Дыхание Красного Дракона. Часть 1 гл. 7

Сергей Вершинин

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 16208 знаков с пробелами
Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

— Так… так… — листая памятки, себе под нос пробубнил Шумейцев
— Чего, так-так? — отец Илларион стал выходить из себя. Мирное общение с титулярным советником не получалось, но пока солдатская сущность проявилась только в повышении голоса.
— Обижены на матушку-императрицу? Ведь по ее указу в солдаты угодили.
— Не обижен. Наоборот благодарен Елизавете Петровне. Сие приключение в жизни многое дало душе моей и телу. Через службу познал я человека и к Богу приблизился.

«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЕЛИЗАВЕТЫ ВТОРЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯМ.

Глава седьмая.

Во избежание пожара в храме Божьем, отец Илларион стоял у алтаря и терпеливо ожидал, когда догорят церковные свечи, оставленные прихожанами у образов после заутрени. Не тратя время попусту, он листал старенький, истертый во многих руках Молитвослов [1] и бережно делал в нем закладки на будущие дни, до самой Пресветлой Троицы. При этом лицо священнослужителя — бывшего гренадера наделенного природной силой и высоким ростом, было схоже с ликом младенца. Батюшка Илларион одновременно походил и на Бориса и на Глеба [2] — невиноубиенных князей, смотревших на него с иконы, пожертвованной в храм его тестем — дедом Иваном.
Услышав покашливание и гулко прокатившиеся по опустевшей зале шаги, он поднял глаза от книги и увидел Шумейцева.
Трижды крестясь на ближайший образ, титулярный советник остановился и набожно прошептал:
— Спаси нас, Господи! Спаси и сохрани от дел непотребных, богохульственных.
— Поздно подошли, Родион Петрович, — ответил Илларион. — Утренняя служба закончилась. Теперь уж опосля приходите. Милости прошу вас к обедне или к вечери… Как вам время позволит.
— Это вы, батюшка Илларион, верно заметили. Излишка времени у меня нет. А пришел я к вам по секретному делу. Потому и припозднился. Матушка-то Александра в храме?
— Вышла. Во дворе с Анной Матвеевной беседу ведет. Аль не встретили? — ответил священник, закрывая книгу.
— Не встретил, не встретил… — загадочно произнес Шумейцев. — Видимо отошла куда. Да оно и к лучшему… Нам бы с вами, батюшка Илларион, тоже уединиться да побеседовать.
— Прошу, Родион Петрович, — отец Илларион указал на боковую дверь, ведущую в маленькую отдельную комнату. — Выслушаю вас как на исповеди.
Словно располневшая мышь, Шумейцев неуклюже прошмыгнул мимо священника и скрылся за указанной дверью. Послюнявив пальцы, Илларион затушил последний свечной огарок, никак не хотевший догореть, и посмотрел на прикрытый таможенником вход в храм, но открывать передумал. Увидев в окно жену, он мимикой дал ей понять, что их навестил титулярный советник. Та перекрестилась, развернулась и отправилась в обратную сторону.
Когда Илларион вошел в боковую келью, Шумейцев седел за столом и бегло просматривал церковно-приходскую книгу записей.
— Что же это у вас, батюшка Илларион, почти все колодницы по первому разу или по второму невестятся? — спросил он, не отрывая глаз от бумаги. — Покажите-ка мне, милейший, венечные памятки [3] оных девиц. Не обижайтесь, что спрашиваю. Согласно указу Петра [4], обязаны предоставить.
— Они подшиты позади книги. Венчал согласно сказанному оными словесно, — пытаясь смиренно отнестись к вторжению в его владения таможенника, ответил Илларион. — Со слов солдат сказки деланы. Более доказательств мне не предоставлено.
— А вот нашел… Вы садитесь. Как известно в ногах правды нет. Разговор у нас будет долгий, батюшка. Сами-то вы, из нижних чинов будите?
— Из оных. Сословием же из детей поповских. Рекрутирован согласно указу от 1744 года [5] по обнищанию местной паствы, лишению отцом прихода в сельце Позерском, и определения его как безместного духовенства. По случаю поповского сословия в 1754 году освобожден от должности драгуна Олонецкого полка. По окончанию Казанской семинарии рукоположен в поповский сан и возвернут на бывшее место службы в качестве священника.
— Так… так… — листая памятки, себе под нос пробубнил Шумейцев
— Чего, так-так? — отец Илларион стал выходить из себя. Мирное общение с титулярным советником не получалось, но пока солдатская сущность проявилась только в повышении голоса.
— Обижены на матушку-императрицу? Ведь по ее указу в солдаты угодили.
— Не обижен. Наоборот благодарен Елизавете Петровне. Сие приключение в жизни многое дало душе моей и телу. Через службу познал я человека и к Богу приблизился.
— Ну-ну… Но то дело прошлое… Что же это у тебя солдат нерегулярного Ишимского полка Остап Репа тут пишет? — Шумейцев ткнул толстым пальцем в бумагу и прочитал: — «…женюсь первым браком и беру за себя вдову Екатеринию Сундукову так как меж собой мы жених и невеста — ни в роду, ни в племени, ни в кумовстве, ни в сватовстве и ни в крестном братстве не состоим.
— Написано как полагается.
