Богиня ex machina. 3-4

Юрий Леж

Форма: Повесть
Жанр: Фантастика
Объём: 31033 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Продолжение повести.

3
Комиссар Тарон откинулся на спинку стула, сосредоточенно, деловито посопел с полминуты, достал и положил на стол, не прикуривая, очередную папиросу и, наконец-то, спросил:
– Вы полагаете, кто-то именно у нас в городе изготавливает таинственный препарат, способный укоротить нос, изменить разрез глаз, цвет волос?
– Если бы я лично не видел результаты этого процесса, тоже бы отнесся скептически, – кивнул в ответ капитан. – Однако отнеситесь к этому, как факту – внешность меняется кардинально; не знаю, способен ли академик сделать из обыкновенного человека негра или китайца, но исказить европеоидную внешность до неузнаваемости у него получается. А что касается вашего города… я сразу обратил внимание на университет, его мощные биохимические лаборатории, достаточно компетентные образованные кадры, хотя бы в качестве помощников и вспомогательного персонала.
– И что же вы не наводнили город своей агентурой? – кисло поинтересовался полицейский, внутренне содрогаясь от такой перспективы. – Или думаете управиться с «плотной опекой» самостоятельно?..
– Вы были правы, комиссар, когда при первой же встрече сказали, что городок ваш маленький, и люди в нем хорошо знают друг друга. Каким бы увлеченным своими научными исследованиями и рассеянным в быту не был бы академик, что стоит ему заметить в города множество незнакомых лиц, а поинтересовавшись – не выяснить, что все они приехали сюда накануне его визита?
– …а потом – сделать себе инъекцию препарата и исчезнуть с ваших глаз без следа? – продолжил Феликс Тарон.
– Вы очень быстро и логично соображаете, – похвалил своего собеседника Хольм, отметив, что его слова про временной интервал в коррекции внешности комиссар предпочел упустить.
– За что и пострадал двенадцать лет назад, – чуть грустно закончил фразу полицейский, как бы намекая на жизненные обстоятельства, вновь складывающиеся не в его пользу.
– Работая на Особый отдел, пострадать нельзя, – твердо пообещал капитан. – А вот мешая нашей работе, можно нарваться на очень крупные неприятности.
– Светлые силы! Господин Хольм, – казалось, совершенно искренне и эмоционально вполголоса воскликнул комиссар. – Разве я похож на человека, противопоставляющего себя государственной безопасности?
– А вот так я даже не думал, – хищно улыбнулся контрразведчик. – Значит, будем работать вместе, дружно и весело. Ну, а для соблюдения внешних приличий и маскировки основной цели моего визита – для всех я приехал проверить соблюдение инструкций по оповещению Департамента Безопасности о подозрительных происшествиях в городе. Помните, был такой циркуляр пару лет назад, а так как у вас подразделение «дебилов» отсутствует, то несекретную часть этого распоряжения обязаны были довести до сведения полиции.
– Положа руку на сердце, только об этом циркуляре и думал все это время, – съехидничал, было, полицейский, и в этот момент едва не замер с полуоткрытым ртом, будто внезапно, к месту, вспомнив что-то очень важное.
Такое неожиданное поведение Феликса Тарона не укрылось от внимательного взгляда его собеседника, но спешить с вопросами капитан Хольм не стал, вполне могло случиться так, что комиссар вдруг вспомнил о невыключенном утюге или позабытом мелком долге соседа? Впрочем, опытный полицейский позволил себе расслабиться всего лишь на долю секунды и тут же перевел разговор с общих тем на оперативную конкретику:
– Итак, уважаемый проверяющий, с чего же мы начнем?
– Начнем мы, пожалуй, – в тон комиссару ответил контрразведчик, – с того участка, на территории которого располагается фамильный особняк Пильманов…
– Да уж, особняк, – чуть презрительно фыркнул Тарон. –Если у Пильманов особняк, то и я живу, как минимум, в падишахском дворце. Старый двухэтажный домик, восемь, кажется, комнат, в которых проживает престарелая то ли тетушка, то ли просто старинная приживалка, в меру своих сил присматривающая за порядком, и родной брат-близнец академика.
