Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





очень хорошее русское имя

Анатолий Петухов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 8837 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати




ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ РУССКОЕ ИМЯ




Юрий позвонил мне вечером, около девяти часов, и показался мне тот звонок странным, так как еще утречком, не торопясь, возвращаясь с ранней литургии, мы, казалось, обсудили с ним все недельные новости, а лишними звонками баловать друг друга у нас принято не было. Голос его звучал бодро, и возникший было за него страх быстро улетучился, тем более что речь пошла об Иване Ивановиче - знакомом нам старике, исправно посещающем по воскресным и праздничным дням один из двух храмов: Рождества Пресвятой Богородицы или Ксении Блаженной, что по другую сторону железной дороги. И чаще всего случалось так, что они с Юрием оказывались в разных местах, и при встречах со мной беспокоились, что вот уж другой - то из них двоих, по неизвестной причине, совсем перестал посещать храмы. Но уж когда мы, наконец-то, сводились втроем, то они поочередно брали меня в свидетели именно своей правоты.
Лет Ивану Ивановичу было под восемьдесят, но назвать его старичком ну никак нельзя было, уж больно основательно, по-настоящему, по-мужицки был скроен он, хотя и не имел косой сажени в плечах и роста был скорее среднего, чем высокого. Но вот когда я с уважением брал его под руку, то там: в рукаве ощущалась, пусть уже и прослабленной, но - такая мышечная масса, а уж о "кривошипо-шатунном механизме" вообще говорить не приходилось.
Познакомил нас Юрий; я протянул руку, и... выдохнул: "О-о-о!.."
Представьте себе, что МЧС (министерство по чрезвычайным ситуациям) в центре жилого массива, аккуратно, поэлементно, начиная с верхнего этажа, разбирает дом специальной гидравлической техникой. Так вот - первый элемент - моя ладонь... Я потом долго дул на леденец из четырех своих пальцев под Ивана Ивановича добродушнейшую приговорку: "Ай, хорошо, ай, хорошо-то как, ребятки..." Я внимательнейшим образом всматривался в него: "Да не шутит ли он?" Нет - не шутил он, - озарялся, всего лишь, детской радостью на лице, да и во всем облике тоже. Н-да...
Позднее (я ученый) складывал свою ладонь лодочкой, напрягал что есть сил мышцы в ней, доверяя лишь кончики пальцев ему, и все равно в них обязательно успевало что-то хрустнуть.
Как-то Юрий рассказал мне такую историю...
"Пригласил меня Иван Иванович починить цветной телевизор. Прихожу к нему, а у него - старинная "Радуга", килограммов по шестьдесят будет, стоит под потолком на шифоньере. И что же ты думаешь? Подходит он к нему, свободно так берет за боковые стенки, как коробку пустую, и спокойненько так ставит на стол. Каков, а?.."
Но не только лет под восемьдесят было ему, но и зим - не мень-ше... Крупные морщины - эдакие буераки бороздили ему лицо, а правая ушная раковина представлялась "груздем", не избежавшим безжалостного прикосновения перочинным ножичком. Но главное - глаза, подчас в их глубине разверзалась такая! бездна, но - только на мгновение. Никогда, ни под каким предлогом он не говорил о своем прошлом, лишь однажды выдавил из себя: "Зима, уже ночь на дворе, груз срочный, пьяные все, Ванька, давай!.. Ванька и поехал..." Был он шофером грузовой машины.
Но вот кого он откровенно и люто ненавидел, так это коммунистов. Все наши беседы, как правило, начинавшиеся с его наивных восторгов по поводу нежно распускавшихся тополиных почек, ошеломительного прилета грачей, задушевных соловьиных трелей, первого весеннего дождичка, таинственной радуги, в которых он искренно изумлялся Премудрости Божьей - опять и опять заканчивались жестким и непримиримым осуждением их с его стороны. И не столько словами, сколько тенью на лице, напряжением во взгляде и во всем облике, и размашистыми, рубательными движениями рук. Пытаясь его умягчить, мы приводили ему и положительные примеры их деяний, и порой казалось, что он соглашался: "Так вы ребятки грамотные, может, так оно и было, где мне знать", - но уже при следующей же встрече все повторялось сначала.
Носил Иван Иванович блестящее пальто, блестящий черный костюм, блестящую шляпу с короткими полями. Вещи стареют не так, как люди: они со временем избавляются от морщин и "молодятся" уже во всех местах безо всяких на то причин и оправданий.
В храм он приходил пораньше, верхнюю одежду, уложенную в пакет, пристраивал в уголке. Обходил все иконы, с поклоном осенял себя крестным знамением, прикладывался ко кресту, ставил свечи; прежде чем занять привычное свое место справа от Царских Врат, у иконы Черниговской Божией Матери, внимательно всматривался в орнамент на полу у своих ног; замирал... И тут же к нему начинали тянуться приветливые ручейки из старушек, из женщин, которые помоложе. И с каждой он был предельно обходительным, да вот все же угадывалось при этом в нем некоторое неудовольствие. "Вот уж человеческий род, пристают..." - пояснял он мне изредка. А женщины, конечно же, неосознанно, тянулись к настоящему мужскому началу в нем, к такому редкому в наше время, и, думаю, не было в том большого греха. Можно только представить себе, что было бы с ними, отними у него этак с полстолетия...
Как-то в солнечном, тихом, ласковом августе приметил я Ивана Ивановича, вылезающего из автобуса в ватнике, препоясанном кушаком, в холщовых брюках, заправленных в огромные сапоги, в шапке с растопыренными ушами, с винтовкой-лопатой наперевес, - эдакого колоритного крестьянского удальца, так и просящегося быть запечатленным на холсте. "С огорода я, - радостно приветствовал он меня, - ну и картошка сегодня уродилась, на загляденья, крупная, гладкая, одна к одной, вот Господь-то все как управил. Чудо какое, сорок мешков, вроде и погодка-то не баловала..." "Иван Иванович, - возразил я, - не поторопились ли? Ей бы еще расти и расти, сока набираться". "Оно, конечно, правильно, - согласился он, - да только выкопают, как в прошлом годе, чуть не в половину..." "А вы чего? - я все-таки с подозрением отнесся к радостным ноткам в его голосе, - никаких мер не принимали?" "А какие меры, голодные значит были, трудно живут, вот картошка моя и пригодилась..."
Ни капли осуждения... Нет, не лукавил Иван Иванович, я бы заме-тил.
Позднее я столкнулся с ним на пешеходном мосту. "Куда это вы, Иван Иванович, крыльями-то машете, в какую-такую сторону?" Не сразу он вынырнул из своего задумчивого взгляда, но и тут же просветлел: "В поликлинику... Слава Богу... встретились. Не знаю, как и быть, - он понизил голос до шепота, - врачиха моя, та, что наблюдает за мной по старости, предложила мне лечь на обследование, чтобы, значит, получить прибавку к пенсии. А я ей говорю: так у меня ничего не болит, а она: найдем, не найдем - напишем... Вот и не знаю, как быть теперь, правильно ли поступаю?" "Иван Иванович, - я постарался успокоить его, - в свое время государство вам столько недодало, что теперь не обеднеет, если и добавит сотенку, не думайте, что на много раскошелится. Так что ложитесь преспокойненько". "Так-то оно так, - с грустью вздохнул он, - а все ж неудобно как-то".
Пролетело ползимы.
От Юрия я узнал, что за это время Иван Иванович перенес настоящий инсульт, но быстро оправился. Видел его несколько раз в храме, все таким же приветливым, но уже немногословным, с прогнувшимися плечами, сутулого, с потянувшейся кверху старческой холкой.
И вот последний звонок от Юрия, - второго инсульта Иван Иванович преодолеть не сумел...