— Слушай дальше: «Оная вдова не от живого мужа жена и идет за меня волею. Сия Екатериния, — не боярская, не крепостная и не беглая каторжанка, венчается первым, а не вторым ими третьим браком».
— Все верно.
— Это душегубка Катька не каторжанка?
— Там написано: «не беглая каторжанка».
— О-хо-хо — почти застонал в ответ Шумейцев.
Вынув из сюртука миниатюрные счеты, Родион Петрович углубился в подсчет. Только изрядно поковыряв по косточкам толстыми пальцами, он продолжил:
— Своей наивностью, батюшка Илларион, вы обкрадываете Священный Синод и в казну государеву должного недодаете. Поскольку половину венчальных денег еще Петром велено употреблять на нужды солдатских лазаретов.
— Сколько по закону положено, все отдано, Родион Петрович, остальное, через Омскую духовную канцелярию отправлено в Сибирскую епархию. А оттуда присланы свечи восковые, гривенные и двугривенные, да разная церковная утварь для новой пристройки.
— А я вот тут посчитал, батюшка! И сумма совсем другая выходит. По осени к нам в крепость прибыло сорок девять девиц, но числится полсотни. Так?
— Так и есть.
— На сегодняшний день они все обвенчаны и если верить венечным сказкам, большая часть по первому браку проходит. То есть с венчанной души взято семьдесят копеек. И только пять девиц венчаны по второму — взято два рубля десять копеечек с каждой. Итого вами, отец Илларион за зиму с прихода собрано венечных денег сорок два рубля. Так?..
— Сорок один рубль тридцать копеек, Родион Петрович. Вы посчитали и беглую.
— Разделите на полста и взыщите со всех девиц. Казна сполна должна получить за пятьдесят колодниц, а не за сорок девять. Учитывая же грубые ошибки, неверное указание, а подчас и намеренное искажение предыдущей разгульной жизни девиц, собрать с оных надобно вовсе не двадцать один рубль. Наверняка девицы сии бывали в неоднократных замужествах, поскольку многим около тридцати лет, а не четырнадцать или шестнадцать.
— К чему вы мне это говорите, Родион Петрович?
— Заставьте, батюшка, прихожанок ваших — бывших каторжанок блудливых, и их новых мужей-подельников переписать уже данные венечные памятки и укажите оных даже не вторым, а третьим браком. Насмотревшись на блуд колодниц в крепости, я вовсе не исключаю меж ними сговора, а в некоторых случаях даже укрывательства запрещенного Святейшим Синодом четвертого по счету брака. Коль мы с вами, в силу обстоятельств отдаленности от нужной документации из приходов по месту рождения и прожития, не можем колодниц обличить в явной лжи об сомнительных браках, по крайней мере, возьмем с бестий деньги во благо империи и лиц духовных.
— Помилосердствуйте, Родион Петрович, они и эти-то деньги всем миром собирали. Где же им взять еще? Почитай, в четыре раза больше!
— Извольте получить недоимку! — Шумейцев тыкнул коротким пальцем в счеты. — С каждой девицы по три рубля с полтиной. Итого сто шестьдесят пять рублей. Я не стану вмешиваться в дела духовного коллегиума, разбирайтесь с ним сами, но полагаемых в казну государыни семьдесят два рубля пятьдесят копеек за венчание каторжанок отдайте, батюшка. И это еще не все… Покажите-ка мне тетрадку учета посещений прихожанами вашего храма.
— Какую тетрадку?
— Тайную тетрадку! Где указаны фамилии тех лиц крепости, кто не посещает храм Божий ни в дни праздников, ни в воскресенье — тайных сторонников Старины. Разве при вступлении вы в сан не давали присягу: раскольников по всем возможностям изыскивать и обличать всеусердно. Согласно указа Святейшего Синода от 1722 года обязуясь неотложно доносить на оных староверах, страшась тяжкого за неисполнение сей должности наказания.
— Такой тетради у меня нет, Родион Петрович. Поскольку Божий храм посещают все имеющиеся в крепости люди, кроме нескольких мусульман и штаб-лекаря, поскольку он является католиком.
— А у меня другие сведенья, батюшка, — Шумейцев снова залез в сюртук и достал лист белой бумаги о двух столбцах мелким почерком. Заглянув в него, он продолжил: — Во время Великого поста церковь не посещали инженер-поручик Тренин, воспитанница Анны Шустовой Дарья Кашгарова. Поручик Самойлов — заходил, но редко. И далее идет еще пятьдесят девять фамилий нижних чинов воинских рот, как Ишимского, так и Олонецкого полков, которые расквартированы в нашей крепости. Хотите полюбопытствовать?
— Нет, Родион Петрович! Не имею такого желания! Со сходом снега комендантом крепости затеяна большая работа по расширению оборонительных сооружений. Постройке форштадтов для отставных солдат и прибывающего на линию пяти сотен башкиро-мещеряковского конного полка в составе пограничного батальона. На занятие сим делом уходят все погожие дни. Чтобы поспеть к осени офицеры и солдаты не смотрят и на воскресенье.
— А воспитанница Анны Матвеевны? Султанская одалиска, турчанка Дарья?
— Дарья Кашгарова девушка приветливая и добрая. Она пока побаивается посещать Божий храм, но от цирюльника Коржакова о ней отзывы хорошие. Не чурается девица, ни солдатского пота, ни гноя нарывных ран, что по весне завсегда у оных случаются. В солдатском лазарете искупает она грехи, принятые на свою душу не по собственной по воле. Что же до того, кто посещает Божий храм, но весьма редко, так к этому числу впишите и себя Родион Петрович. Вы уж не скромничайте.