– Вот к близнецу я хотел бы присмотреться повнимательнее, – попросил Хольм.
– Присматривайтесь, конечно, только потом не удивляйтесь несхожести братьев, – согласился полицейский. – Годы воспитания в различной среде – научной, столичной и провинциальной, обыкновенной – сделали их абсолютно различными людьми. Впрочем, убедитесь сами. А следующим пунктом программы, видимо, будет университет?
– Разумеется, – кивнул капитан, понимая, что оперативные методики уголовной полиции и Особого отдела ДБ во многом совпадают, будто написанные под копирку.
– Тогда не будем задерживаться, – поднялся с места комиссар. – Я на служебной машине, сейчас доедем до участка номер три, там, на месте, вы и оглядитесь…
И Феликс, поворачиваясь к выходу, подал барменше условный знак, нарисовав что-то в воздухе сложенными в щепоть пальцами. Впрочем, красиво, как учили, счет подать девушка не успела, устремившийся прямиком к стойке столичный визитер, не глядя, поставил на бумаге красивый автограф, подтверждая, что принимает на себя все застольные траты, и не оглядываясь, последовал за уже вышедшим из бара полицейским.
…в городское управление комиссар вернулся лишь после официального обеденного перерыва, причем – в одиночестве, ибо капитан Хольм, в сопровождении местных служителей правопорядка, предварительно прогулявшись по нескольким улицам, продолжил тщательное изучение всех мыслимых и немыслимых тонкостей расположения дома Пильманов, мест для безопасного наблюдения за особняком, подходов к его фасаду со стороны улицы и к тыльной части из тесного маленького тупичка.
В связи с визитом столичного гостя обыкновенно растягивающийся на пару часов обеденный перерыв начальника городской полиции сегодня со свистом пролетел мимо Феликса Тарона, но сам комиссар, кажется, просто не обратил на это внимания, да и не очень то он проголодался после пары бокалов не только приятного во всех отношениях, но и высококалорийного коньяка, выпитых еще до полудня. По обыкновению шустро вбежав в приемную, он с явной радостью обнаружил на рабочем месте вернувшуюся с обеда из соседнего маленького кафе любимую племянницу.
– Ой, дядюшка… – оторвалась от разглядывания очередного журнала Эмилия. – А тут тебя искал…
– Эмка, дорогая моя, – умоляюще перебил родственницу полицейский. – Кто бы не искал, он не нашел, да и сейчас это совершенно неважно. У меня есть для тебя срочно оперативное задание. Прямо сейчас ты пойдешь домой и разыщешь свои школьные фотографии, а еще лучше – послешкольные…
– И что тут оперативного? – попробовала, было, возмутиться девчушка, поначалу приняв слова комиссара за очередной родственный розыгрыш.
– Не перебивай старших, – чуть повысил голос Феликс, но серьезно сердиться на девчушку он не умел. – Помнишь, ты рассказывала как-то, что твоя школьная подруга нынче работает в гостинице Пальчевского барменшей?..
– Ну, какая она подруга, – все-таки возразила Эмилия, желая восстановить справедливость. – Так – полгода за одной партой сидели, только и всего, да и потом несколько раз виделись на встречах выпускников и университетских вечеринках… Макоева всегда была немножечко себе на уме…
– Пусть, пусть не подруга, – моментально согласился комиссар. – Пусть себе на уме, ты просто вспомни – её фотографии у тебя есть?
– Да сколько хочешь, – недоуменно пожала плечами девчушка. – А что такого Милка натворила, раз уж ты сам ею занялся, а, дядя?
– Можешь мне не верить, знаю я тебя, то твоя Милка ничего, ну, совсем-совсем ничего не натворила, – уже молитвенно прижимая ладони к груди, ответил Тарон. – Но тем не менее, мне очень нужны её фотографии – из школьных и послешкольных, но такие, чтобы можно было сравнить с сегодняшним днем.
– Думаешь, её подменили? – вспыхнули детективным огнем глаза Эмилии. – И из-за этого приехал столичный викинг?
