На пути к "Черному дому" 4

Юрий Леж

Форма: Роман
Жанр: Фантастика
Объём: 13661 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Продолжение романа

4
Тот, кто называл себя Матвеем, проснулся после полудня, и это было непривычно и странно для него. По обыкновению, набив брюхо до отвала, он спал и по двенадцать, и по пятнадцать часов кряду, а тут и десяти не набралось. Но что-то тревожное, непонятное и беспокойное дернуло его еще во сне, заставило встрепенуться, вытягиваясь в струнку под тонким, шелковым покрывалом.
Матвей приоткрыл глаза и некоторое время лежал неподвижно, по звериной привычке вслушиваясь, внюхиваясь, исподволь всматриваясь в окружающее его пространство. В доме было тихо, привычно пахло мужским парфюмом, чистым постельным бельем, пылью из старенького шифоньера. И, будто ответом на спокойствие и тишину, вновь накатило сытое, ленивое блаженство. Матвей уже давно не обращал внимания на такие резкие перепады настроения, интуитивно понимая, чувствуя, что именно так организм борется с нервным напряжением предельного внимания и концентрации, обязательными при пробуждении.
Легким движением отбросив от себя покрывало, под которым он спал, Матвей потянулся всем телом, разминая слегка затекшие во сне мышцы, едва сдержался, чтобы не заурчать – сыто и блаженно, неторопливо поднялся с постели и направился в ванную. Простые человеческие привычки, вроде бритья и чистки зубов, не были ему чужды.
После обычных утренних процедур Матвей выбрал в шифоньере самые простенькие, потрепанные брюки, неброский, однотонный свитерок и неопределенного цвета пиджачок, больше подошедший какому-нибудь начавшему спиваться мастеровому, чем тому, кто по ночам разгуливает затянутым в кожу с металлическими бляхами. Быть самим собой и одеваться так, как это ему нравится, Матвей мог не всегда, вот и сейчас был именно такой случай, что надо было маскироваться, выглядеть неброско, быть, как все. Наряд его завершила видавшая виды кепочка, под которую Матвей старательно заправил свои роскошные, чересчур роскошные для мужчины, волосы.
Оглядев себя в небольшом зеркале, повешенном на стену в маленькой прихожей, разложив по карманам сопутствующие любому мужчине мелочи: ключи, папиросы и спички, носовой платок и разноцветные денежные купюры, – он вышел из дома.
Квартирку эту, совсем неподалеку от центра города, но в старом, обветшалом, идущем в скором времени под снос здании Матвей снял на пару месяцев за полцены. Редко кто из приезжих соглашался жить без горячей воды, но с постоянными перебоями с электричеством, да при этом платить хозяевам полновесную цену. Впрочем, престарелая, хоть и бойкая на язык бабулька-владелица была рада-радёшенька уже тому, что Матвей заплатил сразу за два месяца вперед, а не так, как принято было повсюду – понедельно.
По скрипучей деревянной – надо же, какие раритеты! – лестнице Матвей спустился во дворик, заросший кустами сирени, с полуразвалившимися качелями и детской песочницей в уголке. Во дворике было тихо и пусто, те, кто работал, в эти часы находились за канцелярскими столами или у станков, а те же, кто, подобно Матвею, бездельничал, именуя себя лицами свободных профессий, еще только подымались из собственных постелей, наводили марафет на потрепанные после вчерашнего лица, пытались позавтракать или сразу – по-честному – принимали утреннюю дозу спиртного.
По привычке внимательно, но незаметно оглядывая всё вокруг в поисках возможной или даже невозможной опасности, Матвей не спеша, прогулочным шагом, пересек дворик и как-то сразу, рывком, без плавного перехода оказался на шумной, ревущей моторами и воняющей бензиновым перегаром улице. Многочисленное стадо автомобилей куда-то мчалось по затертому асфальту с такой скоростью, будто за всеми сразу и за каждым в отдельности водителем гнался дьявол, ну, или какая иная нечистая сила рангом пониже, но ничуть от этого не менее опасная. А вот пешеходов было совсем немного, но и они не отличались от своих четырехколесных попутчиков на этой дороге. Все куда-то спешили, невольно толкая друг друга, не желая повременить хотя бы секунду, чтобы пропустить вперед идущего рядом. Манеры их, поведение раздражали Матвея, несмотря на приобретенную уже за долгие годы привычку не обращать внимания на торопящихся, бестолково-суетливых людей.
Сам Матвей никуда не спешил, нужные ему персоны имели обыкновение появляться в условленном месте вне всякого графика, потому застать их в небольшом, подвальном кафе неподалеку от городской достопримечательности – старинных, средневековых еще ворот, отлично отреставрированных после почти пятисот лет забвения – было возможно в любое время. Впрочем, как и прождать полдня и уйти не солоно хлебавши.