— Я все понимаю, батюшка Илларион, но вот поймет ли архиерей своего иерея [6], поставленного сюда блюсти не только закон Божий, но и имперский интерес? Так вы говорите, отец ваш имел приход в селе Подозерном?
— Позерском.
— То не в Олонецкой ли губернии рядом с Выговской пустынью будет?
— Около. В верстах тридцати.
— Ай-ай! Какое неудобное совпаденьице получается, батюшка Илларион. И жили вы со староверами околица к околице, и тетрадки у вас должной нет. А служат в крепости все те же тайные кержаки [7].
— И кто же это вам, Родион Петрович, обо мне все так подробно поведал-то?
— Не важно, кто мне сие поведал, батюшка. Гораздо важнее, прознает ли архиепископ Сибирский, про вашу обиду на матушку Елизавету, по случаю зачисления вас в солдаты. Впрочем, он может о том и не узнать. Не изведать, и о списке отлынивающих от церкви затаенных раскольников, находящихся при крепости святого Петра и о недоимке по венечным памяткам, из попустительства или злым умыслом сотворенной местным священником.
— Видимо, за этим вы и пришли, Родион Петрович. Что ж выкладывайте, как на исповеди — выслушаю.
— Это верно. Смирение к лицу служителю Господа. Я ведь тоже человек маленький, под Богом живущий. И мне глазами набожного христианина больно смотреть, как из несчастного единоверца правдами и неправдами последнюю копейку в Святейший Синод тянут. Бог с ними — венечными деньгами, пусть на бумаге они такими и остаются и денег более платить в казну не надо. Ведь по правде если рассудить, где же им бабам-колодницам взять-то такую сумму. Вы батюшка Илларион, только, шепните им, дабы они ко мне в таможню с мужьями пришли и на остаточек недочетный, что с обмана ихнего случился, отписали б мне расписочку… Якобы получили от казны по указу государыни положенных им три рубля на скотину.
— Стало быть, вы хотите, чтобы я заставил прихожан пасть вам в ноги, да еще и умалять вас: взять положенные им по закону деньги.
— Лишь дать расписки о получении. Зато вы, батюшка Илларион, избавитесь от возможных по сей каверзной бумажонке неприятностей. Оно же нам как завещано: — по-божески жить, гордыни не выпячивать. Списочек-то я вам оставлю, а к нему присовокуплю еще вот, — Шумейцев положил лист с фамилиями нерадивых прихожан на стол, снова нырнул в сюртук титулярного советника и достал кошель. — Здесь двадцать рублей серебром. Что вы давичи мне из венечных денег передали. Оставьте их… на церковь.
Глаза отца Иллариона стали черными, словно угли. Они не смотрели на собеседника, а жалили его. Привычным движением бывшего солдата, батюшка ухватил Шумейцева за горло и вытащил из-за стола.
— Я сказал, что как на исповеди выслушаю вас, Родион Петрович! Но вот отпущу ли я вам грехи?.. Сие ведаю, — иудство! Лучше уж снова в драгуны, в колодники, подобно Христу на Крест, чем подписаться с вами под одной строкой. Поскольку договор тот с дьяволом!
Сдавливая толстую шею, заботливо взлелеянную под белым воротничком, Илларион держал низенького и круглого таможенника на весу, пока тот не стал синеть и из его рта не пошла пена. Опомнившись, он отбросил Шумейцева к дверям…
Государев чиновник еще долго кряхтел и сопел. Ползая у стола, подбирал рассыпанные «тридцать серебряников», но отец Илларион, устремив взор в окно, ни разу не обернулся к нему, пока тот наконец-то не исчез за дверью.
Не в состоянии встать Родион Петрович покинул келью на четвереньках, чем немало удивил матушку Александру, моющую пол в большой зале. Увидев попадью, титулярный советник все же нашел в себе силы и поднялся с колен. Покидая церковь, он в каком-то безумии пробежал мимо нее, ноги Шумейцева тряслись мелкой дрожью, на лице отразился страх.
Ничего не понимая, Александра бросила в ушат тряпку и зашла к мужу. Илларион отвел взор от окна и проговорил:
— Деньги предлагал, Родион Петрович. Чтобы я своим саном заставил женок солдатских роспись дать на получение суммы, государыней отставным на скотину определенной. Коль меня расстригут, да снова в солдаты или колодники отдадут, знай, Санюшка, в том есть страдание Богу угодное. Не смог сдержать я гнева. Не смерил в себе солдата, но правду отстоял. И коль пострадаю, то не за кривду безбожника Родиона.
— Господь с тобой, батюшка Илларион. Из-за одного прохвоста расстриженным быти. Да, коль то надобно станет, я до самого Святейшего Синода дойду. Царицы в ноги поду, а правду на Шумейцева отыщу. Если только есть она на этом свете.
— Заступница моя, — на душе Иллариона отлегло, и он обнял жену. — И вправду, что-то пуглив я стал последнее время. Смерти не боялся, а тут навета испугался. Наверное, за тебя, матушка боюсь.
— Боялся, а все же не стерпел.
— Каюсь, матушка, не удержал руки. Как опомнился, он уж синий. Прости меня, Господи!
Илларион набожно перекрестился на висевшую в кельи малую икону Сергия Радонежского.