– Девочка, не выдумывай, – вздохнул окончательно утомленный общением с родственницей комиссар. – Правило Окаммы я тебе уже устал вдалбливать, пора бы уж и понять его, ты же все-таки не настоящая блондинка, а рыжая. Просто принеси мне, сюда, в кабинет, пару-тройку фотографий этой Милки, желательно – крупный план, чтобы было, как следует, видно лицо. И желательно – не с ваших вечеринок, на которых вы вечно корчите такие рожи, что мать родная не опознает.
– Уже иду, – пожав губки в легкой, быстро проходящей обиде на близкого родственника, девчушка вышла из-за стола и демонстративно отправилась за ширму – переодеваться, но и оттуда все-таки успела высказаться: – Я не рыжая, это твоя Милка Макоева рыжая, да и то – недавно…
Понимая, что подгонять племянницу, а тем более – отвечать на её реплики, уже бесполезно, кроме фырканья и нарочитого затягивания времени полицейский вряд ли чего добился, да и не решат сейчас ничего десять-пятнадцать минут задержки, Феликс Тарон прошел в кабинет, предусмотрительно оставив открытой настежь дверь – ведь после ухода секретарши никого в просторной приемной не будет.
Усевшись поудобнее, комиссар принялся, было, обдумывать события последних нескольких часов: зачем же на самом деле прибыл в городок капитан ДБ – шишка на ровном месте немалая – и так ли уж нужны ему препараты академика Пильмана или за всем этим стоит более тонкая игра против крупповского лауреата, открыто тронуть которого не рискнула и сильнейшая в стране, да что там, скорее всего и во всем мире, секретная служба? На каком уровне руководства Департаментом, а то и Империей была дана санкция на проведение акции в городе? В чем будет заключаться реальная, а не оговоренная с капитаном Хольмом работа полицмейстера, как по старинке иной раз называл себя Феликс Тарон? И чем грозит комиссару провал или успех операции?..
Слишком, ох, слишком мало было информации для детального развернутого анализа, в основном – лишь голые слова контрразведчика, да еще – жесты, интонации, неуловимые паузы между репликами, позволяющие судить о достоверности сказанного. Впрочем, и без того куцые мысли полицейского путались, сбивались, ходили по кругу дружным хороводом, заслоняемые красивым, будто изящно выточенным из мягкого камня, но при этом живое и дышащее теплом, почти идеальное, если сравнивать с большинством виденных комиссаром людей, лицо гостиничной барменши Милки Макоевой.
Пожалуй, именно сейчас, в самом начале работы на Особый отдел, начальник городской полиции дорого бы дал, чтобы услышать примерно в это же время состоявшийся диалог в дешевой студенческой квартирке одного из доходных домов «новой», университетской части города. Здесь, на крохотной кухне с трудом разместились двое: невысокий, щупленький мальчишка в едва заметных на лице очках в тонкой оправе, одетый по-студенчески в плотные брюки из «чертовой кожи», заношенную клетчатую рубашку и домашние шлепанцы, охотно откликавшийся на редкое в этих краях имя Гейнц, а через стол от него расположился крупный, высокий мужчина с хорошо развитой мускулатурой, изрядно отросшими – аж до лопаток – густыми черными волосами, выглядевший, как минимум, лет на десять старше своего собеседника, звали его в разных компаниях и городах по-разному, здесь же, среди университетской братии, лохматый был известен, как Черри. Именно он и продолжил прерванный на несколько минут появлением соседа по комнате, явившегося за учебниками, разговор.
– Странный вы народец, химики-ботаники, – ворчливо излагал свою мысль Черри. – У вас под руками такая аппаратура, сами все знаете и умеете по своей химии, а элементарный морфин сделать для себя же – не хотите, приходится мне таскать, лишний раз подставляясь под «дебилов» и простую полицию.
– У нас с этим делом строго, – возражал Гейнц, старательно проверяя маркировку на ампулах, целую коробку которых его собеседник вновь выставил на стол после ухода соседа. – Мало того, что учет и отчетность, как в генеральном штабе при ловле шпионов, это не беда, умеючи всегда обойти это дело можно и кое-что из реактивов сэкономить, но при малейшем подозрении студенту выписывают пожизненный «волчий билет», а это уже приговор.