На первый взгляд может показаться странным, что эту горькую но-вость мы с Юрием обсудили довольно-таки бодрым тоном, сами подивились тому, но и тут же согласились, что по-другому и быть не могло. Потому что Иван Иванович - Православный христианин, которому уготована жизнь вечная, тем более что совсем недавно мы были свидетелями его Причастия Святых Христовых Тайн.
И очень важным мы нашли еще и то, что скончался он в неделю Торжества Православия. В его детской улыбке, в его ощущениях сегодняшней жизни и в отношении к ней мы нашли полную гармонию с нашим пониманием этого праздника.
Я поднялся из-за стола, склонился перед иконой Спасителя, осенил себя крестным знамением: "Упокой, Господи, душу раба твоего Ивана, - и тут же поправился, - Иоанна, - и уж не знаю почему добавил, - Иоанновича..."

P.S.
На третий день утром опять позвонил Юрий, чтобы напомнить мне об отпевании Ивана Ивановича в церкви. Я сказал, что придти не смогу, чем, кажется, заставил его стушеваться от неожиданности моего решения. Я не признался ему, что уже более часа сижу за компьютером, пишу рассказ об Иване Ивановиче. Наверное, я был не прав, более того, я знаю, что не прав, но мне почему-то захотелось именно таким образом почтить его память.
И последнее...
После нашего первого знакомства я довольно долго по рассеянности называл его Василием Васильевичем. Он с готовностью отзывался на новое свое имя, не делал мне замечания. А когда я, прознав о своей ошибке, подошел к нему с извинениями, то он с детской непосредственностью заметил: "Ну и что с того, Василий Васильевич тоже очень хорошее русское имя..."





© Анатолий Петухов, 2009
Дата публикации: 19.07.2009 13:07:22
Просмотров: 2886

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 74 число 22:

    

Отзывы незарегистрированных читателей

Лариса Ушкова [2013-03-19 13:01:50]
Вот так ушел человек, а память о нем остается здесь. СПАСИБО.

Ответить