Но сегодня Матвею повезло сэкономить собственное время, если можно назвать везением раздавшийся возглас: «О! Глазастый пришел. И чего в такую рань?», который встретил его еще на середине крутой каменной лестницы, ведущей в подвал. Глазастым его прозвали едва ли с первого же посещения кафе аборигены и сами охотно откликающиеся по диковинные, иной раз непонятно откуда взявшиеся прозвища. Поначалу Матвея такое обращение, очень тонко намекающее на его разноцветные глаза, раздражало, но постепенно он свыкся и даже начал получать определенное удовольствие от того, что прозвище, вообще-то, никак не отражало особенностей его характера или внешности.
В маленьком, на десяток столиков и буфетную стойку, помещении, экономно освещенном синеватым светом пристроившихся по дальним углам бра, с постоянно висящими под потолком клубами табачного дыма уже собрались те, кого в городе чаще всего считали отбросами общества: лентяи и бездельники, не имеющие ни гроша за душой, частенько подворовывающие по мелочи, но основным своим заработком имеющие бездонные кладези информации обо всем происходящем вокруг. Кое-чем из своих знаний они делились просто за поднесенный стакан водки или тарелку щей, кое-что стоило уже дороже, вплоть до сотен и тысяч в звонкой монете, но чаще всего информаторы просили только одного: защиты и помощи. От полиции, от таких же, как они сами, конкурентов, от кого-то из пострадавших от их осведомленности. И за недолгое свое пребывание в городе Матвей успел пару раз помочь страдальцам, отвести от них беду, пусть и не самую грозную, но все-таки неприятную. Теперь он легко мог потребовать поделиться с ним новостями городской жизни уже просто за папироску и кружку пива. А пиво в подвальчике всегда было отменное. Как и вино, и водка, и другие горячительные напитки. Но только для тех, кто мог заплатить за них. Для основной же группы посетителей хозяин всегда держал наготове дешевый и крепкий портвейн, приготовленный, похоже, путем разбавления фруктового сока простым спиртом безо всяких прочих винодельческих премудростей. И еще местечко это отличалось полной безопасностью и спокойствием, порядок такой установился в незапамятные времена, может быть, еще прежним хозяином, но до сих пор считалось среди посетителей дурным тоном громко скандалить, шумно напиваться, буянить, а уж тем более – рукоприкладствовать в помещении. Впрочем, на тихих пьяниц, частенько, перебрав, дремлющих за столиками или в укромных уголках, смотрели с равнодушным пониманием и никого не выгоняли на улицу до тех пор, пока человек не проспится.
Не отвечая на приветствие и спокойно спустившись до конца лестницы, Матвей только тут скомандовал притихшему, будто дремлющему за стойкой, буфетчику: «Принеси-ка мне, любезный, семги под водочку, да и так – салатик какой-нибудь…» и только после этого обратил внимание на собравшихся за столиками. «Не спится что-то», – сказал он вроде бы в знак приветствия и демонстративно зевнул, показав белоснежные клыкастые зубы. Впрочем, клыки у него во рту на этот раз выглядели вполне по-человечески, ну, разве что совсем чуток подлиннее, чем у простых людей.
Присев за столик к Чавыче, мужичку уже в возрасте, одетому с претензией на былую роскошь в изрядно потертый и заляпанный подозрительными пятнами бархатный пиджак когда-то сочного василькового цвета, Матвей дождался своего заказа, без слов разлил водку из стеклянного графинчика в две предусмотрительно поставленные буфетчиком на стол рюмки, передвинул ближе к середине тарелки с запеченной семгой, огуречно-помидорным салатом, хлебом, будто бы приглашая Чавычу принять участие в трапезе, и только после этого спросил по делу:
– Скажи-ка, мил-друг, а кто по ночам возле гаражей у нас балует?
– А тебя не иначе, как обидели там! – глумливо всхохотнул сидящий за соседним столиком молодой совсем парнишка Пафнутий, частенько исполняющих в компании роль деревенского дурачка.
Чавыча только укоризненно глянул в его сторону, жадно выпил предложенную водку, блаженно откинулся на спинку стула, одновременно доставая откуда-то из-под полы и разминая в пальцах папироску.
– Есть такая компания, даже две, – ответил он на вопрос Матвея. – Вот только… не советовал бы я тебе с ними связываться, себе дороже выйдет.
– А я и не буду связываться, – подмигнул собеседнику светлым, ледяным глазом Матвей. – Я вот только узнать хотел…
Чавыча недоверчиво покачал головой, выпустил клуб дыма от прикуренной папироски, подумал еще немного.