– Ох, не умиляй меня, очкарик, – всхлипнул вздохом Черри, вертя между пальцами не прикуренную папироску. – С твоим «волчьим билетом» возьмут на любой стройке кирпичи таскать, так что – с голоду не подохнешь ни разу…
– Кирпичи таскать после того, как попробуешь самостоятельно синтезировать белок, это примерно как сидеть на заборе после полетов на самолете, – серьезно сказал студент. – Ну, а еще даже на стройке за тобой будут приглядывать «дебильники» – с кем встречаешься, о чем говоришь, не варишь ли зелье…
– Ладно, не надо о грустном, – перебил его собеседник. – Говорят, на днях ваш академик приезжает? Будете опять «живую воду» из сказокдля взрослых готовить?
– Ничего мы сами не делаем, сколько раз тебе говорить, – чуть раздраженно бросил Гейнц. – Только инсталлируем исходники, которые откуда-то берет академик, ну, и чуток оставляем себе… для девчонок или для тебя, вот, например.
– Да ладно, ладно, – успокоительно произнес Черри, не желающий конфоронтации с очень нужным сейчас, пусть и не самым приятным в общении человеком. – Просто интересно, откуда такой состав берется, чтобы вот так – раз, и человек уже совсем другой.
– И не за раз, и не за два, – ответил студент, заканчивая свои манипуляции с ампулами. – Значит, вот эти две не возьму, сам понимаешь – маркировка дрянь, где-то в подвеле, небось, на коленке делали. Ну, и по нашему с тобой курсу – с меня пять доз препарата…
– Этого теперь мало, – начал, было, торговаться Черри, но…
…дверь приемной начальника городской полиции громко хлопнула, а следом за звуком в помещении появилась Эмилия, демонстративно бросила на свой стол тоненький коричневый конверт и ушла за ширму, чтобы через пяток минут появиться в боевом, рабочем обличии. Почему-то затаивший дыхание комиссар не стал поторапливать племянницу, терпеливо, как он умел при необходимости, выжидая, пока она сама не войдет в кабинет и не положит на стол начальника старые фотографии своей одноклассницы.
Выгонять упрямо застывшую около его плеча любопытную Эмилию полицейский не стал, девчушка не увидит ничего нового для себя, разве что – удивительное волнение комиссара, полицейскую собаку съевшего на своей работе. Стараясь держать конверт ровно и крепко, чтобы не так уж бросалось в глаза неожиданная нервная дрожь пальцев, Феликс резко высыпал на пустую столешницу разнообразные по размеру карточки и невольно замер.
– Вот это сразу после выпускного, мы тогда гуляли у реки, – деловито поясняла Эмилия, будто забыв о волнении дядюшки, а может быть, нарочито успокаивая его бытовыми деталями, отображенными на старых фотографиях. – А здесь через год, когда собирались первый раз к студентам… а вот потом, после этой вечеринки…
Но комиссар не слушал её. С разложенных на столе фотографий смотрело совсем другое лицо – иные мочки ушей, другая форма носа, чужой изгиб бровей, разрез глаз, по иному вылепленные скулы… да и кожа не такая ровная и гладкая, как он лично, сам видел всего лишь несколько часов назад. И лишь опытный, поднаторевший в опознаниях взгляд полицейского мог уловить некое едва заметное сходство между Милкой Макоевой сейчас и ею же – год назад.
4
Вторую половину дня – после официального перерыва на обед и почти до шести часов вечера, когда закончившие работу горожане нет-нет, а иной раз позволяли себе шикнуть в баре при гостинице находчивого Пальчевского, оборудовавшего принадлежащий ему исстари особняк в приют для туристов высшего света – Милка Макоева откровенно прогуляла, впрочем, с негласного разрешения хозяина, который сквозь пальцы смотрел на дневное отсутствие девушки, лишь бы в нужное, вечернее и частично ночное время она достойно исполняла свои обязанности за стойкой бара, принося максимально возможный доход заведению.
