признал себя виновным и был отправлен обратно в дом для престарелых, и Гриши, признавшего себя невиновным. В последствии он страшно раскаивался, так как процесс стоил ему тысяч десять баксов, после чего вину пришлось-таки признать.
Я отмахал метлой пять суббот подряд. Чистить территорию пришлось в Гарлеме, в компании весьма достойных людей - наркоманов, сутенёров и проституток. По окончании работ я могу свидетельствовать, что страшилки о Гарлеме сильно преувеличены, и район заселён добрыми, интеллигентными людьми, правда, испытывающими почему-то сильное отвращение к белому цвету кожи.
Я часто проезжаю через перекрёсток Пятого Брайтона и Ошен Вью - того места, где меня забрали. И каждый раз с чувством глубокого удовлетворения убеждаюсь, что на углу стоит самая обыкновенная обдолбанная старая проститутка, а вовсе не переодетая полицейская подстава.

© Майк Гелприн, 2008
Дата публикации: 10.01.2008 23:53:15
Просмотров: 4284

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Лилия Смоляр [2019-02-24 08:29:20]

"район заселён добрыми, интеллигентными людьми" ..., которые не утруждают себя, даже, изучением английского языка, а разговаривают, возможно, на инопланетном "эбаниксе", агрессивно настаивая на том, что "черный английский" или "афро-американский язык" несправедливо заклеймён американским обществом. Рассказ мне очень понравился. Спасибо!

Ответить