– Молодежь там, – пояснил он Матвею. – Из не простых. В одной компании Стефан командует, это он так себя на латинский манер перекрестил, сам-то по рождению Степан. Папашка его из судейских, не мелочь какая пузатая, а где-то в верхах, но не на виду. Такие всегда опаснее, исподтишка норовят куснуть, чужими руками жар загрести, да стравить добрых людей между собой. Сынок точь-в-точь в него пошел характером. Во второй – Ванька главный. Этот за деньгами родичей прячется. Как там у поэта: «Все куплю, сказало злато…» Вот и он думает, что всё в мире купить можно. Ну, и ведет себя соответственно своим скудным мыслям.
«Промеж себя ребятишки эти особо не враждуют, но и дружбы у них нет. Пасутся на одних улицах, да в подворотнях, хулиганят, сумки с запоздавших барышень срезают, нашего брата гоняют, почем зря. Бесятся с жиру, короче. Но оттого еще опасней, чем те, кто ради куска хлеба за поживой выходит. Никогда не знаешь, что им спьяну в голову взбредет, что еще напридумывают, да нафантазируют…»
– А и ладно бы с ними, – кивнул Матвей, накалывая на вилку кусок помидора и отправляя его в рот вслед за глотком водки.
После роскошной ночной трапезы он мог неделями, да что там неделями – месяцами без всякого отвращения жевать овощи, жареное мясо и рыбу, спокойно есть шоколадные конфеты. Главное было – не увлечься, не переборщить настолько, что немедленно вслед за овощным салатиком захочется живого, кровавого мяса.
– Ну, а подробностей захочешь, – сказал Чавыча, самостоятельно наливая в свою рюмку водки, – то лучше всего вон, к Сове обратись… она – птичка тоже ночная, как и некоторые здесь… и обо всем в тех компаниях знает.
Матвей бросил взгляд в уголок зала, там притулилась за столиком то ли полуспящая, то ли просто перепившая девушка лет двадцать, миниатюрная, худая, одетая в пестрые и широкие, цыганского фасона, тряпки. Пепельно-серые вихры на её голове и в самом деле напоминали птичьи перья.
– Расскажет-расскажет, – покивал Чавыча, перехватив взгляд Матвея. – Она с ними-то на ножах, пусть и обидеть её непросто, но было дело, они чуть не охоту на нее устроили, да только обломились, как обычно. Для охоты азарт нужен, жажда… а у них, кроме пустого форса – один пшик…
Не откладывая в долгий ящик разговор с нужным человеком, Матвей поднялся с места, но не успел он и шага сделать, как помещение наполнилось звуками залихватски-визгливой еврейской скрипочки и буханьем барабана. Это заскучавший буфетчик то ли, чтоб развеять собственную сонливость, то ли, чтоб создать в подвальчике атмосферу развеселого кабака, включил проигрыватель.
Спервоначалу Матвей хотел прикрикнуть на него, уж очень душераздирающе-разухабистой и банальной была эта музычка, но тут же передумал, решив, что разговору она не помешает, а вот слух прочим обитателям кафе отобьет. А чем меньше людей будет знать о его интересе, тем спокойнее они будут спать. Впрочем, излишней заботой о людях Матвей себя не обременял, скорее уж это была забота о самом себе.
Едва он присел за столик напротив Совы, как девушка, не меняя позы, даже просто не пошевелясь, распахнула огромные, совсем нечеловеческие, по-птичьи круглые глаза и спросила так, будто с первой секунды появления Матвея в кафе постоянно находилась за его спиной и внимательно вслушивалась в каждое слово:
– Тебе про кого сначала рассказать?
– Начни со Стефана, – мгновенно сориентировался Матвей. – Хотя, мне лично все равно с кого.
– Угадал, – равнодушно произнесла Сова. – Он со своими был этой ночью на улице. А ванюшкины ребята у него дома гуляли, пока родителей не было. Отъехали его родичи на пару дней, вот и…
«А Степка… тебе ведь не про его любимую мадеру узнать нужно, и не про цвет исподнего, и не про то, как он девок ломает и в каких позах. Он пока еще сейчас у себя дома, отдыхает от гулянки, но попозже, к ночи, в «Черном доме» будет. Узнать он чего-то хочет о том, что случилось. Там есть у кого спросить».
– Сколько? – без всяких экивоков, отбросив куда подальше такт и дипломатию, уточнил Матвей цену на выданную информацию.
Сова неуловимо под пышными пестрыми тряпками пожала плечами. Матвей выложил на столешницу пару не самых крупных, изрядно помятых купюр. Девушка, ни слова не говоря, просто провела над ними узенькой, тонкой ладошкой, и деньги исчезли, будто растаяли в воздухе, на глазах Матвея. «Цыганский гипноз, – подумал он. – Давно такого не видел».
– Не ходи туда, – будто через силу, сказала Сова. – Что-то там будет…
Матвей попробовал быстро, как только он умел, поймать взгляд девушки, но круглые, птичьи глаза были пусты и равнодушны. Он снова полез было в карман за деньгами, но Сова остановила его магическими словами:
– Будешь должен…
И опять полуприкрыла глаза и будто бы клюнула носом, едва заметно склонив голову к столу.

© Юрий Леж, 2011
Дата публикации: 13.05.2011 11:04:44
Просмотров: 2254

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.