Приглашение поработать «за стойкой» заметно расцветающей с каждым годом девчонки оказалось для деловитого, умеющего считать не только текущие расходы, но и будущие доходы владельца гостиницы, натуральным золотым дном; как он лично успел приметить за полтора года работы Милки в баре, многие клиенты, из числа, конечно, тех, что приезжают в город на пару-тройку недель перед зимним столичным сезоном, предпочитают заказать лишний коктейль, бокал коньяка или даже просто пачку папирос только ради того, чтобы красивая барменша продефилировала по залу, покачала еще разок бедрами, тряхнула небольшой, но эффектной грудью, демонстрируя свои очаровательные стройные формы. Разумеется, и сама Милка об этом отлично знала и частенько беззастенчиво пользовалась подаренной природой, как думали все окружающие, красотой, раскручивая подвыпивших представителей столичной богемы и легко отпрашиваясь на несколько часов с работы во время «мертвого сезона».
Сегодня, обслужив городского полицмейстера вместе с непонятным, но явно важным гостем, наверняка, из столицы – ох, какой мужчина! – без проверки расплатившимся по счету, что редко когда делал сам комиссар, привыкший бокал дорогого коньяка или стакан чинзано считать маленькими подарками от Пальчевского, девушка попросила одну из коридорных, знакомую ей еще по школе блондинистую Аньку Кох, в случае крайней необходимости подменить её за стойкой на пару обычно пустых и унылых часиков, а сама, быстро сменив вызывающе короткую юбчонку и откровенную блузку на более подходящие простенькие брючки и тонкий свитерок под горлышко, отправилась проходными дворами в район доходных домов, предлагающих жилье наиболее состоятельным и озабоченным именно учебой студентам.
Говоря по совести, в этот день никаких деловых интересов у Милки в студенческом доме не было, хотя иной раз именно дела приводили к старинному для её возраста, со школьных еще времен знакомому пареньку. Но сейчас девушка не боялась и сама себе признаться откровенно – в доходный дом её гнала обыкновенная похоть преумноженная внешним видом столичного гостя. Так уж получилось, что три последних дня Милку преследовало нелепое для такой эффектной и желающей девушки воздержание – пару дней, благодаря юбилеям кое-кого из городского начальства, работа затягивалась далеко за полночь, а однажды она просто не смогла застать своего друга вечером дома. Впрочем, Милка и сейчас шла «на удачу», ведь в университете не отменяли занятий, а её приятель был аккуратистом и отличником, но оставалась надежда на «счастливый случай», ну, и, в конце концов, не один же он живет в громоздкой старой пятиэтажке, наверняка, найдется какой-нибудь лентяй и прогульщик, желающий помочь девушке избавиться от тягостных ощущений вынужденного воздержания?..
Но, похоже, в этот день удача и в самом деле была на стороне Макоевой, потому что на долгий, беспорядочный стук в двери знакомой квартирки через пару минут откликнулись шаркающие, ленивые шаги, и на пороге появилась отнюдь не заспанная, как не пытался он притвориться, рожа Гейнца.
– Привет, Геша! – бесцеремонно отодвигая в сторону своего постоянного любовника, а в чем-то и делового партнера, сказала Милка, проходя в квартирку и подозрительно принюхиваясь. – Ты чего это двери запирать надумал? С девчонкой, небось, кувыркаешься?
Впрочем, обвинение было облыжным и полностью надуманным – тонкий нюх девушки уловил лишь запах крепкого мужского одеколона, грязного белья и еще утренней, подгоревшей яичницы. В ответ на явный поклеп Гейнц, ужасно не любивший, когда его называли Гешей или, хуже того, Гошей, прихлопнул входную хлипкую дверь из пары слоев толстой фанеры и направился следом за Милкой в единственную комнатку квартиры, обставленную по-спартански – две узкие кровати, пара тумбочек, огромный одежный шкаф и высокое, неизвестно откуда здесь взявшееся, зеркало в полстены.
Спрашивать у девушки: «Чего ты пришла?» было неудобно и совершенно нетактично, но, видимо, вопрос сам собой нарисовался на лице студента – от него едва ли не пять минут назад ушел поставщик морфина, а сами ампулы Гейнц успел всего лишь припрятать во временный, абсолютно ненадежный тайничок, планируя к вечеру, как стемнеет, перенести их в более надежное место – и тут, как снег на голову, обрушилась Милка со своими привычными капризами и чисто женскими глупыми подозрениями.