Примечания.

[1]Молитвослов — одна из богослужебных книг, относящихся к частному богослужению и содержащих в себе, главным образом, извлечение из книг, употребляемых при общественном богослужении.

[2] Борис и Глеб Владимировичи княжичи Киевской Руси, исходя из официальной истории, убиты братом Святополком, входят в канон семи первых Русских святых.

[3] В XVII в. на Руси понятие развода было весьма размыто. Очень часто простые люди меняли супругов, просто венчаясь в другом приходе. Что бы как-то остановить многоженство и многомужество патриарх Андриан особой инструкцией от 26 декабря 1697г. ввел в церковный обиход так называемые «венечные памятки». Жених должен был подавать ее священнику перед венчанием. В памятке указывалось каким браком сочетается данная пара, не беглая ли от мужа невеста (жених) и пр. Венечные памятки облагались пошлинной за 1 брак —12 коп., за 2-й — 26 коп. и за 3-й — 54 коп. По духовному регламенту 1721 г., прихожанам было запрещено венчается в чужих приходах. Высшей инстанцией в сомнительных браках стал Синод. Регламент повелевал священникам без утайки доносить о таких браках в духовный коллегиум.

[4] В время Северной войны, Петр указал половина налога на венчание изымать в казну на нужды лазаретов, что привело к резкому недовольству духовенства и свелось к подорожанию данного налога. К середине XVIII столетия это привело к тому, что многие крестьяне жили вообще без венчания.

[5]В 1744 г. по указу Правительственного Сената детей безмесных церковников стали записывать в подушный оклад, закреплять за заводами и сдавать в солдаты.

[6] Иерей — греческое название пресвитера, перешедшее в христианскую церковную, терминологию из античных греческих культов; в буквальном переводе на русский — священник.

[7] Кержаки — одно из названий староверов, раскольников.

© Сергей Вершинин, 2010
Дата публикации: 19.06.2010 12:13:44
Просмотров: 2548

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.