– А я случайно мимо проходила, – нагло соврала в глаза студенту девушка. – Дай, думаю, заскочу, вдруг дома, облегчу ему тестикулы…
Общаясь со студентами-биологами, поневоле наберешь от них умных слов, после которых Милка шагнула поближе к приятелю и бесцеремонно прихватила его крепкими пальцами за пах, как бы проверяя – есть, что облегчить или…
– Так пришла бы вечером, – попытался отказаться от удовольствия Гейнц, впрочем, не делая лишних движений, чтобы освободиться от рук девушки. – Ну, или ночью, после работы…
– Сколько же раз тебе говорила – я не сплю с мужчинами, – пытаясь расстегнуть на приятеле брюки, заявила Милка. – Только трахаюсь. А сплю я одна, максимум – с открытой форточкой, на своей девичьей, невинной постельке…
– Ну, да, не спишь, – саркастически хмыкнул студент. – А в прошлом году, на бакунинские дни, кто неделю провел в общаге? Хочешь сказать – ты там за все это время глаз не сомкнула?
Старая обида почему-то упрямо не забывалась, Гейнц перед этим почти два года считал девушку принадлежащей только ему, ну, может быть, изредка еще кому-то, но представить себе Милку на отчаянной оргии общажных анархистов просто не мог… до поры, до времени. Впрочем, девушка уже давно перестала обращать внимание на ревность своего Геши, понимая, что в нем говорит не какое-то высокое чувство, а лишь примитивный инстинкт собственника.
– В общаге никто и не спал, – нахально и категорически опровергла навет Милка. – Там все отрубались в изнеможении… или пребывали в нирване, пока была такая возможность… а ты, между прочим, тоже…
Договорить девушка не успела, наконец-то, справившись с застежкой ремня и пуговицами брюк студента, тот, правда, совершил еще одну, откровенно слабую попытку отказаться, но уже прихватившая его за обнаженное мужское естество Милка, прерывисто выдохнула ему прямо в лицо:
– Даже не думай… я тут из-за тебя три дня ни с кем…
И сразу же свободной рукой, занялась своими брючками… о том, что неплохо бы раздеться полностью и предаться страсти пусть на узкой, но все-таки изначально и для этого предназначенной кровати Геши, девушка и не подумала, быстро приспуская свои брюки и поворачиваясь к приятелю-любовнику спиной. Наклонившись и опершись руками о край койки – в нос ударил тяжелый запах несвежего постельного белья – Милка, чуть оглянувшись через плечо, смогла сквозь зубы простонать только: «Ну, давай же…» и через пару секунд уже предавалась самой древней игре в истории человечества. Прихвативший подружку за извивающуюся под руками талию, Гейнц тоже на некоторое время забыл обо всем на свете…
…разноцветные искры в глазах сумасшедшей рыжей девицы зажглись буквально через минуту, сказался и её темперамент, и трехдневное голодание, а еще через пару минут забавные огоньки превратились в сплошной фейерверк, сопровождающийся настолько характерным сокращением мышц, что обо всем догадавшийся студент ускорил свои движения, догоняя подругу…
– Маньяк, – с потрясающей женской логикой сказала девушка, старательно изгибаясь, чтобы не закапать опустившиеся к полу, скомканные брючки, достать из кармана которых носовой платок сейчас было уже проблематично. – Набросился, как десять лет женщин не видел…
Милка старательно промокнула себя уголком наволочки, показавшейся ей относительно чистым – прочим постельным бельем девушка откровенно побрезговала – и деловито натянула трусики и брюки. Обессилено усевшийся на соседнюю кровать Гейнц одеваться не стал, а лишь привычно огрызнулся:
– Это еще проверить надо, кто из нас маньяк… влетела, сама не своя, изнасиловала, можно сказать…
– Ой, а то – ты не доволен, подумать только – обиделся, – удовлетворенно засмеялась Милка.
– Я рад и доволен, тем более, до конца недели придется просидеть безвылазно в лаборатории, – воспользовался моментом предупредить подружку студент.
– Опять в лаборатории? С озабоченными лаборантками? Или лаборантами? – поинтересовалась, но теперь уже достаточно спокойно, девушка. – И чего это тебе опять приспичило? Хочешь вернуться к прежним забавам с мальчиками?
К своему собственному сожалению еще во время первых встреч с будущей барменшей Гейнц рассказал ей о своих подростковых экспериментах с приятелями, с тех пор иной раз Милка припоминала ему гомосексуальные пробы, намекая, что любовник вполне может обойтись не только без нее, но и без женщин вообще.
– Мне на днях партию товара привезли, – не стал раскрывать подробности Гейнц. – Наверное, до конца лета хватит, если разбодяжить, как следует…
Фабричный морфин студент-химик легко разводил, превращая два десятка ампул в полсотни доз, при этом оборудование университетских лабораторий позволяло не просто добавить в наркотик дистиллированной воды, но и воспользоваться дополнительными препаратами, усиливающими эффект от приема, а также запаять дозы в ампулы, пусть и без маркировки, но тем не менее, внушающие клиентам больше доверия. В разбодяжке товара была заинтересована и Милка, активно помогающая своему любовнику сбывать ампулы с «кайфом» среди столичных постояльцев, не привыкших себе отказывать в сомнительных удовольствиях. Ну, а кроме того…
– Только эту дрянь и привезли? – будто бы мимолетно поинтересовалась девушка.
Наркотики лично её не интересовали, эффект от приема первой дозы был таковым, что Милка на всю оставшуюся жизнь зареклась потреблять эту дрянь, предпочитая даже папироске с «травкой» крепкие и сладкие вина и ликеры. Но ведь вместе с морфином, героином и прочей гадостью у Геши появлялся и чудодейственный препарат, который он со смешком звал «живой водой», превратившей девушку из вполне себе обыденной провинциалки именно в такую эффектную и броскую красавицу, изменив не только форму ушей, носа, бровей, но даже и родной, каштановый цвет волос, придав им очаровательную, медную рыжину. Теперь, уже с год откладывая в кубышку барменские чаевые и небольшой доход от реализации ампул, Милка вполне осознанно планировала в ближайшее время перебраться в столицу не нищей бедной родственницей, место которой только на дешевой панели, а состоятельной и красивой, молодой женщиной в поисках своего места под солнцем.
– А зачем тебе еще «живая вода»? – моментально догадался о сути вопроса Гейнц и, не удержавшись, съехидничал. – Хочешь эльфийские уши отрастить или голубые волосы, как из сказки?
– Длинные уши тебе больше подойдут, – хладнокровно парировала девушка. – А про мое желание ты и так знаешь…
– А мне и такие твои сиськи нравятся, – хмыкнул любовник и, не удержавшись, продолжил: – Тем более, ты их мне даже пощупать не даешь, а уж когда я их последний раз видел – уже забывать стал…
– Ну, так посмотри, – резко задрав под горло свитерочек, не стала отказывать Милка, демонстрируя студенту пару небольших, крепких, будто наливных, грудок. – А вот вырастут на два размера больше – еще приятнее будет…
– Ну, да, раз в полгода и посмотреть будет приятнее, – ехидно согласился Гейнц, наконец-то, застегивая брюки, но с соседней постели так и не подымаясь, расслабленный после неприятного общения с Черри и полученного от Милки удовольствия. – Лучше бы ты заглядывала почаще и на подольше, тогда бы и такие, как есть, вполне были бы кстати…
– Ладно, не ной, как могу, так и заглядываю, – огрызнулась девушка, заканчивая демонстрацию своего бюста. – У меня, все ж таки, работа постоянная, это ты можешь на лекции ходить, а можешь и дома на койке валяться…
– Сначала ты работаешь на зачетку, потом зачетка работает на тебя, – вздохнув, выдал старинную студенческую сентенцию Гейнц.
Понимая, что сказать друг другу у них больше нечего, кроме постельного удовольствия и общего дела их мало что связывало, Милка собралась уже, было, покинуть квартирку своего любовника, но спохватилась.
– Знаешь, Геша, ты бы попридержал пока товар в надежном месте, – сказала она, переминаясь с ноги на ногу. – Потом его разбодяжишь…
– Что такое? – моментально выкарабкиваясь из сладкой, томительной полудремы, приподнялся на постели студент. – Что ты узнала?
– Да приехал в город какой-то столичный хлыщ, – пояснила Милка, зачем-то старательно пряча глаза. – Они сегодня с начальником полиции в моем баре завтракали и какие-то дела обсуждали, явно – общие. Вот только парень этот, приезжий, не «фараон», уж я-то их в баре насмотрелась досыта. Этот какой-то… скользкий. Вроде, сыскарь, а приглядишься – совсем нет…
– Ты не могла с этого начать? – возмутился, было, Гейнц.
– Какая разница – с чего начать, лишь бы хорошо кончить? – игриво отозвалась Милка. – Но ты все-таки подумай, может, стоит отложить дела на недельку-другую? Все равно времени до начала даже летних заездов еще полно…
– Я подумаю, – нехотя выдавил из себя студент, окончательно разозлившийся на озабоченную подружку, чуть не позабывшую из-за своей похоти о более важных делах.
– Ладно, котик, – в отместку назвала его самым нелюбимым прозвищем девушка. – Я пошла. Целую.
… «Ну, вот, вспомнишь Темную Силу, а она – тут, как тут», – мысленно выругалась Милка, едва ли не нос к носу столкнувшись с капитаном Хольмом, выходя из доходного дома. Ушлая девица моментально свернула в узкий проходной двор, надеясь, что приезжий хлыщ не успел её заметить, лишь медь волос тускло блеснула на ярком весеннем солнце. «А если и заметил – что тут такого? – попыталась успокоить сама себя девушка. – Мало ли зачем и к кому я ходила? Да в этом же доме у меня, как минимум, пятеро мальчишек, с которыми…»
Конечно, в силу юного возраста, да и отсутствия профессионализма, она не могла в полной мере оценить наблюдательность и профессиональную параноидальность сотрудника Особого отдела. А Рихард Хольм, прогуливающийся по улицам города в этот час уже в сопровождении второго участкового надзирателя, обратился к своему спутнику:
– Заметил девицу, что из подъезда сразу за угол дома свернула? Рыжая такая…
– Как не заметить, ваше благо… – начал отвечать участковый, мужчина хоть и видный, давным-давно отслуживший срочную службу и потому привыкший всех вышестоящих величать «благородиями» и «превосходительствами», но недалекий и привыкший всякого рода инструкции и инструктажи пропускать мимо ушей.
– Больше повторять не буду, но если еще раз проорешь на улице «ваше благородие», будешь до пенсии регулировать движение возле вашего вокзала, – понизив голос, рассерженно выговорил участковому особист. – Ты бы еще, братец, меня «их сиятельством» на людях принялся звать…
– Слушаюсь, ваше… э-э-э-э… господин Хольм, – на ходу поправился полицейский. – Девчонка знакомая, не без того. В дом этот частенько бегает, тут же студенты живут, дело молодое, понятное.
– И как часто она сюда бегает? – настырно уточнил капитан.
– Ну, как сказать, – чуть замялся участковый. – Я возле дома-то не дежурю, но видал не раз, как по вечерам она сюда заглядывает… дом-то студенческий, видать, любовник у нее здесь, нынче у молодых-то все просто – переспали, разбежались, опять сошлись… ну, то есть, я хотел сказать, раз-два в неделю встречал её тут.
«Регулярно… раз-два в неделю… по вечерам… – будто делая пометки в мысленной записной книжке задумался на несколько секунд Хольм. – А тут, едва мы с комиссаром закончили встречу в баре, девица рванулась в этот дом – то ли к любовнику, то ли просто сообщить кому-то о моем приезде…» И капитан Особого отдела решительно поставил в своей голове жирную черную галочку напротив адреса доходного дома.

© Юрий Леж, 2012
Дата публикации: 08.12.2012 11:45:15
Просмотров: 2078

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.